***
Поцелуи были медленными, тягучими, словно патока. Лишая воли к упрямому сопротивлению и способности мыслить трезво, расчерчивали узоры прикосновений на шее, ключицах, расцветали на плечах... И вот уже она, отринув страх быть застигнутыми едва задремавшей дочкой, выгибалась навстречу этим ласкам, каждой клеточкой излучая желание. О, Джейк... И пусть его губы непривычно шершавы и обветрены, а недельная щетина терзает нежную кожу, меньше всего на свете ей хочется, чтобы это прекратилось. Но он, словно задумав свести ее окончательно с ума, прерывается, зависает над нею, любуясь. Лаская взглядом каждый изгиб, каждую черточку. Запоминая. Эбби читала это по потемневшим глазам, в свою очередь не в силах отвести взгляда от его лица. Ей нравилось все: и эта щетина, и грубость темной кожи, столь резко контрастирующей с бархатом ее, и этот властный взгляд насмешливых карих глаз. Отринув сомнения, на сей раз она сама потянулась к нему. Дотронувшись до темнеющего на коже рисунка, спускающегося от щеки к плечу, касаясь его долгим поцелуем, со стоном выдыхая дорогое имя. И внезапно проснулась. Подскочила на постели с высоко вздымающейся грудью и лихорадочно бьющимся сердцем - у ее мужа никогда не было татуировок. Зато она точно знала кому принадлежит этот узор, словно бы высеченный в памяти. И именно он сейчас восседал на краю постели, пристально всматриваясь в бледное лицо, лучше всяких слов выдающее ее растерянность. - Маркус, - мысли путались подобно распущенным на ночь волосам, что щекотали кожу. И, толком еще не придя в себя после сна, Эбби вздрогнула, воспринимая его внезапное появление не иначе, как знак очередной беды. - Что случилось? Что-то в лазарете? В городе? Подскочила, заметалась, неловко раскидывая шкуры, в которые куталась ночью, пока он успокаивающе не накрыл ее ладонь своею. - Нет, все в порядке. Тише. Я пришел за тобой по другому делу, – в какой-то момент Кейн, казалось, засомневался, но все же продолжил. – Нам нужно съездить кое-куда. Собирайся, если, конечно, ты сама точно в порядке. - Да… я, - разумных объяснений страху и волнению, что наверняка он разглядел в ее глазах, не было. Да и как вообще можно было внятно объяснить ураган чувств, обуревавших ее во сне? Но Маркус, по обыкновению проницательный, казалось, и не ждал правды, приоткрывая для нее спасительную лазейку: - Ты стонала во сне. Кошмары? - Да, - невольно она смутилась, вспоминая жар губ да пальцы, скользящие по замысловатому узору на коже, и отвела взгляд, - просто кошмары. Не бери в голову, я сейчас соберусь. - Хорошо, мы будем ждать тебя у ворот.***
Снежный покров, слепящий глаза своей нескончаемой белизной, хрустел под ногами и это были единственные звуки в окружающем их безмолвии дремлющего леса. Здесь, вдали от людей, он все еще оставался нетронутым, и мало что говорило о приближающейся весне. Разве что снегоступы уходили во влажный снег глубже, чем раньше. Лошади и сопровождавшие их стражники были оставлены позади, во временном лагере. Их темные нахохлившиеся силуэты, расположившиеся подле жадно хрустящего сучьями костра, уже скрылись из виду. Они давно миновали Храм, в котором когда-то прозвучало ее имя в тройке заложниц, взяв чуть в сторону, но Маркус и не думал останавливаться. Судя по направлению, что он придерживался, шли они к холмам, возвышавшимся к юго-востоку от полуразрушенного древнего строения. И если в окружении свидетелей молчание, сопровождавшее их большую часть пути, было привычным, то сейчас оно все сильнее угнетало, давя на сердце чугунным обручем. Почему каждый раз после встряски им столь сложно найти путь к взаимопониманию? Почему каждое происшествие выбивает почву из-под ног, порождая взаимные подозрения и недоверие? Разве не объяснил он ей отчего не вмешивался в планы заговорщиков до последнего, а она не сочла эти доводы разумными? Разве не дал слово не принимать решения относительно судьбы пленников сгоряча, поддавшись эмоциям? Или в этом и была причина, что не дал? Лишь пообещал, что подумает над ее словами и учтет ее мнение при принятии решения. И этого ей было недостаточно… Эбби тяжело вздохнула, отгоняя зудящие мысли, и не без труда переставила онемевшие от напряжения ноги, прощупывая наст плетеным снегоступом. Одно неловкое движение, и она погрузится в белый плен по колено, и высвобождение отнимет гораздо больше сил, чем эти осторожные шаги. Она как раз припомнила свой последний провал, одаривший ее беспрестанно ноющими запястьями, когда Маркус, пробивавший путь сквозь снег, обернулся, намереваясь что-то сказать. Точнее даже начал говорить, вот только Эбби, внезапно потерявшей опору из-под снегоступа, стало совсем не до того. Опередив его на долю секунды глухо хрустнула древесина на спрятанном под снегом препятствии. И, тонко вскрикнув, она повалилась на бок, потеряв равновесие. Снег тут же забился под воротник, обжег холодом лицо и шею. Начала противно ныть нога. - Дьявол! Перекатившись на спину, чтобы увеличить площадь соприкосновения со снегом, она вызволила ногу и с поникшим видом тряхнула перед лицом подоспевшего спутника переломленным снегоступом. О том, чтобы продолжать путь, куда бы он ни вел, не могло быть речи. Да и возвращение к лагерю с испорченным снаряжением не дастся ей легко. Вот только Маркус, вопреки ожиданиям, не нахмурился, кляня ее неопытность и неаккуратность. А, осторожно присев подле, принялся энергично разгребать снег на месте их вынужденного привала. И Эбби, дивясь происходящему, все никак не могла понять, каким образом ему удается не заваливаться и не погружаться в снег по уши. - Может, хоть объяснишь, что происходит? – поинтересовалась она, привычно адресуя вопрос пустоте, и нехотя присоединяясь к его археологическим работам. Сделав пару гребков в месте, где нога напоролась на камень, с удивлением обнаружила что-то темное, ржавое, выглядывающее из-под белоснежного наста. Что определенно добавило ей воодушевления. - Так это и есть та дорога, которую мы и искали? - Да. Тебе никогда не говорили, что порой ты необычайно везуча? - Только если с немалой долей сарказма, - ухмыльнулась Эбби, подавшись назад и усаживаясь на заметенные снегом пути. Здесь слой его не был столь глубоким. Темный металл оказался частью старой железной дороги, изъеденной временем и ржавчиной, одним из рельсов, скользящих в сторону холмов. И пока Маркус сосредоточенно расчищал снег, она решила, что это самый удачный момент, чтобы объясниться. Мысль о судьбе пленников продолжала бередить душу. - Быть может мы все-таки поговорим о произошедшем? О том, что ты решил делать с Арьей и Кайлом? Не нужно делать вид, что это осталось там, за стенами города. - Нет. - Маркус... Я лишь хочу, чтобы эта неизвестность прекратилась. Не одной же мне кажется, что все стремительно идет под откос и мы совершенно ничего не делаем, чтобы это исправить?! Просто поговори со мной. Не смотря на свое ярое убеждение в необходимости этого разговора, она все же не была готова к тому, что он сложится не по тому плану, что столь красочно прорисовался у нее в голове. И потому, когда Маркус, замерев, глянул на нее отнюдь не любезно, Эбби внутренне сжалась, готовясь к хлесткой отповеди. - Ты отлично знаешь, что я услышал все твои доводы. Так какой смысл вновь обличать все, что и так прекрасно известно, в слова? Когда придет время, ты все узнаешь. А в сегодняшнем дне этому просто нет места, - смягчаясь, он опустил ладони поверх ее рук, сложенных на коленях под подолом парки. - Взгляни вокруг. Неужели эти бескрайние снежные просторы на мили вокруг не позволяют тебе забыться хоть ненадолго? Отпустить, оставить позади все то, что не позволяет спать ночами? Позволь этому дню стать крохотным глотком свободы в том аду, в который мы оказались втянуты, и оставь в нем только нас. Тебе не кажется, что мы заслужили это? В кои-то веки то, чего она совершенно не ожидала, вызвало не разочарование, а невольную игривую усмешку на губах. И Эбби сдалась, так и не развернув крупномасштабных действий по отстаиванию своей правды. - Но у меня есть еще вопрос... - Какой же, господи?.. - Куда мы все-таки идем?! - За искуплением грехов. Давай, поднимайся, - он усмехнулся и ухватил ее за руку, утягивая вверх и поддерживая, пока Эбби отцепляла от ботинка второй снегоступ. - Осталось немного. - А если я к этому пока не готова? Но вопрос ее, больше риторический, повис в воздухе без ответа. Определив верный путь, Маркус вновь сосредоточился на дороге, увлекая Эбби вслед за собой.***
Резко, дурманяще пахло сладким дымом. Она не узнавала запаха, но, казалось, что сама уже всецело состояла из него: сочащегося из волос, струящегося по венам, разливающегося в легких. Сменив изнуряющее марево, в доказательство того, что всегда может быть еще хуже, пришел терзающий холод, с которым она так и не научилась справляться. Да повылазили из своих укрытий черные тени, вплетая ее в свои невидимые сети. То исчезая, то вновь приближаясь. Что-то монотонно бубня и, словно заведенные, касаясь ее, оставляя тягучие метки на истончившейся коже. Со временем даже стало казаться, что она уже различает их – эти неусыпные тени в странных воплощениях. Крылья бабочки, оставляющие за собой тянущую боль где-то глубоко внутри. Колющие, холодные звезды, терзающие кожу даже мимолетным прикосновением… От монотонности их причудливого танца, повторяющегося по неизменной схеме, все сильнее клонило в сон. И червячок сомнения, затаивший в душе, все громче ратовал за отказ от борьбы за то, что она даже не могла сформировать в единый образ. Уверяя, что она просто должна была, должна самой себе, поддаться этой крошечной слабости, и без остатка раствориться в спасительной черной бездне, где не было места ни для чего. Только покой и пустота.***
Проделав не малый путь, окутанный налетом таинственности, Эбби была удивлена, если не сказать разочарована, когда ржавые пути привели их лишь к очередному неприметному холму, что являлся началом небольшой цепи. Железнодорожный туннель пробивался сквозь него, неприветливо встречая путников неприглядной серой аркой, к которой и направился Командующий. - Что это за место? В отличие от него она не столь быстро адаптировалась к темноте, и, едва сделав шаг, сразу же оступилась на одной из разрушенных шпал и замерла на месте, не решаясь на следующий. После слепящей белизны снега никак не удавалось сориентироваться в новых условиях. - Скоро поймешь, - откуда из мрака откликнулся Маркус, опуская ладонь ей на локоть. - Просто иди вперед, все время прямо. Пути не дадут тебе сбиться с курса. Эбби нащупала носком ботинка следующую шпалу, словно бы вросшую в притоптанный снежный наст, и сделала шаг. Маркус, что продолжал придерживать ее под руку, тоже неспешно двинулся вперед. И какое-то время тишину нарушал лишь звук их дыхания да шорох шагов. Вскоре к нему добавилось едва уловимое потрескивание, и Эбби с удивлением уловила нотки дыма, сквозящие в морозном воздухе. То, что это не галлюцинация, подтверждало и слабое свечение впереди, что понемногу стало выяснивать дорогу. Когда они приблизились к очередному своду туннеля, из-за которого и лилось свечение, Эбби изумленно ахнула. На протяжении несколько метров останки старой железной дороги были усыпаны самодельными светильниками: невысокими вазами из разноцветного стекла, оплетенными суровыми нитями. Внутри некоторых трещали свечи разной степени прогорелости. Большинство же были пусты, скрывая в своей утробе остатки стеарина и жалкий огрызок скрытого под ними фитиля. - Маркус? - Это священное место куда мы приходим проститься с мертвыми, что не позволяют нам дальше следовать по своему пути. - Что? - Этот обряд придумали еще наши предки. Вот, возьми, - он выудил из заплечной сумки и протянул ей такой же сосуд и свечу, что возвышалась над ним на пару сантиметров. - Это место памяти нашего народа. Пусть мы и не хороним мертвецов, но и не забываем о них, едва прах развеется по ветру. Мы с Морой порой приходим сюда и зажигаем свечу в день рождения ее матери. - Маркус… В последнее время на нее обрушилось слишком многое, и Эбби порой ловила себя на рассеянности, порожденной утомлением. Однако она была уверена в том, что никогда не говорила с ним об этом или хотя бы упоминала вскользь. Так же твердо, как и в том, что за все это время не выдала себя даже жестом. И все же сомнений в том, о чем будут его дальнейшие слова, не было. - Зажги свечу и подумай об Алане. О том хорошем, что он успел сделать для тебя за недолгое время вашего знакомства и о том, что могло бы быть, распорядись жизнь иначе. Простись с ним так, как он того заслуживал, а после - отпусти. Теням мертвых не место среди живых.***
В жизни было не так уж и много принципов, за которые Эбби держалась бы как за основу выстраиваемого мира: всеобщее важнее личного, неприемлемость отступления, жизнь превыше всего. За последний год, полный болезненных уроков, перед суровыми реалиями жизни рухнули практически все. Кроме последнего… И быть может потому столь острым для нее был вопрос сохранения жизни пленникам? Ведь если позабыть о приводимых ею же доводах и взглянуть в лицо неприглядной правде, то придется смириться с тем, что где-то в глубине души она старательно душит мысль о том, что они должны заплатить за то, что совершили... Маркус был прав, Эбби понимала это, хоть и слабо верила в подобные способы исцеления. А с другой стороны кому от этого станет хуже? Она осторожно опустилась на колени, пристраивая сосуд на снегу. Ярко красный. Почему-то показалось, что Алану, всю свою жизнь стремившемуся к неприметности, это понравилось бы. И его живое улыбчивое лицо с искорками одобрения в глазах встало перед мысленным вздором. Юноша тряхнул непослушной шевелюрой, отбрасывая челку с глаз, и медленно склонил голову, словно и, правда, прощаясь. Чиркнула кресалом и от искры фитиль, шипя и ругаясь, разгорелся прожорливым огоньком. Рассеянно глядя на мерцание редких свечей, Эбби думала о том, что они напоминают ей звезды. Далекие яркие искорки, затерянные в бесконечных просторах черного космоса. Вспоминала о тех людях, чьи тела пополнили ряды космического мусора, приговоренные вечно плыть по орбитальной траектории вокруг возрождающейся планеты. Сколь давно пригодной для жизни? Спасительной? При этой мысли, словно в жестокой насмешке, перед глазами встали образы люди, десятками сгорающих в прожорливом пламени погребальных костров. Иссушенных болезнью, распятых за отчаянную попытку хоть что-то изменить… Вспомнила и о Джейке, что без раздумий отдал свою жизнь за то, что считал правым делом. За других людей, чьи жизни считал куда более важными нежели его собственная. Кривая усмешка исказила губы, когда она подумала о том, что Алан в этом мало чем отличался от ее мужа. И это тоже ее вина? Пожизненный груз на сердце? Или все-таки хоть на половину это их ответственность и их решение?.. Одинокая капля сорвалась с кончиков ресниц, и огонек свечи затрещал протестующе. Она же больше не сопротивлялась, позволяя черному, давно съедавшему изнутри горю, принять свой истинный облик. Лишь прикрыла ладонями лицо и затряслась, вновь проживая каждое свое решение, кажущееся преступным под гнетом времени и последствий. Она была не согласна с его решением. Не согласна с самого начала. И все же зачем-то позволила себя убедить. Минутная слабость, которой не находилось оправдания. Но он все говорил и говорил, ссылаясь на заботу о будущем Кларк, на важность их положения, что давало возможность изменить безнадежность ситуации на погибающем Ковчеге, на беспомощность простых людей, даже не догадывающихся о смертельной опасности. Напирая на веру в них и их умение проявить себя с лучшей стороны в худшей ситуации… Холодные, серые, одинаковые в своей мрачности коридоры быстро проплывами мимо, мерцая тусклыми лампами – очередные проблемы с энергоснабжением отсека. Но на этот раз она точно знала из-за чего. Как знала и краткий путь к щитовой. Потому и бежала, не сбавляя скорости, даже когда на пути ее появлялись недоумевающие жители или стражники, подозрительно оглядывающиеся вслед. Плевать. Сегодня она воспользуется тем, о чем ей при каждом удобном случае доброжелатели талдычат с едва скрываемой усмешкой – благоволением Джахи. В котором сама-то она видела лишь друга, с которым они вместе пережили самые трудные времена. Но если это правда, и она поможет им вырваться из этой смыкающейся ловушки, то так тому и быть. У нее сейчас просто не было времени ни на угрызения совести, ни на что-либо еще кроме этого отчаянного бега. Главное остановить трансляцию в самом начале, пока еще никто не понял, о чем хочет сказать Джейк. Лучше до самых первых кадров – это единственный шанс сохранить ему жизнь, сославшись на техническую проверку, тестирование системы – на что угодно, лишь бы была возможность после сделать вид, что именно так и было. Пусть в эту ложь и поверят лишь единицы из их касты. Завернув за угол, минуя последние двери, отделяющие ее от цели, Эбби захрипела, хватая ртом воздух, и с силой толкнула тяжелую металлическую створку. Теперь оставалось преодолеть лишь несколько метров, распахнуть дверцу щитка и, пользуясь парой секунд форы у перезапущенной системы, разорвать наспех соединенные провода. По крайней мере ей так казалось... Ровно до той секунды, пока они с Джейком не встретились взглядом. Эбби в очередной раз вздрогнула, вспоминая тот день, и крепче обхватила руками плечи. Что тут отрицать, гибель Алана, как и смерть мужа, она не смогла оставить позади из-за чувства вины. И если с Джейком она хоть как-то, с огромной натяжкой, могла оправдать себя Кларк, то в этот раз весомых отговорок не было. Она не вступила в битву, пусть и заведомо проигрышную, потому что побоялась. Побоялась даже не очередного убийства, что, возможно, все-таки могла совершить. А того, что окончательно отступится от последнего принципа, держащего ее на плаву – жизнь дороже всего. Любая. Маркус не прерывал ее размышлений, оставив наедине с собственными демонами. Обосновавшись в противоположной стороне, укрывал от легкого сквозняка разгорающееся пламя второй свечи. Хмурился, думая о чем-то своем. А может быть в чем-то их мысли и сходились... Ведь там, вдали, гомонил растревоженный последними событиями город. Продолжал свою яростную борьбу за выживание на суровой планете. И он лучше многих знал, что у каждого глотка жизни, отвоеванного у природы и людей, есть своя цена. После ей твердили о том, что ни ее признание Джахе, ни этот бег ничего не изменили для Джейка. Как твердили и о том, что обвинительные слова на совете, которые муж буквально вынудил ее произнести, ничего не значили. Что Джейк, все-таки услышав ее, все предусмотрел заранее: письмо с подробным рассказом о своем плане и полным признанием вины еще вечером прошлого дня лежало на столе Канцлера под слоем прочих, более срочных к рассмотрению документов. Вот только он не знал, что для Совета этого оказалось бы мало. Что вслед за ним, даже не догадывающимся о последствиях, в шлюз были бы отправлены и они с Кларк. Просто так: по подозрению и в качестве предосторожности. И ни возраст дочери, ни убеждения Джахи ничего не могли бы изменить. Зато об этом знала Кайли и сделала все, чтобы донести эту истину до Эбби, пока еще не было слишком поздно. И если бы не этот бег под воздействием животного страха за свое дитя, выбора, при котором личное оказалось куда важнее всеобщего блага, в один миг не стало бы всей семьи Гриффин. Погибшей совершенно напрасно – ведь трансляцию все-таки прервали стражи. Еще до ее появления. И все же тогда, прижимаясь мокрой от слез щекой к стеклу шлюза, глядя на то, как Джейк отступает все дальше к начавшему приоткрываться люку, Эбби верила, что это все ее вина. Чувствовала это. Ее сомнения, ее метания, слабость ее убеждений стоили жизни самому дорогому на свете человеку. И с этим ей предстояло жить...***
Эбби не знала сколько времени прошло, пока она предавалась размышлениям и воспоминаниям. Когда же взгляд упал на огонек, бьющийся в оковах стеклянного плена, он был уже на порядок ниже, а днище заливал слой застывшего стеарина. Да и ноги от долгого сидения в одной позе порядком затекли. Маркус, что все это время находился неподалеку, незаметно оказался рядом и протянул ей руку, помогая подняться. Да молча, не спрашивая ни о чем, накинул на плечи одно из одеял, что до того покоилось в мешке. Одного взгляда на ее печальное, но словно бы просветлевшее лицо, было достаточно, чтобы все понять. Эбби слабо улыбнулась и благодарно коснулась его руки. Такой горячей по сравнению с ее, совсем было заледеневшей. Плечи, сведенные, съежившиеся, невольно расправлялись от этого тепла, струящегося по коже от прикосновения, даже сквозь множество слоев ткани. Они встретились взглядом. И Эбби поддалась порыву, приподнявшись на носочки и сократив разделяющее их расстояние. Прижавшись губами к губам. Целуя его медленно, едва касаясь, словно набираясь храбрости на что-то большее. Чувствуя, как крепчает хватка рук, обосновавшихся на талии. Пока то ли от нараставшего мороза, то ли от обуревавших эмоций, не задрожала сильнее. И, хоть и пыталась скрыть это, Маркус заметил. Отстранился, плотнее кутая в теплую ткань, выглядя отрешенным и чуть печальным. Отняв от своего плеча ее ладонь поднес к губам, целуя ее – подрагивающую и влажную от слез. А после, разрывая затянувшуюся тишину и это мгновение, напомнил: - Пора возвращаться, Эбби, иначе ты совсем окоченеешь, да и мы не успеем вернуться в Тондис к утру. На удивление легко в этот раз было прислушаться к нему и кивком подчиниться его решению. Но все же удержаться от еще одного прикосновения она не смогла. Коснувшись щеки, прорисовала по памяти узор татуировки, сокрытый бородой. И Маркус, растворяя все ее затаенные страхи и сомнения, наконец улыбнулся.***
Жар, холод, боль… Что бы она не думала, а с каждым новым кругом оказывалось, что может стать еще хуже. Еще сложнее. И когда темные воды поднялись выше, захлестывая лицо, просачиваясь в истерзанные легкие, она поняла, что сдаться не будет непростительной слабостью. Всего лишь крохотной уступкой. Отступлением… Нужно лишь перестать цепляться сознанием за эти образы, сотворенные бредом. Да отдаться во власть потока, обволакивающего ее, отпуская все что было и могло бы быть... Вот только резкие, рвущие оковы мрака на лоскуты, крики не позволили этого сделать. Слишком знакомые. Слишком громкие, заполняющие собой все пространство. Волнами расходясь по телу до каждой клеточки. Словно, надрываясь, кричала сама боль, ставшая частью ее. Вторя ей, кричали тени. Только она, отчаянно напрягая бесчувственные связки, никак не могла закричать.***
После возвращения к остальным, давая отдых лошадям, измученным непростой дорогой, был еще не один костер, чадящий ароматным можжевеловым дымом. И вновь он сидел рядом с нею, погруженный в приближающиеся вместе с домом заботы, далекий и близкий одновременно. Пока еще не позволяющий ей приблизиться и разделить их на двоих. И единственным, что тревожило Эбби сейчас, были лишь сомнения в том, удастся ли им переступить через это и одновременно не разрушить все то, что они так долго выстраивали для своих народов. Из растревоженной памяти никак не шел разговор с Лексой, что некогда показался ей столь неуместным. - Тебе никогда не быть лидером, Эбби, как не быть и мудрым советником. Ты слишком хорошая, чтобы принимать и понимать тяжелые решения. И потому сейчас я облегчу жизнь и тебе и Маркусу - не забывайся, держись от него подальше. Помни, что ты лишь заложница и никакие слова регента этого не изменят. - То есть, намекаешь, что ты не допустишь того, чтобы я осталась в Аркадии? Эбби усмехнулась, мимоходом подмечая встревоженный вид Моры, оставшейся во временном лагере на привале. Они с Лексой как-то слишком синхронно решили прогуляться вдоль тропы, чтобы размять затекшие ноги, и девочка была не единственной, кто обратил на это внимание. - И что ты сделаешь, из-за такой ерунды потребуешь назад свой трон, который так тебя не прельщает? Или убьешь меня, грозя навлечь беды на всех нас? - Зачем же, - лицо девушки стало неприятным, - всегда можно ограничиться несчастным случаем, произошедшим с твоими подругами. Они, конечно, тоже важны, но не настолько. Эбби скрипнула зубами. Столь открыто им еще не угрожали прежде. А ведь ответить ей и правда было нечем. Лекса прекрасно знала, что она ни за что не воспользовалась бы своим единственным рычагом воздействия - здоровьем Моры. Хорошая в ее устах было синонимом слабой. Видимо все это было столь явно написано у нее на лице, что землянка ухмыльнулась: - Я же говорю - слишком хорошая. - Тогда чем я тебе так не нравлюсь? - Не сказать, что она вообще рассматривала Маркуса как-то иначе, нежели возможного друга и партнера, но эти запреты, навязанные ей с ровного места, вызывали внутренний протест. - Самый безопасный и мирный вариант, который только можно представить. - В том и беда, что против тебя лично я ничего не имею. И будь все так просто, даже порадовалась бы за вас. Не будь ты из скайкру, и не будь он Командующим. Эбби не просила разъяснений, но и явно не понимала о чем она говорит. Потому Лекса сделала одолжение: - Посмотри по сторонам внимательнее… вспомни Линкольна, что вряд ли в скором будущем восстановит свою репутацию. Межклановые союзы неприемлемы для землян. Да и как люди станут уважать лидера, что открыто признает превосходство чужого народа перед своим? Даже если это касается всего лишь отдельных его представителей... представительниц. А Маркус и так уже однажды нарушил запрет, взяв в жены женщину из Речников. Единственное, что уберегло их тогда от изгнания – его воинские заслуги да тот факт, что он еще не был Командующим. Теперь же все иначе. Лидеру не простительна слабость, Эбби. Просто подумай об этом, если вдруг между вами возникнет что-то большее, чем простая симпатия. Ведь, поверь, я не желаю зла. Никому. И в особенности Рейс или Блейк... И девушка направилась к стоянке, оставив Эбби в растрепанных чувствах и праведном негодовании. …Рейс и Блейк. Почему-то именно за это сейчас зацепилось ее внимание, прокручивая чуть назад ленту воспоминаний. - Как ты узнал кто мы? - Что? - Мы сейчас недалеко от Храма, где заключали соглашение о мире и заложницах, и я невольно вспомнила тот день. Сначала было не до того, слишком много всего навалилось. Однако сейчас я припоминаю, что при выборе ты назвал нас полными именами. Эбигейл Гриффин, Рейвен Рейс, Октавия Блейк. Ты также знал кто из нас как выглядит и где находится… Как ты узнал это? Маркус помолчал, пристально рассматривая языки огня, глодавшего подбрасываемый хворост. Эбби не торопила, уже привыкла, что, не обдумав всех возможных последствий, он своих секретов не раскрывает. К тому же ей казалось, что ответ она уже знает, оставалось лишь убедиться в этом. - В вашем лагере был разведчик, что собирал информацию. В чем бы меня не уверяла твоя дочь, я должен был быть уверенным в ваших намерениях. - Как и в кандидатурах предполагаемых заложников? - И это тоже. Сбор информации о противнике одна из самых важных частей войны. Мы не могли ошибиться и забрать к себе тех, кем вы с легкостью могли пожертвовать. И ведь не вскинешься, с пеной у рта уверяя, что среди них не было таковых. - Надеюсь, что нам никогда не придется в этом убедиться. Особенно в войне против тебя, – Эбби усмехнулась и автоматическим движением потерла беспрестанно ноющие запястья. – Это был Алан, да? - Он легко вписался. Уж в этом Эбби не сомневалась. В мороке, навеянном пляской огня, даже казалось, что она видит, как белокурый юноша скользит по темноте обесточенных коридоров Ковчега, как сливается с толпой, задавая самые верные вопросы. И становится незаменимым винтиком в огромной махине останавливающегося мира скайкру. - И при этом я готова поклясться, что раньше никогда его не встречала. - В этом и заключалась его работа, - Маркус улыбнулся. – Именно он убедил меня ограничиться тройкой и изменить решение не в твою пользу. - То есть сначала это должен был быть кто-то другой? - Да. Что ж, учитывая принципы, по которым их отбирали, догадаться кто был избран до нее тоже было не сложно. - Это должен был быть Финн, не так ли? Отвечать напрямую Маркус не стал. - Он был одним из вариантов. Имеющий влияние среди народа, всеми силами ратующий за мир, возлюбленный лидера. Да и просто крепкий и выносливый юноша. Все это делало его подходящим кандидатом для обмена. Но когда тебе удалось излечить одного из Жнецов, стрелка весов сместилась не в твою пользу. Алан был впечатлен. И, как я понял, не столько результатом, сколько тем, как ты билась за жизнь того бедолаги. Да уж, этого ей и самой было не забыть. Друг Линкольна привязанный к кушетке и бьющийся в каком-то зверином помешательстве. Его молящий взгляд. Ее догадка по поводу опиатов, что могли подобным образом воздействовать на поведение. И мощнейший стимул к действию, в виде жгучего чувства вины перед тремя сотнями человек, что отдали свои жизни на Ковчеге ни за что. Тогда она просто не могла допустить еще одной потери…***
Город, до того казавшийся лишь темным силуэтом на горизонте, все возрастал. Ширился. Приближался. Уже можно было различить звуки, разносившиеся на далекие расстояния в тихом морозном воздухе. Сменялись караульные, бряцая оружием и тяжело ступая по деревянным ступеням. Гудел огонь в бочках, заменявших уличные фонари. Скрипели петли ворот, отворявшихся им на встречу. Эбби улыбнулась, наслаждаясь чувством краткого счастья от возвращения домой. И, зная, что не имеет права на что-то большее, лишь чуть улыбнулась, вскидывая глаза на Маркуса, следующего бок-о-бок с нею, в надежде вновь увидеть его ответную улыбку – столь редкую спутницу в последние недели. Но от взгляда на Маркуса, неестественно прямо замершего в седле, улыбка эта начала жечь губы. Взгляд его, холодный и застывший, пугал и был неотрывно устремлен на площадь. Мрачное, гнетущее предчувствие зародилось внутри, и Эбби спешилась в ускоренном ритме. Рванулась по направлению этого взгляда. Никто не препятствовал и не навязывался в сопровождающие. И от этого замутило лишь сильнее. Площадь, освещенная тусклыми огнями бочек, встретила ее тяжелым гулом. Не то пламени, не то крови, резко прилившей к голове. На позорном столбе, что некогда удерживал ее саму от падения, безвольно повисло тело Кайла, истерзанное тысячей ударов клинков. И грубую брусчатку под его ногами устилало бурое месиво, едва припорошенное легким утренним снегом. На соседнем столбе, изогнувшись в неестественной позе, застыла Арья, скованная морозом и смертью. Когда она шагнула ближе, Лекса, что преградила собою подход к телам, предостерегающе выставила вперед руку и отвела в сторону взгляд. Эбби остановилась. Застыла, не в силах принять происходящее. Даже не заметив, как подкосились ноги, напомнив о себе резкой болью в травмированных местах, она тяжело осела на тонкий слой белеющего снега, едва скрывающий отпечатки ног, расходящиеся во все стороны от места бойни. - Эбигейл... Ее имя, что прозвучало над головой, показалось вдруг омерзительным. Равно как и голос, произнесший его. И руку Маркуса, что тяжело опустилась ей на плечо, она стряхнула как что-то чужеродное. Опасное. Даже гадкое. Он знал. Это осознание жгло изнутри, перекрывая все иные эмоции. А ведь она-то и вправду поверила в то, что знала этого человека. Что понимала его и то, что им движет. Что даже, черт возьми, разделяет эти самые взгляды! И все же тела на столбах не были мороком. Несмотря на то, что Маркус ей ничего не обещал, она все-таки надеялась, что прежде он сообщит ей о своем решении, каким бы оно ни было. И этот день, что она могла назвать лишь предательством, разрушил между ними те мосты, что возводились с таким трудом. Потому что он знал. Потому что он отдал этот приказ и вслед за тем попросту увлек ее прочь из города. И ей даже не хотелось знать почему. Отшатнувшись, она глухо застонала, сжимая все сильнее голову руками, до багровой пелены перед глазами. Чтобы не видеть и не слышать, чтобы проснуться и убедиться, что все это не более, чем просто кошмарный сон.***
Крик этот, слившийся с нею, все не затихал. Разливался по телу волнами холода и жара. И боль, вторящая ему, все нараставшая внутри, вдруг словно прорвалась наружу, испепеляя не только ее плоть, но и пелену, застилавшую сознание. И Эбби рванулась вслед за этим криком, чувствуя, как распадается на тысячу осколков. Застонала. И распахнула глаза, что тут же заслезились от яркого света, заполнявшего палату. Резко пахло приторным дымом. Жгло запястья. И бинт на ноге стянуло от засохшей крови. Совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, сидел не сводящий с нее тревожного взгляда Маркус. Одновременно такой близкий и далекий. Почему-то больше не вызывающий желания отшатнуться. Еще не понимая толком где же сон, а где явь, она поморщилась и вновь сомкнула веки, под которыми заметались размытые цветастые пятна. - С возвращением в мир живых, Эбби….