***
Из состояния сонного оцепенения Рейвен вывел тонкий, переменчивый звон стекла - порывы ветра, казалось, готовы были вынести окно своим натиском. Раньше она этого не замечала, то ли из-за липкого сна без сновидений, что наваливался на неё от препаратов, выдаваемых Эбби в принудительном порядке; то ли просто что-то сместилось в его конструкции лишь под конец зимы и теперь требовалось заполнить замазкой пазы рамы. В прежние времена Рейвен сразу же занялась бы этим вопросом, чтобы не испытывать свои нервы на прочность, однако при нынешних обстоятельствах это было даже на пользу - тревожный звон не позволял забыться сном. И ей оставалось лишь надеяться, что непогода в их краях будет встречаться почаще, даже, если это значит, что нога её будет разрываться от пульсирующей боли. Она подошла к окну, рывком приоткрыла соседнюю створку - в лицо щедро плеснуло смесью пыли, запаха дыма и первых капель дождя. Со стороны Аркадии небо заволокло тёмными грозовыми тучами, что время от времени прорезало световыми сполохами. Они достаточно быстро надвигались, накрывая пространство перед собой серой хмарью дождя, льющего стеной. Что ж, это хуже, чем бьющийся ветер, но возможно боль позволит скоротать долгие предутренние часы. В последнее время Рейвен стала бояться спать. Даже ползущей по обледенелым коридорам в полуобморочном состоянии не было ей так страшно, как становилось во сне. Словно всё пережитое умножалось, удесятерялось, прежде чем навалиться на неё давящей массой. И не было в конце всех мучений дорогого образа, окутанного теплым, исцеляющим светом. Обессилив, парализованная вдруг резко усиливающейся застарелой болью в ноге да собственным страхом, она проваливалась всё глубже в кошмар. Чувствуя, как пробирает насквозь смертельный холод. Слыша несмолкающие надрывные крики истязаемой Эбби по рации. Видя, как настигает, расправляется, паясничая в лучших традициях Азгеды, Вик то с Синклером, то с Финном, так подло продаваемым ею в момент слабости, то - с Эбби и О. Никогда - с нею. И так раз за разом, ночь за ночью; пока она вообще не перестала ложиться по вечерам, предпочитая отрубаться на пару часов на рабочем месте. К счастью, в эти короткие часы её сну сопутствовала лишь благодатная тьма. Поговорить с Виком она не собралась до сих пор, хоть и знала, что отведённое ему дополнительное время практически на исходе, и уже никакая настойчивость Эбби не поможет этого изменить. Рейвен не видела пользы в этом разговоре, не могла даже толком поразмыслить на эту тему - при первом же упоминании о Вике сознание заволакивало ураганом воспоминаний, а грудь словно стягивало железным обручем, лишая возможности дышать. Несколько раз став свидетелем этого дальше не решалась настаивать даже Эбби. И она продолжала гнать этот момент прочь от себя так же старательно, как и долгий сон. Вскоре под глазами: почерневшими, вечно хмурыми, залегли тёмные круги. Осунулось лицо. Но Рейвен продолжала работать на износ, заливая в себя чашка за чашкой какой-то местный аналог кофе, от которого стало порой предательски сводить и хаотично пропускать удары сердце. Не только потому, что это позволяло не сойти с ума. У неё действительно был ряд чётких и срочных задач, определенных перед отъездом Кейном (помнится, в том разговоре впервые у неё возникло чувство благодарности по отношению к Командующему): восстановление разгромленной Виком лаборатории, чтобы Эбби могла продолжить синтез необходимых лекарств, установка и наладка оборудования для лечения (хотя больше походило на пытки) пожирателей, и возведение электрической ограды по стенам города. К чёрту эту Азгеду и всех её фанатичных монстров, она больше не позволит им добраться ни до Финна, ни до Октавии, ни до Эбби. Тех немногих дорогих людей, что у неё ещё оставались. Сегодня она как раз планировала заняться оградой, с которой возникли основные проблемы, но, судя по всему, планы придётся скорректировать. Рейвен высунулась в окно сильнее - тугие струи добравшегося до них дождя захлестали по голове и плечам, бросила взгляд за угол здания; однако в серой хмари невозможно было разглядеть что-то кроме одинокого светящегося окна в конце здания да крошечной вздрагивающей фигурки за ним, белеющей в окаймлении грубых штор. Какого чёрта?.. ... - Так почему лучше никогда не влюбляться? - с недоумением поинтересовалась Мора, окидывая взглядом собравшихся подле неё девушек. Все трое усмехались, но как-то по разному. - Мама с папой были счастливы, я точно знаю. Однако этот аргумент, казалось, не произвёл на них должного впечатления. - Нет, ну я серьезно! И как вообще узнать, что это любовь? - Ну... - протянула младшая в компании, заправляя за ухо непослушные светлые пряди, обычно закрывавшие изуродованное шрамами лицо. - Если он оглушает тебя дубиной, взваливает на плечо и тащит в лес, чтобы не сожрать, а подарить звезду с неба и поселить в какой-нибудь пещерке поприличнее, то точно любовь! - Аиша! Рейвен осторожно, так, чтобы та опустилась точно на колени, запустила в девушку подушкой. Которую тут же перехватила Найла, сидящая в обнимку с Морой, и подтолкнула себе под спину. Не хватало им ещё дополнительных травм из-за глупых шалостей. - Не слушай её, дорогая. - А может быть, - хмыкнула вдруг Рейвен, восседавшая на краю постели, словно бы припоминая что-то. - Любовь, это когда вы месяцами не может оторвать друг от друга глаз, когда будто бы никто не замечает. Всё вокруг плавится от летящих между вами искр, так, что окружающие уже делают ставки, но вы притворяетесь что ничегошеньки не происходит и вы просто сотрудничаете во благо ваших людей. За окном в очередной раз свернула молния и тут же громыхнуло. Громко и резко, словно взрыв на мосту... И, как и каждый раз при подобных разрывных звуках, Рейвен непроизвольно вздрогнула. Ввиду её замешательства собралась было высказаться и Найла, но её версию прервало появление на пороге третьей стражницы в компании Эбби. - Так, и что это здесь происходит, кто мне объяснит? Почему все перепутали день с ночью?***
Эбби привалилась плечом к тёплому дереву и, глядя как бодро молодежь обменивается репликами, не смотря на долгое отсутствие нормального отдыха, впервые почувствовала себя старой. Изнурённой. Весь этот год, за малым исключением, был для неё исполнен утомительной работы и всё нарастающей усталости, от которой жгло глаза. Однако лишь сейчас она почувствовала себя так, будто эта усталость отняла у неё все последние силы, в то время как остальные готовы были и дальше вгрызаться в жизнь, отвоёвывая своё место в ней. Она молча смотрела на девушек, что, следуя её указанию, начали не спеша разбредаться по своим комнатам, не переставая при этом о чём-то приглушённо перешучиваться. И в какой-то момент, не смотря на смертельную усталость, не могла сдержать слабой улыбки - их разношёрстная компания явно благотворно влияла на Рейвен. Со всеми тремя они сошлись легко, больше воспринимая их не как стражу, а как кого-то близкого... Возможно, Маркус прав, и в этом и правда была проблема. Но сейчас Эбби не могла видеть ничего, кроме пользы, глядя на то, как Рейвен потихоньку выползает из своей раковины, болтая с ними о чем-то отвлечённом. Лучше всех Рейс сошлась с младшей, что изначально должна была присматривать за Октавией - Аишей. Возможно, она чувствовала, что та лучше всех сможет понять её боль. А может смешливость её просто импонировала острой на язык Рейвен. Сама же Эбби ни на кого не променяла бы ту, что должна была по плану охранять Рейвен, а стала скорее не стражем, а её незаменимой помощницей в лазарете. Найла - умная, спокойная, сострадательная. Она схватывала всё на лету, и с каждым была готова поделиться своим теплом и вниманием. Эбби какое-то время даже недоумевала, почему ей вообще была поручена роль стража, пока не стала однажды свидетелем её тренировки. Главной же, судя по всему не только в отряде стражи, но и в их семье, была третья жена Алана. Самая ответственная, серьёзная и молчаливая. При этом всегда знающая что и когда сказать, где появиться. На удивление Эбби, готовая к разумному диалогу, а не только к исполнению приказов, как уверял Найко. Именно к ней обратилась за помощью Гриффин, когда они приняли решение о временном возвращении Октавии в Аркадию. Что, к слову, до сих пор не дала о себе знать. Словно почувствовав беспокойство Эбби, стражница, что не спешила уходить со всеми, тронула её за плечо. - С ней всё будет хорошо, Эбби. Даже если непогода застанет Октавию в пути. Её конь хорошо обучен, спокоен и силён. Даже если она собьется, он сможет отыскать как вернуться к тропе. - Ты уверена? - Конечно. Я видела какого уровня достигла Октавия в тренировках с Линкольном, да и в освоении необходимых для жизни на земле навыков. Она справится. Но, если тебе станет от этого спокойнее, то я лично могу выехать следом, и ... - Нет. Не стоит. Это будет неоправданной тратой сил. К тому же, отведённое ей время ещё не вышло, ты права - нет повода для беспокойства. Так что иди, отдохни хоть немного, все вы выспали не более пяти часов, да и те урывками. А я не думаю, что непогода остановит Рейвен от решения проблем с оградой, и предпочла бы, чтобы с ней пошла ты, а не Аиша... - Я понимаю. Я буду в комнате Рейвен. Как только ты вернешься, я лягу, предварительно заперев уже вас всех для надёжности. Эбби закатила глаза, но не смогла сдержать усмешки. Пожалуй, она была единственной, что умудрялась обойти любой её приказ, завуалировав свое упрямство, или зачастую приверженность долгу, просто под заботу. Впрочем, это не вызывало у Эбби отторжения, так как она всегда была честна в своих намерениях и говорила всё в лоб без обидняков. - Хорошо. Я скоро. Заглянуть к вам по пути? - В этом нет необходимости, я услышу и узнаю тебя и по поступи. - Как будто это не звучит жутко, Эхо! Они обе устало посмеялись, прежде чем девушка отправилась догонять остальных, пусть для Эбби это и обернулось приступом хриплого кашля. Вскоре она осталась в коридоре одна, дожидаясь, пока стихнут голоса за дверью, попутно удивляясь самой мысли, что когда-то могла не доверять кому-либо из них... - Аиша точно не участник заговоров и не одна из них, ей можно доверять, - мотнул головой Найко, когда они сидели в помещении лаборатории, занятые сортировкой того немногого, что уцелело во время погрома, тогда как Мора с Октавией избавлялись от всего непригодного, чтобы скоротать ожидание первых раненных. - Они её такой сделали. - Какой? - не поняла Рейвен, занимающая поодаль наладкой оборудования, периодически подбадривая его пинками. - Слепой. Девчонка из приграничной деревни, между ледяными землями и Речниками. Не особо богатая, не особо большая, потому долгое время не привлекавшая внимание ни одного из кланов, хотя относилась всё-таки к последнему. Последняя практически ничейная территория. Наверное, это и вывело из себя Нию, что намеревалась укрепиться на троне взамен погибшего мужа. Деревню тогда просто стёрли с лица земли, выжгли. Из выживших осталось от силы с десяток, и те каким-то чудом. Аиша одна из них. Когда её нашли наши разведчики, девочка несколько суток провела вблизи пепелища. Раненная, ослепшая. После я слышал, она рассказывала, как прямо у её головы, считая девчонку мертвой, все выхаживали войны Азгеды, похваляясь захваченной добычей, пока её деревня не стала пеплом. Мы какое-то время даже думали, что она не выживет, а если и выживет, то тронется умом. - Господи. Но тогда почему её взяли в стражники? Найко хмыкнул и бросил Октавии очередной мешок с непригодными образцами. - Её тренировал лично Алан. Поверь, эта девочка может удивить. - А остальные? - Найла хороший целитель, но ещё более лучший слушатель. Не будь она нужна здесь, я бы отправил её на передовую с Командующим. Вот вроде просто побудет с человеком часок-другой, подержит за руку, выслушает - а у того и всякое желание творить глупости с собственной жизнью пропадает. Ей там, где всё хуже некуда самое место. А Эхо... Она идеальный воин, идеальный страж - ни разу не ослушалась командующего или подвела его. Вроде, даже в каких-то хм... путешествиях с Аланом участвовала. Очень надеюсь, что она не позволит творить глупости тебе, раз уж Командующий её оставил главной. - Найко! - Просто мысли вслух, не более, - хмыкнул целитель, как бы невзначай опуская взгляд на отёкшую от перенапряжения ногу Эбби. Повторять набивших оскомину лекций сегодня не хотелось - вряд ли они как-то помогут. А поводов для споров, а то и ссор, у них в ближайшие дни под чрезмерным давлением явно ещё найдется предостаточно. - Просто мысли вслух. К сожалению, он не ошибался. Тондис, пусть и являлся столицей земель лесного клана, представлял собой не самое большое поселение. По старым меркам - небольшой провинциальный городишко, где и зданий то многоэтажных не встретишь. Располагался он близи границы с ледяным кланом - слишком близко по нынешним меркам. В каждой стычке с представителями последнего потоки раненных проходили через город, отчего коренных жителей было не удивить искаженными страданиями лицами, приторным запахам крови смешанным с гарью да протяжными криками, что могли нарушить тишину любого часа. Для большинства раненых город оказывался перевалочным пунктом - сюда их по раскисшей земле на телегах да подводах свозили с мест столкновений, а дальше по старой ржавой узкоколейке, начинающейся к востоку от стен города, отправляли в ближайший крупный город центральной части - Полис. Там у Найко уже была собрана опытная команда, да при помощи Джексона и Монти чуть более сносно оборудован Линкольном госпиталь - тем, что представители небесного клана извлекли при расконсервации горы Везер и смогли выделить союзникам. Судя по всему, врачи ушли из неё с прочим персоналом в спешке, налегке. А наладить оборудование, пусть и столетней давности, для гениального малолетнего нарушителя не было чем-то непосильным. Основным грузом, что лёг на плечи оставшихся с Тондисе, стали Пожиратели, да тяжело раненные, практически безнадёжные пациенты, которых опасно было перемещать. Каждый день, когда им не приходилось прощаться с кем-то, был для Эбби маленьким личным праздником. А все те мучения, которым приходилось подвергать её пациентов, постепенно стали терпимыми. Привычными, как руки по локоть перепачканные кровью, даже если она и не стояла у операционного стола. Едва ли не рутинными, как с самого начала воспринимал их Найко. Единственное, к чему она никак не могла привыкнуть, да и понять, если быть до конца откровенной, почему пациенты так реагировали на её присутствие. Эбби больше не чувствовала себя главной в этой борьбе за бывших жнецов, хоть и раздавала указы всем и каждому. Ни электрод, ни скальпель за эти недели ни разу не сверкнул в её руке. Она больше не была той единственной, что не отходила от их кроватей - как было во времена эпидемии холеры. Её вообще сложно было увидеть задержавшейся на одном месте более, чем на десяток минут - Эбби то навещала Рейвен в лаборатории, создавая очередную порцию лекарств. То вместе с Найлой совершала обход раненных, что были размещены на третьем и четвёртом этажах здания. То помогала с кормлением или делила ненавязчивый отвлекающий разговор с уже бывшими жнецами, что проводили свои первые дни (а кто-то и недели) прикованными кандалами к стенам и кушеткам - она помнила по себе ужас этих оков. Во всём этом она была не единственной, однако, как и ранее, лица каждого в комнате невольно обращались к ней, стоило только показаться на пороге помещения. Даже в их импровизированном зале совещаний (кладовке при лаборатории), хотя теперь всем управлял Найко - с её настояния. Было ли дело в её показной уверенности? Или в том, что они до сих пор считали её чужаком? Или раны, все ещё не затянувшиеся, делали её ближе и понятнее, чем прочих её земных коллег? Эбби всё время перебирала в уме возможные варианты. То ли по привычке первых дней - чтобы отвлечься от дикого гула криков очередной жертвы дурмана Азгеды, то ли и впрямь ещё могла по настоящему интересоваться чем-то за пределами выживания. Единственное, что, вероятно, отличало её от остальных в команде - тот факт, что Эбби заучила, запомнила имя каждого из них. Обобщённого обращения Найко и Найлы - братец, она не выносила на дух. Историю каждого, если в горячке он хватал её за руку и спешил рассказать то немногое, что имело для него значение на кромке жизни. Знала наперечет их раны и как хоть немного облегчить их боль. Если могла - выясняла что-то об их близких за пределами этих стен (едва ли не самая распространенная мольба, обращённая к ней в последние дни). Обращаться к каждому как к давнему хорошему знакомому - всегда по имени, было старой привычкой с Ковчега, где единственное, что она зачастую могла дать своим пациентам, сгорающим от болезни, которую в прежние времена можно было излечить за несколько дней, это осознание их важности. Что до последнего вздоха каждый перед нею остаётся не маленьким, никому ненужным винтиком системы, а человеком. Чья боль и жертва, страх и слезы, чья жизнь имеет значение. Этому её научил отец в самый первый урок медицины, когда она определялась кем быть в жизни - лет в пять. И эта привычка въелась намертво. И здесь, на земле, и там, в чёрной бездне космоса, половина её пациентов не успела даже пожить толком - едва дотянула до совершеннолетия. И вот уже их принимает в свои успокоительные объятия небытие. Словно их и не было, словно ничего и не томило несформировавшиеся души, не жгло юные сердца. И, глядя в их затеняемые невидимой пеленой глаза, отделяющей живых от мертвых, она хотя бы могла дать им это - осознание, что они важны. Что действительно существовали на этой планете, и даже после ухода память и о них и об их поступке останется жить в ком-то.***
Из сонного оцепенения, в которое она погрузилась поддавшись воспоминаниям, Эбби вывел очередной разрывной раскат грома, раздавшийся, казалось, буквально у них над головами. Вынуждая Эбби вздрогнуть и неприязненно поморщиться - этот звук неотступно напоминал ей те, что издавал, разваливаясь на части, Ковчег при входе в атмосферу - 13 взрывов, 13 отвалившихся станций, судьба части которых не известна и по сей день. Прислушавшись, она поняла, что голоса за спиной стихли, и толкнула увесистую дверь. Морщась то ли от боли прошедшей по руке, то ли от увиденного. Вместо того, чтобы лежать в кровати, Мора снова вернулась к окну, взобравшись на табурет. Прижалась к нему максимально плотно, сплющив нос о прохладное стекло. И напряжённо смотрела в тёмную даль, каждый раз вздрагивая от ослепительных вспышек или раскатов грома. - Зачем ты осталась? - Услышав шум за спиной, девочка повыше подтянула одеяло, свисающее с плеч, вцепилась пальцами в его края да молчащую рацию, прижатую к груди. - Я большая и мне не страшно. И тут же, противореча собственным словам, подскочила при очередной вспышке, побледнев сильнее, чем прежде. Эбби с трудом успела спрятать невольно зародившуюся улыбку под её настороженным, пристальным взглядом. - А если боюсь я? Не против, если составлю компанию до утра? Девочка глянула подозрительно, но страх и слабость после сегодняшнего дня пересилили недоверие. - Нет. Эбби подошла ближе, аккуратно подхватив практически невесомую фигурку (особенно для её лет), прижала к себе. Мора тут же спрятала голову, увенчанную плотными слоями бинтов, в изгибе её плеча, скрывая и облегчение, проступившее на лице, и мокрые ресницы. Совсем, как несколько часов назад, когда Эбби в первый раз укладывала её спать после смены повязки и проверки реакций. Вечер и ночь сегодня были на удивление тёплыми, но Эбби ощущала, что руки буквально сводит холодом, а по коже то и дело проходит волнами озноб. Возможно, так проявлялся недосып или сказывалось лёгкое недомогание, что она заработала из-за частых переходов из тепла в холод, но Эбби не чувствовала себя способной уснуть - из крыла лазарета, где располагались Пожиратели, обращение которых они только-только запустили, раздавались агонизирующие крики и стоны. Она знала, что это нормально, если так вообще можно было сказать хотя бы об одном этапе их лечения, и не была удивлена, что остальной персонал никак не реагирует, используя эти часы для отдыха или обхода палат с раненными на верхних этажах, в зависимости от графика. Но для Эбби эти крики, постепенно переходящие в хрипы, слишком явственно воскрешали в памяти картину собственных пыток в оледенелом подземелье. И ей хотелось.. Нет. Ей просто необходимо было предпринять хоть что-нибудь, чтобы облегчить их участь. Она знала, что большая часть их охраны вместе с Рейвен сейчас находится за соседней стенкой, тихо задремав на различных свободных поверхностях лаборатории, пользуясь часом покоя, что она им выделила, занявшись стерилизацией бинтов. Мора тихонько посапывала на кушетке в паре шагов от неё - после отъезда отца девочка следовала за ней неотступно, стараясь оказывать посильную помощь в работе с раненными и постепенно всё лучше осваивая основы медицины, что преподавали ей Эбби или Найко. Эбби редко удавалось отослать Мору, если только присутствие её самой не требовалось в палатах реабилитации, насмотреться на ужасные последствия этой войны девочка могла в любом уголке города. Придя к выводу, что на десятке метров одного здания, да ещё и в окружении толпы их людей, с ней вряд ли могло что-то случиться, а работе с этими пациентами от них толку не будет, Эбби предпочла ускользнуть в одиночку, давая хотя бы своему ближайшему окружению возможность выспаться, раз уж ей самой не суждено. В комнатах, где содержались бывшие жнецы, всегда был полумрак - яркий свет раздражал и пробуждал агрессию даже в тех, кто уже активно восстанавливался и приходил в себя. Свечей, заключённых в сосуды из тёмного стекла, здесь был лишь необходимый минимум. Потому Эбби, что прихватила с собой воды и чистые полотенца, шла медленно и осторожно, опасаясь наткнуться на разбросанные вещи. Стоны, что не давали покоя, к её удивлению раздавались из крайней палаты, где размещались пациенты уже готовящиеся к выписке, что вынуждало недоуменно хмуриться. На крайней койке, возле окна, скрючившись в позе эмбриона настолько, насколько позволяли фиксирующие повязки, лежала женщина, что лишь тихо и глухо рычала время от времени. То ли подавляя внутреннюю боль, то ли борясь с кошмарами. Она была из клана Реки и одной из немногих, что до сих пор не назвала им своего имени. Её сосед, сползший с койки и в данный момент бьющийся затылком о стену, вместо криков теперь издавал лишь утробные булькающие хрипы. Выглядел он совершенно измождённым. Потому вместо того, чтобы позвать на помощь Найко или кого-то из его парней, Эбби в одиночку бросилась на помощь пациенту, предполагая, что он мог что-то серьезно себе повредить в кошмаре и у неё нет лишнего времени на раздумья. Тех, кого только привозили к ним, вопреки всем протестам Эбби сразу же заковывали в кандалы по рукам и ногам, сдерживали цепями. Но для пациентов на средних стадиях лечения и далее она вытребовала их замены в палатах на широкие прочные тканевые ремни, обычно используемые для лошадей, и фиксирующиеся на лодыжках. Это позволяло не только быстро скрутить буяна при необходимости, но и давало куда более широкий диапазон для перемещения в обычные их дни. Позволяя человеку чувствовать себя не обречённым узником, не подопытным, а всё-таки пациентом. По крайней мере, она на это надеялась. И сейчас это решение в буквальном смысле спасло Эбби жизнь - в стенах эти ремни крепились на более тонких анкерах, и когда обезумевший пациент внезапно бросился на неё, размахивая вырванным из стены креплением, его острый край рассёк её одежду, но лишь немного задел кожу. А толстое полотно, которое обвилось вокруг горла удушающей петлей, не перебило моментально гортань при рывке, в отличии от цепи. Последним, что Эбби успела услышать, прежде чем лишенный кислорода мозг отключился, был громкий испуганный визг Моры, что очевидно проснулась при её уходе и почему-то пошла следом даже сюда. - Эбби? Эбби, ты слышишь меня? Пробуждение её было не самым приятным. Эбби поморщилась и что-то простонала неразборчиво, когда крепкая ладонь Найко в очередной раз коснулась её щеки, а ноздри заполнил противный резкий запах. Эбби непроизвольно отшатнулась от него, попыталась глотнуть воздуха ртом и тут же закашлялась, отчего горло обожгло резкой болью. Дьявол! - Она пришла в себя. Всё хорошо, малышка, не случилось ничего непоправимого, - проговорил Найко и обернулся к кому-то, одновременно поддерживая Эбби, что пыталась совместить попытки отдышаться и приподняться. То, что он не добавил безжалостного "пока" и не завёл лекции о её поведении - было не типично, и невольно заставило насторожиться. Хоть в голове у неё всё было спутано, словно в каком-то тумане, Эбби вдруг вспомнила последнее, что вырисовывалось в сознании чётко - крик, который, очевидно, спас ей жизнь. Прохрипев что-то едва различимо, она сделала рывок, который Найко тут же пресёк, мягко сгребая в охапку. Вынуждая приподнять и сесть плавно, оперевшись на него спиной. В отличие от Эбби его сейчас беспокоило состояние обеих новых пациенток. - Мо-ра! Девочка была рядом. Сидела, обессиленно прислонившись к стене, перепуганно поглядывая на бывших пожирателей, оттесненных людьми Найко дальше к окну, пока Найла стирала кровь с её светлых волос и обрабатывала рану, безостановочно нашёптывая что-то утешающее. На губах и щеках Моры виднелись подсохшие белёсые разводы. И Эбби содрогнулась, понимая, что очевидно увиденное спровоцировало очередной эпилептический припадок. И это именно сейчас, в начале весны, когда из-за погрома лаборатории у них практически не осталось запаса ни необходимых растений, ни лекарств ...***
Мутный, серый свет всё сильнее просачивался в её убежище - неторопливо наступало утро, и Октавия осторожно потёрла воспаленные глаза и сменила положение. Затёкшая спина и ноги тут же дали знать о себе резкой болью и мерзким покалыванием. Сжав зубы она ещё несколько минут неспеша разминалась, пробуждая собственное тело. На пару со светом в яму продолжала попадать и вода - то ли всё еще шел мелкий дождь, то ли обильная роса соскальзывала тяжелыми каплями вниз с отсыревшего валежника. Чтобы набрать её в перепачканные грязью и кровью ладони пришлось потратить ещё немного времени. И, хоть его было в обрез ещё вчера, Октавия сосредоточенно собирала в ладонях пахучую влагу и жадно втягивала разбитыми губами - жажда мучила её всю ночь. Земля по стенам яме этим утром заметно отсырела, превратившись в грязное месиво, расползающееся под пальцами, и, хоть в глубину яма превосходила Октавию по росту не более, чем на пару локтей, ей пришлось потратить около получаса, чтобы выбраться наружу, то и дело скатываясь в хлюпающую жижу. Не смотря на то, что движения её были максимально точными, Оу не удалось полностью избежать пересохших веток, с треском разломившихся под её весом. Каждый раз при этом она молниеносно вжималась в землю, не обращая внимания на острые края поломанных ветвей, которые рассекали кожу на открытых участках. Однако никакой подозрительной активности её неаккуратность не вызвала и вскоре девушка уже сладостно растянулась на пожухлом травяном ковре поодаль, переводя дыхание, белесыми клубами тающее в воздухе. На пару минут, не больше. Всю ночь она провела в напряжении, не позволяя себе ни расслабиться, ни отвлечься. Всматриваясь в темноту до рези в глазах, вслушиваясь в непривычные звуки ночного леса. Какие из них сулят опасность? Что лишнее, чужеродное в этом гомоне, проступающем, если погрузиться в эту тишину всеми нервами? Скрип деревьев на ветру, крик ночной птицы - вспугнутой ли человеком? Октавия не знала ответа, и, руководствуясь обострившимися инстинктами, лишь делала то, что умела лучше всего в этой жизни - пряталась. Измазавшись землей и зеленью, сливалась с окружающей обстановкой, скрываясь от преследовавших её войнов. Пока не начало казаться, что минута равна часу, а сама она представляет собой единый оголенный нерв. Один резкий звук, движение - сорвётся, разражаясь безумным криком, на радость загонявшим её преследователям.