Скажи "прощай" дважды, детка

Плотная стена дождя, пробивающаяся через тусклый свет фонарных столбов, сквозила на мужчину, упавшего рядом с белоснежной дверью. Пытаясь подняться, он закашлял кровью, пока его сильные руки тряслись подобно осенней листве. Красные струйки, стекающие по его подбородку, исчезали в черни луж, скрывающих за собой ночной асфальт. Полуслепые от мороси глаза, оглянув окна здания, пытались найти свет, но едва мужчина вглядывался, взор будто бы соскальзывал со странного дома. Помотав головой, Неизвестный вновь попытался подняться, как грязные руки соскочили от влаги дорожного покрытия. Упав подбородком об асфальтовую крошку, человек содрал его, даже не почувствовав мимолетной боли. Продолжая лежать в набегающей воде, человек в черной рясе исчезал в лесу дождя, откашливаясь кровью. Его ноздри стали скрываться под тяжестью влаги, легкие забили тревогу, сообщая мозгу, что пора вставать, иначе человек захлебнется. Судорожно задергав руками, священник закашлял, понимая, что сил подняться так и не прибавилось. В глазах застыл туман, горло засаднило от ледяной воды из лужи. Задергавшись в конвульсиях, мужчина застыл. — Постой, стой, кому говор-рю! Подожди хотя бы… — Кого? У меня пока нет Мано Синистра, Рубик! — услышал человек сквозь пелену предсмертной агонии. — Неужели у нас нет людей? Кр-ристофер, Бр-р-роуди! Впер-р-ред! — произнес кто-то, пока на тело лежащего священника упал свет. Слыша отключающимся рассудком звуки шагов, мужчина, чья недельная щетина была покрыта коркой крови, едва пошевелил рукой. — Пора привыкнуть к тому, что ты теперь не простой человек в Клане, Кар-р-рл! Что будет, если ты погибнешь, а? Кто встанет на твое место? — А ты на что, а? Кто теперь второй Босс, Рубик? Разве не это твоя работа? — Я могу лишь заменить тебя, Кар-р-рл! Я никогда не хотел становиться приемником своего Отца, так что… Чувствуя тепло мужских рук на своих плечах, Неизвестный наконец вздохнул кислорода, когда его перевернули на спину. — Глава! Живой он, только вот весь в крови. Что прикажете? — словно колокольный звон в левом ухе. — Судя по рясе, это священник. Откуда ты, мужик? С какого собора-то? Эй, все нормально? — барабанная дробь в правом. Не способный мыслить из-за нехватки сил, Неизвестный лишь мычал, показывая на что-то пальцами. «Не надо… Оставьте меня там, где нашли… Дайте мне умереть… Столько… Столько жизней…» — думал священник, когда услышал голос, полный власти. Неуверенной, молодой. Но власти: — Несите в Имение, я даю ему право войти внутрь. Тускнеющими глазами Франческо глядел на свои ноги, спрятанные под красно-черный плед. Звук начищенных и отполированных колес резал слух. Ни к этому он привык. Только рев мотора и лязг черных, как ночь шин. Прошла неделя после выигранного дела, но ничего так и не изменилось. Инкантезимо, продолжая расследование, постепенно уходило в тупик, захлебываясь от нехватки улик и зацепок. Единственный, кто мог хоть что-то знать, был Аггрон Стонбрейк. Когда его хоронили, шел дождь. Это Франческо помнил. Что-то проскальзывало в его памяти в то серое, как его повядшая щетина, утро. Теперь, когда он не мог нормально ходить, не то чтобы держать в руках приятный руль, дни проходили в едином потоке. Лишь череда образов и голосов. И навязчивый, въедающийся в ноздри запах смолы проклятого кресла. Он не знал его лично. Но, если хотя бы часть того, что говорили про него была правдой, Франческо хотел бы попасть в Инкантезимо хотя бы на десять лет раньше, чтобы лично встретиться с этим Здоровяком. Первым заговорил Карл. Его золотистые волосы, завязанные в упругий хвост, сносило ветром и плотной стеной дождя, пока с губ срывались едва различимые слова. Он был из немногих, кто знал этого Гиганта всю жизнь. Пока череда образов проносилась вновь, Тандерболт услышал голос Рубика, сжимающего кулак и стирая с черно-зеленой маски капли дождя, так походившие на слезы. Заметил косившиеся взгляды на Брацио Дестро, гулкие перешептывания, что даже стена воды, разбивающаяся о черные зонты, не могла заглушить. Как оказалось, немногие знали про пожертвование Мано Синистра Аганима Торесса. А те, кто знали, лишь осуждено молчали, косясь на скрывающийся гроб. Среди десятков людей, водитель… Бывший водитель заметил сияющую холодом маску Юрнеро. Тот, безучастно смотря на рыхлую землю, дождался своей очереди. Но тут, просто развернувшись, он ушел прочь, даже не спросив разрешения у своего Главы. Опять гул перешептываний и восклицаний, прервавшихся поднятой рукой Сферро. Ланая, стоявшая поблизости, с долей нескрываемого беспокойства смотрела в спину Мано Синистра, между которым увеличивался разрыв. Когда пустой ящик скрылся в могиле, собравшиеся стали постепенно исчезать, скрываясь в толпе зонтов и воды. Звуки колес, рев моторов, капли дождя, стучащиеся о капоты автомобилей… Только в этом мире мог жить старик. Только в этом… — Прости, кто это, еще раз? — недоуменно переспросил Франческо, стоя перед маленькой бледной девочкой. Карл, вздохнув, скрестил руки на груди, пока камин в его кабинете освещал тусклым светом силуэты троих: — Ее зовут Мортред Ламми, девять лет, родители погибли в пожаре. Специально вызванном, или случайном, выясняет Инкантезимо. Лаура и Эдриан были частью Семьи, людьми, что всегда могли помочь моему предшественнику. И я не могу так просто бросить их дочь на улице, когда она нуждается в моей помощи. Пока водитель сделал неуверенный шаг к малютке, огонь освещал портреты, висевшие на стенах. Лишь Главы Инкантезимо. Только те, кто внес какую-то лепту в эту Семью. Как было известно по документам и книгам, Клан существовал задолго до построенного города и скрепления Штатов. Но известность Инкантезимо получило именно тогда, когда перевоплотился в мафиозную группировку. Первый портрет. Высокий и плечистый мужчина, рукава которого были засучены до локтей. Черные усы, полуквадратное лицо. На шее висел неизменный медальон в форме многогранника. Дедалус Профетико, первый Глава. Известный своей кровожадностью и агрессией по отношению к другим Кланам. Тот, кто подливал масло в огонь бушевавшей войны между Мафией. Тот, кто положил начало этой Семьи… Смуглый мужчина, изумрудные глаза которого передались его сыну, Рубиано. Короткие черные волосы, спокойный взгляд и белая рубаха, в нагрудном кармане которой сияло бриллиантовое кольцо. Аганим Торесс, второй Глава. Тот, кто сменил Профитико и начал изменение Инкантезимо в лучшую сторону. При нем война была окончена, к острому сожалению Остариона. Первый, кто стал выбирать Наследника лично, а не путем поединка. Благодаря ему мир в Нью-Йорке воцарился вновь. И последняя картина, масло на которой еще блестело свежестью в теплых огоньках камина. Золотистые короткие волосы, глаза без зрачков, излучающие доверие и силу. Власть и справедливость. Черный костюм с красной рубахой, сияющее кольцо на пальце правой руки. Карл Сферро, третий и последний Глава Инкантезимо. Только при нем мир стал сомневаться в преступности Мафиозных семей. Сотни тысяч спасенных жизней, десятки миллионов долларов вложенных в благотворительные фонды, торговля и объединение с Наве Морто, чего не случалось за всю историю Семей. Ну, а пока — просто молодой парень, не понимающий, что делать с таким грузом ответственности на плечах. — Итак, малышка, меня зовут Франческо… — Мне все равно, — оборвала его малютка. Водитель, опешив, на секунду замолчал, обернувшись к Карлу. Тот, замотав головой, закатил глаза. Сев на корточки рядом с Мортред, Тандерболт стал судорожно копаться в кармане брюк, пытаясь что-то выудить оттуда. Девочка, надув щеки, уставилась на него, говоря: — Чего у тебя там, дядя? — Франческо, чувствуя пальцами масляную тряпку, в которой хранились различные детали от автомобиля, стал играться с ней, почти показывая содержимое кармана: — Давай так, хрюшка. Если ты сейчас пойдешь ужинать, то я отдам тебе то, что лежит у меня там. И, если что, кушать надо обязательно, а то вырастешь еще страшнее, чем сейчас, поняла? — он указал ей на нос своим покрытым мозолями пальцем. Сферро, подняв брови, хотел что-то сказать: — Эй, Франческо, не думаю, что девочке надо такое говор… — А если мне не понравится, что у тебя в кармане? А? — надувшись, произнесла Ламми. Тандерболт, нахмурившись, почесал щетину на подбородке: — Ну, если так, то я обещаю выполнить любое твое желание, идет? Карл, закатив глаза, услышал только: — Чего сегодня на ужин? Спустя несколько минут они уже сидели внизу, пока девочка уплетала фаршированную курицу и картофель. Глава, наблюдая за Франческо, заметил, как тот мотает головой, говоря: — Ешь аккуратнее, а то правда как хрюшка! Кто так ест, кто так ест? Возьми ножик, порежь мясо, ну! Ой, Господи, дай мне сил, чтобы вытерпеть эту разгильдяйку… Иди сюда, я помогу тебе, неумеха! — девочка, нахмурившись, надула щеки, давая помочь себе. Франческо, схватив нож, прокрутил его между пальцев, вонзив в белоснежное мясо курицы. Несколькими движениями он отправил кусочки пищи прямо Ламми в рот, пока та усердно пережевывала. Улыбнувшись, Карл сел на стол, видя, как девочка требовательно говорит: — Я все, дядь! Давай, показывай, что там у тебя! Ну, давай, давай, давай, давай! — топая ногами по полу, говорила Мортред. Франческо, вновь усмехнувшись, залез в небольшой карман, стараясь выудить оттуда хоть что-нибудь. И тут, его лицо озарила вспышка удовлетворения, пока рука выудила из брюк… — Нет, Франческо. Это я точно у нее отберу. Нет, нет, нет! — замотал головой Сферро, когда Ламми схватила складной нож, заинтересованно изучая его и ехидно улыбаясь. — Ну как? — спросил мужчина, наблюдая за девочкой. Та, скорчив личико, протянула: — И все? Это самый худший подарок, самый-самый плохой, дядя! Он мне не понравился, не понравился! — Тандерболт, пожав плечами, схватил его, но Мортред едва не укусила его за руку. — Если хочешь, то я подарю тебе что-то другое. Уговор есть уговор, хрюшка. — Нет! Желание теперь, желание! — запротестовала она, скрестив руки на груди, как Карл. Тот, закатив глаза вновь, поднял руки, уходя с кухни. — Ну, и какое же желание у тебя, маленький монстр? — улыбнулся Франческо. Та, ухмыльнувшись, показала на нож пальчиком: — Научи махать им! Хочу так же делать, как ты, дядя! Чтобы такая бам! Потом тарарам! Все бояться меня будут! Только ты мне никто, понял? Я главная, а ты — мой раб, вот так вот! — она удовлетворенно закивала, протягивая ручку мужчине. Водитель, улыбнувшись, сжал ее пятерню своими тремя пальцами, соглашаясь: — Пойдет, хрюшка. Вновь череда серых образов и картин, проносившихся через гладкое стекло Кадиллака. Его Кадиллака. Толпы серых масс, бредущих в череде повторяющихся событий и затухающих при виде чего-то нового. Говорят, это и называется жизнью. Но не этого он хотел. Не такого. Только рев мотора. Крутой поворот. Ощущение власти на дороге. Да, это и есть его жизнь. Ну, а сейчас… Этот юный низкорослый идиот вновь влетел в яму, заставившую автомобиль затрястись от негодования. Как смеет он так обращаться с его шедевром? Тем, над чем он трудился несколько лет? Разве это честно? Да, для него это и есть расплата. Столько грехов, столько крови. Думалось, жизнь позабыла про него, оставив в покое. Оказалось, эта бессердечная сука лишь оттягивала неизбежное, чтобы чувство потери как никогда раньше врезалось в него тупым ножом. Слишком много он потерял за последнее время. Слишком много… Наконец, они свернули на его улицу. Горящие бочки, недовольные всем угрюмые люди, проносившиеся медленнее остальных. Грязные стены, килограммы брошенных газет и мусора, будто снег покрывавших асфальт. Вот и его дом. Старый, развалившийся, с виднеющимися красными кирпичами, отчетливо выделяющихся, словно язвы на теле человека. Ржавые пожарные лестницы, разбитые окна и шум автомобилей, доносившихся с соседней улицы. Его дом. — Сэр, почему бы вам не перебраться в Имение? — спросил молодой водитель, пришедший ему на замену. Старик, смотря на свои ноги, сжал челюсти, отвечая: — Ты водитель, сынок? — Да, сэр. — Во-первых: нихрена ты не водитель. Слишком неаккуратно ведешь машину. Учись, доходяга. Во-вторых: если ты водитель, то ты можешь говорить с клиентами, но не задавать вопросов. Если они твои друзья или родственники. Только тогда. И уж тем более не стоит злить их. Вот тебе совет на будущее. Кивнув, парень открыл дверцу, доставая чертову коляску… Уведя голову левее, Франческо схватил ладонь тринадцатилетней девочки и, притянув ее к себе, ударил кулаком в живот. Та, вскрикнув, упала на землю, пускаю слюни на острие ножа. — Ты допустила очередную ошибку, Мортред! Сколько можно лажать! Соберись, почувствуй бой и опасность! Первое — ты подумала, что контролируешь ситуацию. Это в корне неверно. Пара царапин на мне не делает тебя победителем. Враг может позволить тебе почувствовать победу. Дать тебе расслабиться, а после убить тебя, использовав твою невнимательность. Я дал тебе ударить себя. Последний выпад был глупым и не обдуманным. Вставай, пробуем еще раз! Сдунув черные волосы со лба, Мортред произнесла: — Я стараюсь, стараюсь, Пап! Ты слишком много… — она сделала три резких выпада в живот, а после, выпустив нож из руки, поймала его другой, попытавшись вонзить лезвие в подбородок. Франческо, уведя голову назад, ударил ее ногой в колено, а после, оттолкнувшись рукой от стены, локтем попал по затылку. Мортред, упав на землю, не дала ему ничего сказать, как перекатилась и, кинув в него лезвие, вынула из рукава складной нож. Тандерболт, поймав зубами острие, перехватил ее удар, собираясь обрушить кулак на ее лицо, как остановился всего в нескольких мгновениях: — Уже лучше. Соберись, хрюшка! — Ты просто священник! Хорошо, бывший священник! Ты просто водитель, причем хороший. Откуда ты умеешь так драться? — она села на пол, мотая головой. Тандерболт, сев рядом с ней, положил ей руку на плечо, говоря: — Я прошел все войны, какие только успел повидать. В них я понял простую вещь — если не умеешь сражаться, то будешь мертвым лежать в земле. Это и помогло мне выжить. Если будешь жить по такому же принципу, станешь сильнее меня. — Но последняя война была несколько лет назад! А следующая будет минимум через несколько десятков лет! Какой смысл учиться убивать в мирное время? Это глупо, Отец! Помотав головой, водитель хлопнул ее по лбу, отвечая: — Глупо думать, что людям хватит крови и зрелищ. Они всегда будут хотеть войны. Такова их природа. Мы жестокие и смертельно-опасные существа, родная. И я хочу, чтобы ты научилась защищать себя и все, что тебе дорого. Только тогда я успокоюсь. Все, разминка закончилась, давай возьмем что-нибудь посерьезнее. Едва старик заметил, как к нему тянет руки этот низкорослый идиот, то сразу махнул рукой, резко отвечая: — Не нужна мне твоя помощь, черт побери! Пошел прочь! — усевшись на коляску, он вновь стал пытаться пошевелить ногой. Кого он обманывает. Франческо сдался почти сразу же, как только увидел взгляд Карла. Он не сможет помочь. Никто не сможет… Теперь он не нужен даже Юрнеро, который не обратил на него внимания в суде, просто молча пройдя мимо. Хотя, кому нужен водитель-калека? Открывшиеся двери лифта впустили смрад и зловоние. Когда-то, этот пахнущий мочой и алкоголем лифт был кладезем его мечтаний. Да, ему предлагали перебраться в Имение сразу же, как только он принес клятву. Но он не мог поступить так. Не мог жить в роскоши, пока те, кого он убил в той Церкви, глотали червей. Это его квартира. То, на что он заработал лично. Неказистая халупа, собранная на военные сбережения, простого солдата, что после ужасов войны ударился в веру. Да, это было лишь его. Второй этаж. — Прости…те. Что? — недоуменно спросил Франческо, глядя на Карла и Рубика, единственных, кто сейчас находился в огромном зале для собраний в Имении. Брацио Дестро, сев на стол, посмотрел на свое отражение, весело отвечая: — А на что это похоже, Фр-р-ранческо? Водитель, скосившись на небольшую деревянную шкатулку, в красном бархате которой лежало золотое кольцо, посмотрел на Главу. Тот, закивав, произнес: — Да, это то, что ты думаешь, Фран. У меня не было Мано Синистра до этого, и я бы хотел, чтобы ты стал им. Ты показал, что отвагой и верностью можно восхищаться. Показал, что ты сильнее десятков людей. Показал самоотверженность Семье и мне лично. И мы с Рубиком не можем найти другого кандидата на эту роль. Правая Рука, почесав грудь, кивнул маской на кольцо, дополняя: — Тебя одобр-р-рили Советом Пяти Семей. Это очень большая честь, стоит заметить. И будет грешно отказаться от такого пр-редложения. Мортред, стоявшая за стеной, собираясь на очередное свидание, застыла от неожиданности, слушая этот разговор. Прикусив губу, девушка выжидала ответа своего приемного Отца. — Одобрен Советом? О чем речь? — недоуменно спросил водитель, делая шаг назад. — Обычно, Главы могут выбрать себе Мано Синистра и Брацио Дестро самостоятельно. Но если их одобрит Совет, то возможности Рук возрастут. Они наравне со своим Боссом смогут участвовать в выборе Рук для других Семей, голосовать и быть услышанными в Совете. Как-то так, — объяснил Карл. Сглотнув слюну, бывший священник забегал глазами, чувствуя, как бьется его сердце. Волосы на голове, подобно листьям в лесу, снедаемых ураганом, пошли дыбом, как губы прошептали: — Простите, но… Я откажусь. Мортред, сделав шаг в зал, тут же передумала, сгораемая желанием дать этому старику по голове. Как он вообще додумался отказать Главе в ТАКОМ предложении? Он ведь… Сферро, наклонив голову к плечу, вздохнул: — С чего вдруг? — Я… Я понимаю, как вам было сложно, Босс, я ценю это, правда! Я чувствую, что могу стать им, знаю, что вы доверяете мне и что я доверяю вам! Сразу же понял это, произнеся клятву Инкантезимо! Но… Я просто не могу, поймите меня правильно. Все, что я сделал в прошлой жизни, так и будет преследовать меня, пока моя жизнь не прервется. И я не могу принять это предложения из-за своих грехов. Слишком много я их совершил, чтобы теперь стать настолько серьезным во власти. Я прошу у вас прошения и… Готов выдвинуть другого, более подходящего кандидата на эту роль. Девушка, переставая дышать, уставилась в потолок, чувствуя, как сбивается ее пульс. Сферро, закрыв лакированную шкатулку, сказал: — Фран, она слишком молода… — Если позволите, Многоуважаемый Глава, но… Вы тоже считаетесь самым молодым Боссом в истории Семей, так почему не устроить здесь детский сад по полной? Я понимаю, как это звучит, но прошу, подумайте об этом! Может сейчас она юна, да. Мой костер горит ярко, постепенно тлея и сгорая, когда ее пламя уже сожрало мое, даже не раскрыв полный потенциал. Ей есть куда расти, куда стремиться. Мое время уже прошло, Карл. Ее — только начинается. Рубик, почесав маску, застучал пальцем по поверхности стола, выдыхая: — Кар-рл, если так, то я согласен с ним. Мор-ртред и правда сильная девочка. Тем более, она еще упрямее, чем он, так что… Нет смысла его переубеждать, так ведь? — Франческо, кивнув, посмотрел на Босса. Парень, закрыв глаза, стал что-то шептать себе под нос, собираясь с мыслями. — Хорошо. Думаю, из этого получится толк. Но знай, Франческо Тандерболт, ты всегда останешься моим Мано Синистра. Хоть и не названным. Водитель, поклонившись, сжал зубы: — Благодарю вас, Господин. А девушка, сжимая ладонь у рта, пыталась сдержать слезы, что смывали тушь с ее красных глаз, превращая ее в готического мима. Третий этаж. Приглушенная музыка, действуя на нервы, помогала осилить этот бесконечный подъем на трясущемся лифте. Бывший водитель, сжимая рукоять кресла, не мог понять, сколько еще это может продолжаться. Сколько еще он выдержит ЭТОГО. Четвертый этаж. Финишная прямая. — Не слишком открытое платье, а? — недовольно пробасил он, включая неизменное кантри. Девушка, доставая зеркальце, холодно посмотрела на него, сияя золотым кольцом. Длинное вечернее платья, открывающее зону декольте и спину, позволяло насладиться всеми прелестями повзрослевшей Мано Синистра Инкантезимо. — А ты не слишком старый, чтобы засматриваться на меня, Франческо? Давай, жми, иначе я опоздаю на собрание, — не смотря на него, произнесла девушка. Водитель, опустив голову, вдарил по газам, поправив зеркало заднего вида. Уходя в поворот, он обогнул все ямы, едва виднеющиеся в свете тусклых фонарей. Сейчас город оживал. Светящиеся вывески, музыканты, играющие бродячую музыку. Даже люди, казалось, выглядели веселее обычного. Проезжая мимо устья реки, Тандерболт спросил: — Значит, слишком стар, да? Мортред, закатив глаза, едва не провела помадой по своей щеке, кивая в сторону дороги: — Ты можешь вести ровнее? Не забывайся, ты простой водитель, а я — Левая Рука. Смотри на дорогу, а не на меня, идиот! Водитель, протерев рукой лицо, чувствуя щетину, скрывающую в себе первые седые волосы, закивал головой, уходя в занос. Когда они прибыли на место встречи, которое оказалось каким-то музеем, Мортред властным тоном кинула ему: — Если хочешь, можешь езжать домой, или куда ты там направишься. Меня подвезут до Имения. Чао! — так и не смотря на него, девушка попыталась выйти из автомобиля, видя, как к ней уже устремились все знатные ухажеры со всего Нью-Йорка, как старик ухватил ее за черную перчатку. Та, обернувшись, всмотрелась в него яростным взглядом, говоря: — Что ты себе позволяешь, а? Хватит читать мне нотации, ты мне не Отец! — Франческо, ослабив хватку, отпустил ее, пока вторая ладонь сжимала руль до посинения пальцев: — Я просто… Просто хочу сказать… Удачного вечера, Госпожа… — Ламми, помотав головой, вышла из машины под аккомпанемент джаза и барабанов. Едва девушка вышла из машины, мужчина вновь остался в своем мире, одиноком, размеренном и сером, как большая жизнь людей. Опустив стекло, он достал сигарету. Чувствуя запах дыма, Тандерболт коснулся деревянного креста на своей шее, напоминая, что его грехи не отмолены. Видимо, это тоже была часть испытаний. Видеть, как его девочка потеряла голову от власти и денег, отдаляясь от него. Переставая видеть в нем того, кто вырастил ее. Отца, человека, не важно. Все постоянно вело к одному. И теперь, когда она лежала в могиле, такая же холодная, его друг, с которым он вновь почувствовал себя кому-нибудь нужным, стал исчезать из его жизни. Власть, деньги? Нет. Юрнеро Широюми будто бы переставал быть собой. Быть… Человеком? В глазах читалось лишь презрение и скука, а в руках — сила, что могла убить всех неугодных ему. Почему? Почему все, кто дороги ему, становятся другими? Пятый этаж. Последняя остановка. Противный звон, раскрывающееся чрево лифта, выплюнувшее двух мужчин. Коридор, наполненный криками из-за дверей и прожжёнными стенами, видавшими лучшие времена. Вновь звук колес. Тонких, не автомобильных. Каждая неровность пола, будто издевательство. Ямы на асфальте, бугры заплесневелого ковра. Теперь это было одним и тем же для старого калеки. Увидев знакомую дверь, Франческо кивнул, пока водитель открывал ему. Заехав в темную квартиру, Тандерболт что-то углядел, после чего, выдохнув, оттолкнул парня подальше: — Дальше я сам, сопляк. Можешь быть свободным, — замечая лишь поклон, мужчина крикнул из-за угла: — Эй, парень! — тот, обернувшись, стал слушать его, пока двери лифта не открылись: — Да, сэр? Обернувшись назад в квартиру, Франческо крикнул ему: — Кадиллак нужно осматривать каждые четыре недели, менять масло и колеса подкачивать, понял? Когда входишь в поворот, руль тянуть в противоположную сторону, а газ прибавляй. Понял? Паренек, удивленно кивнув, вновь поклонился: — Благодарю за совет! — И еще кое-что… Прости, если тебя чем-то обидел, хорошо? Просто хочется, чтобы на моем месте был профессионал, понимаешь? Удивленный до глубины души водитель, сняв берет, кивнул: — Обещаю вам, сэр. Ваша ласточка будет в надежных руках! Двери лифта открылись, и парень поклонился в последний раз. — Эй, звать-то тебя как? — крикнул напоследок старик, как паренек, почесав голову, ответил: — А, я… Ратлтрап меня кличут! Но для друзей я просто Клок… — двери лифта захлопнулись, унося с собой странного парня. Кивнув, Франческо запер дверь на несколько замков. Привычка, сохранившаяся еще во времена войны. Проехав на непривычно громоздкой коляске внутрь комнаты, он остановился возле окна, взглянув на массивную фотокарточку. На ней, ехидно ухмыляясь, виднелась бледная девочка, что даже на черно-белом фото выглядела неестественно. Позади нее, ухватывая за плечи, стоял сам Франческо, явно не понимающий, зачем все это нужно. По центру выделялся своей красотой юный Глава, тогда еще часто улыбающийся, а справа, пытаясь развеселить Мортред, показывал что-то руками Рубик. Смотря на это фото, Тандерболт перевернул рамку, видя нечеловеческий почерк Юрнеро, острый, как возвышения гор:

«Нашел это на чердаке Имения. Надеюсь, тебе это напомнит, что есть настоящая Семья. Это что, правда Мортред?»

Закрыв глаза, старик вздохнул, кидая фото себе на колени, вновь замечая, что ничего не почувствовал. Проехав к небольшому столику, где лежала единственная бутылка с коричневатым виски, Тандерболт достал два стакана, говоря: — Тебе много? В темноте квартиры, заглушающей любые звуки, послышался голос: — Можно половину, прошу. Медленно кивнув, бывший водитель заполнил граненный стакан лишь половиной, пока в его заплескалась до краев. Силуэт, выйдя на полумрачный свет из зашторенного окна, скрывал свое лицо под капюшоном. Подняв стакан, Неизвестный сказал: — Не бокал, как у Мо, конечно, но тоже сойдет. Твое здоровье, Ревнитель, — услышав свое старое имя, старик вновь кивнул, чекаясь с вошедшим без спроса гостем. Звон посуды наполнил пустую квартиру, пока силуэт продолжал: — Каково это было? Бывший водитель, сделав длинный глоток, вновь наполнил стакан: — О чем ты? Заходив по комнате, Неизвестный протер пыль с дивана, на котором спал Франческо: — Каково было чувствовать себя нужным? Не напрягало, а? По мне так, ты был хорош в ту ночь. Крики женщин, детей и стариков. И твоя рука, опускающая молот на их головы. Разве тебе не понравилось это? Подняв брови, старик ответил: — Может, в тот момент я и испытывал удовлетворение. Мимолетное, как у наркомана. Но как только я осознал, что натворил, полагаясь лишь на свою личную лживую веру, то ужаснулся. Это явно не то, что я хотел донести людям. Будешь еще? Очень хорошо зашел, знаешь ли. Незнакомец, сев рядом, кивнул, передвигая стакан по ребристой поверхности стола. — Хорошо. Это хорошо, что ты можешь оправдать самого себя. Если тебе станет от этого легче, разумеется. Аггрон не мог. И это грустно. Ведь как много можно было сказать перед концом, правда ведь? Ты помнишь свои последние слова, что сказал Мортред в последний раз? — наслаждаясь виски, Силуэт склонился над Тандерболтом. Тот, сжимая кулак, нахмурился, вспоминая: — Я сказал ей, чтобы была более разборчива в выборе своих «мальчиков». Иначе потом забудет, что такое настоящая любовь. Как-то так. Кивнув, Неизвестный закинул стакан в свое горло, оставляя чуть-чуть на дне: — А что она ответила тебе? Замолчав, бывший водитель посмотрел на него, сверля глазами: — Чтобы я отвалил и не приставал с этим. Ведь я… — Ведь ты не ее Отец, так ведь? Грубо, очень грубо. Детей надо пороть за такие слова. Воспитывать в них уважение, понимаешь? Ведь это самое главное чувство, наравне с любовью, страхом и осознанием. Только благодаря уважению ты можешь полюбить кого-то, ты можешь боятся кого-то, понимать кого-то. Разве это не прекрасно? Ты хороший собеседник, Ревнитель. Или Франческо, как тебя лучше звать? — вновь чекнувшись, мужчины услышали звон стекла. — Можешь называть меня, как хочешь. Ведь я все равно не выйду отсюда, да? — ухмыльнулся старик. Неизвестный, взглянув на него, пожал плечами: — Ты хочешь, чтобы я дал тебе призрачную надежду? Не кажется, что это было бы слишком жестоко? Я не такой плохой, правда. Просто, у каждого своя правда и свои цели. У меня свои. У Аггрона Стонбрейка были другие, что могли помешать мне. Как и у Мортред Ламми. Но в чем различие между нами? — он вновь наклонился к старику. Тот, видя, как пылинки пролетают в свете окна, замотал головой: — В том, что они были достойными людьми, а ты нет? Вновь пожав плечами, гость прошептал: — Это было грубо. Но справедливо. Разница в том, что я стою перед тобой, Ревнитель. А они — лежат в земле. И я хотел бы сказать, что мне жаль, что я убил их, но это было бы ложью. Я никогда не обманываю. Стараюсь, по крайней мере. И если мне выдается бой, то я принимаю его. И я всегда стараюсь выиграть. Любой ценой. Потому что различие между мной и ими… Ты уже слышал. — К чему ты ведешь? — К тому, что мне не нравится это делать, Франческо. Я не скорблю по смертям, нет. Но я и не получаю от этого удовольствия. Особенно сейчас, когда назревает столько поломанных жизней. Мафия, Люцифер, Мертвый Бог, собирающий свою армию далеко отсюда. И я. Простой человек. Не кажется это смешным? В одиночку люди приносят больше бед, чем группой. Ведь социум разрушает мозги, Дорогой Водитель. И мы все — лишь части того потенциала, что можно было бы реализовать. — Прости, но ты видимо забыл, что я простой водитель. Был им когда-то. И мне сложно воспринимать твои речи о высшей цели и о идиотии про войну. Я просто старик, слушающий тебя. Не старайся, прошу. Тебе хочется выговориться? Милости прошу в Имение Инкантезимо, тебя там уже заждались. Силуэт, кивнув, поднялся с места, указывая в сторону фоторамки: — Ты прав, Тандерболт. Не стоило выигрывать это дело, поверь мне. А фото красивое. Можно забрать? — Прости, но я откажу тебе, Дорогой Гость. Как бы это и не было некультурно с моей стороны. Вытащив руку из кармана, силуэт показал складной нож, так знакомый Франческо. Улыбнувшись, он прикусил губу: — Все-таки, это был ты. — Узнаешь, да? Удобно иметь под рукой сбежавшего сатира, которого легко примут как наемника. Обойдя старика вокруг, Неизвестный остановился за его спиной, положив руку на плечо: — Будешь сопротивляться? Тандерболт, засмеявшись, кивнул в сторону виски: — Допей, а то чего пропадать добру. И зачем мне сопротивляться? Ты заметил, что я немного не в состоянии двигаться, а? Для меня уже все кончено. С того дня, как я нанес первый удар молотом, разбив лицо молодой девушки. Ее я запомню навсегда. И… Мое время прошло, Дорогой Друг. Пламя костра истлело до конца. Зато, на золе и углях загорится новый огонь, сотни других костров. Ведь для этого старики и нужны, знал? Кивнув, Силуэт слегка наклонил голову Франческо, снимая капюшон, глаза старика расширились, как он прошептал: — А, так все это время это был ты… Складной нож, описав ровную дугу по его шее, окрапил кожу последней улыбкой, что стала заливать кровью семейный портрет, пока пальцы старика судорожно задергались по нему. Накинув капюшон, Неизвестный не стал дожидаться окончания танца калеки и, кинув нож к ногам бывшего водителя, вышел из комнаты, силой мысли запирая все замки вновь.