Неделя до Рождества
— И что с того? — недоуменно спросил подросток, делая резкий взмах оторванной веткой. Огромное существо сидя в тени, сложив крылья, чертило что-то на рыхлой от дождя земле: — Слабый не сможет защитить то, что ему дорого. Слабый не сможет понять, что значит быть наверху. Слабый не поймет того, кто убьет его однажды. Только сила правит миром. Всем миром, без исключения. Разве твой Отец не говорил тебе этого? — парень, проведя рукой по волосам, уставился на землю, слыша только шуршание опадавших листьев. Близится осень… — Он вообще не особо говорит со мной, не то что о сути мироздания. Ну, или как ты ее видишь, Баланар, — существо Ночи, хрустнув шеей, покрутило когтем, показывая, чтобы Остарион продолжал. Человек, кивнув, прокрутил палку в руке, оборачиваясь и ударяя в дерево. — Разве ты не согласен со мной? Король силен, поэтому весь материк под его контролем… — Гнетом. Ты хотел сказать гнетом, — произнес принц, оборачиваясь к желтым огонькам во тьме кроны. Пожав плечами, Баланар ответил, чувствуя оголенной кожей порыв холодного ветра: — Это тоже не важно. Страх есть проявление и побочная ветвь силы. Настоящей Силы, которой владеет Король. Насилие всегда выход, потому что это — прямая сила. Поверь мне. Я прожил так много, что могу поручиться за это. Люди всегда убивали друг друга и будут убивать. Не важно, каким способом, не важно, брат убьет брата или отец убьет сына. Смерть всегда ходит под руку с победителями. Это и есть жизнь — постоянная борьба. Еще взмах! Сжав режущую мякоть ладони палку в руке, Остарион кивнул, взмывая пыль в воздух, совершая несколько уколов. — Скажи… Сколько ты прожил? — внезапно спросил парень, разминая ноги. Король Ночи, закрывая глаза и прислоняясь к коре дерева, сгибал пальцы, что-то шепча своей пастью. — Восемь сотен с лишним. Я не знаю точно, ведь когда я появился, не было дня, только темнота. По ней невозможно точно определить время… — Ты бессмертен? — подойдя ближе и сев на холодную землю, поинтересовался Остарион, вглядываясь в его морду. Усмехнувшись, Баланар глянул в серое небо, скрывшееся в тучах. — Нет, юнец я не бессмертен. Я живу столько, сколько потребуется. И когда придет время, я снова сольюсь с темнотой, став ее полноправным Властелином. Поэтому я не боюсь смерти. Зачем ты спрашиваешь? — принц, ковыряя пальцем в траве, пачкая ногти, вырвал клубок, уносимый ветром: — Ты говоришь, что у Короля есть сила. Настоящая сила. Но что будет, когда мой Отец умрет? Он и правда силен, но что значит эта сила, что не оставляет следа после кончины? Разве можно нести свою волю, будучи смертным? Живя такую короткую жизнь? — Баланар, спустя столько лет приметил, что в этих добрых глазах блеснул зеленоватый огонек, напоминающий могильный холод. — Век людей скоротечен. Ты прав. Именно поэтому вам никогда не познать того, что узнают долгожители, видевшие настоящий мир и то, как он меняется. Я рад, что я появился из тьмы, а не из другого существа. Потому что это и делает меня сильным. Не зависящим от понятия времени и срока конца. Пойми, Остарион, люди — одни из самых злобных существ на Терре, что сгорают изнутри от своей ярости и гнева. И если человек будет жить хоть чуть дольше, то этому Миру придет конец. Вы словно быстрогаснущая свеча. Жизнь ярка, но коротка. Таков ваш удел. Еще взмах! Принц, откинув палку, поднялся на ноги, говоря: — Тогда зачем ты все это рассказываешь мне? В чем смысл? Какой смысл в том, чтобы объяснять мне, что такое сила, если я умру также, как и все остальные? Что во мне такого особенного? Что ты во мне такого нашел, что не сожрал в первый же день?! — войдя в темноту листвы, Остарион подошел почти вплотную к Королю Ночи. Тот, подняв голову, ощерился тремя пастями, показывая сотни клыков: — Не забывайся, человек! Я не убил тебя лишь потому, что с тобой мне нечего было бояться, покуда я веду разговор с обычным человеком. И ты не был похож на остальных… — Почему? Что во мне такого особенного, Баланар? ЧТО??? — убегая прочь, Остарион скрылся за холмом, следуя к своему тайному ходу в огромный Замок. Огромный Нетопырь, смотря на рисунок, что он начертил когтем, вздохнул: — Потому что с тобой я забывал, как недалеки люди… — грубые изгибы земли явили черный череп, оскалившийся в яростной усмешке.***
Проведя когтем по стене его камеры, Баланар Нотт удовлетворенно увидел искры, сочившиеся во тьме. Его настоящем доме. Нати Дувольте. Дважды Рожденный. Какая нелепица. Какая самонадеянность. Остарион не всегда славился тупой яростью и тщеславием, закрывающем его глаза от реальности. Слишком много жизней, слишком много лет он прожил с этой… Злобой? Остановившись у двери, что вела в коридор, Мано Синистра посмотрел на свои руки. Именно они и создали самое жестокое существо во всем Мире. Мире, наполненного насилием и преклоняющегося перед ним. Перед его Королем… Время пришло. Запертая дверь, пронзенная четырьмя когтями изнутри, развалилась в щепки, пока один из людей Нати Дувольте, стоя под гротескным факелом, не схватился за рукоять пистолета, тут же падая на пол без головы. Та, висевшая на пальцах Баланара, не моргающими глазами смотрела в стену, пока Мано Синистра стряхнул ее, стирая кровь песком под ногами. Сейчас или никогда. Он готов. Всегда был готов к этому. Он родился для этого. Был призван проклятой Богиней. Для того, чтобы нести ее лживую веру, к которой он проникся всей его черной Душой. Если она у него была. Снеся очередную дверь, Нотт огляделся, принюхиваясь. Всего шестеро… Усмехнувшись, Король Ночи схватил руку одного из членов Клана, выбежавшего из-за первого угла, и, ударив по ней, присвоил себе, снося голову ей же. Пронзив его смокинг когтями, он поразил горло следующего, вспарывая и заполняя кровью глаза третьего. Откинув ненужный балласт, Мано Синистра схватил голову ослепленного и, уведя голову от пули, сжал ее, сминая в кровавую кашу. Кинув третье тело в остальных, Нотт не собирался останавливаться, просто продолжая идти вперед, рубя когтями пришедших в негодность людей. Спустя пару секунд крики и стрельба закончились. Со стен, медленно сползая на пол, текла кровь, заполонившая весь подвал. Невозмутимой походкой преследуя свою цель, Нотт выбил одну из дверей, смотря на парящую в воздухе Кробелус. Мертвая женщина, широко открыв почерневшие глаза, сказала: — Что ты делаешь, мой Господин? Еще не время… — Левая Рука, прислонив палец к своей пасти, приказал ей молчать. — Его время прошло. Его сила угасла вместе с рассудком. Нати Дувольте он больше не нужен. И я исправлю ту ошибку, что совершил много лет назад. Сиди здесь! Поднимаясь по затхлой каменной лестнице, ведущей на верхний уровень, Нотт лишь цокал копытами, видя перед собой четкий путь, не освещаемый факелами. Они не нужны ему. Ведь он и есть сама темнота. Пришла его пора показать этому Старику, что значит настоящая Сила. То, чему он пытался его научить сотни лет назад. То, что он забыл.***
Влетая в разбитое окно, у которого висела повешенная служанка, Баланар огляделся. Вместо факелов и светильников на стены были насажены головы, с которых давно перестала литься засохшая кровь. Подойдя к лестнице, ведущей вниз, Король Ночи огляделся, пытаясь услышать хоть кого-нибудь. Хоть что-нибудь… Цокая копытами, он спускался к тронному залу, будто бы погружаясь в саму Преисподнюю, награждающую его своей тишиной. Такого никогда не было в фамильном Замке Остариона. Неужели его Отец все же погорел на своей заносчивости и сгинул в небытие, окунаясь в омут беспамятства? Пал от чужого меча или кинжала, полоснувшего его по горлу? Сколько он уже не видел самого Остариона? Жив ли этот мальчишка? И мальчишка ли он теперь? Ведь век людей так недолог… Подойдя к влажной от кровавой измороси двери, Баланар вновь огляделся, не обнаруживая ни намека на стражу или любую прислугу. Замок будто бы умер, прихватив с собой часть людей. Холодок побежал по оголенной спине Нетопыря, когда он коснулся когтем дверей, ощущая потухшие факелы, с которых на него глазели человеческие головы. Усмехнувшись, существо отворило проход, входя в огромный зал для пиршеств, в котором несомненно когда-то веселился даже сам Безумный Король со своей семьей. Может, они даже когда-то были счастливы. Но теперь там бушевал лишь бал смерти и гниения, сразу же вонзившегося в ноздри Баланара. Копытами раздвигая трупы, не собираясь пачкаться в людском соке, Король Ночи пробрался к каменному трону, на котором… На котором восседал мужчина, чья прозрачная кожа едва светилась зеленоватым и могильным светом, так напоминавшем о смерти. Бледные волосы, в которых застрял мох, пустые глазницы, меч, покоившийся у ног, прикованных к своему законному месту. Но это был не Отец Остариона… — Что произошло? — лишь сказал Баланар, как глазницы трупа засветились, а черные зубы зашевелились в гнилостном дыхании: — Кто здесь?! Кто посмел проникнуть в мой Замок? Кто посмее-е-е-е-ел?! — пытаясь разглядеть черного монстра во тьме, Новый Король усмехнулся, показывая на него острием двуручника: — А ты еще кто такой, черт тебя возьми? Сколько себя помню, в наших краях никогда не водилось подобной твари… — Баланар, обернувшись, заметил на потолке сотни символов, начерченных бурой краской. Нет, не краской… В центре всего этого круга восседал сам Остарион, ухмыляющийся своему старому другу, что позабыл его мертвый рассудок. — Что здесь произошло? — повторил он, расправляя гигантские крылья. Король, поднявшись со своего трона, вытер струящуюся кровь с выросших на секунду клыков, смеясь: — В этой стране новый Император. Король — это слишком мелко. Я буду править материком, уродец! Столько, сколько захочу! И теперь никто не смеет перечить мне! Даже сама смерть! Я… Бессмертен. Бессмертен!!! — захохотав от своей Силы, бывший человек закашлял, продолжая ухмыляться. Баланар, опуская голову, кивнул, соглашаясь с чем-то, что никто не мог услышать. То, что прозвучало в его голове. — Я надеюсь, что вы покажете этому миру настоящую силу, Ваше Величество. Но… Не думаю, что в одиночку даже такой воин как Вы справится со всеми армиями сразу. — К чему ты клонишь, урод? — сталкивая обветшалый труп со стола, Остарион коснулся стальной кружки, проверяя, пустая ли та. — Вы покажете всю свою Силу только с теми, кто готов пойти с Вами до конца, Ваше Величество. Я… Я могу стать вашим первым слугой, если будет угодно… — смешливо поклоняясь, Баланар подумал, ослепленный собственной гордыней: «Он станет тем, кто воплотит Мою ВОЛЮ в реальность! Человек, самое жестокое существо в Мире, ограниченное лишь ничтожным телом… Теперь ты избавился и от этой слабости, мой старый друг! Отлично, отлично…» Почесав бороду, Мертвый Король посмотрел на свои желтые ногти, закашляв черной жижей: — Да, неплохо придумано. Я создам свой собственный Клан, что не будет подчиняться никому, кроме меня, его Первого и Единственного Императора! Я покажу им, что значит насилие. Покажу, что смерть — лишь начало их страданий! Да… «Дважды Рожденный»… Отличное название, не находишь… Как тебя зовут, уродец? Показывая сотни пожелтевших клыков, Нетопырь произнес, внемля тишине мертвого Замка: — Баланар. Можете звать меня просто Баланар, мой Король.***
Спустя сотни лет и десятки веков, Нотт, поднимаясь по лестнице вверх, посмотрел на тусклые факелы, что постепенно угасали, сгорая от собственного пламени. Совсем как и Остарион. Человек, обретший вечную жизнь, но, как ни странно, потерявший цель и человечность. Первый и Единственный Император Нати Дувольте. Король, так и не нашедший своего Королевства. Только познавший силу и смерть, что идет за ней. Хотя, разве не этого хотел и сам Баланар, встретивший принца в темном лесу? Не он ли был тем самым факелом, что догорал на ветру, прозябая во тьме? Неказистый старик, стоявший у последнего поворота после лестницы, неодобрительно подняв взгляд на идущего Баланара, с чьих когтей стекала кровь, лишь вздохнул: — Тебя никто не звал, Нотт. Так что просто вернись в свою комнату и дожидайся приказов. Тебе, так и быть, простят гибель пары наших людей. Продолжая идти, не оборачиваясь назад, Мано Синистра Нати Дувольте, оскалившись, заметил, как в темном подземелье Собора Троицы блеснуло лезвие зеленоватой косы. Его копыто, засыпаясь сырым песком, остановилось, но лишь на секунду, после чего, слыша голос Брацио Дестро, вновь двинулось к двери. — Не вынуждай меня, Нотт. Ты знаешь, что сейчас не время. Ты не готов к «Новой Смене». Совершенно. Ты лишь зря погибнешь, поддаваясь разложению. И тогда уже я приду по твою Душу. Тебя устроит такой расклад? — усмехнулся Кардинал, перекрывая дорогу Ночному Охотнику. Существо, стараясь не смотреть на Косу, ответило: — Тебе нельзя применять магию, забыл? Вас ограничивает треклятый Краеугольный Совет. Так что ты — всего лишь несчастный садовник, не более. Прочь с моей дороги, Ротунд`йер. Я избавлю вас всех от страданий. За спиной дряхлого старика, кожа на лице которого покрывалась лишь гнойными заразами, что не ранили его, а наоборот, лишь усиливали мощь, появился нечеткий силуэт в плаще, костлявой рукой державший Последнего Жнеца — последнее, что смертные видят в своей жизни. Баланар, мгновенно хватая Брацио Дестро за горло, после чего, перехватив древко Косы своей рукой, вонзил лезвие в стену, пронзая кирпич, словно масло. Старик, оставаясь подвешенным в воздухе, прибитый к стене, мог лишь беспомощно болтать ногами, пытаясь оторваться от своего же древка: — Ты все погубишь, Баланар! Ты уничтожишь наш Клан!!! Если ты убьешь Главу, то он уже никогда не станет прежним! Послушай меня!!! — Нотт, на секунду останавливаясь у дверной ручки, повернулся к своему «коллеге», говоря: — Да. Он не будет прежним. Он станет ЛУЧШЕ.***
Войдя в просторный кабинет Главы Нати Дувольте, Мано Синистра заметил сидящего мужчину в кресле, смотрящего на зеленоватый огонь в камине. Волосы Остариона осели, кожа стала сухой и едва светилась, показывая через себя только кости и мышцы. Глаза, ранее излучавшие силу, теперь показывали только усталость и желание… Проиграть? За эти семь лет, в которых их кровожадная Семья не участвовала в конфликте между Инкатезимо и Мано Д`оро, авторитет Клана упал до тех самых подземных подвалов, в которых стали прятаться ранее устрашающие всех и вся мафиози. Заходя на мягкий ковер, пачкая его песком, Баланар аккуратно закрыл дверь, поглядывая на стену с висевшими черепами предыдущих Мано Синистра. Тех, кто пытались. И те, кто не смогли. — Как и сказал Кардинал, я тебя не вызывал, Нотт, — закашляв, Император достал увесистую сигару, зажигая ее от одного только пальца, что засиял могильным огнем. Ночной Охотник, расправляя когти, хрустнул шеей, говоря: — Ты ведь знаешь, зачем я пришел, так ведь? — Глава, ухмыльнувшись, обмяк в кресле, чувствуя бархат и дым в легких: — Точно не для того, чтобы отпроситься погулять, там, на поверхности, правда? Нотт, оставаясь на месте, видел перед собой лишь дряхлого мужчину, годы которого давно уже должны забрать свое, но, не понимая, почему тот отказывается умирать, лишь стояли в стороне. Больше нет того блеска доброты в глазах, из-за которого он… — Твое время прошло, Остарион. Пора твоей слабости уйти прочь. Слишком долго ты жил на этом свете. Сила ушла из твоего тела. Докуривая сигару, делая медленные затяжки, Глава засмеялся, кивая на стену: — Они говорили точно тоже самое. Так чем же ты лучше их? Тем, что у тебя когти? Тем, что у тебя клыки? Или ты силен? Или тем, что ты пришел ко мне, не надев ни доспеха, ни взяв никакого оружия? Может, твое самомнение гонит тебя на верную смерть? Ответь мне, черт тебя подери! Как ты смеешь называть меня по имени, а не по статусу, чертов сопляк?! Баланар, смотря на своего Императора, продолжавшего наживаться на чужих страданиях, усмехнулся. Ведь это он научил его этому. Теперь приходиться лишь пожинать плоды. — Возможны ты прав, Остарион. Возможно это мое самомнение и гордыня гонит меня вперед, скорее к твоей смерти, к тому, чтобы прервать неестественно длинную жизнь обычного человека. И мне не нужно оружие или доспех. Я и есть и оружие. И доспех. И мне стоит спросить тебя. Разве тебе не хочется проиграть? — Бессмертный, смяв сигару, откинул ее на лакированную поверхность стола, кивая своей Левой Руке: — С чего такой глупый вывод? — Тебе никто никогда не говорил, что самые жестокие существа на Земле — люди? — делая шаг вперед, спросил Нотт, пока во тьме его крылья освещались зеленоватым огнем. Сщурившись, Старик закинул ногу на ногу, отвечая: — До такой глупости я и сам мог бы догадаться. Я живу столько лет, Сынок, что уж точно могу позволить себе такие мысли. Можешь не томить меня своими речами, причем крайне тупыми? Просто скажи, что ты пришел убить меня, стать Вторым Императором. Мне будет намного легче раскроить тебе череп. Хрустнув когтями, пока гладкая кожа отражалась в глазах Остариона, Баланар сделал еще шаг: — Зачем ты стал Главой Нати Дувольте, Остарион? — мужчина, сжимая кулак под столом, кивнул: — Чтобы сеять страх и продвигать силу в Мир. Вот зачем. Ты прекрасно это знаешь. Ты один из тех, кто так охотно принял мою идеологию, которая для многих показалась просто варварской и ужасной. Чертовы неженки! Именно такие и умрут в моем Новом Мире Страха и Смерти, когда мы захватим власть! Когда Нати Дувольте станет главенствующим Кланом! Разве не этого я хочу? Разве не из-за этого ты здесь, Нотт? Не за тем, чтобы править, указывая слабым на их недостатки, превозносить силу и насилие? Говорить им, что смерть… — Всего лишь начало их мучений. Да, я знаю это. Но разве это именно то, чего ТЫ хочешь? Добиться власти? Контролировать людей, используя насилие? Не показывать его истинный смысл, не трактовать господство самого понятия «силы»? Разве нет? — разведя руки, спросил ожидающий ответа Баланар, чувствуя, как хмуриться лоб его Господина. Бывшего Господина. — Власть присуща Королям. Я — Король. Я есть Император. И я прошу то, что по праву мое, сосунок. Только власть имеет реальный вес в этом проклятом Мире, только… — Тогда ты совершенно забыл, чему я тебя учил когда-то, Остарион… — помотав головой, сказал Нотт, чувствуя тень от крон деревьев на своей коже. То чувство жизни, с которым смотрел на него принц. Услышав это, Император сжал стол, ломая края и закричав: — ЧТО ТЫ СКАЗАЛ, СМЕРД?! — Что ты слышал, Остарион… — Я ТВОЙ ГОСПОДИН, УБЛЮДОК!!! НАЗЫВАЙ МЕНЯ ГОСПОДИНОМ! — усмехнувшись, Мано Синистра приблизился к столу, отвечая: — Я живу намного дольше тебя, Старик. Я жил до того, как существовало понятие света и тьмы. Я тот, кто приходил к таким как ты в ночных кошмарах. Я есть Король Ночи. Я есть Ночной Охотник. И я тот, кого ты забыл. Вспомни. Вспомни хорошенько, Остарион, сын Сигвальда и Марооны. Вспомни и узнай, что я и есть…Первый Император, а ты — всего лишь моя копия.
— ЗАТКНИСЬ! — пнув стол, Старик собирался сбить Нотта с ног, но тот, взмахнув рукой, перерубил дерево на две части, отправляя половину в огонь, что едва зажегся. Потянувшись к стене, за висевшим там двуручником, Остарион резко развернулся, норовя отрубить голову Охотнику, что ушел ниже, отводя сталь и ударяя человека головой. Чувствуя, как хрустит его нос, Король ударил его по ребрам, оставляя кровавый подтек на синей коже. Зарычав, Баланар сделал несколько шагов назад, пока меч едва не зацепил его. Прокрутив лезвие над головой, Остарион делал несколько прямых ударов, чувствуя, как Мано Синистра уходит ото всех выпадов. Раздробив копытом его ступню, Нотт не успел уйти от захвата, как его голова, стиснутая ладонью Короля, не впечаталась в стену, наполненную черепов. Продолжая вбивать его в бетон, Остарион отступил, ногой делая последнее движение. Баланар, взмахом крыла сбив его атаку, хвостом обмотал колено мужчины, притягивая его к себе, хватая за горло и обрушивая на пол, проламывая сверкающий паркет. Король, обхватив его шею, стиснул позвоночник в своих медвежьих объятиях, пытаясь сломать его шею. Нотт, вонзая когти в его ребра, пытался вырваться, чувствуя, как свет уходит из его желтых глаз. Очнувшись, Охотник, чувствуя дыхание Старика на своей коже, оскалился, являя Королю ряды клыков. Впившись ими в его плечо, он на секунду почувствовал воздух, пронзая когтями его ключицу. Взмывая в воздух, Нотт приземлился на пол, разминая шею. Старик, поднимаясь на ноги, усмехнулся, пока кровь с его тела проникала на ковер: — Сейчас даже не ночь, Охотник. Каковы твои шансы? — поднимая свой меч и вновь прокручивая его над головой, Остарион сделал выпад сверху-вниз, от которого засвистел даже воздух. Не успевая выдохнуть, Нотт успел увернуться, чувствуя на своей коже глубокий, но не смертельный порез. Оттолкнувшись от дальней стены, Баланар поймал сталь между ладоней, уводя ее в пол, после чего, делая мах когтями, пропорол грудь Королю, что лишь взвыл. Поднимая меч, он рукоятью угодил по торсу противника, сбивая того с толку. Кулак, объятый зеленоватым огнем, ударив Нотта, отправил того к стене черепов, с которых уже попадали некоторые экспонаты. Замешкавшись, Охотник усел заметить лишь клыки мужчины, что пронзили его шею, впиваясь в саму плоть, наслаждаясь его черной кровью. Молчаливо отбиваясь, теряя силы, Мано Синистра заметил, как с легким дымком раны Короля заживают, зарастая прямо на глазах. Наконец, оттолкнув противника подальше от себя, Мано Синистра упал на колени, чувствуя пульсацию в своих висках. Взгляд, туманясь, заметил Остариона, заносившего клинок. — Я ожидал намного большего от тебя. Пришел бы ты ночью, тогда стало бы интереснее… — Нотт, открыв пасть, лишь прошептал: — Еще взмах… Взмах… — Остарион, на секунду замешкавшись, опустил меч, целясь в шею. Что вы знаете о тьме? Тьма — противник Света. Его союзник. Она никем не может повелеваться, даже самой Богиней Луны. Она была без Хозяина впредь. Так что вы знаете о настоящей тьме, что пронзает Ваш разум раскаленными щипцами, вгоняя в страх и ступор? — Мое Имя — Баланар… Я… И есть… ТЬМА, — прошептал Мано Синистра.***
Семья, гуляющая по солнечной тропинке, освещаемой бликами на стеклах магазинов, смеялась, пока Бездомный, наблюдая за ними, улыбнулся, почесывая сверкающую дворнягу. Тут же, всего на долю секунды, облака, продолжая идти своим чередом, явили перед людьми совершенно не солнечный свет. Старик, смотря на небо, увидел там лишь Луну, скрывшую оранжевый диск. Сглотнув слюну, он прошептал, обращаясь к своей собаке: — Селемене это точно не понравится…***
Меч, разлетаясь на куски от одного удара кулаком Баланара, ослепил осколком Короля, что на секунду увидел перед собой лишь облако истинного кошмара, которого он боялся, когда мать рассказывала про странных монстров, съедающих детей… Не успел он ничего сказать, как Нотт, сияя глазами-молниями, пронзил его грудь когтистой рукой, излучая настоящую темноту, от которой погасли все факелы в их Резиденции. — Ты боишься меня? Боишься теперь? — прорычал сотнями голосов Охотник, чувствуя черную слизь на своей руке, что выходила из спины Старика. Тот, выдыхая слюну, упал на пол, не шевелясь. Сложив крылья, Баланар схватился за голову, чувствуя полное опустошение. Слишком долго он не призывал на Землю настоящий Кошмар. Слишком долго… Его ноздри, учуяв запах жженой плоти, забились. Ожидаемо. — Слишком много жизней в тебе, Остарион. Так просто ты не уйдешь, да? — горько усмехнулся Нотт, видя, как Глава Нати Дувольте поднимается на ноги, хватая обрубок меча в свою дряхлую руку. Он взрастил это чудовище. Именно Остарион был плодом его ошибок. Самомнение. Эгоизм. Чувство чего-то важного. Но ведь это был простой человек. И он никогда не сможет поистине понять его. Понять то, что он испытал тогда, появившись во тьме. Поднимаясь на копыта, Мано Синистра выдохнул кровавую пену из своей пасти, держась за ранение, постоянно кровоточившее. Остарион, поднимаясь на ноги перед ним, безумно засмеялся, ринувшись в атаку, сияя лишь жаждой крови. Баланар, протягивая к его горлу когтистую ладонь, норовя снести голову одним ударом, в одно мгновение увидел перед собой того самого мальчика, который предлагал ему орехи, тогда, в лесу. Видел тот блеск в его глазах, светившихся добротой. Видел отсутствие страха и то, что не поддавалось никакому объяснению. Он видел в самом Баланаре не монстра. Лишь существо, что могло запутаться и понять Мир совершено не правильно. Таким был настоящий Остарион. Таким был Баланар. Остановившись, он не смог ударить его, как сталь клинка, вонзившись в его грудную клетку, оставила глубокую рану на груди, шедшую от левого плеча и до правого бедра. Закашляв кровью, Нотт взглянул на Нового Остариона. Безумного Старика, охваченного злобой и целью захватить власть, используя силу и насилие. Это был плод его мечтаний? То семя, что он взрастил? Ведь в нем он видел себя. И только себя. Через сколько лет он сам станет таким? Сколько времени понадобится? Сколько… Оставив в своей плоти кусок меча, Баланар обхватил шею Главы руками, сжимая так крепко, как он только мог. Старик, словно животное пытаясь достать его клыками, почувствовал слабость. Накопившуюся за века. — Прости меня, Остарион. Прости и… Прощай. Я покажу тебе, что такое настоящая СИЛА, — сломав его шею, Баланар закричал, отправляя тлеющие остатки на ковер. Плоть, превращаясь в скелет, а затем в прах, сгорела в воздухе, оставляя после себя ничего. Как и сам Остарион. Как и сам Баланар. Держа в руке его черный череп, Нотт устало побрел к креслу, что больше не освещалось погасшим камином. Коснувшись его спинки, Охотник заметил, как стена с черепами осыпается, поддувая ветром. Вздохнув кровью, ощущая в себе сталь Остариона, Баланар сделал один единственный удар, разрушивший череп и последнюю часть старого друга навечно. Кирпич, осыпавшись, открыл проход в небольшую комнатку, в которой стояли два каменных гроба, гласивших: «Сигвальд и Мароона. Король и Королева великой Страны» Смотря в темноту этого склепа, что скрывался за стеной кабинета Остариона, Нотт горько засмеялся, смотря на остатки праха в своих когтях: — Ты был слаб, потому что не мог отпустить то, что удерживало тебя. То, что могло ударить по тебе. И ты забыл мои учения, Остарион. Забыл, что значит дарить Силу этому Миру… — развернувшись к подошедшей Кробелус, боязливо выглядывающей из-за двери, Нотт кивнул, смотря на освободившегося Кардинала. За его спиной, сияя пистолетами и смокингами, ожидали сотни человек, толпившихся в коридорах и катакомбах. Клан Нати Дувольте… — Все это закончилось… Ты все это закончил, Баланар! — женщина, чувствуя, как ее зеленая кожа начинает приобретать бледный оттенок, улыбнулась, кивая в толпу людей. Те, наблюдая за разрушенным кабинетом, молчаливо чего-то ждали. — Да. Старое ушло. Как и все старые привязанности. Все слабости. Остарион мертв, теперь Нати Двуольте… Почти свободен, — сказал Нотт, держась за струящуюся рану. Кробелус, соглашаясь с ним, махнула обычными ногтями, что приобретали розовый оттенок: — Да, мой дорогой. Он почти свободен. Убить его! — улыбнувшись, произнесла жена Остариона, указывая людям в черных костюмах. Нотт, оборачиваясь к ней, молчаливо ждал, смотря на собственный Клан. Женщина, довольно ухмыляясь, нетерпеливо обернулась, замечая, как ее люди продолжают стоять неподвижно. — Почему вы… — Они ждут приказа. Которого не будет, Кробелус. Тебе не кажется, что разводить этот спектакль столько лет было глупо… Я уже чувствовал предательство одной Богини. От человеческой женщины я не ожидал другого. А эти люди… Им тоже наскучило прозябать в темноте, как и мне. Надоело подбирать лишь крупицы былой славы. Нати Дувольте почти свободен. Свободен от тебя, моя Кробелус, — подойдя к ней, Нотт схватил ее плечи и обнял, пронзая осколком клинка, торчавшим из его груди. Оживленная жена Первого Главы Инкантезимо, замолчав, лишь закашляла кровью, начиная исчезать, превращаясь в скелет, как и ее муж. Бывший муж. Когда ее оковы упали на ковер, Нотт оглядел всех присутствующих. Кардинал, держа косу, молчаливо ожидал чего-то. Как и все. Пройдя к проклятому креслу, бывшему «трону» Остариона, Баланар кинул его в склеп, кивая туда: — Сжечь все. Не оставлять ни единого уголька. Остальные — готовьтесь к переезду. Пора выползать из мышиного дерьма на волю… Не успел он обернуться, как сотни людей, падая на колени, присягнули ему на верность, смотря горящими от страсти глазами. Баланар, кивая им, вытащил меч из брюха, подзывая Брацио Дестро. — Да, мой Господин? — спросил он, пряча косу. Нотт, срывая герб Нати Дувольте, смеющийся гроб, кивнул ему, позволяя залечить ранение: — У меня для тебя есть особенное задание. — Я весь во внимании, мой Господин… Сжимая коготь, прорывая плоть и избавляясь от золотого кольца, Баланар Нотт надел бриллиантовое, одним движением сцарапывая бывший герб: — Ты помнишь, где ОН закопан? — остановившись, Кардинал недоуменно кивнул, продолжая перевязывать раны Главы. — Конечно… Но… — Отлично. Раскопать и в коробку. Пора дать всем понять, что Нати Дувольте мертв и готов начать новую Войну. Брацио Дестро, поднимая голову, сглотнул слюну. Да, их Клан больше не будет таким, как прежде… — Как ты хотел назвать свою команду? — усмехнулся Баланар, наблюдая за блондином. Тот, порхая над озером, закатил глаза, вспоминая: — Тот Клан, что будет превозносить что-то над всем. И это что-то — моя Любовь к Созданию моего Отца. К Самому Миру… — Необъятная любовь к чему-то, да? Интересно… Так как он назывался-то? Твой Клан? Улыбаясь, Люцифер, смотря на небеса, где его ждали его собратья, Маски, вздохнул, отвечая. — Нати Двуольте мертв. Пора дать ему настоящее имя. То, что придет после смерти Остариона. То, что дал мне когда-то мой друг. Имя. Настоящее. «Дважды Рожденного» больше нет. Настало время Клана Инкартузем показать миру, что такое НАСТОЯЩАЯ СИЛА.