Ты

– Дай сдачи, – гневно выплевывает Чара. – Какого черта ты никогда не даешь сдачи? Это неправда. Когда рядом Чара, Фриск, бывает, поддается уговорам, но когда рядом Чара, до драки дело вообще доходит редко. Фриск не знает, с чем это связано - с тем, что когда рядом Чара, другие дети опасаются задирать Фриск, или с тем, что когда рядом Чара, Фриск вообще не обращает внимания ни на что вокруг, включая насмешки и провокации. Когда Фриск остается в одиночестве, всё по-другому. Появляется уязвимость, и это чувствуют все. Но, что важнее, Фриск действительно не может дать сдачи. Неприятие насилия, мысль, что такие действия могут причинить кому-то боль, настолько противны самой натуре Фриск, что для того, чтобы перебороть себя, нужно нечто действительно выходящее за рамки - суровый окрик Чары, например. – Ну хватит, – просит Фриск устало. – Дерись, если хочешь. Мне такое не нравится. – Не думаю, что когда тебя превращают в отбивную, кому-то есть дело до того, что там тебе нравится, – Чара в бешенстве, Фриск же просто чувствует неимоверную усталость. Хочется пойти в сад, поваляться под деревом, позвонить Ториэль и навсегда оставить этот день в недрах своей памяти. Но до Чары это не донести. Не донести, что проще просто по возможности игнорировать неприятности, что путь насилия - не единственный, и что брань Чары ранит куда сильнее, чем любые кулаки. Фриск повторяет, все с той же усталостью: – Хватит. Хватит лезть не в своё дело. На лице Чары такое явное изумление, что оно почти заглушает собственное изумление Фриск. Со стороны Фриск такой тон в их разговоре впервые, и извинения уже готовы сорваться с губ, но Фриск пересиливает себя, не желая показывать слабость. Упрямство Чары оказывается заразным. Изумление сползает с Чары, стекает, как выплеснутая на лицо вода из стакана, и из под слоя недоумения показывается злость. – Послушай-ка... – начинает Чара медленно, и Фриск понимает, что совершенно не в состоянии слушать то, что должно за этим последовать. Чара смотрит с нечитаемым, безотчетно пугающим выражением, и Фриск инстинктивно отшатывается, делает несколько шагов назад и непривычно громко перебивает: – Хватит! Лицо Чары - белая маска, и неизвестно, чем бы это все кончилось, но тут в дверном проеме появляется хмурое лицо одного из воспитателей, привлеченного, должно быть, их громкой перебранкой. – Фриск! Чем ты тут занимаешься? А ну-ка иди сюда. Фриск оборачивается, ощущая одновременно раздражение и облегчение. Из коридора Чару не видно, и некоторое время Фриск колеблется, но затем пожимает плечами и идет к выходу из класса. – Ничем. Чара не отводит взгляда, в котором теперь сквозит замешательство. В какой-то момент Фриск кажется, что Чара сейчас пойдет за ними. Их взгляды пересекаются, и Фриск почти хочется попросить об этом. Но, наконец, Чара поджимает губы и отворачивается к окну. В карих глазах играют отблески закатного солнца. После получасовой нотации о том, как плохо шуметь, особенно когда на дворе уже вечер, Фриск, наконец, выходит во двор. Солнце уже скрылось за горизонтом, и в темноте приходит ощущение безопасности, впрочем, недолгое - безопасность от реальных угроз компенсируется опасностью от воображаемых. Фриск, как и почти все дети, не любит темноту, и уже почти решается повернуть назад и вернуться в спальню, но тут от стены отделяется темный силуэт, в котором Фриск узнает Чару. Чара подходит ближе и встает под свет висящего у двери фонаря. Вопреки опасениям, Чара не выглядит так, будто ещё злится. Чара выглядит измотано. Всегда румяные щеки раскраснелись ещё сильнее, темные волосы липнут к мокрому от пота лбу, воротник чёрной рубашки сбился, плечи тяжело вздымаются и опускаются. – Что с тобой? – спрашивает Фриск, мгновенно забывая об обиде. Чара выглядит как только что с марафона, в приюте так не набегаешься, тем более ночью. Чара кивает на ограду. – Из города. Было нечего делать - пришлось гулять. Фриск с трудом сдерживает улыбку. – У тебя проблем не будет? – Пока что здесь проблемы только у тебя, – Чара вскидывает брови в ответ на помрачневшее лицо Фриск, но тут пожимает плечами и подзывает к себе повелительным движением пальца, с этой свой озорной усмешкой. – У меня для тебя подарок. Фриск неуверенно подходит ближе шаг за шагом, пока не становится почти вплотную с Чарой. Чара подмигивает и вытягивает из кармана шорт выцветшую ленту: когда-то та, похоже, была красной, теперь же остался только блеклый оранжевый. Фриск не сопротивляется, когда Чара заставляет повязать ленточку на волосы, но смотрит с непониманием. Лезущие в глаза волосы - это уже что-то настолько привычное, что не доставляет никаких неудобств, и Чаре это должно быть прекрасно известно по собственному опыту. – Ну вот, – удовлетворенно говорит Чара, рассматривая результат своих трудов. – На прогулке мне пришла в голову теория, что если ты перестанешь быть неопрятной страхолюдиной, тебе не будут задавать такую уж сильную трепку. Фриск уже не может сдержать наползающую на губы улыбку. Эта забота очень своеобразна, но приютские дети не избалованы и такой. Чара криво усмехается в ответ и, сжав пальцы на запястье Фриск, взбегает по ступеням крыльца и проскальзывает в холл. О ссоре они не вспоминают. План Чары, конечно, не работает, но выясняется, что ленточка отлично подходит для того, чтобы перевязывать ссадины.