Ты

Июньская жара сушит слезы. Фриск ничего не делает: просто молчаливо существует. Проводит вечера на берегу реки в городе: отсутствие все равно мало кто заметит. Чара пускает камни блинчиком: круглая галька отскакивает от оранжевой закатной воды. Острые коленки ободраны: на скалистом обрывистом берегу очень легко споткнуться. — Эй, ты, там! — прорезает мирное журчание воды резкий окрик. Фриск выпрямляется, но не оборачивается: и так ясно, что кто-то из приюта. Кто-то возрастом постарше: такой может поколотить так, что неделю лежать будет больно. Но отступать некуда, разве что в реку прыгать. — Развлекаешься тут, чучело? — неприятный голос теперь над самым ухом. Фриск, не выдерживая, отступает на шаг. Камень под ногой предательски скрежещет. Отсюда до реки катиться пару метров, немудрено и шею сломать. Фриск не смотрит на неприятеля, вместо этого сверлит взглядом Чару. Чара замирает неподвижно, наверняка прислушивается к разговору. Один раз в похожей ситуации помощь пришла именно отсюда. Но вступится ли Чара за Фриск теперь? — Не надейся, — Чара умеет читать мысли, не иначе. После долгого перерыва слышать этот голос непривычно. Звучный и властный. Поэтому к Чаре никто и никогда не цепляется. Поэтому придурок, приставший к Фриск, даже не подумает задирать Чару. — Сделай в кои-то веки что-то своими руками, — продолжает Чара безжалостно. — Чего молчишь? Язык отсох? Фриск получает болезненный толчок в грудь. Покачивается. Из-под пятки вылетает несколько мелких камушков. — Ну давай, Фриск, — подначивает Чара. — Никто тебе не поможет. Себе можешь помочь только ты. — Ты вообще разговаривать умеешь? — Убить или быть убитым, помнишь? — Или у тебя совсем мозгов нет? — Только так, и никак иначе. Два голоса сливаются в общий насмешливый звук, и Фриск не знает, кого сейчас ненавидит больше. Может быть, себя. Футболка трещит, когда грязная рука с обломанными ногтями дергает ворот. Фриск закрывает глаза, но слезы все равно собираются в уголках глаз. Хватит. Хватит. Хватит. Чара совсем близко, Фриск слышит шаги. Чара ступает легко, как кошка. Чара обхватывает Фриск руками, сзади, прижимаясь грудью к спине: впиваются остро выступающие сквозь кожу и тонкую рубашку ребра. Чара мурлычет Фриск на ухо: — Ну давай же. Я знаю, что ты можешь. Ты умеешь играть не по правилам. Ты любишь их нарушать, совсем как я. Фриск хочет оттолкнуть Чару. Но вместо этого выбрасывает руки вперед. С выражением нелепого удивления на вытянувшемся лице, враг отшатывается. И с сухим хрустом его нога подламывается. Он взмахивает руками, как курица, которой фермер сейчас свернет шею, — крыльями. Со слабым вскриком заваливается в бок. И кубарем летит к реке. Фриск, в оковах молчаливого ужаса, смотрит. Этот человек не шевелится. Этот человек лежит на спине и бессмысленно смотрит в небо широко распахнутыми глазами, которые уже ничего не видят. Этот человек мертв. Под разметавшимися русыми волосами набегает лужица красного. — Эгегей, — смеется Чара и ловко скачет вниз, перепрыгивая с камня на камень. Фриск, оскальзываясь, бежит следом. — Очень хорошо, Фриск, — резюмирует Чара с совершенно неуместным довольством. — Я тобой горжусь. Он убит. Эти страшные слова вырывает Фриск из оцепенения. Заставляют вскинуть руки в защитном жесте. — Это не я! Это не я! — А кто? — Чара вскидывает бровь. — Уж не я ли? Фриск не отвечает, только смотрит исподлобья, дрожа. В этом взгляде — и ужас, и гнев, и боль. — Я больше не буду тебя выгораживать, Чара, — голос скачет, Фриск не справляется. — Ни перед воспитателями, ни перед полицией. — Выгораживать? Меня? — переспрашивает Чара неверяще. Запрокидывает голову. Хохочет, сочно и бешено. — О! О Фриск! Есть ли предел твоему простофильству? Это невозможно! Смех обрывается также резко, как начался. Чара качает головой. — Ладно. А вот я тебя выгораживать все-таки буду. Кто, если не я? И с этими словами Чара хватает неподвижное тело за рубашку и сталкивает его в реку. Бурное течение подхватывает мертвеца и уносит прочь, будто это очередное бревно или мусорный мешок. Свидетельством их преступления остается только подсыхающая лужица крови на берегу. Чара наклоняется и прячет в карман испачканный в крови камень.