Клетка

У маленькой Джейн огромные светло-серые глаза, доверчивые и невинные – этими глазами она смотрит на проходящих мимо людей и видит то, чего не видят остальные прохожие: туго набитый кошелек, задумчивость или усталость, отрешенность и печаль. Эти глаза видят людей злых или добрых, готовых пожалеть замерзшего ребенка; неприятных и тех, кому ни в коем случае нельзя доверять – таких в банде называли крысами. У подрастающей Джейн светло-рыжие кудряшки, которые каждую ночь смачиваются какой-то приторно пахнущей жидкостью, чтобы они вились еще круче, блестели ярче. У Джейн бывают даже красивые платьица, которые приносят хриплоголосые, пахнущие сладким мужским одеколоном женщины – ангелочка в платьице не прогонят с богатых улиц, а вот оборвыша– вполне. Этим платьям далеко до того, желтого, и после каждого выхода на «работу» Джейн возвращает одежду неприятной старухе, которая пытливо разглядывает ткань, проводя по ней заскорузлыми пальцами – попробуй только посадить пятно или порвать! Крошка Шеппи, Дженни, Джейн сидит за большим шатающимся столом, показывает на карте нужный дом; спит, завернувшись в теплое, но колючее шерстяное одеяло, и уже не просыпается от топота маленьких лапок – крысоловки стоят рядом с ней, и утром в них обязательно будет несколько крыс. Возвращаться в настоящее, в здесь-и-сейчас, нелегко, но приятно. Приятно осознавать, что все это было, было когда-то давно, и, в сущности, не имеет никакого значения… но у Гарруса слишком серьезное лицо, и, будь у него брови, он бы наверняка хмурился. - Может быть, меня должны были звать Матильдой Блюмингдейл, - хмыкает Шепард, - а я и не помню. Так и хожу… собирательная вся, ненастоящая. - Ничего подобного, - говорит Гаррус и берет ее лицо в горячие ладони. – Ты – Шепард. Джейн Шепард, самая цельная и настоящая женщина, которую я знаю. Чуть погодя Гаррус спрашивает пригревшуюся в его объятьях Джейн, тот ли это Финч дал ей прозвище, которого они встретили когда-то на Цитадели, и она кивает. - Я так старательно вытесняла все воспоминания о том времени, что поначалу даже и не поняла, о чем он говорит, – смеется Шепард. – И гляди-ка, нашел ведь меня… Вот уж правда, не отвяжешься от семейки. - Ты же понимаешь, что это не настоящая семья, - говорит ей Гаррус и в его голосе сквозит непонятная грусть. - Другой я не знала, - пожимает плечами Шепард. – Это была клетка, а я была крысой в клетке. Но другой семьи у меня никогда не было, Гаррус. Сестра. О, да, Калисса, знала бы ты, какая и кому я сестра, взорвалась бы от переизбытка эмоций. Первый СПЕКТР-человек вырос в преступной группировке, эксклюзивные новости! Гаррус молча обнимает ее, и у Шепард мелькает мысль – а он-то знает, что такое настоящая семья. Жизнь Шепард в этой «семье» кончается холодным весенним утром, когда на улицах нижнего города почти никого нет – сонные копы, возвращающиеся с ночных смен работяги и проститутки, и – странного вида военные, расклеивающие какие-то листовки на стенах. Одну из таких листовок срывает Джейн – в ней говорится, что Вооруженные силы Альянса объявляют набор новобранцев. - Что у тебя там, Шеппи? – спрашивает ее зевающий Майкл – надо же, вышел следом за ней, а она и не заметила. - Ничего, - говорит она и комкает листовку, незаметно засовывая ее в карман. Она не знает, что такое Альянс, но это звучит как что-то большое, далекое и немножко грозное, и кажется ей единственным светлым пятном в это серое утро. Днем, сидя на перилах моста, она бережно разглаживает смятую бумагу. Где-то в другом мире, где девочка в желтом платье выросла в красивую девушку, уже давно используют только голограммы и большие трехмерные экраны. На нижних улицах прогресс и не появлялся – здесь все так же печатают газеты и все так же развешивают бумажные объявления – и хорошо, если найдутся люди, умеющие читать. На листовке изображен солдат в какой-то странной одежде – Джейн знает, что это броня, но выглядит она так странно и так красиво, что она просто разглядывает картинку, не обращая внимания на людей, снующих вокруг. Текста на листовке мало, а для новобранцев указан только минимальный возраст – восемнадцать лет. Джейн исполнилось восемнадцать на прошлой неделе, и она понимает: в прутьях клетки нашлась щель, через которую можно протиснуться. Она видит такого же солдата, который вешал листовки утром, только этот – уставший и немного мрачный, и, шалея от собственной храбрости, она срывается с перил и догоняет его. - Чего тебе? – офицер недоволен, что его трогает за рукав лохматая девчонка в вещах с чужого плеча. Когда девчонка молча протягивает ему измятую листовку, он только приподнимает брови. - Я хочу, - говорит Джейн, – записаться. - Куда тебе, глупая? – снисходительно спрашивает солдат. – Тебе и восемнадцати-то нет. - Есть, - твердо отвечает она. – На прошлой неделе исполнилось. Куда мне идти? - Домой, - серьезно говорит солдат и хмурит светлые выцветшие брови. – Ну, куда ты еще можешь идти, армия не для маленьких девочек. - У меня нет дома, - говорит Джейн и тоже хмурится. – Я хочу записаться. Куда мне идти?