***
Себастьян проснулся посреди ночи. Луна светила в окно. Холодные лучи освещали лицо Сиэля, склонившегося над ним с подушкой. Еще мгновение, и та накроет лицо. Руки будут с силой давить вниз, но мужчина окажется сильнее и скинет Сиэля с кровати. — Ты что делаешь? — Андриан говорил, что вы хотите, чтобы с вами поиграли с подушкой, — Сиэль отползет в сторону. — Больше никогда так не делай, слышишь? — Да. «Это была плохая шутка», — подумал Себастьян, вновь укладываясь спать, но до самого утра он так и не смог уснуть… На следующий день он отправился к Андриану. Тот уже неделю не выходил из своей комнаты. — Андриан! Мне нужно поговорить! — Себастьян застучал в дверь с достаточной силой, чтобы о необходимости разговора беловолосый чудак понял сразу же. Однако, никто не отозвался. Дверь была не заперта, и Себастьян вошел в комнату. Андриана в ней не оказалось, но нашлось послание, оставленное на крышке собственного гроба. Скорее всего, оно лежало там уже несколько дней. Если посчитать, то они не встречались и не ужинали вместе уже давно. «Скоро Винсент выполнит свою часть договора — мне больше нет смысла жить с вами и притворяться. А вам, Себастьян, желаю счастливо оставаться. Признаться, мне все равно, что будет с Сиэлем и вами, но не загубите душу или как там вы — люди, говорите?.. Почаще молитесь и куда чаще грешите. Ведь вам так мало времени отведено». — И что все это значит? — спросил вслух Себастьян. — Что за белиберда? Он почувствовал злость. Никто ему так и не дал никаких ответов, но все оставили в полном одиночестве, наедине с проблемами, которые росли, как снежный ком. — Дьявол, — он скомкал и выбросил записку в гроб. — И что теперь мне делать?..Дурной праздник
— Мы не идем на праздник, — сообщил Себастьян, когда Сиэль спустился вниз в праздничном наряде. Он по-прежнему играл девушку, и никоим образом невозможно было уговорить его вернуться в юношеские одежды. Теперь на Сиэле красовалось кружевное и бархатное платье с турнюром. Абсолютно черное. Он оделся, как на похороны, хотя должна была быть свадьба. Была даже черная вуаль. Позади мелькнула бледная горничная, одна из тех, чье имя Себастьян не помнил. Ее перепуганное и взволнованное лицо говорило: «Ради бога, это не моя затея, меня лишь попросили, а я сделала!» В какой-нибудь другой момент гувернера даже позабавило бы столь экспрессивное выражение испуга, однако, теперь ему оставалось лишь сокрушенно вздохнуть — ведь он так надеялся, что без Мари Сиэль не справится с облачением в барышню. И забыл, что в этом доме все и вся будет стремиться к выполнению любой прихоти Фантомхайва-младшего. — В два часа. Сегодня, Себастьян. Нас приглашали. — Знаю, но мы не можем пойти. Давай займемся чем-нибудь другим? — Себастьян попросту опасался появляться с Сиэлем на столь многолюдном мероприятии. Оно могло стать стрессом для него и вызвать новые приступы. Поведение Сиэля стало совершенно непредсказуемым, а, учитывая отношение к нему местных, не стоило давать им лишний повод для пересудов. Цокот каблучков. Характерно упрямый и чистый. Сиэль сошел с лестницы и встал напротив мужчины. Затем, поднявшись на цыпочки, он схватил его за кончик галстука и потянул на себя. — Какой хороший галстук! Он черный, как и мое платье, гляди! — Да, действительно, они оба черные. Может быть, примешь ванну? — Слишком мокро. — Проведаем Костяшку? — На свадьбу. — Сиэль, это же скучно. Там будет много людей, много шума и больше ничего. Ровным счетом. — Там будет невеста. Я хочу пожелать ей счастья и подержать за руку, — Сиэль взял руку Себастьяна в обе ладони. Его собственные ручки были едва теплыми. — По обычаю, это делают уже замужние, а ты не… — начал было Себастьян и осекся. Он уже понял, что уговорить Сиэля не идти — не получится, ничего, кроме проблем не возникнет. Да и имело ли это значение на фоне происходящего? Угроза шла от детей, а рядом с ним Сиэлю ничего не угрожает. — Мари сказала, что можно. Мари — женщина, она знает лучше. — Что-то я не слышал, чтобы она так говорила, — заметил Себастьян. Мари оставила их дом с той самой ночи. Свое решение она объявила на следующий же день, в тот же и уехала. Возможно, так было лучше — посторонним людям стало опасно находиться рядом с Сиэлем. Даже тем, кто совсем недавно этим посторонним не был. Сын Винсента стал слишком непредсказуем. — Кажется, что вы — единственный, кто может на него повлиять, но от вас мало что зависит, — сказала Мари на прощание. — Знаете, я желаю вам удачи, искренне желаю. В этом доме столько нехорошего случилось, что мне кажется, он скоро сгорит или просто развалится пополам, потому что все вокруг — нет, это… это все какое-то безумие! Но вы!.. Вы берегите себя! И… — она вернулась, когда уже было пошла, — знайте, что вы мне нравитесь. Всегда нравились. С самого начала, когда все было совсем-совсем другим, когда все хорошо было. И за серебряные ложечки я на вас не сержусь. До свидания. «Когда все было другим», «ложечки»? — О чем вы, Мари? — Мне, правда, пора — здесь очень редко ходят поезда, но зато говорят, они приходят очень вовремя! Это вам тоже пригодится знать. Мари ушла, оставив Себастьяна с вопросами. Но он с ней согласен — это действительно странный дом. — Говорила, — настоял Сиэль. — Может быть, тогда ты знаешь и про какие серебряные ложечки говорила Мари? Сиэль пожал плечами. — Женщины падки на серебро и золото. У меня есть два золотых колечка и много бирюлек, но я не падкий, зато видишь, как я весь дрожу? Говорят, что ангелы дрожат, когда падают на Землю. Папа говорил, я ангел. Он целовал меня в лоб и говорил: «Ты — сущий ангел, Сиэль». Но какой же я ангел, позвольте? У меня совсем нет крыльев, ни единого перышка… — Думаю, на этой Земле найдется место и одному бескрылому, — заметил Себастьян. Он приподнял черную вуаль, открывая синие теплые глаза. Сиэль стыдливо опустил ресницы. Видимо, подражая невестам. И откуда он только все это берет? Но — прекрасный актер, прекрасный! — Не смотри! Любишь же ты смущать, вот еще!***
— Весело, правда? Очень весело! — глаза юноши влажно и лихорадочно сверкали. Они потемнели и стали из синих почти черными. Он нежно улыбался, но то была очень странная улыбка, и люди это чувствовали. Юношу и мужчину, его сопровождающего, сторонились, на них поглядывали, и их изучали. Себастьяну было все равно, но в этой суматохе за Сиэлем приходилось следить более тщательно. Сиэль развеселился. Пара девушек прихватили его с собой танцевать. Хотели взять и Себастьяна, но тот отказался. — Я научусь танцевать, и мы пойдем вместе, пойдем вместе! — задорно воскликнул Сиэль. От всеобщего веселья и балагура в нем вспыхнула тяга к ласкам. Он, то и дело, неумело и ласково, механически гладил голову Себастьяна. Неосторожно нервно, нелепо по-детски, но, все же, — именно от этого и мило. На эти ласки тоже обращали внимание. И на это Себастьяну тоже было наплевать. — Иди, веселись, — улыбнулся он подопечному. Сиэль кротко поцеловал его руку и, только тогда, ушел в сопровождении танцорок. «Опять насмотрелся где-то, опять пародирует», — подумалось Себастьян про неуместный поцелуй. К нему подсел Седерик и какой-то старик с рассеченной бровью. — Не участвуете в танцульках? — Мне и тут хорошо. — Это вы не очень удачно поступили, что привели сюда господина, — сказал Седерик. — Сами понимаете, почему. Думаете, люди привыкнут или присмотрятся? — Сиэлю полезно покидать дом. В остальном, мы сами разберемся, — Себастьян почувствовал раздражение на Седерика. Кто он такой, чтобы лезть со своим мнением? — К тому же, нас пригласили, — добавил он и, тут же, пожалел об этом, разозлился: это прозвучало, как оправдание, а вот чего-чего, а оправдываться ему не перед кем. Глупо это все — и с Седериком, и со всеми этими людьми ему не о чем говорить. Он здесь такой же чужой, как и Сиэль. Хотя, глядя на того, сложно так подумать: андройд с беспечностью кружился в центре зала. Тут же в движениях его, были и порывистость, и ломанность, и все то, что он удачно брал от девушек, женщин, и, что скопировать, как всякий живой, не мог. Выходило путано. Все смешалось в его движениях с детскими повадками, выделяя из толпы и делая особенно примечательным. Себастьян, как сторожевой пес, неотрывно следил. Можно было даже подумать, что Сиэль счастлив. Он смотрел, как люди вокруг смеются — и смеялся тоже. Неустанно улыбался, кому-то отвечал (кто-то постоянно к нему обращался, да нет же! его просто окружили вниманием, особенно женщины). Со всеми был вежлив и обходительно мил, лепетал чудные вещи, — душенька, одним словом. Все были в восторге, однако, чем больше Себастьян наблюдал, тем более этот восторг и щебет вокруг Сиэля казался неискренним и даже с каким-то подвохом. — Волосы-то какие шелковистые, а щечки… сделают же куколок! — Сиэль — не куколка, — Сиэль улыбался, точно счастливый вниманием. Ему нравилось разглядывать девушек и женщин. Около него отродясь не было столько людей, а уж те впились в него со всей пристрастностью. — Еще какая куколка! Прехорошенькая! Руки то и дело его касались: щупали волосы, кожу, одежду. Девки падки на красоту. — Ты точно мальчик, а не девочка? — Сиэль — это Сиэль! — хихикал Сиэль. — Ну, конечно, Сиэль… Пара женщин отлучились от группки и присели рядом с Себастьяном. — Хорошая потеха! — сказала одна, сверкая хитрыми глазами. Она взяла стакан и очень много отпила. Грудь из декольте у нее чересчур выпячивалась, волосы растрепались. Похожа на злую ведьму. Вторая подсела поближе к Себастьяну, взяла под руку и заговорщически склонилась к уху: — А вы нам скажете-то правду про графа? — Какую правду? — Себастьян притворился, что не понимает. Он старался не упускать глазами фигуру Сиэля в толпе. — Ну, что с сыновьями, это мы знаем — сделал машину, а потом? — женщина подлила вино себе и Себастьяну. Она плотно прижималась к нему, и мужчина мог отодвинуться, разве что, к другой женщине. От обоих веяло жаром, душистым мылом и потом. — Правда, что граф сошел с ума? Давно не показывается, а второй куда делся? Мы же не праздно интересуемся, правда, Марта? — Исключительно по душевной искренности! — Мы все беспокоимся! Граф хорошо помогал нам. — Никто не забудет его помощи. Неужели не расскажите? — Здесь, собственно, и нечего рассказывать, — Себастьян отпил вина. Сиэль мельтешил впереди: кожа белоснежки, глаза то ли принца, то ли лесной лани. Кусочек сказки посреди темного балагана. Один раз он помахал ему, и Себастьян тоже махнул в ответ. Слишком много шума — он отдает в виски. Кажется, Себастьян выпил чуть больше положенного, или это вино странное. Он отставил стакан. — Выпейте еще! — Вы такой бледный. — У вас есть жена? А дети? Грудастая ведьма настоятельно попыталась впихнуть стакан обратно ему в руку. Другая — плеснуть побольше. Чего Себастьян никогда не выносил и стерпеть не мог — так это навязывание. Он встал, давая понять, что разговор окончен. Женщины, как и все окружающее, стало ему вдруг неприятным, даже противным. Он только обернулся, чтобы подозвать Сиэля и, в этот самый момент, будь то интуиция или что иное, понял — случилось неладное. Понял по физиономиям в толпе: ухмыляющимся, следящим за его реакцией («когда поймет?») и, наконец, догадался по противным двум ведьмам. Их громкий смех показался воем сумасшедших гарпий: глаза неестественно выпучены, желтые, пакостно блестящие зубы режут взгляд и, самое главное, рожи кричат сами собой о том, что он что-то упустил, и, что им всем здесь смешно с этого, до колик, до умопомрачения! Себастьян отшатнулся, когда что-то сзади задергало за рукав — уже по сильному, не робкому движению понятно, что это не может быть Сиэль. Так и есть. Одергивал сморщенный горбатый старичок. Выпятив блестящие от слюны губы да закатывая глазенки с редкими длинными ресничками, он прошамкал на манер барышни: — Красавчик, чего потерял? Уж не меня ли ищешь? Это я, твой Сиэль! Смех стал громче и потек со всех сторон. — Сиэль! — громко позвал Себастьян. Он оглядел мельтешащие головы и ринулся в центр зала, распихивая гостей локтями. Кругом остались одни старики да старухи, и людей стало значительно меньше. Куда все подевались? — Сиэль, нам пора! — крикнул он. Но Сиэля нигде не оказалось. Предчувствие, что не нужно было идти сюда, что он оплошал, оправдалось в полной мере. Себастьян еще какое-то время надеялся, что ошибся, но, натыкаясь на повсеместный гогот и пристальные взгляды, понял, что — нет. Ощущая смятение и возрастающую злость, он заставил себя сохранить спокойствие на лице. Страха от него и ждут, но его они не получат. — Где он? — спросил Себастьян зычным голосом. Он теперь стоял в центре совсем один. Он оглядывал все те же, уже до омерзения, противные рожи. Его обвели вокруг пальца, они спрятали Сиэля, только вот зачем это нужно? Грудастая хотела усмехнуться, но поперхнулась вином: — Вы кого-то потеряли, мсье Михаэлис? — Сами знаете. — Да кого же? — Черт бы тебя побрал, где он?! — не чувствуя тела, Себастьян подлетел к женщине, схватил за горло и, прижав к стене, поднял над полом. Та захрипела. Сначала она сопротивлялась, а когда пальцы сдавили слишком крепко и из уголков глаз потекло, замолчала окончательно. — Удушу, если не скажешь. — Она не знает! — истошно завопила другая. — Удушишь! Отпусти! Подруга ведьмы вцепилась в рукав мужчины, повиснув на нем, как щенок. Себастьян одним движением отпихнул ее, и та свалилась на пол, тут же завыла, как побитая собака. — Говори, тварь, иначе убью, — прорычал Себастьян. Остановить его было некому, старики не решались. — На Очищение увели, на центральную площадь, — прошелестела удушаемая. Когда рука отпустила, она судорожно заглотала воздух. Другая не преминула съязвить: — Уже не успеешь, но ты не печалься, кобелек, он ничего не почувствует, он же не человек! Она загоготала, но едва Себастьян замахнулся, как со страхом отпрянула. — Какие же вы все мрази, — с ненавистью обратился он ко всем. — Что он вам-то сделал? — А то ты не понимаешь! Души вкладывать в неживое! Возвращать мертвых! Треклятая некромантия! — завизжала женщина. — Кем Фантомхайв себя возомнил-то?! Неужто Богом? С тех пор, как он сотворил это чудовище, появились оборотни и вся эта нечистая сила! Это все Богу и не понравилось, а мы предупреждали! Предупреждали! Все знают, что душу из Рая обратно не заманишь, а то, что возвращается — так это адово отродье! Фантомхайвы — дьяволы, все как один! — Иди и ищи своего выблюдка! Бог все видит, он тебе ноги по пути переломает! — Клянусь, — ответил Себастьян, — клянусь перед вашим чертовым Богом: если с ним что-то случится, я вас всех убью, всех до одного! Как был, без пальто, он выбежал наружу. Он кричал имя андройда на улице, но никто ему не отвечал, только ветряные порывы больно хлестали в лицо. Улицы пусты — сегодня весь люд собрался под крышей одного дома. Не горели окна, дороги заметало, и, кроме этого воя, ничего не было слышно. Следов вокруг натоптано много, но — ни души. Себастьян огляделся, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь; увидел вдалеке черные удаляющиеся точки — и побежал следом. По мере приближения, гувернером овладевал страх — до того невообразимый, что ярость, растущая наравне с ним, казалась лишь тихим шепотом, и все же, именно она наливала тело безоговорочной решимостью, и Себастьяну не казалось — он знал, что способен теперь убить, и что раньше такой злобы не испытывал. От одной мысли, что с Сиэлем может случиться дурное, что с ним удумают сделать эти люди, Себастьяна мутило, и ярость — холодная, трезвая — заставляла его бежать, как никогда быстро. Они все были на площади. Целая толпа. Собрались, как на праздник. Улюлюкали, шумели. Готовились явно заранее. Соорудили помост, как на сжигание ведьмы. Себастьян заметил Сиэля среди серых фигур. Его не тащили силком, а вели под руки к готовящемуся орудию пытки. Он шел сам, смеялся и улыбался, и ветер доносил слова: — Я не слышал о таком ритуале… Как странно у вас тут, но где Себастьян? Он будет сердиться, если… — Так задумано. — А! Ш-ш-ш! — Сиэль озорно приставлял палец к губам. — Секрет для Себастьяна! Себастьян бы непременно обозлился на подопечного за столь неразумное, доверчивое поведение, но услышал и узнал Седерика, а уж ему-то у Сиэля не было причин не доверять. — Он придет чуть позже, господин, он будет горд тем, что вы взяли на себя такую ответственную и почетную роль! — Горящий ангел, чудно! А где будут мои крылышки? — в эту ночь, к несчастью, Сиэль являлся абсолютным ребенком, и тот противоречивый дух, что обычно заставлял его поступать бойко и агрессивно, дремал. — Кто вам сказал, что вы будете ангелом, господин? — Одна мисс… — Сиэль закрутил головой, отыскивая некую, но не нашел. — В белом платье, как у невесты. Седерик, у меня тоже такое будет, когда мы с Себастьяном поженимся. Только Себастьяну пока не говорите, это тоже секрет: ш-ш-ш-ш. Себастьян изо всех сил закричал им в спины: — Сиэль!!! Седерик обернулся первее — сплошная расстерянность. Сиэль же счатливо улыбнулся зовущему светлейшей из всех улыбок на какую был только способен. — Себастьян! Ты не должен быть тут! Это секрет! Седерик сказал что-то юноше на ухо, и, вместе с другим человеком, они пошли быстрее, уводя Сиэля к заготовке кострища, на котором тот должен гореть. — Остановитесь! — закричал Себастьян. — Сиэль, иди ко мне! Сиэль вновь оглянулся, и на лице его появилось то самое сомнение, какое и было необходимо. Почувствовал ли он в голосе гувернера предупреждение или волнение, но обратился к Седерику, говоря, что Себастьяну что-то не очень нравится секрет. — Сиэль, иди ко мне, сейчас же! — Себастьян бежал изо всех сил, но казалось, что расстояние не сокращалось. Троица уже была у кострища, там, где ждали люди. Много людей с которыми в одиночку Себастьян не знает, справится ли, но то, что они не отдадут Сиэля обратно, он не сомневался. — Седерик, оставь его в покое! Это приказ! — Вы здесь не приказываете, мсье Михаэлис! — буркнул Седерик, но вряд ли мужчина его услышал. — Сиэль, беги от них! Беги ко мне! — Это тоже часть ритуала, господин, — сказал Седерик. — Себастьян должен переубеждать вас идти на костер. В этом весь смысл игры. Все будут недовольны, если вы откажетесь и побежите к Себастьяну. К тому же, Себастьян тоже будет недоволен. Ваша задача во что бы то ни стало сгореть. — Сиэль, беги от них! — вряд ли призыв Себастьяна возымел действие, если бы он не догадался крикнуть то, что послужит ключом к пониманию. — Сиэль, они как Гули, помнишь? Они на их стороне! Они врут! Тут Сиэль вдруг заупрямился и пожелал остановиться. — Я должен к Себастьяну… Но мужчины тут же зажали его в тисках, не давая сдвинуться. — Я должен… — Мы уже почти дошли. Вы должны гореть, господин, — это безопасно, уверяю, костер понарошку. — Я уже не могу гореть. Себастьян не хочет, чтобы я был ангелом и горел. Седерик, я пойду к Себастьяну! — Вы не можете, да вот мы уже и дошли! Глядите-ка! — Седерик насильно сжал Сиэля под руку и повел на кострище. Жертва послушно вступила на деревянную груду — гореть должно хорошо и ярко. Сиэль все еще не мог понять, что от него требуют, почему все эти люди шумят. Хоть внутри просыпался порыв послушаться Себастьяна, все же Седерик тоже был лицом не незнакомым и относился к отцу, Сиэль не мог игнорировать этот факт. Вдруг это, правда, игра? Что ему делать? Но Себастьяну все это не нравится… Что делать в таком случае? Сиэль, возможно, впервые доверился внутреннему зову: его все же потянуло к Себастьяну. Поэтому он оступился и повернулся навстречу к бегущему: «Я иду, Себастьян!» Седерик и еще несколько людей перегородили андройду путь. Его схватили за руки и, стянув веревками, стали привязывать к столбу. Себастьян уже был близок, как люди вокруг него стали стягиваться, образуя густую человеческую кашу. — Прочь! — Себастьян пытался прорваться и толкал людей локтями. Тут же его захотели скрутить: одного он ударил в челюсть, а второго отпихнул ногой в живот. Дрался он с таким отчаяньем, что люди поначалу отхлынули, но, вот, некто гаркнул: «Да схватите же его, наконец!» и с такой силой, что многие из мужчин осмелели и навалились всем скопом. Сил оказалось больше — Себастьяна все же скрутили и вывели напротив кострища. Толкнули, чтобы он упал на колени. Снизу вверх он посмотрел на Сиэля. Восковой статуэткой андройд возвышался на кострище. Синие глаза потемнели до черноты. — Себастьян! — позвал юноша робко и, одновременно, с извинением в голосе. — Себастьян, я не могу к тебе спуститься! Он до сих пор не понял отчаянья своего положения и вряд ли поймет — слишком чист. — Знаю, — бросил мужчина. Теперь он не представлял, как помочь Сиэлю. Он бегло оглядывал людей, в надежде вызвать у них сострадание, пробудить, если не разум, то совесть: — Зачем вам это нужно? Он же абсолютно безвреден и ничего не натворил! Посмотрите на него! Какой это дьявол?! Но, как бы Себастьян не высматривал в лицах живого света, хоть какого-нибудь проблеска, встречал лишь пустые черные взгляды. Все до одного собравшиеся жаждали лишь жестокой расправы и утоления того голода, который делал из них нечто, куда хуже Оборотней. — Это преступление, слышите! Отпустите его, пока поздно! Винсент Фантомхайв обо всем узнает, думаете, вам сойдет это с рук?! «Да у них у всех… у всех глаза Гулей! — с ужасом осознал Себастьян. — Совсем как у детей без душ. Но, возможно, они и гораздо хуже этих детей». — Ошибаетесь, мсье Няня, — усмехнулся Седерик. Он затянул последний узел потуже (не поскупился на веревки, на случай, если андройд окажется сильнее, чем кажется), затем спустился вниз. — Винсент Фантомхайв тоже получит по заслугам. Породивший чудовище должен быть в ответе за свое чудовище. Хоть вы мне и казались хорошим человеком, мсье няня, но Фантомхайв давно сошел с ума, и посмотрите, во что все вылилось! Сиэль Фантомхайв — чудовищная ошибка и проступок против божественного, уж с этим все согласятся, а вы пойдете против всех? Вы пойдете против Бога? Толпа поддержала: — Дьявол во плоти! — Сжечь! — Бог все видит! Фантомхайвов изжить со свету! — От них одно зло! Седерик приблизился к мужчине и похлопал по плечу: — Просто смирись и смотри на справедливый суд, мсье Няня. Седерик самолично перехватил горящий факел у своей дочери, которая вышла к отцу с улыбкой на устах. Видимо, бедняжка думала, что сейчас произойдет священный ритуал изгнания некоего зла и что она заранее почетно причастна, хоть и, всего лишь, поднесла огонь. А Себастьяну захотелось уничтожить всех этих людей разом, как насекомых раздавить, и этой девушке собственноручно сломать шею — до того мерзкой она показалась с довольной улыбкой. Он вновь посмотрел на Сиэля, который понимал происходящее чересчур по-своему. Он смотрел на гувернера испугано, с тревогой, но не за себя, а исключительно за него. — Себастьян не хочет, чтобы я горел! Мне нельзя гореть! — кричал он, но его никто не слышал. Только Себастьян, который ничего не мог ответить. Голос Сиэля доносился до него сквозь призму невыносимого отчаянья от собственной беспомощности. — Сиэлю нельзя гореть! Сиэль любит Себастьяна! — повторял андройд. Себастьян безуспешно пытался вырваться. Приняв факел от дочери, Седерик не стал поджигать. Он направился к сборищу зевак и протянул факел странной женщине в белом. Себастьян не помнил, чтобы видел ее раньше. Похожая на белый призрак, она появилась только сейчас, словно из ниоткуда. Перед тем, как вручить факел, Седерик отвесил ей поклон: — Госпожа. На женщине было мимозно-белое свадебное платье, струящееся подолом по земле, местами уже рваное и вывалившееся в грязи. Лица не было видно — его скрывала белая кружевная вуаль. В толпе, при ее появлении, ощутилась атмосфера обожания и восторга. «Белая Дама», — вспомнилось Себастьяну. Он все пытался высмотреть лицо, думая, что уже где-то мог его видеть, и, что это, возможно, важно. Мужчине не хватало воздуха от мысли, что сейчас случится непоправимое, а он беспомощен, как безрукий. Сиэль продолжал звать Себастьяна, но тот теперь был занят женщиной в белом, которая могла оказаться ключом к разгадке. Незнакомка обратила на гувернера внимание. Она заговорила мягким и теплым голосом: — Вы так отчаянно его защищаете. Я наблюдала за вами, Себастьян, и хвалю. На этот раз вы даже почти справились, почти защитили Сиэля. — Это все вы затеяли? Зачем? — Вы не плохой человек и сможете понять, что значит сотворить монстра, как машина Винсента. Тело погибшего сына Фантомхайва покоится в земле, там же должна быть и душа. Разве это не справедливо? Это единственно верно, и я желаю Сиэлю добра. Настоящему Сиэлю, а не этому унизительному, жалкому, вызывающему и ненавистному обману. Это не Сиэль Фантомхайв и не раб божий, это жестокий эксперимент его отца, это позор и большая беда всего рода человеческого, и наша задача прервать жизнь зародившегося зла! — Говорите, как фанатик. Все, что неизвестно, подлежит ненависти, да? Такие люди вызывают презрение, — Себастьян осклабился в ухмылке. — Откройте свое лицо, что же вы его спрятали? Хочу посмотреть вам в глаза. Уверен, что вы тоже тот еще Лжец. Показалось, что за вуалью улыбнулись. — Это лишнее. Я и так много времени уделила тому, кто не имеет никакого значения. Вы свою роль уже отыграли. Даже дважды. Смиритесь, господин… Нет, слуга Михаэлис. Да пребудет вера и любовь к истинному свету и добру в вашем сердце. И, надеюсь, что с вашей душой никогда такого не случится. Женщина с факелом поплыла вперед, кажется, она даже не касалась земли. Еще какое-нибудь мгновение и кострище загорится, поглощая собой Сиэля. Время остановилось. Себастьян почувствовал, как внутри него что-то сломалось с невыносимой болью. Он уже не мог думать. Пора было только действовать. Мужчина — один из тех, кто удерживал его — всего лишь жалкая мразь. Себастьян повернул к нему лицо. Если это и есть его преграда — он устранит ее любым из способов и любой ценой. Тело Михаэлиса вдруг стало наливаться энергией. Она завибрировала в нем, как раскаленная плазма, и нашла жгучий отклик в центре груди. Себастьян потянулся корпусом вперед, делая рывок, затем зубами впился в шею мужчины. Сделал это с животным остервенением и с безумием зверя, готового биться до последнего вздоха. В тот момент он вряд ли себя чувствовал кем-то другим. Вонзившись в шею до предела, Себастьян ощутил приток горячей крови в рот, вместе с дурным железным привкусом, затем с нечеловеческой силой выдрал кусок плоти. Раздался душераздирающий и вопиюще пронзительный крик. Люди шарахнулись в стороны. Мужчины, удерживающие Себастьяна, рассыпались в стороны. Тот, что с надкусанной шеей, упал на землю, прижимая руки к кровоточащей ране. Он что-то кричал, но слишком неразборчивое, больше похожее на свиной визг. Из него фонтанировала кровь. Себастьян выплюнул кусок, и первым делом нашел взглядом в толпе белое пятно. Он решительно шагнул к нему. Белая Дама хладнокровно опустила факел прежде, чем он подоспел. Себастьян толкнул ее на землю и бросился к Сиэлю. — Помешайте ему, ради всего святого! — закричала Белая Дама. Она не пыталась встать с земли, но протягивала руки в сторону андройда. Отвязанный, Сиэль тут же обвил ручонками шею мужчины, и оказался прижат к груди, как бесценное сокровище. Уж его-то Себастьян больше не отдаст. Люди справились с первым смятением, и стали вновь приближаться. Похожие на озлобленную стаю трусливых шакалов. — Ну же, давайте, идите сюда! — закричал Себастьян. — Я всех убью, если потребуется! Только суньтесь, — он одарил людей презрительным и бесстрашным взглядом. Какая-то нечеловеческая сила действительно ожила в нем. Это именно она ярко полыхала огнем в глазах так, что люди это чувствовали и отходили назад, не понимая, что, собственно, произошло. Кто-то крикнул в ужасе: — Демон! — Он тоже продал душу дьяволу! Он заодно с ними! Он теперь демон! Дама в белом улыбнулась. В отличие от своих людей, она не поддалась панике: — Любовь — это всегда демон. Это правда. — Какая жалость, что вам она неведома, — отозвался Себастьян. — Отчего же… — женщина поднесла руки к голове и откинула вуаль. Светловолосая и голубоглазая, Белая Дама была достаточно молодой и красивой женщиной. Себастьяну показалось, что он где-то уже видел ее, только не мог вспомнить — где. Впрочем, ответ он получил сразу. — Отчего же матери, страдающей по своему сыну, не знать ее? — улыбнулась женщина. Портрет! Она была на семейном портрете! А значит, перед ним никто иная, как супруга Винсента Фантомхайва — Рейчел. Жена, которая, по словам Винсента, сошла с ума после смерти сына. Сиэль не знает ее. Вернее, этот Сиэль — перевоплощенная душа. — Тогда мне, тем более, непонятно ваше желание уничтожить Сиэля, — ответил Себастьян. — Тогда, тем более, вам оно должно быть понятно. Но вы всегда имели такую… болезнь, — сказал Рейчел, все так же тепло улыбаясь, — слишком вспыльчивый и поглощенный… демоном, чтобы уметь отличать добро от зла. Это ваша беда, Себастьян. Всегда было бедой. Удивительно, что я не держу на вас зла, а могла бы уничтожить — это в моей власти. — О чем вы? Речь Рейчел все более напоминала лишенную смысла. Кристально-голубые глаза лихорадочно, нездорово горели, пораженные своей внутренней всеобъемлющей идеей, единственным желанием. — О том, что вы — демон моего сына, а мой сын — ваш демон. Разумеется, я противилась этим демонам, но никогда не желала смерти Сиэлю. Однако, вопреки, — моего сына больше не существует, а его душа не может более находиться игрушкой в руках Винсента. То, что мой супруг натворил — непростительно, как и договор с этим дьяволом Андрианом! И, если вы тоже любите Сиэля, вы уничтожите эту проклятую машину раз и навсегда! — улыбка, наконец, изменила Рейчел, в ее голосе появились нотки ярости, она сорвалась на крик, — Себастьян, я заклинаю вас силой всего моего материнского сердца, сделайте это! Подарите моему сыну свободу! Убейте эту тварь! — О какой твари говорит невеста, Себастьян? — голос Сиэля прозвучал с волнением. — Я не ее сын. Или я ее сын? Я ничего не знаю, Себастьян, я не понимаю… что происходит?.. — Не бойся, Сиэль, тебе ничего не грозит, — Себастьян на мгновение прислонился лбом к Сиэлю. Юноша огладил его по голове в волнительном жесте, но, казалось, их короткие движения придавали: одному — силу, другому — спокойствие. — Никто тебя не тронет, — добавил Себастьян. — Тварь среди нас всего одна. Как жаль, что она этого не понимает. Не понимает, что он действительно не игрушка, — на этот раз Себастьян обращался вновь к Рейчел. Она встретила презрительный взгляд со стоическим теплом в глазах. — Уже слишком поздно что-то менять, и, не знаю, что за чудо, — божье или дьявольское воскрешение произошло — но я никому не позволю сделать ему плохо. Сиэль больше не будет игрушкой. Ни вашей, ни чьей-либо еще. — И что же вы намереваетесь делать? — спросила Рейчел. До этого вопроса Себастьян совершенно не задумывался над этим. Граница между жизнью до души в андройде и после, была слишком разительна и наступила чересчур внезапно, вместе с последующими обстоятельствами. Но, когда Себастьян услышал вопрос, то ответ нашел сразу: — Мы уедем. Вдруг стало понятным, что иного выхода и не существует. Только уехать. Туда, где их никто не знает, где Сиэль будет в безопасности. И человеку представилось это возможным. Забрать с собой и увезти. Сейчас же. — И вы искренне полагаете, что вам позволят увезти столь бесценное сокровище с собой? В тот мир? — голубые глаза засмеялись. — О, демоны любви! Я восхищаюсь их браваде! Но, Себастьян… огорчу вас. Ни я, ни мой дорогой ненавистный супруг, не позволим этого сделать! К тому же, вы абсолютно не понимаете, что происходит на самом деле! — Я достаточно услышал. Нам пора. Себастьяну стоило сделать только шаг вперед, чтобы люди сгрудились стеной. Он бросил на них предупреждающий взгляд: «Прочь!» К счастью, они еще помнили нечеловеческое безумие, поэтому нерешительно отступили. Себастьян же отныне чувствовал в себе достаточно сил, чтобы противостоять любому. Противостоять или умереть. То, что Сиэль стал для него невозможно дорог, Себастьян принял в себе, как давно зреющую и открывшуюся только в минуту опасности, истину. Прижимать к себе и чувствовать, что весь прочий мир может сгинуть — только не его сокровище, не возрождающая, невинная душа! — стало единственно возможным смыслом. Так естественно и так легко… Словно он стал другим человеком. — Посмотри на меня, — шепнул мужчина юноше, и тот послушно поднял глаза. Себастьян вдруг увидел ее трепетно-оголенную суть, сгорающую от мук возвращения назад, в бестолковый и бренный мирок; увидел так же, что ей решительно трудно, невозможно принять этот мир без страданий, не помнить, но чувствовать, что что-то в нем было, и это что-то не даст покоя. Душа Сиэля Фантомхайва смотрела на Себастьяна из глубин синих глаз — душа человека, которого он никогда не знал, но которого полюбил всей своей сущностью. — Ты живой, Сиэль. Ты живой и будешь еще более живым, клянусь, — тонкие губы скользнули по белой щеке, и губы маленькие, малиново-трепетные, ответили другу благодарной улыбкой. «А сейчас мы уезжаем, только заберем вещи», — подумал Себастьян и, не опуская Сиэля на землю, направился к дому Фантохайвов.Сон
Это был сон. Сначала Себастьян сбился с ног, ища Сиэля, — по ощущениям он искал его уже очень давно — а затем увидел очертания Замка. У него мелькнула досадная мысль, как сразу он не догадался о местонахождении Сиэля! «Ну где же ему еще быть, как не в Замке?» — удивился Себастьян и поспешил туда. Вдали он увидел знакомых детей. Гули и Сороки лязгали оружием, выкрикивая боевые кличи. Это выглядело безобидно до тех пор, пока Себастьян не приблизился достаточно, чтобы разглядеть сквозь мутную пелену тумана: дети с самым настоящим остервенением бросались друг на друга в желании причинить боль. Безмолвие пронзали их истошные крики. «У них же должна была быть война», — вспомнил Себастьян. Он ощутил нарастающую тревогу за Сиэля и поспешил дальше. В ход у детей шли палки и камни, а когда враг оказывался слишком близко — зубы и ноги. Черные фигуры Гулей перемешивались с Сороками. Они вышибали друг другу зубы, выцарапывали глаза и кусались, вонзая зубы в плоть. «Это, верно, сон… Они сошли с ума!» Под ноги Себастьяну отполз кудрявый мальчишка-Сорока, он не ушел от преследователя, который набросился сверху. Мальчишки завозились. Переплелись, как два воробья, а затем, Гуль оказался сверху и с силой опустил камень на висок кудрявого. Он бил его снова и снова, пока жертва под ним не обмякла, раскрыв рот. Брызги крови оросили снег. Весь этот безумный мир, где дети перестают быть детьми и лишаются души… Себастьян какое-то время смотрел на алые капли, затем поднял взгляд на Замок. «Это сон. Мне просто нужно к Сиэлю», — мысли текли вяло, а к горлу подступала тошнота. Усилием воли мужчина сделал шаг вперед, но, в этот же миг, все поглотила чернота. Сначала она заволокла серое небо, а после — воцарилась везде. Заменила собой снежное поле, растворила Замок. В голове возникла болезненная вспышка. Проступили очертания воды, а после, резкой чередой, образы: озеро, его собственные белые руки — по ощущению изо льда, — и они сильно дрожат, обнимая утопшую. Тут же, голос Сиэля из пустоты: — Себастьян, и как вам удается приручать этого коня? К нему, до вас, никто и подойди-то не мог! — Кнут и пряник, господин. Не думал, что это сработает со строптивой лошадью, однако… — Тогда можете придумать ему имя сами. В знак благодарности. «О чем они? Что происходит?» И вновь вспышка. И голос Сиэля уже ближе: — Себастьян! Тьма расступилась. Сиэль стоял снаружи, босоногий, на снегу. Вокруг него, растекалась огромная лужа крови. Это первое, что бросилось в глаза. Сначала мужчине показалось, что рядом с Сиэлем валяются тушки кроликов, но это были детские головы. В застывших лицах некоторых он узнал и Сорок, и Гулей. Их война кончилась? Себастьяна замутило, он перестал чувствовать силу в ногах и опустился на камень. Ощущения для сновидения невозможно реальны. Он вытянул руки перед собой — тяжесть происходящей реальности опустилась на них, словно призрачная дымка. Пошел снег. Себастьян мог проследить, как симметричная снежинка, меланхолично кружа в воздухе, оседает на стеклянеющий глаз мертвого ребенка. «Что происходит?..» Сиэль подошел ближе. — Нам нужно уходить, Себастьян. Они идут. Себастьян едва ли слышал. Тогда юноша затормошил за плечо. — Они идут, Себастьян. Нам пора уходить! Скорее! Себастьян, наконец, поднял голову. И прежде вопроса: «Кто они?» он их увидел. Оборотни выходили со стороны леса. У них были ярко-зеленые глаза и вытянутые длинные пасти. Себастьян думал, их не существует. А их было тысячи. Так невообразимо много, что не было видно белого снега. Легион. Себастьян едва разлепил губы, чтобы произнести одно слово: — Бежим. Он с трудом встал и толкнул Сиэля вперед, затем схватил за руку и уже рванул туда, где мелькало единственное свободное пространство — в этой же стороне был их дом. Если они пересекут поле, если они только успеют!.. Он услышал позади раскатистый вой и понял, что никогда еще не испытывал столь леденящего ужаса. Сиэль никак не мог бежать быстрее, и поле, белевшее впереди, оставалось таким же далеким. Они вязли в сугробах, которые, казалось, становились больше, ноги вязли в них. Оборотни окружали бегущих со всех сторон. Они не лязгали пастями, а приближались молниеносно и молча. И это пугало еще больше. Далеко впереди Себастьяну померещился знакомый силуэт, и, не думая, он громко засвистел. Движение, похожее на рефлекс: где-то когда-то в реальности он уже делал похожее. В ответ раздалось лошадиное ржание. Течение времени, как во сне, и со стороны поля выбегает мощное аспидно-черное животное. Себастьян мог только молить, чтобы конь не испугался Оборотней. «Давай же, беги сюда!» — Себастьян свистнул еще раз. Но этого не требовалось — Костяшка мчался к ним со всех ног и, он был куда стремительнее этих тварей. Когда жеребец добежал, выпуская из ноздрей столбики пара, Себастьян усадил верхом Сиэля и сел следом. У мужчины дрожали руки — он никогда не испытывал такого страха, он не оглядывался назад, боясь, что если вновь увидит этих тварей, то сойдет с ума. Эти твари не просто страшные оборотни. Они смотрят в самую душу. И нужна им… Не плоть. Конь рывком сошел с места, вздымая копытами снежные комья. Где-то позади лязгнули острые зубы и раздался металлический вой. Себастьян пришпорил коня в бока — Костяшка рванул с места так быстро, как только мог. И, как бы Себастьян не хотел не видеть преследующих тварей, они появились прямо перед глазами. Словно из ниоткуда, Оборотни повыскакивали со всех сторон. Они окружили всадников и сомкнули круг. Когда круг этот сузился настолько, что конь уже не мог обегать его снова и снова, он заржал и поднялся на дыбы. Только каким-то чудом Себастьян удержал себя и Сиэля верхом. Дальше они не выберутся. Только не так. Мужчина спешился, успокаивая коня, и помог слезть Сиэлю, беря его на руки. Твари словно чего-то ждали. Отовсюду полыхали ирреально-яркие, зеленые глазища. — Что вам от нас нужно? Думаете, я вас боюсь? Себастьян постарался придать голосу твердости — у него больше не было других вариантов. «Возможно, это как с собаками — не дать почувствовать им свой страх». — Себастьян… — Ничего не бойся, Сиэль. — Себастьян, — вновь тихо позвал андройд, и Себастьян вынуждено отвлекся на него. Сиэль просунул ладошку в его руку. Мужчина крепко сжал ее. — Себастьян, мне нужно сказать кое-что. — Не сейчас, Сиэль, — мужчина не сводил взгляда с Оборотней. В его голове лихорадочно вертелась только одна мысль: «Почему они стоят? Чего ждут?» Оборотни не двигались. Стояли не шелохнувшись, не издавая даже рычания. В абсолютной тишине были слышны лишь дыхание человека и напуганной лошади, а на фоне черномастных голов — ярко-зеленые глаза. Это продолжалось до тех пор, пока в Себастьяне крепла уверенность — по какой-то причине эти твари не могут напасть на них. Не могут или не хотят. «Но что может их сдерживать?». — Себастьян, — вновь позвал Сиэль. У Оборотней чутко дрогнули уши при звоне его голоса. Кто-то глухо зарычал, исторгая мерзкий звук из самых недр утробы, но никакая из тварей, по-прежнему, и не думала нападать. На этот раз, мужчина взглянул на Сиэля. Он невольно вздрогнул, так как увидел в синеве глаз нечто совершенно новое. В глубине души оно было ожидаемым (когда Себастьян представлял, что может случиться, если душа созреет, очнется, он, прежде всего, в своем воображении, менял именно глаза), однако, увидеть это оказалось испугом и ошеломлением. Это были глаза уже не андройда. Уже Она смотрела на человека с поверхности синевы, пробуждая в Себастьяне изумление, восторг и смятение. «Это же она? Она?..» — Не бросай меня, никогда. Пообещай, Себастьян, прямо теперь. Я должен поверить… мне сейчас страшно. Я должен знать, я хочу почувствовать твою уверенность во мне. И… не знаю, что случится, если не почувствую. Я умру, исчезну, я перестану быть! Себастьян упал на колени в рыхлый снег. Он обнял юношу и уткнулся ему в живот — прохладная одежда впитала запах леса и чужой крови. — Конечно… Конечно, я тебя не брошу, почему ты только подумал иначе? — прижимаясь к Сиэлю, он шептал это с такой горячностью, с таким трепетом, что содрогалась и сжималась его собственная душа. А ее он тоже почувствовал, кажется, только теперь… Все, чего хотел Сиэль — быть рядом, быть вместе, и, теперь, это понималось, как никогда ясно. И это: «быть вместе», вдруг стало единственно правильной и естественной вещью. Просто быть вместе. Просто… Быть… Вдвоем. Себастьяна и Сиэля окружило сумасбродство снов и сумасшествие реального мира, они все еще застряли где-то на границе между. Кровь детей и зыбкие тени Оборотней распадались на их телах и лицах, тонули в снегу… Безмолвие не ирреально, а слезы души не могут вызволиться из искусственной плоти. Хрупкие пальцы сжали аспидные пряди волос, как остов и возможность остаться в материальном мире. Сиэль — воплощение чуда, сущий ангел, а Себастьян то и дело сомневался в этом! — Ты со мной навсегда? — спросил Сиэль. — Ты не оставишь меня? Я хочу быть с Себастьяном всегда. Это важно. Это единственно важно. Мне так страшно оказаться среди всех, тут, без тебя. — Я буду рядом, чтобы ни случилось, Сиэль. Во всяком случае, я приложу к этому все усилия, обещаю, — Себастьян крепко сжал Сиэля в объятиях, точно тот мог исчезнуть. Вместе с этим Замком. С Оборотнями. С целым фантомно-полукровным миром Вайтгейза. — Теперь я счастлив. Это так странно, Себастьян, но я так счастлив, — ответил юноша. — Я, наконец, чувствую это счастье. Я чувствую, Себастьян! Теперь я знаю, я убежден, что оно внутри и живое, — Сиэль улыбнулся. Улыбнулась и его душа, осветив нежное, милое и, как никогда живое, лицо. Наверное, он бы заплакал, если бы мог. Себастьян с благоговением поцеловал гладкий лоб. Как бы ему хотелось оказаться с Сиэлем в другом месте, далеком от этого. Но он вспомнил об Оборотнях, и поднял голову. Твари все еще наблюдали. Их пасти были полуоткрыты, а кончики языков дрожали, спуская вниз вязкие нити слюны. В радужках горел дикий огонь. И он, по-прежнему, чего-то ждал. Только, на этот раз, Себастьян перестал колебаться. Наконец, он решил: «Теперь», затем взял Сиэля на руки и шагнул вперед. Оборотни глухо зарычали, ярко полыхнули ядовитым огнем их глаза, и твари… расступились. До Вороньего холма оставалось немного. Он уже виднелся впереди. Оборотни не отставали. Поджимая хвосты и шумно выдыхая горячий пар из пастей, они неотступно следовали за человеком, андройдом и их лошадью: дышали в затылок, рычали, но только шли и шли… След в след. Как морок. Что-то гнало их следом за ними, и что-то не давало сожрать. Но вот, наконец, крыльцо, дом, Себастьян заходит внутрь. Дом полон людей — во многих Себастьян узнает членов «душевного» братства, — а в самом центре — Винсент, но он стоит у окна, спиной к вошедшим.Реальность
Себастьян и Сиэль вошли в дом. Все, определенно точно, ждали их прихода. «Все было вновь обдумано заранее, — подумал Себастьян. Как с кострищем. — Стервятники». Мистер Соулс — главный стервятник и карлик, сказал: — Господину Фантомхайву, кажется, нехорошо. Признаться, мы и не ожидали, что он вернется так скоро. Как именно нехорошо — не уточнялось. Это могло значить многое, но Фантомхайв был тут же, в гостиной. Он стоял спиной к вошедшим и смотрел в окно. — Вы можете уезжать, мистер Солс, — раздался его голос. Себастьяну он показался чересчур спокойным, учитывая обстоятельства. — Не думаю, что, именно теперь, это хорошая идея, Винсент. До нас дошел слушок, что люди с вами в окончательном не ладу, и мы забеспокоились о Сиэле. Возможно, он в опасности. Граф перестал смотреть в окно и развернулся к вошедшим. — Вы, наконец, дома. — Вы сделали, что хотели? — спросил Себастьян, надеясь услышать положительный ответ, или увидеть его в глазах Винсента, однако, мужчина грустно улыбнулся. — Мне жаль, Себастьян, — сказал он и, помолчав, добавил, — я слышал, что Рейчел умерла… Вы не отдали ей Сиэля. Вы молодец, Себастьян. — Что значит умерла? — осторожно спросил Себастьян. — После неудачной попытки освободить душу Сиэля, она сожгла себя на площади, и теперь люди идут сюда. Наверное, они хотят отомстить. Мне. Вам. Всем нам… Самое время, Себастьян, подумать о будущем. Но не нам, не мне. А вам, Себастьян. Исключительно вам. При этих словах, Винсент пристально посмотрел на Себастьяна. Он ему о чем-то говорил. То, что не мог сказать вслух при остальных. Происходило что-то странное. Себастьян решил, что лучше уходить отсюда, как можно скорее. «Бегите», — кажется, это и имел в виду Винсент. Солс и прочие явно чего-то ждали. Карлик сделал едва ли терпеливые шаги навстречу гувернеру и юноше. — Нам сейчас нужно решить… — начал он, и Себастьян резко прервал его прежде, чем будет поздно. — Мы с Сиэлем уходим. Вы же понимаете, что это теперь необходимость, в целях его же безопасности? — он обращался не к Солсу, а к отцу Сиэля. — Да-да… — с призрачной улыбкой отозвался Винсент, — так будет лучше всего. — Винсент! — воскликнул Солс. — Вы хотите полностью доверить Сиэля какому-то гувернеру?! Мы так не договаривались! За порогом раздался душераздирающий вой, и Солс, застыв на месте, замолчал. Кажется, за стенами было слышно дыхание тысячи голов. Твари плотно обступили дом — Себастьян в этом не сомневался, потому что все было, как в его сне. От повторившегося воя кровь застыла в жилах. — Что это?! Неужели это… это Оборотни? — мистер Гизворт, чьей мечтой было увидеть их воочию, подбежал к входной двери и выглянул наружу. — Но там никого нет! — изумленно воскликнул он. Винсент все так же грустно улыбнулся: — Потому что они пришли не за вами. Затем он с нежностью посмотрел на Себастьяна и Сиэля: — Вам удалось сбежать от них?.. Это подтверждает, что вы, Себастьян, справились с задачей. Почти… Осталось совсем немного. Решающий шаг… Что ж, теперь они, наконец, пришли за мной. Но, в отличие от вас, у меня нет против них никакой силы. Я совершено безоружен… Придется встретить старых друзей лицом к лицу. — Вы уверены, что хотите это сделать? Вам необязательно… — Есть вещи, за которые приходится расплачиваться, Себастьян. И все на свете имеют свою цену. Даже любовь. Винсент протянул руки к Сиэлю. — Я попрощаюсь с сыном? Себастьян разжал руку Сиэля, но, едва тот сделал шаг к отцу, Себастьян сжал ее вновь. На мгновение, мужчине показалось, что, вместо Винсента, в комнате стоит Оборотень. Черная голова с мерцающими зелеными глазами хищно облизнулась. — Не стоит, — сказал Себастьян, глядя в глаза, уже вновь, Винсенту. Он уже перестал кому-либо доверять. Винсент согласно кивнул — он понял. Он ласково посмотрел на сына: — Я люблю тебя, Сиэль. Я не знаю, слышишь ли ты меня полностью, вернее, вся твоя душа, но хочу, чтобы ты знал, я всегда хотел для тебя только как лучше… И, мне жаль, что все вышло именно так… Сиэль смотрел на него широко раскрытыми глазами. В них должны были быть слезы, но он никогда не сможет заплакать. Несовершенное тело. Совершенная душа. Себастьян лишь почувствовал сильную дрожь в его руке — это Ее содрогание в металлических костях. — До свидания, Себастьян, — сказал Винсент. — До свидания, мой любимый сын, мой Сиэль. — До свидания, папа. Сиэль коснулся пальцами ладони проходящего мимо. Винсент нежно улыбнулся напоследок. Когда он был напротив дверей, лицо его приняло самое серьезное выражение. А поправив галстук — словно сбор на светскую встречу — он вышел и затворил за собой дверь. Мелькнула зимняя, ночная мгла — пропасть, в которой можно было вообразить сотни зеленых светящихся глаз. Но никто ничего, кроме мрака, так и не увидел. Винсент просто шагнул за порог и просто исчез по ту сторону. Тихо. Пусто. Вот и все. Молчание длилось пару минут. Сиэль первым нарушил его. — Папу съели Оборотни. Слышите? — спросил Сиэль и теснее прижался теснее к Себастьяну. Он чувствовал, что только с ним ему безопасно, а если и нет — то вместе. Они, если что, — вместе. И, даже если — Оборотни, у них есть сила. Кажется, только сейчас Себастьян стал догадываться, в чем именно, она заключается. Та сила, которую Винсент так и не смог найти. Она сгорела вместе с обезумевшей Белой Дамой и ушла к другому, в лице сына, прижалась к нему щекой и спряталась «в домике». У Винсента ничего не осталось, кроме платы за любовь. Даже самой оплаченной сполна любви. Ее вручили и доверили Себастьяну. — А вы не верили в них, — тихо добавил Сиэль. — И Андриан был не семьей. Себастьян, наконец, понял, что же именно, ему напоминали зеленые глаза Оборотней. Вернее, чьи глаза. Андриан — личный дьявол Винсента. Его темный джин с острыми клыками. — Уходим, — Себастьян подтолкнул Сиэля к лестнице, ведущей наверх, в спальни. Им лучше собрать необходимые вещи, а после, сразу же уехать отсюда, покуда Солс и прочие приходят в себя от увиденного и сбиты с толку. Но, как бы не так. — Куда вы, мистер Михаэлис? — спросил карлик, преграждая проход. Он быстро сориентировался. — Вы же несерьезно? Кто же вас, вот так, отпустит? — Мы сами себя отпускаем. Но, стало ясно, что их, действительно, просто так не отпустят, и эти глупые люди встанут костью в горле, как и прочие, и он захочет их раздавить. И теперь уже точно раздавит. И, все же, он добавил, еще миролюбиво, давая понять Солсу и другим, что намерения его крепки: — Сиэль теперь мой, и я за него буду в ответе всегда. Я один. Солс покачал головой: — Вы очень самонадеяны! Вы понимаете, что вы не справитесь? Вы понимаете весь груз ответственности и ценности этого молодого создания? Вся наша работа, весь труд, не могут пройти даром только из-за вашей прихоти! Вы кем себя возомнили? — Сиэль — мой, и я больше повторять не буду. Вам лучше отойти. Глазки Солса забегали, как, должно быть, и мысли. — Что ж, — сквозь зубы процедил он, — я полагаю, просто так вы его не отдадите… Очень жаль-с. Вы мне нравились, правда. У вас был, как это выразиться, уникальный случай безумной страсти и последующего сумасшествия от утраты… Очень интересное помешательство и расстройство… — карлик покачал головой и, словно будничный платок, вытащил из кармана пистолет. Дуло он направил в грудь гувернера. Все случилось в считанные мгновения. Сиэль встал перед Себастьяном, заслоняя его собой. — Я его не задену! — вскрикнул Солс, и, тут же, раздался выстрел. Сначала один, затем второй и, с паузой, — третий… Падали участники братства. Кто-то, очень точными выстрелами в головы, укладывал людей на пол один за другим, и, вскоре, лежали все, кроме Себастьяна и андройда. В дверном проеме, по ту сторону, стоял стрелок. Его глаза были такие же пронзительно-синие, как и у Сиэля, а пистолет он держал с изрядной уверенностью. — Забавно. А ведь тренируясь стрелять, я всегда представлял твою голову, — сказал он, глядя на гувернера с той тенью усмешки, с какой глядят на врага. Снаружи раздался шум — к дому стекались люди; откуда-то потянуло дымом. Юноша осклабился в неприветливой, надменной и злой ухмылке. Он не обратил совершенно никакого внимания на возню снаружи. Как и на трупы, которые безразлично перешагнул. — Вот мы и увиделись вновь, спустя годы. Здравствуй, дворецкий Себастьян. Здравствуй, Сиэль. — Мое отражение… — тихо прошептал Сиэль и прижался к Себастьяну.