В черный полдень

Черный полдень

Себастьян долго всматривался в незнакомого юношу. Действительно, это был словно Сиэль, только вот теперь Себастьян мог разглядеть отличия. Двойник был как будто старше на несколько лет. Чуть выше ростом, шире в плечах, и у него был совсем другой взгляд — полыхающим хитрым, темным блеском незнакомого существа — уже не Сиэля, но и не совсем чужого, а как бы родственного создания. — Ты — близнец Сиэля. — Догадливый какой! — усмехнулся тот. — Только много же времени тебе на это потребовалось. Какой-то ты прямо… тугодум. Впрочем, что ожидалось от слуги? — Значит, это был ты! Ты приходил ко мне в комнату, и это не Сиэль пытался меня придушить… — Легко же тебя было обвести вокруг пальца. Стоило только сказать что-нибудь глупое, и перед тобой не живой я, а андройд. «Спокойной ночи Бо, спокойной ночи, Злой Барон и Себастьян! Чмоки-чмоки!» «Поэтому ты и приходил только в темноте», — вспомнил Себастьян. Вжавшийся в него Сиэль стоял не шелохнувшись и внимательно наблюдал за собственным «отражением». — Я даже думал с тобой переспать, — сказал близнец, — но, кажется, мой братик меня опередил, а жаль. Было интересно лежать и наблюдать, как ты спишь, даже не подозревая о том, кто я. Сама наивность, мсье дворецкий! Ты все же не смог нас различить, победа за мной. Юноша играючи перевернул револьвер и улыбнулся: — Хотел перерезать тебе глотку, — видит Бог, как хотел! — но потом подумал: «А если мой братик не справится без тебя?» Один раз ты его уже подвел. — Подвел?.. Что это значит? — Сначала скажи, что ты понял из всего того, что творится в этой клоаке призраков. Себастьян тщетно пытался понять, что нужно старшему сыну Винсента. Ведь, если он на стороне Сиэля, тогда почему так ненавидит самого Себастьяна? Что он мог ему такого сделать? Они раньше точно не встречались, иначе Себастьян бы запомнил. Он решил все же ответить: — После смерти твоего брата, — Сиэль при этих словах вжался в рукав гувернера, — Винсент стал искать способ, как его воскресить, и каким-то образом встретился с Андрианом. Андриан — не человек, и вернуть душу оказалось в его силах. Он один из тех, кого вы называете «оборотнями». Предполагаю, что на самом деле это какой-то дух, демон, джинн… Юноша ухмыльнулся: — Продолжай. — Попутно он встретил секту Солса, состоящую из профессора, медиума, поэтессы и прочих. Андриан и Солс не сходились во мнениях и враждовали, оба перетягивали Винсента на свою сторону, в итоге твой отец окончательно запутался. Возможно, если бы на весах не стояла душа сына, он бы справился, однако… — мужчина сделал паузу. — Далее идет Рейчел. Ваша мать. После того, как Винсент только начал эксперименты по возвращению сына, Рейчел, и так обезумевшая от потери, сошла с ума окончательно. Она не смогла простить кощунства Винсента по отношению к умершему, и покинула дом, представ в городке, как Белая Дама, вещающая о чистоте души, ее бессмертии и принадлежности исключительно Богу. Это она начала войну с супругом за душу сына, потому что сочла ее запятнанной. И это именно она ополчила город против дома Фантомхайвов. Синие глаза не-Сиэля загорелись. — Хм, это просто. Что еще? — Далее идешь ты. И я не понимаю, что тебе сделал… Впрочем, сейчас ты нас спас от Солса. — Я спас только братишку. В твою голову я бы с радостью пустил пулю. — Не говори так, не смей так говорить! — воскликнул Сиэль. Он вновь заслонил собой Себастьяна и уже не так напоминал ребенка, ищущего поддержку взрослого. — Помолчи! Ты и так много бед натворил, — бросил ему двойник и повернул лицо к Себастьяну. — Ладно, вернемся к тебе, безупречный мсье дворецкий. Это все, что ты узнал? Отец говорил, память может к тебе вернуться. — Это все. Теперь твой черед. — Что ж… Вся ирония в том, что я месяцами готовил эту проклятую речь, а сейчас так волнуюсь, что руки дрожат. Глядите, — он протянул ладони вперед, — я живой! У меня есть душа. Ха-ха! Он засмеялся. Себастьян заметил: — Но при этом, ты метко стреляешь. — У меня был стимул учиться. Итак, к нам в дом вот-вот будет ломиться озлобленная толпа, и я должен все рассказать, потому что остался единственным, кто способен это сделать, — близнец усмехнулся. — Ты же понимаешь, что вмешательство во все эти хитросплетения мироздания, Смерть и Жизнь, не может не повлечь за собой последствия?.. После того, как Андриан поместил душу Сиэля внутрь андройда, здесь стали происходить самые разные вещи. Много всякого. Его поступок привлек других Оборотней. Но для меня самым показательным стало то, что все люди, особенно дети в округе… изменились. Подумать только, а ведь у них души иного свойства, чем у взрослых! Они тонко чувствуют перемены, и, после возвращения Сиэля, все как с ума посходили. Одно радует — было занятно наблюдать за их войнами. Они сразу же поделились на два лагеря. Добро, зло… Возможно, мы не выбираем, а рождаемся такими?.. Я, вот, например, не верю, чтобы дети с мала были Гулями. — Что случилось с Винсентом? — Отец завершил договор. Когда к Сиэлю окончательно вернется душа, он отдаст свою жизнь Оборотню. Вот только Винсент боялся этого, поэтому избегал Андриана до последнего. Уверен, Андриан мог достать его из-под земли, но хотел дождаться по-честному. Ну, а отец понял, что больше нельзя ждать, когда Оборотни решили убить Сиэля. — У них не получилось. — Правда? — деланно удивился близнец. — Интересно, почему. Уже под самый конец отец говорил про некое спасение, силу, он все его искал, думая избежать контракта, но так и не получилось. За все нужно платить, и некоторые вещи вернуть нельзя, верно? — юноша поморщил лоб. — Как бы то ни было, все пришло к своему логическому концу. — А что насчет тебя? Почему ты прятался все это время? — Я обещал отцу. Он знал, что когда ты вернешься, я не удержусь: убью тебя или проговорюсь раньше времени. Я жил в потайной комнате за студией. Единственное, что я делал несмотря ни на что — навещал Сиэля. Забавно, что, если бы не твоя глупость, ты бы давно меня заметил, еще в тот день, когда вы рассматривали рисунки в студии. Но братишка сказал тебе: «Отражение», и ты поверил буквально. Да, ты не самый умный дворецкий, — близнец вновь ухмыльнулся. Увидев непонимающий взгляд мужчины, он добавил: — Ах да, ты же ничего не помнишь. Тебе, наверное, интересно, почему я называю тебя «дворецким»? — Ты говорил про память и про ненависть ко мне. Я не понимаю, что тебе нужно. Юноша лучезарно улыбнулся: — Это я убил своего брата. Заметив, что слова произвели должное впечатление, юноша склонил голову набок и задумчиво разглядел мужчину с головы до ног. — Смешное дело, никогда не мог понять, что он в тебе нашел… Такое нашел, что решил меня оставить ради тебя. «Да кто ты такой?» — думал я. — «Всего лишь жалкий дворецкий». Сначала я хотел убить тебя, а потом, когда имел случай застать вас вместе… решил, что мне самому уже не нужен такой грязный и бесчестный брат. Ни мне, ни тебе — все честно и справедливо. Сиэль должен был расплатиться за мою боль. Вот, что я чувствовал и на тот момент совершенно не мог контролировать… Когда душу вернули, ты приехал, как заново рожденный. И тебе хорошо — ведь ты совсем… совсем ничего не помнишь! Дьявол, совершенно ничего! И тебе тут Сиэля подсовывают под нос, а ты его не можешь узнать! Весь такой больной после лечения, бедняжка, выдумал себе семейную жизнь с горя… Не вспоминаешь?.. Себастьян почувствовал растерянность и подступающую изнутри тошноту. Что-то во всех этих словах было… знакомо. Наблюдая за его лицом, юноша фыркнул: — Я напомню тебе, как все было. Жили-были папа, мама и два счастливых близнеца — Сиэль и Габриэль. Сиэль жить не мог без Габи, а Габи жить не мог без Сиэля. Братишки были просто созданы, чтобы быть вместе с самого рождения и до самого конца. Но вот однажды умер старичок-дворецкий, и на его место пришел молодой мужчина. Безупречный дворецкий по имени Себастьян! Ха-ха! Габриэль, как только его увидел, почуял неладное — чего только стоили эти бесовские, лукавые глаза!.. — шутливо-надменный тон рассказчика сменился серьезным, а прищуренные глаза яростно сверкнули. — Но я отчетливо помню тот момент, когда все началось. Я даже дал ему имя, вы только послушайте: «Черный полдень». Нравится?.. — Габриэль усмехнулся. — В тот день было солнечное затмение. Наша семья устроила пикник на Зеленом холме — чудное местечко. В тот день ты, дворецкий, впервые приступил к работе. Совпадение. Мы пили чай счастливой и дружной семьей, когда случилось это проклятое затмение. Мир накрыла тень, и я заметил, как вы с Сиэлем смотрите друг на друга. Было ли дело в этом Черном полдне или в чем-то еще, но я мог задохнуться от восторга, глядя на его, уже влюбленные, глаза!.. — Габриэль хмыкнул. — А ведь Сиэль сначала принял тебя холодно, помнишь? Как ни странно, Себастьян действительно начинал вспоминать. Фантазия или память рисовали ему перед взором серую — под черным небом — скатерть, раздуваемую ветром, и лица, и этот проклятый холм. Вскоре он их все тоже почувствовал. Два одинаковых лица — и только в одном — его правда. Ирреальный, гротескный эпизод. Черный полдень. Затмение. — Нарочно холодно, играясь, он встретил тебя. Но я-то уже знал, что он в тебя влюблен так сильно, насколько это возможно. Это скорее была болезнь. Горячая влюбленность… Нет, не знаю, нечто большее. И я уже ненавидел тебя настолько, насколько… — Габриэль тяжело вздохнул, продолжение было известно, но Себастьян уже едва ли слышал его. Голова раскалывалась от невыносимой боли. С мучением он вспоминал обман, который создал самому себе. Правда начала распутываться из тугого клубка лжи. Озеро. Жена. Синие глаза… и… Нет, в обратную сторону. Синие глаза. Юноша. Озеро. На дне воды умер кто-то один. Кажется, Себастьян что-то кричал, а, прижимая к груди мокрое, обмякшее тело, умирал сам. И это тело не принадлежало женщине. — У тебя никогда не было никакой жены, Себастьян. Еще до того, как ты попал в психушку, ты выдумал ее. В своей памяти подставил женщину на место моего братца. Стало быть, тебе стало легче, дворецкий? — в голосе прозвучала надменная злость. — Очистил совесть? Себастьян покачал головой. Андройд тут же затеребил его за рукав и тревожно позвал: — Себастьян, тебе плохо? Я здесь… Себастьян, я здесь! Пожалуйста, посмотри на меня! Голос пропадал в тумане. Комната расплывалась. К ногам подкатила вода из разливающегося озера. Он внезапно оказался на его берегу. Будучи там, он звал утонувшего по имени, и в тот миг вспомнил, что… сошел с ума. Сиэль. Он звал его целую вечность: — Сиэль! Его Сиэль действительно был смыслом жизни. То, что он однажды нашел и потерял так бездарно. Его драгоценного, милого… Эту невыносимую боль он забыл? Нет… Она всегда была с ним, всегда при нем. Это она сделала его таким, какой он есть сейчас. И все же дворецкий сделал вещь куда страшнее и невозможнее — он забыл Сиэля. Женщина, которой никогда не существовало, каким-то образом заменила его черты своими, оставив только пронзительно-синий цвет глаз. Сиэль. И самое начало… Как все было. Полдень. Небо и тучи в ореоле какой-то надвигающейся преисподней. Фарфоровые чашечки. На краю сидит уже не земной, а самый настоящий, адский шмель — фиолетовый от многочисленного темного, что нависло с неба. Взгляд мужчины поднимается от насекомого, минуя сервизные серебряные ложки — Мари, такая же новая прислуга, как и он, плакала с утра, когда Себастьян отчитывал ее — очень уж дурно та оттирала их. Взгляд поднимается выше, чуть замирая на нежных пальцах, розовом локотке аристократа, и еще выше, пока не встречается с темными глазами. Те сначала испугались, поймав его, — на короткое мгновение — а затем их взгляд поглотил в ответ. Обладатель синих глаз вдруг понял, что взгляд встречаемый так же хочет быть поглощенным и поглощаемым тем самым сокровенным, что смотрит из самых недр человека, тем, что называют… ах да, душой. Так, что это было на самом деле?.. Откуда это?.. Граф Винсент Фантомхайв говорит семье: — Редкое явление. По сути похоже на волшебство. И Себастьян согласен с ним. Но он не смотрит на небо, а отвечает взору синевы. Редкое явление. Душа в душу. Смотрят глубже. В черный полдень. Себастьян точно начинает сходить с ума. — Стой, подожди! Габриэль усмехается: — Больно, Себастьян? Ты побывал в прошлом и увидел наш «счастливый» семейный пикник? — Как это… как это произошло? Как он умер? Как попал в озеро? — спрашивает Себастьян. Боль, которую он испытывает вновь, — нестерпима, но он это должен пережить вновь. Теперь, когда Сиэль рядом. — Я скормил ему душеловку, — говорит холодный, очень холодный и циничный голос, — ты уже знаешь, что это, верно? А когда его тело парализовало от моего прощального поцелуя, я столкнул братишку в воду, и, по воле случая, ты оказался свидетелем его смерти. Вот и все. — Но зачем?.. — Сиэль сделал неправильный выбор. — Я бы тебя убил в ту же минуту… Чудовище! — Себастьяну захотелось броситься на Габриэля, но его остановила мысль о Сиэле, который с тревогой наблюдал за обоими. — Вряд ли, — усмехнулся юноша, — ты тронулся умом почти сразу. Видел бы ты, как тебя пытались оттащить от его тела… Думаю, в тот момент отец и понял, как сильно ты любил Сиэля. Это повлияло на то, что он взял тебя вновь, после психиатрической больницы. Он считал, вы связаны, и Сиэль рядом с тобой оживет. Он оказался прав. Габриэль посмотрел на брата. — Сиэль, ты тоже вспомнил? — Я не могу вспомнить образами. Но я чувствую вот здесь, — Сиэль прижал руку к груди. Там не могло быть сердца, но там находилось ядро андройда. В нем и спряталась душа человека. — И что ты чувствуешь? Ты, наверное, никогда не простишь меня, — Габриэль шагнул в их сторону, но Сиэль закричал: — Не подходи! Не смей приближаться к нам! Себастьян, не давай ему приблизиться! Но Себастьяну и не нужно было ничего делать. Габриэль замер на месте, а лицо его исказила гримаса боли. — Мне жаль, братик, если я напугал тебя. Если бы я только мог все исправить… Я бы душу продал. — Не говори о том, чего не знаешь. Сиэль льнул и прижимался к Себастьяну так, словно не видел границ их тел — живой плоти человека и неживой, андройда. Себастьян, наконец, понял — Сиэль ощущает себя не органично в искусственном теле, он — чистый сгусток души, помещенный в куклу и неловко управляющий ее механикой. Душа его испытывает ужас и страх, и видит в Себастьяне такой же сгусток энергии, как она сама. Сгусток души, с которым можно слиться, спрятаться или что-то обрести. Себастьян чувствовал, что это, но не мог объяснить словами. Вот, откуда были у Сиэля все эти чрезмерные обнимания и прижимания. Для его души не существовало границ. Габриэль протянул руку к Сиэлю. — Сиэль, мы же с тобой дружили. Рисовали вместе, помнишь? — Я больше не тот глупый андройд Сиэль. Я очнулся. Тебе этого не понять. Ты не умирал, Габриэль. Тебя не убивал и не предавал самый родной человек на свете. — Сиэль, прости… — Не приближайся. Мне даже больно находиться в твоем присутствии. От тебя исходит угроза, и, если ты сделаешь еще хоть шаг, я буду защищать себя и Себастьяна. — Я стою, видишь? — Убери пистолет. Габриэль послушно положил оружие на стол и отодвинул. — Ты и правда изменился. Ты, действительно, совсем очнулся, — сказал он, с восхищением оглядывая Сиэля. — Я прощаю тебя, только не приближайся к нам никогда. Иначе… я убью тебя. Я смогу. — Сиэль, — Габриэль нежно улыбнулся, — брось, ты никогда не сможешь этого сделать. Я прошу, подумай, я же твой близнец! Я люблю тебя, как самого себя! Все, что я сделал, это потому, что люблю тебя так сильно, что не готов делить ни с кем! Я сошел с ума от ревности! А помнишь… помнишь, мы в детстве обещали быть друг с другом век? Навсегда! Только ты и я. А он был лишним, Сиэль! Ты же это понимаешь? Сиэль молчал. А Себастьян вдруг подумал, что вполне понимает чувства Габриэля. Нет, не оправдывает, но понимает. Раньше, Михаэлис бы действительно убил его, но после всего произошедшего… Любовь — это демон. Разве нет? Снаружи донесся громкий шум, люди уже пришли к дому. Повеяло запахом дыма. Кажется, горел первый этаж. Их подожгли? — Это я поджег дом, — предупредил вопрос Габриэль, — чтобы никто ничего не получил. Ни эти твари, ни люди. Вам нужно уходить. — А ты? — спросил Себастьян. — А я совершил ошибку, которую не исправить, — Габриэль попятился назад. — Уходите. Он указал на дверь. — Идем с нами. Он любил тебя, уверен, он тебя любит и сейчас, иначе и быть не может. Нам всем нужно время, чтобы разобраться. — Но он выбрал тебя! — прошипел с ненавистью юноша. — Мы были одним целым, едины и неразлучны, а он выбрал тебя! — Мы нужны ему вдвоем, идем с нами! — Я ему не нужен. Только ты. Ты — его мир, и ты умудрился вновь им стать, даже, когда все было стерто и начато с нового листа. Неужели не понимаешь? Ты мне не оставил места! Я пытался, но был лишь каким-то «отражением». — Это не так, идем же, не повторяй ту же ошибку… я тебя не оставлю! Слишком все было скомкано, слишком много вложено в прощальные неуклюжие жесты. Юноша попятился от мужчины, который неловко пытался его схватить и утащить поближе к выходу. Рука Себастьяна зацепила и проскользнула мимо бока Габриеля. Он улизнул. — Прощайте, господин Михаэлис, ненавистный дворецкий! — говоря это, в Габриэле не оставалось злости, она, кажется, куда-то ушла, испарилась, а, может быть, оказалась сожжена в пожирающем дом пламени. — Мой мир давно утонул, а у вас двоих еще есть второй шанс. Прежде, чем Себастьян успел, юноша шагнул спиной назад и закрыл дверь в дом, объятый пламенем. Позади истошно закричал Сиэль. Он упал на колени и прижал руки к груди — он продолжал кричать от невыносимой душевной боли. Нет, душа Сиэля не хотела такой участи для брата, чтобы тот ни натворил. «Но он все же его не остановил. Почему?» Если бы Габриэля позвал не Себастьян, а Сиэль, тогда близнец согласился бы. Или?.. Кажется, Себастьян никогда этого не поймет. В ту минуту он бросился к Сиэлю, подхватывая на руки, — им необходимо выбираться отсюда, и как можно скорее. Толпа разъяренных людей чернела около здания, но никто не решался войти в разгорающийся дом. Это было лишено смысла. В их воображении все Фантомхайвы сгорели дотла. Взглянув на людей, Себастьян понял, что они ничего им уже не сделают. Он понял, что Оборотни вскоре навсегда покинут эти места, а дети, возможно, вновь станут детьми. Один из Сорок — самый крошечный — махнул им рукой на прощание. Удерживая притихшего Сиэля на руках, мужчина пошел прочь от бушующего пламени. Где-то в темноте мелькнул черный конь. Себастьян свистнул.