С тех пор ужины с братством стали происходить регулярно, раз в неделю. Обычно они являлись по четвергам и уезжали уже ввечеру пятницы. Собранные, деловые мужчины и разнеженные, с приторным душком экзальтированности, женщины — «одна душа в двух телах».
Собирались в гостиной или музыкальном зале, где Гизворт играл пасторальные мелодии, которые, конечно же, никак не вязались с общим настроением, с самим духом дома, а потому Поэтесса очень скоро просила его уйти и лично занимала место у фортепиано.
Всегда этот ее повторяющийся жест рукой — и она зовет свою спутницу присесть рядышком, потому что: «Без вас, душенька, ну никак!»
И дамы играли в четыре руки, гармонично и синхронно. Все же было в женщинах какое-то сходство, равно как и отличие друг от друга, но, даже оно, удивительным образом их дополняло.
Себастьян долго не мог понять, в чем же дело.
Как оказалось из наблюдений, Поэтесса не могла находиться без своего Медиума и, наоборот. Их всегда можно было встретить только вдвоем и только рядышком.
Поэтесса сочиняла стихи и была голосом, а Спиритесса, соответственно, глазами. И, порой, она видела действительно примечательные вещи. Например, она заметила над головой Себастьяна бесенка.
— У вас шарм какой-то инфернальный, — покачала она головой, — вы никогда не будете ангелом, Себастьян. Увы!
— Мне, наверное, никогда и не хотелось, — заметил он.
— У вас над головой бес. Ухмыляется. Дерзкое создание! И это второй раз, как вас вижу, гляжу, вы магнит для нечисти. Ничего хорошего не ждите. Совсем ничего. Ну и за что же вам это, такому обаятельному?..
— В этом что-то есть! — заметила Поэтесса, тут же подхватив идею. — Я напишу стих о бесе… прекрасного беса, — она очень протянула слова и нетерпеливо воскликнула, — опиши же мне скорее, как он выглядит!
Спиритесса прищурила глаза. Она стала с еще большим усердием вглядываться в область где-то над головой Себастьяна. Могло показаться, что она видела там старого знакомого, но из-за плохого зрения не могла разглядеть, чтобы знать наверняка.
— Физиономия отвратительная, так и пиши, — бросила она, — неровная и сморщенная, как у младенца. Имеется кривой фиолетовый клык — мурашки по коже…
— Ах, клык! — вздохнула Поэтесса, чиркая в блокноте, и добавила себе под нос: — Значит, натура у нас будет страстная.
Себастьян, глядя на них, улыбался. Чем больше он узнавал эту двоицу, тем больше она ему нравилась и даже напоминала Сиэля.
Андройд тоже стал вглядываться туда, куда смотрела медиум. При этом, выражение лица у него менялось так, как если бы он действительно что-то видел: морщился лоб, сдвигались и раздвигались брови.
Себастьян улыбнулся и ему.
— Действительно что-то есть, Сиэль?
— Я вижу только Себастьяна… Это какая-то игра?
— Нет, полагаю, эти две замечательные дамы, всего-навсего, рисуют из вашего гувернера самое ужасное существо на свете.
Поэтесса кокетливо улыбнулась.
— О, нет-нет, голубчик, из вас только инкуб! О! А не написать ли стих и про это?..
Спиритесса закатила глаза.
А, как-то, Себастьян поинтересовался у мистера Гизворта по поводу «одной души в двух телах».
— Вы не могли бы немного объяснить?
— Это все странности и очень странные — отозвался тот, — однако, мистер Солс до сих пор считает, что это его лучшее творение.
— Но ведь невозможно поместить одну душу в два разных тела.
Гизворт подмигнул Себастьяну:
— Стало быть, вы признаете, что одну душу поместить в одно тело можно?
— Возможно.
— Тогда, это очевидный прогресс! Но вы мне и не казались ограниченным болваном, у вас, знаете, еще видно это… шевеление мысли в глазах!
— Сочту за комплимент, — Себастьян сделал вид, что польщен.
— Наша дорогая Поэтесса и миссис Линкон — это одна и та же душа. По сути, они обе — эти две милые женщины — душа миссис Линкон. Одна ее половина сидит в родном теле, а вторая — в теле нашей дорогой стихотворницы. Вы только посмотрите, как они гармоничны и противоречивы! Как один Сатана!
В этот момент Спиритесса и Медиум горячо спорили, каким-то уму непостижимым образом, делая это ласково.
Себастьян нахмурился:
— А душа стихотворницы?
— Cʼest La Vie! * Упорхнула туда, куда положено, а куда положено мы не знаем, — Гизворт поднял глаза к потолку и перекрестился. — Наш гений и кудесник мистер Солс вернул только миссис Линкон. И то, скажу по секрету, ему страшно повезло! С нашим медиумом случился редкий случай — она впала в мнимую смерть и вмешательство Солса, каким-то образом, расщепило ее animа**.
— И все же, как такое возможно? — удивился Себастьян. — Мне думается, если разрубить сердце пополам, оно не сможет биться, даже если произойдет чудо воскрешения. Так же не должно ли быть и с душой?
— Душа — совершенно иное, энергетическая субстанция. Неплотная. Я бы на вашем выгодном и приятном во всех смыслах месте не делал таких ограниченных выводов. А вспомните легенду о разбитой пополам душе***? Мужчина и женщина — две половины одного целого. Ищут друг дружку из века в век, воплощаясь в новых жизнях. О, мистер Михаэлис, — Гизворт покривил губы в лукавой улыбочке и поддался вперед, — мой вам совет, покуда вы еще молодой, держите в голове одно лишь допущение: «Возможно все!» и все же принимайте на скепсис! И вас ждет неимоверный успех! Тут мне поверьте! Мне и мистеру Солсу. Мистер Солс — удивительнейший человек, и его ждет мировой триумф, вот увидите! А мы все, — те, кто стоит здесь, кто поддерживает его — будем стоять рядом в момент апофеоза его открытий и славы!
С этими словами мистер Гизворт ушел. Он вмиг опьянел, представленной им же сценкой, где он рядом с мистером Солсом на мировом пьедестале и разве что сама Госпожа Смерть не вручает им медаль.
— Не верьте, — раздался прямо над ухом чей-то голос. Себастьян оглянулся. Это был Андриан. Он стоял рядом с бокалом вина и наблюдал за всеми в своей манере — из темного угла.
Он подкрался слишком незаметно.
— Отчего же мне не поверить в одну душу, разбитую на два тела, если я должен поверить в одну душу, возвращенную с того света? — поинтересовался Себастьян.
— Потому что мистер Солс — шарлатан. Мелкий, жадный и эгоистичный человечишка, как и они все. Две женщины — результат долгих психологических опытов. Это две разные несчастные личности, которых убедили в обратном. Но, Винсент, порой, так слеп. Он считает, что они придадут Сиэлю больше человечности и не сделают из него чудовище. Вы только подумайте!.. Они же сами — чудовища. Но им никто человечности не придает, заметьте. Им даже в голову это не приходит.
Себастьян пристально взглянул на Андриана. Кажется, того очень раздражал и злил тот факт, что Винсент якшается с мистером Солсом и принимает его помощь.
— Тогда, кто вернул душу Сиэля, если не мистер Солс?
— А вы все еще не догадались, что здесь
я — бог?
Андриан странно ухмыльнулся. Затем протянул гувернеру бокал, наполненный бордовой жидкостью:
— Выпейте, Себастьян, и расслабьтесь. Ваша история только-только началась.
— И именно вы, я так полагаю, будете ее творцом? — в свою очередь, ухмыльнулся Себастьян. Андриан серьезно посмотрел на него:
— В вашей жизни я буду только Морфеем, — сказал он и посмеялся. — Вам же снятся сны, Себастьян?
Михаэлис ощутил неприятные мурашки по коже. Озеро, смерть жены и Оборотни — это его единственные сны здесь.
Он думал, что ответить, как Андриан сделал шаг ближе:
— У местных есть умная поговорка, — шепнул он, — «вглядись в свои сны быстрее, чем они взглянут в тебя».
Себастьян пожал плечами:
— Мои сны слишком обыденные, чтобы в них стоило вглядываться. Пони, радуги и феи с крылышками. После чтения сказок Сиэлю — на другое не остается сил.
Андриан ухмыльнулся:
— Какая жалость. Ну вы тогда постарайтесь не захереть.
Между тем, «одна душа на двоих» играла что-то мрачненькое и — тихо, так, чтобы все могли разговаривать.
Разговаривали, разумеется, о Сиэле.
Иногда Себастьяну все происходящее напоминало один и тот же повторяющийся сон.
Гизворт, всегда делавший обиженное лицо, когда ему не давали вернуться к фортепиано: «Как это вам не нравится моя игра?» отошел к камину. Вот он встает у каминной полки, достает из левого кармана электронную трубку и начинает пыхтеть, округляя рот и выпуская колечки багрового дыма.
Винсент непременно сидит по центру — в кресле — и все контролирует. Всегда спокойный и улыбающийся, как и пристало радушному хозяину дома.
Мистер Солс будет пить кофе — он пьет много кофе, оно его держит бодрым. Поэтому, он будет сидеть около столика, постоянно подливать себе горячего напитка и следить за Сиэлем, отвлекаясь на короткие умозаключения, касательно своих исследований. Мари будет заходить в комнату только для того, чтобы подлить еще горячего кофе.
Затем Гизворт непременно спросит об Оборотнях. Не появлялись ли? Не проявляют ли активность? Часто будет смотреть в окно, будто в надежде, что увидит мелькнувшее во мраке туловище или, хотя бы, хвост.
В начале Андриан почти не присутствовал на встречах. Он стал приходить позже, с видом человека, который никак не хочет находиться в комнате со всеми этими людьми, но обязан быть с ними, хотя бы для того, чтобы показывать, как ему это не нравится.
Себастьян решил, что он это делает только ради Винсента.
Андриан всегда садился рядом с хозяином; они переговаривались между собой и, часто, Себастьян ловил взгляд беловолосого на себе. Взгляд часто ухмыляющийся.
Себастьяну было не по себе. С Андрианом он почти не общался.
Вскоре он убедился, что причина недовольства Андриана, в таких собраниях, крылась в расхождении взглядов — его и Солса — касательно души.
Однажды они с карликом заспорили. Все началось с сына Винсента.
Он сидел рядом с гувернером и усердно размешивал тому чай в фарфоровой чашке. Пошла уже некоторая минута, напиток рисковал остыть, но Себастьян готов был стерпеть крошечное неудобство. Подготовка к чаепитию всего лишь затягивалась.
Одна душа на двоих играла в карты, Винсент разговаривал с Солсом, делясь новыми достижениями Сиэля, а Андриан молча слушал. Гизворт коршуном наблюдал в окно.
— Себастьян пьет чай с двумя ложками сахара, — сказал Сиэль. В этот вечер Мари одела его в особенно прехорошенький костюм — темно-синий, бархатный, с тонким бантиком на шее, и все не могли на андройда налюбоваться.
— Папа пьет чай с одной ложкой сахара, — перечислял он, — Мари бережет фигуру, а Сиэль…
Тут Сиэль неожиданно замолк. Рука, размешивающая ложкой чай, застыла, а взгляд опустевших глаз замер на одной точке.
— Сиэль? — позвал Себастьян.
Никакой реакций.
Тут уж заметили все, поэтому бросились к ним. От шагов задрожал пол, и чай в чашке наполнился мелкой рябью.
— Он перестал работать? — спросил Гизворт.
— Сломался! — в один голос ужаснулись Поэтесса и Спиритесса.
— Отойдите! Отойдите все! Ну же! — карлик вышел было вперед, но преградой стал Винсент, вставший на колени перед сыном.
Граф долго звал Сиэля по имени, а затем повернул голову, ища глазами своего помощника.
— Андриан!
Но Андриан уже был подле.
— Не паникуйте, граф, ну, что же вы, ко мне сразу? Это же мистер Солс у нас признанный гений. Почему бы вам не обратиться к нему?
— А вы что-то имеете против? — Солс сделал шаг-другой вперед.
— Нисколько. Здесь Винсент у нас решает, кто более компетентен.
— Андриан, сейчас не время, помоги Сиэлю!
— Стало быть, вы мне доверяете больше?
Винсент рассердился. Он крикнул:
— Вздумал не выполнять условия?..
— Ну, почему же, я лишь хочу, чтобы вы решили для себя раз и навсегда — я или эта кучка шарлатанов. Я не терплю вмешательств в свою работу, и тебе это известно, Винсент. Душа — произведение божественного искусства, но, что могут с ней люди сделать, кроме как испортить? — губы расползлись в ехидной улыбке, затем Андриан приставил палец к губам. — О, может быть, она уже сломалась? Кто знает?
Винсент был не в себе. Он бросился на беловолосого:
— Андриан!
Наблюдая сцену со стороны, Себастьяну показалось, что Андриан лукавит. Если бы душе действительно что-то угрожало — он повел бы себя иначе.
Но о каком же договоре они говорят?..
Всех остановила Спиритесса.
— Стойте! — громко закричала она. Все послушно замерли и обратили к ней лица.
Женщина стояла в центре комнаты, вытянув руку вперед, словно щупала воздух.
Взгляд у нее помутнел.
— Она не там! Не в своем теле! Душа… Она здесь, она витает в воздухе. Я ее чувствую. И… О, если бы вы знали, как прекрасна!
Из глаз Спиритессы потекли слезы. Ее протянутая рука задрожала.
Все почему-то стали оглядываться. Словно они могли увидеть душу, этот незримый сгусток эфира, как нечто материальное, как пробегающую между диванов кошку.
Себастьян оставался около андройда, поэтому он лишь наблюдал за Спиритессой, как внезапно почувствовал толчок в груди. За толчком последовала щекочущая, очень теплая волна. Вместе с тем — ощущение инородного, но невыразимо приятного. Похожее на детское счастье. Из далекого прошлого.
Себастьян прислонил ладонь к месту на груди, где давило, теплело и расширялось прекрасное ощущение. Он готов был поклясться, что услышал в голове тихий шепот, не принадлежащий ни мужчине и ни женщине:
— Я тут. Я здесь! — словно исчезающий крик из пустоты. — Себастьян? Где ты?
Едва появившись, голосок смолк, и исчезло странное чувство в груди, это щекотливое присутствие чего-то чужого внутри.
Себастьян как будто очнулся. Судя по тому, что люди продолжали спорить, никто не обратил на него ровным счетом никакого внимания и никто не почувствовал того же, что и он.
Себастьян посмотрел на пустую куклу Сиэля — она продолжала сидеть, держа чашку идеально ровно.
«Это правда было, — вертелось в голове и никак не укладывалось. — Это правда!»
Михаэлис думал, что поверил в существование души, но когда она соприкоснулась с ним внутри, каким-то необъяснимым чудом, он буквально почувствовал, насколько же это странно.
И
насколько Себастьян теперь действительно верит!
— Сиэль, — позвал он тихо, под шум обсуждающих голосов, — ты можешь вернуться обратно?
Зачем он это сказал? Он не знал. Но, отчего-то, был уверен, что душа слышит. Прошло какое-то время, прежде чем пустые глаза стали наполняться привычным светом.
Андройд выронил чашку на пол и как-то испуганно позвал: «Себастьян!», но гувернер уже был готов принять его в этом мире.
— Я здесь.
Сиэль повернул к нему голову.
Сначала в еще мутно-темных глазах происходило движение механической мысли, затем юноша потянулся корпусом вперед и протянул к гувернеру обе руки.
— Себастьян…
Голосок совсем стих.
Себастьян взял Сиэля на руки и прижал к груди. Люди вокруг расступились, точно громом ошарашенные.
Винсент бросился к сыну.
— Сиэль! Ты в порядке? — на нем совсем не было лица.
Сиэль улыбнулся отцу:
— Одна ложка сахара для папы, — сказал он.
Винсент огладил сына по щеке.
— Я так испугался, мой дорогой, что ты оставил меня… Снова.
Себастьян не стал ждать приказа от Фантомхайва. Он решил, что унесет Сиэля в любом из случаев. Ему здесь не место. Он не игрушка.
— Полагаю, ему пора отдыхать, — обратился он ко всем, в главную очередь, к Винсенту. — Я отнесу Сиэля в его комнату.
Винсент согласился. Он кивнул и сказал, что вскоре проверит Сиэля.
«Судя по-всему, ему предстоит со многим разобраться здесь», — подумал Себастьян и бросил осуждающий взгляд на мистера Солса и Андриана, которые, кажется, не испытывали никакого чувства вины.
— Доброй ночи, Сиэль, — в один голос пожелали женщины и помахали рукой.
Сиэль ответил тем же и задумчиво опустил голову на плечо сиделки.
***
Себастьян нес подопечного по мрачным коридорам так тихо, как только мог. Он еще помнил в груди восхитительное, разливающееся ощущение.
Его как будто объяло изнутри эфемерными водами… Водами чужой души?
Интересно, помнит ли об этом Сиэль?
Одно Себастьян знал точно — ему не показалось. Чувства и голос были слишком реальны.
Возможно, этот мир вокруг, похожий на сон, не заслуживает такого доверия, как эти «воды души». Или — энергия?
Сиэль сидел на руках смирно, не шелохнувшись, а сердце Себастьяна впервые в жизни билось так быстро.
Вместе с произошедшим событием, ноша гувернера приобрела куда большую ценность
Уже в комнате, Себастьян опустил Сиэля на постель. Тот медленно расцепил руки.
— Сиэль, как ты себя чувствуешь? — гувернер присел рядом. Андройдам не задают вопросы о чувствах, но ведь и он обращался к душе. Она должна — непременно должна — его слышать.
Разве нет?
Он очень надеялся на ответ и всматривался в глаза умной машины, в надежде увидеть ее проблеск.
— Завтра мы пойдем с Себастьяном кормить кроликов?
— Конечно.
— Мы будем кататься на Костяшке?
— Если хочешь.
— Себастьян будет улыбаться?
— Если Сиэлю будет хорошо.
— Хорошо. Тогда Сиэлю будет хорошо завтра.
— А разве сегодня Сиэлю плохо? — улыбнулся Себастьян.
— Не знаю. Но завтра должно быть хорошо, чтобы Себастьяну было хорошо.
— Я спрошу иначе, Сиэль, где ты был этим вечером и что видел? Ты размешивал мне чай, но что случилось после? Расскажи мне.
Синева задумчиво спряталась за ресницами.
— Две ложки сахара для Себастьяна, — начал повторять андройд, — папа пьет чай с одной ложкой сахара. А Сиэль… — тут он замолчал и странно посмотрел на мужчину, — а Сиэль вернулся к Себастьяну, чтобы положить две ложки сахара в его чай… Себастьян ждал Сиэля?
***
— Что вы на это скажете?
Себастьян стоял в кабинете Винсента. Там же находились хозяин дома и Андриан. Душевное братство уже уехало, и Себастьян рассказал о случившемся.
Винсент улыбнулся — грустно и задумчиво.
— Подождем еще немного. Но ваши детали меня несомненно радуют.
— Я правильно понимаю, вы рассчитываете, что душа вспомнит прошлую жизнь? — спросил гувернер.
Андриан и Винсент переглянулись.
— Мы не знаем — мы пока только наблюдаем, — отозвался Фантомхайв. — Пока это все, что нам остается.
— Как бы то ни было, — добавил Андриан, — одно сказать можно точно — душа внутри, и теперь это невозможно отрицать, верно, Винсент?
Себастьяну показалось, что лицо Винсента на мгновение помрачнело. Хотя, думалось, он должен быть рад.
***
Себастьяна разбудили посреди ночи. Он постарался не показывать удивления при виде Винсента.
Хозяин дома склонился над спящим, он был в верхней одежде. Его сверкающий взгляд говорил о крайней степени взволнованности.
Более того, мужчина как будто дрожал изнутри, но ни то от испуга, ни то от решительности что-то совершить. Себастьян был в этом уверен, так как похожие состояния он уже испытывал сам.
Но что же могло случиться?
— Что-то случилось?
Винсент приставил указательный палец к губам и показал ладонью не вставать.
— Не поднимайтесь и говорите тише. Сейчас в этом доме не должны проснуться даже стены.
Граф присел на край постели. Так близко, что Себастьян услышал взволнованное дыхание.
— Я ухожу на время из дома, это необходимость, — сообщил Винсент, — и у меня к вам будет просьба, Себастьян. Она крайне важная и доверить ее могу только вам.
— Я слушаю, — Себастьян привстал на локте. Ему было неловко находиться в постели перед этим человеком, однако, было уже не до этого. Ему стало любопытно.
На белое, как воск, лицо Винсента легли тени от ветвей, делая его похожим на призрака.
Себастьян мог уже догадаться о том единственном, что могло хоть как-то волновать Винсента в этой жизни.
Мужчина склонился ниже и заговорил, глядя в глаза Себастьяна так, словно желал заговорить на исполнение собственной воли. В этом взгляде были и самая горячая просьба, и надежда, и приказ.
— Я хочу, чтобы вы взяли на себя ответственность за Сиэля. Полностью, понимаете, о чем я?
Это могло означать только одно: по какой-то причине граф Фантомхайв не сможет заботиться о сыне.
Увидев крайнее изумление в глазах гувернера, Винсент пресек всякий его вопрос жестом ладони и продолжил:
— Я выбрал вас не зря, Себастьян, так докажите это. Слушайте: никогда и никому не отдавайте Сиэля. Защищайте его, потому что он нуждается в вас, и вы — единственный, слышите? единственный, кто может уберечь его от беды.
— Я понимаю… вернее, не совсем. Но что на счет вас? Куда вы собрались?
Прежде, чем ответить, Винсент оглянулся на закрытую дверь — нет ли за ней кого? Прислушался. Для верности встал и проверил — но в коридоре оказалось пусто.
Уж не от Андриана он скрывается? Но, боже правый, зачем?
Винсент вновь опустился на край постели.
— Скажите, вы когда-нибудь боялись смерти, Себастьян?
— Мы все, так или иначе, боимся ее. Рано или поздно, когда осознаем ее близость.
Винсент тихо усмехнулся:
— Вот именно, — его губы дрогнули в грустной улыбке, — когда
осознаем близость. Если бы вы знали точный день, когда умрете, и умрете, возможно, самой страшной смертью, оставив на этой Земле самого дорогого человека, самого дорогого и самого беззащитного, вы бы позволили себе бояться смерти?
— Полагаю, я бы сделал все, чтобы не умереть.
— Любой ценой?
Себастьян, кажется, начал догадываться.
— Это связано с Андрианом?
Винсент кивнул.
— Что же у вас за дело с ним?..
— Я не могу сказать. Мне нужно скорее уходить.
— А у вас есть план?
— Вы догадливый, — улыбнулся Винсент.
— Боюсь, я слишком многого не понимаю из того, что происходит.
— Вы скоро все узнаете. А теперь скажите мне, что вы верите, верите, что в Сиэле есть душа, что он не просто андройд. Скажите это вслух, потому что я должен услышать и поверить вашим глазам!
Себастьян действительно видел по лицу Винсента, что ему это жизненно необходимо. И он послушно ответил:
— Я знаю, что в Сиэле есть душа. Она пробуждается, и она живее живых.
Единственное ее отличие — неживая плоть и беспамятство.
Винсент едва приметно кивнул. Он был удовлетворен таким ответом, но страх, смятение и волнение читались в его глазах все отчетливее. Кажется, эти чувства росли в нем все больше и больше, наполняя каким-то потусторонним ужасом. Себастьян мог только догадываться, что творилось в его душе.
— Поклянитесь, что не оставите его, — горячо попросил он. — Поклянитесь так, чтобы я мог сейчас же выйти из дома, не проклиная себя.
— Винсент, я обещаю, что буду защищать Сиэля и заботиться о нем, как о самом дорогом, что у меня есть. Я буду защищать его ценой собственной жизни. В этом вы можете не сомневаться. Я очень к нему… Только вот кому нужно вредить Сиэлю?
— Больше ни слова. Я вам верю, и будьте внимательны — теперь, когда близится время моей расплаты, Солс и прочие — больше нам не друзья.
Себастьян напрягся. Он хотел спросить: «А Андриан?», но Винсент вновь заговорил:
— И если вы обманете меня, если малодушно сбежите, я достану вас из-под земли и сожру вашу душу не хуже, чем любая из местных тварей.
— Вам не придется, — сказал Себастьян. — Я буду с ним до самого конца.
На этом Фантомхайв молча встал, уже готовый уйти.
— Винсент, — Себастьян окликнул его и ухватился за рукав. — Отчего бы вы сейчас не бежали… удачи вам.
Винсент кивнул.
— Мой, вернее,
наш Сиэль — подтверждение тому, что, в любом случае, все мы встретимся. Рано или поздно. И в одном месте. До свидания, Себастьян.
Он ушел, а Себастьян какое-то время еще лежал с открытыми глазами, вслушиваясь в звуки дома.
Он не слышал ни шагов Винсента, затерявшихся в коридорах, ни какого-либо другого признака жизни, и он долго не мог уснуть, думая над странным разговором. Откуда бы Сиэля не вернули, из какого мира, времени и пространства, он может стать разгадкой и ключом к абсолютной энигме.
Солс не может упустить этот сокровенный шанс. Поэтому Винсент и предупредил на их счет.
В этом Себастьян уверен.
А Андриан?..
«Кто же ты такой на самом деле, Андриан?..»
В конце концов, от тяжелых мыслей у мужчины разболелась голова. Приняв обезболивающее, он вновь лег в постель. На этот раз, когда он закрыл глаза, перед внутренним взором появились ядовито-зеленые глаза. Глаза
были точно такие же, как у тварей из того самого первого сна.
Вновь мириады зеленых огней окружили одинокий, темный дом Фантомхайвов.
— Волки… Вы просто волки, — говорит им Себастьян во сне. Вокруг царит леденящее душу безмолвие. Звери неумолимо подступают все ближе. Их шаги бесшумные, взгляд — не звериный и не человеческий — обжигает холодом.
Ужас сковывает, тело цепенеет, а ноги вязнут в пышном снегу — человек не убежит. От них вообще никто не убежит.
Это сущие дьяволы.
— Я знаю, что вам надо! Я вам его не отдам! — выкрикивает Михаэлис и повторяет снова и снова…
Я вам его не отдам! Я вам его не отдам.
Я вам его…
