Горный Алтай

      Россия усмехнулся, погладил шарф Валеру и вышел из кабинета. Вах, какая месть… Австрия нескоро забудет то, что сейчас будет делать с ним Франциск. Если у того, конечно, силенок хватит.        Россия улыбался. Он отомстил Австрии. По пьяни. Но отомстил. На самом деле Чебурашка был прав, Ванечка и правда не голубой. Это просто месть. За всю историческую херню, да. Голубая месть, но очень даже хорошая.       Россия намеревался забрать Дижона и идти домой, так что отправился туда, откуда пришел. Дорогу он находил по осколкам ваз, сбитых им по пути в «сасэдный кабинэт». Чебурашка осуждающе качал головой и пел, вспоминая бедного Австрию: «Он самый лучший в мире крокодил».        Еще на подходе к кабинету, где проходил саммит, Россия начал подозревать что-то нехорошее… Слишком тихо. Где вопли Америки «Я ГЕРОЙ!», где ики Италии? Подозрительно.       Россия ворвался в кабинет, и на его молчаливый вопрос «Где все?» ему так же молча ответили: «Бухают».        Россия убежал бухать. Он без труда нашел бухариков, они расположились в коридоре четвертого этажа, там как раз висело множество картин.        Да, Дижон без него не скучал… Наверняка впарил «Горный Алтай» всем, кому получилось.        Когда Иван, улыбаясь, вошел в забухаловку, он увидел странную… Хотя нет, не очень-то и странную, для стран, картину.       На этаже творилась херня. Херня на английском языке, как на международном.       Дания и Пруссия пьяно пели песни. Дания визжал: «I am buhari-i-i-ik!!!», после этого вступал Пруссия, басом оря что-то наподобие: «BUH-BUH-BUH. BUH-BUH-BUH.» Потом снова Дания: «I am buhari-i-ik!!!», и снова Пруссия: «BUH-BUH-BUH. BUH-BUH-BUH.»        Германия, единственный трезвый в этом забухальнике, недоверчиво нюхал водку, всучаемую ему пьяным в стельку ежом.       Австрия с Францией недвусмысленно отсутствовали. Россия улыбнулся еще шире.        Китай был, как и еж, в стельку. Он бегал, натыкаясь на все, и орал.       Северный Италия спал и издавал странные звуки «ХРЯП» в кармане Германии. Южный Италия не спал, он, подперев голову рукой, болтал что-то непонятное, обращаясь к умиляющемуся Испании. А болтал он вот что:       — Ну ты хрен, пиздюк, бесишь е-мае, всю жизнь мне испортил, а-а-а…       Из скандинавов, кроме Дании, здесь присутствовал еще и Швеция. И по его лицу и поведению не понятно было, пьян он или трезв. Хотя по полупустой бутылке водки в его руке Россия понял, что швед все-таки пьян. Он твердым шагом ходил от картины к картине, анализируя их взглядом, и тихо кивал своим бухим мыслям.       Никто даже не обратил внимания на то, что не слышно геройских криков…

***

      Англия раздраженно ходил по зданию, агрессивно топая сапогами. Почему этого хренова героя нет, когда он так нужен?       Керкленд начинал думать, что Джонс свалил домой, как вдруг наткнулся на искомое существо. Англия набрал в легкие как можно больше воздуха, чтобы начать свою вечную лекцию о том, какой Альфред придурок, но, остановившись в метре от Америки, лишь в шоке выдохнул:       — Ты что… Пьян?       Америка с трудом поднял голову и уставился на Англию.       — Герои никогда не… Ик. Да, пьян. Но я все равно Герой!        — Герои не напиваются во время собрания! О чем ты вообще думал, когда брал в руки бутылку?! — отвесив Америке увесистый подзатыльник, Англия потащил пьяное существо к выходу, продолжая ворчать и заниматься любимым делом — отчитывать младшего брата.       Не удержавшись на ногах, которые заплетались в косички, Америка упал носом в пол.        Дровосек в дуэте с Англией вздохнул.       Перевернув Альфреда на спину, Артур проверил дыхание пьяницы. Дышит. Отлично, не умер, значит, нужно будить и снова читать морали. Слышать-то он будет в состоянии?        Где-то на десятой пощечине Джонс очнулся.       Брови.       Брови Англии.        Так близко… ОПАСНО БЛИЗКО.       Пьяный мозг Джонса тут же начал рисовать ужасные картины — вот Артур ведет его под венец, потом… Лучше не представлять, что было потом, честное слово. И так дурно стало.        — А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А! ОТВАЛИ ОТ МЕНЯ, УБЛЮ-У-УДОК! НЕ ТРО-О-ОНЬ!       Америка орал, и орал он громко. Однако они были слишком далеко от всех стран, чтобы его смогли услышать, но он — не Австрия, он — Герой, и он все равно будет орать, чтобы спасти свою геройскую репутацию!        Англия сразу же растерялся. Он не думал о том, что Америка вдруг начнет вопить. Лучше было бы бросить его в коридоре…       Заткнув морду Америки пирожком (который он сам приготовил), Англия нахмурился:       — Перестань орать!       Артур начал поднимать орущего Альфреда с пола, чтобы продолжить тащить домой. Никто — никто! — не должен увидеть его в таком состоянии… Сразу пойдут слухи о том, как Англия, этот джентльмен, воспитал своего брата… Нет, увольте.       Но Альфред вырывался, оря что-то наподобие: «Фу, гадость какая, отпусти меня, ты, извращенец!»        — ЧТО?! Что ты сказал, хрен эдакий?! Гадость?! Извращенец?! О чем ты, идиотина?!       Америка завизжал еще громче — страшно за свою упоротую гордость и репутацию Героя было изрядно.       — ДА! Твои булки — гадость, а ты — извращенец! НЕ ПРИБЛИЖАЙСЯА-А-А-А-А-А-А-А! Если ты хоть тронешь меня, я… Орать буду!       Англия тронул. Рукой по губе. Нет, не ударил. Заткнул пьяное нечто.       — Идиот! Хватит орать! Я помочь тебе хочу!        Согласитесь, без Англии тяжеловато будет домой ползти. Именно это и может подорвать репутацию героя — пьяное шествие по улицам Берлина.       Америка остановился. Это было так неожиданно, что Англия тоже остановился. Нет, он, конечно, уговаривал Джонса успокоиться, но на результат особо не рассчитывал. А тут… Вот. Может быть, он, наконец, понял своим пьяным геройским интеллектом, что сейчас ему дадут по мордам, если он не успокоится.       — Хорошо, я остановлюсь! — но он продолжал дергаться как в припадке. — Но если ты, хренов извращенец, будешь ко мне лезть целоваться, герой тебя покарает!        Только сейчас до Англии дошло, почему Америка так орал, вырывался и называл его извращенцем. На что способен пьяный мозг его брата!       А если сделать то, что сейчас крутилось у Артура в голове, Джонс перестанет пить?       — Ах, так вот в чем дело… — Англия спокойно подошел к Америке, всем видом показывая, что он не собирается лезть целоваться. Взял за руки, и со стороны могло показаться, что он просто хочет проводить брата домой.       А потом со стороны могло показаться, что он передумал.Потому как резко поцеловал, сжимая хваталки Героя, чтобы он не начал ими размахивать и не залепил Артуру по носу.       АМЕРИКА ОХРЕНЕЛ.       — Fuck you, — сказал вылезший откуда-то Тони.       Заканчивая поцелуй, Англия понимал, что его пьяный и упоротый брат тут же начнет орать. Поэтому очень удивился, когда вместе криков «ИЗВРАЩЕНЕЦ», услышал совсем другое предложение, сказанное совершенно спокойным голосом:        — Ты знаешь о теории гиперактивных сороконожек?       — Н… Дурак! — покраснев от обиды, крикнул Англия.       Что это за реакция такая?! Ему совсем пофиг на то, что только что произошло?! Артур поцеловал Америку! И сдаваться он не собирался!       Англия несильно прижал к стене Альфреда, и, нагло не позволив объяснить теорию гиперактивных сороконожек, увлек Джонса в поцелуй.       — Fuck you.        Окей, припадочный. Вызов принят! Не стоило заикаться о сороконожках… Лучше уж сквозь сон (смерть) чувствовать, как твое сало (тело) само (при помощи англичанина) ползет (преодолевает расстояние силой британских пенделей) по улицам города (помойкам), чем это…       Лицо Артура приняло очень серьезный вид, когда он ощутил нечто странное. Это было что-то вроде… «Щип-щип». Да, «щип-щип».       Когда Англия отстранился, чтобы помешать Америке щипать себя, Америка сказал:       — Ты гусь. Так что насчет сороконожек?       — Fuck you.        Лицо Артура приобрело красный цвет. Помидорово-красный. Однако он медленно кивнул.       — Так! — оранул обрадованный таким поворотом событий Америка. — Теория гиперактивных сороконожек! Представь, что ты сороконожка. Ты ползаешь и боишься помереть в любой момент. А теперь представь, что ты гиперактивная сороконожка. Ты очень быстро ползаешь и очень быстро боишься помереть в любой очень быстрый момент. И ты бегаешь настолько быстро, что тебя никто не замечает. То есть, теоретически, гиперактивные сороконожки бегают среди нас! И они сейчас ползают по тебе и очень сильно боятся помереть в любой момент, поэтому ползают еще быстрее! Они настолько быстрые, что мы их не видим! Они среди нас, Артур! Они здесь! Они готовятся к захвату мира, чтобы просто быстро ползать, а не очень-очень быстро, и чтобы не бояться помереть в любой момент… Это очень плохо, Артур! Покажи… У тебя есть… Кола? Да, мне нужна кола, чтобы успокоить… Нервы! Нервы, да! Гиперактивные сороконожки залезли мне в нервы, настолько они быстрые, и щекочут их… Мне нужна кола!        Примерно минуту англичанин серьезно всматривался в глаза Джонса. Джентельмен должен быть спокоен, всегда спокоен…       — Что ты пил?        — Fuck.       Артур понимал, что обычное пиво или вино не может так сказаться на Альфреде, ведь он мог бухать хоть весь вечер и оставаться трезвым, как стеклышко. В отличии от Артура, которого разносит с пятой рюмки. Керкленд уже подумал о водке, но… Выглядит как-то нереально. Может, наркотики? В таком случае Америка заслуживает от брата хороших пендюлей! Или нет — к пендюлям он привык. Лучше психологическую атаку. Нет, физическо-психологическую.       Америка с трудом сфокусировал зрачки на красной морде Англии. Припомнил слова ежа. И сказал:        — «Г-горный Алтай»…       Англия был настолько шокирован, что разом забыл все свои планы физическо-психологической атаки.        — Водка? Водка, Альфред?! Когда Брагинский успел тебе ее впарить?        Нет, не может быть! Из-за какой-то водки — вот такой эффект?! Англия наконец осознал, что есть вещь пожестче, чем виски. И это внушало уважение.       Из своих тяжелых мыслей его вывел пьяный голос Америки:       — Т-там не только Ванька… Там это… Еж…       — Fuck you.        Америка рыгнул брату в нос.       — Мне все еще нужна кола.       «Еж? Еж. О-кей.»       Это был мини-диалог Англии и его мозга. После чего первый сильнее припер к стенке своего брата, желая снова возобновить физическо-психологическую атаку, которая должна отучить Америку пить.       — Обойдешься без колы.       Бдыщ.       Это только что было сердце Америки. Артур разом сдернул с него куртку и перешел к штанам, в то же время все крепче держа Альфреда, который дергался, как припадочный. Потом он постарался успокоиться и сказал:       — Не выйдет. У меня там писюн муравья. Прости. Мне нужна кола.       Но Англия не повелся на столь хитроумную уловку врага.       — Не старайся, я же знаю, что не муравья, а бактерии.        — Fuck.       Артур не видел лица Америки, но услышал, как его дыхание участилось. Стало таким… Страстным… Неужели уже можно отпускать?       Англия поднял голову, чтобы увидеть лицо брата, и понял, что застигнут врасплох. Он не предвидел такого поворота событий. Америка трясся, как в лихорадке. Это что, страх? Неужели он так испугался? Артур с удивительной легкостью отнял руки Америки от его лица, и отпрянул. Джонс плакал… Утыкал нос в футболку и ревел. Что… Что это за реакция такая?!       Англия не знал, что предпринять. Он растерялся, полностью…       — Т-ты чего? Обиделся, что ли? Я же пошутил… Ну, про бактерию… Серьезно… Но… Эй! Ты меня сбиваешь! Я уверен, что специально! Ну не реви, ты…       Только на полу Артур понял, что произошло. Грудная клетка болела от удара ногой. Успокоившийся Америка качался над ним, готовый грохнуться. Со злости Англия дернул его за штанину. Америка охнул, рыгнул, икнул, еще раз рыгнул и на всякий случай охнул, икнув, и, оря, свалился прямо на Керкленда.       — Ик! — сказал он и продолжил орать.       «На него невозможно делать мою гениальную физически-психологическую атаку!»        Англия, поняв это и еще больше разозлившись, немного отлепил лицо от Америки и снова пихнул ему в рот булку. Артуру тоже хотелось орать, но он вспомнил, что не один в здании и ограничился тихими ворчаниями и стонами. Скинув с себя Америку, вылил в его мордас колу. Он ее всегда с собой носит, на такие вот случаи…       Америка в ответ плеснул Англии водяры.       — Какой прекрасный вид из окна, правда? — сказал он, смешивая во рту водку и колу. Потом рыгнул так, что затряслись стены, поднялся и, шатаясь, воззвал к Богу. Только потом пошел восвояси. Шатаясь и взывая к Богу…        — Герой взывает к тебе, о Боже! Ты велик, но и я велик не меньше! Я предлагаю так — меняю Америку на Рай… Ты переселяешься в Америку, о Боже, а я переселяюсь в Рай, где нет, возможно, гиперактивных сороконожек, рыг! Прекрасная сделка! Ты согласен? Я за!       — Fuck you.       — Я согласен, сын мой… — другим голосом ответил за Бога Англия, тем временем медленно и бесшумно подходя сзади.       Америка со счастливым воплем упал на колени, потом вспомнил, что он Герой и не должен падать на колени перед каким-то Богом, встал и сказал:       — Прекрасно! Я собираю вещи и линяю от моего сумасшедшего брата!        С этими словами он понесся вперед, врезался в стену, понесся назад, врезался в Артура, заорал, понесся вправо, врезался в дверь, открыл дверь и внесся в соседний коридор.        — СЫН, ПАДАЖДИ! — оранул Англия тем же голосом Бога и понесся вслед за своим пьяным братом. Хоть штаны ему застегнуть…       Этажом выше Япония раздавал бируши всем сидящим в кабинете.       — Это надо прекратить… — задумчиво сказал он. — Латвия-сан, Вы сможете мне помочь? Ради общего блага.       Греция проснулся.