Ecce Homo

Где доблесть Регула? Рема иль Ромула? Что с ними сталось? Роза — не прежняя: имя порожнее нам лишь осталось.

      — Уйди, азари.       Явик отворачивается, опускает кончики пальцев в воду. Как будто это поможет избавиться от упрямой азари.       «Лиара, — поправляет он сам себя. — Ее зовут Лиара».       — Уйди. Мне не нужны твои наставления.       Она молчит, прикусив нижнюю губу. Явик чувствует, как в воздухе разливается запах ее недоверия, смущения, неуверенности, злости. Но она не уходит.       — Все, что я могу дать им, — быструю смерть.       — Это твой народ!       — Мой народ был уничтожен пятьдесят тысяч лет назад, а это монстры, марионетки Жнецов, искореженные их волей. Это не мой народ, — презрительно говорит он.       — Они не марионетки больше! Они свободны! Они сражаются и умирают за нас! Они помнят!       — Неважно.       — Неважно?!       — Да, неважно. Что может помнить хаск?       — Все! — почти кричит Лиара. — Если бы ты прекратил хоть на минуту упиваться собой! Если бы ты просто поговорил с ними! Ты думаешь, что тяжело тебе быть единственным оставшимся, что ты видел ужасы войны, в которой истребили твой народ? Но они… они помнят, как были кем-то, как убивали тех, кто был им дорог! Сами, своими руками… и теперь осознают, во что превратились…       Лиара обрывает себя, прикрывает ладонью глаза, и теперь Явик чувствует от нее только запах разочарования.       — Я жалею, что мы нашли тебя на Иден Прайм, — произносит она глухо. — Ты говорил об аватарах. Ты не месть своего народа, Явик. Ты спесь и глупость.       Теперь молчит Явик. Долго молчит. Лиара выходит из его каюты и успевает дождаться лифта, прежде чем он окликает ее.       — Они пришли сами? Или это была твоя идея, азари?       Явик смотрит на неподвижные фигуры внизу, в доке, смотрит на слезы на щеках Лиары.       — Не совсем. Одна из охотниц связалась со мной, спрашивала… и я подумала, что…       — Что сможешь облагодетельствовать всех?       — Я подумала, что если о них по-настоящему заботятся те, кто служит рядом, то они заслуживают такой малости, как просто разговор!       — Хорошо, — неожиданно соглашается Явик и проходит мимо опешившей Лиары в лифт. — Хорошо, я поговорю с ними. Но ты не будешь вмешиваться, азари.       Та только качает головой.       Когда он приближается к Коллекционерам, один из них, ничем внешне не отличимый от других особей, выступает вперед и протягивает руки ладонями вверх, именно так, как это делали в Империи для приветствия и обмена информацией. Явик с омерзением кладет свои ладони поверх его.       Вокруг раздаются взрывы, он отстреливается от целой орды хасков. У его ног лежит тело женщины. Он убил ее. Сам. Потому что любил. Потому что она потеряла надежду и устала сражаться. Она умоляла его об этой последней милости.       Его крепко держат за руки и ноги, тащат куда-то. Он знает, что будет дальше. Он видел, как это происходит с теми, кого взяли в плен живыми.       Он разрывает пополам чье-то тело и переступает через останки. Ему все равно. Он не чувствует боли, у него нет никаких желаний, есть только императив: «Жатва должна продолжаться».       Он стоит на земле и в то же время падает в холодную темную бездну. Кто-то огромный говорит с ним о том, что тьма сильнее воли Предвестника.       Он падает на колени, хватается за голову, кричит, воет от ужаса. От осознания себя.       Он впервые за последние пятьдесят тысяч лет по собственному желанию поднимает взгляд вверх и вглядывается в небо.       — Мы помним. Мы отомстим, — утробно рычит Коллекционер на языке, который Явик не надеялся уже услышать вновь.       И Явик не колеблется ни секунды, склоняясь перед ним в глубоком церемониальном поклоне. Как если бы отдавал дань уважения тому, кто старше по званию и мудрее.       — Мы отомстим, — эхом отзывается он.