Переписка двух людей в ночь с четверга на пятницу
Привет как дела? 01:12 Норм пока ты не написал 01:13 Будешь на гонке завтра? 01:13 Это не твое дело 01:14 Прост скажи 01:15 Ну допустим буду 01:15 Э ты че не в духе? 01:15 А как ты еще предлагаешь мне с тобой общаться, человек-подстава? 01:16 Да ладно тебе я же не знал что так получится. Забыли уже. Кстати как рука? 01:16 Нормально 01:17 Ясно. До завтра тогда. 01:18 Не понял ты че на гонку собрался? 01:18 Да почему б не сходить не поддержать друга 01:18 Подозрительно, но ладно, бывай, я сплю уже 01:19 Увидимся 01:21Конец ночной переписки
POV Иккинга — Слушай, а ты во всем уверен? — хрипло проговорил я, с трудом восстанавливая дыхание и с трудом поспевая за Беном, который чуть ли ни бегом продвигался вдоль проезжей части дороги, временами сворачивая в темные проулки. Мы уже как минут двадцать метались в каменных джунглях северо-западного района на пути к жилищу моего друга. — Конечно, уверен. Я всегда во всем уверен, — ответил он, на мгновение обернувшись, чтобы посмотреть, не отстал ли я. — Ох, мне прямо полегчало от этого факта, — тихо съязвил я, дабы собеседник не услышал. — Да не переживай ты так. Все будет хорошо. Я в тебя верю, — услышал все-таки. — Ободряет, ничего не скажешь, — прям мастер-класс по снятию стресса от моего друга. Нет, правда. — Знаешь, а я вот все хочу тебя спросить: чего мотоцикл-то мы у въезда оставили? Что, до дома твоего доехать не могли? — Так надо было. — А, ну теперь все понятно. Как я сам не догадался, — Бен лишь хмыкнул в ответ. — Просто тут камеру на днях поставили, не хотелось бы засветиться, — наконец ответил он мне, понимая, что я не отстану. — А сразу сказать не мог? — пробубнил себе под нос я. Я почему-то все не мог уняться, нервничал уж очень. Вскоре мы достигли дома Бена. Это было высотное кирпичное здание в двенадцать, примерно, этажей, которое было точь-в-точь таким же, как и все другие на той улице. В многочисленных окнах там мерцал свет, над подъездом ярко сиял желто-оранжевый большой фонарь, освещая не только входную дверь, но и площадку перед домом и парковку, на которой стояло с десяток машин. К самому дому вела асфальтированная тропинка, что шла меж невысоких деревьев крохотного садика. Изнутри дом почему-то казался меньше и уже. Белые, грубо штукатуренные, изрисованные горе-художниками стены, вдоль которых тянулись ряды серых металлических почтовых ящиков, некоторые дверцы которых начинали покрываться ржавчиной. С потолка свисала на хлипком, замотанном черной изолентой проводе обыкновенная лампа, слегка покачиваясь от сквозняка, что мы напустили, зайдя, вокруг нее кружился мотылек, проснувшийся не вовремя. Мой друг и я стояли на площадке перед лифтом, выложенной из серых гранитных, а может и нет, плит, дожидаясь, когда он приедет. Я с опаской рассматривал подъезд, который мне казался каким-то странным, что ли. А Бен лишь следил за меняющимися цифрами на табло, показывающим, на каком этаже был лифт. Зайдя в квартиру, служившую обителью моему другу, Бен сразу же включил свет. Взору предстал скромный коридор, служившей здесь прихожей, стены которого были поклеены пыльными, серовато-голубыми обоями, обветшалые края которых начинали отходить у пола и у потолка, и в котором из мебели только и была, что высокая деревянная вешалка для одежды, на которой одиноко болталась иссиня-черная куртка, только что повешенная на крючок. Это элемент интерьера был довольно старым, видать еще от прежних хозяев, а еще имелась табуретка в углу, стоявшая на трех ножках, хотя их должно было быть четыре, на которой валялся всякий хлам, вроде газет, ключей и прочего. Вел коридор лишь в одну комнату, скрывавшуюся за углом. Я хотел было разуться, по привычке, но Бен сказал, что не надо, мол, квартира эта ни швабры, ни веника, ни пылесоса не видывала с тех пор, как он тут поселился. То есть, уже очень давно. Пожав плечами, я прошел вслед за моим другом, что уже был в комнате. Комната была помещением средних размеров, в котором имелось окно в полстены, которое, как ни странно, начиналось снизу. Потом до меня дошло, что это от балкона. Еще в комнате стояла кровать-раскладушка, с небрежно заправленным синим одеялом; письменный стол, небольшой, прилегающий вплотную к подоконнику, на котором, как и на тумбочке в прихожей, образовалось скопление вещей, именуемое бардаком; стул с высокой спинкой, непосредственно, рядом со столом и, напоследок, шкаф, одна дверца которого топорщилась, обнажая его темную, таинственную и, судя по состоянию всех вещей в этой квартире, не самую чистую сущность. А так, в целом, обычная комната, есть все, что нужно, ничего лишнего. Подойдя к потустороннему шкафу Бен открыл его вторую дверцу и, покопавшись в нем немного, вытащил оттуда пластиковую фиолетовую вешалку, на которой покоилась черная, с воротничком и застежкой на молнии кожаная мотокуртка, а на перекладинке под ней — штаны, тоже черные, из плотной, грубоватой на вид ткани. Стащив с вешалки, он протянул все это мне. — Надевай, — сказал он, и внезапно окинув мня быстрым, но тем не менее внимательным, даже критичным взглядом, добавил, — штаны эти надевай прям поверх своих, и куртку тоже на толстовку, а то болтаться на тебе все будет. Жарковато станет, зато не холодно, — капитан-очевидность прям, — давай шустрей, — произнес он и куда-то вышел из комнаты, оставив меня наедине с собой. Одевшись, я стоял, крутясь и пытаясь рассмотреть себя со всех сторон, поскольку в комнате зеркала не наблюдалось. Через пять мину после своего ухода хозяин квартиры вернулся, держа под мышкой одной руки шлем, а во второй — перчатки и какие-то мощные ботинки. Заметив меня в новом образе, он усмехнулся. — Что? — спросил я его, изогнув бровь. — Ничего. Просто ты очень… необычно выглядишь, — с трудом сдерживая смех объяснил он, и в ответ я закатил глаза. Когда смех прошел, он уже серьезно оглядел меня и произнес: — Ну в принципе… нормально, могло быть хуже. Вот только был бы ты повыше… Впрочем, и так сойдет, — в конце концов одобрил Бен и протянул мне все, что принес. — Шлем не надевай пока, потом. — Угу, — пробубнил я, натягивая на руки перчатки и потом то сжимая, то разжимая кулак, чтоб они наделись нормально. — Так, отлично, ты готов. Сейчас я беру кое-что и на гонку, а то опоздаем, — проговорил он и быстро вышел из комнаты, выключая там свет. Оставаться сидеть там мне не очень хотелось, так что я отправился вслед за ним, невольно жмурясь каждый раз, когда звук от шага в тяжеленных бутсах раздавался шумом по всей квартире.***
— Итак, все понял? Доезжаешь, пересекаешь финиш, регистрируешься там опять и назад, — спросил Бен, стоя передо мной и поправляя на мне шлем, чтоб не «как лох», дословно. Мы стояли в полутора сотнях метров от яркого светового пятна посреди темноты, то есть неподалеку от первой, из двух стоек регистрации. Дело было в том, что трасса гонок сегодня была не кольцевая, как обычно, а длинная и извилистая. Мы на сайте посмотрели. Мотоцикл стоял, и мы рядом с ним, подле какого-то низенького маленького домика у самой дороги. По-моему, это была будка с электросчетчиками, но в темноте было не понятно. Да и не важно это. — Угу, — почти неслышно проговорил я голосом, приглушенным шлемом. — Молодец. Давай круголя быстренько и появляйся так, пафосненько, на трассе. Дальше знаешь. Ни пуха тебе, — сказал он, хлопнув меня по плечу и отходя немного, чтоб я мог сесть на байк. — К черту, — последовали мои последние слова перед тем, как рев двигателя железного коня заглушил все остальные звуки. Намертво вцепившись в руль, я петлял по узким проемам меж домами, пока не выехал на широкую, в четыре полосы, дорогу — трассу. Прибавив газу, я молниеносно, аж шестьдесят километров в час помчался по шоссе. Потом я, разумеется, скорости прибавил. Появиться я старался в стиле Порождения Смерти, не знаю, правда, получилось ли. Однако толпа, что образовалась близ линии старта, радостно взревела и кинулась ко мне, стоило остановить байк. Я испугался, правда, чуть не упал даже от этого. А они тем временем приближались. Газани, да посильней, — раздался насмешливый голос моего друга прям над ухом. Сначала я лишь только испугался еще больше, а потом понял что к чему и последовал совету. Толпа, как по волшебству, разбежалась. Вот это я понимаю — воспитание. Поставив байк рядом с остальными, я подошел к раскладному столу, за которым сидел парень, лет двадцати четырех где-то, с пышной русой шевелюрой и светлыми чистыми голубыми глазами, который, взглянув на меня, благоговейно улыбнулся и, сказав что-то, я не расслышал, записал напротив номера тринадцать в списке, «Порождение смерти». Хорошее начало. Ну и что ты там встал? Походи тут, через десять минут начало, — снова раздалось из встроенного наушника. Я, без возражений, засунул руки в карманы кожанки, стал бродить от одного края площадки к другому, пока не завидел у самой окраины границ организации темный силуэт в капюшоне, с одной рукой по локоть, а другой махающей мне, чтоб я пошел отсюда и не привлекал к оригиналу гонщика внимания. Едва я остановился напротив парковки, чтоб просматривать мотоциклы, как сзади что-то заверещало: — Привет, ты ж «Порождение Смерти», да? Я твой фанат. Представляешь, а меня теперь еще и помощником судьи взяли поработать, ой, вы же сейчас стартуете, можешь быстренько автограф дать? — протараторил он на одном дыхании и чуть ли не в плотную к забралу шлема протянул мне какой-то огрызок бумаги. Я обернувшись и выставив вперед ладони в перчатках в оборонительном жесте, отшатнулся, отскочив от него на несколько шагов, но он тоже не отставал и сделал еще два шага по направлению ко мне. Кое-кто угорал там, в наушнике, поскольку эта сценка разворачивалась всего в десятке метров от него самого. Когда отступать было некуда, в шлеме наконец раздались указания, с трудом разбираемые сквозь истерический смех. Похоже, со стороны это было до жути смешно. Ахаха, просто пиши «П» и «С» и черкани на этом всем. Блин, Иккинг, я не могу, ты как из леса пришедший людей шарахаешься, — он опять залился хохотом. — Гонщики, прошу всех проехать к линии старта, — раздался голос из громкоговорителя со стойки регистрации. Я быстро что-то накалякал на листочке и, оставив в недоумении парня, в котором я, пускай и не сразу, признал своего одноклассника — Зака, убежал. М-да.***
Мчась по трассе со скоростью под двести пятьдесят кило в час, мимо пролетали фонари, оставляя за собой хвост света, словно падающие звезды. Это было очень красиво. Машин встречалось не много, в основном потому что я старался объезжать загруженные по самое не хочу пятничные дороги, состоящие по большей части из пробок. Вождение начинало мне казаться простым, сам не знаю почему. Я как будто вливался в свою стихию, держа руль мотоцикла. Чувство это было, как сейчас помню, совершенно необъяснимое. Порой мне начинало казаться, что я не вторую неделю за рулем, а целые годы. Непонятно, но очень здорово. Первый, чего там? — поинтересовался я у Бена. Он же ведь притащил гаджеты свои, пусть использует. Поначалу я не особо понимал, зачем все это, но видя его искреннюю ребяческую радость, когда он запускал дрона, или, как он его назвал «квадрокоптер» и нажимал кнопки на пульте, я все понял. Ну не наигрался человек в детстве, вот и отрывается. Ну, а я-то чем хуже, попросил его дать им чуть-чуть поуправлять. Мне очень понравилось, прям как радиоуправляемый вертолет, только в сто раз круче. Все хорошо пока идет. Ты второй, до финиша километр, ну может, уже чуть меньше. Ты молодцом, хорошо идешь. Моя школа, — я в ответ лишь хмыкнул. Через пару минут я поровнялся с тем, кто шел первым. Я его не знал, и даже на старте как-то и не видел. Он был на серебристо-белом мотоцикле, отполированная металлическая поверхность которого отражала оранжеватые уличные огни. На нем был шлем, тоже белый. Я видел, как этот мотоциклист обернулся на меня, и хотел было резко газануть, как вместо этого он начал скидывать обороты и тормозить, съезжая на обочину. Я не знал, я даже не представлял, что могло на него найти. Может быть с байком что-то, или вдруг плохо стало. Всякое бывает. Но почему-то доводы свои мне убедительными как-то не показались. Спустя пару минут, в виду показался финиш, освещенный ярким, слепящим издали глаза, привыкшие к полумраку объездных дорог, светом дополнительно поставленных прожекторов. Я на это лишь облегченно вздохнул и прибавил газу. Но стоило мне пересечь начертанную на асфальте клетчатую черно-белую полосу, как переднее, а потом и заднее колесо как-то неправильно дернулись, второе вообще начало сносить в сторону, но я со всей силы ударил по тормозам так, что чуть по инерции не слетел с сиденья и невольно у меня в первый раз вышел дрифт. Здорово, конечно, но не очень вовремя. Осторожно поставив байк на подножку в самом краю дороги, чтоб не мешал если машина поедет, я слез с него. Осмотрев колеса и, к удивлению, не найдя там ничего подозрительного, я оглянулся. Только сейчас я понял, как там было тихо. И не было там ни души. Стойка финишной регистрации стояла совершенно пустая, рядом с ней на асфальте валялись опрокинутые стулья. Но ноутбук, стоявший на том столе работал, показывая, что хозяева были тут совсем недавно. Но где же они? И где все? Во мне начинало накатывать беспокойство от мысли, что что-то не так. Что-то совсем не так. Я, конечно, не спец и опыта у меня в этом нет, но все же. Первый, ты меня слышишь? — тихо проговорил, почти прошептал я. В ответ ничего, кроме звенящей тишины. Повторив попытку ничего не изменилось. Так, ладно. Без паники. Нервно вздохнув, я решил подойти к столу. Монитор компьютера к тому времени погас. Я осторожным касанием нажал клавишу разблокировки. Сразу высветилась на экране карта города с маршрутом, на котором были разбросаны разноцветные огонечки — участники. Почему-то никто не ехал. Каждый остановился на каком-либо этапе пути и достигать финиша не намеревался. Что-то плохое у меня предчувствие. Вдруг я заметил неподалеку приближающуюся человеческую фигуру среднего роста, в подобии плаща до колен. Мне он сразу показался смутно знакомым. Особенно этот плащ-пальто. Ну точно где-то видел. Потом вспомнил: тот самый тип, который Бену постоянно помогает. Черт, как звать-то его, не помню. Вскоре он подошел достаточно близко, что бы мне удалось рассмотреть его лицо, которое в этот раз не было скрыто капюшоном. Серьезный взгляд холодных серых глаз, которые казались еще светлее, чем они были, почти прозрачными в свете ярких фонарей; ежом торчащие русо-сероватые волосы, губы, плотно сжатые в тонкую линию; бледное бескровное лицо. Потом он остановился, стоя на некотором расстоянии от меня, ни говоря ни слова. Я тоже будто к земле прирос. Через минуту игры в гляделки, когда он не отводил взгляда от забрала моего шлема, а я наоборот, хотя понимая, что забрало затонировано, бегал глазами по всему, чему только было можно, лишь бы не встречаться с ним взглядом, он наконец пробормотал что-то вроде: — Вот и встретились… Затем он вдруг неожиданно махнул рукой куда-то в сторону, обернувшись, и в следующий момент я почувствовал сильный укол в плечо, от которого я невольно ойкнул. В глазах вдруг начало темнеть, потом все поплыло и заплясали яркими вспышками разноцветные пятна; сначала внутри всей руки, в которую попало нечто, а потом и по всему телу разливалось что-то холодное, даже леденящее, туманя разум. Я окончательно перестал здраво соображать, и двух мыслей связать не мог, так что мне не причинял сильных беспокойств вопрос о том, что за чертовщина здесь творится. На худой конец у меня подогнулись ноги, и я стал медленно сползать на пол. Последним, что я увидел перед тем, как мои глаза закрылись от внезапно нашедшей сильнейшей дремоты, было безразличное выражение лица парня, в котором на долю секунды пронеслось сочувствие. Он негромко проговорил: — Прости, ничего личного. У меня не было выбора… — оправдывался он скорее перед самим собой, а не передо мной. Хотя следовало бы наоборот. И все. Глаза мои окончательно закрылись, и я погрузился в глубокий, можно сказать, беспробудный, сон. Конец POV Иккинга Сразу после того, как подействовал дротик снотворного и Иккинг крепко заснул, из темного соседнего переулка навстречу парню в длинном пальто вышли трое: мужчина, очень крупный и высокий, телосложением напоминающий отца Иккинга, но с длинной, черной, растрепанной и нечесаной бородой; маленькими, казалось, злыми глазами-бусинками, неистово сверкавшими под светом фонарей. Сопровождал его человек поменьше, семенящий позади что-то бормоча, крутя на пальце пистолет. И последний, парень, несоизмеримо младше первых двоих, в мотошлеме с поднятым защитным стеклом, в котором горели ярко-зеленые безумные глаза. — Молодец, парень. Ты выполнил свою работу, но только лишь на половину, — молвил Элвин, оглядывая обездвиженное тело Иккинга, распластавшееся на асфальте, — теперь иди-ка свяжи его, вдруг раньше времени очнется. На, — мужчина протянул ему пару бечевок и кляп. Закончив под пристальным надзором порученное, оставив напоследок кляп, Кренк аккуратно расстегнул застежку шлема под подбородком Иккинга и стащил с его головы шлем. Троица застыла в недоумении. Смотря на усыпанное веснушками лицо, на нос картошкой, на слегка вьющиеся рыжевато-каштановые волосы, несколько прядок из которых спадали Иккингу на лоб; на закрытые глаза, оттененные рыжими, как и волосы, ресницами, над которыми темнели густые брови вразлет, Кренк, испуганно заикнувшись, понимая, что может его ожидать за такую грубую фатальную осечку, пролепетал: — Ш-шеф, это не он…