Защита вида и Целитель, в тени уснувший

— Ты сможешь это починить? С бледного серьёзного лица, обрамлённого тяжёлыми локонами медных волос, на мастера хлама смотрела пара светлых глаз редкого оттенка. Присмотревшись, можно было заметить, что эти глаза не были ни голубыми, ни серыми, а прозрачными и почти серебристыми, как вода в пасмурный день. Вокруг чёрного зрачка красовался тёмно-карий ободок, по форме напоминающий рождественскую звезду. Паренёк был настолько необычным и хорошеньким, что Гай удивился, как он вообще дошёл до мастерской и его не разложили прямо там, на улице. Юноша был субтильный, с излишне нежными чертами лица и выглядел так, будто только вчера выпустился из Гардиан. Гай повертел в руках запчасть, которую принёс парень, и с удивлением понял, что это сервопривод андроида, снятый, скорее всего, с колена. — Мне сказали — ты можешь, — с нажимом произнёс гость. Странно, но в голосе подростка Гаю послышались неуловимо знакомые нотки. Голос действовал на Гая странно. Но едва парень завершил фразу, как наваждение исчезло. Вместо ответа Гай, продолжая разглядывать штуковину, с полуулыбкой поинтересовался: — А ты не боишься с такими данными один здесь разгуливать? Незнакомец вспыхнул, но за секунду взял себя в руки. — Если не можешь, так и скажи! — с вызовом бросил он и попытался забрать деталь из руки Гая. — Но-но-но! Спокойнее. Я просто спросил! — примирительным тоном сказал мастер, отстраняясь. Парня он видел впервые. Уж он бы запомнил. Тип с таким личиком был бы известен, но нет… Тишина. Юноша явно не отсюда, да и деталь, которую он принёс, была слишком экзотической. Что-то здесь нечисто. Что ж, тем интереснее мастеру хлама. Чудеса амойских технологий Гай изучал по сломанной электронике последние лет пятнадцать. Остатки андроидов попадались крайне редко. Танагура не выбрасывала отработавшие машины, а отправляла на утилизацию. Это происходило по многим причинам, одна из которых — безопасность и сохранность технологий. Не сдать отработавшего андроида обратно Танагуре — подозрительно и, скорее всего, преступно. Поэтому юноша, стоявший перед ним, был замешан в чём-то таком, чего Гай не понимал, но точно знал, что это незаконно. На представителя мидасских Тёмных парень не походил. Как всегда и говорил Гай, до него никому из сильных мира сего нет дела, и Тёмные бы не стали подсылать мальчишку с таким хитроумным планом. Слишком много возни, чтобы вывести на чистую воду какого-то кересского бродягу. Грешник Гай давным-давно руководствовался во всём только собственной интуицией и собственной правдой, излишнюю гордость и принципиальность он оставил под развалинами Дана-Бан и не имел иллюзий по поводу важности собственной персоны. В общении своими заказчиками он всегда казался очень мягким, уравновешенным и вызывал доверие у всех, кто с ним хоть немного общался. Возможно, его слава как мастера по починке всякой электронной ерунды проникла за пределы Кереса, и парень мог запросто оказаться прознавшим о Гае топляком или залётным вором из Мидаса. — Приходи через пару дней. Я посмотрю, что можно сделать. Парень с минуту раздумывал, затем сказал: — Мне нужно срочно, я хорошо заплачу… Гай только пожал плечами. — Сколько бы ты ни заплатил, сроки останутся теми же, и ещё не факт, что эта дрянь вообще заработает. Я же не гарантийка для андроидов. К удивлению Гая, малец смутился, а потом неуверенно произнёс: — Почему ты ничего не спрашиваешь? Гай снова пожал плечами и улыбнулся сквозь свои многочисленные шрамы. — Когда-нибудь ты мне сам расскажешь… Это «когда-нибудь» прозвучало в устах Гая так легко, словно были они знакомы сто лет, и от этого парень снова залился краской. — Я приду через два дня, — буркнул он, опустив голову, и двинулся к выходу. На пороге юноша задержался, поднял свои глаза совершенно неестественной расцветки и добавил: — Меня зовут Девкалион, для знакомых — Кэл. Через два дня! Гай коротко кивнул. Парень повернулся, весь ссутулился, натянул на голову капюшон от куртки и вышел. Мужчина ещё раз удивился тому, как он такой вообще сюда попал, и покачал головой, глядя ему в след. Если бы не работа, он, пожалуй, проводил бы его, куда бы тот ни шёл. Как только юноша пропал из виду, желание уберечь это странное создание от опасности тут же улетучилось. Гай был в недоумении и не понимал, почему тот на него так подействовал. Ему пришлось забросить все остальные заказы и повозиться с чёртовой штуковиной. Никаких датчиков слежения он не нашёл, деталь была девственно чиста. Повреждения же были исключительно механическими. Зато запустить и опробовать её не было возможности — она реагировала только на нервные импульсы андроида, на определённый код, передаваемый ей напрямую, путём слабых электрических сигналов. Гай великим хакером не был и кода просто-напросто не знал. Излюбленный вариант использования нелегального робота — сделать из него убийцу. Обычно для подобной цели брали исправных андроидов, а здесь вдруг необходим ремонт фрагмента ходовой части. Через два дня в проливной дождь к нему в мастерскую вбежал, наконец, заказчик. Девкалион отплёвывался от воды, на ходу скидывая рюкзак и снимая насквозь промокшую куртку. На парне остался только балахон, с которого текло в три ручья. Медные волосы крупными прядями облепили лицо и худую шею. Его кожа была настолько бледной, что сквозь неё были видны голубоватые вены на запястьях и на шее. Парень осмотрелся и остался доволен тем, что тут, кроме него и мастера, никого нет. — Готово? — вместо приветствия спросил он. Выражение его хорошенького лица было удивительным образом лишено прежней лёгкости. Взгляд юноши подавлял, что резко контрастировало с внешностью. — Ну, допустим… — ответил Гай. — Ещё бы ты мне сказал код, и было бы вообще прекрасно! Юноша осмотрел сервопривод, затем удовлетворённо кивнул головой и кинул Гаю пластиковую карточку. Проверять счёт не имело смысла. Гай почему-то был уверен, что там приличная сумма. Девкалион без приглашения уселся на табурет и стал всматриваться в лицо мастера пристальным взглядом. Юноша стал похож то ли на ящерицу, то ли на птицу, которые без выражения и не мигая могут рассматривать заинтересовавший их объект. Было в этом что-то неприятное. Не оттого, что он глазел, а от того — как. Шум дождя заполнил повисшую между ними тишину. Казалось, Девкалион про себя что-то решает. Наконец он прервал молчание. — А если я принесу тебе спинной узел? Спинной узел! Это было то же самое, что просить хирурга, который дёргает зубы клещами на старинный манер, сделать нанооперацию на нервном столбе в позвоночнике. Гай отрицательно покачал головой. — Послушай, Кэл! Оглянись вокруг. Ты видишь, чем я занимаюсь? Здесь один электронный хлам. Я не знаю, что именно ты чинишь, но лучше тебе найти того, кто в этом разбирается и сможет тебе помочь. Я всего лишь мастер хлама. Девкалион помрачнел, и на Гая снова нахлынуло чувство жалости, словно Кэл нуждается в нём и они знакомы целую вечность. — Да, я знаю, — откликнулся юноша. — Я спрашивал просто так. Я надеялся, ты можешь, — упрямо повторил он, и его губы сложились в жёсткую линию. Кэл убрал деталь в рюкзак, поспешно оделся и покинул мастерскую. Легко ступая по разбитой дороге, он уходил всё дальше к окраине Кереса. Вскоре в округе не осталось ни одного приличного здания, и окна близлежащих домов смотрели ему вслед пустыми глазницами. Мастер даже не понял, какую услугу ему оказал… После ухода Кэла у Гая не было времени думать об этом чуднóм парне. Он целыми днями теперь видел таких разношерстных представителей населения «нетуристического» Амои, что удивить его было трудно. Когда нечем было заняться и призраки прошлого доставали его с новой силой, Грешник шёл пить в бар, чтобы посмотреть на людей. Наверное, его успокаивала шумная суета и беспробудное пьянство кересских баров, напоминая о былых временах, когда все было просто и понятно, когда он был рядом со своим Рики. Когда он пил, у него переставала болеть рука… В свое время Гай часами сидел у треснутого зеркала и раскачивал уцелевшую руку, глядя на неё в отражение. Это тоже притупляло боль и помогало не спиться окончательно. До чего же это странно — боль в руке, которой нет уже долгие годы. С бывшим партнером было так же: его давно не было, а боль возвращалась в самый неподходящий момент, заставая Гая врасплох. Он думал, что уже излечился, пока не появился Гермес. Теперь ему казалось, что он медленно съезжает с катушек, потому что Рики ему мерещился везде — во взгляде Кэла, в улыбке Гермеса, в окриках выпивающей в баре толпы, и он тщетно заливал пустоту в груди низкопробной выпивкой. Становилось только хуже. «Треснутое зеркало» бы пригодилось, но в ком отразить остаток души, чтобы заменить ту часть, что выжжена? Он вспоминал своё бессмысленное существование и долгий период заочной работы на Катце, когда жизнь снова и снова задавала ему хорошую трёпку за то, что медленно извлекал уроки и был столь жаден в своих желаниях. Наверное, в уплату долга или в насмешку над его прежней глупостью несколько лет подряд Гаю приходилось еженедельно, как по часам, доставлять в условленные места в Дана-Бан один и тот же контейнер. У него был старый наладонник, на который годами приходили инструкции от Меченого: координаты, откуда забрать товар и куда его доставить. По виду он напоминал ящик от древней военной рации на широких лямках и такой же тяжелый. В довесок к этому комплекту он получал пару банок консервов и сменную батарею для наладонника, которой хватало ровно до следующего сеанса связи. Конечно, с самим Катце он не общался, а только читал короткие сообщения с указаниями. Сам он решил, что таскает либо наркотики, либо какую-то другую запрещённую дрянь, но что за дела у Меченого с обитателями развалин — понятия не имел. В Керес Гаю дорога была закрыта, и жил он недалеко от котлована, который остался на месте взрыва. Логово бывших революционеров было чёртовым лабиринтом из подземных ходов, образующий шахтный комплекс, и бункеров с выходящими на поверхность изношенными строениями. Иногда он встречался здесь с настоящими отморозками, которым не было места даже в Кересе. Как-то раз случайно нарвался на стоянку этих уродов и с ужасом обнаружил в потухшем чуть тёплом кострище обугленные человеческие кости и часть черепа. Он быстро ретировался оттуда, не дожидаясь возвращения «хозяев», которые, скорее всего, находились неподалеку. Места, подобные этому, он пытался избегать. В другой раз он уходил от «охотников». Эта эскапада прибавила к его образу пару шрамов. Перспектива быть сожранным Гаю не улыбалась, и это сделало его убийцей. Впрочем, наверное, необременённые моралью «людоеды» зажёвывали своё горе павшими «охотниками». Гай видел, на какое говно они способны, и если бы их похабные рожи ещё раз встали перед ним, то он без малейшего сожаления сделал бы то же самое. Иногда в кошмарах ему снилось, как он снова снимает с крюка мешок из кожи, откуда торчит только голова ещё не умершего человека — он варился в собственном соку, привязанный в этом дерьме над медленным огнем. Гай по одному перебил всех отморозков, которые сделали из него добычу, а потом снял его. Помогать уже было поздно, и он просто добил бедолагу. По Кересу в своё время ходили рассказы о том, что на окраине, примыкающей к территории Дана-Бан, люди пропадали с концами. В Гардиан этими байками сёстры пугали на ночь детей в блоке, и они всматривались вдаль, в ту сторону, где стена отделяла весь остальной мир от «проклятой земли», хотя всерьёз никто не задумывался над тем, что это может оказаться правдой. Да, Гай нахлебался дерьма по самое горло, но он выжил и не стал как те отморозки, потерявшие всякий людской образ. Вполне естественно, что те немногие, кого судьба занесла в Дана-Бан и оставила без связи с внешним миром, питались кто как мог. И Гай не был исключением. Но до человечины опускались только полные психи. Гай ел живность, водившуюся на территории комплекса. В ход шли птицы, крысы и даже змеи, потому что двух банок с консервами в неделю, конечно же, не хватало. Каждый раз он задавал себе один и тот же вопрос — зачем? Почему он просто не ляжет и не умрёт здесь, почему он так отчаянно цепляется за жизнь, продолжая выполнять обязательства перед невидимым Катце? Разумеется, дело было не в Меченом. Дело было в Рики. Гай жил ради того, чтобы хоть кто-то помнил о нём, о том, каким он был и как он любил, а не о том, как он умер. За время скитаний у Гая было всё время на свете, чтобы обдумать произошедшее с ним. Он сожалел только о том, что не мог любить Рики так, как тому было нужно, потому что был слеп. С другой стороны, даже зная «как», он бы просто не смог. Гай был другим до мозга костей, и он до конца не хотел признавать, что в той всесжигающей любви, граничащей с безумием, ему просто не было места. Он почему-то решил за Рики, что ему важнее свобода, и шёл дарить ему эту свободу с кровью пополам даже ценой собственной жизни. Но он никак не ожидал, что заплатит за неё самым дорогим на свете — своим бывшим партнёром, своей семьей. Глупая гордыня. Он решил, что всё знает, и за это поплатился, ведь Гай как никто другой понимал, что живым остался в наказание за свои грехи. Однажды старый наладонник сообщил ему новый адрес — на сей раз в Нил-Дартс. Гай только усмехнулся этой перемене. Складывалось впечатление, что его засылали во все гнилые места, ожидая, когда же он, наконец-то, сдохнет, а он всё не дох. В Нил-Дартсе тоже было полным-полно отморозков, но в сравнении с редкими одичавшими обитателями Дана-Бан они казались просто милейшими людьми. И, как и прежде, за спиной его раз в неделю болтался пресловутый контейнер. Нил-Дартс добавил его лицу пару ожогов от выстрелов и научил обращаться с ломаной электроникой. Жить стало немного легче. Теперь он мог хотя бы пить. Кое-кто из топляков, бывших в своём мире врачебными техниками, сварганил ему протез за кое-какие услуги по устранению конкурентов. Гай знал, что ему платят за отребье, и посчитал, что не так уж и страшно избавить этот мир от лишней пары педофилов. Этот грех он легко возьмёт на себя в довесок к тем, которые уже совершил. Так что Нил-Дартс продолжал делать из него убийцу. Здесь и приклеилось к нему имя Грешник. Сам же Гай всегда считал — самый большой грех его жизни состоял в том, что он стал причиной смерти Рики и Ясона. Он влез в чужую страсть по незнанию, по молодости и присущей ей глупости и жадности до чувств. С этим было трудно жить, но он упрямо продолжал таскать свои ноги, получая от жизни шрамы, пока они не изменили его до неузнаваемости. В один прекрасный день он прочитал на своем потёртом наладоннике только одно слово — «конец». После этого с Гаем на связь больше никто не выходил: ни через неделю, ни через две, ни через месяц. Наладонник он оставил себе на память, в качестве сувенира, и больше его не включал. Теперь Грешник был свободен, но в свободе этой не нуждался. Жизнь утекала, и он просто существовал, заливая отпущенный ему срок дешёвым алкоголем. Он пытался жить какое-то время в Нил-Дартсе и даже возвращался в Дана-Бан, потеряв в скитаниях ещё несколько лет, но в итоге ему нестерпимо захотелось домой — в Керес. Как показало время, порой даже такая дыра, как Трущобы, казалась пределом мечтаний, а Мидас с Танагурой представлялись дрожащими в мареве миражами, никогда не существовавшими в реальности. Гай вернулся в Керес спустя полтора десятка лет и твёрдо вознамерился упасть замертво только на этом чёртовом клочке земли, в девятом районе, потому что это был его дом, их дом — Бизонов и Рики. Он бродил по округе, пил в знакомых барах и сидел на тротуарах с сигаретой в зубах и бутылкой стаута, наблюдая за жизнью родного Кереса, и улыбался, словно ему показывали что-то прекрасное. Его забавляли молодые монгрелы, которые задирали его, не имея понятия, с кем имеют дело. Он любил каждого чёртова придурка на этих улицах, потому что они напоминали Гаю его самого в молодости и Рики. Ему нравилось иногда у бара видеть Гермеса с приятелями, глядевших на него как на раритетное чудовище из детских страшилок, и в лице молодого монгрела ему чудились черты любимого лица. Из-за походов молодёжи в Мидас Гай нашел себе занятие — чинить всякий электронный хлам, благо это он умел. Со временем он обосновался в заброшенной квартире Рики и даже стал известной личностью среди монгрелов с сомнительными видами промысла. Обзавёлся некоторыми связями и слегка успокоился. Поэтому, когда на его пороге возникли приятели Гермеса со словами: «Послушай, там Гермес… Ты вроде как для него авторитет. Мы заплатим… Сделай что-нибудь», — Гай решил, что больше не может игнорировать человека, который внешне так сильно напоминал ему Тёмного. Затем потянулись долгие дни выздоровления черноволосого монгрела, посчитавшего, что стаут и прочая дрянь способны выгнать из памяти боль. Гай прекрасно знал, что Гермесу это не поможет, и в его отчаянном запое видел молодую живую душу, страдающую от потери друга. Грешник никогда не думал, что в его жизни появится кто-то ещё, поэтому никому не говорил, где обитает, и ни с кем не спал. Даже когда Рики был жив и их отношения разладились, ему было достаточно того, что тот вернулся в Керес. У Гая был секс на стороне, он не понимал, что творилось с его бывшим партнёром, но одно знал наверняка — что Рики жив и он здесь. Стоило протянуть руку, и можно было ощутить тепло от прикосновения, даже если это просто дружеское рукопожатие. Теперь же в его руках была лишь пустота, и он запретил себе думать о чём-либо ещё. Он просто не мог. Но сейчас Гай поступил иначе. Он притащил Гермеса сюда, в бывшую квартиру Рики, и отчасти чувствовал себя перед ним виноватым, потому что в тот единственный раз, когда они очутились в одной постели, перед его глазами стояли лишь воспоминания о прошлом. Кажется, он упустил шанс, данный ему провидением, и всё ещё жил ушедшими временами. Он сотни раз видел таких людей, будучи подростком, полным сил, и насмехался над ними. Их брюзжание раздражало, они пили и жили воспоминаниями, словно тратили свою жизнь на то, чего уже ни для кого, кроме них самих, не существовало, — монгрелы, разменявшие в Трущобах не один десяток лет, казались ему убогими. У них вечно в рассказах о былых временах трава была зеленее и небо выше, а теперь он и сам становился похожим на них. Этот день оказался богатым на события, словно жизнь решила напоследок ещё раз как следует дать ему по голове. Он уже тысячу раз пожалел, что протянул Гермесу чёртов пластик. Это действительно выглядело так, словно Гермес — какая-то дешёвая шлюха. Гай отвык от людей. До него не сразу дошло, как это будет выглядеть. Он совершенно ничего не имел в виду, действительно хотел помочь, чтобы у Гермеса были деньги, пока ему не подвернётся какое-нибудь дельце. Он вспомнил тут же и ухмыляющуюся рожу пэта из притона — «Папочка пришел за Герми» — и проклинал свою глупость. Слова Гермеса пронзили словно нож: «Блядь! За что ты мне платишь?.. За что?.. Чёртов урод!» Урод. Да. Это всё, что от него осталось, от его искалеченного тела и души — он просто очередной урод. С другой стороны — нечего было делать с ним такому, как Гермес. У парня вся жизнь впереди, он привлекает к себе людей, молодой, импульсивный, страстный, он слишком хорош для него. Поэтому в груди мастера хлама образовалась лёгкость и тишина, когда звук хлопнувшей двери резко ворвался в его сознание, а в воздухе ещё чувствовался запах секса. Сломанная кредитка валялась на полу. Гай присел на корточки, поднял её и повертел в пальцах, потом аккуратно положил на стол, просто как напоминание. В голове было пусто. Зазвонил видеофон. Гай, нажимая на кнопку, был уверен, что сейчас увидит полные ярости чёрные глаза Гермеса, что тот не всё ему сказал, что, возможно, злость заставила его вернуться, и Гай был готов подставить вторую щёку, но человек на экране был словно персонаж из дурного сна. Гай сразу узнал Катце и внутренне сжался. Что он здесь делает? Гай открыл дверь, пропуская незваного гостя в квартиру. — Я не представляю, зачем мог бы тебе теперь понадобиться. После стольких лет… Выпить предлагать не буду. — Я бы и не стал. Странный выбор квартиры, Гай. Катце уселся на стул, прикурив сигарету. Оказывается, у Гая есть любовник. Вот неожиданность. Когда он шёл сюда, то был уверен, что Гай тут один. Любовник осложнял дело. Его сходство с Рики сразу бросилось в глаза, и смутные подозрения стали усиливаться. «Не может быть, чтобы действительно… Таких совпадений просто не бывает», — мелькнула мысль в голове у брокера. — А он похож на него. — Я знаю. Катце видел, как Гай натягивает свою потрёпанную куртку, чтобы скрыть увечье и чёрный бионический протез. Он с трудом узнавал в этом мужчине с потухшими глазами партнёра Рики, поднявшего руку на блонди. На его изрезанном шрамами лице Катце читал только выражение бесконечной усталости, спокойствия и одновременно какого-то всепринимающего понимания. — Ты мог поселиться где угодно, но выбрал дом Рики. Тебя почти не узнать, Гай. Эти отметины… Катце проверял, насколько ещё значимы для Гая те отношения, и следил за его реакцией. Мужчина непроизвольно стиснул зубы, подтвердив, что всё ещё в силе, а значит, Катце пришёл по адресу. — Ну, у меня же нет доступа к чудесам танагурских технологий. — Гай не был глупцом. Он замечал всё и сразу, и работу Рауля тоже узрел. — А, ты про это? Всего лишь умелая маскировка, Гай. Мой шрам раздражал главу Синдиката. Он стремится к совершенству, очевидно. «И именно это грёбаное обстоятельство меня вынудило прийти», — про себя подумал Катце. — Как видишь, мне не понадобилось менять внешность. В голосе Гая послышалась сталь. Из-за брокера он оставил немало своей и чужой крови в Дана-Бан и Нил-Дартсе. И этот человек не был тем Гаем, которого знали Бизоны и дилер. Этот человек был убийцей, который сейчас по чистой случайности предавался меланхолии «на пенсии в Кересе». — Да и с памятью своей я свыкся, но по-любому не скажу, что сильно рад тебя видеть. Хватит уже, Катце. У нас же не встреча старых друзей. Ты явно не об этом пришёл говорить. Может, только теперь Катце и понял, почему Гай так много значил для Тёмного, что тот хотел спасти его во что бы то ни стало, — Гай был упёртым сукиным сыном, непредсказуемым, но надёжным как стена, и если он на твоей стороне, за свою спину можно было не беспокоиться. Лицо брокера стало непроницаемым, а губы сжались в тонкую полоску. — Да. Не об этом. Катце был холодным дельцом, но за своих людей готов был сделать многое, а вот друзей у него никогда не было. Возможно, Тёмный мог бы стать ему другом со временем, но его у брокера отняли. Точнее даже так: Ясон первым показал ему Рики, и скепсис Меченого в отношении монгрела вскоре сменился чувством, которое иначе как дружеским было сложно назвать. Катце тоже попал под его очарование и оценил по достоинству способности юного монгрела. К сожалению, Ясона больше интересовали не деловые и дружеские качества его пэта, а та бешеная страсть, которую тот в нём будил. И если Катце всё правильно рассчитал, то Рики просто не мог выбрать себе в постоянные партнёры человека, который ничего не стоил. Он прикурил новую сигарету и приготовился к сложному разговору. — Тебе лучше сесть, Гай. Мужчина внимательно посмотрел на него, пододвинул ногой табурет и уселся у стены напротив, сложив руки на груди. Катце, перекатывая во рту из угла в угол отсыревший фильтр «Шеллагха», понял, что сейчас нервничает перед этим монгрелом. Скажи ему кто с месяц назад, что он отправится искать Гая, он бы не поверил. Но время поджимало, и ему действительно было больше не к кому пойти. Гай был идеальной кандидатурой: во-первых, его вроде бы как и не существовало, а во-вторых, он был единственным сочувствующим и заинтересованным лицом в истории с Рики и Ясоном. — Как ты меня нашёл? Ты же не из сентиментальных соображений решил навестить этот квартальчик? Разговор начался не с того, и Гаю ответ не понравится. — По чистой случайности, — честно ответил Меченый. — Как-то раз ты оказал услугу за услугу моим людям. Они понятия не имели, кто ты, но на всякий случай взяли тебя на заметку. Я искал парня без руки примерно моего возраста и понятия не имел, как ты в точности теперь выглядишь. Я был уверен, что ты выжил. Гай усмехнулся. Кому как не Катце знать, где он мотался все эти годы по его милости. Катце продолжил: — В Кересе таких не было. Точнее, безруких было полно, я проверял всех по базе, все были чисты. А потом кое-кто из хакеров в Нил-Дартсе вспомнил человека по имени Грешник и скинул мне информацию по протезу, который они тогда сделали. Специально за тобой никто не следил, поверь! Они просто включили метку, и к моему удивлению она сработала здесь, в Двадцать четвёртом блоке. Гай скривил губы в усмешке: — Конечно, какой ещё однорукий идиот поселится здесь, кроме меня. Катце кивнул. — Не совсем так, но общий смысл ты уловил. В любом случае, метки больше нет. Хакеры знали своё дело. Метка — это был вид спящего «жучка» или вируса. Суть физической и виртуальной метки сводилась к одному и тому же — при дистанционном запросе сработать, передать местоположение и самоуничтожиться так, чтобы не осталось и следа. Очень удобная вещь, особенно если хочешь скрыть сам факт слежки. Она могла годами оставаться незамеченной, а в нужный момент активироваться. То, что на протез Гаю в Нил-Дартсе поставили метку, для Катце было чистой воды везением, ведь наладонник он больше никогда не включал. Очевидно, топляки решили перестраховаться, поскольку не были уверены в том, что Грешник, который убрал для них конкурентов, не придёт однажды и за ними. Простая предосторожность. — Гай, я не буду больше ходить вокруг да около. Мне нужен блок на память. Грешник, приложившийся в этот момент к бутылке, подавился стаутом и закашлялся. Такого от Катце он вообще не ожидал. Его глаза округлились. — Что-о? Блок? — просипел он, откашливаясь. — Да, блок, — терпеливо повторил Меченый. Он курил уже пятую сигарету подряд. — И ты должен помочь мне его поставить. Я объясню, как это сделать. Гай постучал пальцем по голове. — Катце, ты мне, конечно, крайне несимпатичен, но в моих планах не было превращать тебя в овощ. Почему бы тебе не свалить с этим к твоим чудо-хозяевам? Катце представил себе эту картину: «Здравствуйте, мастер Рауль, я бы хотел поставить блок на память, потому что мне нужно утаить от вас кое-какие факты, из-за которых при нормальном раскладе вы меня должны четвертовать и пустить мои органы на опыты». Гай не знал и не мог знать всего расклада. Он Ясона-то имя услышал лишь только потому, что тот увёл у него Рики. В Кересе монгрелы жили в таком отрыве от остального мира, что все блонди для них сливались в некую непонятную, недосягаемую массу сверхсуществ, что обитают где-то там, в Танагуре, и правят из своих башен миром, в котором для полукровок места нет. То, каким Гай запомнил дилера, расходилось с тем, что он видел перед собой сейчас. Катце всегда был немногословен и властен, скрываясь под маской холодного спокойствия. Невозможно было понять, что́ у него в голове и что́ он недоговаривает, и только с Рики он общался так, словно они знакомы сто лет. Теперь же похожие интонации проскакивали и в разговоре с Гаем. — Есть вещи, с которыми, как ты выразился, я не могу пойти к своим хозяевам. Видишь ли, когда Рики был пэтом… Просто выслушай! Гай тяжело вздохнул и решил, что ему придётся терпеть. Меченый всё скажет, успокоится и быстрее уберется. — Когда Рики был пэтом, в Эосе случилось много дерьма. Я об этом ничего не знал. А потом меня вызвал Ясон, заявил, что отпускает своего пэта, и попросил присмотреть за одной самкой. Она была беременна от Рики. Брови Гая медленно поползли вверх. — Я присмотрел… Рики погиб, не зная, что у него двое детей. Мальчик и девочка. Сейчас им должно быть около восемнадцати лет. Катце перевёл дух, достал новую сигарету и с неприязнью отметил, что его руки трясутся. Вот уж не думал он, что этот дурацкий разговор так на него подействует. — Видишь ли, я бы не стал носиться с этим приплодом, если бы не Ясон. Ясон считал их ценными. Меченый несколько кривил душой. Он прекрасно помнил то время, когда Мимея жила у него, и как бы ему того ни хотелось, он не был законченным бездушным ублюдком. — Так уж вышло, что эти дети свободны от генетической коррекции Кереса. А я думаю, даже такой монгрел, как ты, понимает, что это значит! Они не граждане Мидаса, и, скорее всего, они где-то здесь, в Трущобах. Конечно, даже такой монгрел, как Гай, понимал, что это значит. В их потомстве не будет такого перекоса в сторону рождения мужских особей, а пятьдесят на пятьдесят. То есть каждый второй ребёнок будет женского пола. — Почему это должно меня как-то волновать? — прищурившись, поинтересовался Гай. Расклад ему совершенно не нравился. Катце не выдержал и сломал сигарету в руках. — Потому что ты, придурок, годами кормил девчонку с матерью в Дана-Бан! И потому что ради памяти Рики ты и сейчас обо всём позаботишься. В моей голове не должно остаться и следа от них. Иначе всё… бесполезно! Катце встал и нервно зашагал по комнате. Он в любом случае не мог рассказать Гаю всего, только самое главное. Времени оставалось всё меньше. Если Рауль сейчас начнёт проверять его показатели, то проблем не избежать: точка с местоположением слишком долго мигала на месте, во Флёр, в его квартире. Нужно брать Гая и ехать в Лхассу, в офис под аптекой — там есть нужное оборудование и нет людей. Гай переваривал услышанное. Как так? Кормил детей Рики? На Гая как гром среди ясного неба свалилась правда. Он никогда не таскал никаких наркотиков, ничего такого сверхъестественного, работая на Катце, как ему казалось, в уплату своего долга. По сути, он и долга-то не уплачивал. Он просто годами забирал контейнер с недельным пайком в условленном месте и оставлял его в различных тайниках. Всё было настолько банально, что дальше некуда. Поймай его кто с таким грузом, и ничего бы не случилось — эка невидаль, какой-то отброс с сумкой, набитой продуктами. И Гай ни разу не заглянул в контейнер! И он ни разу не оставался посмотреть, кто и куда его забирает потом… Очевидно, это ещё одна причина, по которой Катце пришёл именно к нему. — Мальчика я забрал у матери достаточно быстро. Он ещё не разговаривал. Когда умер один из воспитанников Гардиан, я просто подменил его. Ему затеряться в толпе монгрелов было проще. С девчонкой сложнее… Катце прекрасно знал, что девочку никогда бы не выпустили из Попечительского центра. Женщины оставались там и были неприкосновенным запасом. Они использовались для разведения монгрелов. — У неё была проблематичная внешность, — продолжил Меченый. — Какое-то время она росла с матерью в Дана-Бан, как ты уже понял, затем я потерял её след. Гай, мой хозяин — главный генетик и нейрокорректор Амои. Именно из-за его работы в Керес из Гардиан выпускаются одни мужчины. Если он узнает, то просто убьёт их… Грешник задумчиво посмотрел на Меченого. Когда он стал таким? Может, всегда был, просто никто этого не замечал? Брокер не был похож на сентиментального человека, но и роботом тоже не был. В конце концов, в своё время он мог и не спасать Гая, но он сделал это. После Ясона он мог забыть про этих детей. — Что нужно делать? — спросил Гай. — Мне пора ехать. Приходи ночью по этому адресу. — Катце протянул ему карточку. — Это офис под аптекой. Там есть нужное оборудование. Думаю, если выйдешь сейчас, как раз к полуночи дойдёшь. Сегодня курьеров быть не должно. Если заметишь кого-то ещё, кроме меня, тут же уходи и постарайся найти детей Рики. Грешник развёл руками: — Каким образом? — Их надо будет как-то предупредить, спрятать, придумаешь сам. Мне этого знать не обязательно. С теми данными, которые есть у меня в голове, найти их не настолько сложно — просто вопрос времени. Тем более что одного я уже видел… Гай непонимающе замигал. — Мне казалось, ты понял. — Катце пристально вгляделся в лицо монгрела и увидел, что тот не догадывается. — Ребёнка, умершего в Гардиан, которого я подменил на сына Рики, звали Гермес. Парень не в курсе, откуда он и как его зовут на самом деле. Под этим именем он и выпустился несколько лет назад из Гардиан. Гай опешил. Он не понимал, о чём ему говорят, отказывался понимать! Комната перед глазами поплыла. — Чёртов сукин сын! — прорычал Гай, обхватив лицо руками. — Катце, ты чёртов сукин сын! Сукин сын! У него вырвался стон, в глазах потемнело. Грешник пригнул голову к коленям и сцепил пальцы рук — живой и искусственной — на затылке, словно пассажир челнока при аварийной посадке. Воздух выскользнул из лёгких и упорно не желал в них возвращаться. Казалось, ему врезали под дых. Старый идиот. Ну конечно, Гермес ему напомнил Рики, как же иначе! В ту самую секунду, как он его впервые увидел, Гай ожил, вдохнул полной грудью, потому что взглянул в лицо своего давнего любовника, шагнувшего к нему из небытия. Теперь он понял, откуда это чувство — то был сын Рики! Те же глаза, тот же рот, те же чёрные как смоль волосы, загорелые руки, сводящий с ума рельеф мышц на спине и животе, даже запах был похож… Он был почти копией, с одной лишь разницей: Гермес не был таким напористым и амбициозным. Сын Рики не сходил с ума ни от какого блонди, и он с самого начала хотел Гая, а Гай его практически выгнал. Возможно, всё правильно, так всё и должно быть. Это трахаться с Гермесом ни черта не казалось правильным! Голова отказывалась анализировать что-либо. Его словно оглушили. Катце встал, разминая затёкшие ноги, и направился к двери. Время вышло. Когда он уже был на пороге, Гай, не поднимая головы, сказал: — Я приду. — Договорились.