* * *
Сколько она себя помнила, столько он был с ней — они всегда так жили. Он давал задание, она выполняла. Без ошибок, без вопросов, потому что таков был план. Пирра ещё не умела толком читать и писать, а план уже существовал, расписанный на годы вперёд. Отец обучил её всему. Когда ещё мог двигаться, он учил её обороне и нападению, учитывая особенности слабого женского тела. Сам он, конечно, был ненормально силён и быстр для человека, хоть ему и пришлось отказаться от части функций в пользу места под память. Оружием в её руках могло стать что угодно — от острого края битого стекла до наивного беззащитного взгляда. Если ты слаб, то должен подобраться к врагу на расстояние вытянутого пальца, а не руки, и бить на поражение. Если ты слаб и попался, то ты должен уметь терпеть боль. И у неё была нужная выдержка. Но отец говорил, что хорошие мозги — это тоже оружие, которое в её случае предпочтительней. И Пирра годами училась у него обходить защиту в сети, вскрывать банки данных, заметать следы, но азарт отец ей запрещал, потому что жадность — это слабое место, в которое непременно ударит враг. Делать всегда нужно было ровно столько, сколько планировалось, и никогда не отходить от намеченного плана. Каждый шаг всегда был рассчитан. Импровизации не существовало. У каждого шага было своё место, своё время и свой результат, необходимый для выполнения следующей задачи и получения следующего результата и совершения следующих шагов. Вот и теперь Пирра должна была следовать плану, поставленной задаче, а для этого все звенья цепи должны сойтись и вытянуть для отца из толщи реальности то, что он хотел. Она легко ступала по разбитому тротуару, перескакивая через бурные потоки грязной дождевой воды. До границы Кереса ещё оставалось время. Это её первый поход к тому человеку. Пирра видела его как-то раз в детстве, когда увязалась за матерью на поверхность. Она много чего помнила, но в голове всё это проявлялось вспышками и пятнами. Её память, в отличие от отцовской, не была точной. Память была человеческой, эфемерной, наполненной иллюзиями и снами, которые путались иногда с реальностью, и всегда стоило некоторых усилий разобраться, что было на самом деле, а чего никогда не было. …Отец с мамой. Какая-то комната. Там окна. И кроме них в комнате ещё человек со шрамом. Она никогда не спрашивала отца об этом и даже не была уверена, существует ли та комната. Откуда там окна? Они всегда жили по подвалам. Может быть, приснилось и теперь в голове путается реальность и воспоминания? Но образы очень яркие. Кажется, Пирра ещё плохо разговаривает. Мама часто плачет. Пирре кажется, что мать её не любит, потому что, когда она к ней ластится, мать зло бросает: «Отвяжись!» Отец всегда разный, не похож на себя, словно кто-то другой, даже разговаривает иначе. А потом картинка: мать вся трясётся, орёт на неё, чтобы даже не думала за ней увязаться и выползти наружу, больно ударяет один раз, второй, потом снова плачет, кричит в голос, что ненавидит кого-то, хватает её, целует, душит в объятиях и умоляет простить. Всегда так. В обрывках воспоминаний мать срывается и бьёт её, а потом рвёт на себе волосы и чуть ли не целует ей ноги. Когда она становилась такой, Пирра её боялась до смерти. Почему-то тогда отца с ними не было. Все воспоминания и места, где они жили, сливаются в одно. Снова яркое пятно в памяти: мать привязала её за ногу к проржавевшей кровати. Узлы такие большие и толстые, а пальчики такие маленькие, что она ничего не может сделать. Она не умеет ещё ничего развязывать. Сидит на бетонном полу на толстой подстилке, словно собака на привязи, и возит пальцами по рисунку на ткани, будто это дороги, а руки — человечки, которые ходят по ним. Страха в ней нет, хотя она совершенно одна посреди комнаты с кирпичными стенами и тусклым освещением. И там уже нет окон. А потом возвращается мать, затаскивает огромную сумку. Какой-то контейнер. Сразу достаёт еду, подходит к ней, трясущимися от усталости руками отламывает куски и пихает ей в рот. Пластинка какой-то биомассы с неопределённым вкусом. Пирра даже не успевает толком жевать, заглатывает куски целиком, давится. Она очень голодная, до боли в животе, до слёз. А мать прижимает её к себе и повторяет: — Тише-тише, хорошая моя, тише, ешь-ешь! Всё хорошо, всё хорошо! И Пирре становится её жалко. Она гладит эту измученную женщину по щеке и отвечает серьёзно: — Да, мама, всё хорошо! Эту дрянь из стандартного сухпайка для спасательных капсул Пирра любила и сейчас. Она частенько её грызла, сидя перед голоэкраном, когда приходилось на пару с отцом сутками «играть в войну» с хакерами из СБ. Эта еда давала максимум энергии за минимальное время и помогала не падать лицом в стол в ответственный момент. Она помнила, как однажды к ним с матерью пришёл долговязый мужчина, весь в чёрном. Мать по своей странной привычке сначала кинулась его обнимать, потом била, а он стоял и даже не закрывался, чем удивил маленькую напуганную Пирру. Оказалось, вместе с ним тогда пришёл отец — такой, каким она знает его и по сей день. Он больше никогда не менялся внешне. Белокурые волосы и неестественно синие глаза стали его постоянным образом. Пирра помнила, что отец внимательно её разглядывал, будто видел впервые. Потом они жили там, где не было окон. Отец то появлялся, то пропадал, а однажды и её мать исчезла. Время в детских воспоминаниях имело свойство сжиматься, и Пирра не смогла бы сказать, сколько дней или лет прошло, прежде чем её начал воспитывать отец. В любом случае, с тех пор свою мать Пирра больше не видела, всё воспринимая так, как воспринимают дети — как должное. Она ведь не знала, что должна быть несчастна оттого, что спит не в розовой кроватке на сто десятом этаже, а лежит на расстеленной куртке около отца, у которого из порезов никогда не пойдёт красная кровь. Кажется, отец мог не спать сутками. Он никогда не ел, не уставал, не повышал голос. И это было самое спокойное время в жизни маленькой Пирры. Вспышка… Она увязалась за ним на улицу и увидела странного человека. Недалеко от места, где она пряталась, мужчина оставляет груз и уходит. Отец ждёт какое-то время, потом забирает «посылку». Пирру отец замечает сразу. Смотрит холодными синими глазами, ничего не говорит ей. Пирра вся сжимается. Наказания не следует. Просто потом он месяц кряду учит её, как надо прятаться, потому что в тот раз ей просто повезло, что она не попалась никому другому. Он вообще постоянно её учит. Всему. Не учит только тогда, когда она валится с ног и засыпает рядом. Из развлечений у них — разыгрывать шахматные партии без доски. Все позиции она держит в голове, впрочем, как и отец. Он постоянно обыгрывает, а когда случается ничья, Пирра считает это настоящей победой. Потом они ушли из тех мест и поселились в Нил-Дартсе, и отец почти перестал выходить из подвала, занимаясь сетью и подготавливая всё для своих нужд. Зато теперь она взрослела и моталась в ненавистные вылазки за едой самостоятельно. В один прекрасный день она сообщила отцу, что у них достаточно средств и что не нужно терять время на такую ерунду. Отец посчитал, что это весомый довод и согласился с ней. Видимо, таков был его способ решить, насколько уже самостоятельна его дочь. К тому моменту Пирра щёлкала банковские счета как семечки и не понимала, почему отец никак не даст тому человеку от ворот поворот. Ей было уже лет двенадцать. Детская внешность в ней удивительным образом сочеталась с тяжёлым взглядом светлых глаз, в которых, к своему удивлению, её «родитель» видел свои черты. Прошло ещё совсем немного времени, и она превратилась в девушку. Правда, превращение было весьма условным. Никакие эфемерные мечтания о принцах даже и близко не подлетали к её медноволосой голове. Она просто стала интересоваться тем, как строятся у людей отношения. Она узнала, что существуют такие алгоритмы поведения, при которых люди попадали в зависимость от присутствия в их жизни других людей. Можно было под любого подстроиться так, что человек начинал испытывать привязанность на ровном месте, без видимых на то причин. Этим можно и нужно было пользоваться. Теперь-то Пирра прекрасно знала, кем был тот человек, некий Грешник, к которому отправил её отец. В Нил-Дартсе к нему обращались топляки по разным мутным делам, и вот настала очередь Пирры обратиться к нему, да так, чтобы он не смог отказаться от её предложения. Отец сказал ей, что Гай точно сделает всё необходимое, потому что он ему жизнь должен. Пирра не стала уточнять, что это значит. Должен так должен, нужно будет — отец посвятит её в этот вопрос. Тем более она так часто подглядывала за Гаем, когда он таскался по их координатам с провизией, что воспринимала его как нечто само собой разумеющееся и прилагающееся к ней с отцом. В конце месяца на Амои прилетал доктор Айзакку Ишигуро — специалист в области искусственных нейронных сетей, очевидно, изучать местное общество, состоящее сплошь из дзиконтаев. Отцу он был нужен как воздух. Конечно, вряд ли доктор Ишигуро по собственной воле согласится пройтись с ней до Нил-Дартса, а вот всякие туристические прелести Амои вполне могут его соблазнить. Дальше — дело техники. Вообще, задача у Пирры была непростая: соединять между собой детали отцовского плана. Деталями этими были люди. Чтобы владеть в совершенстве искусством конструирования событий, Пирра изучила тысячи имён, биографий, привычек и знала практически всё про каждого человека из предоставленного отцом списка. За тот десяток лет, что они прожили в Нил-Дартсе, Пирра с Мату добыли в сети досье на каждого нужного им человека или дзиконтая, что для хакеров было вполне нормальным явлением. Доступ в сеть всегда означал доступ к информации и знаниям: объемные изображения и бесчисленные видео, сводки, отчёты и характеристики. Пирра много времени уделяла изучению дзиконтаев, устройства их мира и связанных с ними людей, чтобы хорошо во всём ориентироваться. Конечно, среди прочих представителей отцовского списка Пирра увидела и лицо того долговязого из своих детских воспоминаний — брокера по имени Катце, управлявшего Чёрным рынком. Его люди часто попадались ей в Нил-Дартсе, и среди них были неплохие хакеры. Разбираясь с его данными, от отца она узнала, что когда-то Катце сыграл не последнюю роль в её появлении на свет, приютив у себя её мать. Помимо основных управленцев из Синдиката, Пирра знала в лицо многих представителей элиты, сотрудников лабораторий Танагуры, агентов из Службы безопасности, людей из дипмиссий, игроков с Чёрного рынка, а также граждан-управленцев из Мидаса и Попечительского центра. Её голова была набита планами зданий, подземных коммуникаций, месторасположениями входов и выходов подземной сети туннелей Халаза и кодами доступа. Отец не раз показывал ей устройство главного города Амои и виды с камер слежения, по которым она изучала внешнюю и внутреннюю жизнь стальных башен. Конечно, без его титанической работы такой доступ к системе получить было бы невозможно. Отец как заворожённый шёл к назначенной цели, положив на это весь свой машинный ресурс. После своего первого появления перед Гаем девушка оставила в его мастерской парочку своих микроретрансляторов. Затем она отследила его до дома и дождалась, когда Гай снова уйдёт. Поставить и там незаметный «сюрприз» оказалось несложно. Весь её нелепый внешний вид был чистой воды манипуляцией, на которую Гай охотно купился, ринувшись чинить запчасть от ноги андроида. В это время Пирра с установленных ретрансляторов с чистой совестью смотрела из Нил-Дартса, кто ходит к Грешнику в мастерскую и домой. Из интересного оказалось, что за Гаем таскался один молодой монгрел примерно её возраста по имени Гермес. Похоже, у парня от Гая серьёзно сносило крышу, судя по тому, что у них дошло до секса. Брокер Катце на пороге его дома тоже не остался незамеченным. Однажды Пирра высказала свои предположения относительно случайного любовника Гая и показала записи отцу. Он раз десять прокрутил это видео от начала до конца, глядя, как Гермес соблазняет Гая, а потом странно посмотрел на неё. Такого взгляда у отца Пирра ещё никогда не видела. После этого отец сказал, что ей нужно привести обоих — и Гая, и этого молодого монгрела. Она только пожала плечами. Девушка могла привести ему хоть весь Керес, если это потребуется, не прилагая больших усилий. Она была уверена, что и тот черноволосый монгрел, и Гай сами пойдут за ней, как только дозреют. Оставалось ещё только верно направить господина Катце во всей этой истории.* * *
Андроид, звавшийся когда-то Мату*, сидел, привалившись к кирпичной стене подвала. Он ждал возвращения единственного человека, который сделает для него всё что угодно, по собственной воле. Человек этот сейчас разыграл в Кересе вторую часть представления, длиною в целый план. Это была его названая дочь — Пирра. Мату вырастил прекрасный экземпляр. Он знал, что Пирра уже на пути сюда. Так забавно, что она зовёт его отцом. Возможно, он находил бы это сентиментальным, если бы обладал тем, чем обладают люди — жизнью. Себя же Мату живым не считал. — Мастер? — Пирра вопросительно взглянула на Гая. — М? — Гай поднял глаза на девушку, идущую под руку с угрюмым Гермесом. Они шли в сторону припаркованных аэробайков. Надо было побыстрее добраться до Нил-Дартса. — Обещай мне одну вещь, — серьёзно сказала Пирра. — Смотря какую, — отозвался Гай, усаживаясь за руль. — Раз ты решил помочь… не отказывайся в последний момент от своего слова, хорошо? Гай отметил про себя, что Пирра села на байк за спиной у Гермеса, а не с ним. Когда эти двое успели спеться, он так и не понял. И почему именно с ним? Хоть Гай и решил, что всё кончено, ревность штука такая — может застать тебя врасплох на ровном месте. — С чего бы мне от него отказываться? — с досадой заметил мужчина. — Пирра, единственное, от чего я не отказываюсь — это моё слово! Гермес скептически хмыкнул, сплюнул в сторону и завёл мотор. Видно было, что после истории с подсобкой, в которой его запер Гай, он до сих пор был в бешенстве, но Пирра только крепче сжала его локоть, чтобы успокоить. На запястьях Гермеса красовались тонкие красные линии от нейлонового хомута. Он нетерпеливо поворачивал ручку газа, и воздух мощными струями с шумом вырывался из-под закрылков. — Просто мой отец… Он может показаться достаточно специфическим. Ты запомни свои слова, ладно? — прокричала Пирра, перекрывая шум байка. — И вы оба не думайте, что я прошу вас помочь просто так. За свою работу вы получите хороший гонорар! Гермес снова скептически хмыкнул. Гай не выдержал: — Послушай, Гермес, если тебе есть что сказать мне, то давай с этим разберёмся, а? Только потом, а не сейчас! Гермес зло глянул Гаю в глаза, и того словно шибануло током. От этих чёрных глаз мужчину пробрало до самых костей, так сильно Гермес был похож в этот момент на Рики. Вот только Рики почти никогда не адресовал Гаю таких взглядов. Обычно они предназначались врагам. — Да иди ты на хуй! — в сердцах кинул юноша. У Гая лишь дёрнулась скула. Он включил зажигание и резко поднял машину в воздух. Гермес с Пиррой за спиной сорвался следом. Они мчались по пустынным улицам Кереса к восточной окраине. До вечера было ещё далеко, и ленивое солнце освещало пыльные стены зданий и серебро крыш. В лицо дул тёплый воздух. Удивительное ощущение спокойствия вдруг окутало Пирру. Всё шло как надо. Возможно, всё… Кроме одного. Прижавшись к спине Гермеса всем телом, когда байк набирал высоту, она почувствовала, что её голова перестаёт нормально соображать. Пирра крепко сжала его торс в кольце рук и ощутила, как внутри медленно разгорается огонь. Когда терпеть уже не было возможности, она, закрыв глаза, прижалась к его шее носом и вдохнула запах его тела. В себя привело то, что Гермес дёрнул плечом, скидывая её голову. — Эй, не мешай вести! И Пирра быстро отпрянула, не понимая, что́ на неё нашло. Низ живота ныл. На самом деле от её прикосновения у Гермеса по спине промаршировал целый строй мурашек, и именно от этого он дёрнулся. Странная реакция организма — всё-таки он не планировал ничего подобного, он хотел только, чтобы Гай слегка понервничал, не более того. В общем-то, это ему и предложила Пирра после знакомства в Мидасе. Он, как обычно, стоял под дождём напротив того Дома развлечений, где в витрине сидела одна женщина, на которую Гермес приходил смотреть, когда на душе было хреново. И в тот раз он стоял там и курил, наверное, уже десятую сигарету, пытаясь через стену дождя рассмотреть хоть что-нибудь. Как-то в рейде по вечернему Мидасу после Мистраль-парка Гермес попал в Апатию. В этом элитном районе было полно крайне дорогих и экзотических увеселительных заведений, поэтому на фоне полуголых и разодетых пэтов женщина в чёрном облегающем платье, задумчиво курившая в витрине, выглядела инопланетным существом. Он был уверен, что видел её раньше, но где и когда, не мог вспомнить. Ощущение было такое, словно она явилась из забытого сна. С той поры Гермеса постоянно сюда тянуло. Кажется, пару раз женщина даже замечала его, бросала в его сторону быстрый взгляд и уходила. Видимо, боялась, что он какой-нибудь нищий псих, который тащится по дамочкам и может с ней что-то сделать. Но он никогда даже не приближался к витрине, а только наблюдал через улицу. Вот в один из таких моментов к нему и подошла Пирра со словами: «Я тебя знаю, виделись в Синей Фишке». Гермесу случалось бывать там, поэтому ничего удивительного, что его постоянно узнавали люди, о которых он понятия не имел и плевать на них хотел, но в Кэле что-то его подкупило. В общем-то, с этого и началось их знакомство, и он не заметил, как выложил новому приятелю всю свою жизнь за тот час, что они таскались по Мидасу под дождём, словно какая-то парочка. Впрочем, о том, что его выследили, Гермес не догадывался и был уверен в случайности приятного знакомства. Тогда она и предложила ему «помочь с проблемами» и «зайти к старому другу развеяться», а то, что она Пирра, а не Кэл, Гермес узнал лишь сегодня. На подлёте к Нил-Дартсу они немного сбросили скорость, чтобы Пирра смогла объяснить, куда дальше и где оставить байки. Кажется, на этих гнилых улицах, где неприятно было находиться даже здоровым мужикам, она чувствовала себя как рыба в воде и ничего не боялась. Что ж — это был её дом. Впрочем, Гай тоже узнавал эти улицы, и от этого его лицо становилось всё более мрачным. Прошлого вспоминать не хотелось. Пропетляв по разбитым закоулкам, Пирра наконец зашла в полуразрушенный дом, где пахло сыростью, всюду валялся битый кирпич и остатки какого-то старья. На семейное гнездо было мало похоже, но она утверждала, что её отец именно здесь. — Нам вниз, — показала она рукой на незаметный лаз, который вёл в подвал. Чем ниже они спускались по загаженной лестнице со сколотыми ступенями, тем более затхлым становился воздух и меньше света проникало из проёма наверху. Наконец показалась металлическая дверь. Пирра поднесла руку к считывателю, сработал сканер, и дверь открылась. В полумраке помещения они еле различили силуэт сидящего в углу. Пирра щёлкнула выключателем настольной лампы, и свет выхватил из мрака его фигуру. — Отец, вот они. Затем Пирра обернулась к ним, представляя отца: — Знакомьтесь, его зовут Мату. На секунду Гай и Гермес застыли, раскрыв рот: опутанный проводами, словно гигантский паук, на полу сидел андроид. Его руки были согнуты в локтях, он держал перед собой кисти рук и, глядя на них, сначала сгибал по очереди все пальцы, потом разгибал, проверяя работоспособность после режима восстановления. Андроид был одет в тёмные штаны, одна брючина у которых была завязана узлом вокруг культи. На полу под ногой виднелось несвежее тёмное пятно синеватого цвета. Гай тут же сообразил, откуда был тот сустав, но, конечно, ему и в голову не пришло, что Пирра сама отхватила «папуле» ногу. Созданное в идеальных пропорциях тело находилось в плачевном состоянии, но андроид был в сознании, и с его холодного бледного лица, обрамлённого длинными светлыми волосами, на них внимательно смотрели неестественно синего цвета глаза. — Это что, шутка какая-то? — первым пришёл в себя Гермес. Андроид перевёл на него взгляд, под которым Гермесу стало неуютно, словно машина заглянула ему в кишки, и он был готов поклясться, что «отец» Пирры еле заметно ему улыбнулся. Потом «Мату» снова вперил свои глаза в Гая. — Это, наверное, твой партнёр? — спросил он с еле уловимой иронией в голосе. Гай нахмурился и ответил: — Какая разница, кто это? Пирра сказала, что нужна помощь, поэтому мы здесь. Андроид кинул взгляд на Пирру, и она тут же подошла и начала отсоединять коннекторы от его спины. В сравнении с ним, даже сидящим на полу, Пирра показалась очень маленькой. Его руки, голова, торс были огромными рядом с хрупкой рыжей девчонкой. Пока она была занята, Мату уже с неприкрытой ухмылкой разглядывал Гая, и мужчине чертовски не нравился этот взгляд — надменный и презрительный. Даже дураку было ясно, что Пирра понимает андроида с полуслова и полностью от него зависит. Более того, её отец может даже ничего не говорить, только подать незаметный сигнал, и она кинется выполнять его прихоть. Почему-то от этого кошки заскребли на душе у Гая. Возможно, он всё это себе придумал, но на сердце было неспокойно. Гермес же просто с любопытством озирался по сторонам своими чёрными глазами, необременённый никакими мрачными думами. Глядя на Гермеса, так похожего в этот момент на Рики, рядом с покалеченным андроидом, мужчина заподозрил неладное. От того, как Мату держал себя, как смотрел и произносил слова, в глубине души у Гая поднимался необъяснимый и неконтролируемый страх, которого он давненько за собой не замечал. Сердце всё ускоряло свой ритм, адреналин начал выплёскиваться в кровь, разгоняя все процессы. Пирра потянула последний провод, который с тихим щелчком вышел из паза, и Гай увидел, как он поплыл перед его глазами, словно в замедленной съемке. И в этот момент монгрела осенило: он понял, кого видит перед собой. Гай ошеломлённо раскрыл рот. С бледного точёного лица в обрамлении светлых, как крыло ангела, прямых волос на него смотрели пронзительно-синие глаза. То, как андроид сидел, как держал голову, было хорошо знакомо Гаю, потому что невозможно было стереть из памяти этот образ. Взбудораженный адреналином мозг услужливо дорисовал Гаю полную картину. — Какая ирония, — проговорил андроид и склонил голову на бок, совсем как это делала Пирра. Эта склонность к рваным движениям у него появилась после того, как из-за нехватки памяти пришлось отказаться от имитации плавного хода. — Надо же, я вынужден теперь полагаться на того, кто убил меня и моего пэта. Слово «пэт» полоснуло слух и всколыхнуло в Грешнике кучу противоречивых эмоций. Гай ощутил, что его режут без ножа, мысли сбились в кучу, и он силился держать себя в руках, чтобы не терять чувства реальности. Глядя на эту человекообразную машину, Гай наконец-то понял, откуда взялись у Пирры все эти неестественные жесты и откровенно странное поведение. И ещё он понял, кто на самом деле её отец: вовсе не этот андроид, а Рики. Гай вздохнул и попытался сосредоточиться на главном. Он обещал Пирре не давать заднего хода, хотя именно об этом кричало всё его существо — ни за что не связываться с чёртовой машиной, хрен знает откуда взявшейся в Нил-Дартсе. Ему даже разговаривать с андроидом было физически больно: несуществующая рука начала нестерпимо ныть. — Ясон, это бесполезно, — процедил сквозь зубы Гай. — От этих разговоров уже ничего не изменится. Когда первоначальный шок прошёл, мужчина, конечно, заметил, что лицо андроида на самом деле отличается от лица Ясона, сохранившегося в памяти. Оно было достаточно обычным для сексдроидов, но образ, который старательно создавал Мату, предпочитая стандартному виду длинные золотые волосы и синие глаза, был очень близок к имитации блонди. — Конечно, от разговоров ничего не изменится, ведь я — не он, — согласился андроид. — Если я скажу, что ты убил мой прототип и своего партнёра Рики, тебе будет легче? И он выгнул бровь совсем так, как это делал тот, первый Ясон. Гай скрипнул зубами. Даже чёртова копия блонди выводила его из себя! Пирра стояла возле отца побледневшая и со сжатыми губами. Только теперь до неё дошло, почему отец старался не упускать Гая из виду. Конечно, Грешник видел, как девушка изменилась в лице, услышав из уст андроида подобные слова. Гай дал себе слово, что не будет обращать внимания на колкости машины и очень постарается быть сдержаннее в своих реакциях, потому что испытывал к Пирре необъяснимое сочувствие. — Пирра, покажи своему юному другу Гермесу соседнюю комнату, — тихо произнёс андроид. Может, внешне он и не был точной копией Ясона, но вот голос совпадал на сто процентов — от этого иллюзия «одинаковости» только усилилась. Этот голос был неотъемлемой частью блонди, и пока у андроида хватало на это ресурса, он его использовал. Пирра постояла ещё долю секунды, но когда отец поднял на неё глаза, резко развернулась, крепко схватила Гермеса под локоть и потащила за собой. Ей совершенно не хотелось бросать обездвиженного Мату наедине с человеком, который, как она поняла, уничтожил отцовский «прототип», что бы это ни значило. Конечно, Пирра знала, что у него не было живого органического мозга, а лишь электронный машинный. Мату не был предназначен для того, чтобы вмещать в себя личность, так как не был дзиконтаем, поэтому записанный за сутки до гибели Ясона слепок сознания, сделавший из него блонди, был фрагментарным. В его электронном мозгу не хватало места, чтобы полностью вместить всю память, и ему приходилось выбирать, что оставлять, а что нет. Человеческий мозг объёмнее любого искусственного — это та самая проблема, над которой бился Юпитер, не зная, как без ущерба для себя отказаться от биологического компонента внутри своих дзиконтаев, разумной плоти, обладающей сознанием. Ведь даже великий компьютер Лямбда-3000 по сути являлся всего лишь программой — умелой имитацией сознания, но не более того. Естественно, по телу Мату бежала искусственная синяя кровь и передавались нервные импульсы о состоянии внешнего мира и его тела в этом мире, но он лишь казался живым. Пирра понимала, что он машина, но как человеку ей было свойственно «отца» одушевлять. Она до боли хотела свято верить, что он живой. В этом Пирра была похожа на древних людей, одухотворявших мир вокруг и веривших, что у топора, очага или лука есть свой дух. Но, будучи человеком образованным, она знала, что в механизме сознания нет и быть не может. Всё это лишь его имитация. Оставшись с андроидом один на один, Гай не очень вежливо спросил: — Так чего ты, мать твою, хочешь, Ясон? Мату-Ясон пожал плечами: — Монгрелы всегда столь красноречивы… — Если бы я хоть на секунду представлял себе, что меня тут ждёт, я бы хрена с два сюда припёрся, и Гермеса бы тоже не пустил. Андроид изогнул бровь. — Гермеса? — Он усмехнулся. — Гай, эти двое существуют только потому, что есть я. Прими это как факт. И к ним ты не имеешь никакого отношения. Ты здесь, потому что должен мне. Гай только промолчал в ответ. Машина была тысячу раз права. Ни у одного из них, кересских полукровок, не было и единого шанса стать отцами. И даже если бы по фантастическому стечению обстоятельств кто-то из них оплодотворил женщину, вряд ли этим детям дали бы родиться, не то что вырасти. — Ты, монгрел, говоришь, ничего не изменится. Возможно. Но не меняется только прошлое. А вот настоящее, как видишь, я могу изменять. Впрочем, как и будущее. Ты когда-нибудь думал о будущем, Гай? — Я что-то на хрен вообще не пойму тебя, Ясон! О чём ты, вообще?! Андроид застыл, взгляд его остановился. По-прежнему перемигивались огоньки на корпусах серверов, к которым он был подсоединён толстыми проводами. Послышался шелест сервоприводов и «Мату» снова сфокусировал на Грешнике свой взгляд: — Для чего нужно? Я сделаю это для Рики… Гай не сразу соообразил, что Ясон отвечает не совсем на тот вопрос, который он ему задал, поэтому смысл слов дошёл до него не сразу. — Видишь ли, я с большим удовольствием отнял его у тебя. Ты не был ни глуп, ни заносчив и крайне сообразителен, что есть, то есть. Ясон снова застыл со склонённой набок головой и стеклянными глазами, затем дёрнулся, выпрямил голову, поднял к глазам руки, посмотрел на них и начал поочерёдно сгибать пальцы. Даже Гай понял, что происходит какая-то хрень. «Мату» вроде говорил связно, но его движения и последовательность фраз указывали на то, что что-то с ним было не в порядке. Андроид перестал шевелить пальцами, опустил руки и заговорил, глядя в сторону: — Но эта планета так устроена, что мы на ней просто не поместились. Это… как-то несправедливо. Теперь я могу создать мир, в котором мы бы смогли быть, Рики. Что? Ты тоже так думаешь? Гай округлил глаза, но промолчал. Андроид на секунду замолк, и лёгкая улыбка коснулась его губ, неожиданно очень нежная и человеческая, потом он, наконец, с усилием поднял свой взгляд и вполне осознанно посмотрел Гаю в глаза. — Мне рассказали… — и улыбка его стала печальной, — что Рики разорвало на миллион кусков вместе с Ясоном. Сказали, что Рики пошёл ко мне умирать. Выражение лица Гая говорило само за себя. «Мату» покивал головой: — А-а-а… ты знаешь, да? Вижу, что знаешь. Он любил, оказывается, и поэтому шёл ко мне! Я до сих пор не верю. И всё! Можешь себе представить, что для меня взрыва никогда не было, потому что я не могу его помнить? Наверное, у людей так же, они отрицают факты, особенно если это факт смерти того, кого ты любил. У Гая пересохло в горле и защипало в носу. Эта чёртова история, эта ошибка до сих пор выворачивала его наизнанку. Он вспомнил, какой шок испытал, когда пришёл в себя в больничной палате и узнал от Катце, что́ произошло. — Я ведь не помню, что мы умерли, — тихо заметил андроид. — Ясон сохранил копию до того, как отправился на встречу с тобой. Я даже не знаю, когда я чувствую себя более одиноким… Когда просыпаюсь, увидев Рики во сне, или когда смотрю на его сына. Они ведь так похожи, да, Гай? Грешник только сжал зубы. Андроид мелко задёргал руками, посмотрел, резко поворачивая шею, на одну руку, потом на другую, затем с усилием опустил их на колени, чтобы они не болтались перед лицом. — Этот электронный мозг долго не выдержит. Он разрушается. Последнее время всё чаще, когда я не контролирую память, вижу его, как тебя сейчас, и не всегда различаю, реально изображение или нет. Я хочу успеть, Гай, кое-что сделать до того, как эта железка рассыплется… Руки на его коленях продолжали дёргаться. «Мату» снова склонил голову и ненормально часто заморгал глазами. Он пытался повернуть лицо к Гаю, но это ему никак не удавалось, и сквозь его сведённые челюсти Гай услышал только: «Ты-ты-т-т-т-т-т-т…» — словно его заело. — Эй! Эй! Пирра! — гаркнул во всю глотку Гай, чтобы его было слышно через двери. — С ним какая-то хрень! Пирра тут же влетела в комнату, на ходу крепко выругавшись. Она же говорила, она же предупреждала, надо было подождать, провести полную диагностику и не выходить в сеть. Время ещё было, отец смог бы хоть чуть-чуть восстановиться, но он, как всегда, настоял на своём, и Пирра его послушалась, как слушалась всегда. А теперь случилась эта дрянь. — Голосовая идентификация! — выкрикнула она, подбегая к отцу. — Имя пользователя: Пирра. Доступ первого уровня. Включить режим диагностики. Быстро! Гай смотрел на происходящее, как на какой-то дурной сон. Он видел, что Пирра аж посерела, так сильно нервничала. — Отклик! Твою мать! Отклик! Мату! — заорала она, тряхнув андроида за плечи, как огромную куклу. Через сжатые челюсти прозвучал металлический голос без настроек: «Команда принята. Доступ администратора. Запуск режима через пять, четыре, три, два, один, ноль. Режим диагностики системы». Пирра, тяжело дыша, отпустила его плечи, потом разогнула его назад и прислонила спиной к стене. Гермес приблизился к ней. — Тебе чем-нибудь помочь? — спросил он, протягивая ей руку. — Уже всё, — отмахнулась она от предложенной помощи и встала сама. В её лице опять не было ни малейшего волнения, все эмоции скрылись за маской безразличия. «Такой же взгляд, как у Ясона», — понял Гай. Пирра смахнула упавшую на лоб тёмно-рыжую прядь. — Теперь остаётся только ждать. Вы, ребята, конечно, можете свалить на все четыре стороны и наплевать на данные мне обещания… Где выход, вы знаете. Пирра, развернувшись, стянула балахон и джинсы, зашвырнула их в угол, оставшись в одной серой майке с трусами, уселась в кресло за голопанель и начала выстукивать на клавиатуре настоящую чечётку — с такой скоростью, что её пальцы стали практически невидимыми. По голоэкрану поползли списком данные, полностью завладев её вниманием. Гермес усмехнулся и ответил, усаживаясь на пол около неё: — Да нет, мне тут нравится! Юноша достал сигарету и закурил с самым невинным выражением лица. Тень улыбки скользнула по губам Пирры, но она не повернула головы. Гай посмотрел на них, потом на «Мату», слабо подёргивающегося с закрытыми глазами, вздохнул, покачал головой и тоже полез за сигаретами. — Я тоже в восторге, — мрачно пошутил он. — Пожалуй, задержусь ещё ненадолго. Иногда так скучаю по грёбаному Нил-Дартсу, вы себе просто не представляете!