Аконит

Когда она чувствует ничем не прикрытую горечь в своем чае, то сразу же отставляет чашку — пара капель проливается на циновку, но Унохана слишком взволнована, чтобы обратить на это внимание. Несмотря на то, что она не успела сделать ни одного глотка, она долго полощет рот чистой водой, прежде чем вернуться на свое место и уставиться на напиток. Версию про попытку отравления она отметает сразу — неизвестный доброжелатель даже не попытался замаскировать вкус добавки. Да и рассчитывать, что она, целитель с многолетним стажем, не почувствует чего-то лишнего, это, по крайней мере, глупо. Впрочем, лучше пойти методом исключения, а с мотивами разобраться позже. Вход в ее комнату защищен кидо-заклинанием, пробраться сюда безнаказанно может только кто-то, не ниже уровня капитана. Пробраться сюда, чтобы подмешать какую-то гадость в ее чай, — только один человек. Унохана не столько рассержена, сколько заинтересована, и оттого принимает правила игры. На порог лабораторий двенадцатого она приходит поздним вечером и с облегчением находит третьего офицера возле ворот. Акон меланхолично разглядывает звезды и крутит в пальцах сигарету. На предложенную маленькую вазочку он смотрит так внимательно, что Унохане становится почти стыдно, но, в самом деле, не нести же ей было жидкость в чашке.  — Вам нужен анализ на примеси? — уточняет он на всякий случай и дождавшись кивка продолжает: — Срочно? И не вмешивая мое руководство? Унохана на миг чувствует себя китайским болванчиком, кивая в третий раз, а потом понимает, что последнее условие может быть невыполнимым — отношение к капитану в двенадцатом весьма и весьма своеобразное. Но Акон пристраивает емкость в карман халата и обещает принести результат завтра же. И приносит. Унохана вначале долго смотрит на столбики цифр и химических элементов — не сказать, что она в них не разбирается, но форма записи для нее совершенно непривычна — а потом догадывается перевернуть листик. На обратной стороне неаккуратным, скошенным влево почерком выведены несколько слов. «Сок аконита. В больших дозах — яд, в малых — лекарство.» Большая книга про язык цветов оказывается выдвинута из общего строя на пару сантиметров, а закладка, издевательски-заботливо положенная на нужной странице, вызывает в душе Уноханы весьма смешанные чувства. Какие, надо отметить, и она сама вызывает у этого человека. Аконит, волчий корень, как называют его в Руконгае. «Я люблю Вас, и это меня раздражает.» Унохана смеется. Это первый раз, когда в любви ей признаются с помощью отравленного чая.  — И еще, капитан Куроцучи, — оборачивается она уже в дверях. Черно-белая маска наклоняется в вежливом интересе. Унохана поражается его выдержке: раньше Куроцучи Маюри представлялся ей, как крайне вспыльчивая и нетерпимая личность, но они проработали над отчетами, касающимися двух отрядов, около двух часов, и он ни словом не выдал своего нетерпения. Роман между двумя капитанами — это почти катастрофа для внутренней политики Готея, и сейчас надо сказать что-то вроде: «Я уважаю вас, но подобные отношения…»; в конце концов, у нее целая куча заготовок отказов различной степени вежливости. В больших дозах — яд, напоминает себе Унохана. В малых — лекарство.  — Я предпочитаю, когда цветы мне дарят в более традиционном виде, нежели выжимка в моей чашке, — сообщает она ему и уходит быстро, не оставляя ни ему шанс ее задержать, ни себе — передумать. Спеша в свой отряд, она задумывается над тем, во что же она все-таки ввязывается, и стоит ли что-то менять в своей размеренной и спокойной жизни. А потом представляет себе задумчиво-растерянное выражение лица Маюри, вертящего в пальцах попавшийся под руку отчет, и не может сдержать улыбки.