Аконит

Мир живых Маюри не нравится. Его в последнее время разражает абсолютно все: нерасторопные подчиненные, отсутствие хоть каких-либо вещей, суть которых нельзя понять в первые пять минут, запрет на эксперименты во время командировки и дурацкая икебана на окне. В последнюю он даже метает кухонные ножи для разделки мяса — вернувшийся с прогулки Акон долго и вдумчиво рассматривает дырки в раме и нетронутые цветы. Вообще-то, этот район Генсея всегда считался неблагополучным — то прорыв пустых случится, то еще какая-нибудь дрянь. Настолько, что Совет даже разрешил выкупить небольшую квартирку для наблюдателей — неслыханная редкость, между прочим. Маюри сидит, закинув ноги на стол, и лениво размышляет, сколько шинигами побывало здесь до него: кто притащил эту большую вязанную салфетку, кто изрисовал потолок в ванной карикатурами на Короля Душ, кто подписал на балконной двери, что замок заедает и следует дергать сильнее. Или кто составил эту икебану — тоже вот хороший вопрос. Невозможно даже определить, когда это было, — капля рейацу, добавленная в воду перед составлением, гарантирует, что цветы простоят около месяца. Он начинает продумывать возможность полного анализа оставшихся частичек рейши, но обрывает себя на середине: скука — все еще не повод заниматься подобной ерундой. На седьмой день пребывания в Генсее ему снятся тонкие пальцы, путающиеся в сплетении листьев, и сосредоточенно сведенные брови. Утром он намеревается вышвырнуть этот… веник с восьмого этажа, но — меньше процента вероятности, что это составляла она, меньше чертового процента — сдерживается, и, ругая себя за идиотскую сентиментальность, срывается на третьем офицере; впрочем, Акон умеет принимать бушующее начальство со спокойствием буддиста, познавшего дзен. Перед тем, как покинуть мир живых, он на миг устремляет свой взгляд на окно. Теперь, когда все необходимое оборудование установлено, в наблюдателях нет нужды, и квартиру, скорее всего, тут же продадут. Маюри задумывается на пару мгновений, а не забрать ли ему вазу с цветами с собой, но передергивает плечами и отворачивается. В конце концов, дело не в икебане. Совершенно не в ней.