Аконит

Маюри классифицирует это чувство как ненависть и изумляется сам себе: он всегда считал подобное… нерациональным, по меньшей мере. Он вынужденно терпит скудоумие окружающих, злится на подчиненных, все еще желает превзойти Урахару Киске, но для ненависти в его жизни места нет. Но она есть. Это почти унизительно — испытывать подобную сильную эмоцию к кому-то, кого в принципе не волнует твое существование. Маюри говорит себе это на очередном капитанском собрании, когда зверь, пришедший из Руконгая, тяжело дышит и переступает с ноги на ногу напротив него. А потом Зараки смотрит чуть правее, на четыре места всего, и загорается в выцветших глазах нечто, отчего Маюри хочется отравить его самым худшим из своих ядов. Разумеется, он не выдерживает. Унохана даже не вздрагивает, когда он надавливает рукой на стену возле ее головы, и на лице ее — прежняя улыбка.  — Ничего, — отвечает она на неоконченный вопрос, и в нежном голосе переливается колокольцами угроза. — У меня действительно нет никаких отношений с капитаном Зараки. Ваша ревность беспочвенна. Она не лжет — до подобного унижения эта женщина никогда бы не опустилась. Он смотрит на нее и думает, что стоит сжать ладонь сильнее — и ей придется долго выбирать из своих волос осыпавшуюся штукатурку. Или что то, что она не испытывает к Кенпачи любви, не значит обратное. Или что сейчас он полностью открыт, и убить его ей ничего не стоит. А потом замечает кое-что, что в пылу гнева пропустил. Дикаря из восьмидесятого района никто не учил скрывать духовную силу, и несмотря на то, что он ее приглушает повязкой, определить его присутствие нетрудно. Маюри хмыкает — наверняка увидел их спор и отступил за угол, какая деликатность, кто бы мог подумать. Это шанс, и упустить его было бы даже большей глупостью, чем возненавидеть это ничтожество. Как бы то ни было, добавляет он про себя наклоняясь, Унохана все еще может оттолкнуть его. Или убить — но риск того стоит. Она не делает ни того, ни другого. Губы у нее — ловушка опаснее любой из придуманной им; когда Маюри находит в себе силы отстраниться, капитан одиннадцатого ощущается уже через десяток кварталов — и это при том, что шунпо тот не использует.  — И чего вы этим добились? — спрашивает Унохана — в ее глазах вместо ожидаемой злости странная усталость и смирение. Маюри проводит языком по губам и прислушивается к удаляющейся рейацу. Он абсолютно уверен, что в этот самый миг Кенпачи Зараки тоже его ненавидит.