5. Их связующие мелочи.
______________________________________________________________________________________________ Рейтинг: PG-13 Жанры: Джен/Гет, фэнтези, немного романтики, лёгкий бриз АНГСТʼа, AU. Предупреждения: как всегда ООС; Дополнительные персонажи: Унохана Рецу (Ячиру). Важно: Вселенная AU, страниц 11, связи с предыдущими частями нет. Заметка от автора: 1) Это не сонгфик, однако я немного вдохновилась несколькими треками. 3) И… знаете, вроде как это не «история» по жанрам. Просто намёк на эпоху раннего-раннего ренессанса или среднего/позднего средневековья. Как-то так. Причём с употреблением некоторого количества старорусских слов вперемежку с европейскими. Например, длань (ладонь) и тут же дублет! Попытайтесь меня понять и простить © за такое богохульство, ладно?)) ______________________________________________________________________________________________Marcin Przybyłowicz — Wind In the Caroberta Woods
Орихиме устало села на небольшой валун. Пока Юмичика набирал в их бурдюки чистую воду из ручья, она откинула с главы капюшон и сняла сапоги вместе с тонкими, искусно связанными дамскими шерстяными чулками, давая своим ножкам тоже отдохнуть. Опустив босые пяты в молодую весеннюю травку, ещё не сильно густую и зелёную, она блаженно прикрыла очи и улыбнулась приятным ощущениям, которые дарили мягкие стебли, влажные от утренней росы. Энергия Матери-Земли потянулась из почвы и освежающе стала растекаться по её телу, снимая усталость. Иккаку загляделся на ямочки на ланитах юной и прекрасной девы, которые так и манили прикоснуться устами к ним, да настолько сильно, что не заметил невысокий куст молодой крапивы, когда усаживался рядом. И зашипел, почувствовав резкое жжение. — Дай, — Иккаку взглянул на деву. Орихиме приподняла свою правую ручку и изящным жестом указала на какой-то кустик у его ног, до которого ей было не дотянуться со своего места. — Не три, — так же спокойно наказала она, когда узрела его попытку вытереть неосознанно руку о собственный дублет. — Жжение не пройдёт быстро, если будешь так делать. Нахмурившись, Иккаку посмотрел на свою покрасневшую руку. Он открыл было рот, чтобы возразить, но Орихиме его снова опередила, заговорив с интонацией опытной матери: — Я знаю, сколько всего ты, мой стойкий воин, можешь вытерпеть. И нет нужды мне это доказывать словами. Просто дай вон ту траву и протяни мне свою руку. — Что это? — наконец спросил Иккаку. — То, что поможет. — И что же мне поможет? — не унимался тот, словно мальчишка. — Если бы все ведуньи рассказывали свои секреты, то это лишило бы нас любой, даже самой простой и малооплачиваемой работёнки. Орихиме взяла протянутый ей пучок стебельков, сунула их в рот и немного пожевала. Затем выплюнула кашицу на больное место и размазала по всей обожжённой крапивой области. — Разве не опасно жевать лечебную траву? — к ним подошёл Юмичика, с улыбкой подметивший мимолётную тень неприязни на суровом лике Иккаку, когда дева плюнула на него. Он поставил бурдюки с водой рядом, чтобы они могли напиться. Денни́ца осветила сквозь ветви и листья чело и главу девы. Словно у неземной дриады, под мягкими лучами очи её засверкали как янтарь, а локоны зашлись пламенной медью. В очередной раз не устояв перед подобной красой, Юмичика склонился к дивной ведунье. С нескрываемой лаской он заправил якобы мешающуюся прядь живого пламени, переливающегося под воздействием сил самой Природы за ушко девы. Мягко улыбнувшись столь умильной заботе одного из своих возлюбленных, Орихиме подняла на него свои мерцающие силой Матери-Земли очи. — Я знаю, какую траву можно есть, а какую не стоит, — со знанием дела возразила она, превратившись из дриады обратно в обычную смертную. Невероятно пригожую, но всё-таки смертную. — Но если не хочешь на себе прознать, какая трава смертельно вредна, приготовь мне заранее хорошую плату, — она подмигнула, закинув ногу на ногу. В очах её плясали весёлые искорки. — Ночь, полная сладкой весенней любви под полной Луной сгодится, чаровница? — Юмичика опустился на колено и, не устояв, прошёлся кончиками перстов по нежной, словно сатиновой, коже босых женских ножек, так кокетливо манящих его мужское внимание. Иккаку негромко кашлянул, давая понять о своей глупой ревности, мимолётно кольнувшей его чувства. На всё это Орихиме лишь улыбнулась, ещё хитрее: — Ночью я спать люблю. А вот сейчас было бы неплохо что-нибудь отведать на завтрак. На елейные речи Юмичики Орихиме всегда улыбалась, смешно морщив аккуратный маленький носик. Нет, он не льстил ей, притупляя внимание изящной ложью. Он был в неё беззаветно влюблён. И она это знала. — Эй, руки чумазые свои от неё убери! — фыркнул Иккаку, бросив пучок тут же вырванной травы в Юмичику. Про любовь к ней Иккаку Орихиме тоже было ведомо. Впрочем, а чего бы ей этого не ведать, коли её непревзойдённые защитники и компаньоны, в нескончаемом путешествии по всему континенту, сами поклялись её любить и оберегать от любых бед? — Понял. Тяжко вздохнув с ложным разочарованием, Юмичика поднялся с колен, отправившись за хворостом для небольшого костра. С собой он заодно захватил тул полный стрел — не хотел тратить силы на какого-нибудь простого кролика. Он взглянул на свои руки: все в земле и смоле. Ясно, почему Иккаку его одёрнул. Но намываться у ручья он пока не собирался. По крайней мере не сейчас — всё равно после разделывания тушки их будущего завтрака ему придётся снова кожу очищать. Так чего ж время попусту тратить? Напоследок, прежде, чем скрыться в подлеске, он напомнил другу: — Не дёргайся, а то трава с руки стечёт. Орихиме тихо хихикнула в сторону. Иккаку её хоть и услышал, но не поддался на подначивания. Он поднял на неё взгляд. Сквозь ветви деревьев, только-только начавших обрастать новыми листьями на её чело и медные волосы падали игривые лучики солнца. Красота янтарных глаз и огненно-медных волос в моменты единения ведуньи с силами земли умели заворожить на многие тягучие мгновения не только Юмичику. — Жжение ушло? — поинтересовалась дева. Вместо ответа, мужчина кивнул. — Ну так снимай мой… мою мазь. — Ты ведь хотела сказать «мой плевок», верно? — тихо проворчал Иккаку. Орихиме на это только снова хихикнула. И подала ему бурдюк. — Промой. Чистая вода завершит дело. Промыв руку, Иккаку с удовлетворением отметил, что та теперь в полном порядке. Он усмехнулся, вспоминая, как Орихиме раньше лечила его с Юмичикой язвы, которые были посерьёзнее жжения от крапивы. А однажды она их из могилы вытянула своими знаниями и способностями. — И вправду, чаровница, — проронил Иккаку, осмотрев свою руку в последний раз. — Просто ведунья, — пожала плечами Орихиме. — Кое-что, конечно, и я умею. Но до самых простых трюков мне далеко, что уж говорить о настоящем чародействе Юмичики. До него мне как до звёзд ночных. — А что ты точно умеешь? Помимо этих… этого… С силами природы, которые тебе локоны да очи зачаровывают? — Тай-на, — Орихиме коснулась перстом уст Иккаку, а тот взял, да и поцеловал её. Прямо в этот же перст. Взяв её ручку, он, как кот домашний, подластился к ней. — Что там наш друг говорил про утро, полное любви? Может, пока он там бегает за нашей трапезой на лапах, мы… Захихикав от щекотки, Орихиме дернула руку к себе, не давая Иккаку закончить весьма однозначное предложение: — Побрился бы сперва, прежде чем девке такое предлагать! — Так нечем, — пожал плечами Иккаку, и лукаво ухмыльнулся, — моя прекрасная чаровница-уже-давно-не-девка. — Эй! Наша, а не твоя! — в воздухе на мгновение возник эфимерный образ Юмичики, который, насупившись, грозил Иккаку наконечником стрелы. Но, не успел Иккаку ответить, как образ растаял. Иккаку усмехнулся — хоть они с детства друзья не разлей вода, но понемногу, время от времени, да давали друг другу безобидные поводы для ревности к красавице ведунье. Хоть Иккаку и назвал Орихиме чаровницей, но все-таки она не была таковой. Она не являлась ни балиньей, ни чёрной ведьмой тем паче. Юмичика с Иккаку прекрасно это знали. Она просто ведунья и травница. И ещё жрица запрещённого церковью Вечного Белого Света древнего культа Матери-Земли. И как посвящённая, она имела свои небольшие способности, такие как восполнение собственных сил через особые ритуалы, включающие обязательные касания босых пят к земле. Что произносила в мыслях, какие молитвы возносила Матери — это оставалось секретом. Тайной за семью печатями, которую она никому не выдавала. Даже им. Но вспоминая то, какие ужасные язвы у них были, когда в побеге от погони они буквально упали на руки тогда ещё незнакомой юной деве, и то, что на них поутру не осталось и царапины, когда очнулись, наводило на определённые мысли. Например, о силах ведьмаков или балиев, чьи возможности и способности были могущественнее сил любой из жриц Матери-Земли. Но пользоваться специальными рунами ведьмаков Орихиме не умела, как и не была способна драться на мечах, поэтому догадка о ведьмачестве отпадала. Как впрочем и догадка о колдовстве, ведь всем на этом континенте было известно, что без постоянной подпитки полуночной свежей кровью чёрные ведьмы, обычно красивые, не могли поддерживать свой прекрасный облик и обращались вскоре после безкровяного «поста» обратно в уродливых, горбатых, морщинистых старух. Балиньи не питались кровью, но само их существование также было под запретом на континенте. С другой стороны, а зачем им было всё знать об Орихиме? Ведь им было просто любопытно и не более того. А уж доносить до служителей церкви Вечного Белого Света о том, что юная дева могла колдовать, они не собрались, ибо это могло привести только к одному концу — костру. Иккаку повернулся к солнцу и прикрыл очи. Ласкающее тепло небесного светила чем-то напоминало нежные поцелуи ведуньи. Такое же приятное, такое же воздушное. Но всё же не такое живое и любимое. _______________________________________________________ ≫ Денни́ца (ударение на [и]) — рассветная заря, рассвет ≫ Дева — девушка ≫ Ланиты — щёки ≫ Чело — лоб ≫ Глава — голова ≫ Ведать — знать (от этого и ведунья — знающая). ≫ Перст — палец ≫ Тул — колчан (для стрел) ≫ Язва — рана; беда, печаль ≫ Кстати, ПЛЕЧО — рАмо. Плечи — рАмена Но так как это слово слишком непривычно звучит, я не стала его употреблять. ≫ Балий (балинья/балия) — колдун/колдунья; заклинатель. _____________________________________________________________________________________❦ ❧ ❦ ❧ ❦ ❧ ℵ६ჯィ ℭℌ٩℘ィ६ჩ ❧ ❦ ❧ ❦ ❧ ❦
О балие и ведьмаке
Marcin Przybyłowicz — Farewell, Old Friend
Юмичика всегда ценил прекрасное. В людях, в окружающем мире. Сколько себя знал. Колдовство не стало исключением. Сызмальства оно влекло его, завладевая всем вниманием, и, когда появлялась даже крохотная возможность что-то узнать, Юмичика старался запомнить каждую деталь, каждое слово, жест, нюанс — всё, что могло быть полезным и пригодиться в дальнейшем. Даже беззлобные насмешки и подначивания его лучшего друга Иккаку не умаляли желания освоить это влекущее своими тайнами мастерство. И когда Юмичика подрос, то решил отправиться в путешествие, в поисках какой-нибудь общины балиев, сумевшей уцелеть в огне бестолковых пожаров, которые устраивали церковные гвардейцы. Но, понимая, что путь к таким местам ему навряд ли кто-то укажет, Юмичика решил искать себе вольного наставника, который смог бы его обучить столь необыкновенному ремеслу. Иккаку его поддержал, будучи единственной живой душой в деревне, знающей об истинных намерениях друга — в то время в пламя кострищ служители церкви Вечного Белого Света бросали всех без разбору. Помимо настоящих чернокнижников и чёрных ведьм, паразитирующих на корнях Природы, в бессмысленных казнях сжигали: свято чтящих законы Планеты балиев, простых травников, деревенских ворожеев, чтецов по рунам и звёздам, ведуний и даже порой бабок-повитух, которым не посчастливилось иметь очи не того цвета или ма-а-аленькую бородавочку на носу. За одно только желание научиться контролировать Потоки Природы Юмичику могли забить камнями чересчур суеверные и богобоязненные жители. Поэтому, в путешествие они отправились вдвоём, без всяких сожалений оставив то место, которое их ни с кем и ни с чем не связывало. Два года и месяц бродили по стране друзья, успев пережить и многодневные переходы без единой крошки хлеба во рту, и скрипучие морозы, и пронизывающие ливни, когда нечем было платить за ночлег. Наконец, набрели они на какую-то глухую деревеньку. Те жители не решались принимать на ночлег чужаков, но и гнать из деревни не спешили. Указали они им тропинку в подлесок, где стояла изба местного престарелого ворожея, чудом не спалённого церковниками. Не трогали его деревенские, не выдавали, ибо лечил он всякого нуждающегося, да лечил знатно — и быстро, и дёшево, а порой и вообще за спасибо, коли настроение было. Да и предсказывал без ошибок он матерям, особо на сносях, какой ребёнок у них родится — мальчик, али девочка. Обогрел их старик, накормил. Да погадал Юмичике, куда путь держать, чтобы наставника нужного встретить. Иккаку же наведал, где тот мог научиться мечом и топором владеть, в седле держаться, да на скаку без промаха из лука стрелять. Так и разошлись друзья на долгие годы. Когда снова встретились, то были это уже не мальцы зелёные и несмышлёные, а мужчины крепкие, статные. Иккаку повстречал на пути своём ведьмака, который и взял того к себе в подмастерье, ибо хоть и владели ведьмаки силами необыкновенными, но служили простому люду, убивая нечисть всякую, помогая снимать лёгкие проклятия и искать пропащих по лесам, да топям. Рунам специальным мастер-ведьмак также учил его, хоть то было необычное, тайное знание, которое открывали только своим, особенным ученикам, которых отбирали ещё в детском возрасте самые старшие и опытные. Увидел мастер необходимый талант в юнце, хоть тот и вырос из тех лет, в которых обычно начинали обучать ведьмачеству. Понравился Иккаку тому ведьмаку. Да и с рунами не было бед, ибо действовали они не от тех сил, которые черпали из Природы и Потоков чародеи, ворожеи, ведуньи и даже чернокнижники, а от собственной Воли ведьмака. А её у Иккаку было… Да хоть шайкой отбавляй! Упрям был парень, иногда своенравен, но силы Воли ему было не занимать. В итоге, вышел славный из него воин. Рунами он, правда, не особо часто пользовался, зато мечником стал отменным. Любил он свой меч, как второго друга, точил его, чистил, не жалея времени. Ведь то был меч его учителя, первый и последний его подарок… Юмичика же, вскоре после расставания с ворожеем и лучшим другом, набрёл на свежую землянку, в которой, видимо, почивал на тот момент её хозяин. Но стоило только ступить за порог внутрь, как землянка обратилась в туман, а спящий — в огромного волка. Испугался было юноша, но присмотрелся и понял, что и волк был соткан из тумана. И страх тотчас же сошёл на нет. Как ни скалил зубы волк, как ни рычал, Юмичике было уже всё ровно. Но вот волк попытался наброситься на юношу. А тот взял, да и дунул… на облако тумана. Когда туман рассеялся, предстал перед Юмичикой чародей. Пояснил он юноше, что только одарённый мог увидеть и землянку, и волка, и в конце разглядеть сквозь морок истину — что всё это было лишь бесплотным видением. Ведь коли таланта нету, даже мизера, то и очи бессильны перед наваждением — видят только то, что колдун решит показать, да и только. С удивительной, до подозрительного прищура, охотой взялся чародей за Юмичику. Правда, обучение оказалось далеко не таким, каким его себе представлял сам юноша — вместо часов и часов изучения заклинаний каких-нибудь словесных, да порядков обрядовых, заставлял его чародей… Бегать. Плавать, драться, скрываться от погони и петлять словно кролик дикий, строить ловушки, стрелять дичь из лука, да отличать мало-мальски ядовитые травы и ягоды от съедобных. Лишь потом, когда тело и дух юноши окрепли, чародей открыл о себе и о своих силах тайну — чернокнижником был он. Однакож подобно первым балиям, умел он видеть Пути и подчинять Силы Природы, в частности Воды, не нанося вреда Путям. Научил он Юмичику и чернокнижнечеству, и колдовству чистому, не приносящему смерти Путям Природы. А годы спустя, прощаясь, наказал не использовать первое без острой надобности. И подарил он ему маленький кристалл, обёрнутый в кожу агнца черногривого, на тонкой сребряной цепи искусно выкованной. Никому чернокнижник ничего просто так не давал, это Юмичика хорошо усвоил за годы ученичества, однакож ему он отдал кристалл — талисман, усиливающий Дар балия, который прежде сам носил не снимая. После чего исчез из жизни юноши, как и появился — обратившись в туманного волка, после чего растворившись в воздухе. К слову, о том чернокнижнике в народе ходили и множились год от года слухи: кто-то говорил, что он демон в человечьем облике, кто-то верил в то, что он человек, продавший душу Деймосу — верховному дьяволу преисподней. А кто-то приписывал ему ипостась самого Деймоса под личиной смертного мужа. Впрочем, истину о самом себе знал только сам чернокнижник, посмеиваясь над серостью простого люда и невежеством многих церковников.❦ ❧ ❦ ❧ ❦ ❧
Marcin Przybyłowicz — Aen Seidhe
Стоял знойный летний день. Небесная твердь отражалась в зеркале водной глади реки, на которую наткнулась странствующая троица — ведунья, ведьмак и балий. Покуда первые двое занимались разведением костра, да готовкой обеда, последний решил поупражняться в реке, да охладиться. Им на пути уже давно не попадались такие источники воды — в основном то были родники, и как следует слиться с Потоками у балия не было возможности. Юмичика, оставив на берегу верхнюю одежду, обувь и мешочек из кожи черноруного агнца, зашёл по пояс в речную воду в одних лишь льняных нательных штанах, да с кристаллом на сребряной цепи, соприкасаясь душой и телом с невидимым, но коварным течением. Омыв лицо студёной водой, он медленно опустил веки. Притронулся мокрыми перстами к кристаллу, что носил не снимая на шее. И стал прислушиваться. К воде. Вдох. Выдох… Вдох. Выдох… Вдох… — Acorde, Agua. («„Проснись, Вода“») Откликнулась вода на зов. Подчиняясь его воле, поначалу лишь зашлась она рябью, будто у берегов реки промчался конный полк с рыцарями в сёдлах. Но вот обратился он затуманенным взором к Потоку. Да не к водному, а к первопричинному, природному. — Móstreme as súas Formas. («„Покажи мне свои Пути“») Пути самой Природы пробудились, показывая свои корни, свои сосуды и капилляры внутреннему оку балия. Но они всё ещё слишком тусклы, слишком неприметны его взору. Слишком холодны они для него и неприветливы. — Brillo, Сorrentes! («„Воссияйте, Потоки!“») И вот, живительные Потоки, насыщающие энергией Пути, загораются, позволяя более не Юмичике, но могущественному балию без всяких препятствий найти их внутренним взором. Уходит влажный хлад речной воды с его кожи, омывая теперь тёплыми, эфимерными прикосновениями Потоков, проникая до самого нутра. Тончайшие нити его души и Потока начинают сплетаться воедино на его теле в незримый постороннему оку, неповторимый узор. И вот уже загорается он всё ярче и ярче, освещая тусклые, навечно неподвластные ему Пути, пролегающие совсем близко и невероятно далеко от него. Вокруг да около, то были сплошь Пути Земли и Воздуха, где-то невдалеке Огня. Но, главное, приметил совсем рядом он два Путя Жизни. Приметил, и тут же узнал он эти Пути. Путь стойкой, несгибаемой, несломимой Жизни. Путь Красного Воина. Сверкающий своей огненной доблестью. Ударяющий отдалённо, даже с такого расстояния по коже зарядами. И Путь прекрасной Жизни, нежной и невесомой. Отливающей неповторимым, призрачно светящимся златом. Путь Белой Девы. Он мягко пульсировал и неспешно двигался, приближаясь. Красный Путь двигался с Белым рука об руку. Расцвело знакомое тепло в сердце балия, стоило лишь приметить родную энергию того, Белого Пути Жизни. Улыбнулся он, распахнув очи, в которых мерцали холодным льдом осколки неба: — Meu amor. («„Любовь моя“») И хотел было балий стянуть с тела незримые путы, чтобы пойти горячо любимой деве навстречу, которая всегда отзывалась на его зов ласковыми касаниями и тёплыми объятиями, но не мог, ибо был Закон, который гласил: коли ступил на Путь, не смей с него уходить, покуда не завершишь даже самый простой ритуал, а иначе… Балий, коротко вздохнув, опустился на колени, погрузившись вместе с кристаллом по грудь в воду. Воздел он свои руки к небу и закрыл снова очи, на сей раз без прежней охоты вспоминая выжженные на подкорке слова: — Romper, cadea de fluxo. («„Разорвитесь, цепи течения“») Повинуясь приказу балия, течение взаправду стало разворачиваться. Прибрежная волна в последний раз лизнула берег, прежде чем уступить далече. — Seu raíces — miñas veas. Seu ramas — miñas vasos sanguíneos. Seu núcleo — meu barriga. («„Твои корни — мои вены. Твои ветви — мои сосуды (кровеносные). Твоё ядро — мой живот“») Вода закрутилась спиралью, вздрагивая в унисон с пульсом балия. Затрясся тот всем телом, закатились его очи. Обнажилась река взору балия всеми своими корнями и ветвями. И… опала, окатив приливной волной ба… Юмичику. Встал с колен Юмичика. Сердце успокаивало свой ритм. Но глаза всё ещё хранили сверкание ледяной голубизны, проявляющейся в моменты единения с Путями. Он обернулся и медленно побрёл к берегу, вынимая на каждом шагу стопы из вязкого песка, сопротивляясь слишком тягучей воде. Но всякая усталость покинула его члены, стоило только обратить взор на берег. Там, уютно устроившись в объятиях Иккаку, сидела босоногая Орихиме. Взгляд её светился чистейшим янтарём, а по волнистому водопаду злато-медных волос стекали искрящиеся капельки — признак того, что дева что-то желала. И Юмичика был рад исполнить любую её прихоть. — Meu corazón. («„Моё сердце“») Он подошёл к Орихиме и опустился перед ней на колени. И было протянул руку, дабы сплести свои персты с её, но остановила Орихиме нежный порыв, сперва взяв ладонь Иккаку в свою. Лишь после сего она потянулась к Юмичике и уже без всяких препятствий позволила ему коснуться себя. Глаза Иккаку тотчас осветил багрянец. — Хм, так вот как вы видите мир… Незнакомый с колдовством жриц Матери-Земли и балиев Воды, Иккаку с тихим восхищением смотрел вокруг себя, замечая невесомые, полупрозрачные ветви Путей Воды и Земли. Юмичика лишь улыбнулся, ловя отголоски Сил Иккаку — тот был всё-таки воин, а не балий и почти эфемерные алые венки, которые тянулись от его тела, лишь подтверждали это своей короткой длиной и слишком быстрым затуханием. Когда лишняя энергия Воды покинула полностью тело Юмичики, а энергия Земли покинула Орихиме, то Юмичика не сдержался и приник к её нежным устам в желанном поцелуе. О, несравненное чувство! Никакой источник, никакой Путь не сможет даровать ему столько волнения и сил, как поцелуй его возлюбленной. Поцелуй с ней вызывал в балие дрожь, какая пробегала по его телу в момент соединения с Путями. Но та дрожь никогда не была столь же горяча, нежна и никогда не давала ему столь необъятное, всепоглощающее чувство… жизни.❦ ❧ ❦ ❧ ❦ ❧
____________________________________________________________________________________ От автора ____________________________________________________________________________________
Кто не понял про градации всех этих балиев и прочих иже с ними, поясняю всё популярно и весьма детально: Существует в мире этом особая магия. Это не волшебство в классическом его понимании, как, например, в том же «Гарри Поттере». Чародеи, балии, чернокнижники, ведьмы и даже ведуньи с травницами — все они используют силы Природы. Природы, которая в этом мире вполне живая. Не настолько, как во «Властелине колец», например, где деревья могли ходить и где были всякие демоны. Сила Природы проходит по всей планете и через неё. То, что видит Юмичика — это Пути, по которым течёт сила Природы. Течёт сила Потоками, слабыми, мощными, не важно. Это напоминает корневую систему дерева или капилляров, сосудов и вен в теле млекопитающих. У Путей много разновидностей. Самые распространённые Пути разделяются по основным элементам — Огонь, Вода, Земля, Воздух. Отдельно есть Жизнь. По Пути Жизни балий может увидеть местонахождение какого-либо человека. Чем могущественнее балий, тем лучше он распознаёт Пути Жизни. Те, кто подчиняет себе Воздух, Огонь или Землю хуже всего видят Пути Жизни, даже если они очень сильные колдуны Те, кто подчиняет Воду или, как Орихиме, занимается врачеванием, лучше всех видят Пути Жизни. Но насчёт подчинителей сил Земли тоже есть маленький нюанс: те, кто не занимается врачеванием, но подчиняет Землю в качестве атакера, а не хилера (как Орихиме), хуже видят Пути Жизни. Чем так хуже чернокнижники или чем они отличаются от колдунов/чародеев/балиев и от ведьмаков, помимо того, что по сути они все схожи, а все эти слова — синонимы? Всё просто: чернокнижники учатся своему мастерству через различные писания, в которых говорится как забирать энергию из той или иной Силы. «Ну, и?» — спросите вы, в чём разница-то? Вот в чём: в писаниях помимо основ и более серьёзных секретов так же говорится как самому ничем не жертвовать. Тут как в «Цельнометаллическом алхимике» — равноценный обмен! Если балий пользуется не на тренировке, а в личных целях какой-либо Силой, то он взамен отдаёт свою энергию, жизненную энергию (человек «стареет», используя магию) или даже душу. Чернокнижники не отдают частичку себя взамен того, что они взяли, зачастую иссушая реки и озёра там, где воды и так мало, призывая пламя или молнию там, где слишком сухо и холодно и так далее. Если им что-то нужно серьёзное сотворить, что требует большого количества энергии или даже жизненных сил, то они жертвуют окружающей природой, умертвляя «сосуды» и «капиляры» Природы вокруг или даже убивая чужую Жизнь. Вот почему они так сильно преследуются. Что касается Деймоса, то на самом деле это всё выдумки церкви Вечного Белого Света. В мире нет ангелов и демонов, ни в каком религиозном понимании простого люда и многих непосвящённых, а значит, необразованных церковников и послушников. Поэтому-то тот упомянутый чернокнижник и смеялся над теориями про его дьявольскую личину. С другой стороны, есть некие духи, которые отвечают за функционирование того или иного элемента. Например: владычица силы ветра — Атмос (от слова атмосфера), владыка сил воды — Агуас. И так далее. Как вы могли догадаться (если конечно об этом задумывались), лучше всего контролируется балием его Сила, когда он полностью окружён в её источник. Для Орихиме это касание обнажённых участков тела к самой земле, к почве. У Юмичики это окунание в озеро. Для тренировок самое то — и не надо много сил тратить на призыв Сил, и здоровью не вредит, а при случае, как в первой части, и физическую энергию может восстановить, коли человек устал. Надеюсь, я многое вам смогла объяснить и у вас отпала тонна внутренних вопросов, касающихся данной Вселенной. К слову, мне самой всё это устройство (мною же и придуманное) понравилось. Эх, было бы достаточно времени и сил, я бы обязательно какой-нибудь ориджинал замутила под таким соусом :) Благо Анджей Сапковкий мне дал ну ОЧЕНЬ много пищи для размышлений и полёта неуёмной фантазии ^___^____________________________________________________________________________________ ____________________________________________________________________________________
Просто интересная информация: ≫ Камиза (Шамиза, шамиз, от фр. chemise) — длинная рубашка из льна, которую носили вместо нижнего белья на протяжении довольно долгого периода времени в Европе. Её носили как мужчины, так и женщины, но в более позднее время (примерно к концу Средневековья) мужчины стали укорачивать рубахи и носили их вместе с такими же льняными штанами. ≫ Брэ (от фр. braiel — тесьма, поддерживающая пояс штанов на бёдрах) — собственно, это и есть эти самые льняные отдельные от рубахи штаны. Я не стала мудрить и вставлять все эти названия в историю, но подумала, что такая инфа может показаться вам интересной.____________________________________________________________________________________ ❦ ❧ ❦ ❧ ❦ ❧ ____________________________________________________________________________________
❦ ❧ ❦ ❧ ❦ ❧ ℵ६ჯィ ℭℌ٩℘ィ६ჩ ❧ ❦ ❧ ❦ ❧ ❦
О ведунье, верховной жрице культа Матери Земли и лёгкой ревности.
TPR — Terra
— Матушка Ячиру! Орихиме неслась по острым камням, больно изрезая босые ноги в кровь. Впереди маячил бело-чёрный образ её наставницы, которая стала ей в своё время настоящей матерью — сразу после рождения её кровная мать отказалась от неё, только увидев рыжеватые завитки на младенческой головке. — Матушка! Задыхаясь, Орихиме всё-таки добежала до неё. Ноги были стёрты в кровь и ещё невероятно болели. Но дева не обратила на боль внимания. Стройный стан высокой черноволосой верховной жрицы неколебимо стоял на краю обрыва, хоть и ветер завывал пуще стаи чудовищно голодных волков. Только пряди слегка колыхались. — В чём дело, дитя? — Ячиру обернулась. У Орихиме потеплело в груди — не изменился взгляд её матушки и наставницы по ремеслу. Всё такие же глубоко-синие, всё такие же красивые очи. И вместе с тем, взгляд волевой, твёрдый, не по-женски отдающий смертельной опасностью. Которая, впрочем, никогда не затрагивала саму Орихиме — мать никогда не обидит своё любимое дитя. — Матушка, зачем вы от меня уходите? Зачем вы хотите меня бросить? Матушка… Орихиме задохнулась от накативших слёз и чувств. Буквально одними губами она шептала, не думая о том, что её услышат, да ещё в такой ветер: — Возьмите меня с собой, матушка. Я не хочу быть одна… Женщина мягко улыбнулась деве, но покачала головой: — Хотеть подобного — преступление. Там, где я, живым не место. А ты… Разве так плохо — продолжать жить, даровать новую жизнь, быть причиной другим, чтобы жить? Разве так уж плохо, что ты в корне отличаешься от меня — женщины, которая не может даже мечтать обо всём этом? — О чём вы? Не ответила Ячиру. Только протянула руку, пройдясь кончиками пальцев по нежной щеке, влажной от слёз. Она глубоко вздохнула и Орихиме могла поклясться в этот момент, что в глазах сверкнул укор: — Кто бы знал, что мой нежный цветочек достанется сразу двум… садовникам. Впрочем, мне ли судить? Мне ли осуждать? Я конечно, ещё поборолась бы против этих двоих, но тебе они, кажется, нравятся больше, чем мне. Да и кончилось моё время. Пора. — Э? Что вы… Матушка! Орихиме оторопела: не пояснив боле ни слова, её любимая матушка Унохана Ячиру, в народе которую знали исключительно по имени Рецу, развернулась и бросилась вниз с обрыва. Но не разбилась она о скалы, не утонула в пучине. Поднявшаяся волна завернула, будто оберегая, женщину в водный покров. И это не смотрелось как-то страшно. Орихиме словно что-то поняла… Яркая вспышка алой молнии озарила небо и фигуру, которая вскоре скрылась под водой. Забурлило море, зашумело. Будто оно было довольно тем, кто самовольно только что прыгнул в смертельные объятия. Поднялась новая волна. Ветер стих. Орихиме смотрела на водный, чёрнеющий своей бесконечностью водный массив. Но не утянула волна её на дно, не забила до смерти о скалы. Загорелась карминовым молния на небе. Очистившимся от каких-либо облаков. Волна смягчилась будто. Приникла она мелким бисером к её босым стопам, излечивая от ран. Вспыхнула, медленнее, молния, согревая не хуже весеннего солнца озябшую от былого ветродуя деву. Поцеловала её волна в бархатные ланиты. Прикоснулась своим алым светом к её челу молния, да поцеловала прямо в нежные уста…❦ ❧ ❦ ❧ ❦ ❧
— Ай-й-й… — закряхтел чей-то голос почти над ухом. — Как тебе не стыдно воровать первый поцелуй у Принцессы?! — зашипел второй, тоже близко. — С какого бодуна первый? Уже давно не сто первый даже! — Сегодня — первый. — А что, сам хотел первым сегодня быть, повелитель луж? — Неотёсанный рубака! — И правда — два садовника над одним цветком… — задумчиво протянула Орихиме, открывая глаза. — Вот видишь, ты её разбудил! — Юмичика недовольно ткнул тупым наконечником стрелы в бок Иккаку. — Сам её разбудил! — Мне, знаете ли, снился удивительный сон, мои садовники. — Причём тут садовники? — забормотал Иккаку. Юмичика пожал плечами, помогая встать деве с их импровизированного ложа. Холодало — наступила осень, и путники искали места в лесной чаще для ночлега, где потеплее. — Помните, я вам рассказывала о своей наставнице? Орихиме уселась на укутанный мхом валун подле их временного шалаша. Достала их своего мешка гребень, распустила ночную косу и стала расчёсывать медные локоны. Мужчины странно как-то переглянулись меж собой. — Помним. Хоть ты и однажды о ней рассказывала. — Помнится мне, — продолжала рассуждать Орихиме, — матушка моя была черноволоса, статна, высока. — Настоящая верховная жрица, — кивнул Иккаку. Он себе почему-то всех верховных жриц всяких культов и верований так представлял. — Помнится, называла я матушку Ячиру, для вас. — Орихиме продолжала расчёсывать волосы. — Но подумалось мне сегодня во сне, что матушка недовольна немного мной. Или вами, — она осмотрела гребень и вытащила несколько оставшихся волосков. И продолжила занятие, не обращая внимание на удивление на лицах мужчин, которое увеличивалось с каждым произнесённым ею предложением. — Матушку мою звали в народе Рецу. Да только настоящее её имя было Унохана Ячиру. Она всегда меня оберегала от любых бед. Но не настолько, чтобы я несмышлёным цыплёнком была, когда останусь одна. Орихиме и на этот раз проигнорировала волнение, отразившееся на лицах балия и ведьмака. — Матушка была сильной. Спокойной. Терпеливой. Но в момент опасности для моей жизни всегда становилась смертельно опасной. Иккаку нахмурился. Юмичика с нескрываемой печалью и виной во взгляде открыл было рот, чтобы что-то начать говорить, но Орихиме не дала ему этого сделать. — Думается мне, мои садовники, что сегодня она всё-таки вас признала. Юмичика так и остался стоять с открытым ртом. Иккаку больше не хмурился. Но оба они, кажется, перестали что-то понимать. — Согревающая кровавая молния и оберегающая волна, — задумчиво пробормотала Орихиме. Она отложила гребень. Встала и поцеловала Иккаку в уста. Затем Юмичику в щёку. Незамедлительно тот обнял её за талию. Иккаку не отстал от друга и обнял за плечи деву, по давней привычке, за которую Юмичика его постоянно подтрунивал, уткнувшись носом в рыжие волосы. Они оба напоминали Орихиме о матушке Ячиру. Глаза Юмичики светились двумя осколками летнего неба — точь-в-точь как у матушки. Иккаку был готов оберегать её от любой напасти, будь то разбойник или просто лесной холод — один в один как заботливый родитель. Они такие же милые, такие же спокойные. Но в определённый момент способные проявить силу, даже жестокость.❦ ❧ ❦ ❧ ❦ ❧
В холод и в жару, в голод и сытость Орихиме, Иккаку и Юмичика — ведунья, ведьмак и балий не расставались. С тех пор, как на тёмном тракте, не освещённом даже тусклым светом звёзд, они повстречали друг друга, их жизни поменялись. В корне. Только они сами не догадывались об этом. Спустя много лет, когда Иккаку с Юмичикой собрали всю свою смелость и волю в кулак и рассказали Орихиме о том, что это они стали ангелами смерти для её матушки, о которой после утренней беседы в лесу дева часто стала вспоминать, они не встретили ожидаемого отторжения, ненависти и грусти. Орихиме с самого начала всё знала. Знала, что за голову матушки назначена награда, что по миру всегда ходили только ужасные слухи и сплетни о том, что Унохана Рецу — безжалостная убийца, любительница истязать чужих мужей, гурманка, предпочитавшая детские глазки на завтрак, вместо варёных яиц и много прочего. Знала дева и о том, что вдохновлённые лживыми слухами вознамерились благородные мужчины избавить мир от такого чудовища. И честно призналась, что когда перепуганные, окровавленные, избитые почти до смерти они упали прямо в её руки, поначалу она думала о мести, зная, что раненая матушка не сумеет вовремя скрыться от погони церковной гвардии, что следила за двумя на удивление наивными героями. Иккаку с Юмичикой немного… страшились того, что болезненно напоминают своим лишь присутствием возлюбленной о главной трагедии её жизни. Но ведунья смело развевала их сомнения каждый раз, как замечала подобное в их взглядах.