Death Stands Above Me

Казалось, тьма длилась целую вечность. Хакс не смог бы вспомнить, как долго он был без сознания после ухода Рена. Он пребывал в блаженном неведении и не знал, сколько циклов прошло. Те краткие моменты, когда он приходил в себя, были наполнены лишь болью, пульсирующей сквозь каждую клеточку его тела. Он жмурил глаза от чересчур яркого света, пытался менять позу, чтоб обрести хоть немного облегчения, прежде чем мучительные ощущения снова накатывали на него. Боль стала его единственным способом отслеживать течение времени. Бакта, которую Рен нанёс на кожу будто миллион лет назад, заживила рубцы. Даже небольшого количества хватило, чтоб на их месте остались лишь темнеющие синяки. Горло до сих пор саднило, а на запястьях виднелись следы от пальцев Рена, но кое-что было ещё хуже. Его голова. Она так ужасно болела, что даже лёгкий поворот и мимолётный взгляд в сторону двери заставляли его почти кричать. Свет в комнате был таким ярким, что даже с закрытыми глазами казалось, он жёг его изнутри. Его тело было совершенно разбитым, словно он только вышел из комы, но он не собирался признавать поражение и прикладывал все усилия, чтоб снова взять под контроль свои конечности. Он не был уверен, сколько часов провёл, принуждая себя двигаться, собрав всю оставшуюся решимость, чтоб не сдаваться и продолжать попытки. Он сосредоточился на ненависти к Рену, на воспоминаниях о том, как тот пыхтел на нём, на гадливом ощущении высохшей спермы на своей спине. Всё это подпитывало его гнев. Колющая боль в голове была такой резкой, что он буквально расплакался к тому времени, как ему удалось уверенно поднять руку, согнуть её и сжать ладонь в кулак. А потом он повторил всё снова — с другой рукой. Так проходил час за часом; он разрабатывал тело, вопреки всем травмам, которые нанёс Рен. Боль служила напоминанием о том, что произошло, и о том, что ещё предстояло. И если до этого Хакс думал просто терпеть, позволяя Рену делать всё, что заблагорассудится, и тем самым внушить ему ложное ощущение безопасности, то теперь… Хакс тренировался без перерыва, пока вновь не обрёл способность стоять и ходить. Сперва ему приходилось цепляться за кровать лишь для того, чтоб просто удерживать себя в вертикальном положении, но в конце концов он это преодолел. Рен, в поспешности, забыл застегнуть обруч вокруг его щиколотки, так что он был волен ходить во всей комнате. Каждый шаг был пыткой, посылавшей волны боли, которая преобразовалась в мигрень. Ему казалось, что его мозги превратились в жижу, безвольно перекатывающуюся в черепной коробке. Часть его хотела — очень отчаянно — заползти на койку, укрыться и спать до тех пор, пока боль не пройдёт. Но он не мог себе позволить этого. Поэтому он ходил. Несмотря на боль, вопреки изнурённости — он ходил. Ходил и планировал. Когда пискнула панель у входа, Хакс сидел на койке, прижавшись левым боком к стене так плотно, как было возможно. Колени он подтянул к груди и обхватил ноги руками. Он сосредоточил взгляд на своих коленях, но услышал, как вошёл Рен. Медленно. Шаги то и дело замирали, будто Рен подумывал развернуться и уйти. Хотел бы Хакс, чтоб это было правдой, даже несмотря на то, что Рен, вероятно, принёс пищу. А он не ел уже несколько дней. Он услышал, как что-то поставили на стол, наблюдая боковым зрением тёмную высокую фигуру. Он прикрыл глаза, просто желая, чтоб Рен оставил еду и ушёл, но тот подошёл ближе. Наконец, Хакс почувствовал, как прогнулся край кровати под весом Рена, и на него вновь накатил ужас и желание свободы. — Мне бы не хотелось, чтоб ты думал об этом, — произнёс Рен таким низким голосом, что Хакс едва его услышал. Игнорировать его не получалось. Только не в ситуации, когда он напрямую угрожает ему. Рен печально вздохнул, и Хакс понял, что он уловил и эту мысль. — Я просто… — снова начал Рен, — рядом с тобой я плохо соображаю. — Голос звучал беспомощно и безнадёжно. — Как только я увидел тебя впервые, я понял, что должен тебя заполучить, что ты будешь всем для меня, и я… не могу оставить тебя, Хакс. Не могу. Генерал ощутил движение вновь, почувствовал приближение, и когда решился открыть глаза, то Рен сидел совсем рядом, протягивая к нему руку. Чистый инстинкт выживания заставил его отшатнуться, немедленно породив в мозгу образ когтистой лапы, в то время как голос Рена в голове пытался сгладить эту картину. Рен отдёрнул руку, как ужаленный, и Хакс заметил страдальческую гримасу на лице мучителя. Под глазами у него залегли тёмные круги, белки налились кровью, а лицо его было бледнее обычного. Вероятно, он не спал. Хорошо. Пусть почувствует хоть толику того, что и он. — Я чувствую, — ответил Рен на слова, которые не были озвучены. И это было насилие — насилие над его разумом снова. — Мне жаль… мне очень жаль. — Кайло опять приблизился, ограничивая своим телом возможность Хакса двигаться — осознавал он это или нет. В этот раз он не убрал ладоней, когда Хакс отшатнулся. Одной он начал ласкать макушку генерала, второй — мягко, но уверенно, прихватил его за плечо. — Прости, я не… не знаю, как прекратить всё. Я никогда… Рен прервал себя, глубоко вздохнув, будто ему было больно говорить и дышать. Он склонил голову, и Хакс заметил, что по его лицу текут слёзы. Кайло открыто плакал перед ним, и генерал созерцал это с невероятным чувством удовлетворения. Но ладони его не переставали поглаживать Хакса, блуждая по телу почти успокаивающе и нежно. — Мне очень, очень жаль. — Пленник продолжал молчать. Рен постарался укротить рыдания и опустил голову на колени Хакса. Он прижался теснее, почти обвившись вокруг тела генерала, и тому пришлось напомнить себе, как дышать. — Пожалуйста, ну пожалуйста, Хакс… ты должен меня простить, — бормотал Кайло, мотая головой, несмотря на то, что упирался лбом в чужие колени. — Пожалуйста, я больше… я больше не буду… обещаю, никогда больше так не поступлю! Мне нужно, чтоб ты простил меня, Хакс, дорогой, пожалуйста! Хакс пересилил себя. Он кипел от ненависти, но он в состоянии подарить Рену это. В состоянии обменять это на покой. Его руки дрожали, когда он начал ворошить всклокоченные волосы Рена. Те были очень спутаны, но он терпеливо и осторожно перебирал их, и постепенно рыдания Кайло затихли, перейдя в малозаметную икоту. Затем его правая ладонь осторожно скользнула к подбородку Рена, подталкивая, совсем слегка, его голову вверх, и Рен охотно последовал за этой лаской. Хакс аккуратно убрал грязные космы с его лица, открыв совершенно жалкое зрелище. Он почти испытал сострадание. — Хорошо, — произнёс Хакс осторожно, вглядываясь в глаза Рена, чтоб быть уверенным, что полностью завладел его вниманием, прежде чем продолжил. — Я прощаю тебя. А затем вцепился в волосы Рена покрепче и, собрав всю свою силу и ненависть, приложил того виском о бетонную стену позади себя. Кайло даже не вскрикнул, хотя рот его раскрылся. Качнувшись, он попытался схватить Хакса. Тот почувствовал, будто Сила извивается в воздухе вокруг него, и, немедля, ударил его о стену ещё раз. И ещё. Пока, наконец, тело Рена, обмякнув, не упало на него. Яркое красное пятно выделялось на сером бетоне. Действовать нужно было быстро. Он оттолкнул Рена, не задумываясь особо, что должен перелезть через него. Он смотрел на дверь, ведь… Она была открыта. Открыта, блядь! Теперь-то Хакс припомнил, что не слышал второго сигнала, который означал, что дверь закрылась должным образом. Мысленно он восславил тупость Рена, пока торопился к выходу, притормозив лишь для того, чтоб прихватить пайки, которые принесли для него. Там же лежала серая туника — слишком большого размера, но лучше уж такая, чем вообще ничего. Хакс выбежал в дверь, не озаботясь тем, чтоб обернуться, не желая этого. За дверью был длинный коридор, разветвляющийся на две стороны, как Хакс и предполагал. Он был тёмным, так как никто давно не проходил мимо сенсорных датчиков освещения. Он не видел выхода ни в одной из сторон, но это не имело значения. Ему просто необходимо убраться отсюда. Он рванул влево. Хакс бежал. Это было непросто. Голова по-прежнему кружилась, он испытывал тошноту и слабость, но адреналин подстёгивал его и гнал вперёд. Он не мог позволить себе бессилие — не сейчас, когда свобода совсем близко. Коридор был извилистым, и чем дальше Хакс продвигался, тем больше паника сжимала ему горло. Что если он выбрал не то направление? Что если он лишь углубляется в недра бункера? Что если он ошибся? Вдруг свет озарил гигантское помещение ангара перед ним, и сердце чуть не выпрыгнуло от радости. Он почти на месте, он сделал это, он свободен… И тут он врезался в стену головой и плечом. Удар был такой сильный, что он не удержался на ногах. Хакс посмотрел вперёд, но не увидел никакой стены — лишь коридор и огромный ангар в его конце. Он поднялся на ноги, не удосужившись собрать с пола рассыпанные пайки, и попытался продолжить путь. Но протянув руку, наткнулся на стену — монолитную и невидимую. Он надавил на неё — она не поддавалась. Он мог лишь смотреть на средство для достижения свободы. Он видел спасательный модуль, который они использовали, чтоб покинуть «Старкиллер». Тот был так близко, что, казалось, до него можно было дотронуться. Но это было пустой фантазией. Как бы он не толкал и не бил стену, он не мог сдвинуть её с места. — Хакс. Он обернулся и увидел Рена. Волосы его были влажными от крови. Она сочилась из раны на голове и стекала вниз по щеке. Широко открытые глаза были затуманены тьмой. Ладони, сжатые в кулаки, нервно подрагивали. Хакс понял, что стена не была защитным силовым полем — её создал Рен, используя свою сверхъестественную мощь. Первым порывом было упасть на колени и, рыдая, молить о свободе, о милосердии, о том, чтоб всё наконец завершилось. Но нет, он не сдастся. Не после того, что было. Не сейчас. — Отвали от меня! — заорал Хакс, когда Рен подошёл ближе. Его шаги были медленными, но уверенными, как для того, кто должен был умереть. — Отпусти меня, ты, больной, извращённый мудак! Ты чудовище! Когда Рен был совсем близко, Хакс замахнулся кулаком, целя в место ранения. Он почти сумел дотянуться, как вдруг застыл на месте, удерживаемый щупальцами Силы. Ужас охватил его и сдавил горло, когда он поднял взгляд на окровавленное, изуродованное шрамом лицо Рена. Кайло простёр руку и дотронулся до щеки Хакса, нежно огладив скулу. Генералу хотелось кричать, брыкаться и бежать, но ничего из этого он сделать не мог. — Не волнуйся, Хакс, — сказал Рен, хотя в голосе его не было и толики утешения. Интонации были совершенно безжизненными, вялыми и лишёнными каких-либо эмоций. Рен посмотрел Хаксу прямо в глаза, и тот узрел там уверенно тлеющую ярость. — Я прощаю тебя. Рука Кайло двинулась и, крепко сжав голову Хакса, приблизила к своему лицу. Хакс не мог отвести глаз, несмотря на то, что был абсолютно напуган грядущими перспективами, тайно надеясь, что Рен просто прикончит его здесь и сейчас, не будучи уверенным, что сможет пережить тот гнев, что обещал ему этот дикий взгляд. Хакс заметил, как Кайло в напряжении сдвинул брови, и вдруг услышал странный звук, как если бы вода затекала в уши. Он мигнул — зрение стало нечётким, и он понял, что Рен опять копается в его голове, а он не в состоянии сделать хоть что-нибудь. Он даже не мог открыть рот, чтоб закричать. Он мигнул снова — зрение стало совсем расплывчатым, шум в ушах усилился. Всё в нём взывало о помощи, о свободе, о безопасности. Но это был немой крик. Когда он прикрыл и открыл глаза в очередной раз — тьма охватила его. Хватка Рена ослабла, и он безвольно упал на пол. Он почувствовал удар о поверхность, исходящий от неё холод, но… Он не увидел её. Он вообще ничего не видел. Хакс поднял руку и ощупал свои глаза. Они были на месте, они были открыты. Но всё, что он видел — тьма — абсолютная тьма. Он открыл рот, чтоб крикнуть, ощутил треск в горле, слишком болезненный, блядь, но… Не услышал его. Он ничего не слышал. Он орал и орал, но ни один звук не долетал до его ушей. Он тёр пальцами лицо, касался глаз, но не видел. Он ощутил, как его схватили, и затрепыхался слепо и дико. Его собственные руки были будто связаны, и он ничего не мог поделать с цепкими объятиями Рена. Кайло прижал его к себе теснее, и Хаксу оставалось лишь выкрикивать слова, которых он не слышал, и пытаться наносить удары, которые не достигали цели. Руки Рена обвили его, прижав его собственные по бокам, а потом Хакс ощутил движение и понял, что бесполезно надеяться на благополучный исход. Он не переставал брыкаться и вопить, несмотря на то, что в этом не было никого прока. Рен толкнул его, и Хакс приземлился на кровать, которая показалась ему такой мягкой в этот момент. Он рванулся вперёд и до крови ободрал костяшки пальцев о бетон. Он не видел, куда двигается, он потерял способность чётко мыслить. Оставалось только впустую дико молотить руками. Он поймал ладонями металлическое изголовье койки и, вцепившись в него отчаянно, потянулся вперёд. Кажется, он вопил не переставая всё это время, но не слышал ни звука. Вездесущие руки Рена сгребли его в охапку, прежде чем он успел отползи достаточно далеко, и притиснули ближе к телу мучителя. Сперва Хакс ощутил, как ткань рубахи Рена царапает его спину, и лишь затем осознал, что бёдра Рена обнажены и, прижавшись совсем тесно, тот бесстыдно трётся о его задницу. Своим стояком. Хакс забился сильнее, пытаясь вырваться из хватки, но без тех чувств, что направляли его, Рен легко удерживал его пришпиленным к кровати. Хакс даже не был уверен, рука ли Кайло прижимает его шею, или это неумолимая Сила. В любом случае, это не имело значения. Лицом его ткнули в койку, приподняв при этом бёдра вверх и зафиксировав в этом положении. Определённо, теперь это было действие Силы. Руки Рена вцепились в его ягодицы и развели их в стороны. Хакс даже успел подумать, что не знает, хорошо или плохо, что он ничего не видит и не слышит, когда липкая жидкость капнула на его дырку. Она медленно стекала вниз, к промежности, а пальцы Рена удерживали его раскрытым, грубо, до синяков, впиваясь в кожу. И да, отсутствие зрения и слуха было минусом. Ничто не могло его отвлечь от этих ощущений. Палец Рена толкнулся в него, и Хакс вскрикнул, почувствовав лишь, как растянулся его рот в безмолвном вопле. Он никак не мог абстрагироваться от того, как палец двигается внутри. Рен добавил жидкости и всунул второй. Рано, слишком рано. Было больно. Рен чересчур быстро пытался его растянуть. И Хакс знал, что последует за этим. Чего хотел Рен. Хотя это уже не имело значения. Ничто не в силах было остановить процесс. Может, это его судьба. Он почувствовал, как член толкнулся в его дырку. Он знал, что это слишком. Он не подготовлен достаточно. Его тело будет сопротивляться. Рен с силой пихал и пихал, и Хакс, осязая, как вибрирует его горло от криков, ощутил, как растягиваются и подаются его мышцы, впуская Рена внутрь. Красное. Нежная кожа порвалась, и всё, о чём Хакс мог думать: красный цвет. Он думал о крови, что течёт из него, о воплях, которых он не слышал, но от которых болела глотка, о неумолимой мощи, с которой Рен раздирал его тело. Кайло прижался к нему всем торсом. Хакс почувствовал, как губы мучителя коснулись его уха, почувствовал, что он что-то говорит, но не услышал ни слова. Затем Рен огладил Хаксу бок, обманчиво нежным движением, и отстранился. Осталась только боль, которую причинял засевший глубоко в нём член. Ситуация ухудшилась, когда Рен начал двигаться. Толчки его были медленными и монотонными. Крепко ухватив Хакса за бёдра, он натягивал его к себе на член до упора. Хакс вопил. И это было всё, что он мог поделать, ведь Сила удерживала его от любых попыток извернуться. Рен двигался уверенно. Его толчки поначалу были размеренными и чёткими. Но вскоре он сменил темп на жёсткий, резкий, почти неистовый. Хакса будто кроило надвое, и он никак не мог это прекратить. Краем сознания, почти в бреду, он задавался вопросом: а вдруг уничтоженный дроид испытывал то же самое, что и он сейчас. Ещё раз вспомнил свои фантазии о том, что дроид был живым — цельной личностью — прежде чем попал в лапы Рена. Слёзы текли по его лицу. А Кайло всё продолжал неумолимо растягивать его, разрывая и калеча. Его член без устали вбивался в Хакса — сильнее, глубже. Его руки, казалось, ощупывали всё тело сразу. Тискали, лапали, тянули за волосы. Губы Рена вновь коснулись его уха, и в этот раз Хакс услышал голос — прямо в голове — подавляющий и напористый. Ты мой, Хакс. Отныне и навсегда. Рен перестал воздействовать на него Силой, и он растянулся на койке безвольной куклой, не предпринимая уже никаких попыток борьбы. Рен грубо втрахивался в него, а Хакс просто лежал, смиренно принимая боль и думая о разбитых зеркалах, сочащихся кровью. А потом Рен кончил в него. Его семя казалось раскалённым добела. Хакс явственно ощутил жар внутри себя, почувствовал, как оно обожгло кожу, когда его остатки капнули ему на спину, почувствовал как судорожно от внезапной пустоты сжалась его дырка. Он рыдал. Рыдал навзрыд и не мог остановиться, но это было совершенно неважно. Если он себя не слышит, то слышит ли его кто-то ещё? Если он себя не видит, то видит ли его кто-то? Никто. Только Рен. Хакс завалился на бок, когда Рен, наконец, отпустил его, и замер. Ничто не могло облегчить эту ужасную боль. Он дёрнулся инстинктивно, когда одеяло коснулось его тела, осознав вдруг, что его бьёт неудержимая дрожь. Рука Рена погладила его волосы, и Хакс отшатнулся, когда губы прижались к его виску. Я люблю тебя. Мой прекрасный, идеальный Хакс.