Прости меня

Карпов на несколько секунд растерялся, когда на него из двери глухаревской квартиры пулей выскочили две полуголые девицы. - Какого хера?! И дальше одного взгляда хватило, чтобы все понять. Помятый и полуголый Антошин, от которого даже с расстояния в несколько метров разило бухлом подпирал стену и глупо таращился на Глухарева, который прямо в верхней одежде сидел на краю кровати и пытался влить в Зимину воду. Сама начальница – с перекрученной юбкой, испачканной форменной рубашкой без одного рукава, с перебинтованной в пятнах крови рукой, растрепанная и очень бледная не подавала признаков жизни. - Вы…вы совсем уже что ли?! Карпов конкретно затормозил второй раз за короткий промежуток времени, что случалось с ним довольно редко. Его неожиданно одновременно захлестнуло горячее возмущение происходящим и остро кольнула…непонятная жалость к Ирине, которая выглядела в этой ситуации как-то очень уж беспомощной и… кинутой что-ли… . То, как Глухарев себя с ней вел не укладывалось в рамки, и их любовные отношения тут были вовсе не причем. По обычным пацанским, мужицким поняткам они не укладывались в рамки – вот в чем было дело… - Ой, да иди ты! – огрызнулся Глухарев. – Какого х… ты тут вообще? Рука Сергея неудачно дернулась, заливая водой лицо и шею начальницы. - Да, ты че творишь?! Стасу хотелось бы ответить на вопрос, что творил он сам, когда, оттолкнув майора, легко подхватил начальницу на руки. - Стой, ты куда ее? – Глухарев коршуном кинулся следом, натыкаясь на тяжелый взгляд подпола. - Сказал бы я тебе сейчас, да момент не подходящий! В больницу! Или хочешь, чтобы она откинулась вот здесь на вашей кровати? Слово «вашей» резануло слух, резко обдав чувством вины, и Сергей, поняв, что момент действительно неподходящий, отступил. - На моей поедем. Карпов ничего не ответил, сдергивая одеяло и прикрывая им Зимину. Лишь в дверях на секунду притормозил и даже не оборачиваясь в сторону Антошина, бросил короткое: - А ты,…, уволен, ….! Устроив Ирину на заднем сидении, они выехали со двора. - Ну и мудак же ты... - резюмировал Стас. - И учти, если Зимина по милости твоего... друга... Короче, ты в жизни не расплатишься. - А че ты мне угрожаешь? Думаешь, один такой крутой взялся? - Не угрожаю, довожу до сведения. До ближайшей больницы мчались на приличной скорости по пустым дорогам. Глухареву было наплевать на все существующие правила, на все знаки и светофоры. Он боялся, ужасно боялся, что Ира действительно может умереть, он боялся чувства вины, которое грозилось в таком случае похоронить его такое красивое и такое безмятежное нынешнее счастье. Ну, почему это все должно было случится именно сейчас, именно с ними, когда только начало казаться, что все налаживается. Ирка, в противовес обычной нежной и простой Ане, теперь четко ассоциировалась с этой мужской и грязной профессией, с трудностями, проблемами, болью и кровью собственного ранения, а вот теперь и ее… Ну, почему?.. Да еще и Карпов невероятно бесил своими вечными ухмылками и понтами. Пока они ехали, подпол кому-то звонил, матерился, снова звонил и снова матерился, вызывая у Сереги еще большее раздражение. Уже у больничных ворот Ира более-менее очнулась. Стас прислушался к ее тихом стону, чувствуя и страх, и облегчение, и какой-то животный ужас. И еще нереальность происходящего. Ну, не могло это происходить на самом деле с Ириной! - Иди в приемник, пусть открывают, - распорядился Карпов и Глухарь, явно на взводе припарковался, отыскал глазами двери приемного отделения, после чего кинулся к ним. Вопреки опасениям Стаса, в приемнике никто не спал. Серега быстро объяснил ситуацию врачу в помятом зеленом костюме, они вместе с медсестрой выкатили на улицу каталку, на которую с помощью Карпова погрузили Иру. Она все еще была без сознания, и Глухарев снова как-то обреченно подумал, что Ира и правда умрет. Почему ему приходили в голову именно мысли о смерти, он не мог понять. Ведь ранение у нее не такое серьезное и при падении она ударилась, кажется, не сильно. Дурное предчувствие? Знак? Расплата? Да, нет… Но внутренности вдруг так скрутило от непереносимой боли, ужаса и жалости – что Серега уже точно и не понял, к кому или чему – к Ире, к себе, к оставленной дома Ане, которая даже и не подозревает, чем он сейчас занимается. Хотелось закрыть глаза и просто тупо очутиться в другой реальности. Глухарев понял, что не сможет, просто физически не сможет услышать слова врачей о плохих прогнозах, а в том, что все херово он уже почему-то не сомневался. - Ты с ней побудешь? - вырвалось, прежде чем сам смог понять, что с ним происходит. - Ну ясен пень, - Стас нервно, в несколько затяжек, докуривал сигарету. - А мне... Мне уехать надо. Меня... там... Короче срочно. - Ясно, - с каменным выражением лица произнес Стас и отошел, оставив Серегу посреди темного больничного двора размышлять о том, как они дошли до жизни такой. Глухарев больше всего хотел убежать из этого так противно воняющего лекарства и хлоркой больничного двора, но почему-то не мог сдвинуться с места. Вокруг и внутри него творилась какая-то невообразимая херня.