Гарри Поттер и...

– Доброе утро, мистер Люпин!! – взорвался класс приветствием. Люпина дети любили – на его уроках заскучать было невозможно. Римус спустился к ним, улыбаясь и на ходу записывая на доске тему урока. Многие удивлённо-предвкушающе выдохнули, другие принялись шёпотом расспрашивать однокашников. Эта тема была одной из любимых для Люпина: как гриффиндорец, он искренне считал, что умение бороться со своими главными страхами – залог успешной и продуктивной жизни. Гарри, пусть тот и предпочитал отзываться на фамилию Джонс, не узнать было невозможно: кажется, умение выглядеть круто в очках передавалось среди Поттеров генетически. Гарри вовсе не выглядел «ботаником», хотя был щуплым и бледным, и даже то, что он наконец-то снял косуху, не убавило в нём «крутости». Среди слизеринцев он чувствовал себя на своём месте, хотя Шляпа, по слухам, пророчила ему скорее Гриффиндор. Гарри же, завидев эмблему змеи, наотрез отказался поступать на любой другой факультет. Несколько раз отрепетировав Ридикулус, было решено, что пора приступать к практике. Студенты построились в очередь, как Люпин и просил, и первый из них с опаской приблизился к дрожащему шкафу. – Готов? – спросил Римус и, дождавшись короткого кивка, распахнул двери. Началось самое весёлое. Впрочем, ничего неожиданного в детских страхах он не увидел: пауки, зомби, клоуны, насекомые, Гойл, вон, боялся диеты, а баньши Римус и сам бы испугался. Наконец, настал черёд Гарри. Он засунул одну руку в карман джинсов – упрямый, совсем как его отец, подросток всё-таки добился неофициального разрешения носить маггловскую одежду. Хорошо, косуху снял, а то у бедного Нюниуса начал глаз дёргаться… хотя эмблема «Южных Змей» смотрелась на слизеринце довольно органично. Гарри приблизился, и боггарт… замешкался. Такое бывало, когда боггарт сталкивался с большим количеством людей, однако ученики стояли на достаточном расстоянии… в дымке, окутавшей существо, то и дело виднелись топор, чёрный капюшон, пистолет и чьи-то руки, и афроамериканские дреды. – Так и должно быть? – обеспокоено спросил Гарри, закусив губу. – По идее, нет. – Ну, у нас в Ривердейле, особенно на Южной стороне, столько всякого дерьма – широкий ассортимент ужасов и страхов. Боггарт, наверное, и сам запутался: то маньяки, то детоубийства, то всякие Чёрные капюшоны и заживо погребённые мужики, то вооружённые митинги, а ещё эти сраные Упыри, те ещё отморозки… Стоило ему упомянуть упырей, как из дымки материализовался орущий бритоголовый зэк с дубинкой, утыканной гвоздями. На лбу у него был набит смеющийся череп. Девчонки завопили, Гарри растерялся на секунду… а затем выронил палочку и прострелил боггарту колено. Из, ядрёна мать, настоящего пистолета. Магглорождённые попадали на пол, чистокровные зажимали уши руками, полукровки – и Римус в их числе – охреневали от происходящего. – Джеймс, какого..? – по старой привычке чуть не матернулся Люпин. – Я Гарри, если что. Гарри Джонс, – сказал подросток и наступил боггарту на простреленное колено. «Грёбаные янки, вот что что с ребёнком Америка делает!» – подумал Римус, глядя на то, как боггарт в ужасе пытается заползти обратно в шкаф.