Трёхцветная жизнь Оливера Дэвиса

I

       Закат раскрасил небо, как чуткий художник. Вечно страждущий и испытывающий тягу к прекрасному, он смело мазнул алых разводов на бирюзовом холсте, добавил тёплых апельсиновых, и горизонт утонул в пригретой неге затаившегося спокойствия.        Нару разложил возле окна в сад своё одеяло, отодвинул ширму и пригласил Май, закутавшуюся в его сине-белую юкату, посмотреть с ним на закат. Она прихватила белую подушку, заметив впоследствии, как сильно в пучине их страсти измялась хлопковая наволочка. Каждый оставленный след, свидетельствующий против них, заставлял её стыдиться. Она смутилась и затолкала подушку под одолженную у Сибуи хлопчатобумажную ткань. Её тело приобрело массивность, а лицо смышлёно-наивный вид, так она объясняла своё поведение: понять, что сделала что-то верно — поняла, а где сглупила — запуталась.        Директор SPR при виде Май накрыл ладонью глаза, не желая заострять внимание девушки на том, что и без того весь измучился, рискуя своей возможной свободой.        — Вынь эту подушку и иди сюда, — он помотал головой, стараясь даже не думать о том, что когда-нибудь (в его понимании лет так через десять) сможет стать отцом.        — Ты покраснел! — Танияма уловила на лице Нару какой-то розоватый оттенок и обрадовалась, словно настоящее дитя.        — Не преувеличивай, — резко ответил он, колыхая от одного глубокого вдоха свою бледную грудь.        Освободившись от уз усталости, он первым делом попрощался с покоем на груди Май. Для него, человека, разбирающегося в психологии, не составляло труда понять одну немаловажную деталь: для девушки, не знающей мужской ласки, куда тяжелее встретиться с мужчиной лицом к лицу после того, как она разделила с ним постель, чем в момент, когда сознание не отвечает за действия тела. Заботясь о её и без того чутко реагирующей на любые жизненные обстоятельства психике, он накинул ей на голову свою юкату, чтобы она не видела, как он облачается в свои одежды. За то немногое время, что он дал ей для передышки, Май успела натянуть на себя лишь нижнее бельё. Остатки затаившейся тишины она потратила на разглядывание его самого.        Ему бы не помешало немного загореть… — она пригрела взор на обнажённом торсе возлюбленного, старательно оглядывая красивые очертания его мышц. Май не заметила в нём вульгарности в виде ярко накаченного тела, зато замечталась от естественности самого очертания, которое ни много ни мало поддерживалось изнурительными тренировками.        — Ты идёшь или нет? — он отвлёк Танияму от красочных мечтаний, где они вместе отдыхают на пляже, загорают, и он, без всяких сомнений, ревнует её к каждому озирающемуся встречному.        — Да, я иду! — Май вернула подушку в изголовье футона и по привычке рьяно поднялась.        А вот с этим я поспешила! — она осунулась, сжав в страхе колени. Низ живота так скрутило и закололо, что у неё чуть искры из глаз не посыпались. Внутри всё щипало, и будь у неё горячая ванна под боком, желательно на уровне вытянутой руки, то вперевалочку, осторожненько она бы нырнула в горячую водичку и страдала бы потихоньку именно там.        — За удовольствие иногда надо платить, — Нару покачал головой, приподняв брови. — Не всё сразу. Дай своему телу отдохнуть… — он подошёл, взял подушку, обратив внимание на полный беспорядок на полу. Его старательно заправленный футон был изничтожен. Они не только порядком измяли и свезли его, но и немного запачкали. Видимо, пока Май сидела одна, она попыталась как-то это скрыть, подогнув простыню. Сибуя ничего не сказал, так как был вполне к этому готов. А вот что потом начнут говорить горничные — это головная боль. Глядя на него не сильно-то радушного, траурно-серого, они наверняка придумали бы какую-нибудь небылицу со смертельной болезнью или, того хуже, жертвоприношением. И немного погодя, когда бы слухи коснулись ушей Хаяси-сана, вот тогда бы всё встало на свои места, но к тому времени Нару планировал со всем покончить и вернуться в Токио.        — Да я всего лишь резко поднялась, — рассмеялась она, находясь на грани крайнего стыда. — Уже отпустило… — Май приложила руку к животу и потихонечку, с внутренними молитвами и обещаниями так больше не делать, доковыляла до чистенькой лежанки, с удовольствием и тем же скребущим чувством где-то внутри присела на прохладную ткань.        Нару бросил подушку на одеяло и вновь присел, прикрыв спину Май. У Таниямы глаза закатывались от его прикосновений. И даже не важно, что он всего лишь отодвинул её волосы и, исследуя мягкими касаниями пальцев её шею, проверял насколько будут заметные следы его вмешательства в тихую и мирную жизнь Май Таниямы.        — Нару… — задрожал её голос. — Я всё понимаю, но прошу, дай мне время… — у неё всё внутри опустилось от одной мысли, что этот смущающий танец их обнажённых тел может повториться вновь.        — Не говори глупостей, — внёс он свой вклад в её бурные фантазии. — Я сделал исключение, разделив постель с тобой здесь, но это только в этот раз. Я смотрю, чтобы на тебе не осталось следов. Сейчас не подходящий момент для разглашения наших с тобой отношений. Лин, разумеется, в курсе, по поводу остальных я бы попросил тебя держать язык за зубами.        Не о таких отношениях я мечтала, но это лучше, чем ничего… — поразмыслила Май, посматривая на Сибую. Он отстал от её тела, перелез поближе к окну и лёг на подушку.        — Ты спрашивал совета у Лина? — ей захотелось об этом поговорить и, устроившись рядышком, она посмотрела в окно. Солнце садилось…        — С чего бы? — не понял он, приоткрыв глаза.        — Ну, ты сказал, что он в курсе, стало быть, ты ему что-то сказал?..        — Я ничего ему не говорил. Его комната через стенку с моей. Если ты думаешь, что он ничего не услышал, то ошибаешься. Впрочем, он мог пойти прогуляться, услышав, что у меня гостья…        А? Мне от этого не легче! Лучше бы вовсе рта не открывал, что за человек? Как откроет, сразу настроение испортит! Боже, как я теперь буду ему в лицо смотреть?! — Май с запечатанными в груди криками спрятала нос на плече у Нару. Он скосил взгляд на её макушку и мерно вздохнул.        — Если не хочешь смотреть на закат, тогда поспи. Тебе это не помешает…        — Нару, ты же вроде не романтик, тогда для чего всё это? — она оторвалась от его обнажённого тела, заглядывая ему в лицо.        — Это компенсация, — сказал он, приоткрыв глаза, видя перед собой вместо сада и неба Май Танияму.        Но за что? — хлопала она глазами, и Нару пришлось озвучивать расширенную версию.        — Нам бы следовало для начала сходить на свидание, — закатил он глаза, не желая показывать того, что даже его может мучить совесть. — И лучше не на одно…        — Ах вот ты о чём, — засмеялась она, переживая об этом, кажется, меньше, чем сам Нару. — Ну, за этот месяц у нас было несколько: мы гуляли по саду и не раз; ты впервые поцеловал меня там, а ещё мы ходили по магазинам и танцевали, думаю, всё не так уж и плохо.        Улыбка Май разогнала последние тучи в душе Оливера. На самом деле, с ней было очень легко. Видя её счастливое лицо, он понимал, что она не заставит ради глупого похода в кино пожертвовать нужным для исследований временем, поддержит, когда настанет важный для его карьеры момент и главное, дождётся его, если он об этом попросит. Впрочем, она это сделает, даже если он прикажет ей совершенно иное.        — Хорошо, — он прижал её к себе и подложил под голову руку. — Посмотрим на небо, пока ещё хоть что-то на нём видно…        Лёгкий шелест приземистых крон и бескрайний небосвод с нависшими над ним перистыми облаками. Цвета разливались и смешивались: холодная синяя тьма сливалась с тёплыми солнечными, и небо загоралось алым светом воздушных пурпурных облаков; размывающиеся золотые и горячие оранжевые постепенно уходили за горизонт.        — Нару, — позвала его Май, не отрываясь от затухающей красоты уходящего дня.        — Ммм? — промычал он что-то сонное.        — Ты устал? — спросила она, набираясь лёгкой смешинки. Сибуе прежде не нравилось смотреть с ней на небо. В этом занятии он не видел должного прока.        — Конечно, ты же не напрягалась! — пробурчал он как-то злобно.        — Ну уж извини! — она почти вспылила, хотела подняться, но рука Нару не позволила ей этого сделать. Май притихла.        — Нару, — заговорила она печально, выждав минуту-две.        Он услышал изменения в её голосе и открыл глаза.        — Когда Джина найдут, ты же уедешь? — задала она вопрос, волнующий её.        — Да… — ответил он, спустя время. — Я сообщу родителям о том, что нашёл брата. Они прилетят, и мы вернём Джина домой.        — Значит, и они приедут в Японию… — печально сказала Май. — Ты никогда не говорил о них. Как их зовут? — голосом жалостливым она упрашивала его быть откровеннее.        Нару молчал. Тихо сотрясал свою грудную клетку от мерного спокойного дыхания и думал, прежде чем что-то сказать.        — Мартин и Луелла Дэвис, — не стал скрывать он.        — Значит, твой отец профессор Мартин Дэвис, а мама… — и тут у Май ожили все мыслительные процессы.        Дэвис… Дэвис… Где же я слышала эту фамилию? Монах вроде бы что-то о ней говорил. Исследователь… Как там его?.. Оливер… Оливер Дэвис… — она терзала свой мозг до того, что голова занемела, а когда отошла, то подняла глаза на спокойного до нельзя Нару, посмотрела на его прикрытые веки, поднялась и сделала несколько шагов прежде, чем упасть на колени и завыть в них.        — Ты чего? — Сибуя нехотя приоткрыл глаза и привстал.        Я только что переспала с человеком, которого называла Нарциссом, а он оказался известным исследователем, профессором, да ещё кумиром Монаха! А так ничего! Совсем ничего… — кусала она кулаки в бешенстве.        — Ты же тот самый профессор! — развернулась она и ткнула в Нару пальцем. — Оливер Дэвис!        — И чего в этом такого?! — закатил он глаза, падая обратно на подушку. — Зачем кричать?        Действительно! Совсем ничего такого! Совсем ничего… Я разделила постель с человеком, которого даже по имени не знала, и как мне прикажете реагировать?! — сокрушалась она, затихнув совсем скоро.        — Уже успела подумать, — говорил он со стороны своей тёплой лежанки по обыкновению хладнокровно. — Значит, пришло время для страха. Чего на сей раз тебя не устраивает? Другие бы девушки были несказанно рады, а ты сокрушаешься, должна быть веская причина для этого…        — Да, теперь я понимаю, что ты оставишь меня даже раньше, чем найдёшь Джина. Сам посуди, я не пара тебе. Ты знаменит, у тебя успешные родители и будущее, в котором нет места такому человеку, как я. Наверняка тебе уже и невесту подыскали, а ты, сохраняя деликатность, об этом помалкиваешь.        Изначально ей хотелось кричать во весь голос: почему ты ничего не сказал? Неужели я не заслужила узнать даже твоё настоящее имя? Продолжать можно было бы без конца, но уже на вдохе она поняла, что на самом деле и не пыталась этого выяснить напрямую. Она кормила себя догадками, тогда как могла прямо спросить. Шансов на правдивый ответ, возможно, и не было, но тогда бы он не посмел сказать: ты же не спрашивала! Именно этого холодного ответа Май и страшилась.        — Меня и Джина усыновили, — раскрыл он свой секрет, лишив Май дара речи. — Мы родились в США и жили там до восьми лет уже в новой семье. Затем переехали в Англию.        Так те особые обстоятельства, из-за которых он взял меня на работу — это то, что я, как и он, сирота… — Май не могла об этом не подумать.        — Раз ты всё поняла, то брось сокрушаться и отдохни, — он вновь позвал к себе, и она поддалась на уговоры. Танияма прижалась к его плечу, замолчала, заговорив, не спуская с него глаз, спустя время.        — Нару, спасибо… Кажется, я не совсем вовремя начала этот разговор, но спасибо тебе…        — Да ты вообще редко что-то делаешь вовремя, — выдал он от всей своей доброты. — Свалилась мне на голову, подставила под удар Лина; вечно опаздываешь и попадаешь в неприятности. Призналась мне, когда я опаздывал на самолёт, и сейчас совратила, а впереди много работы…        — Да ты… — надрывалась она так, словно готовилась к взрыву. — Ты… Точно Нару! — Танияма выдохлась, надорвав благоговейную тишину, однако места своего не покинула. Рука Сибуи, на которой она лежала, способствовала этому. Его пальцы врезались в её талию так, словно не желали её отпускать, и не важно, какими являлись слова — горькими или трогательными, важными можно назвать его действия.       Почему он решил рассказать мне об этом сейчас? — она украдкой посмотрела на его расслабленное лицо с прикрытыми глазами и задумалась. — Может быть, он устал лгать всем? Это должно быть непросто… — Май попыталась представить себя на его месте, ощутила прилив нескончаемой жалости и, подавив в себе это чувство, встрепенулась. — Да так я ему и поверила! — всхлипнула она ненароком, стараясь быть сильной. — Это же Нару, ему нравится вешать лапшу на уши окружающим!        Порывистые внутренние вопли оживили её силу духа, как, впрочем, и силы в теле. Сейчас она начала осознавать, что совсем не устала. Смотреть на него, смотреть и смотреть — этим бы она занималась долго-долго, пока бы не пробил роковой час.        — Получается, вы близнецы, — Май не выдержала затишья, терзая Нару новыми вопросами. — Оливер и Джин Дэвисы…        — Брата звали Юджин Дэвис… — он как на автомате сказал и вроде бы совсем размяк. Его тело расслабилось, а Май после первых же сумбурных мыслей приступила к новым словесным атакам.        — Стало быть, это произносится так... — не скрыла она своего интереса. — Но если твоё настоящие имя Оливер, то почему ты принял имя Нару? — её взволновало странное совпадение, но ответа уже не последовало, оттого она поспешила уточнить, обнаружив милые черты у такого толстокожего человека, как Казуя Сибуя.        Заснул… Должно быть, и правда устал… Интересно, над чем он всё это время работал?.. — Танияма перевела свой взор с уставшего исследователя, заинтересовавшись его трудами. — Не стану смотреть, всё равно ничего не пойму, там же всё на английском, ну хотя бы теперь понятно, почему этот язык, — вздохнула она. — Однако не могу понять, почему он рассказал о себе именно сейчас?.. Это всё из-за того, что мы переспали? — Май виделись сплошь и рядом ниточки тайн, расставленные Оливером Дэвисом, которые она так успешно перерезала за один раз. А ведь сомнительным здесь было именно то, что эти тайны раскололись уж больно легко. — Тайны, тайны… Он попросил держать наши отношения в тайне… Ну конечно же! Я не смогу рассказать о нём ничего, пока он не заявит о наших отношениях, ведь если я проговорюсь, то Монах непременно спросит, как я об этом узнала! Я нальюсь краской, вот тогда-то он всё и поймёт! Боже, этот Нару! Если я не могу найти удачного момента или таковой нахожу, то он вечно пользуется самыми лучшими, хотя сам не приложил серьёзных усилий по их созданию! Ох, как же я зла… — Танияма сдерживалась лишь благодаря сонной мордашке расслабившегося вдруг Оливера. Не будь у него такой беззащитной позы, и она бы разошлась, выговорив очень и очень многое.        Случай для неё, без сомнений, трогательный, позволил расслабиться. В этой комнате Нару впервые прикоснулся к её обнажённому телу, позволил объять своё; злиться на него сейчас, во всяком случае, долго, она бы никак не смогла.        Всё не так плохо, — вздыхала Май, утешая себя. Её взгляд не щадил тихо спящего Сибую, то и дело млея от его спокойного и ничуть не хмурящегося лица. — Я могла бы влюбиться в Джина. Вот тогда бы у меня были большие проблемы. Любить призрака, как это?.. — прокручивала она многое, сказанное в порыве гнева, страсти и отчаяния в этих стенах. — Не хотелось бы мне это узнавать, тем более, что уже совсем скоро Нару закроет меня в рёкане, а сам пойдёт охотиться. Как же мне до него достучаться? Я знаю, что хозяйка не покажется ему, она не боится, не желает покидать этого дома, она чувствует себя живой и всесильной. Если уж кто и сможет её выманить, то это я! — несмотря на веру в правильность своих поступков, Май поняла, что боссу её план не понравится, увенчается он успехом или с треском провалится — это будет иметь мало-мальское значение.        Ещё раз всё обдумав, Танияма вылезла из юкаты Нару и аккуратно накрыла его. Сибуя расслабился ещё больше. От тепла его тело успокоилось. Май же отползла к своим вещам, оставшимся возле футона, и, облачившись в свою коричневую юбку и жёлтую кофточку, посмотрела на известного исследователя.        Пожалуйста, прости, что поступаю именно так, знаю, тебе будет неприятно, но мне ещё хуже, поверь, — она мысленно извинилась и в который раз бросила взгляд на футон. — Ууу… Как же меня это раздражает! — Май сквозь зубы выпустила пар и со злости свернула простыню, намереваясь забрать её с собой. Футон она вдвое сложила и уже с более спокойной совестью покинула комнату известного в узких кругах профессора и исследователя Оливера Дэвиса.

II

       — Знаешь, кажется, мы здесь уже больше четырёх часов просидели. Солнце садится, — Такигава упирался локтями в колени, подпирая широкими ладонями подбородок. Мысли о ссорах отпали сами собой. Нао о них позабыл… — Самый курьёзный закат, который мне приходилось встречать. Кому расскажи, будут смеяться.        — И чего здесь смешного?! Непониманию твоего оптимизма, — Аяко сидела в купальне, широко раскинув руки на кафельные края неглубокой чаши. Колонна перед её глазами двоилась, а, быть может, уже и троилась. Немного сил оставалось в руках, и именно ими она пыталась не дать своему телу скатиться до горизонтального положения.        — Ну как тебе сказать, женщина юмора не поймёт, а мужчина — запросто! Если я кому-нибудь расскажу, что застрял в купальне с симпатичной обнажённой женщиной и с самой первой минуты мечтал лишь о побеге, то меня сочтут либо застенчивым, что среди нас, мужчин, комплиментом не является; либо глупцом, коль сижу четыре часа сложа руки.        — Ты глупец! — блеснула она остроумием.        — Спасибо, ты меня очень утешила, — повесил голову Такигава, будучи добитым самым низким из возможных ударов — прямо по его мужскому достоинству.        — Ты глупец, но не потому, что не воспользовался ситуацией, а потому, что до сих пор сидишь и ни черта не делаешь, хотя уже давно бы мог прекратить думать о моём обнажённом теле и заняться этой проклятой дверью!        — Имущество портить не хочется, — тяжело вздохнул Монах. — Жалко мне Нао. Достанется ему от матери по первое число, правда, ему до её приезда ещё стоит дожить. Смею предположить, что ты его уже не единожды четвертовала.        — Четвертовала, колесовала, на кол посадила и чего только не сделала! — торопилась она в разговоре. — Начинай уже мозгами шевелить! Мой с минуты на минуту откажет. Не хочется мне плавать перед тобой кверху попой.        — Ты права, я бы предпочёл иной ракурс, — мечтательно вздохнул он.        — Идиот, лишь мужчины, утонув, всплывают лицом кверху, — язвительно высказалась она. — Думай уже скорее!        — Ну, хорошо, — сдался он. — Есть у меня один план! Посмотри перед собой.        — И что? Окна как окна! — высказалась она, посмотрев уже в сотый раз на множество окошек во всю стену.        — Нет, ну твой мозг точно потёк! Какое-нибудь из них, как пить дать, открывается. Я могу проверить каждое, вылезти наружу и открыть дверь.        — Так я тебя и подпустила! — голос Аяко прозвучал угрожающе.        — Ну а я о чём?! — пожал он плечами. — Я так и думал, поэтому не стал предлагать. Но я так полагаю, что Нао ждать уже бесполезно. О нас вспомнят лишь к одиннадцати часам, когда Нару начнёт проводить очередное собрание. Выбирай, ждать ночи или пустить меня к окну?        — Нужен ты кому-то! Я сама могу окна проверить, если ты соизволишь отвернуться!        — Ну да, да. А ещё ты нагишом вылезешь через окно, оббежишь всё здание и откроешь мне дверь. Я так думаю, что ты меня здесь не бросишь, не пойдёшь же ты в рёкан в таком виде, конечно, если не решишь листиком каким-нибудь прикрыться.        — Мерзавец ты, а не монах. Язвишь, когда женщина в таком положении!        — Ну это смотря какая женщина. Будь ты не такой упёртой, то мы бы выбрались отсюда давно. Я же сказал, надень мою футболку! Она длинная, я ничего через неё не увижу, спокойно пройду к окну и сделаю всю грязную работу.        — Сама всё сделаю! Я решила! Отворачивайся давай!        Нет, ну что за упёртая баба?! — Такигава недовольно фыркнул, после чего отвернулся.        — Если не дотянешься, то зови, подсажу! — ухмылялся он, вскоре услышав нетипичное для походки волнение воды. Аяко упала, уронив вместе с собой сердце Такигавы. — Вот же дура! — бросился он на помощь, незамедлительно выловив высокомерную мико из купальни. — Одевай и не привередничай! — натянул он свою зелёную футболку ей на голову, заставляя её дрожащие руки влезть в рукава.        Матсузаки потряхивало от пережитого потрясения даже меньше, чем от действий Монаха. Она без сопротивлений и с немалым трудом облачилась в его футболку, которая на мокрое тело никак не хотела налезать должным образом. И вот, спрятавшись за копной мокрых волос, она дрожала в руках Такигавы, который и сам от испуга перестарался и вцепился в её предплечья так, что ненароком мог наградить жрицу парочкой незаслуженных синяков.        — Всё уже! Не переживай ты так, я старался на тебя не смотреть! — приводил он в чувства как мог.        — Вытащи из-под меня свою ногу, идиот! — панически вибрируя всем телом, изрекла она.        — Ногу… — Такигава опустил глаза и, узрев, что усадил жрицу на своё колено, дабы она не скатилась по стеночке обратно, отвернул голову, ответно покраснев.        Я на самом деле не думал ни о чём таком! Это вышло случайно… — выстраивал он оправдания для самого себя, прилагая максимум сил, чтобы сохранить трезвость ума и всякое желание плоти.        — Извини, это был рефлекс, — он приподнял Аяко и, усадив на край купальни, поспешил отойти. — Голова точно больше не кружится? — спросил Хосё, не оборачиваясь. Он и сам ощутил гуляющую в теле дрожь, намереваясь приложить все имеющиеся у него силы, дабы не позволить этому чувству взять верх.        — Не бойся, — донеслись уже более холодные слова. — Второй раз я не нырну в этот онсэн.        — Хорошо, тогда за дело! — Такигава бы засучил рукава, но поздно понял, что вот уже четыре часа провёл с открытым торсом, вздрагивая от одной мысли, какие фантазии могли прийти в голову его тщеславной коллеги. — Нашёл! — выкрикнул он вскоре. — Жди! Сейчас зайду с другой стороны.        Хосё полез в окно, Аяко же предпочла на это не смотреть. Во многом это бесило.        Идиот, какой он всё-таки идиот! — ругала она про себя Монаха, вкладывая всю душу в созидательную силу спокойствия.        За дверьми кто-то заскрёбся, послышались торопливые перемещения и совсем скоро плечи Матсузаки накрыла длинная сине-белая юката.        — Я же сказал, что всё получится! — из-за спины выглянул Такигава со своей коронной улыбкой. — Ладно, давай я тебе помогу добраться до рёкана, а уж там ты будешь уничтожать своим корящим взглядом всех и вся.        Аяко пришлось смириться с тем, что Хосё взял её на руки, однако она никак не могла смириться с тем, что он не удосужился накинуть юкату и на себя.        — Мог бы и одеться!        — Во что?! — изумился он, покидая онсэн. — Там одни юкаты, мне будет неудобно, кроме того, я слишком спешил. Кто его знает, насколько сильно ты перегрелась. Взяла бы, да снова плюхнулась в эту яму с водой. И чего бы мне делать потом? Искусственное дыхание, что ли?!        — Умолкни… — бубнила она, пряча лицо в свободной руке.        — Ну поругай меня, поругай, я, кажется, уже привык! — посмеивался он.        — Я ещё не ругалась! — разнервничалась она из последних сил.        — Правда, ну тогда жду не дождусь! — издевался он по-доброму, не забывая об улыбке.        Вот же идиот! Какой идиот… — постанывала она ещё про себя долго, пока услужливые сотрудницы в рёкане не принялись оказывать пострадавшей всяческую помощь.

III

       К десяти часам вечера горничная вошла в комнату Нару с чаем на подносе. Она поставила поднос на стол и тихо убрала в шкаф футон, не тревожа сон мужчины какое-то время. Директор SPR мирно спал, пригрев одеяло правым боком. Мало вероятно, что ему снились какие-либо сны, по правде, он ровно ничего не видел, отдавшись усталости и последующему расслаблению. Его правая щека покраснела и немного вспотела. Это стало понятно, когда он в полусонном состоянии разглядел незнакомую женщину и поднялся с тем, чтобы как можно скорее приступить к работе. Та же, сделав своё дело, поклонилась и покинула постояльца.        Сибуя окинул полутёмную комнату взглядом, обратил внимание на отсутствие Май и, придя не в восторг оттого, что отпустил работницу рёкана раньше времени, нахмурился. События этого дня мутной чередой приходили в его голову, вызывая больше приятных, нежели тяжёлых воспоминаний. Когда-то предвестниками такого исхода для Нару стали ворота рёкана. Стоило ему переступить через порог этого дома, как некое зловещее предвидение сулило ему множество испытаний. Запальчивость Май рано или поздно привела бы её к его покоям, а уж там, как бы он ответил на всё её природное возбуждение — неизвестно.        Горячий чай привёл в чувства, оставалось принять душ и подготовить план работы. На поиски Таниямы не оставалось никакого возможного времени. В его понимании, произошло примерно это: Май проснулась, услышала горничную, которую он просил прийти ровно в десять часов вечера с чаем, смутилась и второпях покинула его без каких-либо объяснений. Этого вполне хватало для того, чтобы отложить нравоучения до времени более подходящего, например, утра, когда со всеми призраками будет покончено.        — Лин, — Сибуя повстречался в галерее со своим ассистентом, продолжив путь с ним, — ты видел других?        — Да, они в центре, — ответил он, не изменяя своему рабочему тону. — Нару, у нас небольшая проблема…        — Что ещё за проблема? — взгляд исследователя злобно блеснул. При упоминании слова «проблема» ему грезился единственный носитель этого недуга — его секретарь на полставки.        — Матсузаки и Такигава попали в неприятности, — сказал он прежде, чем раскрыть сёдзи в гостиную, где образовался их центр.        — Простите нас, пожалуйста, — кланялись разом Ясухара и Нао.        — Я о вас совсем позабыл, мне очень жаль! — едва сдерживал слезу хозяин, так как жрица была непреклонной. Она сидела, завернувшись в клетчатый плед, с кружкой чая в руках и посмеивающимся за спиной Такигавой.        — Я чуть не утопла из-за вас! — только не взвизгивала она, теряя при виде этих двоих не только терпение, но и дар речи.        — Простите нас, мы действительно хотели, как лучше, — говорил Нао за себя и своих пособников. — Может быть, вам льда принести? Вы там наверно перегрелись…        — Какой лёд? — Аяко в бешенстве чуть было не подпрыгнула. — Меня всю трясёт! А уж в онсэне как перед глазами всё поплыло, зарябило, я думала, что там и останусь. Хорошо хоть этот рядом был!        — Давление! Перегрел ты нашу старушку… — снисходительно посмеялся Такигава. — А что до ссор, то мы всегда себя так ведём, но в этот раз перестарались немножко. Чего удивляться, нервы у всех сдают, экзорцисты тоже люди.        — Что случилось? — Нару не стал долго терпеть концерта и потребовал объяснений. Все, кроме Мари и Май, были на месте, готовые к работе, исключая разве что Аяко, на ней болталась тряпка не по установленной форме.        — Нао с Осамо больше четырёх часов мирили нас, — сказал Монах незатейливо. — Закрыли на час в онсэне и забыли. Мне пришлось через окно вылезать.        — Пострадавшие есть? — Нару прошёл мимо коллег, рассекая воздух перед собой предельно быстро.        — Ну да, наша мико, — ответил Хосё, испытывая насчёт начальника какие-то подозрения.        — Матсузаки, ты сможешь провести ритуал? — Сибуя повернул голову и прямо спросил.        — Ты издеваешься?! — выкрикнула она. — Проси этих идиотов ритуал проводить! Я не в том состоянии, чтобы что-то делать!        — Понял, Такигава, значит, это на тебе… — он переложил обязанности жрицы на Монаха.        Вообще-то, она имела в виду тех идиотов, которые нас заперли, ну да ладно, — подумал Монах, печально вздохнув.        — Хара, ты идёшь с нами, — сообщил Нару. — Нам понадобится твоя помощь. Я хочу, чтобы ты сообщила мне о приближении нашей хозяйки.        — Хорошо, я сделаю то, о чём ты просишь, — согласилась она покладисто.        — Джон, ты останешься в рёкане. Ты пострадал прошлой ночью, будет неразумно брать тебя сегодня, — продолжил Сибуя.        — Хорошо, — не стал напрашиваться он. — Я присмотрю за людьми здесь.        — Да, и за Май в частности, — добавил он.        — Кстати, кто-нибудь видел Май? — закрутил головой Такигава, прекратив разглядывать Нару. — Я не повстречался с ней ни разу, а ведь она обычно первая прибегает на твои собрания.        Сибуя на вопрос и пристальный взгляд Монаха сохранил молчание.        — Я её видел, — сказал Ясухара, поднявшись, как и Нао, с колен. — Она шла к вашей сестре, — посмотрел он при этом на хозяина рёкана, — и отчего-то она торопилась. Это было пару часов назад.        Значит, она ушла раньше, — отметил для себя Нару. — Не самое лучшее совпадение…        Сам за собой не замечая, он прошёлся от стола до сёдзи и, одумавшись уже у выхода, делая вид, что забыл нечто важное, вернулся.        — Слушай, что-то в тебе изменилось… — Хосё не выдержал перемещений начальника по комнате. — Ты расслаблен… — прищурился он подозрительно. Нару передвигался по кабинету быстрее обычного, движения и те показались Монаху более резкими, словно нечто его вечно сковывающее взяло и отпустило. — Знаю! Такое можно объяснить только одним — у тебя был секс! — выдал он в лоб, перед этим заставив окружающих понервничать.        — Пфф! — вылетел чай Аяко.        — Ты как? — заботливо похлопал её по спине Джон. Ему стало жалко смотреть на сгибающуюся в кашле жрицу.        — Я, кажется, губу обожгла… — трогала она припухшую губу, оттопырив длинные красные ногти, а Такигава тем временем продолжил.        — Ты ходишь иначе, — заявил Хосё. — Обычно ты как кол проглотил, а сегодня бёдра расслаблены и ты уже не такой неврастеник.        — Не знал, что тебя привлекают мои бёдра, — Нару закатил глаза и не подал вида невроза. — Будь ты женщиной, то я бы сказал, что со вкусом у тебя всё в порядке, но в данном случае — это патология, советую обратиться к врачу!        Ну, знаешь ли, — выпятил тот нижнюю челюсть. — В свете сегодняшних событий это звучит как-то обидно…        — В таком случае этому должно быть иное разумное объяснение, — ребячески закатил глазки Хосё.        — Не вижу смысла оправдываться, — выдал Сибуя на редкость жестоко, ставя перед всеми своеобразную дилемму: да, дело такое было, но это не ваша забота, или нет, ничего подобного не было, но это всё равно никак вас не касается. Мнения резко разделились. Лин молча прикрыл глаза, не подавая и вида; Ясухара с Нао переглянулись, не отрицая такой возможности, но слабо в неё веря; Такигава сверлил взглядом бесстрастного, глаголющего истинную правду Нару, да и чего там, при виде его правильного, казалось, будто он только что поклялся на Библии, а потому лгать не мог, но Монах не сомневался в своей правоте; Аяко упивалась проблемой с обожжённой губой, поэтому проблемы Нару её трогали мало; Джон успокаивал Матсузаки, хотя, правильнее сказать, по-христиански сочувствовал ей; и одна Масако с большими круглыми глазами смотрела на Сибую и не верила в подобное, очень маловероятное происшествие.        — Тогда попробуем вычислить нашу счастливицу, — Хосё вознамерился неприменимо докопаться до правды. — Так, Масако! — ткнул он в неё пальцем, и у несчастной, и без того шокированной телезвезды, внутри ёкнуло всё возможное.        — Это исключено, — вмешался Ясухара с улыбкой. — Хара провела день со мной. Мы очень мило прогулялись по саду.        — Так, ошибся получается… — Монах почесал макушку и забегал глазами по коллегам. — Ты! — ткнул он в Аяко, махнув рукой потом. — Ну, это точно не ты. Даже если опустить твой возраст, то ты этот день провела со мной, правда, мы точно ничем таким не занимались, даже не знаю теперь — жаль или судьба меня пощадила.        Радуйся, что у меня пока сил нет! — помотала жрица головой со злости.        — Так, Май из-за слов Ясухары не подходит, так как будь это она, то не оторвалась бы от тебя даже под угрозами пыток, — разглагольствовал он долго и упорно. — Неужели ты оприходовал одну из горничных? — на Монаха снизошла новая гениальная идея. — Или это была всё-таки Май? — прищурился он очень хитро.        — Да хватит уже обсуждать его задницу и остальные части тела, которые кого-то там коснулись! — у Аяко не выдержали нервы.        Вот это выразилась! — Такигава посмотрел на неё ошалевшими глазками.        — Я хочу увидеть Май! Её долго нет, я начинаю волноваться! — высказалась она рьяно, видимо, её женская интуиция не лучше наблюдательности Нару била тревогу.        Стоило ей закричать, как сёдзи, словно по её заказу, раздвинулись, и в комнату медленно, не поднимая карих глаз, заплыла Май. На её плечах держалось очень тяжёлое кимоно. Верхнее — жемчужно-белое с чёрной окантовкой и золотыми нитями. По чёрным отрезам ткани парили журавли, а на белом алели редкие цветы вишни. Нижнее же кимоно выглядывало во время кроткого шага Таниямы, бросаясь в глаза из-за рубиново-красного цвета, поблёскивающего в свете ламп теми же золотыми нитями в более частом травянистом рисунке. Талию её затянули в широкие чёрно-золотые оби с красной окантовкой, судя по узлу которого, длинной они были не меньше четырёх метров.        — Мари, ты… — Наоки, не скрывая своего шока, смотрел то на сестру, то на Май.        — Нао, ты чего? — Такигава напугался его удивления.        — Это кимоно стоит целое состояние. Оно принадлежит моей семье уже больше пятидесяти лет. Если матушка узнает, то казнь мне обеспечена, — схватился он за горло, представив себя ни много, ни мало, а на гильотине.        Тем временем Май дошла до Нару и, видя его чёрную водолазку и накинутый на плечи пиджак, остановилась, не поднимая виноватых глаз.        — Как это понимать? — Сибуя смог произвести на свет не так много слов, как хотел бы, однако девушке хватило и того.        — Нам надо поговорить… — сказала она то ли ему, то ли напольному покрытию — глаза её никак не хотели отрываться от татами, предпочитая болотную солому негодующему взору босса.        Снова у меня очень плохие предчувствия… — он закатил глаза, перевёл дыхание и обратился к коллегам.        — Подождите меня в фойе, — отдал приказ он, после чего все замялись, но, глядя на повинующуюся без лишних слов Мари, покинули помещение.        Нару пристально посмотрел на Танияму. Он узрел её открытую шею, крепко заделанные волосы с гребнем в виде пяти гармоничных камелий розового и насыщенного алого цвета; её немного припудренное лицо и подведённые и без того выразительные глаза. От Май приятно пахло жасмином, но более того его волновали сами причины её внезапного исчезновения и теперь наверняка не такого простого появления.        — Они ушли. Ты можешь говорить… — позволил он, и Танияма с большим трудом сдержала подступающие к горлу слёзы, впрочем, как и равновесие. Одежды были невыносимо тяжёлыми.        — Заплати мне! — потребовала она, вкладывая все силы в то, чтобы слёзы не брызнули из её глаз.        — Что? — взволнованно понизил голос он.        — Нару, заплати мне скорее, и покончим с этим! — закричала она нетерпеливо, обнажив перед начальником полный боязни за сказанное и ещё не сделанное взгляд.        Ход мыслей Май, как и её план, настиг Сибую со скоростью необузданного мустанга. Барабаны в голове били именно с этой дикой и неуправляемой силой.        Нару, пожалуйста, скорее… — у Таниямы оставалось так мало сил. Невероятно тяжёлое кимоно и низость самой просьбы — они склоняли её к земле.        Руки Оливера узнали дрожь в теле возлюбленной, и он не смог сдержать злости и восхищения за её смелый порыв. Он закрыл глаза на безумное противоборство и упорнее прежнего слился с губами Май в возмутительно-страстном поцелуе.        Нервы Таниямы сказали очевидное «к чёрту», и слёзы, как назло ослушавшись, усеяли их губы солёными каплями. В этом поцелуе она разглядела отчаяние. На сей раз он не мог ей помочь, чего она, к своему ужасу, осознавала.        Май почувствовала, как во время необъяснимого между ними жара, в её оби что-то проскользнуло и, вскоре после этого, Нару разорвал их поцелуй.        — Пойдёшь из моей комнаты через сад, — он растёр пальцами её слёзы, терпеливо выслушивая последние короткие всхлипывания Таниямы. — Ты знаешь, где тебя будут ждать?        — В главном зале, — Май знала это наверняка. Сон, тот самый сон, где хозяйка наказала свою приёмную дочь — всё свершилось именно там, на виду у всех жильцов.        — Хорошо, иди туда. Но не торопись. Мы должны прийти раньше тебя.        — В этом кимоно я не смогу идти быстро, — она и руки-то поднимала с немалым трудом.        — Не переступай порога этого дома, если не увидишь у входа моей обуви. Мы постараемся всё подготовить до твоего появления.        — Тогда я пошла?        — Иди, — Нару открыл ей сёдзи, держа её какое-то время за руку, но вскоре их пути разошлись.        — Ну всё ли? — притомился Такигава в фойе.        — Да, Май пойдёт другим путём, — сообщил Сибуя, стоило ему появиться.        — Ты же сказал, что она остаётся? — Монах переспросил.        — Планы изменились. Май поможет. Нам же нельзя терять ни минуты!        — Хорошо, значит, я иду с вами! — Аяко сбросила плед и внутренне приготовилась к неравной схватке с духами.        — Ты же сказала, что не можешь… — от переигрывания плана в голове Монаха плавный вальс превратился в быструю польку. От одного лица к другому: от Масако, находившейся до сих пор на перепутье: помогать Нару или в свете недавних событий сбежать от бессилия; от Аяко, делающей вид храброй особы, рвущейся в бой ради дорогих ей людей. Пожалуй, на одного Нару и Лина было бессмысленно смотреть, в их лицах редко что-то менялось.        — Если Май подвергает себя опасности, то я иду с вами. Да и проводить обряды очищения — это моя работа. Нечего у меня хлеб отбирать.        — Да я ничуть не против, особенно если твои ритуалы начнут, наконец, работать, — почти присвистнул он от довольства.        — А вот это мы сегодня и проверим!        — У нас нет права на ошибку, — перебил их Сибуя. — Если кто-то из вас облажается, то Май пострадает.        Аяко и Такигава переглянулись.        — Мы не подведём тебя и Май! — пообещал Монах.        — Хорошо, — поверил им Сибуя на слово. — Тогда отправляемся!

IV

5 сентября. Вторник — день двадцать четвёртый. Объект исследования. Полночь.        Они здесь… — у входа в двухэтажное строение Май заметила обувь Нару и Лина, с чем свободно вздохнула — одной проблемой стало меньше. Переступить же через порог дома, кишащего привидениями, в одиночку оказалось не так-то просто, и у Таниямы перехватило дыхание.        Шаг был сделан… Май разулась в гэнкане и заскользила белыми носочками по паркету. Полы под татами временами поскрипывали, и она вздрагивала.        С потолка падал желтоватый, тусклый свет. Он безобразно оттенял расписанные старые стены. Дзёдан-но-ма, как центральное помещение, соединяло множество васицу*, поэтому, чтобы добраться до него, Май требовалось побороть страх и держаться намеченного пути. Её окружали пустые комнаты, не до конца прикрытые цветными перегородками фусума. Из тех помещений веяло холодом и тьмой. Из комнаты в комнату, раз за разом, Танияма всё острее ощущала запах сырости. Пахло прелой, давно скошенной травой, плесневелыми футонами и медленно гниющими татами. Что-то внутри них разлагалось.        Как же неприятно… — Май прикрыла нос рукой, вдобавок ко всему гневаясь. Она захлопнула раздвижные двери одной из комнат, и её тело подкинуло от волны дрожи. Заместо обоняния досталось зрению. Задвинутые ею фусума таили в себе неприятные начертания. Всего два ёкая. Один бледный с острыми кинжалами в руках, а другой болотно-зелёный и оба с жёлтыми глазами, разинутыми ртами, играющими толстыми животами и длинными шевелящимися в потоках воздуха волосами. Чем-то они напоминали свет и тьму. Ёкаи гнались друг за другом, норовясь непременно убить. Заострённые уши, рога и клыки, да и чёрные тучи, на которых они, словно на конях, рассекали своё небо — это не могло быть олицетворением мира и добра.        Кто же додумался нарисовать здесь такое?! — Май помотала головой, стараясь выбросить застывшие перед глазами начертания, остановившись возле узкой двери с серебряным павлином. Птица, почему-то на длинных золотых ногах, пушила хвост и размахивала королевскими (судя по убранству) крыльями. — Это здесь… — Танияма глубоко вздохнула, получив воздуха куда меньше, чем планировала. Оби затянули её тело крепко. — Нару, ребята, надеюсь, вы рядом…        Тяжёлое, очень тяжёлое кимоно склоняло Май к полу. Она долго терпела, выбирая путь не из лёгких. В главный зал можно было попасть, пройдя напрямик из комнаты в комнату, но Танияма сделала несколько крюков, словно она по-настоящему тайно возвращалась в свой дом.        В дзёдан-но-ма не горел свет. Вместо него, над татами волочился голубоватый туман. Пар… Май сделала передышку, и из её рта вырвался тёплый воздух. Он смешался с холодным, и появился он — первый признак присутствия в комнате духов.        Где же вы?.. — Танияма отыскивала друзей среди симметрично выставленных деревянных колонн, находя одни то и дело всплывающие образы живущих здесь душ. Их голубоватые прозрачные тела появлялись из ниоткуда и печально отводили взгляд. Они пришли не сражаться, их призвали посмотреть на расплату за ошибки, совершённые нынче другими.        В месте, где пол как на одну ступеньку приподнялся, Май разглядела спадающую с потолка полупрозрачную нишу. За ней стоял переговорный столик. Два места уже кто-то занимал, собрав возле себя ещё четыре спрятанные фигуры. Справа же, за стеной с круглым окном, стояла Матсузаки и тихонько читала норито.        — Исполняя этот ритуал, я взываю к богам. Я молю их сойти с небес в это безбожное место, чтобы очистить его и прекратить беспрестанные страдания. Пожалуйста, примите нашу мольбу ради мира и спокойствия. Сделаем же это место подобно высокой небесной равнине... — лились звуки молитвы, и множество полосок белой бумаги на жезле хараэгуси* создавали характерный для ритуала шелест. Зеркало, две свечи, рис, саке, две зелёные веточки божественного дерева сакаки*, вода и соль — её ритуальные инструменты.        — Май! — из-за ширмы вышел Монах и жестом подозвал её.        — Боже мой, вы целы! — Танияма перевела дыхание. Наконец, внутреннее давление, образовавшееся из-за беспокойства за друзей, отпустило.        — Возникли трудности? — следом вышли Нару с Лином.        — Нет, — она помотала головой, глядя на босса с благодарностью. Он принял её план, значит, хоть в чём-то соглашался с ней.        — Но сейчас становится жарко, — Хосё разглядел души, появляющиеся в главном зале с завидной скоростью. Внутри щекотало ощущение приближающегося боя.        — Как-то мрачно… — Нао на секунду выглянул и поспешил, как и Мари, присесть за стол. — Пойдёмте, нам зачитают основные пункты договора, и приступим к торгам.        — Ты хочешь сказать, это надолго? — Такигава повысил голос в искреннем удивлении.        — Мы обсудим каждый этап обучения, — объяснила Мари, тихонько стукнув бумагами по красно-коричневому столику. — Шесть пунктов: танцы, каллиграфия, искусство ведения беседы, чайные церемонии, макияж и составление икебан. Именно за это заплатил ваш директор.        — А ты не мог не швыряться деньгами?! — протараторил Монах, бросая на высокомерного Нарцисса корящий взгляд.        — В торгах есть какая-то схема? — Нару проигнорировал Такигаву и задал вопрос Мари.        А раньше об этом позаботиться нельзя было?! — разумные окружающие едва за голову не хватались, точнее — это Май и Хосё.        — По каждому пункту есть установленная нами цена, — заговорила Мари ровно. — Я оглашаю результаты Май и стоимость обучения. Вы же соглашаетесь либо нет. Если нет, то мы торгуемся. Когда соглашение достигнуто, то мы переходим к следующему пункту. Затем подведём итоги и подпишем бумаги.        — А побыстрее никак? — подвыл Хосё. В зале послышались шорохи, тихие постукивания — это сулило беду.        — Никак… — закрыла она глаза, не обращая внимания на звуки, словно в ушах у неё были беруши.        — Май, не отходи от Монаха, — Нару сказал перед тем, как занял своё место рядом с Лином за столом. Из наблюдателей остались Масако и Такигава.        — Соберитесь же здесь, боги! Приветствую тебя, Мариситэн, Богиня Света. Одари нас светом и защити нас в этом доме, — ритуал изгнания был завершён взмахами бумажного жезла, после чего Аяко присоединилась к коллегам. — Всё, теперь они не смогут подобраться к нам.        — Конечно, если твои ритуалы начали хоть чуть-чуть работать, — съязвил Хосё, пока им позволяло время.        Аяко не владела магией, как это, например, было свойственно Лину; не имела такой силы, как Такигава, ведь являлась всего лишь проводником между ками* и людьми. Она могла попросить у богов помощи, предоставить им своё тело в качестве временного хранилища, но, как это обычно и случалось, гарантий она дать не могла, всё зависело от воли и желания ками.        — Всё получилось! Я не такая бесполезная, как тебе кажется. Не надо в этом сомневаться, — она дала ответ на полном серьёзе.        — Хорошо, — кивнул ей Монах. — Май, ты долго ещё будешь там стоять? Иди к нам!        Танияма не сдвинулась с места, и это несмотря на то, что Нару велел держаться Такигавы. Она медлила из-за Масако. Та временами смотрела так, что делалось тошно. Ей не надо было и рта открывать — всё читалось на её каменном лице: она корила Май, обвиняла, как злую соперницу, негодуя из-за своего поражения.        — Иду, — ей пришлось смириться с болью Хары ввиду накаляющейся обстановки. Звуки усилились. Это свидетельствовало о довольно большом количестве духов в одном помещении.        — Лин, ты это почувствовал? — Нару отвлёк всех от дела, подавляя в себе не дюжий гнев.        — Да, что-то приближается… — Кодзё положил ладони на свои подогнутые колени, подавая ученику пример.        — Ладно, продолжайте, — Сибуя позволил Мари говорить, не прекращая прислушиваться к происходящему. Его подозрения оправдались. Стоило Май закончить жестикулировать и сдвинуться с места, как татами вспыхнули, скрыв Танияму за пламенной стеной.        — Май! — Хосё закричал и бросился на помощь, о чём, без всяких сомнений, пожалел. Его нижний белый халат-шата загорелся и, отпрыгнув, он забил руками в попытках его потушить.        Монах… Нару! — Танияма хотела кричать, отозваться на оклики друзей, но голос потерял всякую силу. Она застряла на кусочке татами, не объятом пламенем.        — Продолжайте без меня! — Нару оставил торги, спеша на помощь нуждающимся коллегам.        — Нару, Май там! — Аяко бросилась к нему, легко поддавшись панике. — Придумай скорее что-нибудь! — огонь поднимался почти до потолка, коптя так, что вскоре окружающие задохнулись бы.        — Начинайте проводить изгнание, должно сработать! — Сибуя принял озадаченный вид. Он разозлился.        — Нару, если они не отступятся, то это здание рухнет! — предупредил Такигава, зная, что бывает, если пытаться изгнать духа против его воли. Пример с вазой можно было и не озвучивать.        — Читайте, они отступятся… — он стоял недвижимый, чувствуя, что из-за Май выходит из себя легко-легко, стоило лишь кому-то причинить ей боль.        — РИН, БЁУ, ТОУ, СЯ, КАЙ, ДЗИН, РЭЦУ, ДЗАЙ, ДЗЭН! — закричала Аяко непонятно для чего. Напускать такие заклинания на огонь — абсурдно.        — РИН, БЁУ, ТОУ, СЯ, КАЙ, ДЗИН, РЭЦУ, ДЗЭН, ГЁУ! — присоединился Кодзё. Он услышал треск огня и бросил бумажную работу.        — Лин, вернись на место! — Нару повысил голос, перекрикивая языки пламени.        — Но как же Танияма?        — Здесь справятся и без тебя! Вернись и продолжи торги!        — Хорошо!        — Ом патакра маси. Паракра маси. Удья маси. Нейра маси. Агра маси. Марга маси. Урама маси. Вана маси. Гулма маси. Зивара маси. Маха зивара маси. Андара дхванна маси. Сваха, — зазвучали слова тайной мантры. В ней Монах просил Богиню Света потушить огонь. Слова те звучали следующим образом: Пусть я тоже стану тем, кого не увидеть! Не схватить! Не удержать! Не превзойти! Не покарать наказанием! Кому не отсечь голову! Кого не ударить! Не сжечь! Кто не попадёт под власть врага!        Огонь потух. Именно его поползновения затушить это пламя ожидал Нару. Скрипы, как и тихие стоны, прекратились. Май же лежала на полу, подогнув под себя колени.        — А теперь сюда никто не сунется! — заглушил всех голос Такигавы. — Он кири кири базара баджири хора манда манда ун хатта. Он сара сара базара хара хара ун хатта. Он амари тодо ханба ун хатта. Он бисохора дараки шабазара наджара ун хатта. Он азан маджини ун хатта. Он ша агуари макасан маэн совака! — Монах вынул из верхнего чёрного халата ваджру и, прокричав последние слова, воткнул её в татами.        Такигава использовал одно из своих сильнейших заклинаний, — Нару смотрел на тяжело дышащего Монаха, убедившись в том, что его непослушная сотрудница жива. — Ничего не произойдёт, пока он удерживает этот барьер.        Проанализировав ситуацию, Сибуя спустился с возвышения на полу и двинулся к Май.        — Нет! — Танияма закричала, и наметившийся прогресс в деле ударил Нару по носу. — Не покидайте своих мест! Не приближайтесь ко мне… — она часто мотала головой, чувствуя, что кто-то опасный приближается… Она слышала голос внутри себя, голос, повиливающий ею.        — Нару, хватай Май и иди сюда! — заорал на него Такигава, ведь Сибуя взял и опустил руки. — Этот дух высокого уровня. Она уже проявила акустические, кинетические и пировые способности. Если ей подконтрольны ещё гидратные явления, то я не смогу удержать этот барьер! Поторопись!        — Нет! — закричала Май со всей своей мощи истошным голосом. — Нару, иди защищать остальных. Я не смогу идти… Я не чувствую ног… — звуки, выходящие из её рта, дрожали. Ей стоило как можно скорее признать своё бессилие. Она поняла, любой, кто притронется к ней, пострадает или даже умрёт.        — Да не слушай ты её! — Аяко бы и сама бросилась помогать, но Такигава незамедлительно запретил. Дальнейшие же крики заглушила мелодия.        Флейта застонала вместе с сямисэном, да и были они не одни. Духи засветились по углам в тёмной комнате, где горела единственная лампа на столе у Мари и две свечи по обе стороны от святыни Аяко.        Что это ещё?! — Нару начал терять текстуальную связь с прокручиваемым в голове планом. Музыка туманила его разум.        Вдруг двери поддались чье-то психической силе, и в главный зал пожаловал дух. Фусума громко хлопнули. Голубоватый свет сместил обгорелые деревянные столбы, подпирающие потолок на второй план, и почерневшие татами начала заливать вода. Она проникала через распахнутые двери, медленно подбираясь к Нару и Май.        — Это наш призрак? — спросил Такигава.        — Нет, — ответила Масако. — У этой девушки нет ног, и я не чувствую той силы, которая скрывается где-то в доме… — Хара отвернула голову, испытывая душевные терзания. Музыка… Во всём была виновата именно она.        Вместе с тем, пожаловавшая мёртвая особа взмахнула зонтом, и их взору открылась красивейшая девушка в приятном танце. Такигава и Нару смотрели на взмахи её призрачного зонта, позабыв об опасности и пребывающей воде.        — А ну-ка, — Аяко заметила странность и подбежала к Нао за его веером, — я одолжу у тебя эту штуку! — она сунула ему руку под кимоно, заполучив желаемое незамедлительно. — Сейчас ты у меня мигом очнёшься, грешный монах! — с этими словами она, не пожалев сил, ударила Такигаву по голове веером.        — Зачем же бить так?! — Хосё зажмурился, ведь ему почудились перед глазами искры, а после он даже присел. Нару очнулся следом. Музыка на этом стихла, а танцующая девушка сникла.        — Май, дай мне руку, я вытащу тебя, — Сибуя медленно потянулся к Танияме, не спуская глаз с призрака, та прятала лицо за чёрными волосами.        — Нет, — мотала Май головой, чувствуя в этом случае большую беду. Нару сделал шаг, это спровоцировало хруст со стороны парящего над полом духа и следующий за ним вопль.        Поднявшийся свист оглушил всю команду SPR, вынудив их преклонить колени. Запах гари, как и чёрный налёт на татами, поднялся в воздух и, склубившись в шар размерами не меньше футбольного меча, исчез где-то в углу, и на пол лёг новый ковёр.        Татами заледенели, покрылись сверкающим серебряным инеем, и на достойную тропу ступили чьи-то ноги.        «Тук-тук…» — слышалось Май вместо ледяного хруста. Частое дыхание подкидывало её тело, а окутывающий всё холод бил под самое сердце.        — Пожалуйста, простите нас, госпожа! — Масако не выдержала угнетающей её силы и подбежала к гордо поднявшемуся Нару.        — Хара, ты что делаешь? — Сибуя вознамерился отодвинуть её, чтобы она шла на своё место, но она загородила его и вырвала из него право говорить.        — Не держите зла на этого человека! Я не могу сказать, по какой причине, но он очень нравится мне. Я постараюсь выполнить любое ваше желание, — Масако просила отчаянно, другие же, подняв одни головы, молчали, даже Мари, не останавливающаяся всё это время в проведении торгов, замолчала.        — Иди на своё место, — Сибуя, разозлившись, сдавленно отдал жестокий приказ.        — Нет, ты не понимаешь… — Масако пустила слезу, стоя на своём до последнего.        Вышедший же из тени дух предстал перед гостями в образе высокомерной женщины. Её длинные чёрные волосы шевелились в тихих порывах ветра, а рука тянулась к падающим с потолка кусочкам инея, словно они — это белые лепестки вишни. Она раскрыла зонт и, взмахнув им, усеяла весь зал красными цветами на длинных зелёных стеблях.        Паучьи лилии, как плохое предзнаменование, утомили взор живых и дали ответы.        Она отказывает мне! — Масако задышала не лучше Таниямы — очень часто. — Эти цветы говорят о том, что мы с Нару больше никогда друг друга не увидим. Она не позволит мне или даже Май забрать его с собой. Она убьёт его! — от страха Хара вцепилась в руку Сибуи, не осмеливаясь сказать ему полученный ответ.        — Все, успокойтесь! Это только иллюзия, — вместе с тем Нару не утратил веры в свои силы.        Женщина, которой не было по виду и сорока, со звуками ветра тяжело вздохнула. Её серо-белая рука коснулась тугих синих оби, и живые среди мёртвых затаили дыхание. Она же вынула гребень и, присев рядом с Май, возложила свои ледяные руки на её голову.        Танияма, не помня себя от страха, лишилась чувств, а появившиеся девушки её же возраста расправили её ослабшее тело и положили обратно на красные цветы, доверив её голову своей терпеливой госпоже.        Флейта, кото и сямисэн заиграли в тот момент. Худые руки вполне плотного с виду призрака зашевелились, проталкивая гребень в волосы Май. Хозяйка дома гейш, не теряя снисходительного выражения на красивом лице, чесала волосы своей воспитанницы, содрогнув беспредельный мрак в глазах окружающих дивным голосом.

Спи, мой малыш, спи, мой милый, Закрой глаза, мой милый. Когда ты спишь, ты такой хороший ребёнок. Спи, моя милая, спи. Где твоя няня, моя милая, Куда она пропала?

       — Она защищает её! — Матсузаки шикнула Такигаве, придерживая своё тело по-прежнему вблизи татами.        — Что ты хочешь этим сказать? — шептал он, не понимая жрицу.        — Дубина, она поёт колыбельную! Матери поют колыбельные не для того, чтобы убаюкать ребёнка, а для того, чтобы его защитить от всяческого зла. Дзёрури — эти мелодичные заклинания часто исполняли гейши. Это очень старая эдовская комори-ута*!        — Но для чего ей исполнять песню защиты ребёнка? Май же не её ребёнок? И мы уж точно ей не навредим?        — А мне почём знать?! Я у тебя хотела об этом спросить! — переругивались они потихоньку, стихнув, ощутив на себе насмешливый взор. Хозяйка этого дома смотрела на них и, не скрывая превосходства, одними чёрными глазами смеялась.

Над горами она путешествовала, В доме её родителей. Скажи, что она дала тебе, дорогая, Ты не даёшь мне посмотреть. В качестве сувенира она дала тебе Флейту и барабан.

       На этом она прекратила петь и чесать голову Май. В её руке показался короткий клинок ханакири*. Без острия на конце нож казался сломанным, но его сверкающие грани твердили обратное.        — Это не похоже на флейту и барабан! — Такигава нашёл в себе силы и поднялся. Его примеру последовала и Аяко. — Лин, ты нам очень нужен, — пропел он свою просьбу, не спуская глаз с ухмыляющейся женщины.        — Не мешайте Лину! — Нару отменил его приказ.        Она не выйдет из этой комнаты, — он смотрел на давно умершую женщину, противостоящую ему бестактно и дерзко. — Лин сделал ловушку в ловушке. Эти комнаты одна за другой поглощали её. Теперь мы в самом центре! — Сибуя взял за пример дело с Кровавым лабиринтом, смастерив именно такой воронкообразный барьер. — Мне здесь оказали очень радушный приём. Пора проявить ответную любезность! — он бы никогда не простил всего того, что пережил здесь, при этой школе.        — Иди, моё дитя, — она оторвалась от наполненного презрением взгляда Нару и поцеловала Май в лоб. — Верни свою честь…        Танияма поднялась и тут же пошатнулась, задвигавшись в сторону когда-то дорогих сердцу коллег.        — Нет! — закричала Хара со слезами, слушаясь на сей раз мужчину. Сибуя заставил её покориться и спрятаться за его спину.        Это НЛП! Если мы не разрушим связь Май с этим домом, то может кто-нибудь пострадать… — он узрел очевидное, очнувшись от желания мести слишком поздно.

V

       Нейролингвистическое программирование или попросту НЛП — методика, при которой испытуемый начинает подражать поведению того или иного субъекта. Видя, как Май меряет шагами зал, Сибуя задал себе новую цель: кого среди окружающих ищет Танияма? Он понял, что хозяйка видела в его сотруднице свою приёмную дочь Сэцуко, но на кого был направлен её гнев?        — Хара, медленно отходи к остальным, — Нару и сам сдал немного назад, не отрывая взгляда от покачивающейся из стороны в сторону Май. На данной стадии её движения выглядели неопрятными. Тогда-то он понял — она и сама ещё не определила конечную жертву.        Движения двух коллег среди красных цветов спровоцировали Танияму. Она выпрямилась. И пришла тишина…        Статическое электричество превышает норму! — сквозь молчание Нару ощутил вибрации в воздухе. В волосах, словно что-то шевелилось. Капли и кусочки красных цветов поднимались над их головами, пострадав от кинетической энергии. Мелкие же электрические разряды били, когда Сибуя касался Хары. Он подталкивал её, иногда касаясь, чего мёртвым здесь не понравилось.        Она нацелилась на меня или на Хару! — Нару смотрел в посеревшие глаза Май, делая тщетные попытки предвидеть следующий её шаг.        — Убегай! — он отдал моментальный приказ растерявшейся Масако, бросаясь под удар тупого клинка. Сибуя выбил оружие из рук своей сотрудницы, не заботясь, как он это делал обычно, о результате.        — Скорее сюда! — Такигава принял напуганную Хару и спрятал за себя. Оставалось ждать. Двое замерли посреди алого поля.        — Сэцуко, кого ты на самом деле ненавидишь? — Нару заговорил ровно, не испытывая угрызений совести за свои жестокие слова.        Я ненавижу её! — пылало нечто разрушительное в груди Май. — И ненавижу тебя! Почему ты веришь ей, а не мне?! Почему защищаешь? Вы умрёте… Оба… Прямо здесь. Так я верну свою честь!        — Посмотри правде в глаза! Тебя предали люди, которые вырастили тебя! — Нару настаивал на своём, Май же протянула руку, и голубые огоньки вернули острый нож в её холодную ладонь.        Слова тебе не помогут… — блестели её не знающие жалости глаза.        Злополучный час пробил, и Танияма взмахнула клинком. Сибуя уклонился, подставив под удар свои волосы.        — Она ему только что чёлку обкорнала! — Такигава прокомментировал, завидев, как вроде бы что-то от Нару отлетело. — Надо как-то помочь… Аяко, используй семь печатей Фудо Мио!        — Хорошо! — согласилась она обратиться к главному божеству сюгэндо. Это заклинание должно было разрубить мечом врагов-заблуждения и сетью отловить плохие помыслы, пробудив тем самым веру.        Аяко согнула правую руку в локте и развернула ладонь к груди, словно на её раскрытой ладони лежало сердце. Так она наполняла себя жизненной силой вселенной. Её губы что-то шептали, руки распростёрлись, встретились над головой и у груди звонко хлопнули.        — РИН! — последовала команда, которая остановила запрограммированную на месть Май.        Убить! Убить! Убить! — тряслась её рука с клинком.        — Нару, достучись до неё, пока у тебя есть немного времени! — Такигава закричал, направив тем самым взор хозяйки на себя. — Ой-ой, Аяко, у нас есть ещё чего-нибудь в запасе очень сильное?        — Ещё сильнее?! Ты издеваешься?! — издала она вопль от возмущения.        — Неа, я не издеваюсь, потому как сейчас твой барьер точно не выдержит! — больше двадцати душ подтянулись к своей госпоже и с её лёгкой руки обрушились на невидимую стену, защищающую исследователей.        — Вот же неугомонные! — цыкнула Матсузаки. — Идите прочь! Сложила она пальцы в мудру "ин", выкрикивая: — РИН, БЁУ, ТОУ, СЯ, КАЙ, ДЗИН, РЭЦУ, ДЗАЙ, ДЗЭН!        — Наумаку санманда базара данкан! — прокричал Такигава, атакуя души умерших здесь гейш и их слуг. — А они не сдаются! — ухмыльнулся он, видя, как и все, что духи вновь облепили их укрытие. — Ещё разок! — он переглянулся с коллегами, набрасываясь с заклинаниями с новой силой. Подрубить под корень — к этому здесь стремились все.        Не могу ничего с собой сделать… Моя рука движется сама собой… — Май смотрела на Нару сквозь серую пелену, не контролируя свои действия.        — Май, успокойся и сконцентрируйся на своих внутренних ощущениях, — шевелились его губы. — Я не враг тебе. Ты это знаешь…        Убить… Убить… — двигалась она с каждым его сказанным словом, чувствуя себя опустошённой, лишённой собственной воли.        — Убить… — из её уст соскользнул зловещий шёпот, и нож полоснул Нару вдоль горла. Тонкая, едва различимая нить пореза окрасила его бледную шею, и кровь начала интенсивно проступать.        — РИН, БЁУ, ТОУ, СЯ, КАЙ, ДЗИН, РЭЦУ, ДЗАЙ, ДЗЭН! — доносились боевые крики Аяко. — Они нападают целенаправленно! Мои свечи уже почти потухли! Делайте же что-то скорее!        Призраки нападали плотной волной, прилагая усилия, как единый разум.        — Я не вижу в них воли, — Масако смотрела в их пустые глаза и прижимала руки к сердцу. — Их направляют!        — Ну а я-то что с этим могу сделать?! — Монах смотрел на Хару в ответ, перебирая в голове все возможные варианты. — Вот чёрт, и как про него забыл?! Нао! — крикнул он оставшимся за ширмой людям.        — Да, — высунулся тот, вертаясь тут же обратно. Вид озлобленных духов, бросающихся на них, будил в нём обычный человеческий страх.        — Вы там всё?        — Да уже давно как всё, — сказал он.        — И чего ты молчишь?! — вылупил Такигава глаза, только заметив рядом с собой читающего заклинания Лина.        — А чего делать-то надо?        — А я откуда знаю! Это же твой прадед не заплатил этой женщине! Придумай чего-нибудь!        Придумать… — Нао посмотрел на покорную, ничего не говорящую Мари и растерялся.        — Думай шустрее! — Монах торопил, так как призраки перестали нападать. Вместо них к ним начала приближаться та женщина.        Хозяйка этих чертогов мерно поплыла по красному полю ликорисов, и её холодное бело-голубое кимоно, как и она сама, навеяли ужас. Экзорцисты дали назад сразу же, как её ладонь коснулась невидимого барьера Аяко, который, неравный ей в силе, рассыпался, потеряв силу с затушенными порывистым ветром свечами.        — Нао… — пропел Хосё, откладывая открытый бой, ведь так велел Нару; он требовал этого под угрозой исключения из временно сложившейся команды SPR. Но что же с ним происходило сейчас?..        Сибуя смотрел на Май добрыми глазами: — Убила, и что же дальше? Ты до сих пор меня ненавидишь? — тело, которое должно было упасть, без единого укора заговорило, и Танияму затрясло, как на электрическом стуле. Она была слишком чувствительной всегда, а когда она поняла, что сделала с любимым человеком, то её охватила не обычная тоска, все её мысли пришли в законченный беспорядок, где спасти мог один Нару.        — А-а-а! — прорезался её голос, и что-то, окутывающее её, лопнуло, подтолкнув к ней приток свежего воздуха.        — Видишь, на самом деле ты неспособна на это, — кровь на шее юноши исчезла, и слова его окрасила добрая улыбка.        Джин… — узнала она того, кто вот уже не первый год помогал ей.        — Позаботишься о моём младшем брате, Май, — улыбнулся он от всей души тепло. — Я нашёл дорогу в сон благодаря тебе. Но на сей раз мне пора…        Подожди, Джин… — тянулась она к его исчезающей фигуре. — Спасибо тебе, — улыбнулась она, получив в ответ добрый прощальный кивок.        — Прощай… — он исчезал в её сне наяву, и заклинание Аяко постепенно теряло над ней свою силу.        — Май? — настоящий Сибуя стоял напротив неё и тревожно смотрел. Он был холоден, характер его по-прежнему оставлял желать лучшего, но больше она не сравнивала его с жарким цветком ликориса. Пусть его ресницы походили на длинные лепестки паучьих лилий, но он не был предвестником бед, даже если путь его временами заливала чужая кровь.        Да, Сэцуко ненавидела жену своего возлюбленного, она страдала от предательства, но его, несмотря ни на что, боготворила. Эта любовь свела её с ума, — Май разобралась в чувствах, которые её захлестнули, и смогла отбросить ненавистный ей нож.        — Я в порядке. Спасибо, что верил в меня, — она заулыбалась после тяжёлого сновидения наяву и, освободившись от чужого влияния, сделала шаг навстречу Нару.        — Надо помочь остальным! — он, наконец, взял Танияму за руку и развернулся вместе с ней к хозяйке этого дома.        — Чёрт, Лин, почему она смотрит на тебя? — Такигава отошёл вместе с остальными к самой стене, думая дать девушкам скрыться в соседней комнате, пока здесь проливается кровь.        — Не могу дать ответа, — смотрел он в тёмные очи сероватого, неспособного обрести плоть призрака.        Хозяйка же странным делом ему поклонилась, отдав скромный поклон в виде наклона головы и, собственно, затем бросила возиться с жалкими захватчиками, оставив все попытки навредить им.        — Я что-то ничего не понял… — Монах переглянулся с напуганными женщинами и немного поражённым Лином. — Ты что-то делал?        — Нет, — ответил Кодзё. Он смотрел на призрака. Женщина вновь раскрыла красный зонт и, поглаживая рукой красные бутоны ликорисов, пошла к Нару и Май.        — Шики, как и эти духи, пленники, — заговорила Масако, понимая что-то в сложившейся ситуации. — Вы оба владеете силой, способной удержать духа.        — Так она приняла тебя за своего, — рано обрадовался Такигива.        — Быть может, но это не имеет сейчас значения, — Кодзё разглядел опасность. — Нару, отпусти немедленно Танияму!        Стоило ему прокричать, как Сибую подобно жалкой кукле откинули к стене, взмахнув при этом одним пальцем.        — Нару! — Май кинулась к нему, не успев сделать нормального шага. Хозяйка школы сдавила её горло невидимой рукой и подозвала своих порабощённых учениц с её ножом.        Нет! Не надо… — Танияма словно очутилась в своём сне. Руки за спиной кто-то держал, вот-вот эта женщина вновь сдавит её щёки между пальцев, и безобразная улыбка навеки украсит её лицо.        — Лин… — Нару, едва очухавшись, барахтаясь от мельтешений перед глазами, привставал и падал возле раскрашенной стены, призывая своего ассистента действовать.        — Понял, — Кодзё как следует свистнул, и все пятеро духов, не имеющих слабостей в своём единстве, налетели на хозяйку, раздирая её в клочья.        Мерзкий, ничуть не похожий на ту нежную колыбельную вопль разнёсся по залам дзёдан-но-ма.        Свист от чудовищных когтей шики и крики разгневанного духа — они прекратились в мгновение. Женщина замахала своим зонтом и, откинув воздушными потоками Май, облачилась в огненную мантию. Всё её тело горело, не подпуская помощников Лина.        — Нару! — Кодзё понял, что практически бессилен. Сибую, как наглого нарушителя спокойствия, собирались устранить.        Я могу двигаться… — Май обнаружила силу в руках и набрала воздуха в грудную клетку.        — РИН, БЁУ, ТОУ, СЯ, КАЙ, ДЗИН, РЭЦУ, ДЗАЙ, ДЗЭН! — прорисовала она решётку доуман, которую и направила в спину хозяйки.        Атака Май отлетела, словно брошеные семечки.        Да чтоб всех этих призраков! Я ни за что не дам Нару умереть вот так! — она затрясла грозно кулаками, обнаружив, что под оби что-то подпрыгивает. Май сунула руку и вынула серебристую монетку в пятьсот йен. — Этот идиот Нару, — расплакалась она не вовремя. — Не надо меня утешать или отвлекать! Я всё равно это сделаю!        — РИН, БЁУ, ТОУ, СЯ, КАЙ, ДЗИН, РЭЦУ, ДЗАЙ, ДЗЭН! — закричала она со всей силы, сосредоточив на этой атаке в спину всё, что у неё было.        Со своими атаками Май и не планировала кого-то изгнать, она хотела отвлечь, чего и получила. Хозяйка отвлеклась от Нару и развернулась в ней.        — Дурёха, и чего ты этим добилась?! — Нару нашёл упор и припал спиной к стене. Сквозь смыкающиеся веки он видел торопящихся на помощь коллег. Экзорцисты взяли уже обозлившуюся женщину в круг и приготовились атаковать все вместе. Взмах же рук гейши породил новые утробные звуки. Из углов повылезали её ученицы. Призраки не светились голубыми огоньками, не играли длинными нарядами и причудливыми веерами. Они расточали запах разлагающейся плоти, блестели от жидкости, отдаваемой их телами, и, словно сгоревшие месяц-два назад, брали исследователей из SPR в свой смертельный круг.        — Придётся избавиться для начала от этих, — Такигава занёс ваджру за голову, намереваясь откинуть непрошеных гостей.        — Подождите! — через ширму послышался голос Нао, и желтоватая перегородка поднялась. — Они наши гости, и я попрошу вас не оскорблять их присутствия, — он не мог и не желал смотреть на мелькающие в темноте души, преклоняя колени поспешно. — Виноват в произошедшем мой прадед, и я ничем не лучше его, коль посмел предать ваше доверие. Я приношу свои извинения и вношу плату, достойную вашего дома.        Мари почтено протянула подписанные бумаги, открыв перед этим чёрный кейс, который передал им Нару через своего ассистента ещё утром.        — Долг… — гейша протянула последние слова от неверия, долго бегая по будущим хозяевам этих домов взглядом. — Уплачен... Да будет между нами снова мир… — она ответно склонила голову и, будто отпустив всё тяжкое, земное, распростёрла свои руки, похожие в свободном кимоно на пару королевских крыльев.        Здание затряслось. Зал наполнился холодным светом. Исчезли красные ликорисы, превратившись, как и сами духи, в мерцающие огоньки.        — Прощай, Сэцуко… — последний вздох хозяйки передал несколько слов, и с ними в дом вернулся свет и покой.

VI

       — Ух, как же утомительно работать по ночам, — пожаловался Монах, поводя ребром ладони по взмокшему лбу. — Но мы это сделали! Нару, теперь ты должен быть доволен! Изгнание прошло успешно!        Директору SPR помог подняться его ассистент.        — Как твоя голова? — побеспокоилась Май.        — По-прежнему единственная с мозгами, — Сибуя мрачно сморщил лицо и потёр затылок.        Да, Монах, с изгнанием ты верно подметил, а вот с настроением Нару крупно просчитался. Он в скверном расположении духа! — покачала Май головой, не смея сказать своему директору и слова против.        — Ну с тобой всё понятно, — махнул на него рукой Такигава. — Нао, а ты как? Испугался, небось?        — Да не особо, — почесал тот блондинистую голову ничем не хуже Нару. — Я если признаться, мало чего понял. Мы же были за ширмой, а когда я вышел, то говорил от сердца, не глядя на вас.        — Да, в поклоне ты славно сложился! — рассмеялся Хосё в полный голос. — Натренировался ты с нами как следует. Тебе надо нашу жрицу благодарить! Это она тебя так надрессировала.        — Нашёл крайнюю, — Аяко не особо жаловала такую похвалу.        — Не кори меня в этом. Между прочим, со мной ты бы могла быть и понежнее. Признайся, тебе понравилось бить меня этим веером, у меня чуть глаза из орбит не выпрыгнули!        — А нечего на глазах у других приблудничать! Тебя отвлекла какая-то призрачная девка. Совсем с божественного пути сбился!        — Так ты приревновала, вот это уже интересно, расскажешь об этом потом, когда свидетелей будет поменьше, — подначивал её Такигава.        — Прошу прощения, — попросила она у Нао, с закрытыми глазами залезая к нему под кимоно, заручившись полезным веером.        — Да я же пошутил! — слились оправдания Монаха с характерным треском.        — Благодарю, — передала она веер владельцу так же невозмутимо.        — Шишка будет… — постанывал Такигава. — О, да, Масако! Ты нам очень помогла! Даже не знаю, что случилось бы, если бы ты не потянула время. Твоё признание оставило неизгладимую печаль на моём сердце!        — Дубина, об этом должен Нару говорить! — Аяко вновь на него замахнулась.        — Не говорите ничего, пожалуйста, — Хара остановила споры жестом, всего раз посмотрев на равнодушного, возможно, слегка чем-то взволнованного Нару, впрочем, его небольшая потеря ориентации была скорее вызвана ударом. — Я сама не знаю, почему сказала эти слова. Извините за то, что вы стали свидетелями такого неподобающего поведения, — она поклонилась и вознамерилась покинуть этих людей.        — Хара, — её позвал директор SPR, — сейчас в доме есть духи? — спросил он весьма сосредоточенно.        — Нет, я не чувствую здесь призраков, — ответила она.        — Хорошо, спасибо, ты очень помогла...        — Нет нужды в этих словах, — она поняла, что так Нару выражал сразу всё: благодарность и свои извинения. Во всяком случае, рассчитывать сразу на то и другое не приходилось.        Как я и сказала, я сама не знаю, почему призналась. Должно быть, я думала, что справлюсь со всем сама, но ошиблась. Это больно… — пожалела она себя, исполняя задуманное ранее.        — Масако… — Танияме сделалось не по себе. Когда Хара говорила с Нару, то его отказ читался между строк. Это показалось настолько ужасным, что Май так и хотелось стукнуть этого ледышку.        — Пусть идёт, — предостерёг её Монах от любых необдуманных действий по отношению к Харе. — Ты сама-то как? Ведь перепугалась за Нару. Ты так выкрикивала заклинание, словно хотела, чтобы эта хозяйка, как мыльный пузырь, лопнула! — засмеялся Такигава.        Ну, вообще-то, я об этом думала! — призналась Май себе честно.        — Лин, а разве такое возможно? — задалась она вопросом, решаясь спросить ни у кого иного, как у Кодзё. — Призрак может лопнуть?        — Только если сам этого захочет, — не выдержал он и засмеялся в кулак. — Но Такигава в чём-то прав. Ты могла бы достичь большего, если бы использовала вместо защиты нападение.        — Защиты? Я что-то не очень поняла… — она застучала указательным пальцем по губам, пытаясь вспомнить, что выкрикивала и как.        — Лин говорит о сочетании слогов. Аяко использует защитное заклинание, как и ты, а Лин нападение, — объяснил Монах.        — Тантрическая мантра Сюгэндо, которую использую я, выглядит следующим образом: РИН, БЁУ, ТОУ, СЯ, КАЙ, ДЗИН, РЭЦУ, ДЗАЙ, ДЗЭН, — сказала Аяко.        — Чтобы перевести её в нападение ты должна сказать так: РИН, БЁУ, ТОУ, СЯ, КАЙ, ДЗИН, РЭЦУ, ДЗЭН, КЁ, — пояснил Лин. — Вместо КЁ ты можешь так же употребить ГЁУ.        — Когда ты просила научить тебя, то о нападении разговора не шло, — напомнила ей Матсузаки. — Ты хотела научиться обороняться, поэтому мы показали тебе это. Это менее опасно, чем нападение. Чтобы нападать, ты должна быть уверена, что сможешь выстоять, а это не так просто определить, как ты уже знаешь, духи на редкость хитрые создания.        — Достаточно забивать ей голову, — воспротивился Нару, портя всем настроение. — Уходим! Здесь нам уже нечего делать…        — Ну хорошо… — печально вздохнул Монах, желая ещё обсудить пару деталей, но коль начальство требовало, то лучше было не спорить. — Май, ты не идёшь? — он, как и все, обернулся, когда Танияма почти не сдвинулась с места.        — Хорошо вам, эгоисты проклятые! — завопила она от обиды со всей дури. — Снимите уже кто-нибудь с меня это кимоно!        — Ха-ха-ха! — зазвенел смех Монаха сквозь слёзы.        — Не смешно… — надула Май губы.        — Ну как тебе сказать, мне так очень смешно! — держался он за живот. — Ух, но так-то верно, в этом кимоно сколько, килограмм двадцать?        — Да не меньше… — пробурчала Танияма себе под нос.        — Я помогу, — Мари раздвинула ширму и пригласила за неё Май.        Аяко присоединилась, а вот мужчины, прокашлявшись, деликатно отвернулись. Бумажная трёхстворчатая ширма просвечивала на свету, не обнажая, но оттеняя девушек за ней.        — А ты-то чего отвернулся? — Монах начал поддевать Нару, злобно закатившего глаза. — Неужели совсем неинтересно? Думаю, Май бы не сильно возражала… Или ты видел уже всё?        — Воздержусь от комментариев на глупые вопросы, — выжал он из себя высокомерный ответ, будучи вынужденным стоять так минут пятнадцать, пока Мари не сложила кимоно обратно в коробку, а Май не переоделась в свою повседневную одежду.        — Всё, мы можем возвращаться, — сказала Аяко, когда этот неудобный перерыв закончился.        — Спасибо, что подождали, — Май с горящими щеками и ушами смотрела слезливыми глазами на Нару и, прижимая руки к груди, старалась что-то сказать.        — Не такое большое дело, — остался Сибуя безразличным, намереваясь сделать этим утром одно — вывести всю свою команду на свежий воздух в полном составе.

VII

       — Если честно, то мне не верится, что всё вот так просто закончилось, — Монах сидел за столом их центра, полностью разочарованный. — Да и непонятно, почему к Лину вот так взяли и повернулись спиной. Эта женщина не делала глупостей, а здесь взяла и подставилась врагу. Как-то всё это напрягает меня…        — И ты считаешь, что это было просто?! — Матсузаки чуть не взвизгнула.        — Кажется, вам там было очень весело, — посмеялся Джон. — Извините, что не смог вам ничем помочь.        — Это неправда! Ты помогал здесь! — возразила ему Май не с самым дружелюбным выражением на лице. Вне всяких сомнений, во многом был виноват её босс. Нару закатывал глаза и помалкивал, дожидаясь, как и все, горячего чая или кофе.        Такигава, не особо жалуя его как старшего (всё же Сибуя был младше его на семь лет), затащил всех в онсэн, расслабиться после тяжёлой ночи, жалостью здесь можно назвать лишь то, что купальни для мужчин и женщин снова оказались раздельными.        — Спасибо, — поблагодарил Браун. — Но всё же, вы устали. Вы провели изгнание на рассвете. Это впечатляет. Не думаете ли отдохнуть? Уже почти девять…        — Да, так и поступим. Вот смочим немного горло, и, думаю, можно на боковую, — Монах поделился планами.        Неужели ты мне ничего не скажешь? — Май посматривала на Нару снизу вверх. Он, несмотря на усталость, приводил в порядок свои бумаги, не изменяя любимой апатии.        С виду она бы сказала, что Нару — это настоящий флегматик. Его замкнутость, сосредоточенность в рамках своего внутреннего мира и крайняя нелюбовь к попыткам окунуть его в пространство неизученное говорили сами за себя. Но ей, той, которой удалось частично побывать в его мире, этот казался чёрно-белым. Печальные глаза Нару, где этим утром блеснул злой огонёк, влекли в объятия беспощадного разума чересчур талантливого учёного. Май и не вспоминала о том, что он, Нару, на самом деле — Оливер Дэвис, известный профессор в области парапсихологии. Не вспоминала до этой самой минуты…        — Просим нас извинить, — послышались голоса сотрудниц рёкана, — вот ваши напитки, — женщина постарше пригласила в комнату двух девушек, и те принялись разливать чай и кофе для своих гостей.        — Нет, нет! Я сам, — Такигава перенял право на кофейник у одной девушки и поспешил наполнить белую кружечку горячим, только что сваренным кофейным напитком.        — Это ещё что? — Аяко накрыла влажные глазные яблоки веками, показывая сим надменным жестом свою независимость.        — Кофе, бери и не вредничай, — Монах протянул ей кружку и сам немного смутился. Так он без лишних слов приносил свои извинения. — Когда мужчина пытается проявить тактичность, то не лучше ли ответить той же любезностью?        — Попытки у всех разные, но если ты намекаешь на недавний инцидент, то можешь об этом забыть, потому как именно это намерена сделать я. Твои извинения приняты. Спасибо за кофе и… за помощь, — в конце Аяко немного замялась, но чувствовала, что поблагодарить требуется.        — Я знал, что на самом деле ты чуткая и заботливая, — осклабился он и кивнул. — В следующий раз я приглашу тебя и Май на наш концерт, не всё же нам в компании с призраками развлекаться, — заявил он о планах, вгоняя тем самым в краску Матсузаки и Май в задумчивость.        Мне бы очень хотелось пойти вместе с Нару, но могу ли я о таком просить, когда знаю его непростую ситуацию?.. — она очень осторожно посмотрела на Сибую, впоследствии вздыхая так, словно у неё нет ни шанса.        — Кстати, а где Ясухара и наша телезвезда? — закрутил Монах головой. — Да и Мари с Нао не видно…        — Я слышал, что все они отдыхают, — сказал Джон. — Хара и Ясухара сегодня возвращаются в Токио.        — Вот как, — у Хосё пропало всё настроение. — А я-то думал, что нам устроят неплохой такой благодарственный вечер, что-то совсем тоскливо уезжать вот так…        — Куда ты собрался уезжать? — на сей раз голос прорезался у Нару, и окружающие покрылись холодными мурашками от его тона. — Мы здесь ещё не закончили. В лесу нас ждёт последняя жертва…        — Сэцуко… — Май назвала имя, вспомнив своего призрака, умудряясь до сих пор удивиться профессиональной хватке Нару.        — Сегодня вечером… — Сибуя собирался наметить план действий, но его прервал телефонный звонок. — Извините, позже это обсудим, — увидев неизвестный номер, он, не раздумывая, вышел.        Он извинился… Что-то не так! Должно быть, это важный звонок… — Май проводила своего директора недвусмысленным взглядом. Сердце её обливалось кровью, когда всё вот так взяло и оборвалось между ними.        — Май, иди за ним, — дал совет Лин.        — А? Зачем? — она резко повернула голову в его сторону, не обращая внимания на Джона, сидящего между ними.        — Ты же хочешь с ним поговорить. Сейчас самое время, — Кодзё продолжил пить свой чай, со спокойной совестью направляя особу, ставшую для его ученика особенной.        Танияма изумилась, не поверив своим ушам.        — Спасибо, я обязательно последую этому совету, — Май поднялась, поклонилась и сорвалась с места как можно скорее, лишь бы не потерять этого Нару в запутанных галереях рёкана.        На её счастье, Сибуя ушёл недалеко. Он остановился возле окна, отбрасываемого холодный свет, внимательно слушая то, о чём говорил его собеседник на задействованной волне, передаваемой вышкой сотовой связи.        — Я вас понял. Поездка займёт время… — он замолчал, видимо, собеседник его перебил. — Хорошо, значит, мы приедем туда. Спасибо за вашу работу.        На этом разговор был закончен. Нару положил трубку и повернулся к сожалеющей обо всём Май. Она соболезновала ему. Искренне. Словно его проблемы — это её проблемы; его боль утраты — её такое же мрачное бремя. Оттого её глаза и губы вздрагивали, лишая многих возможных слов.        — Джина нашли? — поняла она по обрывкам разговора и расслабившемуся лицу Нару. Сейчас он не злился. Устало смотрел сквозь какую-то серую пелену, не ожидая услышать ничего, даже того, что мог бы с лёгкостью просчитать всего пять минут назад.        — Да… — ответил он спустя короткое молчание.        — Ты поедешь за ним сегодня? — Май приходилось выжимать из себя и своего собеседника каждое слово.        — Да, Лин отдохнёт, и думаю, к вечеру мы уедем…        — Но ты же ещё вернёшься? — слёзы, не слушаясь своей хозяйки, брызнули из глаз Май, и её тело слегка дёрнулось вперёд. — Ты обещал здесь закончить! Ты же не оставишь нас…        — Я не собираюсь нарушать данного слова, — отвернул он нехотя голову. — Мне нужно опознать тело. Если это Джин, то дело передадут полиции. Я сообщу родителям, и только тогда они приедут и займутся дальнейшим оформлением. Это не так просто, как ты понимаешь…        — У нас ведь ещё есть время… — Май смущённо опустила печальные глаза, смотря на золотистый пол. — Ты не против, если я побуду с тобой?        После этого вопроса они оба немного помолчали.        — Иди за мной, — голос его ничуть не изменился в своей холодной бархатности. Он, как и его привычки, не изменились. Нару приоткрыл дверь в свой мир, позволил войти в него Май, но, как ни странно, она не почувствовала большой разницы. Разве что стало яснее, теперь его трёхцветный мир поддавался объяснению.        Молчит… Совсем ничего не говорит, — Танияма временами посматривала на бледное лицо Нару, засматриваясь на виднеющийся блеск в его синих глазах. Печальный оттенок сохранялся в них день и ночь, ей же хотелось верить, что те проблески жизни в них — это заслуга не одних водолазов, которые отыскали тело его погибшего брата, но и отчасти её.        Оливер же старался не думать ни о чём. Порой ожидания приносят сплошные разочарования, особенно когда результат не соответствует затраченным силам. Сообщение о том, что Джина нашли, тронуло его душу, тронуло настолько, что ему хотелось бросить всё и на такси помчаться к озеру, но стоило этому желанию зародиться, как он тут же его поборол, сведя к минимуму все эмоции, ожидания и переживания. Все его мозговые процессы занимали простирающиеся впереди него светлые галереи, пустые комнаты и редко, очень редко встречающиеся сотрудники рёкана.        — Проходи, — он нашёл комнату, которую искал, открыл и предложил Май пройти.        — Спасибо, что потрудились пройтись, — там их встретил Нао. — Май, и ты здесь… Я, честно признаться, удивлён… — он обнажил свои жемчужные зубы, улыбаясь из-за накатившей неловкости. Даже для него встреча с Нару наедине в номере, где стояла двуспальная кровать-подиум, выглядела странной.        — Я бы попросил объяснить причины подобного приглашения как можно скорее, я не такой свободный человек, — сказал Нару.        — Да, конечно, — молодой хозяин немного засуетился. — Мы с Мари обсудили сумму вашего гонорара и пришли к единому мнению, — он положил на белую кровать чёрный кейс, который передал ему ассистент SPR вчера утром и распростёр руку. — Эти деньги принадлежат вам. Я не могу их принять. За обучение Май мы оплатим самостоятельно. Так будет правильно. И я бы хотел просить вас о небольшом совете, но думаю, вы устали, поэтому это подождёт. Если этот номер удовлетворяет ваш вкус, то вы можете остаться здесь. Спасибо за вашу работу, — на этом Нао поклонился и оставил за своей спиной гостей.        — Касательно совета, — слова Нару задержали молодого хозяина, — я не тот человек, который вправе вам его давать. Будет лучше, если вы спросите совета у самого себя.        — Не сомневаюсь в вашей правоте, — блондин лучезарно улыбнулся, скрывая за улыбкой свою потерянность. — Приятного отдыха.        — Ушёл… — Май в лёгкой растерянности проводила Наоки и перевела глаза на Сибую. Он более чем спокойно снимал с себя одежду, приступая уже к чёрной рубашке. — Ты чего делаешь?        — Глупый вопрос, ты сама-то так не считаешь? — бросил он взгляд холодный, говорящий без судьбоносных скандалов о том, что сейчас он насмерть обиженный.        Танияма забегала глазами по обстановке и с трудом удержала взгляд на полуобнажённом начальнике. Небольшая, но однозначно двухместная кровать на низком подиуме, серо-жёлтая картина во всю стену в традиционном стиле с изображением могучей сосны и голубовато-белое постельное бельё, от долгого взгляда на которое резало глаза.        — Я собираюсь спать, — сказал Нару, когда понял, что в голове Май блещут куда более сложные сцены. — Тебе советую сделать то же самое.        — Да кто ты? Ты с такой лёгкостью ляжешь в чужую постель?!        — Это рёкан. Ничего такого я в этом не вижу, кроме того, я и в Токио живу в отеле, почему это вовсе должно смущать, я тебя не понимаю, — Нару, не стараясь быть чуточку мягче, высказал свою точку зрения и подошёл к коричнево-чёрному столику, где стоял белый кофейник.        — Ты чего делаешь? — у Май прорезался более пронзительный голос.        — Если ты собралась достать меня глупыми вопросами, то выход вон там, — он легко кивнул на дверь. — Я хочу попить кофе и прилечь отдохнуть!        — Я поняла, чего ты хочешь, но тебе лучше не употреблять такие напитки, как кофе или зелёный чай, — прочитала лекцию она.        — Ты уже забыла — кофе в моём офисе ты подавала ненамного реже чая. Я более чем здоров, мне всего-то нужно не выходить из себя, но если строго следовать фактам, то одна ты справляешься с этим в рекордно-короткие сроки.        — Ну уж прости за то, что мне есть до тебя дело! — негодующе воскликнула она. — Да, я задела твою несчастную гордость, но моя, между прочим, пострадала куда больше твоей. Ты знаешь, чтó я пережила этой ночью? Понимаешь, чтó почувствовала, когда попросила тебя заплатить мне? Ничего ты не понимаешь! Ты же, кроме своей гордости, как слепец никого не замечаешь! Не будь ты таким правильным, то понял бы, что тебе бы эта женщина никогда не открылась бы. Да, я сдуру повторила ошибки её дочери, и она, оскорбившись этим, появилась. Но ты не имеешь малейшего понятия, через чтó я прошла там… — она подняла глаза на Нару и, поняв, что он терпеливо слушает её, продолжила уже спокойнее. — Я понимаю, что задела твоё самолюбие, прости меня за это, но иного плана у меня не было…        — Я закрою глаза на легчайший налёт вульгарности в наших с тобой отношениях, если ты успокоишься. Я бы хотел провести эти часы в тишине, — принял он её извинения с небольшим условием.        — Да не стану я тебе мешать! Спи уже… — Май дёрнула за дверную ручку. Вниз и вверх, и никакого эффекта. — Не поняла, почему заперто?..        Этот Нао! О боже, он нас запер здесь! Да что за человек?! — врезалось ей в голову.        — Иди спать, — Сибуя поставил белую чашку на стол и пригласил Май вновь. — Нас разбудят около пяти…        Так говорит, будто не прилагает никаких усилий! Хоть бы покривился от неприязни, всё же я накричала на него, сорвалась, а он даже лицом не повёл, — Май призналась себе, что ожидала более яркой реакции, а не отеческой нежности.        — А вот возьму и пойду! — зашагала она к кровати, завалившись на левый край, поближе к окну, более чем демонстративно.        Нару посмотрел на скованное тело Май, её полыхающее лицо, которое она пыталась сделать более выразительным, окрашивая его исключительно чертами оскорблёнными и обиженными, после чего накрыл её простынёй, намереваясь избавиться от брюк.        — И да, — Танияма резко присела и ткнула указательным пальцем в сторону потолка, — ты мне заплатил пятьсот йен, вот это, я считаю, было унизительным!        Нет, ты точно напрашиваешься! — губы Нару тронула нездоровая нервная улыбка.        — Считаешь меня мелочным, что ж, в этой комнате триста тысяч наличными, неплохой такой заработок нынче, я могу себе позволить немного больше, чем обычно, но только учти, что и отрабатывать придётся на уровне.        Что-то несмешная шутка, — испытала Май настоящий испуг, ведь Сибуя не больно-то славился какой-либо щедростью, не считая хамства и грубости.        — И где ваш ответ, госпожа Танияма? — Нару надавил ладонью на матрас и приблизился к лицу Май, назло рассматривая её приоткрытые губы, шокированные глаза и дёргающиеся от жара щёки.        — Воздержусь! — проговорила она на той предельной ноте, после которой чаще всего следует крик, но она спрятала его в кулачке, завернувшись в простыню с головой.        Нару, ты настоящий дурак! — она прижала руки к груди, пряча в одной из них ту самую монетку в пятьсот йен. Пусть это казалось смешным и сентиментальным, но для неё она и вправду значила нечто большее. Май прятала её в кармашке на юбке, и когда Нару уснул, как ей показалось, то вынула её, чтобы погрустить немного в одиночестве.        Благодаря тебе, мне было спокойнее… — она смотрела на блестящие края, широкие листья на обратной стороне монеты и тихо вздыхала.        За спиной послышался шум. Нару перевернулся к ней лицом и, закинув на неё свою тяжёлую руку, притянул к себе.        — Не надо ко мне подлаживаться, — сонно зашептал он через простыню. Май ощутила тепло, проходящее сквозь ткань, стесняясь так даже больше. — Я ценю твою честность и веру в свою интуицию. Я не говорил, что ты не помогла. Ты… очень рисковала. И хотя у меня к тебе масса претензий, ведь ты не слушала меня вовсе, но я рад, что ты и никто другой не пострадал. Всё могло закончиться куда хуже, я бы даже согласился с Такигавой, не верится, что всё вот так легко разрешилось… — он поцеловал её туда, где пряталась её щека, и вновь придавил головой белую подушку.        — Я не слушалась тебя потому, что голос в моей голове запрещал мне это делать, — Май, остыв телом, раскрыла правду. — Мне шептали: "не смей поднимать головы, ты повинна"; "не защищай его, не то он умрёт"; "идёт твоё наказание, прими его, дитя…". Нару, — она вылезла из своего укрытия и развернулась к утомившемуся исследователю паранормального, — если я в следующий раз соберусь сделать нечто подобное, то свяжи меня, пожалуйста…        — Непременно… спи! — он поцеловал её в лоб и сам прикрыл режущие от усталости глаза.

VIII

       В тот день Оливера накрыла необъяснимая нежность. Май была рядом с ним, живая, невредимая. Этого хватало для того, чтобы на ближайшие два часа, которые оставались у них после сна, он позабыл о проблемах его окружающих. Рядом с ней он задыхался, чувствовал, как девушка, полюбившая его, пустила свои корешки в его хорошо удобренную, сбалансированную почву. Он-то планировал найти брата, достичь карьерных высот, не обнадёживая и не захламляя свою жизнь, словно тот вакуум, в который он заключил своё сердце — это его личная мера предосторожности. Каким же было его удивление, когда щебетания Май Таниямы перестали действовать ему на нервы, когда он начал отслеживать каждый её сделанный шаг. Май кидалась по окнам, надеясь увидеть хоть кого-то, чтобы им открыли дверь, а он злился, что её снова чего-то не устраивает. Он-то получал от этого наслаждение: остаться рядом с ней в тихом, уединённом месте, о котором, по его личным умозаключениям (почему-то он был уверен, что Нао никому о них не расскажет), никто не знал. Наконец, Танияма смирилась, поддавшись убеждениям Нару о разумности заслуженного перерыва. Так и прошёл этот день. В объятиях друг друга они встретили вечер.        — И почему вы надумали уезжать? Я не понимаю такой спешки… — Такигава сквозь смеженные веки делал обиженный вид, провожая вместе с коллегами сразу четверых: Масако, Ясухару, Нару и Лина.        — Прошу простить меня за такую спешку, — поклонилась Хара уважительно. — Мои причины не так уж важны. Скорее важно то, что здесь я свою работу сделала. Пора вернуться к другой. Да и не все хотят закончить свою жизнь неучами, — съязвила она, косясь тем временем на Май.        Завидуй! С меня многого и не спросят! — Танияма едва сдерживалась, чтобы не показать Масако язык.        — Но ты уверена, что стоит ехать на такси? — спросила Аяко. Пересадки в транспорте её немного смущали. — Лин и Нару едут в Токио. Вам бы хватило места в фургоне…        — Всё в порядке, — вместо Масако ответил Ясухара. — У меня в Хаконе ещё были дела. Хара согласилась составить мне компанию. Одному совсем скучно со всеми этими брошюрами возиться.        — Ну раз так… — жрица не нашла чего возразить.        — А парнишка-то как следует в свой шанс вцепился, — шепнул ей Такигава, помахивая ладошкой в ответ на прощание довольного Ясухары. Он махал рукой, как флагом, высовываясь из-за дверки белого такси. — Думаю, они хорошо проведут время…        — Да… — засмотрелась Аяко на отъезжающее такси, уловив боковым зрением возвращение Лина. Он погрузил оставшиеся вещи в чёрный фургон и захлопнул дверки. — Масако понять можно, но я не понимаю, почему уезжаете вы?        — Появились срочные дела. Мне и Лину надо ехать. Мы постараемся вернуться завтра к вечеру. Подготовьте всё, — отдал последний приказ Сибуя. — Май, подойди…        — Я? — переглянулась она с коллегами, те пожали плечами, кто-то закатил глаза, а посему пришлось идти.        За воротами на них подувал прохладный ветер. На территории рёкана было вроде как-то душно. Воздух казался ватным, а небо как кисель серо-белым. Дождь не накрапывал, но чувствовалось приближение грозы.        Май подошла к своему боссу, сохранив подобающую для них дистанцию — в три её шага. Она чувствовала жар, который исходил от работающего фургона и, вместе с тем, не чувствовала силы пассивного вожделения, а ведь именно она исходила от Нару и его пристального взора.        — Не покидай территории рёкана, пока я не закончу с делами, — дал он указание, проявляя так свою заботу. — Я оставил кое-какие бумаги в своей комнате. Они по делу Сэцуко Симада, если тебе интересно, то ты можешь в моё отсутствие с ними поработать, если проявишь достаточно внимательности, то я подумаю над вопросом сохранения лаборатории здесь, в Токио.        — Ты не шутишь?! — у Май от такого чуть сердце не остановилось. Пришла в себя она лишь после того, как вспомнила о невыполнимости поручения, ведь, мало того, что ей не хватало знаний в области парапсихологии, так ещё и записи Нару были вечно сделаны на английском.        Надо ли ей сказать?.. — Сибуя с интересом угадывал каждую новую мысль Таниямы, судя по её мимике. Хмурился лоб и прищуривались глаза — это Май увидела перед собой препятствие, но она не думала отступать, она думала, как пробиться. Уголки её губ изгибались — это проявлялась её нежность и благодарность; сверкали её большие карие глаза — это светила её любовь к нему.        Она сказала мне эти слова вновь, когда мы лежали вместе в постели. Она сказала, что любит и прижалась к моей груди без задней мысли, без намёка на разочарование или же гнев, — Нару с неистовой, с невероятным трудом скрываемой нежностью смотрел на Май и думал: стоит ли ей признаваться в любви, стоит ли говорить эти слова, когда сомнений в его чувствах уже быть не могло. — В сущности, это всего лишь слова, ничего не изменится, если я их скажу…        — Май… — он собирался это сказать, останавливаясь на полпути лишь потому, что язык в самый ответственный момент подвёл. По этой причине Сибуя сморщил лоб и накрыл глаза веками. Он, никогда не склонный к патетике, не мог включить её даже в такие трогательные моменты.        Он так смотрел, словно хотел сказать что-то важное… — Танияма почувствовала тревогу, нарастающую где-то в груди. В этот миг она перенапряглась, затем от одной мысли о признании и его волнении обмякла, ощутив себя безвольной рядом с ним.        Нару молчал… Май ждала, вперивая в него свой красноречивый взгляд.        Хотя подождите… — начала она приходить к мыслям здравым. — Если он признается сейчас, то, безусловно, его слов не услышат. Монах, Аяко и Джон стоят далеко, работающий мотор заглушит звук для них, но я не смогу как машина принять его слова, сохранив спокойствие…        Она вовремя избавилась от невидимого кольца, обвившего её с внезапной пылкостью, перебив Нару на вдохе.        — Да поняла я! — выдала она почти криком, постукивая начальника по плечу ну уж очень энергично. — Не открывать рта, пока ты не позволишь! — добавила Май как-то небрежно и рассеянно.        У Нару от данной реплики всё внутри упало. Минуту назад он боялся сказать что-нибудь не то, обидеть Танияму неосторожным словом, теперь же весь его настрой сломала та, к которой он изливал всю свою нежность в течение этих долгих часов.        — Ну, хорошей дороги, — она продолжила свой концерт, внутренне коря себя за ненатуральную улыбку, плохую игру и фразы, которые едва ли не представляли собой обычный набор слов.        Если поняла, тогда поймёшь и это! — порождённую им же нежность поглотила лютая страсть. Нару сцепил свои пальцы у Май на талии и подтащил её теряющееся в ощущениях тело. Его губы накрыли губы Таниямы, и возле рёкана, на парковке, спокойствия лишились разом все, исключая разве что Нару и Лина, директор SPR как раз-таки вернул былую рассудительность и это несмотря на то, что он откровенно целовал Май на глазах у своих внештатных коллег.        — Кажется, её уже попросили открыть рот… — Такигава изогнул голову от недоумения, не отрываясь посматривая на соитие губ и выражения лиц возлюбленных. Май, словно изумительный алый цветок, горела от жара жизни, переполняющего её, а Нару, преклоняющийся перед своей неуязвимостью под толстой бронёй родной непоколебимости, вводил девушку в дебри взрослой жизни.        — До завтра, — он обжёг её губы жарким шёпотом сбитого дыхания, назло отняв у Май последние ниточки той детской невинности, которые она ещё могла продемонстрировать окружающим, не будь он так любезен убрать с её губ влажные следы их постыдного поступка. Нару, не торопясь, поедая девушку загоревшимися индиговыми глазами, провёл по её припухшим губам указательным пальцем и, расслабившись внутренне (внешне же его постановка стана напоминала по-военному строгую), открыл дверку фургона, где Лин, спустя считанные секунды, надавил на педаль газа, и чёрная габаритная машина, съехала на грунтовую дорогу.

IX

       — Всех благ, — помахал Такигава им вслед, вскоре сосредоточив всё своё любопытство на растерявшейся в такой ситуации Май. — Кого-то только что бросили расхлёбывать всю заварившуюся здесь кашу, — протяжно и сладко пропел он, словно был тем ещё плутом.        — Да оставь ты её! — Аяко махнула на это дело рукой. — Ей и без твоих шуток не по себе, — сказала она о ни живой ни мёртвой Танияме, будто приросшей к одному месту. Сама же жрица не отличалась спокойствием, на нервной почве она не сдержалась и достала из кармана на бежевом платье пачку тоненьких сигарет.        Такигава сделал ей протестующий жест, что, мол, так дело не пойдёт, и Май не отбрешется, и, позаимствовав у Матсузаки сигаретку, он аристократично запрокинул голову. И вот, дымя в два дымохода, они навострили ушки и сверкающие глазки, заигравшие от никотиновой горячки.        — Знаете, я думаю, лучше нам всё это обсудить за чашечкой чая… — Май вздёрнула брови, видя через округлившиеся глаза всех, но акцентируя свой взор лишь на воротах в рёкан. — И лучше даже не за одной… — она эмоционально подёргала указательным пальчиком, делая из своего вида наивной школьницы в короткой юбке строгую, держащую всё под контролем учительницу.        Ораторские речи Май подхватили ноги: стоило ей вспомнить о чае, как в тех завибрировала кровь и, разгорячившись, они вытолкнули её с улицы, затащив куда-то в сад.        — Убежала, — прокомментировал её действия Джон, переводя милый взгляд на дымящих ЭМ и ЖО. Он как светлый, ничего не понимающий в жизни мальчуган, смотрел на прожжённых годами проб и ошибок коллег, ожидая от них умных реплик.        — Ничего, — махнул Хосё рукой так, как если бы она стала тяжелее, — захочет есть, сама прибежит!        — Ты чего такое городишь?! — не согласилась с ним Аяко. — Май тебе не собачка, чтобы так рассуждать!        — Да ладно тебе, уймись и признай мою правоту. Не бегать же нам за ней. Сама придёт, когда успокоится. Пойдёмте, Нао ещё не рассыпался на многословные благодарности. Я этого весь день ждал, надо же заглушить боль пустых карманов. Этот наш Нару до сих пор не сказал, сколько мы получим на сей раз, — пожаловался он, ведь и сам, можно сказать, что прогуливал. Сколько репетиций он пропустил, сколько грозных сообщений от менеджера прочёл… Об этом лучше было и не задумываться.        Перспектива полного разоблачения напугала Май, как маленького ребёнка пугают причудливые тени, прячущиеся по углам в ночи. И ужас наводил не сам разговор за чашечкой чая, а информация, которую она могла поведать совершенно случайно, ненароком обмолвившись. Одно неосторожное слово, и правда, как неправильно сложенная одежда, вывернется наружу, и вот тогда, тогда Нару больше ни в жизнь не доверит ей своих тайн.        Как ей пережить этот вечер? Может быть, стоит попросить помощи у Нао или Мари? Они-то спрячут, они поймут… Убаюкивая своего внутреннего зверя, которого только что почесали против шёрстки, она решилась просить помощи у такой же девушки, как и она.        Когда Танияма наконец отыскала Мари, то онемела от отчаяния. Будущая хозяйка не только была не в состоянии понять её проблемы, она даже не с первого раза среагировала на её зов.        — Май, прости, ты звала? — она сидела на деревянных половицах, тянущихся вдоль всего первого этажа здания, в котором ещё ночью обитали призраки.        — Мне как-то неловко тревожить со своими проблемами, — Танияма заиграла пальцами как гармошкой, не зная, то ли говорить, то ли пойти поискать Нао. Её ребячливость на сей раз не делала ей чести, поэтому она постаралась собраться и понять причины, по вине которых её бывшая наставница печалилась. — Мы можем поговорить, если ты хочешь…        Танияма присела рядом, а Мари запрокинула голову, ослабив перед этим длинные волосы. Они рассыпались по её плечам, и на бледное красивое лицо опустилась тень с крыши веранды.        На улице настал тот благодатный тихий час, когда природа готовится к грядущей буре. Солнце сквозь плотный кисель серых облаков печёт; птички заливаются в последней радостной песне, а воздух как губка пропитан задохшейся жаркой влагой.        — Это Нао? Он виноват? — девушка молчала, и Танияма решилась предположить.        — Он ли… — задумалась Мари, впиваясь глазами в серые доски под крышей. — Май, скажи мне, только честно, как я справилась с ролью хозяйки? Была ли я справедливой? Была ли полезной? Быть может, я показалась тебе по-детски наивной?        Её голос звучал так ласково-снисходительно, что у Май сразу не нашлось ответов, зато, когда слова завертелись в её голове, то понеслись диким потоком.        — Конечно, справилась! — первые звуки показались ей особенно громкими. — Наивным здесь можно назвать лишь Нао! Наделал дел, а ведь здесь ему не песочница! Я согласна с вашей хозяйкой — ему нельзя давать бразды правления, он настоящий деспот! Взял меня закрыл вместе с Нару, а я ему такого сгоряча наговорила, хорошо хоть не обиделся, а то у меня больше нет времени дифирамбы ему петь. Скоро он уедет, вот тогда-то я и вспомню твоего брата добрым словом… — пыл Май сник, предвидение собственного скучного существования в дальнейшем не придавало ей сил.        — Наивный ли?.. — Мари, смирившись со всем, прикрыла глаза и после долгой, нужной ей паузы взяла слова в свои руки. — Май, он мне не брат, неродной…        — А? Что? — у Таниямы рот приоткрылся, она, конечно, понимала, что сходства между ними столько же, сколько у лани с камышовым котом, но как-то не брала это на вооружение, так как полагала, что отцы у них разные.        — Меня удочерили, когда Нао было четырнадцать лет. Мне только исполнилось десять, но я уже была в том возрасте, когда могла понимать разницу между будущим мужем и братом. Нас никогда не растили как брата и сестру, хозяйка всегда говорила, что когда мне исполнится двадцать, я смогу стать полноценным членом их семьи. Ни тогда, ни тем более сейчас эта затея не казалась мне странной. Меня готовили в идеальные жёны. Хорошая хозяйка и помощница... Сейчас я лучше понимаю причины такого поведения, — Мари не выдержала и, теряясь в мыслях, посмеялась. — Случись со мной что-то, и никто бы не стал вдаваться в подробности, как и почему бедную сироту задушили во сне. Никогда бы не подумала, что все мои занятия — это дань умершим, то, чем мне пришлось бы заниматься до скончания моего века…        — Мари… — Танияма смотрела на её сдерживаемую панику глазами боязливыми и в тот же миг восхищающимися. Хотела бы она иметь столько силы и храбрости.        — Ты не знала? — её голос стал тонким, окутанным рябью, словно у певчей птички. — А вот ваш начальник, кажется, был в курсе. Он догадался почти сразу. Я поняла это по его неуместным жестам и взглядам. Уже после я разглядела подвох. Он проверял меня… Как это было унизительно осознавать… Но я ничего не могу с этим поделать. Я могу позволить себе смотреть прямо лишь на Нао, прикасаться к нему и отвечать взаимностью.        — Но ведь он относится к тебе очень бережно, — Май начала вспоминать многое из жизни этих двоих, пытаясь как-то сложить все части мозаики. — Но ты опечалена… Неужели ты не желаешь выходить за него замуж?        — Я не знаю… — сказала она, чуть тревожа дыханием воздух. — Нао из тех людей, которые получают то, чего на самом деле хотят, но вот то чего они хотят, знают лишь они сами.        — Может быть, лучше об этом спросить у него?        — В том нет нужды. Он уже сказал мне всё. Когда вы уехали, мы поругались из-за этого концерта с оплатой и, будучи не в состоянии рассуждать здраво, я совершила большую ошибку, о которой по сей день жалею.        — Ну мы тоже с Нару часто ссоримся, но как-то миримся… — подбадривала Май, не забывая улыбаться.        — Вот и мы помирились… — Мари помотала головой, стараясь откинуть нахлынувшие воспоминания, чувствуя острую нужду в прогулке. Она поднялась, походила недолго из стороны в сторону и подняла на Май ослепительные от доброты глаза. — Вне всяких сомнений, Нао знал, что делает, я же поддалась ему, а теперь вынуждена думать о судьбе ребёнка, которого я ношу. Когда хозяйка узнает, что духи покинули школу, когда поймёт, что во мне нет нужды, то захочет подыскать для сына более выгодную партию. Да и в Нао я не уверенна. Я так злилась на него… Он бросил меня, когда мне было четырнадцать, когда я осознала всю любовь к нему, как к мужчине, когда поняла, что хочу быть рядом с ним. Он, конечно, предложил уехать вместе с ним, но ведь это было невозможно. Я холодею от одной мысли, когда пытаюсь представить те годы, которые он провёл вдали от нас. Сколько девушек у него было? Как он заливал их уши своими сладкими речами… Я знаю, что их было немало. Хозяйка постоянно твердила, что все мужчины такие, и это надо терпеть, если хочется иметь крепкую семью или воспитывать их ещё до свадьбы, так как потом у них пропадает чувство страха.        Если подумать, то и я не знаю, как жил Нару до меня. Сколько девушек у него было, и кто стала для него первой… — на этой почве у Май в голове закружились мысли, которых она боялась как чумы.        — Но если так думать, то никогда к себе никого не подпустишь. Ему стоит рассказать о ребёнке, он не тот человек, который отправит тебя на растерзание матери или врачей, надо всего-то сказать… — она отмела все не очень приятные ассоциации, желая подбодрить свою наставницу.        — Май, он сделал мне предложение в ту же ночь, — Мари вся сжалась, словно замёрзла. — Он целовал меня и просил долго-долго стать его женой, но я так и не смогла сказать ему «да». Это так сложно, словно делаешь шаг в пропасть. Поэтому я избегала общения с ним. Я знаю, что если покажу ему хоть какую-то брешь, каплю сомнений, то он воспользуется этим…        — Ты сомневаешься, а надо всего-то попробовать, — Май начала немного понимать свою собеседницу, потому-то и улыбнулась. — Дать ему шанс не так сложно, как и меньше думать о его промахах. Уж такие мы люди, ошибаемся и учимся на своих ошибках. Мне страшно подумать, что было бы, если бы Нару выгнал меня из-за моих промахов, да я бы месяца у него не проработала! Ты слишком сильно стремишься к идеалу, тогда как на самом деле его нет. Один мы возводим на пьедестал в своей голове, венчая его этим титулом, а другой, похожий на наш созданный образ, со временем ищем, понимая в какой-то момент, что на самом деле люди состоят из ошибок, и того идеального образа нет. Это лишь то, что мы вылепили, окрестив тем самым светлым именем, с которым готовы засыпать на тёплых устах. Смирись с его слабостями и дай настоящий шанс, думаю, он постарается тебя удивить, а если нет, то рассмешит точно, по глупости его некоторые выходки превосходят мои.        — Может быть, ты и права… Я постараюсь найти с ним общий язык…        — А как же вопрос формальный? Вы состоите в одной семье, под одной фамилией…        — Я вот-вот выйду из семьи. Документы уже готовы. Необходимо дождаться конца сентября, и сразу же после моего дня рождения я смогу получить свою старую фамилию.        — Значит, осталось дать ответ Нао. Скорее найди его…        — Да, это следует сделать, — Мари в знак благодарности кивнула, ощутив уже не первый порыв ветра. Вороны на высоких соснах за границей рёкана противно разинули рты. Рваные, хриплые звуки смешались со стоном природы.        Огромные чёрные тучи нависли над рёканом куда быстрее, чем тянулся этот серый, щедрый на утомительное испарение день. Ветер, гнущий деревья в лесу, пригнал эти наполненные водой тёмно-серые, местами фиолетовые, плотно-перистые небесные губки. Жизнь как нечто цикличное изначально, с самого утра предвещала грозу, сейчас же, слыша первые, далёкие шумы, напоминающие грохотанье слабых волн о многовековые скалы, Май, как человек, страдающий от забвения, пробудилась. Ночь настала раньше положенного времени. Небо полностью заволокло. И вот, блеснула последняя зарница на линии горизонта, и показались первые исковерканные разгневанными богами золотые молнии. Грянул гром… Раскат был такой силы, что стёкла в пустующем домике задребезжали. И пошёл ливень…        Капли, огромные и мощные, падали с небес, словно это наказание человеческое за неуважение к природе. Отпрянув от безжалостного потока холодной воды, Мари и Май укрылись под крышей на веранде. Дождь лил беспроглядной стеной, пузырясь в быстро появляющихся лужах.        — Мари, ты же не боишься грозы? — Танияма побеспокоилась о девушке, почувствовав в теле странную вибрацию; она не боялась грозы, собственно, чего там было бояться, когда ты в городе, а вот на природе под открытым небом…        — Нет, это частое явление в наших местах, — ответила она, протягивая руки к сероватой стене из воды. Прохлада, пришедшая с дождём, сняла оковы сна, наложенные пасмурным душным днём.        Ладно, значит, это у меня одной нервишки шалят, — Май глупо приоткрыла рот, чувствуя себя одинокой дубиной. — Я как-то напряжена…        Ливень утихал. Никто и не ждал, что этот дождь затянется, наоборот, чем скорее он выльется на землю, тем яснее станет погода.        Барабанная дробь на черепичной крыше почти стихла. Редкие капли падали с неба в прозрачные, разлившиеся на зелёной траве лужи, напоминая о произошедшем нежно щекочущими нервы громовыми раскатами где-то вдали.        — Ну вот и всё, мы можем возвращаться! — Май отчего-то спешила попасть в рёкан. Всего час назад ей не хотелось сталкиваться лицом к лицу с коллегами, а сейчас, сейчас она рвалась туда с необоримой силой.        — Да, дождь закончился, — Мари вышла из укрытия первой и потихоньку пошла по мокрой траве, прихлюпывая деревянными сандалиями. Глядя на неё с высоты веранды, Май хотелось смеяться.        Ветер… Порывистые вихри воздуха налетели на сад: молодые деревья, как дуги, согнулись; кусты, стряхнув небесную слезу, прижались от силы урагана к земле.        Недобрый треск потонул в громовом раскате, и нечто тяжёлое с грохотом рухнуло на землю.        — Что-то сломалось… — Май сбежала с веранды, нагнав наставницу вскоре. — Поднимается ураган, нам лучше спрятаться в доме… — она уговаривала её отложить все разговоры, пока погода не наладится.        Ну вот снова… — Танияму передёрнуло. Она взялась за плечи Мари и вся скривилась. Живая и тёплая плоть ей показалась гадкой и бренной, словно она прикасалась не к девушке, которой как подруге симпатизировала, а мерзкому предателю, труп которого с самого утра болтался в петле.        — Май? — та заметила в теле Таниямы озноб и склонилась над ней. Сотруднице SPR стало настолько не по себе, что она присела на корточки и сжала руками колени.        Свяжите! Заприте! — кричал её внутренний голос, пропуская по телу рябь как импульсы.        — Тебе больно? Где болит? Что болит? — Мари забеспокоилась, её ученица так редко дышала, что когда выдыхала, то пар выходил из её рта. — Здесь становится холоднее, нам надо идти в рёкан. Мы простудимся…        Холоднее… — Май слышала её слова, как через толщи воды. Она перевела затуманенный взор на неё, на сад и на землю. Лужи покрывались тонким льдом. Холоднее… — повторила она про себя, прикрывая глаза от навалившейся усталости.        — Холоднее! — Танияма разорвала сонный гнёт, подскакивая на ноги как ненормальная, крутя головой направо и налево. Среди теней сада, покрывающихся инеем кустов и затягивающихся, как раны луж, она разглядела сломанные ворота.        Тропа в лес открылась её взору, как и выломанные доски, а ведь не так давно они наглухо забили всё.        — Май, ты слышишь? Кто-то плачет?.. — Мари взволновалась и сошла с садовой дорожки. — Женщина, это плачет женщина! Мне вдруг стало так плохо… — она прижала руки к груди. — Почему меня никто не ценит? Почему они не чувствуют моей боли?.. Стирала ли я руки в кровь, натирали ли ноги, гнула спину и рвала связки — это не стоит в их глазах ничего! — ею овладел страх. Она истерически закричала и, не помня себя, замотала головой.        Я уже знаю эту тоску… — Май вспомнила себя, когда потерялась в лесу. — Не может быть… Сэцуко! Но Нару сказал…        — Мари, нет времени объяснять! — Танияма сжала кулаки, взяв себя в руки. — Это не твои чувства! Это призрак! Это она внушает тебе! Не слушай её! — кричала она для размякшей в её руках девушки. — Если ты не послушаешь меня, если не очнёшься, то закончишь свою жизнь в петле! Это её черта, она так убивает. Мари, я прошу тебя, скорее… Скорее найди силы в себе, а если сомневаешься, то подумай о Нао, подумай о том, как он старается ради тебя, ведь он не обижается и, несмотря на очевидное наказание за свои поступки, пытается произвести на тебя впечатление, поскорее отдайся этому чувству, забудь о гордости и прости его, иначе я ничем не смогу тебе помочь!        Боже мой, это она… — Май увидела, как границу леса и рёкана перешла их Кутисакэ-онна, прикрывая лицо красным веером, и у Таниямы пробудились силы для боя.        — Мари, беги! — она пихнула её; та упала на землю и, очнувшись, посмотрела на свою ученицу большими от страха глазами. Она не понимала, что с ней только что произошло, знала лишь, что сказала то, чего не особо хотела. — Я возьму её на себя. Ты же беги и приведи остальных! Скорее!        Вопль Май до конца привёл девушку в чувства и, разувшись, она побежала.        Мы встретились… Больше я не поддамся этому чувству! Больше я не жалею и не грущу! Мне не на что жаловаться, моя жизнь полная!        — Я тебя не пропущу! — закричала Май, глядя в лицо своему страху. — РИН, БЁУ, ТОУ, СЯ, КАЙ, ДЗИН, РЭЦУ, ДЗАЙ, ДЗЭН! — начертила она в воздухе решётку доуман, отправляя её призраку.        Нет, это не то! Я использую заклинание Лина. Я не стану защищаться, сегодня я буду нападать! — Танияма увидела связь прошлого с настоящим; поняла похожий ход вещей: по бумагам она являлась невестой Нао, а он желал жениться на другой девушке, носящей его ребёнка. Май не могла её пропустить...        — РИН, БЁУ, ТОУ, СЯ, КАЙ, ДЗИН, РЭЦУ, ДЗЭН, ГЁУ!

X

       Грозные тучи нависали над головами Нару и Лина, когда они углубились в лес, следуя грунтовой дороге. Нагруженный оборудованием чёрный фургон поднимал придорожную пыль, а директор SPR, задумавшись, перебирал в голове сомнительные факты и обстоятельства. И если Такигаве казалось необъяснимым поведение ранее главенствующего духа, то его смущало поведение Май. Почему она попросила ей заплатить? Да, это бросало тень на её личность в глазах хозяйки, ведь гейши не делят постель с мужчиной за деньги — это путь куртизанок. Собственно, с этим Нару не спорил, ответ на этот вопрос был слишком прост. Другое же дело — как она до этого додумалась? Вероятность того, что Май приходили в голову такие идеи, как заняться добычей лёгких денег, можно назвать нулевой, даже погрешность задать рука не поднималась. Но тогда откуда?..        — Джин, что же ты ей показал, идиот?.. — с его уст слетел случайный вопрос, и Лин, молчавший всю дорогу, обратил внимание на своего ученика.        — Нару, ты что-то увидел?        — Нет, я думал о последнем изгнанном нами духе…        — Женщина… — Кодзё вернулся к дороге, не заостряя особого внимания на камнях и маленьких ямках, которые в свете фар выглядели по уродливому серо. — Скорее всего, оммёдзи, который защищал гостиницу, заключил с этим духом договор. Не похоже на принудительное обращение. К нам подошли очень лояльно.        Это я уже давно понял… Не будь такого соглашения, то она бы выжгла нашу печать и со злости сровняла бы рёкан с землёй. Тут явный симбиоз, — Нару, не показывая скуки, зажал пальцами нижнюю губу, продолжив размышлять об ином.        — Но ведь ты уже об этом догадался, — сказал Лин, прекрасно зная, что его ученик вечно на шаг впереди. — Тогда что тебя смущает?        Не думаю, что об этом кому-то расскажу… — он накрыл глаза веками, делая вид, что всё это уже наскучило, и теперь он жаждет отдохнуть. Кодзё не стал настаивать, идиллию нарушил телефонный звонок.        — Да, Мадока… — Нару нехотя ответил на входящий звонок. Он с минуту что-то очень внимательно слушал, после чего повесил трубку и, разглядев на небе вспышки беловато-лилового света, процедил что-то невнятное.        Начался дождь. Дробь отзвучий загипнотизировала его, как и вид разбивающихся капель о чёрный капот. Каскад брызг заливал зелёные травы у дороги, окатывая их коричневой жижей, а Нару, словно оскорблённый проделками природы, сгущал морщины на лбу. Он с таким усилием думал, что казалось, будто в своей голове он прокручивает события столетней давности.        — Лин, мы возвращаемся. Разворачивай фургон, — он принял решение отложить опознание поднятого со дна озера тела, имея какие-то омрачающие его жизнь факты.        — Здесь не получится. Дорога узкая, а мы перегружены. Мне придётся доехать до шоссе…        — Сколько ещё? — спросил Нару, продолжая смотреть на грязные лужи на дороге.        — Три километра, — ответил он.        — Хорошо, поторопись, — помрачнел он, не боясь рёва дождя, злясь на самом деле из-за других.        Деньги и честь — неравносильные понятия. А сильная семья — не символ мужества. Людям в рёкане может грозить опасность. Придётся тебе ещё немного подождать, Джин…        Бушевал неистовый ветер, свирепо грохотал гром. Мокрые вихри поднимались на автостраде, когда чёрный фургон развернулся и пустился в обратный путь. Сибуя не стал объяснять причин своего решения, оставив предположения при себе, главное, дождь вылил на землю достаточно влаги и сейчас поутих.        В салоне автомобиля, в тепле и комфорте, Нару выкрадывал из мира живых чуткий сон. Он клевал носом от неторопливой езды, не имея права тратить на рассусоливание полученных данных лишних нервов. Столбик его пульса немного скакнул, когда Лин с неприятным скрипом остановил фургон; тогда до рёкана оставалось больше восьми километров.        — Что случилось? — спросил Сибуя, потеряв сон.        — То ли последствия грозы, то ли нас не желают видеть в рёкане, — Лин сказал так из-за толстого дерева на дороге. Лиственница, стоявшая не первую сотню лет, вся потрескалась и преградила им путь.        Нару терпеливо закатил глаза и, открыв дверку, вытащил на улицу чёрный зонт. Он дошёл до дерева, посмотрел на опустившийся сероватый сумрак, окутывающий лес, и под звуки барабанящего по ткани дождя воспользовался силой, о которой не имел права кричать в серой толпе. Пахнущее сладко-горькой смолой дерево, смешиваясь с грязью и камнями, легло на обочину, а директор SPR вернулся в фургон.        Лин не сказал ни единого слова. Если Нару шёл на такие меры, то обстоятельства обязывали.        — Поехали, — приказал Сибуя немногословно, убрав влажный зонт к себе под ноги.        Фары помигали желтоватым светом, и фургон тронулся. Нару скептически посмотрел на место, где их задержали, и попросил своего ассистента прибавить газа.        Прошло минут пятнадцать или меньше того, как фургон налетел на что-то необъяснимое и, завертевшись, едва не скатился в лес. Не особо напугавшиеся джентльмены покинули транспорт и осмотрели колёса. Резину словно кто-то изжевал.        — Нару, не будь мы гружёными, то аварии не миновать, — сказал Кодзё строго.        — Сколько до рёкана километров?        — Около семи, — сказал Лин.        — Хорошо, — Нару скинул с себя пиджак и расстегнул пуговицу у горла. — Придётся нам немного пробежаться…       Исхлёстанные грубым дождём, директор SPR и его ассистент, запыхавшиеся и до нитки мокрые, примчались в рёкан, застав компанию экзорцистов в обеденном зале за чаем. Те же, в немалой степени удивившись, встретили тяжело дышащих начальников непонимающими, с трудом реагирующими лицами.        — Где Май? — Нару прохрипел свой вопрос, не успев как следует прокашляться и прогнать сухость в горле.        — Мы не в курсе, — ответила Аяко машинально. — Говорят, её видели вместе с Мари, а за ней пошёл Нао…        — Ничего подозрительного не происходило? — спросил он, приняв у прислуживающей особы стакан чая и полотенце.        — Не считая вас, нет, — ответила мико, переглянувшись с остальными, услышав, как и все, странное оживление в коридоре. Охали женские голоса, и следом за ними хлопнули сёдзи. Мари, вся растрёпанная, с наполненными ужасом глазами, повисла на решётках и сквозь одышку вымолвила:        — Скорее… Май в опасности! — на этом у неё закатились глаза, и девушка сползла к полу, тяжело дыша.        — Джон, присмотри за сестрой Нао! — Такигава выпрыгнул из-за своего стола, потащив Аяко за руку скорее, чем она смогла толком встать и расправить ноги. — Да скорее ты! Надо бежать! — ругал он жрицу.        — Мари, где они? — Нару отдал полотенце сотруднице рёкана, напугавшейся без особого на то основания, и присел на корточки, чтобы переводящей дыхание девушке не пришлось тратить последние силы на крик.        — В школе… Они там…        — Они? — подхватил Такигава.        — Да, призрак… Молодая женщина… Скорее…        — Нао пошёл туда…        — Не будем терять время! — Нару проследил, чтобы о Мари позаботились, и вместе с коллегами побежал по галереям. — Я покажу короткий путь!

XI

       Ветер обдул лицо молодого хозяина; скопившиеся на листве капли дождя намочили его одежду. Он, как и нынешняя погода, не жадничал в своих проявлениях.        Одно твоё слово… — представлял он печальное и тихое лицо Мари. — Одно… и я продолжу сражаться или поддамся порокам большого города, сколько из них я уже повидал? Сколько хотел бы забыть?.. Не будь я так слаб, то давно бы поставил мать на место и забрал бы тебя. Одно слово, Мари, только одно: «да» или «нет» и всё на этом решится…        Счастливым он чувствовал себя именно здесь, рядом с девушкой, которую десять лет тому назад вот в такой же буйный день привезли в этот дом. Куколка из фарфора с волосами смолисто-чёрными, зубками-жемчужинками и губками-земляничками, ни тогда, ни годом после Нао не думал перечить матери, в нынешнее же время многое изменилось. Сравнение с миниатюрной куколкой в те дни казалось комплиментом. Разобравшись же в семейной подоплёке, он искренне ненавидел это первое впечатление. Кукла… Именно её пытались изготовить тогда, когда он старался стать кем-то, пытался вернуться домой с гордо поднятой головой. Да, обстоятельства порой были весомей его воли: друзья, стресс, желание лёгкой жизни — это сделало его в глазах Мари кандидатурой недостойной. Много ошибок, скверных привычек, которые осеклись, столкнувшись с упёртой любовью Май Таниямы. Не будь у неё любовной горячки по одному невыносимому Нарциссу, то он бы по обыкновению воспользовался слабой девушкой, заглушив хоть на какое-то время приступ лютого одиночества. За эту преданность к чувствам и намерениям он зауважал обычную девушку, от которой, по правде, не ожидал ничего, кроме приятной беззаботной компании. Каков же был его испуг, когда он обнаружил её до нитки мокрую на земле и без чувств.        — Май, детка! — вспомнил он старые привычки. Вода смыла всё. Маски, ужимки и многие другие пороки. Пусть он притворялся, но никогда не обманывался сам. Не дюжий ум достался ему так же, как и гостиница — по наследству. Пусть его мать лежала в больнице, но, презирая себя, он не желал её возвращения и тех проблем, какими омрачилось бы его существование. Как было привольно жить и не думать о них, жить и не принимать важных решений: мать выбрала для него невесту — и он согласился; она посоветовала ему сэнсэя — и он послушался; она накинула на него бремя содержания и ведения семейного бизнеса — и он обрадовался. Жизнь без забот, перепутий и бедности — это то, что он воспринимал как обычную данность. И вот в минуты, когда решалась чья-то судьба, он холодел от ужаса перед величиной этого мира, перед страшными её дарами и тем, что он отрицал, мысленно или, как и сейчас, наяву созерцая в собственном маленьком мире, где он отгородился забором и вековым лесом, оставив за плечами цивилизацию, толпы пустых чем-то напоминающих мебель людей.        Танияма лежала бледная и холодная. Дождевая вода застыла на её ровном как зеркало лице, а Нао судорожно отсчитывал её пульс.        — Очень слабый… — его сине-зелёные, похожие на море глаза забегали, не зная, где подступиться. Короткая юбка Май закатывалась, обнажая её стройные бёдра, жёлтая майка загнулась, открывая вид на бледный живот, и какая-то часть Нао взбунтовалась, веля хранить Мари чистейшую душу, не запятнанную даже проскользнувшими помыслами. Он потряс головой, забыв давние неосторожные желания, и наклонился над Таниямой для того, чтобы поднять её с этой холодной земли.        Нао просунул руки под спину и колени Май, нашёл упор и посмотрел девушке на всякий случай в лицо. Её глаза на тот момент распахнулись. Чёрные, жадные, как бездна, открывающаяся утопленнику, глубокие, они впивались в него, будущего доктора, возможно, даже мужа и отца.        Наоки похолодел, забыв о всяких добросердечных помыслах и грядущей клятве, где он божился бы воздержаться от причинения всякого вреда и несправедливости. Руки, ему понадобилось отнять свои руки от тела больной, за это она вцепилась в них мертвецкой хваткой.        — Ты не Май… — не сдержал он лишних слов, заполучив в награду оскал синих губ и испачканных землёй зубов. Он не представлял, как Танияма корчилась, когда её тело заполучил озлобленный дух, но понял страх перед смертью, когда её тощие пальцы обхватили его горло, и восторг убийцы заиграл в её глазах.        Свист в спустившемся на их двор сумраке отогнал от него неминуемую погибель и, тяжело кашляя, Нао упал раскрытыми ладонями на мокрую зелень трав.        Экзорцисты, прибежавшие на помощь, притормозили. Никто из них не ожидал увидеть Май с разлетающимися от ветра волосами, в вихре из небесной влаги и уж тем более с жестоким соседом где-то внутри.        — Аяко, останови её! — Такигава быстро сообразил, что Май надо обездвижить, но стоило жрице подготовиться для выкрика магического слога «РИН», как одержимая грозно и беспощадно закричала разинув рот до ярко выделившихся на щеках мышц. Ветер взметнул ей волосы кверху и красные подтёки на её шее добавили оцепенения былым коллегам.        Она со всей нечеловеческой силы ударила Нао обратной стороной ладони, и когда тот кубарем от неё отлетел, то она побежала за ворота рёкана, и следующий за ней туман скрыл её от глаз людей.        — Май! — Монах бросился вдогонку, однако Лин по приказу Нару его остановил. — Пусти! — кричал он.        — Мы не пойдём за ней в туман, — сказал ему на это Нару. Его голос звучал подозрительно ровно. — Там нас ждёт верная смерть. Не глупи, она хочет, чтобы мы побежали за ней.        — Я не маленький мальчик! Справлюсь с тамошними душонками! Если мы не поспешим, то Май не переживёт этой ночи!        — Поэтому мы поспешим. Лин, готовься к сёкону. Я желаю кое с кем поговорить… Такигава, откопай своего друга и попроси дать нам одну личную вещь его прадеда. Мне есть, что сказать, и молчать на сей раз я не буду…

XII

       — Как там Нао? — Такигава принял из рук Аяко потёртую охотничью сумку, переданную им через Мари, и спросил.        — Он сильно ударился головой, есть пара тройка ушибов и рука сломана, но для жизни опасности нет. Подожди, к утру он осыплет твои ноги очередным софизмом, — сказала она, по-прежнему считая молодого хозяина типом скользким.        — Ну слава богам, Май не будет корить себя за убийство невиновного, я, конечно, и за Нао беспокоюсь, но он крепкий малый, а вот наша Май… — он хотел сказать несколько слов о её несчастной доле, однако увидел вошедшего к ним Нару и замолк.        — Держи! — Сибуя сунул ему лист бумаги, забрав коричневую кожаную сумку. Он передал её и ещё какие-то записи Лину и уже тогда отошёл от готового к ритуалу Кодзё.        — Я что-то не понял… — сказал Монах. — Это что?        — Вопросы, неужели ты зрением стал слаб? Я сейчас не в состоянии общаться с духами умерших. Ты заменишь меня.        — Да, я так и понял, но здесь всё на английском… Я конечно, неплох в этом, но могу ошибиться… — молвил Монах, глядя на самоуверенного в себе начальника.        Нару не стал его слушать. Он вырвал листок из рук Хосё и передал бумажку Джону.        — Задавать вопросы будешь по порядку, — дал он единственную рекомендацию.        — Хорошо, — кивнул Браун, не затевая спора на ровном месте. Напуганные взгляды коллег сказали ему всё, что было нужно — они, как и он, чувствовали себя неуютно, как обычно ощущает себя подкова между молотом и наковальней, если бы у неё ещё были чувства…        Ничего нового не произошло. Лин начал читать молитву, заиграли свечи, послышался звук флейты, и у одной из стен показался дух крепкого мужчины.        — Начинай, — Нару приказал Джону не мешкать, и тот, запутавшись в массе выданных ему строк, вовремя собрался с силами.        — Да… Будьте любезны назвать нам ваше имя, — перековеркал он вопрос своего начальника, так как изначальный никакой просьбы не выражал. Сибуя, ощущая себя и без того омерзительно, поджал губы и наклонил набок голову. Если бы ему сказали, что к его ногам вылили ведро помоев, то он бы с лёгкостью в это поверил, ведь чувствовал себя именно так.        — Риота Хаяси… — прохрипел дух. Он не поднимал головы, не касался своей полупрозрачной массой татами и одет был в дорогие одежды: кимоно с семейным гербом, хаори и хакама. Большое количество одежд делало его фигуру более массивной, да и сам-то он показался мужчиной нехрупкого телосложения.        — Как вы умерли? — продолжил Джон уже ровнее.        — Заболел и в результате скончался, — ответил он.        — Вы провалились под лёд на охоте? Вас что-то напугало?        — Призрак… женщины… — протягивал он слова. — Любимой женщины… — его низкий голос давил на психику окружающих. Обычно они изгоняли призраков и очень редко общались с ними.        — Печально умереть оттого, что былая любовь не может тебя отпустить… — Такигава тихонько перешепнулся с Аяко, чем заслужил гневный взгляд начальника.        — Сплошной трёп! — заявил Нару посреди ритуала. Он с чувством собственного достоинства отошёл от стены, где тихонько стоял, и, презрительно посмотрев на коллег, упёрся взглядом в парящего у противоположной стены духа. — Нет и капли гордости! — сглотнул он горечь собственной желчи. — Отдать свою жизнь в руки матери, не иметь своего мнения — это омерзительно! Каково это — быть бесхребетным? — заговорил он так, словно не в себе.        — Э, Нару, ты себя как чувствуешь? Может быть, ты помолчишь?.. — Монах как-то даже опешил.        — Что, правда глаза колет? — ехидно усмехнулся Сибуя, запретив Такигаве лезть не в своё дело. — Да какой мужчина, если любит, отвернётся от слабой женщины? Какой, несмотря на трудности, не поверит её словам? Лишь лишённый мозгов!        Нару провоцировал вызванного духа, и Лин ощутил реакцию загробного существа в его стремлении освободиться.        Призрак гневно проревел, забился, но, словно закованный в цепи, толком не пошевелился.        — Что, кишка тонка выбраться? Не думал, что когда-нибудь придут и по твою душу? Я изгоню тебя, отправлю туда, где тебе самое место, а если с Май что-то случится, то и вовсе сотру с лица этого и любого другого мира, не будет тебе прощения и упокоения, настанет заслуженный мрак!        Дом начал поскрипывать, не один Лин заметил, что пошло что-то не так…        — Лин, хватит идти у него на поводу! — закричал Такигава. — Отзывай!        Свет исчез. Кодзё задул свечи, а Джон зажёг лампу.        — Что за браваду ты здесь устроил?! — качал головой Такигава, стоя в осветившейся комнате вместе с коллегами.        — Бесцельно-дерзкое поведение — это удел юнцов, не вздумай допустить хоть на одну секунду, что я отношусь к их числу! — тернисто произнёс Нару. — Отдыхайте. Больше от вас ничего не требуется…        Этот мальчишка… — Хосё не смог найти слов на хамство начальника, вытворяя теперь некие ужимки, от которых на его щеках появлялись характерные складки.        Нелогичные действия директора SPR, нелогичные. Мозговые процессы бедных экзорцистов как при ядерном взрыве подлетели.        Пустота… Без Нару в комнате, где минуту назад гневался давно погибший хозяин этого рёкана, люди, как на поминках, молчали, пока одному из них не понадобилась заговорить.        — Кто пойдёт ему душу изливать? — проговорил Хосё с улыбкой примасленного от всей души ребёнка. — С ним надо поговорить. Я не думал, что он возьмёт и сорвётся. Конечно, Май выглядела ужасно, но мы всё ещё можем что-то сделать, ведь если дух в неё вселился, то у неё есть шанс.        — Если только её не использовали как прикрытие, — сказала Аяко, не поднимая глаз. — Май могли взять для отвода глаз здесь, в рёкане. Зачем она ей в лесу?        — А зачем Нару унизил предка Нао? Все иногда совершают поступки необдуманные. Надо принять это или же надеяться, что всё именно так, — тихо сказал Такигава.        Необдуманные… — размышлял Лин, заворачивая свой меч.        — Нару! — закричал он во всё горло, уронив уже свёрнутый меч на пол. — Не смей этого делать! — запинаясь и пошатываясь, Кодзё вылетел из их центра, несясь сломя голову на улицу.        — Я что-то ничего не понял… — Монах проводил его взглядом и, не вдаваясь в подробности, бросился со всеми за ним.        Шум ветра и птиц. Вороны под звуки шумящих крон наполняли влажный вечер утомительными звуками.        Гнев Нару был неутолим. Он не успел подумать, что попал в монотонную реку жизни, как новые испытания пришлись для него в самую пору, словно они — это пара новеньких лакированных туфель, которые он вынужден надеть, несмотря на то, что они натирают кровавые мозоли.        — Нару, — Кодзё увидел своего ученика за воротами рёкана, таящим в пелене опустившегося на землю тумана. — Нару! — он потянулся к нему в беге, но ворота запечатались перед самым его носом, не поддаваясь ни на какие силовые приёмы.        — Где он? Что случилось? — Лина догнали коллеги. Кодзё выровнял голосовой фон, увидев их.        — Он ушёл… Нару специально разозлил покровителя этого дома. Теперь дух прадеда Наоки завладел его телом. Так он приведёт его к Май.        — Это значит, что теперь у нас двое одержимых?! — Такигава завыл и, присев на корточки, вцепился в свои волосы. — А-а-а! Как же теперь-то нам быть?!        — Не скули! Лично я хочу вернуть их! — отругала его Аяко.        — Точно, может быть, ты попросишь помощи у своих друзей деревьев? — лицо Хосё озарилось наивной улыбкой. Он поднялся и взял Матсузаки за ручки.        — Не думаю, что получится, — отвернула она голову, стараясь не краснеть из-за этого идиота. — Этих духов никто не контролирует. Они сами по себе, если провалюсь, то только разозлю. Надо придумать план получше.        — Есть только один способ спасти их, — сказал Лин. — Надо разобраться в этом деле. Мы должны понять, что на самом деле произошло между сыном хозяйки рёкана и той гейшей. Я позвоню Мадоке, она что-то нашла, а вы займитесь записями Нару. Он всё оставил в своей комнате.        — Ты прав, другого выхода у нас нет, — согласился Монах, уронив голову только оттого, что им снова приходится разбираться во всей этой хитрой подоплёке без язвительных советов Сибуи, в которых как раз-таки находилось рациональное зерно правды. — Сколько, по-твоему, у нас есть времени?        — Я бы не стал медлить. Оставлять их до рассвета в лесу — это большой риск. Если мы ничего не найдём, то я буду вынужден пойти, с чем есть. Мои шики разыщут их, а дальше я проведу изгнание, однако, что будет потом — неизвестно даже мне.        — Ох, ну всё! — Такигава едва волосы на голове не рвал. Когда Лин вот так смотрел, то ему казалось, что во многом управление всем делом ложится на его плечи. — Идём в комнату Нару и будем молиться, чтобы он оставил нам хоть какие-то подсказки, а не то я за себя не ручаюсь, уж больно мне здесь нервишки потрепали. Это дело несколько затянулось, я хочу поскорее со всем этим покончить! — озвучил он то, чего желали здесь все, не представляя, какие подсказки оставил им их любимый заносчивый босс. Продолжение следует… * Хараэгуси - особый жезл (хараэгуси) со множеством прикрепленных к нему полосок белой бумаги * Сакаки или "божественное дерево" - священное дерево рода камелиевых, это вечнозеленое растение, символизирующее вечность. * Ками — в синтоизме духовная сущность, бог. * Комори-ута - колыбельная. * Васицу — комната в японском стиле * Ханакири — нож, изготовленный для знатных людей, для использования в качестве инструмента по ухаживанию за бонсай, а также различных работ в саду или созданию икебаны. Ханакири — разновидность клинка кубикири (пер. «отсекатель головы»). А кубикири — это одна из форм клинка танто. Танто — это 3-й клинок, который носили при себе самураи (1-катана; 2-вакидзаси; 3-танто). Проявления духов: - акустические – в виде стуков, свистов, воя, грохота; - кинетические – как левитации и перемещения предметов, включения и выключения различных приборов и других устройств, иногда такие действия сопровождаются разрушениями предметов; - пировые – в виде самопроизвольного возгорания каких-либо предметов; - гидратные – явлений, связанных с водой.