Трёхцветная жизнь Оливера Дэвиса

I

5 сентября. Вторник — день двадцать четвёртый. Девять часов вечера. Комната Нару.        Остатки команды SPR собрались там, где дух Нару должен был быть, вне всяких сомнений, силён — в его временной комнате. Комната, принадлежавшая когда-то прадеду Нао, навевала на Аяко и Хосё какой-то ужас. Они время от времени озирались по сторонам, разглядывая желтоватые расписные стены. Да, дом в этой его части был им нисколько не рад.        Вот же! Этот Риота покинул дом, а энергетика его осталась. Чувствую себя жертвенным бараном… — Монах с не первыми подозрениями обернулся, чтобы посмотреть на стены, безнадёжно вздохнул, смяв кожу на лбу в складки, и вернулся к прежнему, полусонному, зевающему состоянию, в котором они вместе с Аяко пытались дослушать Джона. Брауну досталась не самая завидная роль. Записи Нару имелись лишь на английском. То не многое, что фиксировалось на японском, пару недель тому назад привёз Ясухара. Они это, безусловно, уже рассматривали на предыдущих собраниях, однако, с учётом обострившейся ситуации, изучили с немалым вниманием вновь. Ничего нового там не обнаружили…        Сэцуко — гейша и приёмная дочь Сузуму Симады, женщины, которую они изгнали этой ночью. Ради любви она бросила свою семью и сбежала с наследником дома Хаяси. Риота Хаяси вернулся в семью перед началом Японо-китайской войны 1894 года. По неизвестным причинам охладел к первой любви и женился на дочери богатого помещика. Его дочь, матерью которой являлась Сэцуко, утонула в пруду. Сына от законной жены вырастила его мать Сэнго Хаяси, так как его жена сошла с ума. Сам Риота умер в 1894 году от воспаления лёгких. Что стало с Сэцуко, никому не известно. По словам Май, окружающие подозревали, что она скончалась в лесу, а именно повесилась ввиду одиночества, обиды и страха.        Рассматривали фотографии, строили немые догадки, пока Джон, переборов смущение, зачитывал отчёты Нару по этому делу, но с каждым слогом всем им казалось, что чего-то в собранных материалах не хватает, что-то не сходится. Сибуя совершенно не зря вернулся, его что-то побудило так поступить, и этого чего-то явно недоставало тем отчётам, которые несчастный Браун цедил около получаса. Естественно, Аяко и Хосё могли бы помочь своему коллеге. Они понимали иностранную речь, однако тревожились пропустить деталь, которая могла стать решающей. Так Джон и сделался диктором, пока другие едва не кусали ногти, дожидаясь возвращения Лина. И вот, когда сёдзи раздвинулись, Матсузаки и Такигава почти одновременно подлетели с пригретого места.        — Почему так долго? — Аяко возмутилась, скрыв тем самым тревогу.        — Что там? — а Монаху не терпелось узнать новости, тем более, когда задумавшийся Кодзё дочитывал при них же полученный факс. — Дай это скорее!        Хосё и мико выхватили длинную бумажку из рук главного ассистента Нару и, получив шиш от очередных иностранных слов, сунули письмо Брауну.        — Снова мне, да, — принял тот эстафету, набравшись терпения и нужного для чтения вслух дыхания.        — Ты там покороче… — Такигава накрыл ладонью глаза и помахал другой рукой. Он и не скрывал: смотреть на всё это уже было невмоготу.        — Если покороче, то наши данные изначально были неверны, — сообщил Джон. — Риота Хаяси не являлся обычным покровителем Сэцуко Симады, он был её мужем. Согласно этому документу, их развели в 1893 году.        — Там говорится о риэнджё*? — у Хосё округлились глаза и открылось второе дыхание, но поскольку Браун виновато заулыбался и начал бегать глазами по факсу, то Монах поспешил объяснить. — Риэнджё или «три с половиной строчки». Раньше этот документ выдавал муж в качестве справки. Этой бумагой он освобождал свою жену от обязательств перед ним и заверял её право на свободу. Текст был таким коротким, что умещался на три с половиной строчки, откуда и название такое пошло.        — Да, этот документ значится в факсе, — подтвердил Браун.        — Боже, — схватился Такигава за голову. — Так вот в чём причина…        — Простите, Лин-сан, — в комнату постучалась одна из горничных, — вам поступил ещё один факс.        — Спасибо, — Кодзё принял её поклон вместе с бумагами и, изучив, передал Монаху.        — Ну нет, — отказался тот. — Пусть Джон смотрит. У меня уже глаза болят…        — Здесь на японском. Мадока прислала тот же текст в переводе на японский, — объяснил Лин.        — Какая Мадока молодец, — обрадовался Монах, увидев, наконец, предельно понятную письменность. — Думает о нас, бедных экзорцистах, не то что этот Нару! Как нам теперь их выручать?        — Судя по этим данным, наша Кутисакэ-онна всего-то хочет снова замуж, — сказала Аяко, посмотрев те записи, на которые Такигава молился. — Похоже, Нару об этом догадывался, раз предоставил этому Риоте своё тело.        — Если это так, то наши беглецы должны сделать остановку, — предположил Монах. — Лин, ты можешь установить точное местонахождение Нару и Май из рёкана?        — Можно попробовать… — дал ответ он.        — Что ты задумал? — Аяко напрягла брови, так как ход мыслей коллеги потеряла.        — Ты же сама сказала, их надо снова поженить! Лин сейчас укажет нам точку на карте. Мы съездим до Хаконе и притащим одного из канусси сюда. Жрица у нас уже есть, так что…        — Ты идиот! — Матсузаки повысила голос и выпучила глаза. — У нас нет времени разъезжать по посёлкам! Да и время ночь! Кто, по-твоему, полезет в грязный, мокрый лес проводить свадебную церемонию каких-то там не утихомиривающихся покойничков?        Кроме нас, идиотов, никто больше не полезет… — Такигава посочувствовал сам себе.        — Церемонии бракосочетания не сильно отличаются, о какой бы религии не шла речь. Ты займёшься этим, а я помогу, — Аяко расставила приоритеты.        — Я не хочу вас огорчать, но как мы пробьёмся через туман? — Джон побаивался влезать в их назревающий спор.        — Плёвое дело! — задрала Матсузаки нос. — С этими-то душонками я справлюсь. Духи деревьев помогут. Они расчистят для нас дорогу.        — Сколько вам нужно времени на подготовку? — Лин казался немного встревоженным.        — Часа два от силы, — сказала Аяко, поглядывая из-за плеча на шепчущихся Хосё и Джона. Браун интересовался о сложности церемонии, а Такигава каялся, что ни разу в жизни таких не проводил. — А что-то не так?        — Да, у меня будет к вам просьба. Мари сказала, что у них в больнице есть связи. Нам нужна машина скорой помощи. Нару был плох, когда мы добрались до вас. Там на дороге нас пытались задержать, и он воспользовался PK-ST.        — Но почему ты его не остановил? — Монах закричал, хотя и понимал, что поступил глупо. — Ты же всегда держишь его в руках, почему здесь ничего не сделал?        — Мы уехали по очень важным делам. Я не могу сказать вам, по каким именно, здесь вам стоит поверить мне на слово. Могу лишь сказать, что важнее для Нару практически ничего нет, но после звонка Мадоки он попросил меня развернуть фургон и вернуться в рёкан. Автомобиль перегружен. Нам пришлось доехать до шоссе и там развернуться. Однако на обратной дороге путь нам преграждало поваленное дерево. Нару вышел из фургона и, воспользовавшись PK-ST, отодвинул его. Я не стал встревать, так как причина, по которой он изменил своим планам, была очень веской.        — Но вы бежали до рёкана… — Аяко вспомнила, что Нару и Лин ворвались к ним мокрые и запыхавшиеся. — В дороге случилось что-то ещё?        — Да, через четверть часа фургон остановили. Мы чудом избежали аварии, однако резину на колёсах словно изжевали. Поэтому оставшиеся семь километров пришлось бежать. Сейчас же телом Нару завладел дух. Он уже применил силу, чтобы остановить нас. Но, кроме Нару, пострадала и Май. Вы видели следы на её шее. Повторное удушье может сказаться на ней.        — Да, по лесу с носилками как-то не очень… — подумал Такигава. — Ладно, я поговорю с Мари. А вы начинайте подготовку. К утру мы их обязательно вернём!

II

       До утра оставалось около пяти часов. Подготовка шла полным ходом. Матсузаки написала речь для обращения к ками; Такигава договорился с Мари о медиках, а Джон выискивал в документах обстоятельства, способные привести их и без того небольшие шансы к провалу.        — Как там обстоят дела с местонахождением? — Монах, затягивая на себе высушенное одеяние, обратился к Лину. До появления Кодзё он общался с Брауном, кое-какие детали смущали его. — Ты нашёл их?        — Возникли трудности, — ответил он. — Я их нашёл, но они перемещаются. Трудно сказать, где конечный пункт.        — Бегать за ними по лесу — это не лучший вариант, — нахмурился Хосё, думая, как же поступить лучше.        — Всё готово! — решётчатые двери распахнула Аяко. — Держи свою речь и не перепутай там ничего! — она сунула Монаху жёсткий лист, свёрнутый по углам с двух концов, напоминая тем самым древний пергамент.        — Ага, — пробежался он глазами по тексту, — только имена надо изменить. Джон выяснил причины развода. Сэцуко обвинили в измене, по идее ей светила смерть, поэтому повторно поженить мы их не сможем. Измени имена Сэцуко и Риота на Май и Казуя, я так полагаю, что они забрали их тела неспроста. Попробуем обставить ситуацию так, если не получится, то заменим.        — Нол, — сказал Лин, вмешавшись в беседу коллег. — Вместо Казуи используйте Нол.        — Снова попросишь поверить тебе на слово? — Такигава малость злился.        — Да, прошу за это простить, но пока всё именно так…        — Хорошо… — застонал Хосё, почёсывая себе пальцами голову. В минуты, когда сдавали нервы, это как-то успокаивало. — Мари, ты что-то хотела сказать? Мы уже как бы выходим…        Девушка вошла тихо. Она не знала, чем именно заняты экзорцисты, и стоит ли им мешать вовсе.        — Да, я принесла кольца. Хозяйка привезла образцы, чтобы мы выбрали. Они самые обычные, вы уж извините. Мы не знали размера Нао, да и я чёткого ответа не дала, поэтому она привезла этот набор, думаю, никто не обидится, если вы возьмёте несколько отсюда.        Мари передала Хосё бамбуковую коробку размером, как две буханки, посмотрев на резную крышку с большим сожалением. Это чувство порой захватывает, когда понимаешь, что стоило взять себя в руки раньше, тогда бы ничего плохого не случилось, тогда все были бы живы…        — Ну, не переживай ты так! — Такигава не сдержался и погладил её по голове. Мари, к которой никогда не прикасались посторонние, сделалось до сухости в глазах дико. — Нао быстро поправится. Утром отвезём и его в больницу. Сейчас он отнекивается, так как боится всё здесь оставлять, но скоро это пройдёт. Поедет и подлечится. А за кольца спасибо. Сейчас я подберу чего-нибудь… — он с любопытством открыл крышку и, увидев на мягкой красной подушечке колец чуть ли не на весь размерный ряд, обрадовался не лучше дитя, примеряя женские на мизинчик, а мужские на верхние фаланги безымянных пальцев.        — Жаль только, что они не понадобятся, — высказалась Аяко на этот счёт. — Нынешняя церемония заключения брака была разработана в 1912 году. Её специально составили для императора Тайсё. Эта церемония состоит из синтоистских, буддийских и европейских частей. А уж в люде она распространилась позднее, где-то в 1926 году. У нас же расчёт на 1893, поэтому распития саке, желания на священные ветви тамагуси и уж тем более обмен кольцами — этого всего не будет. Проведём очищающий ритуал, затем прочитаем молитву богам и поженим этих дураков.        — Да неважно! Колечки я возьму, — Хосё всё прикидывал на глазок, какое подойдёт Май, а какое всё-таки не свалится с Нару. — Когда у Май такой шанс появится?! Лин, как там с поисками? — он окликнул склоняющегося над картой Кодзё, становясь строгим, когда увидел, что ассистент Нару, отодвинув чёлку с правого глаза, не отрываясь, смотрит на карту.        — Всё ещё в движении… — сказал он.        — Проблема… — почти было опечалился Монах, но его ещё занимали кольца, так что время ждало.        — А я вот тут подумал, — Джон поднялся из-за стола и подошёл к Аяко, чтобы посоветоваться. — Может быть, они идут в старый дом или тот помещичий, где всё выгорело?        — Тот дом в лесу ночью мы точно не найдём, — высказался по этому поводу Такигава. — А вот тот, где ещё сохранились инби, проверить можно…        — Нечего там делать! — возразила Аяко. — До двенадцатого века свадьбы проводились в доме родителей жены. Там действовало «правило трёх ночей», затем свадьбы стали проводить в доме жениха, позднее всё это дело перенесли в храмы, обители мира и спокойствия. Ну и сегодня мы их играем чуть ли ни где хотим… — добавила она небрежно.        — Ну тогда почему бы нам не подождать их в храме? — предложил Джон вроде бы вещь простую, но Монаха и Аяко почти одновременно осенило.        — Какой синтоистский храм ближе всего? — спросили они в один голос, устремив требовательный взор на Мари.        — Хаконе Гонгэн, — ответила она, катая глазные яблоки по орбитам, смотря то на мико, то на буддиста.        — Они встретятся в храме Девятиглавого дракона! — ткнули служители друг в друга пальцем.        — Храм Гонгэн расположен в густом лесу на берегу озера Аси-ноко. Нам бы поспешить. А то наша дама уже один раз чуть не утопила своего бывшего мужа, как бы и жениха на корм рыбам не отправила, — рассудил Такигава, напомнив всем, что Риота Хаяси зимой провалился под лёд.        — Коль муж не смог мать присмирить, то обида жены очевидна. Мало что-то я верю в то, что умная девица возьмёт и загуляет в доме своего же мужа! — возразила Аяко.        — Да, но это лишь в том случае, если она была умной, — Хосё иронично прокомментировал её замечание, сообразив, что делать с кольцами. Мужское он быстренько примерил на Джоне — то слегка болталось, так ему показалось, что Нару будет в самую пору, а на несчастной жрице испробовал колечко для Май, правда, усомнившись в размере, ещё разок на Мари испытал. Когда Матсузаки оно не налезло, а на Мари село словно влитое, то он запихал всё нужное под нижний халат и выдвинулся с коллегами в путь.

III

Будда с тобой, где бы ты ни был. Не в мире реальном, но сердце твоём. На ранней заре, когда все ещё спят. Он явится на заре в дымке расплывчатой сна.

       Монах напевал мрачновато-весёлую мелодию, вынося из рёкана всё снаряжение для ритуала, поместившееся в одну картонную коробку.        — Странная песня, — сказал Джон. Он открыл для коллеги заднюю дверку красного автомобиля как раз там, где располагалось отделение для багажа и ненужных в салоне вещей.        — Это из очень старого фильма 1975 года «Под сенью цветущих вишен». Не самая романтичная картина, немного мрачная… Бандит на лесной тропе встречает женщину, красивее которой никогда не видал. Он убивает её мужа и приносит к себе в хижину. Хитрая и очень красивая женщина соглашается на брак и жизнь в горах взамен на свои страшные увлечения. Так в городе объявляется убийца… Что сказать, мне нужно как-то настроиться. Мы едем изгонять духов, но в то же время мне предстоит провести церемонию бракосочетания. Я не делал такого. В Японии буддизм и синто тесно переплетаются. По синтоизму мы женимся, а хоронят нас по буддийским обычаям. Поэтому, как ты понимаешь, свадьбы — это совсем не моя стезя. Аяко не может, она мико, то есть помощница священника, поэтому тут ничего не попишешь, мне придётся сыграть роль каннуси, в принципе, то, что я буддист — неважно. Их священникам дозволяется не иметь религии вовсе. Тут всё дело в духовной силе вроде как. Короче, дело мутное и долгое. Вот и туман начал сгущаться… — Хосё кивнул в сторону дороги, затянутой белым препятствием, захлопнув на этом свой автомобиль.        Пришло время для очищения, которое Аяко обещала провести, дабы проложить путь.        — Все приготовьтесь. Я начинаю… — предупредила она, воткнув в землю на дороге веточку священного дерева.        Святыня осталась за стенами рёкана, но Матсузаки была уверена в своих силах, по крайней мере, природу в этом месте очень давно никто не тревожил. Знакомая молитва, обращённая к Богине Света Мариситэн, и слова, сопровождаемые звуками колокольчика:        — РИН, БЁУ, ТОУ, СЯ, КАЙ, ДЗИН, РЭЦУ, ДЗАЙ, ДЗЭН! — и первые духи выплыли из-за тумана, желая очищения.        — А всё-таки она может быть поразительной! — Такигава сказал это не впервые. Звуки колокольчика, с которыми уходили призраки, таяли где-то в ночном лесу долгим эхом. Приходил покой…        Последовал хлопок, колокольчик упал на влажную землю, и туман рассеялся.        — Путь свободен! Мы можем ехать, — сказала она под шум деревьев, и ночную грунтовую дорогу осветили яркие фары.        — Лин, что там? — Хосё уточнил у Кодзё. Он сидел позади и не выпускал из рук карты.        — Движутся… И, похоже, что в сторону озера, — сказал он.        — Значит, на очищение эти двое не явились, — высказался Монах с огорчением.        — Я же говорила, что, скорее всего, с ними ничего не выйдет. С Риотой проблем бы не возникло, а вот Сэцуко — мстительный дух. В ней много злобы. Так просто не призовёшь. Нужно время и силы, а когда у неё Май, то и надежда была не особо велика, — немного объяснила Аяко, прежде чем Такигава завёл мотор.        — Подождите! Я поеду с вами! — из рёкана выбежала Мари. — Дорога в Храм Гонгэн лежит вверх через лес. В темноте вы её не найдёте. Я укажу путь. А ещё я попросила, чтобы скорая помощь прибыла туда. Через озеро Аси они быстро доберутся до порта, а там от Мото-Хаконе минут пять…        — Ну залезай, коли не страшно, — Монаху ничего не оставалась, как пожать плечами и позволить Джону поменяться с девушкой местами. Он пересел к Матсузаки на заднее сидение, а Мари начала указывать путь.

IV

       Туман волочился по горной дороге. Несмотря на духовное очищение, Аяко ничего не могла поделать с природой. Влажное облако поднималось от озера Аси-ноко и проливалось на многие километры. Плутая, как по лабиринту, Мари указывала на потаённые дорожки, сокрытые вековым лесом. Могучие и в темноте мрачные деревья, во многих местах поросшие мхами, тянулись к звёздному небу, пряча от путников растущий месяц, который через недельку превратится в луну.        Грунтовая дорога в сумраке леса истаяла, и в свете каменных фонарей показалось мокрое асфальтное покрытие. Где-то вдали светились ярко-красные тори и такие же фонари с вогнутыми зелёными крышами.        — Они здесь! — Лин услышал вести, разлетевшиеся с его шики, и экзорцисты покинули автомобиль.        — Отследить сможешь? — Такигава взялся за коробку, захваченную из рёкана, и быстренько спросил.        — Да, — кивнул Кодзё. — Они где-то у воды…        — Вам надо подняться вон по той мощёной булыжниками лестнице, затем будет тропа через лес, миновав которую, вы увидите «Ворота дракона». Тори будут стоять прямо в воде. Вот там и находится пирс… — Мари объяснила, предположив, что кто-то из мужчин поспешит.        — Мне надо идти, — Лин понял, что это объясняли ему.        — Беги! Ты не можешь рисковать жизнью Нару. Мы догоним тебя! — сказал Такигава в силу ситуации серьёзно.        Тихие, но слышимые шаги Кодзё болезненно отразились на духе остальных, и, спустя какое-то время, когда сборы закончились, Мари повела исследователей к ритуальным воротам.        Храм Гонгэн славился своим покровителем — Богом-драконом. Как покровитель сватовства, он собрал у своих врат тех, чьи жизни оказались разломаны алчностью и прагматичностью времени.        Петляющая дорожка, выложенная розоватым кирпичом; мощный каменный фонарь посреди леса вдоль той же тропы и толстые древа — всё, как она и говорила. Там же, в полутьме, они отыскали Лина.        — Как там? — шёпотом спросил Монах.        — Всё там же, у воды… — ответил Кодзё, посматривая на величественные врата, уходящие своим основанием в озеро Аси-ноко. — Она читает ему хокку*.        — Ты можешь слышать их через своих шики? А это неопасно? — Монах переглянулся с Аяко и Джоном, те, как и все, пригибали спины, слушая Лина.        — Нет. Пока они не заметили нас. Сейчас скажу, о чём она говорит… — Лин прикрыл глаза и прислушался к себе.

Он на глазах легко меняет цвет, И изменяется внезапно. Цветок неверный он, Изменчивый цветок, Что называют — сердце человека.

       Кодзё прочитал услышанные им строки, но коллеги в ответ повели плечами.        — Это стихи Оно-но Комати. Она обвиняет его в неверности, — сказала Мари. — Девушки происхождения знатного, как и гейши — это существа поэтичные. Мы обязаны знать хотя бы некоторые из стихов, по возможности выражать чувства ими же. Философия такова, что тот, кто неспособен разглядеть оттенки прекрасного, не может быть благородным.        Такигава понял суть дела и, благодарно кивнув девушке, немо спросил Лина о дальнейшем развитии событий людей, захваченных призраками.        Ассистент Нару понял просьбу и, вернувшись взором к тори, прикрыл глаза, прислушиваясь к ветру.

Каждую встречу На нить драгоценную жизни Спешу нанизать. Так могу ли думать без страха, Что разом все оборвётся?

       Лин, не открывая глаз, озвучил следующие подслушанные строки.        — Это Идзуми Сикибу. Выражая чувства этими стихами, она упрекает его за то, что он оставил её… — как бы ни было печально, Мари говорила.

Когда думы печальны, Даже тот светлячок над рекою Кажется мне душой моей — тело покинув, Она искрой мерцает во мраке

       Лин услышал новые строчки и поспешил о них поведать.        — Тот же автор… Мысль стихов — ты забыл меня… — после этих строк Мари отвела взгляд. Ей захотелось уйти. Джон придержал.        — Подождите, дайте им высказаться, — верил он в самое светлое будущее, поддерживая тем самым девушку и коллег. Лучшего переводчика у них не было, потерять её расположение сейчас было бы ошибкой.

Даже зимою Меня бросает в жар Твой взгляд.

       — То сказал дух, завладевший телом Нару, — добавил Лин после.        — Даже в самые тяжёлые времена, ты поддерживала меня, — Мари, стоя рядом с Джоном, перевела текст.

Сколько снегов уже видели, Но сердцем не изменились они — Ветки сосен зелёные!

       — Мы столько пережили вместе. Мои чувства не изменились… — девушка начала говорить без глухих просьб экзорцистов.

И, вспоминая буду ловить губами твоё дыханье…

       — Я люблю тебя… — услышав строки, Мари смогла сказать лишь эти слова.

Флейты бамбуковой голос Слышу из дальнего леса, Ветер влюбился, должно быть…

       — Она простила… — сказала она, уронив голову так, словно здесь заканчивались её силы.        — Значит, время настало! — кивнул Монах и, согласившись с этим, Лин громко засвистел. — Ты чего делаешь?! — Хосё отгородил остальных рукой, призывая не приближаться.        — Нас заметили. Нет смысла прятаться здесь, — Кодзё раскрыл их место укрытия, наблюдая за световыми волнами, оставляемыми его шики.        Голоса пленённых духов и одержимых клокотали на замшелых берегах каменной пристани. Экзорцисты смогли приблизиться.        — Мне совсем не хочется бить Май… — подумал Монах вслух, когда они бежали к пристани сквозь высокую траву и мелкие кустарники, только начинающие прорастать. Он вспомнил, как они поймали Нару во время одержимости, и как сопротивлялись другие, когда они занимались делом с Эбису.        Одержимые кричали сдавленными голосами, пытаясь отмахиваться от шики, виднеющихся лишь благодаря светлым разводам в воздухе.        — Знаю! Лин, подожди, — Такигава решил было остановить Кодзё, но в этом не преуспел. Одержимые Май и Нару быстро оказались без сознания, не упав разве что ничком. Подхваченные ловким ассистентом, они теперь лежали на скалах, из которых была вырезана пристань, и как покойники молчали. — Я, конечно, хотел предложить Аяко обездвижить их через семь печатей Фудо Мио, — помял Монах шею, раздумывая. — Но раз ты уже оглушил их, то и так сгодится…        — Надо торопиться! Они утихомирились ненадолго. Сейчас они всего лишь не ожидали нападения, — предупредил Лин, проверяя на всякий случай пульс каждого одержимого.        — Так наложи на них заклинание неподвижности! — предложил Хосё.        — Не могу. Если я это сделаю, то они будут находиться в бессознательном состоянии. Нам же надо убедить их в том, что их просьбы услышаны. Я сделаю печати, которые сдержат их, но у вас будет не больше получаса. Поэтому приступайте!        — Хорошо! Тогда начинаем…        Наземь кинули две бамбуковые циновки. Для ритуала Май и Нару переложили на них. Лин закончил с письменами и, дабы сдержать буйства одержимых, прикрепил на каждый угол циновок веточки божественного дерева.        Расставленные благовония тлели, поднимая к иссиня-чёрным небесам тоненький серый дымок. Кодзё закончил крепить письмена к блестящим листьям дерева сакаки, дав тем самым пространство для служителей сегодняшней церемонии.        Как алтарь, за головами Нару и Май величественно возвышались красные тори. Они лежали ногами к священнику и мико, наверняка слыша, как волны на озере Аси-ноко играют по скалам. Воздух у воды был таким приятным, Май бы непременно понравилось здесь…        Танияма лежала напротив мико слева, а Нару справа — у ног священника, роль которого сегодня досталась нервничающему Такигаве. Перед каждым стоял маленький алтарь с тарелочкой, наполненной крупной солью.        Май получила немало ссадин, блуждая по лесу. Будь она хотя бы в кимоно… Её жёлтая маечка совсем испачкалась, короткая юбка изорвалась, да и Сибуя не меньше пострадал. Чтобы скрыть нечистые отметины, Аяко накрыла молодых двумя отрезами шёлковой ткани: девушку — белой, а мужчину — чёрной. Затем начался обряд очищения. Всё начиналось с него…        Матсузаки взяла жезл хараэгуси и начала обмахивать им брачующихся слева направо, отгоняя тем самым злых духов. Белые бумажные полоски шуршали, пока мико, размахивая им, прикрывала глаза и читала норито.        Как только она закончила проводить ритуал, то набрала по горсти крупной соли из каждого блюдца и осыпала ею молодых.        Наблюдающие за процессом «гости» относились к работе священнослужителей с большим почтением. А когда пришло время, то они развернули Май и Нару ногами к озеру, оставив за их головами лестницы к великой святыне синто.        Такигава и Матсузаки переместились вместе с одержимыми, встав к тори спиной. Теперь Монах мог обратиться к местным божествам. Аяко уступила ему место, встав с краю от Май, согласившись временно подержать у себя кольца, которые всунул ей Хосё, зная, что во время церемонии она не станет закатывать сцен.        Монах распростёр руки, и ветер зашевелил его халаты чёрного и белого цвета, играя ими, как парусами на корабле.        — Исполняя этот ритуал, мы, собравшиеся здесь, просим великих богов и хранителей Храма Гонгэн: Ниниги-но-микото, Конохана сакуя Химэ-но-микото, Хикохоходеми-но-микото сойти с небес. О, Хаконе-оками, придите в это место, в этот час, дабы соединить два любящих сердца: Нола и Май. Примите дань уважения лиц здесь собравшихся. Мы благодарим за оказанную вами честь. Мы смиренно принимаем вашу волю, чтя законы ваши. Сделайте же этот брак счастливым, подобно вашему. Подарите этим двоим новую жизнь. Пусть их любовь остаётся бессмертной, какой была ваша. Мы просим вашего благословения, покровители брака и семьи, здесь, в эту ночь, мы взываем к вашей милости. В этот знаменательный час мы искренне просим великих богов храма Гонгэн спуститься с небес для этой церемонии, чтобы засвидетельствовать желание и чувства Нола и Май. Продвигаясь вперёд, они будут любить друг друга, доверять друг другу, поддерживать в плохие и хорошие времена. Скрепите их клятву вашим нерушимым словом, благословите этот брак. Пусть обещание, данное ими, останется неизменным на протяжении всей их человеческой и духовной жизни, — на этом он сложил руки и соединил ладони, указав позже правой рукой на мужчину: — Муж — Нол, — мико, получив знак от священника, обошла Танияму и, присев возле Нару, склонилась над ним и надела ему на безымянный палец левой руки кольцо.        Во время контакта с живым человеком тот открыл глаза. Аяко вздрогнула, находя в себе силы не закричать лишь потому, что не имела права портить церемонию. Но пустые глаза одержимого напугали её: словно закатившиеся, абсолютно белые они смотрели на неё. Всё, что она могла сделать, так это выдохнуть и убедить себя немного потерпеть. Она кивнула Такигаве, и он продолжил.        — Жена — Май, — указал он левой рукой и после того, как мико надела кольцо на её палец, вновь соединил ладони у груди.        — Считаем сей брак заключённым от шестого сентября две тысячи шестого года, — с этими словами он хлопнул в ладоши и, наклонив голову, начал медленно отступать вправо.        Звонкий и довольно мужественный голос Такигавы пробуждал в этих горах что-то нечеловеческое. Каждое сказанное им слово будто вибрировало в скалах, в толщах воды и, поднимаясь к храму на горе, созвучно лилось по святилищу Девятиглавого дракона.        Дракон вод озера Аси-ноко, покровитель сватовства, ответил поднявшимся с холмов ветром. Шум терзаемых шквальными порывами одежд вынудил всех стоять крепко. Шёлковые накидки Нару и Май раздуло и вскоре унесло с ветром к воде, небу, через красные тори.        Недвижимые Мари и Джон держались Лина. Он же чувствовал изменения в воздухе… Под ночным небом, неразличимые говоры местных лесов и склонов. Влажность усилилась и нависла, как будто предвещая грозу. Ветер усилился…        Порывы стали безжалостнее. Люди, собравшиеся здесь, успели спокойно вздохнуть, но на их несчастные головы чуть не обрушился шторм.        — Держите циновки! — Кодзё увидел, как тела Нару и Май медленно сползают к воде, требуя от экзорцистов свободы. Мари и Джон побежали помогать мико, а Лин подоспел к Такигаве, однако их кучей тащило к тёмным взволнованным водам.        «Им не нравится то, что мы их удерживаем!» — подумал Монах.        — Лин, твои заклинания! — крикнул он голосом сдавленным, начиная понимать, что силы-то неравны и вот-вот их всех поглотит тот самый дракон, живущий по легенде на дне озера.        — Да! Вынимайте амулеты! — прикрикнул он другим, проделав то, что велел.        Стоило ветвям священного дерева покинуть бамбуковые циновки, и все буйства прекратились. Небо показалось чище и ярче; ветер нежнее, а озеро покойнее. Со склонов горы, где стоял храм, понеслись новые звуки, звуки, напоминающие пение древней арфы. Тихие, жалостливые, свободные…        — Посмотрите… — Такигава прищурился, указывая друзьям на каменные лестницы, ведущие на гору. По ним, как озорной мячик, прыгал какой-то огонёк. Слева направо и справа налево, минуя центральную часть ступеней. То место предназначалось богам, смертные же не смели ступать на дорогу, предназначенную для великих Хаконе-оками.        Беловато-жёлтый, напоминающий лунный свет огонёк рос на глазах, становясь похожим на ребёнка.        — Это… — свет, падающий от духа, в глазах Монаха задрожал.        — Да, кажется, это дух, которого по ошибке приняли за Дзасики-боко, — сказал Лин и поднялся с колен, призывая тем самым отойти от тел Нару и Май.        Вскоре дух девочки отчётливо различили. Она миновала живых и подошла к тем, кого хотела забрать. Присев между своих родителей, затаившихся в телах Сибуи и Таниямы, она взяла их за руки, сквозь бледные ладони людей, послуживших им временными вместилищами, и потянула.        Духи покинули тела Нару и Май, вернув их глазам былую яркость, обременив разве что слабостью и излишней в их возрасте болью.        Так светло… — грудная клетка Таниямы от глубокого вдоха надулась. Она сделала медленный выдох, видя сквозь щёлки между глазами и веками три лунных образа, шагающих по воде через красные тори. — Ты? — Май узнала ребёнка, выведенного ею из рёкана и, узрев её благодарную улыбку и лёгкий кивок, она закатила глаза, лишившись, как и Нару, всяких сил, пропустив полное исчезновение духов, шум сирен, приплывшего за ними катера и дальнейшие действия медиков, борющихся за их жизнь…

V

       Отступающие лето являло миру последние радующие душу краски. На фоне гор алели шумящие в тёплые, ветреные дни клёны, и тьма неторопливо, словно без аппетита, поедала остатки света. В саду при рёкане всё ещё желтели остролепестковые хризантемы, и серебристый иней, не спеша, проступал на влажной траве. Близ воды, как дым, клубящийся по вогнутым черепичным крышам, стелился туман. Ноябрь* не обещался быть тёплым…        Молодой хозяин рёкана приуныл, разнося в ночи постукивания металлического мундштука традиционной трубки кисэру* и следующий вскоре горьковатый запах табака из смольного дыма. Он сидел на непокрытых полах и, сгибая правое колено, смотрел то на искристые подобные инею звёзды, то на распустившиеся алые до своей невозможности камелии. Всё живое в саду медленно погибало, а они, как существа не из этого мира, пробуждались от долгого сна.        — Ваша матушка велела окутать вам ноги, — в комнате задребезжал на мгновение свет, сёдзи закрылись, и вошедшая женщина лет отчасти преклонных, присев на колени вдали своего господина, повела сдержанный разговор. — Время колющего траву. Пора бы войти в дом…        — Тошно у меня на душе, нокаи-сан. Тут я побуду… тут… — изрёк он, продолжая сидеть в нижнем светло-сером кимоно.        — Да что с вами поделать?! Накиньте хотя бы верхнее кимоно, не позорьте свою матушку, — личная помощница хозяйки поднялась на худые ноги и, найдя сине-белые убранства молодого господина, накинула ему на плечи.        — Позорить… Перед кем бы? Или матушка вняла моему слову? Она позволит мне эту встречу?        — Хаяси-сан, когда же вы отпустите горячность своей молодости… — покачала она головой, не стряхнув тугой причёски из тёмных волос с частой проседью. — Девушка уже здесь. Ожидает вашего слова. Но позвольте, не будет вам от гейши никакого знатного проку. Она усладит ваш слух, а как рассвет окрасит восток, покинет этот дом. Нашей соседке, госпоже Симада, было велено именно так: прислать для вас девушку, способную разогнать скуку. Её дочь прибыла к нам.        — И как она? Хороша? — вдохновенно говорил он, глядя на появившийся из-за облаков тоненький месяц.        — Хороша и вправду настоящая гейша. А ещё она, как и вы, ожидает встречи со своей второй половиной.        — Нокаи-сан, ты забылась. Дана* — всего лишь покровитель…        — Он тот, кто будет вершить судьбу этой девушки. Запомните, Риота-сан, не троньте девушку даже пальцем! Мне велено установить между вами перегородку, и ещё я буду за вами наблюдать, и не думайте меня обмануть, я для вас никогда ничего не жалела, но на сей раз не уступлю!        — Разве я могу отказать, когда ты вот так ругаешь меня?! — добродушно посмеивался он. — Что ж, ставь ширму и зови девушку. Буду, значит, ей изливать свою душу, быть может, полегчает, тогда-то и женюсь!        — Недобрые у вас мысли, недобрые, — покачивала нокаи головой. — Зря ваша матушка пошла у вас на поводу. Вы единственный оставшийся в живых ребёнок в этой семье. Должно быть, беда-то как раз в том, что не суждено вам было встать во главе этого дома. Вот и не готовы вы к переменам, не можете принять тяжёлого долга и бремени…        — Зови! Устал я от разговоров…        Притворили уже без уговоров и сёдзи. На улице холодало… Сорвав пару цветков красных камелий, молодой господин улёгся спиной к разделившей комнату перегородке, и та заполнилась белёсым туманом…       6 сентября. Среда — день двадцать пятый. Полдень. Больница в Хаконе.        Давящий сквозь веки свет и запах поверхностей, обработанных стерилизующими растворами. Май начала просыпаться, когда время подходило к полудню. Она ворочалась на широкой больничной койке, потирая левой рукой слезящиеся от резкого света глаза.        Как всё это понимать? Где я? — тужила она лоб, растирая глазницы выпирающими косточками на больших пальцах. — Когда на моём пальце успело появиться кольцо?.. — сквозь плёнку сна она разглядела тонкое желтоватое колечко, крутя рукой перед своим носом от неверия. — И Нару здесь… Это больница? — Танияма обратила внимание на соседнюю койку.        Там, с подушкой за спиной, восседал её босс и с выражением ничуть не милым, вчитывался в какие-то документы. Рядом, на стуле, сидел Лин, кажется, он заметил её пробуждение, оттого-то задумчиво и ласково улыбался. Май подумала о больнице, потому как Сибуя в какой-то голубоватой пижаме с бумагами мог открыться лишь в те дни, когда чувствовал себя не самым лучшим образом. Тут он обратил внимание на неё. Долго и упёрто посмотрел, после чего без слов перелистнул страницу, загнув её на чёрной папке.        И у него такое же… — улыбнулась она сама не зная чему, подумывая обратно провалиться сквозь сон. — У него колечко; у меня колечко… Как же мило иметь одинаковые вещи… — Май расслабила мышцы лица, но её детская наивность длилась недолго. Стоило информации немного улечься, и сон как помелом куда-то смело.        — Э-э?! — смогла она издать громкий звук, подскочив на койке с заглушёнными, но бегающими ещё где-то в метающемся взгляде криками.        Как это получилось? Он… Я… Мы что, поженились?! — у Таниямы голова как с похмелья закружилась. Она скатилась обратно к себе на подушку, накатив брови на горящие жаром глаза.        Нару ответно скосил взгляд на её панические брыкания и с тем же молчаливо-уничижительным выражением вернулся к изучению документов, изредка делая пометки чёрной ручкой.        — Май, как самочувствие? — возле неё сидел Джон. Она не сразу его заметила, да и не заметила бы, не обрати он на себя внимание. — Ты уже давно спишь. Нас не пускали к вам какое-то время. Сибуя пришёл в себя около часа назад. Другие ушли проведать Мари и Нао, их не задержат здесь. А вот вам придётся пару дней полежать…        Я в одной палате с Нару! Джон говорит, что мы с ним проведём здесь вместе несколько дней… Это медовый месяц такой или наказание за мои грехи?! Если честно, то, глядя на него, я что-то сомневаюсь в сладости момента, да и самочувствие какое-то странное… — она схватилась за свою шею, убедилась, что то неприятное давление действительно вызвано бинтовыми повязками и, собравшись с духом, привстала, подражая боссу в его стационарно-рабочей позе.        — Слабость во всём теле и… — начала говорить Май, испытывая угрызения. Правда, те касались не дел, которые она наворотила, а исключительно отношения к Брауну. Говорила она с ним, а вот смотрела на Нару. Объяснений требовал её взгляд. — Провалы в памяти… — отвернула она голову, пристроив её между рук, нашедших опору в подогнутых под одеялом коленях.        — Не вдаваясь в подробности, — в палате послышался сдавленный голос Сибуи, и у Май по спине забегали ледяные мурашки, — нашими телами завладели духи. Такигава и Матсузаки провели изгнание. Ввиду физического износа и мелких травм нас поместили в эту больничную палату. Если голова ещё кружится, то спи. Скоро покоя ты не увидишь…        Это он сейчас предостерегает меня от себя, или найдутся люди похлеще его?! — у Таниямы не то что сон пропал, поджилки от неопределённости затряслись. Вот это всё, так сказать, забродило, перемешалось в её голове и, спустя минуты, треснуло чуть ли не до боли. Монах ворвался в палату чересчур неожиданно. И если вы когда-нибудь видели, как гальванизируют лягушку, как та поддёргивает лапками, то можете примерно представить состояние Май: ей с немалым трудом приходилось сдерживать икоту, которая подступила к горлу, подкидывая её тело.        — Проснулась! А я уже начал отчаиваться! — заулыбался Такигава, осветив нависшую мрачную атмосферу силой своего задора. — Как себя чувствует наша новобрачная? — шутил он, во всяком случае, не с порога, зато от не пойми какого края в обрывках тех воспоминаний, которые подобно сломанному калейдоскопу тряслись в черепной коробке Май. — Нару, твой долг передо мной растёт. Я, правда, не привык брать плату за работу священника, но думаю, как услуга эксклюзивная, она своего стоит, — острил он, когда директору SPR, в принципе, было не до него. — Ах, да, пока не забыл! Там же Нао и Мари в коридоре. Надо их позвать и всё объяснить, и ты, Май, послушаешь, а то такую кашу заварили...        Он ничего не отрицает и не оспаривает, я как-то тревожусь… Что же произошло? Я помню, как атаковала Сэцуко, она обозлилась, и я… У меня возникло ощущение, будто я тону. Воздуха стало не хватать, и всё потемнело… — Танияма воссоздала в памяти то самое, последние, что она помнила, и её пульс начал подскакивать.        — Не надо тревожиться, — Джон положил ей на плечо свою кисть и приятно улыбнулся. — Уже всё позади.        — Да, — кивнула она, догадываясь, что самое время снова посмотреть на Нару. На сей раз он наблюдал за ней. Ощущения после изгнания, да и во время установления контроля над телом другим, к тому же злым духом, являлись не только не самыми приятными, но и в какой-то степени отвратительными. Не почувствуй Май в последние минуты упокоения Сэцуко, то сейчас бы страдала от горя, разрывающего её чувствительное сердечко.        — Май! — через минуту пришла Аяко, а за ней в дверях показались Мари и Хосё со своим немного побитым другом.        — Кто тебя так? — видеть Нао с перевязанной головой, да ещё и загипсованной рукой — это не вписывалось в картину привычного мира.        — Вообще-то, это ты его, ну, точнее, Сэцуко, — быстренько сказал Монах, но как-то эту тему замял, ведь ему не терпелось рассказать всю историю их запутанного дела. — Нару, ты не против, если я всё им объясню? Думаю, они-то в первую очередь должны об этом знать, — уточнил он на всякий случай, хотя, несмотря на ответ босса, всё равно бы проболтался, правда, возможно, где-нибудь в коридоре, чуть позже.        — Не вижу в этом ничего интересного. Если хочется, то объясняй! Я сейчас занят! — фыркнул он, отворачивая голову в сторону не зашторенного окна.        — Он проснулся и почти сразу пришёл в уныние, — нашептал Браун для Май, чтобы она не злилась по пустякам. — Но стало всё хуже, когда кто-то около часа назад позвонил, накричал на него и бросил трубку.        Кто бы это мог быть? Обычно на Нару никто не кричит. Мадока могла немного поругать, но она бы трубку не бросила… Что-то случилось? — эти вести встревожили Танияму куда больше. Уж лучше бы он, как и всегда, на неё злился.        — Хорошо, проходите все и присаживайтесь! — Такигава распорядился, заполнив все углы маленькой больничной палаты людьми.        Лин передал Нао стул, а Мари присела на койку Май.        — Ты успокоилась, — Танияма различила мягкость в движениях своей наставницы, смея в минуты перестановок спросить. — У вас всё наладилось?        — Да. Я прошла ультразвуковое исследование. Благодаря тебе осложнений у меня нет. Организму тяжело удержать плод на столь раннем сроке, если кругом такие стрессы. В рёкане я воспользовалась обычным тестом и как-то немного побаивалась говорить об этом Нао. Тут же он сам на всё посмотрел, и, кажется, мы пришли к правильному решению. Скоро я выйду из состава семьи и войду в неё под другим статусом.        — Я очень рада за вас, — Май и правда радовалась, всё же этих двоих ей было представить в браке куда проще, чем когда речь заходила о ней и Нару.        Мари молча приняла её поздравления, сдавив лишь её руку. Она могла и молчать, Танияма и без того поняла, вопрос читался в её глазах: а рада ли ты за себя?        Если думать и заглядывать в будущее, то конечно же рада! Но вот именно в этот момент мне всё это кажется обычным стратегическим ходом Нару, поэтому я не обременяю себя надеждами, которым не суждено вот так взять и сбыться, — призналась она, пускай и сама себе.        — Ну что, я начинаю! — Монах призвал всех к тишине и последующим дебатам, так как желание докопаться до правды и расстановки в этом деле приоритетов буквально распирало его. — Наши мёртвые возлюбленные оказались не так просты. На самом деле, Риота Хаяси женился на Сэцуко Симада и женился, что называется, не по-тихому. Когда они не получили согласия родных и не смогли узаконить свои отношения тайно, то решили обратиться к посреднику. Вполне возможно, что первыми были свахи. В то время обычно они налаживали договорные отношения между семьями, но матушка у Риоты женщиной оказалась сложной, поэтому им пришлось прыгнуть чуть ли не выше своей головы. За решением этого вопроса они обратились в храм. Раньше такими делами занимались специальные храмы — энкири дэра. В стране их всего-то штуки три насчитывалось. Так вот, ближайшим был храм Токеиджи в Камакуре. Они подали прошение туда. Разумеется, за свои услуги храм взял плату — примерно один рё, да на эту сумму риса можно было накупить на год. Конечно же, у наших молодых таких денег не было, кроме того, Сэцуко носила ребёнка Риоты. Перед побегом из дома она действительно выкрала одно кимоно. Его продали, и часть денег пустили на оплату услуг храма. Риота оказался человеком с крепкой хваткой. Он занялся этим делом всерьёз, а поскольку в конце девятнадцатого века незаконнорожденный ребёнок считался позором, то именно на это он и давил. Его мать уступила. Сэцуко приняли в семью. Однако как невестку тогдашняя хозяйка рёкана девушку невзлюбила. Из архива храма Токеиджи нам прислали множество жалоб на Сэцуко. Её обвиняли в непослушании, болтливости, неуважительном отношении к родителям мужа, но, несмотря на это, Риота не спешил разводиться с ней. Хотя, согласно Гражданскому кодексу того времени, эти основания являлись ничем иным, как поводом для развода, всё же данные принципы заложили ещё в восьмом веке с учётом основ Конфуция, но у нашего мужичка была своя голова на плечах. Он, видимо, понял, что это происки матери, и попросту покинул дом с беременной женой. Судя по датированию на жалобах, прожили они при рёкане месяца три от силы. Тогда-то они и отстроили тот дом в лесу. Но, кажется, деньги со временем у них закончились, а кислород любимая мамочка перекрыла, как и где только могла. Делать было нечего, приближалась война, и они вернулись в рёкан. Вот тут-то начались настоящие подляны. Девочку, которая родилась у Сэцуко, в дом не приняли. Риоте пришлось отдать её в школу гейш. Сэцуко там любили, поэтому её дочь приняли. За ребёнка он исправно платил, а вот долг за жену перед домом Симада не погасил. Но то и понятно, в их-то положении, когда они едва концы с концами сводили, было уже не до чести. И вот, когда Риота отбыл из дома на долгий срок, его мать реализовала свой план. Она публично обвинила Сэцуко в измене и предоставила свидетелей. Когда Риота вернулся, то уже не мог ничего с этим поделать. Все эти документы сохранились в архиве храма Токеиджи. Как вы знаете, раньше измена каралась смертью. Поскольку он страшно любил свою жену и не мог принудить её к самоубийству или поднять руку на неё сам, то решил отправить служить в храм. Женские буддийские монастыри находились в каждой провинции, они образовали целую сеть, которая получила название Кокубун-дзи. Такой поступок Риоты можно объяснить тем, что словам матери он не поверил, но, будучи лишённым выбора, развёлся с Сэцуко. Из храма Токеиджи мы получили копию тех самых «трёх с половиной строчек», которые он вручил своей бывшей жене, заверив её и окружающих, что она более не является его женой. Его мать знала, что после развода ребёнка приписали бы её сыну, поэтому, мы так полагаем, что от девочки она избавилась намеренно. Сэцуко же не пошла в монастырь, и, судя по дальнейшим её действиям, тут не обошлось без участия матери Риоты. Наша обманутая гейша осталась работать в рёкане, видимо, ей пообещали денег, на которые она могла бы выкупить свободу себе и ребёнку, но снова судьба сыграла с ней злую шутку. Девочка утонула, а Риота согласился на матрилокальный брак. Для Май скажу, что это когда муж переезжает в дом родителей жены. Вот такие дела, не удивительно, что Нару так долго делал запросы. Три храма пришлось беспокоить, да и дела-то такие раскрывают с трудом.        — Я здесь ни при чём, — высказался Сибуя. — Мадока сделала все запросы. Мои бы отклонили. Получить данные о личной жизни той или иной семьи, пусть и прошло сто лет, не так-то просто.        — Да, в католической церкви возникли бы те же проблемы, — подтвердил Джон сказанные директором SPR слова. — Я так понял, что Риота не смог жить под одной крышей с бывшей женой, которая, по слухам, изменила ему, поэтому предпочёл браку патрилокальному матрилокальный. Сэцуко же возненавидела дом Хаяси и пыталась ему отомстить. Бывшая хозяйка рёкана поняла, что наделала, когда её сын погиб странным образом, и весь люд его жены перевесили. Она сожгла то место, чтобы скрыть правду — узнай люди об этом, и рёкан можно было бы закрывать.        — Да, я тоже об этом подумал, — сказал Такигава. — А ещё именно по этой причине она повторно вышла замуж. Тот человек с китайской фамилией был последователем оммёдзи. Поэтому наша хозяйка, которую мы изгнали, признала Лина. Я даже думаю, что с ней заключили договор. Она оберегала территорию рёкана от Сэцуко. Именно она не позволяла ей пройти на территорию. Так семья Хаяси оставалась в безопасности, а подрастающее поколение и знать не знало о том, что произошло, обвиняя бедную девушку в том, чего она не совершала. В принципе, не нам судить, но даже после смерти Риота верил ей, стало быть, вины её не было, а если в чём-то и была, то это явно неуважение к его матери, уж в этом-то упрекать её язык не поворачивается.        — Тут уж не поспоришь, — единственное, что добавила Аяко, находя общество Май сейчас приятнее. Ну, или интуиция ей подсказывала, что как только дело дойдёт до рассказа об изгнании, то Танияме потребуется моральная поддержка.        — Я видела день их встречи… — Танияма заговорила, когда поняла свой недавний сон. Там она не бродила, а лишь смотрела со стороны, словно заглядывала в зеркало. — Риоте не суждено было стать наследником рёкана. У него было двое братьев. Оба погибли. Когда его мать объявила о том, что сваха подыскивает ему жену, то он потерял всякий интерес к жизни. Чтобы его взбодрить, пригласили Сэцуко. Он общался с ней всю ночь напролёт. Нокаи, присматривающая за ними, уснула, но они так и не взглянули друг на друга. Разговаривая через ширму, выражая свои мысли стихами и красивыми строчками, они нашли дорогие сердцу чувства. Сэцуко в ту ночь сказала: то не жизнь, коли в ней не с кем лететь. Риота сказал, что хотел бы полететь вместе с ней. То был год красного огненного петуха, он ознаменовал их встречу, как судьбоносную, так как красный цвет символизирует любовь.        — Получается, это у нас 1885 год… — призадумался Монах.        — Им хватило одной ночи, чтобы полюбить друг друга, даже красота здесь не сыграла никакой роли. Сэцуко полюбили за её талант, ум и выразительность.        — Немыслимо, что у таких возвышенных людей жизнь оказалась приземлённее, чем у пингвинов, — выразилась Аяко скептически.        — Им подрезали крылья… — сказала Май с присущей моменту грустью. — Такова их история…        — Очень печально, что всё это время мы не знали правды, — Нао имел что сказать, то были сожаления. — Я поговорю с матерью и добьюсь того, чтобы Сэцуко установили памятник рядом с моим прадедом. Какими бы ни были ошибки, забывать, а тем более изворачивать вот таким образом их не стоит. Спасибо вам за вашу работу. Мы многим обязаны вашей лаборатории, уважаемый Сибуя-сан, — невзирая на свои травмы, Нао глубоко поклонился.        Да-да! Этот может подлизаться, когда ситуация требует. Мы в этом уже убедились! — смешливо покачал головой Такигава, ожидая от Нару какой-нибудь гадости, всё же, как правило, уж к кому-кому, а к нему подлизываться или выворачиваться наизнанку было бесполезно.        — Услуги моей конторы вы оплатили, — Сибуя открыл рот, и даже Май напряглась, зная, что хорошего в таком настроении от Нару не жди. — Наша задача заключалась в изгнании духов с территории рёкана. Работа выполнена. Как вы поступите дальше, меня мало интересует. И если вы удовлетворили свой интерес, то вам следует уйти. Эта палата для больных, а не для цирковых представлений.        — Нару редко бывает в настроении, когда после вот таких дел попадает в больницу, — Май как бы извинилась за него, объясняя, что такое поведение её босса — это так же нормально, как заход солнца или его восход.        — Было бы неимоверно тупо радоваться такому, — сообщил Сибуя и не в оправдание себе, а в констатацию фактов.        — В таком случае нам пора, — Мари подошла к Нао, не знающему, то ли смеяться, то ли просить прощения за свою настойчивость. — Приезжайте как-нибудь без рабочих визитов.        Думаю, мы все наотдыхались в рёкане на очень долгий срок, — Май проводила заказчиков взглядом, выдохнув почти со спокойной душой. Оставался всего один вопрос: какого праха их с Нару поженили?!        — Ну что, пришло время и тебе, Май, узнать правду, — потёр Монах ручки, собственно, грезя о том, в какой ужас или восторг она придёт, когда узнает все прелести этого дела. — Начнём, думаю, с того, что тобой завладел дух Сэцуко. Там, в саду, ты чуть не прихлопнула Нао по старой обиде Кутисакэ-онны на род Хаяси, но то не так страшно. Я было побежал за тобой в лес, но на нас там такой туманище напустили, что Нару никуда нас не пустил. Зато велел провести сёкон. И как ты думаешь, кого он повелел призвать?        — Сложный вопрос… — Май задумалась, как на экзамене. — Хэруми? — вспомнила она девушку, которая повесилась при рёкане, ведь именно её она выклянчивала призвать.        — Нет, Май, — разочаровался Хосё. — Ты лучше не нагружай свою голову. Нару велел призвать бывшего мужа Сэцуко. И ты же знаешь нашу полу-немую истеричку, обычно он только рожицы строит, ну или скажет слова два-три, а тут таких собак спустил, обвинил предка Нао в том, что он был подкаблучником и полной тряпкой, я, если честно, струхнул, мы редко делаем призывы и ведём себя деликатно, а здесь такой разнос!        Он назвал Нару истеричкой?.. — Май ощутила неловкость. — И тот никак это не прокомментирует?.. — её опасливый взгляд скользнул в сторону босса. — Вот же нервы!        — Ну не буду ходить вокруг да около. Нам велели заткнуть рты и сидеть на попе ровно, коль мозгами мы шевелить не умеем. Сам же Нару вышел на улицу и подцепил там этого Риоту, ну и за тобой в лес, короче, мы схватились за головы, благо, что Мадока хорошо постаралась, и мы быстро поняли, как решить эту ситуацию. Когда документы из монастырей переслали факсом, то всё встало на свои места. Так мы провели свадебный ритуал. Но проблема возникла с тем, что Риота не мог жениться на Сэцуко вновь. С её-то обвинением ей грозила смерть или безбрачие, вот мы и подумали, что удобнее всего будет поженить вас. Вот так вы и стали мужем и женой, разумеется, это формально не накладывает на вас никакие обременения, так как чтобы узаконить брак, надо заполнить документы в муниципалитете, но ведь вас никто не останавливает, дел-то!        На самом деле, кое-что есть… — Май вспомнила о Джине.        — И ещё, Май, тут такое дело, — Хосё не мог о таком смолчать. — Всё же Нару не тот, за кого себя выдаёт.        Мне и сказать-то стыдно, что я уже в курсе его дел… — она покрылась красными пятнами, тиская нервно простыню.        — Во время ритуала Лин велел нам использовать другое имя. Нол… Так что замуж ты вышла не за Казую Сибую, а за Нола, это, конечно, по отношению к тебе очень жестоко, но, думаю, сейчас-то он сделает милость и объяснит нам всё, — Монах обратился взором на категорически императивно настроенного директора SPR.        Нол? Так он мне солгал?.. — у Май в первую секунду и слов не нашлось, за исключением того немого поражённого взгляда.        — По-моему, я уже слышал это имя раньше, — Джон задумался, разрежая обстановку своим вмешательством в разговор. — Думаю, в Англии это имя употребляется с…        — Оливер!        Речи Джона Брауна перебила влетевшая в палату без стука и вежливости женщина — блондинка в кремовом муслиновом платье, очках в тонкой оправе и коричневой плоской сумкой в руке. Её запыхавшийся, раскрасневшийся вид говорил об одном — она причина скверного настроения директора SPR.

VI

       Оливер?! — разинули рты некоторые из посетителей палаты без вывески, не говоря ни слова появившейся иностранке.        — Кажется, ты совсем страх потерял! — у женщины закатились глаза и сжались зубы. Все, не исключая Нару, видели, с какой силой она сдавила дверную ручку, хлопнула дверью и в три шага добралась до койки Сибуи, куда со злости швырнула тяжёлую сумку с бумагами.        Эта женщина работает в ЛПИ. Она приезжала в августе, чтобы забрать его… — вспомнила Май, не решаясь думать о причинах, приведших её сегодня.        — Я же просила меня встретить! — закричала она так, словно привыкла приказывать. Танияма даже засомневалась в личности незнакомки. По словам Лина, мисс Глория Хауард являлась одним из ассистентов ЛПИ, по идее Нару был выше неё, коль считался профессором.        — Я тебя слышу, можно и не кричать, — выжал Сибуя из себя ну уж очень мучительно. Его оскорблённое достоинство могло являть этому миру лишь надменные рожицы.        — Наверное, это его законная супруга, — шептался Такигава, посмеиваясь над Нару. — Смотри-ка, а ему действительно нравятся девушки постарше, у тебя ещё есть шанс, — он издевался над Аяко, ведь только её чувства задетого за живое самолюбия, здесь не хватало.        — Нет же, — вмешалась тихонько Май, пока между коллегами драка не назрела. — Эта женщина сотрудница из головного отделения Лаборатории Психических Исследований в Лондоне. Я говорила о ней. Это она приезжала за Нару в августе. Мисс Глория…        Танияма не успела закончить свою речь, так как новая вспышка гнева этой непонятной женщины заткнула всех.        — Меня задержали, если хочешь извинений, то попроси их у владельцев рёкана, — Нару свалил всё на других людей, скорее только из-за того, что Нао уж больно хорошо поклоны отвешивал, то есть эта фраза олицетворяла сарказм, коего женщина, разумеется, понять не могла, но интонацию она уловила.        — Да мне плевать, что там тебя задержало! Ты должен был встретить меня, даже если бы был прикован к инвалидной коляске! — здесь она чуть не схватила его за грудки. — Как ты вообще посмел прислать мне эти возмутительные документы?! Ты хоть представляешь, какой скандал разразится?! Да страховая компания из-за тебя вылетит в трубу!        — Какое мне до этого дело?! Бизнес всегда связан с риском. Им не повезло… — делал он серьёзное невосприимчивое лицо, очень редко открывая глаза. Кажется, он так сильно злился, что и смотреть-то на Глорию не хотел.        — Знаешь, а ты прав, — она ни с того ни с сего умыла ручки, отпрянув от Нару как-то слишком неожиданно. — Ты же у нас деловой человек, профессор, вот и разгребай всё это сам.        Нервишки шалили и, пойдя у них на поводу, женщина уселась на ближайший к окну стульчик и вынула из сумки пачку сигарет.        — Она же не собралась здесь курить? — Монах приподнял бровь, поражаясь наглости не представившейся особы, получая от Май вполне ожидаемый ответ — она понятия не имела, чего отчебучит Глория.        — Какой же из тебя финансовый директор, если ты со страховыми компаниями справиться не можешь?! — из Нару полились язвительные речи. — Оборудование было испорчено, но чьей-либо вины в том не было. Даже мелко-разрядные призраки обладают кинетическими способностями.        — Подождите, так вы финансовый директор? — Такигава не выдержал и вмешался. — Стоп, а наш Нару профессор? Вы ничего не путаете, он конечно…        — Да, я ничего не путаю, — Глория недослушала замечания Монаха по поводу ума Сибуи и его возраста, безжалостно перебив мужчину. — А вы вообще кто? Ещё одну больную тут я знаю, а вот вас нет? Вы моя очередная головная боль?        Ну знаете ли… — Хосё решил пока рта не открыть, а то препираться с незнакомым человеком как-то не хотелось.        — Эти люди — наши внештатные сотрудники. Лин передавал тебе отчёты, — сказал Нару, не удосужившись кого-либо представлять.        — Ммм, — кивнула она, зажав тонкую сигаретку передними зубами, отвлекаясь на поиски зажигалки. — Значит так, Оливер, — сказала она на выдохе, переместив пока средство для успокоения нервов в правую руку, — ты возвращаешься в Ассоциацию. Что тебе будет за этот погром, я знать не могу, но могу сказать с уверенностью, что работой ты себя наградил на очень долгий срок. Пусть ты любимчик отца, но профессор Дэвис ничего не сможет сделать, если речь идёт обо всей Ассоциации. Я вела твои дела не один год, ты знаешь уговор. Тебя отправили сюда, дали офис и оборудование, но с тем лишь условием, что сложных дел ты не берёшь. Никто не желал рисковать двумя вещами: твоей жизнью и деньгами — как видишь, ты в больнице, стало быть, вопрос решён. Я порешаю, что можно, в Японии, ещё раз оценю заявленный вами ущерб и закажу нам билеты на самолёт.        — Подождите, вы не можете вот так взять и забрать его, — дорогу Глории преградила Аяко, начиная выговаривать всё то, чего Май пока не могла, а другие побаивались. — Пускай этот ребёнок несносен, но у него здесь работа, а теперь ещё и семья…        — Какая ещё семья?! — голос и без того не очень приятной женщины сделался на тон ниже. Она натянула на переносицу очки и, искоса посмотрев на забравшуюся под одеяло Май, повернулась к Нару. Тот сидел и невозмутимо прикрывал глаза, пока Глория внимательно изучала его. Как только её взгляд добрался до кольца на его безымянном пальце левой руки, то в палате замер немой вопрос.        Безмолвие давило какое-то время; обуявший женский гнев, пожалуй, слушался даже приятнее тишины.        — Я передам профессору Дэвису, чтобы он и его супруга присмотрелись к реестру английских имён. Твой отец исконный англичанин, Оливер, так что и не думай, что своего ребёнка ты назовёшь, как тебе вздумается!        — Пожалуйста, прекратите! — у Май поднялось давление и прорезался хрипловатый голос. — Вы ошибаетесь! Я нисколько не беременна. Нару поступил так, чтобы спасти меня и сделать свою работу. Вы можете обвинять его в безответственности, но если вы говорите так, то нисколько не знаете его. Он внимательный, серьёзный и ответственный человек, да, иногда он бывает груб и просто невыносим, но это нисколько не характеризует его как руководителя! — Май от переизбытка эмоций начала задыхаться. Ей и говорить-то много сейчас не следовало.        — Нару… — Глория напрягла брови, резко о чём-то задумываясь.        — Май, вернись в свою постель, — Сибуя приказным тоном и неодобрительным взглядом окинул её неуверенно стоящее тело. Она осознала, что зря подскочила, но признавать этого при Глории не хотела.        Да что это с тобой?! Я же на твоей стороне! Скажи уже ей! — Танияма посмотрела на него в ответ злобно.        — Тебе велели не подниматься без острой на то нужды. Сейчас такой надобности нет, — сказал он, чтобы Май всё правильно поняла.        Поняла… Это забота, — улыбнулась она, поняв, что вновь поддалась эмоциям и сглупила.        — Нару… Вот уж не думала, что ты позволишь называть себя этим именем, должно быть, твои чувства к этой девушке действительно больше обычного сострадания. А мы уж и не надеялись… — на лице блондинки появилась непонятная добрая полуулыбка. — Ты всегда был проблемным ребёнком, Оливер…        Вот уж в чём я не сомневаюсь! — подумала Май, когда укладывалась обратно в постель.        — Значит, действительно. Оливер или в народе попросту Нол, а в переводе на японский будет Нару? — Джон поинтересовался, коль тяжёлая на характер блондинка остыла.        — И что это получается, значит, офис SPR — фальшивка? А наш Нару — это известный профессор Оливер Дэвис?.. — Монах подключился. Он уже давненько подозревал Сибую, но, по правде, когда об этом говорил, то и сам не верил.        — Почему же фальшивка?! — пожала плечами блондинка. — Ничего подобного. Я лично занималась бумагами с финансовым обеспечением этого филиала. Поскольку Оливер знаменит, пусть и в узких кругах, мы сочли разумным придумать ему псевдоним. Не слишком оригинальный, на мой взгляд, но он не планировал кого-то нанимать или соответствовать чьим-то там ожиданиям, потому всё получилось как-то так… Ты же, Оливер, с каждым годом всё больше становишься параноиком. Даже коллегам о себе не рассказал. Что ж, берите скорее у него автографы, а я о выписке договорюсь.        — Да, Монах, ты же его большой фанат, почему бы тебе не воспользоваться этим шансом? — Май без задней мысли сказала ему об этом.        Могла бы и не напоминать… — плаксиво подумал он.        — Автографы не даю! — лишь пробубнил Нару на это.        — А о какой выписке речь? — спросила Аяко. — Им ещё здесь лежать и лежать. Денька два так точно.        — Хочет прохлаждаться, тогда пусть предъявит страховку, — нервно засмеялась Глория. — Нечего в платных безымянных палатах шифроваться!        И всё же люди, работающие с деньгами, страшные… — подумал про себя Монах.        — Оливер, — она стала серьёзной. — Из дома есть новости. Это Джин. Твоим родителям сообщили в день моего вылета. Они прибудут завтра. Ты хорошо потрудился…        Не оборачиваясь, не глядя ему в глаза, видя одну больничную белую дверь — так она стояла, преподнося новости.        — Глория, спасибо… — Нару и сам размяк.        — Да пожалуйста, не в тягость было с твоими счетами возиться, уж это тем более мелочь. Ты не задерживайся здесь… — говорила она сдавленно, стоя к нему спиной. — Родителям ты сейчас очень нужен…

VII

       С уходом шумной блондинки пришло время эмоциональных пыток. По всей вероятности, Нару должен был стать той самой несчастной жертвой безжалостных слуг современной парапсихологической инквизиции, но, видимо, ввиду своих некоторых характерных привычек, он поставил себя ни много ни мало, а настоящим прокуратором (кем он, в общем-то, и являлся, коль римское толкование здесь будет уместно).        — У вас заслуженный отгул. Поезжайте по своим делам. Вопросы оплаты обсудим завтра в моём офисе, — Сибуя надорвал тишину, которой в подобной ситуации побоялись бы многие. Такигава здесь как самый опытный инквизитор раскладывал по полочкам в своей голове то морально-деловитое словесное оружие, коим будет пронзать зазнавшегося профессора; выберет он одно или пустит в ход целую артиллерию — решало время.        — Ты собрался выписываться в таком состоянии? — Аяко стала виновницей сей иронии. — Разумно ли это, ты же учёный или профессор, как там тебя будет правильнее величать…        — Моё самочувствие не вызывает опасений. Не будь это так, то никто бы вам не позволил устраивать здесь посиделки, — сказал он, закрыв эту неприятную тему со здоровьем. — У Май травмы более сложного характера. Вполне может быть, что её ещё понаблюдают…        — Да как ты можешь так говорить?! Я же хочу помочь, как будто я не знаю, для чего ты спешишь с выпиской. Это же не из-за денег… — у Таниямы заслезились глаза. Она не могла оставить его одного с этим. Брата нашли, его инкогнито раскрыто…        — На передней поверхности твоей шеи, в области щитовидного хряща, расположено десять ссадин различной формы, — Сибуя заговорил о травмах Май. Он видел их утром, когда медсестра делала перевязку. — Поскольку ты не помнишь, как твоим телом завладел призрак, то можно судить о потере сознания. Подводя итоги, несложно догадаться, что тебе были нанесены тяжкие телесные повреждения. Повышенной возбудимости у тебя нет, артериальное давление в пределах нормы, при повышенном всех бы посетителей погнали бы из палаты вон. Но у тебя учащён пульс, есть признаки головокружения. Конечно, за ночь могут произойти изменения, если будет так, то Лин попросил выписку и для тебя, если нет, то ты проведёшь здесь столько времени, сколько потребуется.        И сказать-то ему на это нечего… — Май лишь прижала прохладную ладонь ко лбу и закрыла глаза.        — И всё же вы ещё большие супруги, чем можете себе представить, — Монах, показав свою уязвлённую натуру, скрестил у груди руки и начал кое-что выяснять. — Пока вы не отошли от шока, я хотел бы задать пару вопросов. Нару сейчас привязан к этой палате, поэтому я буду пользоваться положением, сколько душе угодно, — Хосё угрожающе оскалился, бросая взгляд на паренька, у которого на лице читалось: «Валяй!»        Такое чувство, что сейчас я получу шиш, а не объяснение. Ну да ладно, хоть душу отведу, — подумал Такигава не без печали.        — Итак, то, что ты иностранец, я понял уже давно, последние мои сомнения разрушила Май, когда сказала, что тебя забрали в Англию. С именем ты это, конечно, ловко, Май тебя выручила, посеяв сомнения, приведя пример с хитогатами. Непонятно, каким образом проклятие подействовало на тебя, но свалим это на то, что наша сошедшая с ума учительница вложила в это проклятье массу своих сил, раз она считала тебя оммёдзи, то наверняка задействовала не малое количество своей PK. Твой офис также выглядел предметом сомнительным. Но раз нас заверили, что директором действительно являешься ты, то все эти вопросы снимаются, уже и без того понятно: SPR — это филиал крупнейшей организации по исследованию паранормальных явлений, головной офис которой находится в Англии. Ты член Ассоциации, профессор… И вот теперь то, что у меня совершенно не укладывается в голове, если ты и есть тот самый профессор Оливер Дэвис, то почему просто не воспользовался психометрией там, в рёкане? Ты же мог заглянуть в прошлое и узнать историю прадеда Нао и этой гейши. Мы сэкономили бы столько времени.        Сибуя не планировал отвечать на вопросы Монаха, скорее, в его планы входило скалиться и усмехаться, однако вопрос, озвученный им, не входил в разряд личных, а кое-что по пройденному материалу закрепить бы не помешало.        — Многочисленные сеансы психометрии ни к чему не привели, — сказал он ровно, так, если бы отвечал на вопросы студентов, заданных ему как профессору при стенах университета. — Несмотря на то, что я нашёл нужную комнату, я не смог увидеть ничего кроме редких встреч этих двоих. Удивительного в этом ничего нет. Они прожили как муж и жена при рёкане совсем недолго. Судя по всему, комнаты они имели раздельные, оттого-то я видел лишь видения с их короткими встречами. Подозрения о покровительстве находили свои очертания. Я бы узнал больше, если бы отыскал их старый дом в лесу, но предпочёл сделать запросы.        Он не осмелился бросить нас на поиски того дома в лесу. Здесь из-за старого леса даже днём полутемно… — Май не могла не порадоваться за то, что Нару пусть и скрывал, но человеком являлся положительным.        — Получается, что ты специально не торопился? Ты ждал данных от Мадоки? — Монах спросил о действиях начальника в лоб.        — А ведь можете шевелить мозгами, когда хотите, — расщедрился он на язвительную улыбку. — Разумеется, я бы разобрался во всём быстрее, если бы получил ответы на свои запросы изначально. И если бы кто-то договаривал все, пусть и маловажные детали…        А вот это камень в мой огород… — поняла Май, натягивая оттого одеяльце повыше грудной клетки.        — Ничего удивительного в том, что мы столько провозились с этим делом. Изначально я не брал для вас сложных дел. Что касается Хаяси-рёкана… Вы уже должны были понять, все распри возникли из-за денег, земель и статуса. Гейша как невестка могла принести выгоду дому Хаяси в дальнейшем, но по данности являлась пустышкой в глазах хозяйки рёкана, — Сибуя подвёл итоги.        — Раз выгода от такого брака была, то мать Риоты просто заело, что сын захотел жениться по любви, а не ради улучшения семейного благосостояния, — выговорилась Аяко немного.        — И то верно… — не остался Монах равнодушным.        — Раз мы все разоткровенничались, — Матсузаки вспомнила нечто важное. Да и в любом случае, душу изливали тут немногие, если округлять, то одного Такигаву можно назвать самым честным и бесстрашным. — Май, что именно произошло в главном зале? Когда я тебя обездвижила, то ты через какое-то время закричала. Я немного не поняла, ты что-то увидела или было больно? Такие практики приходится использовать редко, да и люди часто теряют сознание, мало помня о процессе.        — А ну это… — Танияме не особо хотелось говорить. Вокруг её снов крутилось столько особых обстоятельств, что начать с чего-то, по крайней мере, не очень грубого, требовалось. — Знаете, лучше вам узнать всю правду, иначе вы меня не поймёте… — ей ничего не осталось, как виновато склонить голову. — О моих снах вам уже известно. Так вот, в них у меня всегда был проводник… Вначале я думала, что мне является Нару, но, как оказалось, то был его погибший старший брат. Они с Нару близнецы, вы только не подумайте, что я полная тупица, которая неспособна старшего от младшего отличить, — заиграли её ладони, как веера, быстро. — Джин очень помогал мне всё это время, а я сдуру называла его Нару… Стыдно за это… А ещё Нару наконец-то его нашёл, тело Джина. Вы, должно быть, не знаете, да и я узнала совсем недавно. Юджина Дэвиса сбила машина, а женщина, которая это сделала, испугалась и сбросила его тело в озеро. Всё это время Нару искал его…        Так вот почему он объявился здесь… И эта одежда… Это траур… — Монах посмотрел на ничего не отрицающего , задумавшегося Сибую, проявляя глубокое уважение к его чувствам и стремлениям.        — Мы получили заказ… — Оливер согласился озвучить несколько деталей. — Изгнание требовалось провести здесь, в Японии. Джин поехал один. Помимо изгнания, он планировал задержаться, чтобы поближе познакомиться со старинными эзотерическими практиками. Во время его отъезда я позаимствовал его вещь, тогда-то видение о его смерти пришло ко мне.        — Стало быть, офис, заказы и тайная жизнь — это всё ради того, чтобы найти брата? — даже если и понимал, Монах предпочитал уточнить. Оливер же не стал отвечать, по его откровенным глазам стало всё понятно без слов.        — Нам очень жаль, что тебе пришлось перейти через всё это, — Аяко выразила соболезнование.        — Да… — выразил он благодарность кратко.        — Но как бы всё это ни было драматично, ответа на мой вопрос я так и не услышала. Май? — Матсузаки вновь принялась истязать Танияму.        А я-то уже надеялась, что про меня забыли… — смешинка не нарочно попала ей в рот.        — Голос в моей голове приказывал убить Нару, — начала она рассказывать, раз требовали. — Я оказалась в полусне. И так получилось, что я убила его, но это был не он, то был Джин. Тогда-то я этого не понимала, поэтому и кричала. Будь то Нару, то он бы ни за что не подставился, — Май объясняла быстро, временами перескакивая с фразы на фразу, намереваясь как бы проглотить неприятную правду, всплывшую спустя время.        — Угораздило же тебя… — лицо Монаха вытянулось. Он накрыл ладонью приоткрытый рот и, захватив пальцами нос, потянул немного вниз. В какие бы неприятности Май ни попадала, всегда находились такие, от которых терялся дар речи (находившиеся нецензурные можно с лёгкостью опустить).        — Я бы не сказала, что здесь есть моя вина, — она постаралась изобразить обиду. В общем-то, несмотря на заключение Сибуи о её травмах, она из кожи вон лезла, чтобы доказать обратное. — Я всего лишь понравилась этим призракам…        — У такой симпатии, скорее всего, был бы плачевный финал, — Монах ухмыльнулся и как и все, немного погодя, объял своим взором директора SPR. Как раз ему следовало бы как-то прокомментировать инцидент, а он, будто дело его не касалось, поджал губы и, плотнее прежнего скрестив руки у груди, поднатужил кожу на лбу.        — Нару, ты разозлился? — Май повернула голову с небольшим усилием, поскольку боковое зрение уловило подозрительные жесты любимого босса, но, не выдержав его бледной оскорблённой физиономии, она вылезла из-под одеяла, ступая в больничной розовой юкате к виновнику её сердечных мук.        — Нару… — она помахала ладонью перед его лицом и, простонав, уселась рядом с ним. — Блин, ну неглупо ли злиться на такое? — Май подобно ему сцепила ручки и поджала губы. Играть в молчанку можно было бы очень долго, если он выдержал гляделки с охотящимся за ним духом до самого утра, то молчать мог бы бесконечно долго. Так Танияма отошла первой, с любопытством заглядывая за чёрную папочку, которую Нару положил на кровать рядом с собой, а Май переложила на него, когда заняла краешек на его кровати. — А что значит «Last will and testament»?        — В переводе с английского: «Последняя воля и завещание», — сказал Джон не без лёгкой улыбки.        — Довела ты нашего профессора, — расправил Монах плечи, не забыв подтрунить. — Он даже о завещании задумался!        — Да ладно вам… — застонала Танияма, стыдливо возвращаясь на свою койку. — Вот оттого, что вы всегда так, я вам ничего смущающего и не говорю! — обиделась Май. В эту минуту ей показалось самым удачным прилечь и сделать сонный уставший вид. Она как дельная и послушная примяла щекой подушку, закрыла глаза, но, не выдержав концерта долго, вскочила. — И что теперь вообще делать с этим браком? Почему вы не могли придумать иного пути?! — её взор кидался на коллег, находя в их глазах сплошное понимание её гневной реакции. Искать крайних или пытаться найти иные пути было излишним. Она любила этого эгоистичного мужчину, и вряд ли с этим требовалось что-то делать.        — Ну в принципе, если узаконить не желаете, то ничего, — Монах пожалел Танияму и её нервы. Сибуя продолжал свою игру в «обиделся, о прощении думаю», а Май с присущей ей импульсивностью не могла найти тропинку к спокойствию. — Можно, конечно, «три с половиной строчки» составить, если уж вам сильно того хочется… Погоды это особо не сделает, но символично…        Слова Такигавы пробудили в ушедшем в себя профессоре жизнь. Он открыл глаза, взял в руки папку и, открепив лист с завещанием, нацарапал что-то на чистом листе.        Нару? Неужели он действительно решился на это?.. Я не думала, что он… — Май не сводила с начальника глаз. С момента её пробуждения прошло уже больше часа, но за это время Сибуя ни разу не высказался негативно в отношении этого брака или, уж если на то пошло, действий Аяко и Монаха.        — Лин, будь так любезен… — он передал ассистенту листок, и тот, прочитав, что-то подписал.        — Что там? — у Такигавы руки чесались. Озвучив предложение с тремя с половиной строчками, он как-то и не рассчитывал, что его воспримут всерьёз.        Нару внимательно изучил надпись, сделанную Лином, и, поднявшись, направился в сторону замершей от ужаса Май. Она смотрела на него большими, молящимися глазами, казалось, что слёзы вот-вот ручьём вырвутся из них. Сибуя немного помолчал, встав у девушки перед носом, позднее налепив ей на лоб лист, словно другая его сторона была клеевой.        Надпись со словом «Балда», выданная им на английском и переведённая Лином на японский, довела до слёз ни одного Такигаву. Аяко и Джон поддержали его скромными смешками, жалеющими бедную Май.        — Не говори о том, чего не желаешь, — задрал Нару голову, стоя, что называется, у Таниямы над душой. — Ты же не хочешь, чтобы я с тобой разводился. Так для чего просишь?!        Видя и слыша его упрёки, Май была готова разрыдаться. Он отнёсся к ситуации серьёзно, а ведь мог закрыть глаза и как ни в чём не бывало уехать.        — Да ты, я посмотрю, размяк, — Монах довольный собой выкатил бы вперёд живот и подпёр ручками, если бы, разумеется, такой был.        — Для долго соображающих поясню: в браке есть свои плюсы, — тут уж Сибуя не смолчал, как-никак, а Хосё позарился на его чувство собственного достоинства.        — И какие это интересно? — Такигава не сдавался.        — Не будут мешать поклонницы? — предположил Джон.        — Да-да, некоторые старушки точно вешаться перестанут, — поддержал Монах, подмигнув на счёт Аяко.        — Сегодня у многих людей притязательный вкус! Тут ты прав… — Нару не особо среагировал на сцену упирающегося Такигавы и душащей его мико.        — Но, а ещё-то что? Не понимаю… — оглянулся он на Сибую, по-прежнему удерживая Аяко за запястья.        В немой сцене застыли на секунд тридцать, может быть, даже больше. Нару назло выдерживал паузу, ведь ответ был у него всё это время.        — Жене не надо платить! — выдал он тщедушно, сорвав Джекпот слезливого смеха.        Боже, этот человек не исправим! — одной Май было не до слёз на пустом месте.        Лин, склонный к тихим улыбкам вместо шквала эмоций, после последней из них вознамерился оставить палату. Собрание затянулось, он рассуждал вполне здраво. Какими бы Май и Нару ни казались живыми, им требовались тишина и покой.        — Мы вас утомили, — сказал Монах, согласившись с поступком Кодзё. — Но у меня есть вопрос к Май.        Ко мне?.. — она посмотрела на старшего товарища вдумчиво, не угадывая в его дотошном взгляде ни единого возможного вопроса в её адрес.        — Я так понимаю, маленький секрет нашего Нару ты знала, — прищурил он глаза, видя несчастную девушку насквозь. — Почему ты не рассказала?        — И действительно, почему? — Аяко и сама удивилась, когда правда всплыла. — У тебя же никогда такие вещи за зубами не держатся…        Проявите ко мне хоть немного жалости. Аяко, Монах, где ваша человечность?! — выражала Май беззвучно, на самом деле умоляя о снисхождении.        — Я узнала об этом совсем недавно… — Танияма по привычке заворошила волосы на затылке, жмуря от виноватого смеха глаза. — У самой в голове каша…        — Да как вообще такое возможно?! Как ты из него это выпытала?! — Монах выть от обиды хотел. Он-то давил, давил, порой чуть в лоб пальцем не тыкал, а этому Сибуи хоть бы что.        Не думаю, что могу сказать о таком… — смех Май принял ещё более виноватую форму.        — Хотя нет! — Хосё вскинул руки вверх, призывая помалкивать. — Я не хочу знать как… — примерно он догадался, когда такой человек, как Нару, мог выговориться, и расхотел слушать эту историю вовсе. — Всё, отдыхайте, поправляйтесь, набирайтесь сил и сильно не шумите здесь, всё же пока у вас нет совместно нажитого имущества!        Такигава выпроводил оставшихся коллег за дверь и скрылся из вида сам.        Теперь и вовсе стало неловко… — Нару, как и она, смотрел на белую дверь. Начинать говорить первым никто не хотел.        — И всё-таки они шумные… — эти разочарованные слова были первыми. Май ощущала давление в грудной клетке. Сибуя по-прежнему стоял возле её кровати и чего-то выжидал. В общем-то, догадаться было не так сложно: он хотел поговорить, причём так, чтобы лишние уши не принимали информацию, предназначенную Май.        — Но ведь мы любим их и такими. Почему бы не подумать об этом так? Ты вечно хмуришься и заставляешь их делать работу, в которой они действительно знают толк. По крайней мере, я уверена в том, что ты не стал бы рисковать собой, если бы не считал их специалистами в своём деле. Спасибо, что пошёл за мной… И я видела ту девочку, которую принимали за домового духа. Она нашла своих родителей. Все упокоились, и это благодаря тебе, Нару. Ты должен быть горд, ведь изгнание прошло хорошо… — позитивный настрой редко покидал Май. Нару же, напротив, проявлял жизнерадостность крайне редко.        — Это утверждение относительно, — он вернулся в свою кровать. Оливер мог долго умом отрицать, но в действительности ему следовало ещё немного отдохнуть. — Май, я могу тебя кое о чём попросить?       Он очень редко о чём-либо просит… Надо послушать, — выделила она некую странность, испытывая оттого скребущее чувство тревоги.        — Да ты же можешь приказать в крайнем случае, уж лучше я просьбу послушаю, — она так нервничала, что несла не бог весть что.        Сибуя на полном серьёзе, на всякий случай, посмотрел, в его взгляде ни в коем случае не было той обычной язвительности или злобы, напротив, он имел намерение повести речь с Май, как с равной, достойной его.        — Истории и последствия этого изгнания должны остаться втайне. Я не хочу тревожить родителей. Сейчас не самое подходящее время для таких новостей. С Глорией я всё улажу, Лин позаботится об остальных.        Я была права изначально… — Май опустила глаза на белый пододеяльник, разглядывая лежащую на нём кисть. Тонкое колечко золотого цвета хорошо сидело на её безымянном пальчике, но отражало не совсем те чувства, которые она хотела испытать. — Ему не нужен этот брак, кого он пытался обмануть, разыгрывая холодного и расчётливого человека? Да и я не должна обманываться — это не то, чего я хотела. Пусть мне льстит это украшение, его уважительное отношение к моим чувствам, но я хочу увидеть дни, когда мы будем влюблены друг в друга до беспамятства, и если так будет угодно, то и его предложение о совместной жизни. Надо это признать…        Не без усилий над собой она сняла колечко, не просидевшее на её пальчике даже суток, и, решившись, залезла на койку Нару.        — Забирай это и не напоминай больше о своей просьбе! — Май обиженно всунула ему в руку кольцо и забралась к нему под одеяло. — За моё молчание я потребую компенсацию!        Какими бы правильными ни были её мысли, сказать об этом вслух оказалось куда труднее. До обидного больно и стыдно — так ей отдавалась его просьба.        — Справедливое условие… — Нару посмотрел на её лицо, уткнувшееся в его грудь, макушку, где волосы немного стояли торчком, и накрыл её голову рукой. Воспоминания о том, как в его ладони растворялись мелкие подрагивания Май, ещё надолго сохранились в его памяти. Выплакавшись, она крепко заснула, так и не услышав тех слов, которые он тогда ей нашептал.

VIII

Воспоминания Май о последующих днях рядом с Оливером и его семьёй...        На следующий день нас выписали из больницы. Мы поехали к озеру, где нашли тело Джина. В том же посёлке Нару арендовал комнаты. Его родители приехали во второй половине дня. Нару и правда совсем не был на них похож… Страшно, когда ты не можешь подобрать слова. Глядя на родителей Оливера, мы таковых так и не нашли. Его мама была сломлена горем. Известия о том, что её любимого сына нашли мёртвым, подкосили её. Какое-то время она плакала, затем заговорила. Нам повезло, что она немного говорила на японском. Она выучила язык ради сыновей, но нам почти не удалось с ней поговорить. Профессор Дэвис проследил за тем, чтобы она отдохнула. Перелёт и без того был довольно долгим… После нескольких дней экспертиз и мучений, сотрудники полиции позволили забрать тело Джина. Нару с Лином договорились о кремации. Я никогда не забуду закрытый гроб, у которого мы прощались с Юджином, тихий, но горький плач их мамы и последние секунды, когда на экране телевизора мы увидели, как гроб загрузили в печь, где огонь объял лакированное дерево. Когда металлическая дверка в печи закрылась и видео остановилось, наши сердца горько плакали. Всё, что я могла тогда сделать, это взять Нару за руку. Он сжимал мою кисть, и я понимала, как ему больно за брата, за маму, для которой не могло быть горя страшнее, чем хоронить своего ребёнка, и отца, держащегося изо всех сил ради любимой женщины. После кремации они забрали прах Джина и собрались улетать обратно в Англию. Уже потом Джон мне объяснил — оказывается, католики и протестанты так же кремируют тела умерших, однако противятся развеиванию или сохранению праха дома. И когда настал этот непростой день, то всё, что осталось мне — это отпустить Нару к семье…        12 сентября. Железнодорожная станция в Сибуя. Три часа дня.        — Мы успели! Твой экспресс через десять минут. У нас ещё есть время, чтобы попрощаться, — Май очень чётко отмеривала шаги, спустившись на эскалаторе к подземной станции, где на табло рядом с жёлтыми часами розовым и зелёным отмечались текущие и будущие рейсы. — Нарита-Экспресс прибудет в три пятнадцать. Нару, ну ты и транжира! Три тысячи йен за билет! Мог бы и на простом поезде доехать, — Танияма надула щёки и, глядя на неторопливо вышагивающих мужчин, от безнадёжности вздохнула.        Нарита-Экспресс ходит двадцать три раза в день, кроме того, он делится на два состава, следующих на юг к станциям Синагава, Йокогама, Офуна и на север — это Сибуя, Синдзюку, Икебукуро и Омия. Через час он будет в аэропорту Нарита. Профессор Дэвис с супругой уже должны быть там. Он воспользовался поездом, чтобы она смогла его проводить, — Лин думал о гордости Нару, его поступке и не мог скрыть печальной улыбки.        — Кстати, ты же едешь один, а почему Лин не едет с тобой?        Оливер снял с плеча увесистый кожаный портфель и долгим строгим взглядом посмотрел на Май.        Необязательно убивать меня мысленно каждый раз, когда я задаю тебе вопрос, — она виновато засмеялась и поскорее пригрела глаза на серой гранитной клумбе — от неё начинались железнодорожные пути, жёлтые дорожки для слепых и кафельные серые полы.        — Я присмотрю за офисом здесь, — сказал Лин, чтобы Май не чувствовала себя глупеньким изгоем лишь оттого, что не могла читать мысли Нару или предугадывать его действия.        — Япония — это малоизученное поле, — Оливер заговорил, когда был к тому готов. — Вернувшись к своим непосредственным обязанностям, я постараюсь уладить вопрос с офисом. Практика здесь показала хорошие результаты.        — Но я думала, что офис был временным… И тот инцидент с оборудованием… — у Таниямы до сих пор не выходила из головы сумма разбитого оборудования, когда Такигава сказал, что оно стоило миллиарды, то ей и дышать-то сделалось больно.        — Страховка покроет убытки. Какими бы смехотворными ни были замечания финансового директора, мои труды куда ценнее для Ассоциации, чем маленький скандал со страховой компанией. Они получали свои денежные средства ежегодно, настало и их время платить. Ничего страшного в этом не вижу, — Нару горделиво ответил и, не имея интереса к этому разговору, приподнял подбородок.        — Получается, я смогу остаться и работать в твоём офисе дальше? — можно сказать, что у Май открылось второе дыхание. Ей хотелось говорить с ним, обсуждать вещи значительные и не очень.        — Не совсем… — строгое лицо Нару отразило недовольство, впрочем, на этот раз злил его не вопрос Таниямы, а жестокая действительность. — Даже если офис оставят, какое-то время финансировать его не будут. Поэтому мы не сможем тебе платить.        — Это не такая уж и проблема, — Май спрятала за спиной ручки и весело развернулась к начальнику всем своим станом. — Ты же сам сказал, мне можно не платить…        Вентиляция, работающая на подземном этаже, немного шевелила её волосы, скромное коралловое платье, уходящее до колен; её живые большие глаза излучали надежду, ведь непременно настанет такой день, когда он вернётся.        — Нару, у вас почти не осталось времени. Экспресс будет здесь через три минуты. Я подожду Май у машины на улице.        Лин позволил нам попрощаться. Это так смущает, но, кажется, он понимает, что Нару не тот человек, который будет выносить что-либо на люди. Надо бы его потом поблагодарить… — Танияма ещё не знала, как выразить ему свою признательность, находя лишь это необходимым и важным.        — Расстроена, что он остаётся? — Сибуя со своим вопросом словно подкрался, сердце у Май чуть не выпрыгнуло из груди.        — Нет, что ты! Я… — поспешила она с ответом, поняв вскоре по его насмешливому взгляду, что это была ирония.        — Подойди, — он протянул руку, приняв тем самым Май. — У меня для тебя кое-что есть… Он вложил в её ладонь небольшой холодный ключик и загнул её пальцы, пряча свой подарок в них.        — О, это ключ от офиса? Или ты приглашаешь меня к себе в Англию? — энергия Таниямы била едва ли не через край, как бы сказал Нару: она была слишком шумной.        — Нет, этот ключ от арендованного мной дома. Ты говорила, что хочешь тот дом, где жили твои родители. Я арендовал его до весны. Лин тоже будет там жить. Снимать гостиничные номера куда накладнее, нежели снять дом.        — У меня же есть ключ… — мысли Май не стыковались с думами Оливера.        — Он не подойдёт! — Нару вновь начал злиться. Уж в последние-то минуты перед его отъездом можно было обойтись без глупых вопросов. — Неужели ты думала, что за десять лет там не сменят замки?! Да любой арендатор в здравом уме заменит их… — тем он указывал, по меньшей мере, на себя, потому как сам запросил в агентстве полную замену замков в арендованном им доме.        — Ты столько всего успел сделать, и это несмотря на то, что был занят семейными делами… Спасибо тебе… — Май виновато поблагодарила. Её сердце ныло оттого, что секунды уходят, а слова нужные или пустые не приходят. — Жаль, что я пропущу твой день рождения…        Лин сказал, что они с Джином родились девятнадцатого сентября. Уже совсем скоро, а я… Я ничего не смогу для него сделать… — она мяла в руке полученный от Нару ключ; он находился у него какое-то время, теперь ей хотелось держать его у себя и бесконечно думать о нём.        — Праздника в этом не будет. Ты пропустишь не так много… — он отпустил руку Май и, закинув ремень от портфеля обратно на плечо, продвинулся к линии жёлтых дорожек.        По громкой связи объявили приход его экспресса. Здесь их история обрывалась…        — Нару… — может быть, она не до конца понимала ход его мыслей, зато верила своим. Она догнала неутолимого на горделивость начальника и, задержав его, легко коснулась его губ своими. — Звони нам в офис почаще, ты же наверняка захочешь узнать, что я ещё не всё там разгромила… — Май утирала скатывающиеся слёзы запястьем, стараясь всё это время улыбаться.        — Я буду звонить на твой личный компьютер. Такой вариант тебя устроит? — его пальцы вытерли влажную щеку девушки, и она, плача ещё больше от счастья и боли разлуки, закивала ему.        Нару вскинул взгляд на табло, до прихода экспресса оставалось около минуты. Он с пониманием и терпением посмотрел на Май, не желающую его отпускать и, приподняв её подбородок, склонился над её влажными губами.        Поцелуй долгий и нежный привёл в действие тот механизм, который отвечал в теле Таниямы за осознание всех перенесённых чувств, полученных прикосновений и желаемых эмоций в дальнейшем.        Стоя с краю от железнодорожных путей, не обращая внимания на редких пассажиров в этот час дня, она внимала к его поцелую. Судя по той нежности, с которой он гладил её губы, вкрадчивой осторожностью углублял его, делая до боли в сердце страстным, она понимала — Нару прощается, и никакие слова или здравые действия не заставят его передумать.        — Приезжай хотя бы на Новый год или Рождество! — эти требовательно-молящие слова были первыми, после закончившегося счастья в виде его последнего поцелуя.        — Иди к выходу. Хватит лить воду, — он на прощание провёл по её щекам ладонями и, замерев так на секунду-две из-за Май, которая не отпустила его рук, не без тихой печали посмотрел на её живое румяное и немного заплаканное лицо. — Мне пора…        Танияма перестала ощущать близость и тепло его тела; холод, исходивший от его траурного чёрного костюма и спокойствие, владеющее ей, когда его заботливая рука невидимой стеной становилась между ней и всеми теми невзгодами одинокой жизни.        Май смотрела ему в спину. Он уходил…        Прибыл экспресс до аэропорта Нарита, зашумели громкоговорители и те немногие пассажиры. Фигура Нару скрылась во втором вагоне, и что-то внутри ёкнуло. Его уход показался пустым… Поэтому-то она забыла о влиятельной просьбе и побежала увидеть его в последний раз, пусть это будет несдержимо больно, но это будет из-за того, что так решило её сердце.        Нару, где же ты?.. — она молилась, чтобы его окна выходили на её сторону, пока весь второй вагон мелькал перед её раскрасневшимися глазами.        Вот и он… Его неторопливая фигура разрезала проход и возле одного из окон, Май столкнулась с его печальными синими глазами и, сжав кулачки у груди, без всяких морганий смотрела.        Громкоговоритель объявил отправку экспресса, и её взор, заметавшись от ужаса и негодования на этот бестолковый под потолком белый прибор, вновь нашёл место рядом с мужчиной в салоне, скоро трогающегося экспресса. Он легонько улыбнулся и кивнул. Даже без слов Май понимала его: он говорил ей уходить, не стоять здесь на сквозняке, а продолжать жить дальше, ведь на этом прощании ничего не заканчивается, это всего лишь один из тех жизненных моментов, которые рано или поздно приходится пережить всем.        Нет! Не уйду… — она помотала головой, глотая подступающие к горлу слёзы, не находя эту пытку неправильной, напротив, если она любила его, то должна была это перенести, проводив его к родителям, в Англию, так, как того он заслуживал.        Секундами позднее экспресс тронулся. Нару скрыл улыбку и опустил глаза — на тот момент он уже не видел стройной фигуры Май, не оставляющей его до конца. Он знал, что сейчас почти против её воли чувства берут над ней вверх, и последнее, что он мог для неё сделать — отпустить. Какая-то часть его думала об этом. Не причинять ей тех страданий, которыми наполнена его жизнь в силу дарованной силы. Когда-нибудь она бы столкнулась со всеми теми несчастными, которые писали ему ежедневно, умоляя найти их детей, родителей, братьев, сестёр или обычных друзей; испытала бы на себе их горечь утраты, разочарование, обиду и последующий за этим стыд. Поэтому он не ответил на её просьбы о скором приезде в Японию. Но то была лишь крохотная его часть, с виду горделивая, но на самом деле боязливая. Подпустить к себе кого-то очень близко, обидеть или нести за него ответственность в дальнейшем — это не малые силы, после смерти старшего брата логично бояться подобных вещей. Но то была лишь крохотная его часть…        — Лин, спустись к путям, — Нару позвонил своему ассистенту, пока связь в дороге не прервалась. — Экспресс отъехал… Май там… Скажи, что я приеду в середине февраля и проверю, как проходит её обучение…        — Да, я прослежу за ней, ты главное… — Кодзё не успел сказать, чтобы Оливер был помягче с родителями, как связь прервалась, и холодные гудки обрушили на плечи Нару всю силу грешной реальности.        Конечно, ты присмотришь за ней… Она же из тех людей, которым невозможно отказать в заботе, — он откинулся на жёсткую спинку, потерев разболевшейся головой гладкий подголовник. — Я вернусь в эту страну… Вернусь, потому что хочу этого… — ему виделся образ Май, ожидающий его на станции вблизи путей. — Какими же мы станем через полгода?.. — пытался представить он, нагоняя на себя блики чуть заметной мечтательной улыбки. — Должно быть, именно это мне предстоит вскоре увидеть…

IX

Февраль 2007 года…        Вечерело и холодало, но, несмотря на понижение температуры, в Токио кипела жизнь. В День святого Валентина вечно творится неразбериха: много народа, ажиотажная охота за шоколадом и юношами, которые его с охотой или из чувства долга примут.        Красный автомобиль, подъехавший к небольшому, вполне типичному японскому дому в два этажа, с красной крышей и маленькими металлическими воротами скрывал троих нетипичных жителей этого города.        — Да кто говорил, что тепло?! Ещё только середина февраля, разумеется, на улице прохладно, — Монах съязвил, стоило Аяко покинуть его машину. Когда они выезжали из супермаркета, было ещё довольно-таки приятно, градусов восемь, не меньше, а спустя полтора часа, если столбик термометра поджимал красную шкалу до пяти, то очень хорошо.        — А никто и не говорил, что я замёрзла! — Матсузаки, прогнав дрожь, запахнула коричневое пальто и пошла трезвонить в дом, пока Такигава и Джон освобождали багажник от пакетов. — Кстати, кто-нибудь напомнит мне, зачем мы приехали? Если Нару заявится, то мы будем здесь ни кстати, — они дошли до самых дверей, миновав решётчатую калитку. Май вообще редко запирала ту дверь, а когда пришло время зимних праздников, то держала её открытой, словно ждала приезда Нару в любой момент.        — А если нет, то Май проведёт День святого Валентина с Лином, — заявил Хосё, обвешавшись пакетами. — Я, конечно, ничего против него не имею, но это надо же быть таким уверенным, чтобы оставить жену с мужчиной, который, по сути, даже родственником не является…        — Может, хватит уже?! Они не узаконили свои отношения. Лин и вовсе просил нас об этом помалкивать. Значит, Нару не собирается делать ничего такого, что приведёт к образованию семьи.        — Ну вот о чём, о чём, а об этом я бы с тобой ещё поспорил. У них ведь точно что-то было, пока мы с тобой, запертые в том онсэне, ждали спасения…        Ты нарочно мне о том случае напоминаешь?.. — у жрицы сдавали нервы.        — У вас такая забавная манера шутить, — улыбнулся Джон. — Я думаю, Лин-сан безобиден…        — Да-да, все вы так, простачки, думаете. А вот захочет Май привить Лину любовь к японцам — и зайдёт коса на камень.        Ударила бы тебя, да пакеты жалко! — подумала Аяко.        — Май, это мы! Открывай скорее! — Монах простонал, когда через домофон на улице послышался голос Таниямы.        — Мы вас не ждали… — она встретила их у порога в жёлтом фартуке с белым кухонным полотенчиком в руках.        — О, а ты готовила ужин? — Хосё рано обрадовался.        — Нет, Монах, ты же знаешь, к готовке я почти не прикасаюсь, Лин так хорошо готовит, что мне стыдно. Я хотела сделать шоколад, чтобы хоть как-то отблагодарить его, но в итоге мы вместе отмывали кухню…        А всё-таки мы вовремя… — издал Такигава непонятный смешок.        — Как идёт подготовка к экзаменам? — спросила Аяко, оставив обувь в гэнкане.        — Не спрашивай, — Май чуть не разрыдалась. — Нару запретил мне даже в офисе появляться.        — Ну его же здесь нет, так что тебя особо ничего не сдерживает, — за эту фразу Монах получил свои заслуженные оплеухи.        — Да, я тоже так думала… Лин мне и слова не сказал, вот только делать там без Нару абсолютно нечего. Лин обрабатывает какие-то документы, чай ему не нужен, он сам может о себе позаботиться, а других заданий он мне так и не дал, вот и пришлось уйти ни с чем.        Да, этот не станет нотации читать. Заставил с ума сходить без дела, и проблема сама решилась, — не мог не подумать Такигава.        — Он звонил? Собирается приехать? — Аяко спрашивала о Нару. Май от её вопроса спрятала глаза, из-за улыбки вешая на себя ярлык: я, глупая, ждала, а он не явился.        — Он звонил в офис на днях. К ним поступил необычный заказ. В графстве Эссекс есть какая-то деревушка, там странным образом стал пропадать свет. Поскольку сейчас зима, то многих жителей переселили, кто-то ещё остался, но вот связи там нет. Нару сказал, что деревня находится неподалёку от Кембриджа, поэтому по возможности он связывался с нами из колледжа, а здесь прошло уже три дня, вестей от него нет, я начинаю тревожиться…        — Ну если Лин спокоен, то я бы на твоём месте не стал бы бить тревогу, — Монах поддержал в трудную минуту, потрепав растрогавшееся дитя по голове.        — Лин-сан, добрый вечер, — Джон первым столкнулся с Кодзё и поприветствовал.        — Я слышал, мы пришли вовремя! Тут у вас было небольшое ЧП на кухне! — Такигава потащил всех в гостиную, когда Лин дружелюбно улыбнулся.        Теперь надо мной будут весь вечер издеваться… — всплакнула Май. —Кажется, пакеты разбирать мне… — она посмотрела на три раскрывшиеся пакета с продуктами, приняв во внимание то, что гостей надо бы хоть чаем угостить, раз в праздничный день они пожертвовали своим временем и наведались к ним. Звонок в дверь заставил её изменить своим планам.        Неужели Масако с Ясухарой принесло?.. Только её мне не хватало… — Танияма подумала о вредной надменности Хары, сложно, но представляя её насмешки по поводу её одинокого положения.        — Да, кто это? — нажала она на кнопку.        — Я за воротами. Открой дверь.        Голос на другом конце не принадлежал никому из друзей, это был он, Нару…        Последнее, что Май помнила потом — это то, как она выбежала на улицу в домашних тапках и за воротами повисла на шее у профессора Оливера Дэвиса, прибывшего сегодня из Лондона в шесть часов вечера.        — Май, тебе помочь? — Аяко оставила мужчин и озорные шутки Такигавы в гостиной, застав настежь распахнутую дверь и Танияму в объятиях мужчины, которого она согласилась сколько потребуется ждать.        Приехал всё-таки… — усмехнулась она про себя. — Не стоило нам приходить, но раз уж мы здесь…        — Хватит вам уже на морозе целоваться, губы потрескаются! Веди этого бессовестного профессора сюда, он тут ещё автограф кое-кому не дал!        — Я же уже сказал, что таких не даю… — нахмурил он лоб, продолжая придерживать Май за спину.        — Да ладно тебе, Нару, сделай ты хоть раз исключение, — Танияма приободрилась и ожила на глазах. — Пойдём, ты хоть и устал, но у нас гости. Ты же не откажешься с ними поужинать.        — Ничего обещать не могу… — он поднял сумку, выпавшую у него из рук, и направился к дому, в котором когда-то Май жила вместе с родителями.        — Ты всё же смог приехать, — Лин встретил своего ученика тёплой спокойной улыбкой. — Как дела в Эссексе?        — Терпят моего отсутствия, — сказал он, получив, как то и полагалось, гостевые тапки.        — Нару, может, ты хочешь душем воспользоваться, или тебе горячего чая приготовить? — у Май во всех смыслах открылось второе дыхание. Она витала в облаках настолько ярко, что не единожды натолкнулась на препятствия: на тумбу, на балясины, сумку Нару, которую перехватил Такигава, но лишь с тем, чтобы поставить возле стеночки, где Танияма об неё и споткнулась. — Боже мой, что это со мной?! — потёрла она бедро, затем ногу, смеясь от стыда чуть не до слёз.        — Да ладно тебе нервничать, — Монах не забывал приободрить в нужный момент. — Нару, конечно, не видел тебя почти полгода, но не съест же он тебя!        Это уж точно, он-то не съест, вон какой серьёзный… — она сквозь слёзы на глазах посмотрела на профессора Дэвиса, о личности которого отныне она знала чуть больше прежнего и пришла в ужас. — Шоколад! Я должна была хотя бы купить… — от осознания полного провала она присела на нижнюю ступеньку и зажала руками ноги.        — От чая не откажусь… — ответ Нару последовал поздно, Май уже пребывала в шоке.        — Чего это с ней? — наклонился к ней Такигава. — Эй, Май?..        — Сегодня же День святого Валентина, а я так и не смогла приготовить шоколад… — сказала она потерянным голосом.        — И надо из-за этого так расстраиваться?! — Монах подёргал её за нос и повёл в гостиную, где усадил рядом с Нару на серый диванчик. Аяко тем временем заварила чай, предоставив одному уставшему путнику долгожданный горячий напиток.        — Пей уже! Этот чай Хосё из Киото привёз, — сказала она, видя, что прибывший профессор не очень доволен. Возможно, он был бы не таким надутым, если бы чай ему Танияма приготовила.        — О, вижу, тебе понравился мой чай! — осклабился Такигава так, что Матсузаки от пота и дрожи прошибло.        Помалкивал бы лучше! — скрыла она смущение в неразборчивом за сжатыми зубами говоре.        — Аяко, ты назвала Монаха по имени? — к Май пришло какое-то озарение.        — Не всё же мне его извращенцем называть?! — поддалась она силе стыда, кося взгляд от товарищей, рассевшихся на диване и креслах.        — Всё равно слышать от тебя такие лестные слова в его адрес непривычно, — рассмеялась она беззаботно.        — А я вот здесь кое-что вспомнил, — Джон потёр свой подбородок, оставив на секунду чай. — Вообще-то, в Англии в этот день возлюбленные вместе обмениваются подарками и это необязательно шоколад, — сказал он. — А ещё в високосный год девушка может сама сделать предложение, но только в День святого Валентина.        — Так, у нас сейчас случаем не високосный год?.. — уж кто бы не смог смолчать, так это Монах.        — Нет, он будет в следующем, — Аяко разрушила его надежды и дала спокойно выдохнуть Май. Не хотелось бы ей сейчас попасть под дружеский пресс и натиск.        — Ну раз такой шанс отпадает, то придётся тебе, Май, ждать следующего года или времени, когда наш всезнайка расщедрится, — закатил Монах глазки. — Ну или хотя бы сувенирами поделиться, а то ведь сколько ездит, и хоть бы раз магнитик привёз!        — Да, вот ты привёз что-то для Май? Тебя не было целых полгода! Мог бы хоть в цветочный зайти! — отругала его Аяко, а ведь Нару только соизволил до чая добраться.        — Я очень надеюсь, что шоколадку ты из дома прихватил, ни то сейчас тебе будет очень туго, — Такигава искреннее посочувствовал его бедам.        Ребята, вы слишком напираете… — смеялась Май без остановки, ведь сколько бы Оливера ни корили, а его выражение всё было одним — гордым, неприступным и ничуть не сломленным.        — Нару приехал, мне большего подарка и не надо. Мы почти в полном сборе. Это же, как и раньше, только без призраков и происшествий, — в такой компании из Май тёплые речи могли течь молочной рекой.        — Но об этом я бы не стал загадывать, ещё весь вечер впереди, — Хосё призадумался. В День святого Валентина не только подарками обменивались, но и гадали, а поскольку среди них был настоящий мастер в этом деле, то он никак не мог упустить такого шанса. Оммёдзи, как и их последователи, не только проклятия накладывали или снимали, но умели гадать, овладев этим искусством в наивысшей форме. — О, Лин, а ты куда собрался? — Такигава не успел толком обдумать своих пожеланий для гадания, как Кодзё поднялся с дивана и пошёл на выход.        — Сегодня я переночую в гостинице, — сказал он, посматривая через плечо где-то между кухней и зоной отдыха.        — Ну вот, а мы только пришли… — Хосё без долгих объяснений понял, к чему клонил Лин, но уходить всё равно не хотелось. — Ладно, оставляем дом вам, — он тяжко вздохнул и, оттолкнувшись от широко расставленных колен, выпорхнул из объятий удобного кресла. — Но до утра не засиживайтесь, мы вас завтра навестить придём.        — Лин, как у неё успехи? — Оливер отсрочил уход гостей своим вопросом.        — Всё не так плохо, — Кодзё ласково улыбнулся и легонько кивнул. Он это сделал для Май. Именно она испуганно обернулась и посмотрела на него, тогда как Нару не оторвал взгляда от чашки, где остывал его красноватый чай.        О чём идёт речь?.. — каким бы ни был голос и взор Лина, у Таниямы мысли мелькали как вечный двигатель.        — А успехи в чём именно? — она уж подумала, что Нару про её оценки спрашивает. Этого бы кошмара она не пережила, пришлось бы вместе с Лином в гостиницу напрашиваться или с Такигавой в какое угодно место.        — This is rather a difficult problem /Это довольно сложный вопрос/, — Оливер заговорил на английском, и у Май резко температура тела опустилась, должно быть, ей чересчур захотелось быть ближе к земле. — I sent you a letter. I’d like to know your reaction to the letter /Я посылал тебе письмо. Я хотел бы узнать твою реакцию на это письмо/.        — Yes, certainly! /Да, конечно! / — посмеялась она, поняв, что вроде бы вопрос лёгкий, но проверяли-то её произношение и яркость словарного запаса.        А чего он там говорил дальше? Вроде бы о письме… Надо подумать, не то ли это письмо, где он присылал мне буклеты из своего колледжа? Зачем вообще было присылать письмо по почте? Неужели он хотел, чтобы я эти буклеты в своих руках подержала? Блин, надо сказать ему что-то, а у меня всё из головы от радости вылетело!        — Это бессмысленно. Я зря потратил время, — Нару выразил разочарование по поводу своего приезда и, поднявшись с дивана, пошёл отчитывать своего ассистента. — Лин, надо заниматься с ней больше, если она будет думать над ответом на такой простой вопрос по целой минуте, то о нашем колледже и речи идти не может!        Не пущу! Да что здесь происходит? — Май слетела с дивана и как маленькая вцепилась в руку Оливера, не позволяя ему и шагу ступить.        Монах мог бы часами смеяться на те обиженные мордашки, которые строила Танияма, повиснув на Нару, но его заинтересовал один вопрос.        — О каком колледже ты говоришь? Ты хочешь забрать Май с собой?        По привычке всех проигнорировав, профессор Дэвис терпел всего одну назойливую единицу, и таковой была облепившая его Май Танияма.        — Ты это, конечно, хорошо придумал, но у нас разрешения не помешало бы спросить! — Хосё завладел предметом спора в рекордные доли секунд, переместив Май в их дельный кружок, образовавшийся посередине гостиной.        — Монах, прекрати! — высвободилась она не без краски стыда. — Нару неудачно шутит…        Ага… Это он-то шутит? Да у него в лексиконе нет этого слова! — подумал Такигава иронично, безысходно вздохнув.        — Май, Нару хотел пригласить тебя съездить на пару дней в Лондон, — Лин вмешался, чтобы внести в дело ясность. Раз его начальник не собирался этим заниматься, то кому, как ни ассистенту, это расхлёбывать. — Профессор Дэвис и его супруга очень хотели с тобой поближе познакомиться.        Но почему?.. — Танияма то и дело бросала на всех жадные до информации взоры.        — О последствиях изгнания стало известно, — Нару, не смягчившись во взгляде, заговорил. — Моя мама попросила тебя приехать к нам на несколько дней. Отец предложил показать наш колледж. Тебе в этом году надо куда-то поступать. Конечно, такой, как ты, будет непросто, но для иностранцев в Тринити-колледже особые условия. Оплата приемлемая и требования на порядок ниже, главное, как себя преподнести. Если ты очень постараешься, то поступишь. Но вот без знания языка…        — Я буду стараться. Правда! — на первых порах у Май не возникло видений будущих мук со вступительными экзаменами, главное, перед ней открывалась возможность учиться рядом с Нару.        — Тогда я возвращаю тебе это… — он, вроде бы со всем смирившись, вынул из внутреннего кармана пиджака маленькое колечко и надел его на безымянный пальчик Май.        — Что это? — она начала разглядывать украшение из платины с большой долей опаски. Аккуратное, блестящее, с маленьким прозрачным камушком в точности по серединке. Голова соображать не хотела, а то, что на ум приходило, то она лихо отгоняла, чтобы не настраивать себя на то, чего она сильно хотела, но от Нару не ожидала. — Это другое кольцо…        — В твоём возрасте уже не носят детскую бижутерию, — сказал он о тех кольцах, которые им надела Аяко во время свадебной церемонии.        — А вот и подарок, — Монах оскалился, как довольный папаша, поставив руки в боки.        — Тише ты! — стукнула его Аяко в живот. — Не мешай им!        — Почему ты передумал? И где тогда твоё? — у Май возникли вопросы, хотя были и желания. Не будь здесь коллег, то она задушила бы Нару в своих объятиях.        Деточка, умерь пыл-то! За один раз от нашего Нару и то много… — несчастный самопровозглашённый отец чуть не всплакнул от необоримой наглости дочери.        — Я уже озвучивал причины. Не вижу смысла повторяться. Кроме того, моим родителям обо всём сообщили, — дал он сухой, натянутый ответ.        — Ага, эта ваша финансовая директриса тебе отомстила! — вместо Май на шее у Нару повис Такигава. — Мы-то держали язык за зубами, значит, тебя выдала либо она, либо Лин. Ну как? Лично я ставлю на блондинку!        — Мисс Глория Хауард на новогодних праздниках случайно обмолвилась, — Кодзё не стал вдаваться в подробности, но все и так поняли, что дама немного выпила и, взъевшись на холодные гримасы Оливера, назло ему ляпнула об этом деле, когда представился такой шанс. — Это вызвало своего рода потрясение, но для родителей Нару скорее приятное.        — Да, попробуй найди для такого требовательного чада жену, — призадумался Такигава. — Знаешь, тебе вообще чаще надо бывать в отключке. Так не заметишь, как и сам папашей станешь! — Монах прихлопнул Оливера по плечу прежде, чем тот высвободился и вернулся к своему остывшему чаю.        — Пожалуй, мне не суждено увидеть работу вашего головного мозга, — начал он, стоило ему коснуться чайного напитка. — Абсурдно, но у вас он начинает работать только тогда, когда мой не может в силу важных обстоятельств функционировать.        — Ну началось! Снова мы старые тугодумы, собравшиеся здесь, чтобы погреться в лучах твоего величия. Может быть мы не профессора, но кое-что понимаем. Если бы ты не хотел, то не дал бы Май то кольцо, кроме того, ты не уверен, что она поступит в твой колледж, даже если ты или твоя семья поручится за неё. Скажи уже ей, что боишься оставлять её здесь снова! Экзамены-то ей ещё только предстоит сдавать. Ждать тебе её ответа с колледжем месяца два, а то и три. Тем более, что у вас приём документов продлится всё лето, а вот у нас больше шансов весной, — Монах отчитал своего кумира, даже забыв, что он таковым для него являлся (в общем-то, он это и так старался забыть, как страшный сон).        — Да ладно тебе, — утихомиривала его Аяко. — Пусть разбираются тут сами. Нам уже давно пора… — она выгоняла его как могла.        — Я бы хотел завтра в обед со всеми вами переговорить. Подъезжайте в мой офис… — Нару и головы не повернул, чего уж там говорить о долгих проводах возле дверей.        — Нет, ты посмотри, видимо собрался Май всю ночь мучить! — Монах умудрился ещё и на улице поупираться.        — Да помолчи ты уже наконец! — Матсузаки смогла затолкать его в машину, найдя время для того, чтобы передохнуть и помахать вышедшей на улицу Май.        И как я, интересно, на него не сорвалась? — Танияма много думала о поведении Нару, даже тогда, когда заперла входную дверь. — Не могу сейчас злиться. Я так рада, что он приехал… Все ушли, и стало совсем неловко… — она снова и снова перебрала в голове слова Такигавы о том, что Нару может её ревновать или бояться потерять, и вот уже не в первый раз, утерев руки о жёлтый фартук с белыми рюшами, поняла, что этой вещице на ней нет места.        — В чём дело? — Оливер занялся кое-какими бумагами, привезёнными им из графства Эссекс, а тут Май со своими тёплыми объятиями.        — Я рада, что ты приехал, — смогла сказать она вслух, получив за это вознаграждение в виде его руки, прижавшей её к себе. — С возвращением…        И всё же мы не изменились… — он посмотрел сверху вниз на девушку в тонком кашемировом свитере, прижавшуюся к нему, и подумал о том, о чём рассуждал в день своего отъезда. — Она тише обычного, но это скорее из-за лёгкого шока. Уже завтра она будет кричать во всё горло. Стоит ей услышать, что я приехал просить у остальных помощи, а её не беру, то мой офис превратится в один из кругов ада. Сомнений нет, я уступлю её напору, впрочем, я дам ей шанс это обдумать. В Англии у неё не будет времени прохлаждаться. Она должна хорошо сдать единый экзамен…        — Нару, о чём ты задумался? — Май заметила это по ослабшей руке Оливера. Он придерживал её крепко, словно она могла упасть с дивана и потащить его за собой, а, уйдя в себя, его тело само по себе расслабилось. — Ты же изучаешь материалы по той деревне в графстве Эссекс? Могу я посмотреть вместе с тобой?        Он без особого труда развернул свои записи. Она пробежала по ним глазами и взвыла.        У-а! Всё равно ничего не понимаю! Даже если и встречаются знакомые слова, то там ещё с десяток непонятных, думаю, знай я их написание на английском, не поняла бы смысла. Монах, Джон, вернитесь и объясните мне всё это!        — Я бы хотел ещё немного поработать, если ты ещё в состоянии, то сделай мне горячего чая, — он загнул её чёлку и поцеловал в тёплый лоб. Май и в хорошие-то дни не видела от него столько нежности, бывало, конечно, в рёкане и такое, но так мало, что не верилось.        — Это я могу, — она перехватила его руку и, придержав у своего лица, поцеловала его ладонь.        Наблюдающий всё это время профессор Оливер Дэвис испытал чувство немного забытое. От прикосновений Май всё внутри перевернулось. По рукам, ногам и где-то в груди, словно засветилась жизненная энергия. Она щекотала, колола и жгла, прерывая его редкое спокойное дыхание.        — Я сейчас принесу, ты можешь работать… — она оставила его без каких-либо эгоистичных истерик, на что директор SPR обратил должное внимание. Оценил ли он или пожалел, сказать сложно, должно быть, в перспективе он это зачёл как плюс, в нынешний же момент он был ещё самую малость зол, не ожидал он здесь увидеть старых коллег, потеряв оттого весь праздничный настрой, не говоря уже о том, что в его случае этого праздничного настроя можно было в напёрсток накапать, да и там наверняка бы одно донышко скрылось.        Следующие два часа Май его практически не трогала, лишь время от времени предлагала чая. Сам же Нару немного расслабился. Он снял чёрный пиджак, повесил его на спинку серого дивана и, подогнув ноги, ещё какое-то время работал с бумагами.        Я никогда не видела его в домашней обстановке, — добродетельные порывы Таниямы имели свою меркантильную сторону. Она подглядывала за ним каждый раз, когда проходила в кухню за какой-нибудь мелочью: водой, конфеткой, да чем угодно, лишь бы краешком глаза посмотреть на этого человека в домашних условиях.        Нару отходил постепенно. Привыкший к гостиничным номерам, лабораториям, офисам и чужим домам, ему было куда проще окунуться с головой в работу, а уже там, если получится, то и расслабиться.        — Извини… Ты, должно быть, отвык от такого шума… — Май случайно стукнула кружкой, когда её мыла, заметив реакцию Оливера позже. Он отложил бумаги и через диван посмотрел на неё. Его продолжительный взгляд сказал ей, что её хитрость не ускользнула от его взора, и надо либо продолжать, либо отступить. — Всё же я наберу тебе ванну…        — Не торопись… — он протянул руку и, заполучив не смеющую отказывать Май в свои объятия, придавил её шею своим подбородком. — Я не видел тебя полгода, ты серьёзно не понимаешь, с чем играешь?.. — нашёптывал он, обнимая её со спины.        — Да я же ничего не делала… — солгала она, испугавшись, заливаясь смехом совсем скоро. Нару ослабил несколько пуговиц на её пижаме и, отогнув ворот, целенаправленно целовал её шею и спину.        — Я скучал. По твоему голосу, улыбке… Без шума, разносящегося тобой, время вовсе не тянулось, — он прижимался так трепетно, что Май совсем забыла расспросить о его одежде. Оливер надел под пиджак белую сорочку — это было так же необычно, как и слышать от него подобные речи.        Он пьян? Или мне кажется? Точно, должно быть, это «чайное опьянение», его захватила эйфория расслабления. Быть не может, чтобы Нару говорил такие нежности на полном серьёзе…        — Где твоя комната? — он остановил свои руки прежде, чем те добрались до оставшихся пуговок на верхней части пижамы Таниямы, однако был вынужден занять их другим делом. Он обхватил левую ручку Май, а правой пригрел её обнажившееся плечо. Нежно-карамельная пижама съехала, и Нару смог отвлечь себя этим крохотным участком её тела.        — На втором этаже. Напротив комнаты Лина. А твоя рядом с его… — ответила она, не открывая своих глаз. Тело так расслабилось.        — Сегодня я посплю в твоей… — сказал он и перешёл со своими поцелуями обратно на её шею. Её запах, тепло и совсем не забытая честность — Нару не мог долго думать об этом.        — Что? Только не в моей! — подумала она о том, что там беспорядок, а вот в его-то она чуть ли не каждый день прибиралась, ожидая приезда.        — Нет… — Оливер отказал в такой простой просьбе, развернув девушку к себе.        Ему требовалось почувствовать её и обстановку, в которой она жила. Этот простой и уютный дом во многом отличался от того чопорного в Англии, как и сама Май была далека от лондонского или кембриджского общества. Он посмотрел ещё раз на тонкую шею возлюбленной, открывшуюся его взору грудь; посмеялся в душе на выглядывающие кружева белого бюстгальтера, который под пижаму не было никакого смысла надевать, если только она не опасалась его.        — Чуть позже пойдём в твою, — он в последний раз сказал своё веское слово и скрепил его сдержанным поцелуем.        — Нару… Я люблю тебя… — оставшись без внимания его тёплых губ, Май обхватила его голову руками и прижала к своей груди. Она сказала эти слова громко и быстро, а потому поспешила куда-нибудь спрятаться. Вот только сидя у Нару на коленях, прятаться было некуда, поэтому было решено спрятать самого виновника её бед.        — Почему тебя эти слова так смутили?.. — он немного потерпел издевательства, после чего расцепил её руки.        — Потому что ты смотришь, — отвернула она голову. — Как раз это смущает…        — Ты уже признавалась мне в любви, — отреагировал он спокойно. — Спустя полгода что-то изменилось?        — То не считается! Сейчас и тогда — это совсем разные вещи! — в Май начал пробуждаться жизненный огонёк. Слова резкие так и лились из неё. — Кроме того, ты мне ни разу не сказал, что любишь меня! Мог бы хоть в День святого Валентина это сказать… — так сказалась обида.        — Я говорил… — ровно сказал он, пересадив девушку на диван.        — Я не помню такого! — Танияма схватила его за руку, когда он собрался уйти от ответа.        — Я говорил, когда ты плакала у меня на руках в больнице Хаконе. Ты тогда заснула… — рассказал Нару, посмотрев взором серьёзным. К чему было его обвинять, когда он перед лицом закона и Бога чист, ну или, во всяком случае, вид он такой делал успешно.        — Очень удобно говорить такие вещи растрогавшемуся, спящему человеку! — Май начала дуться.        — Я хотел тебе это сказать в лицо, но ты же сама меня перебила. Чего теперь-то жаловаться?! — Нару последовал её примеру и нахмурил лоб, коль Танияма сцепила руки у груди.        — Я тебя перебила, потому что ты хотел сказать это не вовремя. Я бы не смогла скрыть твоего секрета! — зыркнула она яростно, выражая одним взглядом: сам виноват!        — Хорошо, я скажу тебе это сейчас, — заговорил он в тоне человека, делающего великие одолжения. — Я люблю тебя. Ты успокоилась?        — Нет, никто с таким холодным выражением не говорит таких слов! — это его «получи и распишись» разозлило ещё больше. — Надо говорить с чувством! Тебя что в твоём этом колледже ничему не учат? Если это так, то для чего мне туда ехать?        — Ты была бы не против, если бы меня там учили таким вещам? — саркастичные оттенки придали его голосу звонкости.        — Нет! То есть да! — прыгали её речи. — Боже мой, Нару! Ты запутал меня! — у Май голова от него пошла кругом, а прошло-то всего часа три…        — Ничего страшного… Путайся и стесняйся, пока тебя есть кому поправить… — он наклонился к ней, чтобы поцеловать, но у девушки были другие планы.        — Уйди от меня, я обиделась! И пойдёшь ты спать в свою комнату! — поставила она ультиматум, тыкая незваному гостю о том, кто тут хозяин в доме, и кого надо слушаться.        Настроение Оливера Дэвиса скатилось до той отметки, где значилось: хочешь сделать что-то хорошо, делай это сам! Он закрыл глаза на детские замашки Май и, взяв её на руки, пошёл с ней прочь из гостиной.        — Куда? — закричала она и схватилась за рубашку Оливера крепко. — Не надо тащить меня наверх! — перед глазами мелькнули лестницы с прямыми балясинами. — Нару, не смей!        — Уверена? — он поставил её возле одной из дверей и немного прижал к ней. — Даже если я скажу, что люблю тебя?        — Вот не смеши местных тараканов, я тебе не верю! — её ребячество поставило его в безвыходное положение, по крайней мере, он дожил до того времени, когда Май Танияма перестала слепо верить его словам и доказывать окружающим его правоту.        — Хорошо, я повторю… — он прижался к ней достаточно близко, настолько, что она ощутила касание его волос у своей щеки, тепло и влагу его сбитого дыхания, возле подёргивающегося от жара уха. — Я люблю тебя…        Не могу не верить ему… — от нежного, ласкающего её шёпота, коридор показался уже прежнего, потолок ниже, а поцелуи любимого мужчины опаснее. — Его голос… Прикосновения… Боже, этот Нару меня с ума сведёт! — она скорее его отодвинула, чтобы элементарно не задохнуться ото всей этой приторности.        — Не делай так больше, если не хочешь, чтобы я задохнулась… — Май не скрыла радости от сказанных ей слов, поймав свою беззаботную улыбку через долю секунд.        Ему потребовалось полгода, чтобы это понять… Не верю, что такое возможно, да и ноги мои отказываются в это верить, — тяжесть земного притяжения показалась настолько реальной, когда Оливер перестал ей надоедать своим вниманием.        — Пойдём. Я передумал, хочу принять ванну… — он сделал вид, что ничего особенного не произошло, и, ко всему прочему, ещё будет время, чтобы вернуться.        — Сейчас я полотенце тебе принесу, — в Май проснулась заботливая хозяйка, а всего-то стоило загрузить её повседневными заботами.        — Ты пойдёшь со мной, — он на всякий случай предупредил и был прав. Танияма и понятия не имела, что ванну профессор Дэвис желает принять не в гордом одиночестве.        — Чего?.. — похлопала она ресницами, выиграв ещё секунды три. — Ну ладно… Тогда жди… — Май не сильно расстроилась, отправившись разве что к себе в комнату, чтобы переодеться.        Оливер же прошёл в ванную комнату, у дверей которой недавно зажимал Май, и, расстёгивая тугие манжеты, без конца о чём-то думал. Прошло всего полгода, а ему казалось, что не прошло и дня. Да, там, в Лондоне и Кембридже, время тянулось долго, несмотря на то, что работы хватало до полного изнеможения, впрочем, никто его не заставлял себя так нагружать, это выходило само собой. Здесь же время словно остановилось. Вот так одним утром он ушёл на работу, а вечером пришёл домой. Здесь его встретила шумная компания и немного препирающаяся с ним Май. Пару часов за бумагами, ужин (на сей раз, он от него отказался, так как кормили в самолёте, а здесь из-за смены часовых поясов он ещё не успел проголодаться) и тёплые, немного застенчивые объятия любимой жены. Да, с этим словом было смириться сложнее, чем с видением будущего Май Таниямы, но как-то в доме, где обитал уют, оно само собой укладывалось в его скучный быт.        В високосный год, значит… Будет интересно на это посмотреть… — посмеялся он про себя, вспомнив об авантюрной английской традиции делать предложение мужчинам в День святого Валентина.        В конце концов, он освободился от одежды и, обернув бёдра полотенцем, вошёл в душевую, где требовалось ещё наполнить ванну. Вода забилась о холодные края белой чаши, а дверная ручка на другом конце комнаты подала ему сигнал, что Май собралась с духом и заявилась к нему.        Справилась даже быстрее… — он совсем тихо улыбнулся, ожидая от девушки более длительных колебаний, но разве стоило теперь заставлять её ждать?..        — Это ещё что?.. — настроение Нару скакнуло от мечтательного к практично-приземлённому. К самой Танияме претензий не возникло. Она разделась и обернулась полотенцем, тут он не мог ошибиться, но вот вещица в её руках доверия не вызывала.        — Как что? Губка! Я буду тебя ей мыть! — Май помяла сухую розовую губку размерами с ладонь, обещая профессору весёлое принятие совместного душа.        — Убери это! — он, словно сдерживаясь от чего-то тяжёлого в области диафрагмы, закатил глаза, лишь бы не смотреть на это розовое сердечко из поролона.        — Да ни за что! Мне её Аяко сегодня подарила! День же святого Валентина, хоть одно сердечко в доме есть! Не будь таким скрягой, Нару! — от говора в нос она немного гундосила, тряся притом губкой направо и налево.        Не в силах это терпеть Оливер был вынужден отвернуться.        — Нару, что с тобой? Нару… Не пугай меня! А ну повернись! — его тело немного потряхивало, а затем и вовсе за матовой дверью душевой исчезло.        Он что, смеётся? Нет, мне это показалось! Нару не смеётся! — Май хлопала глазами, как рыба губами, в факт наличия у этого человека смеха не поверил бы даже Такигава.        — А ну вернись! — застучала она в дверь. — Эй, Нару, ты зачем закрылся? Открывай! Я хочу это своими глазами увидеть! — Май не сдавалась, пока Оливер не открыл дверь уже до безобразия спокойный.        — Вода набралась! Иди сюда… — её затащили в душевую с фырканьем, свойственным людям гордым, выбросив неугодное поролоновое изделие.        — Моя губка… А-а… Это же День святого Валентина! — разнеслись последние обречённые вопли, прежде чем ночь явила свои отдалённые звёзды.        Эту ночь, проведённую с Нару, Май вспоминала на следующий день и ещё долго-долго. Ей виделся их затемнённый дом, её немного заваленная книгами и тетрадями комната. В опустелой тишине слышались его поцелуи, отклики его тела; его сдавленный, тихий голос и неторопливые, до мучительности сладкие прикосновения. Каждый дюйм, каждый скрытый от чужих глаз нежный участок её тела принадлежал его рукам, его губам, его взору…        Именно это Танияма вспоминала, лёжа в своей кровати на боку. Она смотрела на спящего Нару и со всей любовью улыбалась ему. Не будь он таким холодным, то её никогда бы не обжёг контраст их любовных чувств.        Оливер проснулся часа через пол после Май. Как человеку, чей часовой пояс кардинально отличался от местного (аж на восемь часов), ему было дозволено поваляться в кровати, но стоило Танияме приготовить завтрак (частично разогреть то, что вчера принесли коллеги), как на голову свалились новые испытания.        — Ау! Нару… — она потёрла голову, по которой только что получила крепенькой книжкой, и приподнялась с белой подушки, где так хорошо спала.        Утро началось с изучения английской литературы. Отчасти именно так Оливер планировал повысить общую восприимчивость Май к его языку и, заодно, вложить в её кладовую знаний то, что может пригодиться при поступлении в Тринити-колледж.        — В том, что я хорош в чтении, сомнений у меня не было, но коли ты вздумала спать, то я отплачу тебе той же монетой. Я приехал на три дня. Вот к концу третьего дня если не усыпишь меня своим чтением, то не рассчитывай на мой приезд в скором времени.        Мой английский скорее вобьёт кол в твоё сердце! — Май посчитала его человеком безжалостным.        — Я сама смогу к тебе скоро приехать. Стоит ли мне о том тревожиться?.. — она не собиралась отчаиваться, тем более под то заунывное английское произведение, у которого Май и название-то не запомнила, спалось, без всяких сомнений, чудесно.        — Билеты на самолёт будут стоить немного дороже, чем на метро. Уверена, что мне не стоит об этом тревожиться? — Оливер отложил книгу и, поднявшись с кровати, без особого труда освободился от чёрной футболки, присмотрев отглаженную для него белую сорочку.        Ууу! Невыносим! — Танияма промычала в подушку, но, подсмотрев одним глазом за тем, как Нару собирается, смирилась. — Но красив! Не справедливо, таким он мне нравится ещё больше! Не хочу сегодня куда-то его отпускать…        — Тебе следует поторопиться, — голос начальника привёл её в чувства. — Мы должны быть в офисе через час. Как отсюда лучше добраться?        — На метро… Неужели уже пора? — Май посмотрела на часы и ужаснулась оттого, сколько проспала. Видимо, её пожалели, позволив вместо литературы насладиться сном.        — Танияма, если будете столько спать, то нам придётся с вами расстаться. В моём офисе лежебоки не требуются, — выговорился он саркастично, накинув на плечи чёрный пиджак. — Поспешите, если хотите сохранить за собой рабочее место, — его ухмылка перед уходом стала тем огоньком, который подкинул Май с постели.        Ну подожди, Казуя Себуя! Вот увидишь, я ещё не раз тебя удивлю! — её бодрость подогрела промозглый февральский денёк, уже из дома обещая Оливеру целую массу эмоций на этот и любой другой бесцветный день.

Конец

* Риэнджё или «три с половиной строчки» - справка о разводе (фотографии есть в обсуждении группы) * В Японии ноябрь называют «месяцем инея». * Кисеру́ (кисэру́, kiserú) - японская курительная трубка, используется для курения мелко нарезанного табака. * Хокку (хайку) - жанр традиционной японской лирической поэзии века, известный с XIV века. В самостоятельный жанр эта поэзия, носившая тогда название хокку, выделилась в XVI веке; современное название было предложено в XIX веке поэтом Масаока Сики. Поэт, пишущий хайку, называется хайдзин. * Ками-Хаконе (часто используется именно это название) - Ниниги-но-микото, Конохана сакуя Химэ-но-микото, Хикохоходеми-но-микото. Эти три Бога — хранители семьи (Древний Бог Ninigi-no-mikoto женился на Konohanasakuyahimemikoto, у них родился мальчик Хикохоходеми-но-микото). Комментарий автора: Вот и финал этого фанфика. Если честно, то для меня здесь вполне логичный финал, поэтому выйдут бонусные главы или нет - это уже решать Вам. В сущности, я бы лучше сделала вторую часть в рамках миди, но тут я так же доверюсь Вашему мнению. В тексте были ещё кое-какие сложные смысловые моменты, всё это со временем я выложу в обсуждениях, я конечно, сомневаюсь, что Вы их просматриваете, но всё равно заполню, мало ли кому что потом пригодится =) По именам Нару и Джина (полным) тоже скажу пару слов, но уже всё в группе, а то здесь место не хочется забивать. Что ж, на всякий случай попрощаемся, кто его знает, будет продолжение или нет, поэтому всем, кто оставался рядом на протяжении этой работы моя огромная благодарность, автору заявки мои восхищения, благодаря ей, я познакомилась с замечательными людьми, нереально интересным фэндомом и отлично провела этот год рядом с Вами. Кто пользовался публичной бетой, то знайте, автор Вам благодарен. Всегда приятно сделать текст лучше. Благодарю всех за внимание, удачи Вам в Ваших творениях и начинаниях!