Тирания порядка

…За воротами оказался длинный, темный коридор с высокими скругленными потолками, больше напоминающими внутреннюю часть храмового купола, обкуренного дымами жженых благовоний. Разница была лишь в том, что вместо уже упомянутого дыма от святых трав, здесь клубилась теплая сухая тьма, имеющая какой-то странный, розовато-золотой оттенок. Все здесь было слегка подернуто ею, от чего очертания предметов теряли свою твердость, становясь смягченными и растекаясь по воздуху. Даже лезвие невероятно острого, загнутого ножа, висящего на боку Грима, начало казаться каким-то маслянисто-резиновым, не несущим угрозы, а сам клинок, перестал отсвечивать, приняв все ту же мягко розовую раскраску, неприятно напоминающую мелкие брызги крови. Когда наши друзья вошли, эта дымка даже не шелохнулась от порыва холодного ветра, оставшись висеть на месте. Она обняла людей, на миг сделав воздух плотнее чем он есть и все четверо ощутили, как на глаза осела влажноватая слизь, взявшаяся неизвестно откуда. Уши заложило, а потом резко отпустило начав давить уже на сердце, неприятно сжимая его в невидимые, но болезненные тиски — так было всегда, стоило переступить порог «Шпиля», как пространство вокруг неуловимо, но ощутимо менялось, и никто не мог сказать как конкретно. Кто-то начинал ощущать себя в невесомости, некоторые теряли чувство расстояния и регулярно врезались во все, другие теряли ощущение времени, не в силах определить сколько дней, или часов, они пробыли внутри, третьих мучал неожиданный топографический кретинизм, и тому-подобные неприятные симптомы неизвестного заболевания. Однако большая часть наемников сходилась во мнении, что это какое-то особенное защитное поле, предохраняющее святая-святых острова от недоброжелателей, и кислоты, нет-нет, да и проникающей в воздух. Но, это могло быть и не так. На все расспросы хозяева «Шпиля» отвечали молчанием, от которого всем становилось несколько не по себе. То же самое ощутили наши герои, едва розоватый полумрак окутал их, пройдясь по коже мягкими, но настойчивыми потоками. Грим тяжко, вздохнул, на секунду ощутив себя несколько легче чем он есть на самом деле, Ана вторила ему громким шмыганьем носа — определить что с ней не так было сложнее; Джек нервно потер глаза, неприятное чувство, будто прямо за «яблоками» начала скапливаться густая, холодная жидкость, не покидало его ни на миг; с Леной происходило нечто куда более необычное. Позднее, она так и не могла точно определить, что это за чувство, но тогда усталый разум сослался на окончательное истощение. Едва её ноги ступили на бетон коридора, как старые инстинкты пилота, взвыли об опасности, а вестибулярный аппарат повел себя столь странно, что если-бы не плечо Грима, то Окстон точно рухнула бы носом в пол, потеряв равновесие. Это продлилось всего несколько секунд, но за это время, все в организме Лены перевернулось к верху ногами, заставив голову закружиться. Она раздраженно помотала головой, обманчиво чувствуя как пол под ногами исчезает, или принимается ходить ходуном, но от этого ей стало только хуже. Взгляд плавал, сменяя картинку перед глазами с полусекундной задержкой, или вовсе двигаясь рывками, от чего пустой желудок девушки окончательно взбунтовался, известив об этом резким рвотным позывом.  — Хей… — Грим потряс её за плечо, сжимая его пожалуй слишком сильно, чем заслуживала хрупкая девушка. — Кокстон? Ты в порядке? Выглядишь так, будто тебя сейчас вырвет. — Мне нехорошо… — Созналась Лена, не в силах оторвать вытаращенного взгляда от пола. Её бледное лицо, и вправду принимало зеленый оттенок, а во рту поселился железистый привкус желчи. — Все такое… Переменчивое… Будто я вешу в невесомости… — Дыши глубже, старайся смотреть себе на ботинки, или вообще глаза закрой. — Посоветовал он, продолжая придерживать Окстон, и в то же время мягко увлекая её за собой. — Стоять на месте нельзя, чем ближе ты к выходу из «Шпиля», тем хуже тебе будет. Лучше миновать холл как можно быстрее. Лена жалостливо охнула, с силой закрывая рот, чтобы тихая отрыжка, не превратилась в полномасштабное желеизлияние на пол, и сделала несколько шагов внутрь. Буфорд не врал, каждый следующий шаг давался значительно проще чем предыдущий, а по мере того, как розовая дымка становилась плотнее, голова начинала проясняться. Разум невольно принял перемену окружения, и теперь принуждал остальные чувства верить, что все вокруг в полном порядке. Тем не менее, пока Лена не отошла от входа на добрые три-четыре метра, её продолжало подташнивать, а легкое беспокойство не покинуло её, и спустя многие часы, изредка покалывая сознание, неприятным ощущением невесомости.  — Вот, видишь, теперь лучше. — Буфорд похлопал девушку по спине, в своей привычной, грубой манере и протянул ей флягу. — Хлебни. Лена приняла емкость и дрожащими руками свинтила крышку, тут же прикладывая емкость к губам. Как и говорили стереотипы об англичанах, Грим носил во фляге чай. Крепкий, черный, без сахара и молока, он плескался в металлической таре уже чуть больше дня, а потому потерял все свои качества, ровно как, и вкус, став просто горькой жидкостью. Однако, от пары глотков Окстон полегчало ещё больше, и вернув флягу хозяину, она подняла свой несколько осоловевший взгляд на коридор, будучи в силах оценить его, без неприятных на то последствий. При всей своей ненормальной для бывшей тюрьмы высоте, он был ещё и достаточно длинным, создавая неприятную оптическую иллюзию, будто его стены тянутся куда дальше чем есть на самом деле, а дымка ещё и помогала ему в этом, укрывая углы, и нижние края стен. Все казалось каким-то растянутым, и немного приплюснутым, как в компьютерной игре при неправильно выставленном разрешении экрана. Если слишком резко сместить взгляд от одной стены к другой, или поднять его к темноте потолка, как голова тут же начинала немилосердно кружиться, а в носу появлялся странный запашок — нечто среднее между пылью, и кровью… Это немного пугало, и Лена для проверки запустила палец в ноздрю, ожидая что он будет красным от крови. Однако этого не было, лишь длинная прозрачная сопля, потянулась за ногтем, заставив Окстон размазать её об воротник куртки, все-равно та уже была настолько грязной, и рваной, что придется менять. Одним пятном больше, одним меньше, какая разница? Много лет назад, этот коридор выполнял техническую функцию экстренного склада — здесь хранили вещи, необходимые для заправки, и быстрого ремонта вертолетов, всякие краны, инструменты, заправочных роботов, и все прочее, что кануло в небытие с приходом наемников. Их грубые руки, внесли очень серьёзные коррективы в чисто-утилитарное помещение, и если сравнивать с видом остального острова, то здесь жили далеко не простые люди. Сколько раз Джек здесь бывал, ровно столько же раз оказывался слегка ошарашенным от увиденного, контраст был слишком сильным, даже если сравнивать нижний город с верхним. Ставить их на одни весы со «Шпилем» казалось истинным кощунством, настолько сильно здесь все отличалось. В отличие от обычной для наемников тяп-ляп архитектуры, здесь все было куда более традиционно, ремонт был выполнен вполне в стиле конца двадцатого века. Стены укрывали толстые пластиковые панели, изображающие из себя лакированные доски, из темного дерева. По ним пробегал искусственно выжженный рисунок, имитирующий кору, или древесный срез, со всеми его сучками, и неровностями, однако стоило его потрогать, как становилось ясно, что он гладкий. Через каждые несколько метров, их разделяли плотно пригнанные металлические скобы, украшенные отчеканенными изображениями виноградных лоз, опутывающих центральный стержень, чей конец скрывался где-то вверху. Изредка из пластика выглядывали любопытные зрачки подвижных камер наблюдения — они не переставая вращались вокруг своей оси, задерживаясь на гостях, или на разных углах коридора. Ни дверей, ни окон, здесь не было, кроме разве-что странного вида решетки, за которой виднелся совершенно неосвещенный коридор. Поверх плотно сваренных стальных прутьев висела зловещая голографическая табличка пестреющая множеством расплывающихся восклицательных знаков, и перекрещенных костей — »!!! Не влезай!!! Смертельная опасность!!!». На ровном полу лежал изрядно рассохшийся, о все же достаточно целый паркет, на дощечках которого виднелись остатки бледно-желтого лака, который должен был поддерживать все ту же имитацию дерева. Удавалось из рук вон плохо, поскольку даже в неискушенному в паркетных делах человеку, было видно, что сам дощечки, не более чем пористые пластиковые чушки. От самых ворот, и до конца коридора, в самом центре пола, внахлест лежали несколько десятков узких, но достаточно длинных ковров, образующих «красную» дорожку. По бокам от неё, на почтительном расстоянии стояли небольшие приделанные к полу лампы, выполненные в виде масляных светильников восемнадцатого века. Лена видела подобные в музее, и много раз удивлялась тому как неудобно жили предки современного человека, погрязшего в хитросплетении проводов, и программ. Впрочем, эти лампы, из общего со своими прототипами, имели лишь внешний вид. Вокруг них густым облаком колыхалось полупрозрачное марево, излучающее мягкое нежное тепло, приятно согревающее ссохшуюся кожу. Когда из глубин «Шпиля» подул теплый, ветерок, это марево потянулось к новым гостям, и они почуяли мягкий запашок озона, тщательно прикрытый вонью дешевых сигарет и алкоголя, долетающим из недр наемничьей крепости. На самом деле это были плазменные ячейки, заключенные в желтое армированное стекло, и дающие приглушенный свет янтарного оттенка, несколько скрадывающий ветхость паркета, и разноцветность ковров. Те действительно теряли свою несуразную аляпистость, сохраняя странную атмосферу этого места. Впрочем, чего не могли скрыть ни дымка, ни приглушенный свет, так это износа. Некогда дорогие и уютные предметы домашнего обихода, были изрядно потрепаны временем, и местами их ворс слипся или истерся почти до дыр, открывая взору грубое исходное сукно. К их диковатым дальневосточным узорам, преимущественно красного, золотого и черного цветов, добавились и современные элементы — а именно влажные отпечатки многочисленных ботинок, и берцев, проходящих по нему. Каждый новый след и отпечаток наслаивался на предыдущие склеивая ворсинки, покрывая их толстой коркой ржаво-черной грязи, в которой виднелись мелкие хлопья металла. Вокруг расползались разводы грязной, желтоватой воды, окончательно портящие, и без того не особенно приятный, путающий глаза узор. По краю шла тонкая, золотистая бахрома, растрепанная и испачканная даже больше чем сами ковры, местами она даже отходила от основной ткани, потянув за собой сукно. Как-бы ни старался персонал «Шпиля», проводя периодическую генеральную уборку (как она делается никто точно не знал, зато стоило вам намусорить, как спустя несколько минут, сор таинственным образом исчезал. Если на него не смотрели конечно — попытка провести эксперимент, привела к тому, что два десятка здоровенных мужиков, больше двух часов пялилась на шелуху от семечек, лежащую на полу), ковры они явно не меняли, видимо считая что они вполне пригодны, пока не изотрутся до конца. Сколько сюда ходил Джек, ровно столько же они здесь и лежали, то-есть, больше нескольких лет и за это время, поменяли лишь один, и то, только когда он сгорел, от случайного окурка. Редко между коврами появлялись небольшие, но достаточно заметные зазоры, сквозь которые предательски проглядывали толстые металлические люки системы безопасности. Они моментально лишали ковры всего их смысла, нарушая маскировку. Многие гадали что это за люки, подолгу вглядываясь в них, но большая часть просто их игнорировала, и лишь несколько десятков человек точно знали что там. Моррисон входил в число подобных счастливчиков, и отлично знал что скрывается за перегородкой — охранные турели армейского образца. Выглядели они как спаренные шестиствольные пулеметы с системой магнитного ускорения на каждом стволе. Для подвижности они были водружены на шарнирные «ноги», и могли простреливать весь коридор, от начала до конца, поражая даже самые тяжелобронированные цели, вроде экзоскафандров. В конце-концов, десять тысяч выстрелов в минуту, да ещё и ускоренными пулями, было весьма весомым аргументом. Раньше на них стояла система опознания «свой-чужой», но после пары глюков, и гибели совершенно неповинных людей, систему демонтировали, решив включать её лишь вручную. Одно неверное движение, и ты нашпигован свинцом как праздничная индейка яблоками. Ещё несколько турелей наверняка спрятаны в стенах, вот, например, там где облицовочные панели, из дубово-коричневого пластика, немного отходят от стены, создав темный зазор. Или за теми аляповатого вида картинами, что висели метрах в двух над полом, на протяжении почти всего коридора. На самом деле, картины не таили за собой ничего страшного, лишь закрывали дыры и трещины в стенах, однако по мнению каждого входящего в «Шпиль», полотна можно было-бы избрать и по приятнее. На первом же был изображен огромный человеческий глаз, лишенный век и части кожи вокруг — от натуги и ярости, сочащейся сквозь черный зрачок, он покрылся молниями венок, и лопнувших сосудов, а вокруг искрилась плоть, истекающая организменным соком. Изображение было настолько реалистичное, что становилось очень не по себе, а в голове невольно возникали опасения за душевное состояние художника, добившегося столь ошарашивающего эффекта. Особенно неприятно становилось если смотреть на картину достаточно долго — начинало казаться, что глаз следит за тобой. Другие были не намного лучше, изображая виселицы, упырей, призраков, просвечивающих сквозь лунный свет, и прочие мистические сценки от которых по коже бежали мурашки. Впрочем, была и вполне очевидная классика, встречающаяся едва-ли не в каждом уважающем себя комиссариате, или военкомате — чуть дальше по коридору, между двумя декоративными вазонами с чахлыми растениями неизвестного вида, посетителей встречал «Апофеоз войны», несколько перерисованный неизвестным художником. Вместо человеческих черепов, там лежали оторванные головы омников. В целом, если не обращать внимания на зловещие картины, и смертоносные турели в полу, то коридор не вызывал ощущения опасности. Тут царила умиротворяющая тишина, густая как мед — после шума и грохота, она ублажала уши затекая прямиком в мозг, а воздух приятно пах различной смесью запахов. У входа, широким полукругом расположились несколько колченогих стульев, поражающих своей разномастностью. Расхождение стилей, было почти комичным и обладай Джек хоть какими-то зачатками комика, он непременно попытался бы представить какую-нибудь сценку — вот здоровенный стул в стиле ампир, массивный как тумбочка, наверняка среди стульев он аристократ, рядом прислонилась тщедушная табуретка (точнее раньше это был стул, до того как ему отломали спинку) — хитрый подслушивающий карлик, а с другого бока презрительно глядело современное компьютерное кресло с отломанными подлокотниками — сын аристократа, подавшийся на вольные хлеба. Окружал их хаос из перемешанных между собой пуфиков, табуретов и прочих «братьев меньших», очевидно похищенных от куда-только можно. Раньше, когда наемничье общество только формировалось, здесь была приемная, и на стульях ожидали новички, жаждущие получить свой жетон. По мере того как остров расширялся, надобность в приемной отпала, а стулья забыли убрать, и они стали просто лишним предметом мебели, на который изредка присаживались проходящие мимо люди. На полу вокруг них, в полнейшем беспорядке, близком к образованию черной дыры, валялся всякий хлам для ухода за обувью. Баночки гуталина и щетки, лежали такой горой, что в ней можно было провалиться — как-раз сейчас в ней рылся наемник с пышной рыжей бородой. Он вытаскивал баночки по очереди, открывал, нюхая содержимое и сравнив с оттенком своих берцев, со вздохом кидал их обратно. Учитывая то сколько разновидностей гуталина было перед его лицом, успех поисков казался маловероятным. У левой стены, в окружении все тех же вымораживающих картин, стояли несколько крупных, ростовых зеркал, в толстой металлической раме в виде извивающихся змей. Поверх них висела самопальная гирлянда из пулеметных гильз и предохранительных колец от гранат, тихо позвякивающих на теплом сквозняке. Это было очень непростое зеркало — стоило подойти, как оно считывала ваши данные, регистрируя в списке гостей, и заодно оценивая ваше снаряжение, на предмет нежелательных в общественном месте объектов. Когда Лена прошла мимо него, зеркало что-то пробурчало, недоумевая по какому праву внутри находится кто-то без жетона наемников. Оканчивался коридор большим круглым залом, с потолком столь высоким, что он терялся в дымном мраке, становясь совершенно неразличимым. Зал служил новой приемной, и по его периметру, были расставлены удобные лавочки, и диваны. Мебель выглядела грубоватой, что моментально выдавало местное, кустарное производство. В центре зала, занимая внушительное пространство, стояли массивные напольные часы, с большим сияющим циферблатом, по которому гуляли позолоченные стрелки. Они громко тикали, разрывая тишину гулким эхом, и качая металлическим маятником в виде песочных часов, наполненный бронзовыми черепами. По мере приближения, это тиканье переставало докучать, становясь фоновым гулом, который между-тем, был достаточно громким, чтобы маскировать тихий шепот, уже на расстоянии пары шагов. Над часами, зловещим монолитом высилась толстая плита из черного гранита, отполированного до зеркального блеска. Его испещряли серебристые прожилки, мерцающие в свете двух, больших светильников, украшающих верхушку часов. Между них, прямо в камень были вбиты гроздья уже настоящих, выбеленных человеческих черепов без нижней челюсти — местами их было так много, что гранит было не разглядеть, лишь ровный слой кости. В самой высшей точке монолита, между импровизированными крыльями, сложенными из человеческих костей, была выбита короткая, но на удивление подходящая к обществу наемников фраза — «Inter arma leges silent». Она переливалась, в свете плазменных светильников, висящих над монолитом, отсвечивая то золотом, то серебром, и была первым, что бросалось в глаза каждого вошедшего. Негласный девиз наемников был незыблем уже много лет, и ещё не разу не поставлен под сомнение, даже самыми отмороженными. Те немногие, кто был не согласен, попросту бросали ремесло охотника на людей, избирая более мирный путь гуманистичного слабака. Под всей этой бравадой, расположилась регистрационная стойка, напоминающая самый обыкновенный ресепшен, любого европейского отеля. Поверх её мраморной поверхности, стояли несколько голо-проекторов, испускающих бледно-бирюзовый свет в воздух и целая груда инфо-планшетов. За ней сидела уставшего вида женщина, читающая какой-то дешевый бульварный роман. Раз в несколько секунд, она усмехалась, и достав световое перо, делала какую-то пометку на полупрозрачных страницах. Девушка была одета в простой, но достаточной дорогого вида шерстяной костюм, приятного, серого цвета, под которым была белая сорочка, перечерченная черным галстуком. Тот был небрежно распущен, и висел наперекосяк, очевидно мешая хозяйке нормально дышать. Волосы администратора были собраны в плотный пучок, из которого торчали две длинных заколки, а на глазах были прямоугольные очки дополненной реальности — это от части объясняло, почему голографические экраны были в расфокусе. В ушах торчали беспроводные наушники-затычки, и девушка медленно покачивала головой в такт музыке. Судя по её заурядной, ничем не примечательной внешности, она не принадлежала к миру наемников, будучи просто гражданским персоналом. Впрочем, весьма ленивым, и туповатым персоналом, она даже не заметила, как в «Шпиль» вошли новые гости, что могло стоить ей не только работы, но и жизни, ведь не каждый наемник воспримет игнор как нечто само-собой разумеющееся. Когда наши герои миновали треть коридора, входные ворота за их спинами медленно закрылись, постепенно отрезая мир «Шпиля» от влажной гнилостности острова наемников, и Джек облегченно вздохнул, ощущая как тяжкий груз ответственности сваливается с плеч. На конец-то он выполнил первую часть своей работы — доставил всех в безопасность — дальнейший план только предстояло разработать. В первую очередь, разобраться в уже произошедшем за эти два дня. Но, несмотря на всю необходимость, Джек не последовал совету караульного и не направился в бар. Бармен могла и подождать, в конце-концов она обитала в «Шпиле» безвылазно уже много-много лет, разливая напитки в любой день недели, и любое время суток, и Моррисон сомневался, а спит ли она вообще. Сейчас, когда уровень адреналина в крови упал до приемлемого уровня, старик почувствовал что едва держится на ногах, а мир перед глазами плавает из стороны в сторону, раздражая разум резким светом, и громкими звуками. Очень хотелось просто упасть на пол и уснуть, обняв свою винтовку, а потому близость долгожданной постели, казалась уж больно заманчивой. Так или иначе, бармен никуда не денется из-за своей любимой стойки, а потому стопы капитана решили проложить путь в сторону жилых комнат.  — Интересно, как много сейчас пустых комнат? — Поинтересовался Моррисон сам у себя, жестом маня товарищей за собой и медленным шагом пошел вперед. Это место не любило спешки — все вокруг могло гореть в аду, но «Шпиль» всегда был олицетворением нерушимого покоя. Здесь нельзя было кричать за пределами бара, громыхать музыкой или быть излишне экспрессивным, не одобрялась даже энергичная походка. Ступать приходилось мягко. Нарушать тишину громом сапог, было бы кощунством, которое к тому же не очень одобрялось хозяевами, власть коих была абсолютной в пределах этих стен. Отряд медленным шагом миновал коридор, попутно поглядывая на картины (от той на которой была изображена высокая, стройная женщина в красном платье, Лену опять почему-то потянуло блевать, хотя ничего отвратительного на ней не было) и прочую обстановку. По пути девушка подозрительно морщилась и щурилась, опять начав ощущать какое-то подкрадывающееся подозрение. Она даже не могла понять что именно беспокоит рассудок, а впрочем, стоило ли узнавать? Только когда отряд вышел в зал, девушка поняла что именно её волнует — коридор и зал, а так же все видимое пространство, были ненормально большими. Потолки почти всегда терялись в темноте, из которой доносились зловещие шорохи, и металлический скрип, а большинство стен оказались чудовищно толстыми. Особенно это было заметно в дверных проемах, когда стена представала в разрезе. Все это ломало мозг и восприятие пространства. «Шпиль» просто не мог уместиться в корпусах бывшей тюрьмы. Даже самый первый коридор, должен был-бы пронзать её насквозь! Тем не менее, когда Лена шепотом высказала это Гриму, тот не удивился. Буфорд слишком часто здесь бывал, чтобы привыкнуть к гиперболизированными пространствам тюрьмы, а вот для Лены это было очень непривычно. Достигнув ресепшена, Моррисон, тяжело облокотился на стойку, невольно сдвигая в сторону пачку планшетов. Девушка-администратор все ещё не замечала его, слишком увлеченная чтением — поля страницы были испещрены заметками. Сквозь плечо Джека, Грим прочел название книги — «Пленники темного двора — том 23, часть 4». Типичный роман о наемниках, и судя по тому как девушка угорала над прочтенным, содержимое ни единой строкой не совпадало с реальностью.  — Вечер добрый. — Тихо сказал Джек, пытаясь привлечь внимание администраторши. Однако та продолжала писать, выделяя очередную строчку, напечатанную 11 шрифтом. Видя неловкость шефа, в дело со всей своей прямолинейной эффективностью вступил Грим. Он перегнулся через стойку и залепил девушке звонкий подзатыльник. От удара она громко охнула, уткнувшись носом в книгу, и наушники со стуком выпали на пол. Руки рефлекторно схватились за затылок, на котором наверняка вспухнет большая шишка.  — Не спи на работе, овца. — Шепотом рявкнул наемник, делая вид что опять заносит руку. — Тебе за что вообще платят?!  — Ой! П-п-простите… — Со страхом пискнула она, осознав насколько проштрафилась. — Т-т-только не бейте больше, я-я-я просто устала… И-и-и не зам-метила вас…  — Грим. — Джек оттолкнул напарника. — Сколько раз я повторял, не бей её! Да, туповатая и невнимательная, но это будет уже, наверное, восьмая шишка! Мозгов у неё от этого не прибавится!!! Простите, его мисс, он понятие не имеет об хороших манерах.  — Можно подумать ты знаешь что-то о манерах… — Усмехнулся Грим, за спиной Джека показав девушке угрожающий жест, а именно проведя ладонью по горлу. — Тупость изгоняется только тумаками.  — Тогда тебя надо бить постоянно! — Огрызнулся старик, и вновь обратился к администратору. — Нам нужна свободная комната на четверых.  — Я-я-я… Сейчас посмотрю… — Все ещё испуганно протянула жертва подзатыльника, продолжая потирать голову. Её пальцы, увенчанные специальными наперстками-манипуляторами, забегали по воздуху, что-то изменяя в невидимых для гостей данных. — Общий блок В, вас устроит? — Уточнила она, облегченно вздыхая. — Лифт работает? — Эм… Да, уже две недели, как починили. — Тогда устроит, какой номер? — 234-В. — Девушка откатилась на офисном стуле и достав из-под стола небольшой принтер, распечатала четыре бумажных билета. — Это ваши первые пропуска, они одноразовые, пластиковые, постоянные в комнате на столе, и бла-бла-бла, сами знаете. Вам в левый коридор, лифт номер 2, седьмой уровень. Что-нибудь ещё?  — Да. На… — Джек посмотрел на часы и найдя ту из часть что отвечает за местное время, продолжил свою мысль. — На час дня, в комнату нужен будет обед, двойной по порциям (девушка быстро печатала в воздухе, что со стороны выглядело как издевательская шарада, или работа профессионального мима), новая одежда, желательно что-нибудь посвободнее и врача. Деньги спишите с моего счета.  — Мистер Моррисон. — Девушка кинула на него усталый взгляд. — Вы опять забыли, вы гость «Шпиля», и друг «Синдиката», все за счет заведения. Да, все никак не привыкну, что ваш шеф почему-то считает меня другом. — Джек забрал пропуска и помахав ими в воздухе, повел группу за собой. Двери, в левой части приемной, открылись сами собой, пропуская гостей. Когда все уже прошли, Грим задержался, и подмигнув администратору, жестом попросил её перезвонить. Получив в ответ улыбку, он быстрым шагом пошел за остальными… Следующий коридор был точной копией первого, те же ковры, те же светильники, и картины, от которых холодели пятки. Отличием служили разве-что двери лифтов, расположенные по обе стороны коридора, и несколько лестниц, чьи потертые, высокие ступени уводили вверх, и вниз. Здесь к тишине примешивались и другие звуки, пусть и приглушенные камнем — чьи-то шаги, эхом отдающиеся от стен, звук каких-то механизмов, очень сильно напоминающий работу громадного часового механизма, приглушенный хор множества голосов, и звук движущихся лифтов. Все это очень органично дополняло тишину. Немного помедлив, Джек нашел нужный лифт и нажал на кнопку вызова. Ждать пришлось недолго, кабина спустилась уже спустя минуту, гостеприимно открыв двери. Правда этой минуты хватило, чтобы Окстон, окончательно вымотанная, умудрилась задремать, прислонившись к руке Буфорда. Чтобы не беспокоить девушку, он осторожно протащил её за собой, и прислонил к стене кабины. Джек нажал цифру 7 и лифт, издав тихий «дзынь», плавно поехал вверх. Да. По сравнению с остальным островом, Шпиль был неприступной крепостью и по совместительству пятизвездочным отелем, в котором были все удобства, от душа, до горячей пищи, ассортименту которой позавидовали бы, и лучшие рестораны старого света. К услугам гостей всегда работал бар и удобные комнаты отдыха, обустроенные в бывших камерах для заключенных. Можно было жить здесь в сравнительном комфорте, и недалеко от места работы. Только вот позволить себе все это, могли далеко не все, и можно сказать, что всем ужасно повезло, что Джек знал местного… Скажем так — Управляющего. Исконно так сложилось, что доступ к Шпилю имели лишь лидеры группировок и особенно отличившиеся, крутые наемники, сделавшие что-то полезное для острова. Всем остальным, либо приходилось платить кругленькую сумму, либо иметь особые отношения с кем-нибудь из охраны, умаслить которую было не так-то и легко. Позднее, Для Окстон было загадкой, каким-образом Джек умудрился втереться в доверие хозяевам этого места. Это были таинственные, можно даже сказать почти не существующие люди, высшая каста наемников, уже давно перешагнувшая через рубеж из обычных контрактов. Именно они, появившись из ниоткуда, создали это место с нуля, превратив его в государство вне законов, и юрисдикций. Они здесь играли роль королей и лордов, главы крупных синдикатов обязательно заверяли у них все крупные контракты, проверяя не затронет ли очередное дело интересов всего наемничьего общества? Если продолжать подобное сравнение, и остров был королевством, то «Шпиль» был его мрачной столицей. Неприступным бастионом, в своем темном великолепии возвышающимся над королевством. Здесь водились контракты самого высокого уровня, можно было заработать целое состояние и жить где-нибудь вдали на своем частном острове, построенном далеко не из мусора. Правда потерять можно было гораздо больше, порой, целую жизнь, ведь задания вполне соответствовали своим ценникам. Здесь курились невидимые дымы готовящихся революций. Здесь обсуждали планы смещения правительств. Здесь оплачивались убийства видных, политиков, и звезд. Здесь в тени «Шпиля», решалась та часть мировой политики, в которой «доброе слово» оказывалось бессильным. Это отчасти объясняло «невидимость» острова — наемники были нужны абсолютно всем. Рано или поздно, карьере политика, корпоративного лидера или очередного героя шоу-бизнеса, приходит конец, или перед ней встает нерушимая стена в лице конкурента, а значит, потребуется работа охотника за головами. Если кто-нибудь решит растревожить этот улей, наружу вылезет столько компромата, что мир перевернется с ног на голову, а тысячи людей посвятивших жизнь войне, и убийствам, наводнят улицы городов, сея хаос, и разрушение. Такое, никому было не нужно, и пелена ужаса перед наемниками, перед тем что они знали, и могли, удерживала даже самых ретивых борцов с беззаконием… …Лифт полз, медленно, размеренно, никуда не спеша, и убаюкивая своих пассажиров, тихим скрипом, и миганием потолочных лампочек. Достаточно медленно чтобы вызвать раздражение, но по крайней мере без остановок. Воздух в нем был прохладным, и сухим, и почему-то странно пах, неприятно напоминая горчицу вперемешку с кровью. На его левой стенке висело потертое зеркало, испещренное черными пятнами, а вокруг него красовалось множество голографических объявлений, и реклам. «Продам винтовку АS-32 пятой модификации; требуется оруженосец, обращаться в «Орден алой гвардии»; стража «Шпиля» производит набор новобранцев; за долги разыскивается Г. Фримен, всю информацию сообщать в номер 404; в общем ничего интересного, если не считать громадного портрета Лены с подписью «Разыскивается Вишкар, живой или мертвой». Поверх плаката, кто-то начиркал неприличный рисунок и подписал «сАсИтЕ корпоративные ублюдки». Периодически сообщения принимались мигать, а потом сменялись новыми, так и протрет Окстон переменился на ещё чей-то. Лишь на шестом этаже, лифт впервые затормозил, открыв свои двери впустив внутри троих. Двоих охранников в черном, и худого, высокого человека, в плотом черном костюме британского фасона и черной рубашке. Его лицо украшала аккуратная бородка и усы, а в глазах жила вселенская усталость, и казалось что одним лишь взглядом он может раздавить человека в лепешку. Неизвестный нажал кнопку 9 и встал рядом, сложив руки на животе. Его спутники встали чуть позади, слегка напряженно держа в руках штурмовые винтовки, будто опасались за свои жизни.  — Что, опять в деле, Джон? — Усмехнулся Буфорд, видимо узнав старого знакомого и легонько ткнув его в плечо. — Где собаку потерял? — Не напоминай мне, про чертову собаку. — Тихо огрызнулся названный Джоном, зыркнув на англичанина усталым взглядом. — Но, да, Грим, я снова в деле. — Не понравилось на воле? — Наемник достал из кармана сигары и вставив одну в рот, протянул портсигар собеседнику. — Нет. Достали даже из чертовой Австралии… — Протяжно вздохнул неизвестный, отвергая предложенную сигару. — Видимо умение убивать, самое востребованное на земле… В этот момент лифт принялся мягко тормозить, а потом остановился на седьмом уровне, уткнувшись в мягкие резиновые отбойники. Грим вышел, так и не дослушав печальный монолог, хотя, ему, и так было плевать. Он слишком устал и теперь предвкушал удобную постель, и утренний завтрак… …Выйдя из лифта, друзья двинулись по длинному, но достаточно узкому проходу, который на самом деле был одним из множества ярусов, тюремного жилого блока В. Раньше здесь содержались особенно опасные, но сотрудничающие со следствием преступники — убийцы, психически здоровые маньяки, и прочие неприятные личности. Единожды войдя в здешние камеры, они уже никогда не должны были увидеть дневной свет, навеки становясь пленниками морской тюрьмы. Лене даже не хотелось знать, что с ними стало, когда наемники выкупили это местечко вместе со всеми заключенными. Скорее всего их убили, но если-бы Окстон заглянула в самые темные глубины острова, то обнаружила бы тысячи рабов, трудящихся по колено в костях своих бывших сокамерников. Сам жилой блок был тщательно переработан наемниками и приспособлен под весьма длительное проживание, весьма немалого количества наемников. Многие камеры были объединены в большие апартаменты, и имели окна, другие переоборудовались под временные кладовые, или подсобные помещения, в которых жила обслуга «Шпиля», которую по большей части представляли гражданские, нанятые, или похищенные с материка. Впрочем, очень многое осталось тут со времен тюрьмы — например множество различных цепей, и кандалов, свисающих с потолка, и стен, или большие громкоговорители, гнездящиеся в каждом углу. Пол покрывала мелкая шестиугольная плитка, неприятного серого цвета. Она вся истерлась от времени, приобретя странный матовый блеск, и сильно потрескалась. Черные, длинные трещины складывались в некое подобие узора, будто кто-то специально разбивал плитку сапогом, в надежде нарисовать шедевр, но забросил на полпути. В некоторых местах плитки отклеились от раствора, и тихо бряцали под ногами, разваливаясь на несколько осколков, и в отличие от холла, здесь был заметен явный недостаток уборки. Прямо на полу валялись раздавленные окурки, вокруг которых были небольшие черные ореолы из пепла и сажи, и всякий карманный мусор, а по углам стояли пирамидки из непрозрачный пивных бутылок. Между них виднелись редкие отпечатки грязных сапог, складывающиеся в цепочки. Проследив одну из них, Окстон с огромным удивлением обнаружила, что следы уходят на стену, где и теряются, приблизительно в двух метрах над полом. В отличие от холла, здесь на стены либо пожалели материала, либо попросту забили, и вместо пластиковых плит, была простая бледно-зеленая краска. Стена была свободна от какой-либо мебели, кроме разве-что декоративных растений, посаженных в массивные чугунные кадки, которые использовались жителями как мусорные корзины. Из серой каменистой земли торчали сломанные пластиковые вилки от быстрорастворимой лапши, и все те же окурки, порой даже еще дымящие. Среди наемников курение было возведено в ранг спорта, будто они все негласно соревновались в том, кто отравит себя сильнее. Между кадками, в глубоких темных кавернах, притаились массивные металлические двери номеров, оставшиеся от прежних камер. Разница была лишь в том, что окошко, в верхней части, было заварено, и на его месте был вмонтирован сканер для пропусков — никто кроме хозяина номера, не мог попасть внутрь. В центре каждой двери блекло мерцал номер комнаты, а под ним небольшая голографическая страничка с исторической справкой, об том какие пленники в ней содержались. Потолок прохода, был укреплен толстыми бетонными балками, поперек которых раскинулась металлическая сеть к которой были прикрепленные длинные, ржавые цепи, и промасленные кандалы. Они проступали сквозь плотную пелену табачного дыма и все той же розоватой дымки. Помимо них, за решеткой, виднелись выбеленные черепа, и кости пленников, отказавшихся работать на славу наемников. Они тихо лязгали на теплом, пропахшем табаком ветерке, который гулял вперед-назад, проходя сквозь весь жилой блок. Правой стены не было и вовсе, вместо неё, был жутковатого вида обрыв, ограниченный лишь низким бетонным бортиком, поверх которого был вмонтирован металлический поручен. Сразу за ними начиналась глубокая, каменная пропасть, на дне которой виднелся большой вытянутый зал, по которому разгуливали несколько наемников — с такой высоты они были едва видны (Позже, Окстон узнает что это общественная арена, на которой регулярно проводились кулачные и ножевые бои). По краям пропасти, на разной высоте, шли десятки ярусов бывшей тюрьмы, ярко освещенные множеством плазменных светильников свисающих с них на коротких цепях. Чтобы попасть с яруса на ярус, нужно было подняться по опасного вида металлическим лесенкам, приваренным к бортикам, а рядом с ними сияли желтые сигнальные огни. Когда кто-то полз по ним, огни начинали мигать, извещая что лестница занята. Противоположные уровни, объединялись толстыми бетонными переходами, в центре которых часто виднелись небольшие висящие в воздухе площадки, вокруг которых вертелись небольшие тучки ботов-посыльных, и прочей электронной мошкары, ищущей своего адресата. Над головами наших друзей грузно прогудел небольшой дрон — в его хилых, тоненьких лапках, приспособленных для переноски легких грузов, опасно раскачивалась здоровенная штурмовая винтовка, перетянутая подарочной ленточкой. Дрон едва справлялся с ношей, раскачиваясь из стороны в сторону и едва не стукнув Ану по голове, нырнул на нижние уровни, отчаянно бурча ионными движками. По ярусам, не смотря на позднее время, ходило довольно много скучающих наемников. Было очень непривычно видеть их в обычной, не боевой атмосфере — без бронежилетов, противогазов и оружия. Привычный камуфляж заменили спортивные костюмы, и шорты с футболками. Особенно забавно выглядела встреченная по пути наемница — короткая розовая футболка, с принтом радуги, окруженной единорогами, шорты, тапки-сланцы и кружка дымящегося чая, очень контрастировали с металлическими руками-протезами, внутри которых виднелось встроенное оружие, и зловещего вида кибернетическом глазом. Это хорошо объяснялось — тут было безопасно, и мирно, солдаты отдыхали от постоянной работы, на короткие мгновения превращаясь в простых людей. Они курили бессмысленно глядя на арену внизу, просто прогуливались по переходам, позевывая и надеясь на хороший сон, знакомились, что-то тихо обсуждали, подсчитывали деньги, и обсуждали прошлые контракты. На одном из переходов, небольшая компания распивала целый ящик пива, попутно играя в покер. Среди них сидел и один «черный» охранник — что характерно, без шлема. Лена впервые видела стражу в живую — это был сухой, на удивление бледный человек, с глубоко-посаженными глазами, странного красноватого оттенка. В какой-то момент он поднял голову и заметив, что Лена на него смотрит, подмигнул ей.  — Не смотри на них. — Тут же одернул Окстон Грим, загораживая её от стража. — Их полномочия бесконечны, а способности невероятны даже по моим меркам, если он захочет… Хм… Тебя… То мы не сможем ничего сделать, так-что не провоцируй.  — Что? — Лена помотала головой. — Что значит не сможете?  — А-то и значит. — Буфорд зевнул, и выронив так, и не раскуренную сигару изо-рта, поймал её на лету. — Я видел, как один из них, выдержал попадание из РПГ, а потом голыми руками оторвал обидчику ногу. Лену передернуло, и она отвернулась, от стража, принимаясь глядеть куда угодно, кроме него. Посмотреть было на что, почти на каждой платформе что-то происходило, или начинало происходить, постепенно перерастая в шумное действо. Между наемниками хаотично вспыхивали контакты и разговоры, быстро заводилась дружба (хотя подобное было редкостью, здесь уважали скорее профессиональное сотрудничество), и столь же быстро начиналась драка. На одной из платформ, двое наемников устроили смертельную дуэль на кинжалах, чем привлекли большое внимание, и даже ставки. Люди смотрели с разных ярусов и других платформ, потрясая в воздухе бумажными купюрами (редкость от которой в глазах вставали слезы) и связками кредитных чипов. Борющиеся кружили, накидываясь друг на друга с приглушенными боевыми кличами, и всякий раз когда лезвия ударялись друг о друга, толпа вскрикивала, поднимая ставки. Это было завораживающее зрелище. Оба двигались на удивление легко и свободно, будто ничего не весили, а изящные, толстые клинки мелькали столь стремительно, что разглядеть их было сложно. До какого-то мига, Лена даже засмотрелась, полностью уверенная, что это не более чем представление для публики, как же она ошибалась. Один из противников, промахнулся сделав очень неосторожный выпад вперед — клинок прошел совсем рядом с головой соперника, буквально зацепив его щеку. Тот естественно не оплошал. Всего один удар, по скорости сравнимый с укусами змеи, и длинное, волнистое лезвие, вошло промахнувшемуся под ребра, легко вспарывая кожу. Кровь длинным росчерком брызнула на пол, выдавливая сталь, и её хозяин громко охнул, хватаясь за рану. Даже с большого расстояния было видно, что она смертельная, клинок зацепил пару мышц и легочную артерию, заставляя врага захлебываться в крови. Он отчаянно, хрипло забулькал, пуская красные пузыри меж ровных зубов и неосторожно попятился, ещё шаг, и его нога наступит на пустоту. Лена зажмурилась, только чтобы услышать как толпа торжественно вскрикивает чувствуя победителя, а следом за этим раздался гулкий, на удивление противный звук упавшего тела. Будто на арбуз кирпич уронили. Когда глаза вновь пожелали увидеть импровизированную арену, то её уже отмывали от грязи, но Окстон не удержалась, чтобы не глянуть вниз. Снизу, с плотными клубами пара вырывающегося из невидимых труб, поднимался теплый воздух. Он не давал точно разглядеть дно, и тела… Грим взглянул в пропасть, что-то мысленно для себя решив, и с удовольствием закурил. Дым от его сигары, влился в поток ветра, уносясь куда-то в глубины жилого блока.  — Здесь всегда так. — Хмыкнул он, как и Лена, не в силах разглядеть труп. — Спорят из-за ерунды, денег, или баб, а потом вот такая бня. Один заденет второго, первый ответит… Иногда бывает даже интересно, когда лидеры крупных кланов устаивают что-то вроде показательного гладиаторского боя. — И никто не останавливает дуэли? — Девушка понюхала воздух пахнущий на удивление домашними ароматами, вроде стирального порошка, и готовящейся еды. Среди них выбивался стойкий запах табака и пота, вызывающие в голове странную ассоциацию со студенческим общежитием. Дополняли его звуки активной жизни, доносящиеся едва-ли не из-за каждой двери. Запрет на шум не распространялся на жилые блоки, а потому наемники не стеснялись — кто-то громко ржал над шуткой, стучали ботинки и музыка, ощущалось присутствие множества людей. — А зачем? — Грим удивился, пыхая сигарой. — Естественный отбор штука серьёзная. Нам нужны реальные люди, а не доходяги. Сдох сегодня по пьяни, не сдохнешь завтра на задании… Жилые блоки занимали одну четвертую всего пространства «Шпиля», во всяком случае того что открывалось глазам немногочисленных посетителей. Они строились вокруг центральных залов, которые раньше выступали в роли административного тюремного центра, а ныне занятые рекреационными зонами. В блоке В, по большей части проживала свита зажиточных наемников ведущих дела в «Шпиле», но среди них встречались и одиночки, пользующиеся достаточным авторитетом, а потому комнаты здесь были весьма просторными, и учитывая шумную натуру большинства телохранителей, имели звукоизоляцию. Лена не разу не была в тюрьмах, имея крайне стереотипное представление, сформированное по-большей части фильмами про судью Бредда, которые как понятно, не могли претендовать на правдивость, в виду чрезмерной накачки пафосом. Во всяком случае ближе к двадцать восьмой части фильма… …Спустя несколько минут размеренного шага, они на конец достигли дверей своего номера, и вставив карточки в приемник, вошли в свое новое убежище. Дверь зловеще заскрипела плохо смазанными петлями, впуская людей в темное, слегка душное помещение. Джек подслеповато ткнулся в темноту, шаря рукой по стене и практически наугад нашел выключатель. Тот сухо щелкнул, и под низким потолком, тускло загорелись несколько светосфер заключенных в простых плафонах из бледно-желтого стекла, покрытого изрядным слоем пыли — похоже номером не пользовались уже очень давно. Увиденное не было пределом мечтаний и уж тем более слабо соответствовало привычным стандартам жизни, но спустя столько времени сплошных мытарств, друзья приняли бы и куда более простое жилище. Наемники народ достаточно разношерстный, и их вкусы, сильно разнятся от клана к клану. Многим необходимо продемонстрировать свое богатство, украшая все золотом, и недешевыми финтифлюшками, вторые обычные понторезы — много шума, пестрости, и пыли в глаза возможных нанимателей. В «Шпиле» не любили не первых, ни вторых, отдавая предпочтение третьему — самому редкому виду наемников, а именно молчаливым, незаметным профессионалам, которым не нужно обвешиваться трофеями с ног до головы, чтобы продемонстрировать свое мастерство. За них говорил послужной список, и наборы шрамов. Нашим друзьям повезло, они получили комнату, в которой до них жил как-раз такой специалист. Об этом говорило полное отсутствие мусора и следов, что не могло не настораживать, словно комнату специально готовили для Джека. Внутри все было по-наемничьи аскетично, и простенько, как-раз как полагает закаленным, уставшим от постоянных боев воинам. По сути, большая тюремная камера для содержания восьми человек, с минимумом удобств, и максимум защищенности. Десять на десять метров, чистого армированного бетона, для красоты, и удобства покрытого утепленными панелями. Пол укрывал тонкий, темно-серый ковер, с ворсом твердым настолько, что колол пятки. В центре, занимая наибольшую часть помещения, стоял большой стеклянный стол на одной ножке, в которую был вмонтирован компьютер и голографический экран, ныне погашенный, но все же изредка извещающий о своем существовании короткими вспышками бледно-синего света. По краям стола, подальше от центрального излучателя, стояло несколько комплектов посуды. Она странно блестела, отражая свет ламп, и этот свет «зайчиками» оставался на дальней стене, в которой было большое, квадратное окно, с завораживающим видом на нижний город. Угол у окна занимал большой, холодильник оттенка стали, и небольшая раковина, под которой стояло ведро. Изредка в него с громким жестяным стуком падала капля или две. Слева от него, была сетчатая дверь, ведущая в ванную — обычно в среде наемников редко задумывались об приличиях (впрочем как и о половом различии), и не считали нужным делать дверь в санузел непрозрачной. Сквозь армированное стекло виднелась душевая кабинка и желтый металлический унитаз — жутковатого вида грязное наследие тюремной эпохи. В темноте он казался притаившийся монстром, ждущим жертву, по неосторожности решащую справить в него нужду. По бокам от стола, как в купе поезда дальнего следования, расположились две двухэтажные койки, загораживаемые толстыми, черными шторками. Они были уже застелены и приятно пахли свежим бельём. Окстон, не раздеваясь рухнула на первую кровать, уткнувшись грязным лицом в белую подушку, и издав почти торжествующий рев, оглушительно захрапела.  — Фи, как некультурно. — Буркнул Грим, швырнув куртку и пояс с пистолетами на пол, и принимаясь расшнуровывать берцы. Однако уже через минуту он понял что не может распутать узел, и разозлившись, повторил подвиг Лены. Разве-что его храп был куда громче, и когда он залез на второй ярус койки, та едва не рассыпалась под весом здоровяка. Ана последовала за ним — она в принципе не любила спать без одежды, и без своей винтовки, а потому уложила её рядышком, и отвернувшись лицом к стене, больше не двигалась. Джек лег последним. Для него отход ко сну был своеобразным ритуалом, не соблюсти который, означало приговорить себя к хронической бессоннице. Это началось совсем недавно, год или два назад, тогда капитан впервые начал ощущать, что сдает позиции. Реакция не та, силы в ногах становится меньше, а читать без очков становится все сложнее. Даже в голове все как-то переменилось, думать стало скучно, все чаще одолевали серые глупые мысли о тщетности бытия, а воспоминания подернуло пеленой забвения. Даже самые ценные воспоминания, истерлись. Свободное место тут же оказалось занято отвратными сценами боев, и длительного преследования. «Ну, а что? Старость не радость…» — Подумал он, тщательно проверяя хорошо ли закрыта дверь. На ней было два замка, если не считать сканера пропусков, и каждый из них, Джек подергал, и попытался поддеть ножом. Результат проверки его удовлетворил, но приступ старческой паранойи часто заставлял его действовать несколько иррационально. Для верности он припер дверь стулом, а в ручку продел швабру, обнаруженную около раковины. Только после этого, он удовлетворенно поцокал языком и сев на кровать, принялся размеренно развязывать шнурки. Он аккуратно прислонил свою винтовку к кровати, и поставил ботинки рядом с ней, следом на пол упали брюки, и куртка, которая оглушительно лязгнула различными боеприпасами, и просто припасами, распиханными по карманам. Джек потянулся, ощущая как мышцы расслабляются после столь длительного бодрствования.  — Да, пора бы и поберечься немного… — Буркнул капитан, закидывая ноги на кровать, и укрываясь толстым, шершавым одеялом. Подушка с силой промышленного магнита притянула голову Джека, и тот с наслаждением провалился в расслабляющее небытие… … Несколько лет назад. Швейцария. Кантон Вале. Штаб-квартира Овервотч. Было раннее утро, настолько раннее, что даже солнце ещё не успело осветить заснеженные пики Альп, а большая часть сотрудников центральной базы, дрыхли в своих комнатах, и казармах. Сама центральная база располагалась на самой границе Швейцарии и Италии, и была главным связующим звеном, в длительной цепи из оборонительных объектов структуры «Овервотч». Бетонные корпуса, выкрашенные в приятный белый цвет, и широкие плацы, гроздьями покрывали склон одной из гор, и из далека напоминали колонию грибов-паразитов, пожирающих свое собственное прибежище. Стены покрывали сотни окон и обзорных площадок, по которым ходили редкие люди. Вдоль горной гряды тянулись настоящие плантации из громадных радаров и вращающихся параболических антенн — их красные огоньки мерцали на фоне темноты, как зловещие глаза птиц-падальщиков, решивших погрызть труп. Среди них особенно выделялась антенна спутниковой связи — титаническое сооружение было настолько широким, что раскачивалось на потоках холодного ветра, гуляющего на уровне облаков. Подобный гигантизм легко объяснялся, именно сюда шел почти весь трафик связи «Овервотч», и отсюда шли приказы для оперативных групп. Из любой точки мира, и даже ближнего космоса, сигнал шел сюда, и лишь после обработки аналитическим отделом, перенаправлялся в другие отделения. За антеннами расположилось громадное летное поле, по которому прогуливались группки скучающих инженеров, одетых в утепленные жилеты — в такую невероятную рань обслуживать было некого. Все вертолеты стояли в горных ангарах, чьи двери выделялись на фоне каменного массива как глубокие провалы, а самолетов здесь в принципе не было. Небо на востоке очень медленно принимало белый оттенок, постепенно отгоняя мрак и на радарных тарелках появились первые оранжевые блики. Солнце медленно, но верно захватывало свой плацдарм, в этой вечной войне. По широким коридорам, шаркая ногами ходили редкие посыльные и сонные операторы, идущие с ночной смены, на улицах и в комнатах отдыха курили оперативники. Большая часть офисов и командных пунктов пустовали, а экраны компьютеров погашены, на постах был лишь остро-необходимый персонал, мониторящий ситуацию в мире. Но даже им работать особенно не хотелось, и люди просто пялились в потолок, мечтая на конец-то отправится спать. Все было лениво и умиротворенно, как и полагает утру перед трудным днем. Совсем скоро все наполнится звоном телефонов и стуком пальцев по клавиатурам, люди будут бегать по коридорам, крича что-то своим напарникам, а плац перед казармами содрогнется от топота десятков поднятых по тревоге оперативников. И только в одном зале уже начало накапливаться напряжение… …Главный переговорный зал был самой высокой точкой всей базы и считался святая-святых «Овервотч». Обычно здесь, за толстыми стенами, под куполом из нескольких шумоподавляющих полей и за защитой десятков оперативников, происходили важные встречи — капитан Моррисон принимал инвесторов, и представителей совета учредителей, от решений которых зависела судьба организации. Часто здесь собирался весь свет олигархии «старого» и «нового» света, десятки магнатов, и амбициозных промышленников, желающих оставить свой след в истории. Они выдвигали свои предложения и требования по улучшению работы «Овервотч», часто желая совершенно невозможного, или пытаясь использовать могущество организации в свою пользу. Но как известно, если в одном помещении собирается целый выводок богатых, но на удивление тупых «индюков» с раздутым самомнением, то ничем хорошим это не кончалось. Любое, высказывание, моментально вызывало бурю недовольства, или похвалы — богачи говорили все разом, не всегда понимая о чем вообще идет речь. Чаще всего это приводило к балагану и даже самые ценные предложения тонули в сплошном гвалте недовольных голосов, что сводило деятельность совета к нулю. Фактически Джек пытался угадать чего от него хотят, действуя чисто по солдатской интуиции. По началу ему это даже нравилось — делай что хочешь, главное показывай результат, который кому-нибудь да понравится, но со временем, сам вид зала заседаний стал вызывать непреодолимую тошноту, в купе с головной болью. Вот и сейчас, вместо того чтобы видеть пятый сон, красные от многодневного недосыпа глаза Джека созерцали осточертевшие виды, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, от чего в ушах не появятся отголоски постоянных воплей возмущенных богатых жирдяев. Однако к привеликому сожалению офицера, найти такой объект не удавалось, а потому Джек просто хлебнул кофе, на миг закрывая обзор черным дном кружки. Его претензии были вполне понятны, и даже человеку незнакомому с советом учредителей, зал был неприятен. Не смотря на свою чисто утилитарную функцию, он был отделан настолько богато, что подобное казалось пошлостью, граничащей с отвратительным эстетическим вкусом. Повсюду была излишняя демонстрация богатства, и процветания, вызванная услаждать глаза посетителей — раньше совет собирался в громадном подземном убежище, ныне используемом для хранения боеприпасов для его создания. Но, когда угроза омников и террористов стала мизерной, богачам стало очень «некомфортно» в простой бетонной коробке на глубине сотни метров, и они фактически вынудили Джека, очистить горный пик от оборонительных сооружений (целый рассадник зениток и радарных станций) под представительский зал. Несколько выделили на это громадные деньги, другие инженеров и архитекторов — последних Моррисон хотел прикончить с особенной жестокостью. Конструкция получилась не только отвратительной на вид, но и совершенно незащищенной с любой точки зрения. Грамотно подготовленный отряд спецназа мог взять его штурмом всего за несколько минут, и не понести потерь. Все предложения по усилению безопасности были отвергнуты. Зал представлял из себя очень большую сферу, издалека напоминающую шарик пломбирного мороженного, венчающего гору и был виден за много километров, даже в самую глубокую ночь. Виновником сей люминесценции было чудовищных размеров обзорное окно, занимающее весь восточный сектор. В солнечный день толстое стекло, покрытое сетью из тонких каркасных нитей, отражало свет как зеркало, а ночью открывало вид на внутреннее убранство. Изнутри сквозь него открывался шикарнейший вид на заснеженные Альпы, за которыми медленно занимался оранжевый рассвет, и темную, слегка зловещую долину, притаившуюся где-то глубоко внизу. Там, за укрытием из высоких, толстых деревьев и крутых горных отрогов, ещё клубилась абсолютная тьма, в которой изредка мелькали крохотные огоньки фар автомобилей, и окон просыпающихся граждан — многие из сотрудников «Овервотч» были набраны из местных жителей, и те не занимали мест в жилых блоках, обитая в часе езды от работы. Джек ненавидел это окно. Оно было настолько большим, и казалось таким хрупким на вид, что все рефлексы старого военного говорили — «в тебя целится снайпер! А ты без защиты!». Это нервировало похлеще чем очередная комиссия совета, готовая порвать тебя на части за любую недостачу на складе. По бокам от окна, висели здоровенные голографические экраны на которые выводились все данные необходимые для заседания — различные графики, отчеты и справки. Все было сделано так, чтобы каждая буква была видна из каждой части зала. Сейчас экраны пустовали, транслируют символ «Овервотч» с припиской «ожидайте». Голограмма подрагивала на прохладном сквозняке, расслаиваясь, и разбиваясь, а их проекторы — вмонтированные в пол — тихо потрескивали, и гудели, нарушая утреннюю безмятежность. Стены вокруг были покрыты толстыми плитами из безупречного, белого мрамора, покрытого толстым слоем прозрачного лака, из-за которого создавалось впечатление, что все вокруг замерзло. Стены постепенно превращались в высокий, очень светлый купол, в центре которого сияла золотая эмблема «Овервотч», от которой во все стороны расходились золотые лучи с символикой других миротворческих организаций, влившихся в проект. Вокруг них, были каскады уродливой лепнины — сотни бесноватого вида ангелочков с арфами, и дудками, статуэтки святых, и богов множества религий, и культур. Среди них особенно выделялись дублирующиеся фигурки богини Фемиды, которые помимо привычных символов правосудия, несли на одежде большие масляные лампы, которые выполняли роль освещения. Снизу все это походило на несуразную мешанину позолоченного бетона, готовую рухнуть на голову при первой же возможности. Подобное уже случалось — во время ремонта на внешней вертолетной площадке, один из ангелов отвалился и едва не убил пару маляров, отогревавшихся после работы на холоде. Джек молился чтобы однажды, эти ангелочки посыпались на членов совета, но к сожалению, этого больше не происходило. Лепнина медленно переходила в целые блоки барельефов стилизованных под древнюю Грецию. По задумке это должно было-быть красиво, но то-ли скульптор был неумехой, то-ли Джек не очень любил античность, но ему постоянно казалось что фигуры выглядят просто отвратительно. Каждая их черта казалась гипертрофированной и неестественной. Единственное что приглянулось капитану, это фигуры атлантов, поддерживающие на своих плечах купол — они были единственными, кого не покрывал лак, и выглядели действительно внушительно. Один из них стоял над входной дверью, и подпирал спиной целый блок с часами, показывающие время в разных столицах мира. Все они тикали, и цокали на разные лады, да к тому же ещё и отставали на две минуты, чем бесили вдвое больше обычного. По бокам от входа, стояли утопленные в пол кадки с декоративными растениями, чья сочная зелень была приятным, но все же слишком ярким мазком, разбавляющим окружающую стерильность. Пол зала был выложен отполированными плитами из розового и красного гранита, каждый шаг по которому отдавался тихим, холодным стуком. В центре, на небольшом возвышении, стояла мраморная кафедра, за которой Джек обычно зачитывал свои доклады. Перед ней, полукругом расположились широкие ряды из массивных кожаных кресел, к каждому из которых был присоединен небольшой столик с личным проектором, и усилителем голоса. Задние ряды кресел, были приподняты как в кинотеатре, и к ним вели покрытие лесенки. Вообще, архитектор пытался избежать острых углов и каждая черта была скругленной, будто подтаявшей. Все это вызывало у Джека легкое омерзение, и даже тошноту, а потому он старался не заходить сюда лишний раз, но сегодня условия были совершенно другими… …Он сидел в одном из кресел, сжимая в одной руке кружку с уже начавшим остывать кофе (Столовая готовилась принимать дневную смену, а потому Джек готовил кофе сам, из-за чего тот превратился в отвратительное, горькое пойло), а в другой полураскрытую папку набитую голографическими страницами. Они сверкали и переливались, постоянно теряя фокусировку, и глаза капитана уже начали болеть, однако изучить их было нужно. Напротив Джека, в напряженной позе, развалился Райс — всклокоченный и сердитый, он нервно перебирал пальцами, периодически постреливая в Джека нетерпеливыми взглядами. Именно он стал виновником столь раннего пробуждения. Уставший, почти на грани нервного срыва Габриэль, вломился к капитану в пять утра, едва не выбив дверь отсека, и разбудив Моррисона, впихнул в руки эту самую папку. По началу капитан не понял ровным счетом ничего, Райс носился по комнате кругами, размахивал руками, снося мебель, и фотографии со стен, и что-то невнятно бормотал, явно будучи в состоянии близком к исступлению. Лишь брошенный в стену стакан смог привести его в чувство. На вопрос «какого хрена?» он заявил что не может говорить в окружении ушей, и потащил Джека в переговорный зал… Теперь капитан сидел и офигевал от напечатанного, а кое-что его даже очень сильно встревожило. Впрочем, пока-что он планировал избежать возможного резонанса.  — Габриэль… Ты ведь понимаешь, что просишь невозможного? Я… Я не могу подписать это… — Джек закрыл папку, и уложив её на стол, провел руками по лицу. — Ситуация и так слишком напряженная, после недавних… Эм… Событий люди начинают задавать неудобные вопросы, на которые у меня нет ответов. Инвесторы хотят видеть результаты, и их тоже нет, если мы разорвем отношения с советом учредителей, то это моментально погубит всю нашу организацию. Все что мы делали, погибнет без их денег и политической поддержки. А нас обоих ещё и посадят. Чего будут стоить все наши достижения, если мы будем за решеткой?  — Мы и так ни черта не стоим, если то о чем я думаю правда, а значит и все что мы делаем бессмысленно! — Райс сложил руки на груди, и громко крякнув, положил ноги на стол. — Мы должны, провести расследование, возможно от этого зависит не только наша жизнь, но жизни многих людей. Сам подумай, количество террористических актов за последние два месяца увеличилось на семьдесят процентов, хотя мы имеем самую обширную разведывательную сеть. Ежедневно проводится больше десятка вылетов, в разные страны, а личного состава начинает не хватать. Тебе конечно плевать, но расходы на топливо растут как на дрожжах, а вербовщики вынуждены набирать даже бывших зеков…  — И? — Джек не очень понимал о чем говорит Габриэль, у него в последнее время было очень много забот, в первую очередь по выбиванию очередной подачки от инвесторов. — Может, это утро так на меня действует, но пока не улавливаю сути.  — Ты отчеты разведки читал? Они в середине папки!!! — Райс огрызнулся, но пока воздерживался от крика. — Почти половина вызовов ложные. Всякий раз, когда оперативники пребывают на место, они находят лишь ужасающее, могучее, зловещее «НИЧТО» или бомбу. Мы уже потеряли восемь человек и два десятка лежат в лазаретах. Вызовов столько, что почти нереально отсеять ложные от настоящих. И заметь, все якобы «срочные». То химическое оружие. То захват заложников под статусом «N1». Даже чертова угроза восстания омников! У меня не хватает людей, чтобы отправить их первыми на проверку, да и возможности тоже нет, но в сухом остатке мы получаем чудовищный убыток по топливу для транспорта, и от трех, до шести часов потраченных в пустую. А пока бойцы летят в пустоту, где-то происходят настоящие преступления! Создается впечатление, что кто-то пытается отвлечь наши силы от по-настоящему важных целей.  — И что ты предлагаешь? — Джек не весело рассмеялся, по его лицу пробежала ухмылка. Все описанное напоминало параноидальный бред. — Перестать летать на вызовы вовсе? — Мы должны немедленно объявить о своей независимости от совета учредителей, и начать внутреннее расследование. — Заявил Габриэль, тыча пальцем в капитана. — Перетрясти их всех, поднять все личные дела и связанных людей! Я уверен, что это кто-то из них, сам посуди, ни не делятся с нами своими источниками, не пускают нас на личные заседания! Базы данных совета для нас так же закрыты, а деньги могут прикармливать не только «светлую» сторону. Вторую чистку надо провести среди своих! Уж больно складно все выглядит… — Ты бредишь, зачем кому-то из совета мешать нам работать? — Джек отмахнулся, и зевнул. — Это может быть банальной случайностью, или действием новой террористической организации, просто пусти своих ищеек по следам, а политику оставь мне. В конце-концов, именно мне придется отвечать за каждый провал, так-что можешь не волноваться. — Уххх… — Габриэль сжал зубы от злобы. — Ты и правда лучше меня разбираешься в этом грязном омуте, но все же ты невероятно тупой! Не видишь дальше собственного носа! Готов прятать трупы под ковер, лишь бы щит непогрешимости сохранить! А ведь дерьмо становится серьёзным! — Он оглянулся и с усилием подтянул кресло поближе к Джеку. — Один мой аналитик, вывел теорию, она конечно надуманная, но чем дальше все идет, тем больше похоже на правду! Сначала мы были выгодны и совету, и всем, мы уничтожали все вредные элементы мешающие им вести свои дела, а деньги гарантировали, что мы не сорвемся с поводка, и не переусердствуем в очищении мира! А теперь мы стали не нужны! Может даже мешаем кому-то! Они топят нас, подкидывают все больше работы, а ты им способствуешь, пряча все больше дерьма в шкаф! Пропущенные теракты, внутренние проблемы, гибель оперативников, и агентов! Слухи о коррупции и кражах! В какой-то момент, ты уже не сможешь этого скрывать, и вот тогда… Все всплывет, окончательно утопив нашу репутацию!!!  — Что? — Джек сморщился, происходящее начало нервировать, а Габриэль распалялся быстрее чем доменная печь. — Ты бредишь, окончательно съехал с катушек от своих шпионских игр! Когда ты спал в последний раз?  — Неделю или две назад… Ангела дала какой-то стимулятор… Но не суть! — Габриэль вскочил и принялся наворачивать круги вокруг Джека. — Надо как можно скорее сделать публичное заявление и признаться что не справляемся! Пока пресса на нашей стороне! Наплети им что-нибудь про зажравшихся толстосумов, ты же умеешь заставить людей доверять тебе! — Я не стану этого делать, если я расскажу все сейчас, а твоя теория останется только теорией, дерьма станет только больше! — Джек допил кофе одним мощным глотком и тоже встал. — Такие обвинения не проходят просто так! Адвокаты нас сожрут, а без средств загнется и остальная часть «Овервотч». — Ладно… Ладно… Я понял. Ты не хочешь терять свое лицо… — Райс замер и принялся тереть виски. По лицу было видно, он пытается принять важное решение. — Хорошо, я приму эту пулю за тебя. Просто дай мне доступ к «Афине» и свободу действий на 48 часов. Даже если я ошибаюсь, ты не пострадаешь, они просто не смогут предъявить обвинения за мои действия. — Это заманчиво, но… По-моему ты гоняешься за тенями. Я не могу подписать твою просьбу. Это окончательное решение. Любое расследование сейчас приведет к катастрофе! — Джек пожал плечами, пытаясь сохранить мирное русло, однако его уже начало трясти. Габриэль все больше ударялся в фантастику, видимо работы и правда становилось слишком много. — Отлично!!! — Резко заорал Райс, и пинком перевернул ближайшее кресло. Оно опрокинулось и с грохотом покатилось к кафедре, освещая все вокруг включившимся проектором. — Ты предпочитаешь долгую агонию?! Если это так, то лучше уж сдохнуть сразу, чем гнить!!! Кто-то сливает информацию о наших коммуникациях, и планах, а тебе насрать!!! Если ничего не предпринять превентивно, нас продолжат шинковать на части!!! Несколько вызовов были самыми настоящими ловушками! Джек, ты понимаешь что такое ловушка?! Это не волчья яма, это были мины, настоящие, армейские мины! Двое моих людей уже не вернутся домой!!! Так дай остальным работать! — Это невозможно! Ты собираешься трясти людей, которые вертят этим миром как хотят! — Джек тоже перешел на рык. Конечно будет отличной мысль тыкать в них палочкой! Даже будь ты трижды прав, вскрыв это ты ничего не выиграешь! — Так что! Сидеть сложа руки?! Пока люди гибнут! Да у тебя кишка тонка сделать что-нибудь решительное! Привык ходить по жердочке и петь трели которым научили! Начнут ерепенится, у тебя всегда будет целая армия оперативников, которая пойдет за тобой просто потому-что доверяют! — Ты совсем спятил! Это настоящая война! Ты этого хочешь?! Открытого конфликта «Овервотч» с Советом?! — Кхм… — Начавшуюся грозу разрядил новый голос. Журчащий как горный ручей, он быстро остудил двух мужчин уже готовящихся к долгой перебранке. Джек и Райс одновременно глянули в сторону входа. У дверей стояла Ангела Циглер, как всегда одетая в свой халат. — У вас все в порядке? Крики на всю базу слышно. — Нет. Все в норме… — Попытался заверить её Джек, но голос его дрожал от сдавленной ярости. — Да? Даже не вздумайте тут драться. — Немка погрозила им пальцем. — Не хочу вас латать, так и будете лежать истекать кровью…  — Даже если мы подеремся, латать придется только одного… — В глазах Райса мигнуло зловещее пламя не предвещающее ничего хорошего. — И это буду не я… — Ответный огонек был столь же злобным. — Я рада за вас. — Ангела процокала каблуками по полу и вытащив из кармана инфопланшет протянула его Райсу. — А вот одному из твоих людей не повезло… Руфио. Он погиб, когда проводил инвентаризацию на складе. Тридцать минут назад его нашел утренник караул — с момента смерти меньше часа. Зашибло цинком с патронами. Это было при нем. — Что один из твоих людей делал на складе? — Настороженно спросил Джек, пытаясь заглянуть в планшет. Но Райс был выше, а потому ничего не вышло. Черные глаза бегали по строчкам, и с каждым прочитанным словом, пламя в них разгоралось все сильнее. — Я знал! — На конец заорал он топнув ногой по полу и Ангела испуганно отшатнулась. — Знал! Знал! Знал!!!  — Ты не ответил! Что твой человек делал на складе?! — Недостача!!! — Завопил Райс. — Ты понимаешь?! У нас на складе исчезло два ящика взрывчатки, снаряды для минометов и ещё пятнадцать пунктов взрывчатки!!! И это уже не первый раз!  — Так ты уже начал свое расследование! — Вдруг осенило капитана и тот вдруг схватил Раса за грудки. В ответ командир «Блэквотч» продолжал рычать и орать. — Сколько людей ты отправил и куда?! Без моего ведома!!!  — Поздно Джек!!! Ты вынудил меня действовать!!! С разрешением или без!!! — Из горла Райса вырвался полубезумный смех, граничащий с истерикой сумасшедшего. Джек тяжело задышал, ощущая как внутри вскипает ничем не контролируемая ярость. Сама мысль, что его напарник сделал что-то, что могло утопить весь «Овервотч», казалась ночным кошмаром — если хоть одного агента «Блэквотч» поймали за шпионажем, то всем конец… Рука капитана сама сжалась в кулак, и в ту же секунду, он сам того не желая врезал Габриэлю прямо в нос. Смех тут же потонул в горле, а вместо него раздался такой хруст, что Ангела дернулась, а ударенный отшатнулся на пару шагов, чисто рефлекторно хватаясь за лицо. Смех тут же стих, сменившись озлобленный рычанием. Сквозь пальцы на куртку Габриэля потекла темная кровь — он секунду глядел на покрасневшие пальцы, а потом рывком бросился на Джека, принимаясь колотить его со всех сил. Капитан оказался не готов к такому — он был хорошим бойцом и умел орудовать, и ножом, и прикладом автомата, но рукопашный бой всегда давался Райсу лучше, в основном за счет множества подлых приемов. Вот и сейчас Райс применил один из них, он сделал обманный шаг вправо, готовя хук правой, сам дернулся к капитану, залепляя ему сокрушительную оплеуху левой. Атака была столь яростной, что первые же удары повалили капитана на пол — он сильно ударился затылком и перед глазами поплыли черные пятна. Габриэль не задумываясь вцепился ему в горло, а второй рукой начал наносить мощные удары по голове, каждый из которых отдавался как гром колокола, сквозь которые прорывался сдавленный крик Ангелы, шокированной происходящим. На секунду Габриэль замедлил удары, готовя особенно мощный и целясь прямо в глаз. Моррисон дернул головой в бок и кулак пролетев в миллиметре от его уха, врезался в пол. По мрамору пошла трещина, а Райс вскрикнув от боли — ослабил хватку (он сломал пару пальцев, и выбил кисть, однако и этого не хватило чтобы погасить ярость). Капитану это и было нужно. Он сгруппировался и подтянув ноги к груди, отпихнул противника мощным пинком в живот. Но Райс не отпустил его, а потащил за собой, пытаясь придушить капитана. Тот ухватился за руку латиноса, и рванув её от себя, попытался сломать локоть, в ответ получив удар коленом в бок. Дыхание на секунду перехватило и Джек опять упустил инициативу. Райс успел встать на колени, а потом сцепил ладони в замок и обрушил их на солнечное сплетение капитана. Моррисон охнул, хватаясь за грудь, а Габриэль продолжал его колотить, целясь в лицо, по которому уже растекалась кровавая кляксу. В какой-то момент избиваемый перехватил раненый кулак Райса и рванув его на себя, вызвал настолько дикий крик боли, что даже уши заложило. Райс упал на Джека и качнув головой, окончательно сломал латиносу нос. Кровь из ноздрей ручьем потекла на капитана, дав ему драгоценные секунды. Он потянул руку к голенищу и пыльцы нащупали рукоять ножа — миг и короткое лезвие упирается в грудь Габриэля. Только, вот незадача, у самого горла Морисона, тоже сверкнул загнутый клинок… От кровопролития спас лишь громкий звук передернутого затвора, донесшихся со стороны Ангелы. Дерущиеся изумленно повернули головы. Доктор стояла в паре шагов от них, держа в руках заряженный пистолет с транквилизаторными дротиками, и судя дрожащим как у алкоголика рукам, она была готова им воспользоваться.  — Хальт!!! Совсем спятили… Оба! — Пистолет описал кривую дугу, целясь то в Габриэля, то в Джека. Дротик один, а целей две… — Уберите ножи, а то пару дней будете спать! Противники переглянулись. Оба были измазаны в крови по самые уши, и тяжело дышали, а левая рука Райса висела плетью. Звездочки перед глазами капитана ещё не исчезли, а из носа латиноса текли все новые потоки крови. Ярость куда-то отступила сменившись холодным стыдом за содеянное. Капитан первым выпустил нож и он со звоном упал на пол. — Гут… Габриэль. Твоя очередь. — Циглер сделала шаг ближе, чтобы наверняка не промахнуться. Райс прикусил губу, слизывая каплю крови и постреляв глазами в Ангелу, нехотя убрал нож обратно на пояс.  — Молодцы. Молодцы… А теперь, шагом марш в мед отсек, за льдом! — Скомандовала Ангела вновь обретя властность голоса.  — Слезай с меня! — Джек спихнул Райса в бок и медленно сел, держась ладонью за лоб. Голова страшно кружилась, а в легких что-то булькало, одним словом, утро было окончательно испорчено. Но, как это всегда бывает, стоило об подумать что все очень плохо, как резко стало в десять раз хуже. Перед обзорным окном, на предельной скорости промчался десантный бот на антигравитационной подушке. Черная машина, без опознавательных знаков и каких-либо сигнальных огней, моментально расстроилась во мраке, а антигравитационная волна, идущая за ним, сотрясла весь зал. Стекло громко задребезжало, а в ушах поселился громкий воющий гул. Следом за первым ботом, промчались ещё два и каждый шел столь быстро, что казался размытым пятном. Все три пролетели около километра и сделав разворот над радарными станциями, разошлись в разные стороны. Два полетели на запад, а третий, устремился прямо на переговорный зал.  — Эй! — Джек встал на ноги, все ещё потирая голову. — Это ещё что за хрень? Надо дать пилотам хорошую взбучку, чтобы не гоняли так быстро!  — Ты идиот! Это не наши гравилеты!!! — Закричал Габриэль и в этот момент началось… Пол содрогнулся от ужасающего по силе взрыва, прогремевшего где-то на нижних уровнях, а по ушам ударила звуковая волна, легко миновавшая все стены, и полы. Свет под потолком замигал, и заискрился, пытаясь переключится на аварийный источник питания. На миг возникло ощущение, что по ступням ударили доской, а внутренние органы подскочили. Но это было лишь начало, не прошло и секунды, как главная ударная волна достигла зала, содрогнув его с такой силой, что все подскочило. Казалось что началось землетрясение, все вокруг принялось трястись и дрожать, под напором взрыва. Тряска с каждой секундой становилась все сильнее, проекторы в конце зала замигали и вырубились. Вокруг них запрыгали искры. Кресла вокруг с грохотом попадали с верхних уровней, и начали кататься туда-сюда, сшибаясь и разваливаясь прямо на лету. Весь передний ряд буквально рассыпался под давлением задних — столики перед ними раскололись, и куски пластика запрыгали по полу. Одно из задних кресел с шумом подпрыгнуло и, прокатившись по ступеням, врезалось в ноги Ангеле, уронив её лицом в пол. Девушка охнула, от боли — подлокотник шарахнул её по хребту. Пистолет с транквилизатором выскользнул, и исчез под ещё одним креслом, которое проехав пару метров, врезалось в кафедру. Тонкий мрамор треснул и верхняя часть кафедры с грохотом рухнула на кресло. Ужасающий гул, начал нарастать, и сквозь него прорывался шум крошащихся бетонных перекрытий, и блоков. Где-то вдали продолжали греметь короткие взрывы, каждый из которых добавлял тряски. Джек и Райс, держась друг за друга, пытались встать на ноги, но все дрожало столь сильно, что они походили на двух пьяниц, пытающихся дойти до дома. Вокруг них летали обломки кресел и столиков — они врезались в людей, оставляя глубокие царапины, и синяки. В лицо Джеку прилетела шариковая ручка, пронзившая ему щеку. Капитан вскрикнул, пытаясь вытащить её, но писчий инструмент застрял намертво. Ещё один взрыв содрогнул гору, и по потолку побежала трещина — лепнина с грохотом посыпалась вниз, на лету разбиваясь на тысячи осколков. Они как шрапнель разлетались во все стороны, втыкаясь во все что могли. Внушительный кусок головы ангелочка врезался Ангеле в лоб и та прикрыв глаза, оставила свои попытки встать, а сверху на неё упало ещё и кресло. По нему затарабинили другие куски ангелочка — они вспарывали обшивку, высокая наружу белый поролон, который клочьями запорхал по воздуху. Десятки мелких фигурок врезались в пол, и бетонная пыль дымовой завесой повисла вокруг людей, заставляя их кашлять и сморкаться. А за окном, там где ещё миг назад виднелись главные корпуса базы, расцветал поразительно большой, и красивый взрыв. Лепестки пламени поглощали здания, вырываясь из окон и дверей, несколько радарных тарелок рухнули, погребя под собой летное поле. Самолеты на полосах рванули, поднимая куски тарелок. Бетон и сталь разлетались как бумага, и в какой-то миг, крыша командного центра подскочила, как крышка кастрюли, выпустив наружу ещё один огненный бутон. Это был апокалипсис — гора содрогалась, все за окном горело и пламя освещало утреннюю долину, а потом сдетонировало топливо… Ангары с самолетами полыхнули пламенем, а несколько вертушек подлетели в воздух, разваливаясь на лету. Джек успел разглядеть как вдали мечутся человеческие фигурки, пытающиеся понять что происходит. Кто-то завел джип, но тот не проехал и пяти метров — кусок бетона размером с эсминец, съехал по склону, спихнув машину вниз. Следом за им, посыпалось ещё одно здание — пилоты и оперативники вперемешку с мебелью и обломками, отправлялись в последний полет, в своей жизни. Цепи из новых взрывов вспарывали гору, обнажая все новые и новые помещения — как разоренный муравейник, база показывала свое внутренне убранство. Здоровенный кусок скальной породы подпрыгнул, и смял собой антенну спутникового вещания. Она издала оглушительный рев рвущегося металла, и покачнувшись начала падать. Будто в замедленной съемке, самое дорогое средство связи в мире, погружалось в красный полумрак долины, а потом подняло облако всколыхнутой земли. Столбы пламени рвали горы. Несколько бункеров, рассыпались испуская пламя. Гора под совещательным залом начала дрожать все сильнее, где-то внизу облака пламени сожрали офицерские комнаты. Джек почти расслышал вопли своих людей. Феерия взрыв сопровождалась ревом гравилетов — их оказалось намного больше чем видел капитан. Два или три десятка, они барражировали над базой, обстреливая её зажигательными ракетами, чьи дымные шлейфы вспарывали воздух. Они лавировали сквозь дым и пламя, легко уходя от неприцельного ответного огня с земли, в ответ отстреливаясь из пулеметов. Пара гравилетов промчались над долиной, и та расцвела взрывами — безвредные села, и городки, исчезли в адском пламени. Кто-то из вспомогательной части, чудом сумел поднят в небо истребитель — но он тут же был сбит. Над базой с запозданием в минуты завыла сирена боевой тревоги, но она тонула в реве огня, и взрывах. Один из горных пиков по соседству, содрогнулся, когда ракетная батарея на нем, обратилась в прах. Волна из снега, обрушилась на все западную часть базы, погребя разоренные конструкции. Мимо задымленного обзорного окна просвистела двойка ракет, они попали прямо в запасной аэродром, на котором обычно парковали транспорт членов совета. Взрыв содрогнул зал. По его стенам побежали трещины, сквозь которые виднелось взметнувшееся пламя. Волна жара всколыхнула все вокруг, а потом стена рухнула, треща натягивающимися кабелями, и мрамором. Куски дорогой облицовки посыпались вниз, погребая по собой стулья, по полу побежала трещина, и в нескольких местах он провалился, открывая взору вентиляционную шахту. — Черт! — Габриэль получил мощный удар в плечо и согнулся пополам. — Джек! Надо вытащить Ангелу! В ответ вокруг загромыхали ещё ангелочки. Следом за ними со свистом упала фигурка Фемиды — светильник в её руках лопнул. По полу потек прозрачный хладагент. Плазменная батарея лишенная охлаждения, засвистела, жалуясь на растущую температуру. Джек и Райс, сцепились руками, и поддерживая друг-друга, побрели к Ангеле. Ту уже порядком закопало под кусками ангелочков, и прочих уродцев. Вокруг идущих сыпался дождь из осколков, их спины покрыли кровавые разрезы и царапины — бетон рассекал одежду, и кожу. Куртка Райса за секунды превратилась в обноски, а мундир Джека порвался на две части. Прямо перед ними пролетело кресло, а следом за ним кусок потолка, по которому расползалось все больше трещин. Символ «Овервотч» со скрипом сместился и начал вываливаться, повиснув лишь на одной грани, грозясь упасть вниз, и рассечь Ангелу пополам. Джек и Райс переглянулись, и не сговариваясь, удвоили темп. Каждый шаг давался с огромным трудом, все тряслось. Гранит под ногами трескался, все шаталось и перемещалось, как в калейдоскопе, облака пыли забивали глаза. Райс оперся об плечо Джека и оттолкнувшись от него, скакнул к Ангеле. Он схватил её за руки и потащил из-под кресел. Как-раз вовремя. Золотой символ качнулся и со свистом полетел вниз. Металлическая кромка вспорола кресла, разделив из на пополам, а потом «символ» покатился в сторону окна. В этот момент раздался ещё один взрыв, и крыша зала начала рушится, утягивая за собой окно, которое разлетелось на осколки. Райс схватил Ангелу в охапку и попытался перекатиться в укрытие, но в тот же миг, все вокруг накрыл град из бетона. По головам начали бить камни, и завеса из пыли стала ещё плотнее. Все вокруг исчезло во мраке, сквозь который прорывался запах гари, и отсветы пламени. Большущий камень упал Джеку на голову с такой силой, что тот рухнул на пол, ощущая как из затылка хлещет кровь. Пятна перед глазами опять запрыгали, переливаясь всеми цветами радуги. Они расползались, вызывая страшную боль и Джек стиснув зубы, попытался отползти. Руки цеплялись за пол, рассекая кожу об осколки камня, и стекла, сверху тарабанил дождь из соколков, впивающийся в спину, но капитан полз. Он достиг большой кучи камней, и привалившись к ней спиной, попытался отдышаться. Кровь текла по голове и рассеченным рукам, а перед глазами стояла красная пелена. Вся спина болела, ребра ныли и гудели, а из плеча торчала щепка от кресла. Ангела и Райс куда-то исчезли, растворившись в пыли, и Джек понял что остался один. Тряска вокруг начала медленно сходить на нет, ей на смену пришел рев пламени, пожирающего базу. Капитан был опустошен, и почти уничтожен, ни единая мысль не появлялась в голове. Сквозь треск, начал прорываться и другой звук — густой, низко тональный гул антигравов, а потом оставшаяся часть обзорного окна, разлетелась вдребезги, пропуская внутрь тупую морду гравилета. Камни затарабанили по черному металлу, оставляя на нем глубокие царапины и ссадины. Гравилет ревя пролез вглубь зала, и застыл. Джек вжался спиной в мусор, пытаясь слиться с ним. Для верности он подтянул к себе кусок кресла, и спрятался за ним. Гравилет издал хищный свист сканеров, а потом его борта поехали в стороны. По десантным аппарелям загрохотали тяжелые, окованные металлом сапоги, штурмовой группы…