Тирания порядка

Давайте на какое-то время покинем сон Джека, и дадим ему нормально поспать. Не беспокойтесь, мы ещё вернемся к нему, когда на смену черному забытью, перед его глазами вновь предстанет неприятная картина прошлого, а пока, думаю стоит обратить внимание на ночные кошмары другого человека. Если его конечно ещё можно было называть этим слегка оскорбительным словом. Этот некто, тоже стоял у истоков «Овервотч», видел его неминуемый крах, и не меньше Джека сожалел об том что «фарш невозможно провернуть назад». Вот только в отличие от пресветлого Моррисона предпочитающего мягкое, но действенное воздействие на свои цели, он действовал намного прямолинейней, и вскоре расследование грозилось перерасти в вооруженную борьбу за правду. Такой метод работы, приносил много результатов, но сыграл с ним очень злую шутку и когда пришел момент истины, Габриэль Райс оказался с Джеком Моррисоном по разные стороны баррикад. Уверенные в виновности друг-друга, они вели непримиримую борьбу, хотя, был момент когда этого можно было избежать, и Райс на удивление хорошо помнил тот судный день, когда истина оказалась слишком сокрушительной, чтобы пытаться возродить старое… Много лет назад. Женева. Шесть дней после уничтожения «Овервотч». …Женева уже много дней подряд была погружена в глубокий давящий на душу траур. Сама погода словно подыгрывая людям, затянула небеса черными, почти обсидианового оттенка тучами и создавалось стойкое впечатление, будто весь город, как и все страны вокруг, накрыли здоровенной крышкой от гроба — тяжелой и непроницаемой. Катастрофа произошедшая всего несколько дней назад сильно ударила по людям, заставив их выйти на улицы. Многие до сих пор не могли поверить в произошедшее, а сама мысль о том, что люди спасавшие мир столько раз, не смогли спасти себя, казались злой шуткой. Невозможным анекдотом из глубин помойки юмора или вбросом от террористов. В ту ночь, когда по новостям сообщили о чудовищном взрыве на базе «Овервотч» и гибели почти всего персонала, улицы многих городов заполнились скорбящими, шокированными произошедшим людьми. Кто-то плакал, до последнего не желая поверить, другие несли свечи и цветы, оставляя их у порогов местных филиалов организации. В считанные часы, мраморные ступени представительства «Овервотч» в Женеве, покрылись плотным слоем скорбных подношений. Цветы, свежие и искусственные образовывали настоящий завал, по краям и на низких каменных перилах громоздились разномастные лампады и свечи, воск от которых, раскаленным потоком стекал вниз, подобно слезам. Потребовалось ещё немало недель, чтобы счистить его весь, а в некоторых городах, забытые или полностью растаявшие свечки находят до сих пор. Объятые горем родственники и друзья сотрудников, обивали пороги информационных центров, цепляясь за каждую крупицу данных. Каждый все ещё надеялся что все обойдется и его близких миновала беда. Их было жаль, утеря близких людей всегда чудовищный удар, и пока подтверждения гибели нет, хочется верить, что человек жив, может ранен, но жив. Ещё труднее приходилось тем кто эту информацию выдавал, трудно было говорить рыдающим людям в лицо, что человека больше нет, особенно учитывая то, в каком виде тела извлекали из-под обломков. Обгоревшие до угля, лишенные конечностей или изорванные в клочья трупы, не всегда можно было даже собрать в единое целое, чтобы уложить в мешок, не то чтобы опознать. Собирая тела многие медики не могли сдержать слез, сочащихся несколько от жалости, сколько от ужасающего смрада, поднимающегося в прогорклый, ещё пахнущий горелым горный воздух. Когда в развалинах находили очередное тело, многих охватывала надежда, вдруг хоть этот живой? Но, она не сбывалась — смерть одним махом своей косы, ухватила всех, до кого смогла дотянуться, не упустив ни одной души. Часто находили отдельные руки и ноги, от кого-то осталась лишь сплавившаяся в единое целое гора костей, и вспухших, покрытых гнойной коростой мышц. Остатки лиц изображали боль и агонию, достойные самых ужасающих картин Босха. Разбитые, облезлые черепа, покрытые слоем сажи, и угля, зловеще ухмылялись; челюсти вывернутые в бок были раскрыты в последнем крике, другие напротив, блаженно улыбались черными от огня зубами, так и не узнав, что оборвало их жизнь. Почти вся долина, под базой была заполнена палатками медиков и пожарных, работающих без перерыва, днем и ночью, а по дороге, непрекращающейся вереницей катились машины, полные черных непроницаемых мешков с телами. За то время, что ещё была надежда найти выживших, она оправдалась лишь дважды — первый раз, когда из-под обломков самолетного ангара извлекли троих техников. Они работали в осушенной цистерне из-под жидкого азота, а потому смогли пережить взрыв, отделавшись лишь легкими травами и контузией. Второй раз, вызвал настоящую волну ажиотажа — разгребая обломки казарм, омник-спасатель засек сигналы. Кто-то бил трубой об стену, отчаянно выбивая сигнал SOS. Когда роботы грузчики на конец раскидали завалы, то обнаружили небольшую группку солдат, чудом уцелевших на нижних жилых уровнях казармы. Просидев три дня в тесном темном пространстве без воды и пищи, они едва-едва двигались, и почти ничего не видели, изумленно хлопая обожженными глазами. Можно сказать что им повезло вдвойне, они так и не узнали, что спаслись на горе обгорелых тел своих товарищей, ведь весь нижний уровень превратился в выжженный дотла могильник. Когда прогремел взрыв, там как-раз была побудка, и ударная волна швырнула солдат вместе с койками в дальнюю стену казармы, а следом за ней, пришло и пламя… На этом успехи закончились, хотя много раз спасателям казалось, что они слышат зов или ловят сигналы, но всякий раз находили лишь ещё больше тел. Кто-то погиб сразу, от первого удара, другие ещё какое-то время жили, медленно умирая от ожогов или кровотечения, третьи не дождались совсем чуть-чуть, задохнувшись под обломками, а фотография ещё живого оперативника, всем телом насаженного на арматуру облетела интернет, надолго став символом трагедии. Бойца не могли ни снять, ни как-то ему помочь, одна из арматурин прошла сквозь горло, ещё две перепутали кишки, и вспороли живот, выставив его содержимое на обозрение, но крест на выживании поставил толстый стальной прут, прошедший так близко к сердцу, что стоило вытащить арматуру из ран, как оно непременно бы остановилось. Современная медицина была почти бессильна перед такими ранами, и могла дать лишь последнюю инъекцию. И это был не единственный кому пришлось даровать покой. Почти четыре десятка человек, предпочли инъекцию жизни калеки, ведь протезы приживались далеко не к каждому телу, а некоторые раны, не могли быть исцелены даже многими месяцами под регенерационным лазером. В помощь спасателям собирались команды волонтеров и сотрудников «Овервотч» из других отделений, последним было больно даже просто смотреть на место трагедии… Похоронные письма и сообщения, стаями черных воронов разлетелись по планете, принося ужас и слезы в семьи, и коллективы. Новостные каналы и социальные сети полнились ужасающими кадрами, и видеороликами, от одного взгляда на которые хотелось просто закрыть глаза. Их даже не пытались блокировать, масштаб трагедии был настолько велик, что её было бесполезно скрывать, или как-то сглаживать. И совершенно естественно, что на фоне такого количества информации, и эмоций, выплеснутых на головы рыдающих зрителей, никто не обратил внимания на мелкие, но как всегда значительные детали. На странные травмы оставшиеся на относительно целых телах, на округлые дырочки в затылках, и лбах, на десятки сплющенных пуль, оставшихся внутри, на неестественные позы погибших, на наручники, надетые на некоторые трупы, даже на таинственным образом исчезшие логи сервера безопасности, никто не стал смотреть. Следы от попадания ракет и зажигательных бомб, были списаны на вторичные взрывы внутри самой базы, и некому было это опровергнуть. Выживших свидетелей нет, по крайней мере так казалось… Ни одна из террористических организаций не взяла на себя ответственность за этот взрыв. Это казалось смешным, но даже таинственные «Белые маски», семь лет чинившие пакости «Овервотч» и убивавшие её оперативников, отреагировали необычно, выложив видео в котором искренне сожалели что потеряли единственного достойного противника… …Официальной версией стала халатность в обращении с боеприпасами. Якобы, один из снарядов оказался не обезвреженным после постановки на склад, и в ходе ревизии, взрыватель был случайно инициирован. По цепной реакции начали взрываться другие снаряды, что привело к детонации главного хранилища боеприпасов, которого хватило бы на четвертую мировую, и все предыдущие мировые войны в придачу. Большой удачей считалось то, что всего несколько недель назад, оттуда были вывезены ядерные фугасы, иначе всю Швейцарию, можно было бы накрывать огромный противорадиационным куполом. На месте горы, на которой располагался командный центр не осталось почти ничего, кроме громадного, заваленного полыхающими обломками кратера. Те кто знали как в «Овервотч» относились к внутренней безопасности, слабо верили в такую теорию, но были слишком потрясены произошедшим, чтобы копаться в кажущихся незначительными деталях. За считанные часы, что гремели взрывы и полыхало топливо, погибло восемьдесят процентов личного состава организации. Почти все научное и аналитическое крыло, погибли основные сухопутные группы, и силы быстрого реагирования, сгорела вся техника, и разработки в области новейшего вооружения. Мощности взрыва хватило чтобы полностью уничтожить центральную базу, и все что находилось в радиусе двух километров вокруг, усеяв горы полыхающими кусками зданий. Несколько деревень расположенных в долинах были уничтожены градом бетона и лавинами, обрушившимся следом, а пожар охвативший руины, не могли потушить ещё трое суток. Безвозвратно были утеряны уникальные технические станции, и хранилища припасов, ценнейшее оборудование, и людской ресурс, а главное, «Овервотч» оказался полностью обезглавлен. Как сообщали корреспонденты: «высшая командная структура, была уничтожена, вместе с лидерами и центральным штабом… Среди погибших и пропавших без вести, числился весь цвет организации: бессменный лидер Джек Моррисон; одиозный, и любимый многими фанатами «Овервотч» Габриэль Райс; человекоподобная горилла Уинстон (последний вскоре дал о себе знать) и конечно светило экспериментальной медицины Ангела Циглер… Оставшиеся ресурсы «Овервотч» были брошены на помощь семьям пострадавших, и жалкую попытку восстановиться. Начался полный хаос и анархия, лишенные координации филиалы и департаменты по всему миру, попросту не знали что делать. Лишенные связи и команд, они начали постепенно обосабливаться, пытаясь взять под контроль свою зону влияния. За два дня организация успела сменить восемь лидеров (двое из них, были убиты следующими) и окончательно утратить политическую власть. Оперативники не получающие зарплату начали дезертировать, ученые меняли место работы, прочие сотрудники порой просто переставали ходить на работу. Их судьбы были разными — ученых приобретали корпорации, опытных солдат с радостью принимали ЧВК и армии многих стран, а за агентов «Блэквотч», разразилась настоящая подпольная война, между ГРУ, ЦРУ и САС. Последние остатки некогда всесильной «Овервотч» агонизировали. Филиал в мексике был быстро присоединен компанией Лумерико (точнее не захвачен, провозглашенный лидер этого «осколка», сам вынес такое предложение, и вскоре получил согласие), Базы в Великобриании, Франции и Германии перешли под контроль правительственных армий, а Австралийский пункт контроля оказался полностью уничтожен местными дикарями. Оставались лишь несколько кусочков, которые со временем тоже сменили род деятельности — осколок из Египта превратился в ЧВК, их собратья из Японии по неволе стали членами якудзы, китайское отделение в полном составе было принято в силовой отдел «Лу-Чен Интерстеллар»… Агенты в совете ООН и совете учредителей не могли грамотно вести новую политику, не имея централизованного управления и вскоре на экстренном заседании ООН, после длительного расследования, и переговоров, реорганизация «Овервотч» была признана излишне затратной, и контр-продуктивной. Основная риторика гласила — омническая война давно закончилась, а с террористами мы и раньше неплохо справлялись, не пора ли перестать тратить ресурсы на огромный, бесполезный пережиток прошлого? Вот так, под давлением мирного времени «Овервотч» был признан распущенным… …На сегодняшний день в Женеве было запланировано последнее собрание совета учредителей, которое должно было состояться в виде благотворительного аукциона. С молотка спускали всякий хлам, оставшийся на резервных складах организации — различные знамена, устаревшее оборудование и техника. Все собранные средства будут направлены на помощь пострадавшим, по крайней мере так было заявлено официально, но почему-то никто не сомневался что большая их часть цинично осядет в карманах совета учредителей. Толстосумы даже на беде пытались сэкономить и хоть как-то возместить денежные потери. Состояться данное событие должно было в центральном представительстве организации и обещало собрать по меньшей мере шестьдесят крайне влиятельных личностей — среди которых затесался даже епископ Мартек присутствие которого было навязано швейцарским епископатом, не желающим быть отодвинутым от жадного раздела остывающего трупа «Овервотч». Мероприятие такого уровня естественно требовало особого отношения и дабы укрепить свою значимость в глазах простых смертных, совет объявил дополнительный день траура. Едва поднятые флаги были вновь приспущены, а некоторые и вовсе были заменены на знамена «Овервотч». По радио принялись крутить какую-то муть вперемешку с новостями, а телевизор заливался сотнями срочных — по мнению журналистов — новостей, извещающих население о том, что в город прибыл очередной зажравшийся толстосум со свитой. Ради таких гостей, в городе было перекрыто несколько улиц, дабы длинные кортежи могли беспрепятственно достичь пункта назначения — по пути они совершали обязательную программу, в виде возложения цветов на монумент героям, и посещения площади перед зданием ООН, дабы покрасоваться перед камерами, и фотоаппаратами. И хотя каждое слово и каждая ухмылка этих индивидов вызывала только отвращение, это был последний удар колокола, говорящего что все кончено. И хотя на улицах города ещё горели свечи, и не успели завять цветы, возложенные к монументам, население потихоньку свыкалось с мыслью, что жизнь не обрывается, а продолжается. Стонущие и рыдающие траурные процессии, окруженные чадом от горящих лампад, сменились привычными толпами спешащих на ланч офисных хомячков. По широким улицам, ещё вчера перекрытым ради пропуска толпы людей, вновь сновали шумные потоки машин, изрыгающих облака высокоинозированного газа. Гремели голоса туристов, и журналистов, ведущие репортажи едва-ли не на каждой улице. Словно финальный аккорд, в этой симфонии смерти целой эпохи, стальные тучи, висевшие над Европой целый месяц сменились ясным, солнечным небом, и Женева утонула в ярких лучах солнца. Они отражались от стен небоскребов-башен, стеклянной громадой возвышающихся над городом на сотни этажей, превращая их в настоящие подобия полыхающих факелов. И если кто-нибудь поднимал голову, чтобы взглянуть на затянутое дымкой смога небо, то ему начинало казаться что все вокруг полыхает. Поистине инфернальное зрелище, вызывающее неизгладимое впечатление у туристов. В тон сияли начищенные окна домов и автомобилей, искрилась вода в фонтанах и причудливо переливалась декоративная черепица на высоких крышах. Обычно, осенью температура редко поднималась выше десяти-пятнадцати градусов, но в этот день, мольбы о тепле были услышаны, и восприняты с излишним энтузиазмом. Асфальт, бетон и стекло, за день прогрелись настолько что над каждой поверхностью колыхалось полупрозрачное марево, с остервенением отдающее жар в воздух. Казалось, что он превратился во влажную, плотную массу, оседающую на коже и легких мелкими мутными каплями, неприятно напоминающими машинное масло. Даже влажный ветер, пришедший со стороны гор, не освежал, а скорее выступал в роли поддува, в адской печи, в которую постепенно превращался город. В зеленеющих парках веселились беззаботные дети и тихо переговаривались пенсионерки, пытающиеся забыть события последних дней. На лавочках сидели деловые люди, вынужденные носить не менее деловые костюмы даже ценой промокания от собственного пота. Все старались вести себя так, будто бы и не было катастрофы унесшей жизни больше, чем все теракты произошедшие за последние годы. Но был во всем городе один человек который был категорически не согласен с таким поворотом событий… …На скамейке в тени двух раскидистых дубов, окруженных плотными зарослями декоративного кустарника, и кадками с гортензиями, черной тучей восседал Габриэль Райс, старающийся быть максимально незаметным. Получалось у него вполне неплохо, если не считать того, что сменившаяся погода полностью испортила ему «камуфляж». Он пытался закосить под молодого оболтуса, который вместо работы, или учебы, просиживает штаны покуривая травку, и оделся подобающе. Поверх порядком пострадавшего защитного кевларового костюма агента «Блэквотч» он надел широкие, поношенные брюки, найденные на одной из окрестных помоек. Поверх бледно-серой ткани красовалось невиданное множество застарелых пятен и небольших дырочек, да и попахивали штанцы как полежавший неделю труп, но Габриэль был неприхотлив, и стойко переносил неудобство. Тем более, что карманы в брюках легко вмещали пистолет, и прочую амуницию, афишировать которую крайне не хотелось. Из-под растянутых штанин предательски выглядывали грязные армейские ботинки, которые Райс пытался спрятать, согнув ноги под скамейку и уперевшись локтями в колени. Тело его скрывалось под черной толстовкой с глубоким капюшоном на молнии. Как и брюки она была велика ему размера на два и была доблестно украдена из прачечной, когда стирающий студент, отвлекся на пришедшее СМС. Длинные, изгвазданные не-то соусом, не-то разлитыми чернилами рукава полностью скрывали руки агента, а под капюшоном образовалась глубокая тень, полностью скрывающая обросшее щетиной лицо. Для верности Райс надел плотные солнцезащитные очки и теперь люди, проходящие мимо, принимали его за очередного наркомана, отходящего от ломки. Сидеть в таком прикиде, было жарко, и Райс весь взмок. По лицу текли большие, соленые капли пота собирающиеся на воротнике, люто хотелось почесать спину, или подтянуть брюки, а сердце билось намного быстрее обычного набатом отдаваясь в ушах, казалось ещё чуть-чуть и он упадет в обморок. Но такова была цена незаметности, и Габриэль был готов её заплатить. Для всего мира он был давно мертв, и ни к чему было нарушать столь хорошее алиби своим неожиданным воскресением, тем более, что впереди предстояло большое дело. Райс сидел в одной и той же позе уже несколько часов к ряду, пытаясь как-нибудь потратить целую кучу свободного времени. Придя сюда ещё до рассвета, он напряженно глядел вслед пролетающим мимо машинам, то и дело принимаясь перебирать в руках стилус коммуникатора тонкая, длинная палочка с металлическим сердечником стремительно проносилась сквозь его пальцы, отрабатывающие работу с тычковым ножом. И как же Райс мечтал сейчас оказаться где-нибудь на дальней окраине города, где время можно было-бы потратить с пользой. Ожидание бесило его, а наличие свободного времени он всегда расценивал как халтуру, люто ненавидя всех кто недорабатывал, или делал свое дело слишком быстро, без должного старания. Бойцы «Блэквотч» под его руководством, трудились день и ночь, не зная ни выходных, ни отпусков и это имело свои плоды. Из них вырастали специалисты высшего класса — шпионы и убийцы, диверсанты и спящие агенты — многие спецслужбы могли позавидовать навыкам его бойцов. Это достигалось простой формулой — если ты сделал все что запланировал на сегодня, начни делать дела на завтра, или потренируйся, или на худой конец помой полы в казарме, хуже точно не будет. Как часто приговаривал отец Райса — старый и религиозно-фанатичный мексиканец с труднопроизносимым, древним именем: праздные руки — добыча демонов. Эта фраза на долгие годы стала девизом Габриэля, но сейчас, он не знал чем себя занять. Чтобы начать действовать, нужно было подождать… Габриэль в очередной раз перебросил стилус из одной ладони в другую, умело перехватив его между пальцев, и мысленно завершив комбинацию ударов тычком, тяжко вздохнул. Глаза прикрытые солнцезащитными очками, неотрывно следили за улицей, выискивая следы слежки или подозрительных людей. Подобное было профессиональной привычкой, которая граничила с паранойей, порой ему казалось, что абсолютно весь мир подглядывает, и подслушивает за ним. Перед ним, влево и вправо простиралось четырехполосное шоссе, размеченное висящими в воздухе голограммами. Полупрозрачные дорожные знаки, и предупреждения об ограничении скорости колыхались на ветру, распадаясь на сотни разноцветных пикселей. И в лучшие времена такие системы были ненадежны — их плохо видно днем, колеса проезжающие рядом с датчиками, часто делают знаки неразличимыми, а жара окончательно доконавшая голопроекторы вызвала легкие сбои, из-за которых в воздух часто проецировалось ярко-красное сообщении об ошибке систем. Из-за этого движение было медленным — три слоя сияющих на солнце машин медленно катились, летели и парили в разные стороны. Как подметил Габриэль, глядя над дорогу, всегда можно было понять и классовое строение общества, и даже приблизительную иерархию. В самом низу чадя облаками бензиновых паров, катились старые, колесные машины — по большей части за рулем были пенсионеры, боящиеся пересаживаться на летающее корыто, или студенты, у которых на него не было денег, а цена на бензин с изобретением антигравов, серьёзно упала, сделав колесный транспорт дешевле автобуса. В этом потоке можно было часто увидеть стремительных «смертников» на мотоциклах, и мопедах или даже гусеничную технику военных, патрулирующих неблагополучные районы. Реже виднелись велосипеды и электрокары, оказавшиеся расходным и совершенно бесполезным видом транспорта. В середине потока, медленно, даже несколько нехотя, парили машины с магнитной подушкой. К сегодняшнему дню, эта система стала анахронизмом или «боевой классикой», и применялась в основном общественным транспортом, которому ни к чему была высота полета, и средним классом общества, считающим позорным кататься на колесах, но в то же время не дотягивающим до настоящих антигравов. В самом верху, на высоте третьего или даже четвертого этажа, стремительными пятнами, пролетали машины на антигравах. Презирающие сами законы природы, высокотехнологичные колесницы несли обрюзгшие тела олигархов, топ-менеджеров и чиновников к местам работы. Но редко за рулем встречались и просто обеспеченные граждане, что ещё пару лет назад, считалось совершенно невозможным. Цвета в сплошной поток размытых пятен добавляли многочисленные служебные машины — «скорые» и «пожарные», чьи мигалки в движении образовывали сплошную стену из света. Машины гремели двигателями, протяжно гудели сияющими панелями магнитных подушек, и то и дело злобно бибикали, подгоняя еле-еле плетущиеся большегрузы. Шум при этом я, заставлял стекла домов дрожать, а в ноздри ударил тошнотворный запах горячей смазки. Над узкими тротуарами, отгороженными от дороги лишь невысоким заборчиком, часто пролетали мото-патрули полиции, следящей чтобы никто из среднего слоя, не снизился ниже нужного, или наоборот, не поднялся — при таком виде движения, ДТП стали обычным делом, а свод законов ПДД, разросся на пару сотен страниц. Несмотря на все сложности, связанные с получением водительских прав, машин было так много, что сквозь них было не видно противоположный тротуар и Райс, не мог поверить что там, за сталью и пластиком, объятым облаками газа и дыма, есть хоть что-то кроме сплошного шоссе. По тротуару не менее плотным потоком двигались люди, в большинстве своем, затянутые в душные деловые костюмы, или обремененные модной нынче одеждой из хрусткого, разноцветного пластика, отдаленно напоминающие латексные костюмы для садо-мазо. Время как-раз подходило к концу рабочего дня, и тысячи людей-винтиков, на которых держатся шестерни мировой системы, устало брели домой, чтобы забыться сном, а завтра утром вновь держать на своих усталых плечах целую планету. Габриэль не мог понять почему, но при взгляде на все эти душонки, ему становилось тошно. Вот живут они все такие, уверенные что все в полном порядке, что все тихо, и спокойно, считают что мир прост, и они в нем хоть чего-то значат, и даже не осознают, насколько масштабный заговор может над ними нависать!!! Им плевать на справедливость, плевать, лживы ли их «боги» или напротив благочестивы как архангел Михаил, им совершенно пофигу на все, что не оплачивается в твердой валюте. Можно было даже поспорить, что они не очень понимают сути своих трудов… А главное, им было бесполезно вбивать что-то в голову и так забитую выдуманными проблемами, комплексами и ничего не значащими числами. Что? Заговор говорите? Простите, меня это не волнует, у меня счет за квартиру не оплачен, годовой отчет не сделан и фикус чахнет! А если ты даже схватишь кого-нибудь из этой серой массы, и выскажешь всю правду прямо в лицо, то в лучшем случае человек просто повертит пальцем у виска, в худшем случае следующим что увидит горе-проповедник, это желтые стены камеры-одиночки в психиатрической лечебнице. От размышлений об подобном, Райсом обуяло неожиданное желание встать и закричать от бессилия. Действительно, что мог один условно мертвый человек, если даже при жизни мир к нему не прислушивался? Разве-что навязать свою волю… Райс редко замечал в себе ненависть к человечеству, но сейчас его бесили даже дети, чьи голоса он слышал в отдалении — слишком счастливые, слишком беззаботные и тупые, беспросветно тупые. Что-то обжигающе горячее, как свежая кровь, вспыхнуло в его груди, заставив задышать ещё быстрее, и в голову Габриэля пришла неожиданная мысль, просто встать, достать пистолет и разрядить магазин в эту толпу перед ним. Всего одним действием показать насколько они все уязвимы в том выдуманном мире, который якобы реален. Нам не нужно восстание машин подключающих нас к матрице — нет, мы гораздо тупее, мы сами придумываем для себя матрицу. Габриэль уже было потянулся к пистолету — настолько жажда убийства оказалась сильна, но в последний момент, когда мокрые от пота пальцы сжали рифленую рукоять, он одумался. «Что же это со мной?» — Судорожно подумал он, отпуская оружие, и вновь вперивая пустой взгляд в толпу, пытаясь уловить внутри какие-нибудь перемены, или симптомы. — «Неужели заболел? Нет… Странно… Наверное последствия шока ещё не до конца прошли» В последнее время Райс довольно часто ощущал странные приступы ничем не мотивированной агрессии, срываясь и раздражаясь абсолютно на все. Порой его бесило даже собственное отражение в пыльных витринах Женевы. Тогда в нем просыпалось деструктивное начало, столь тягостное, столь манящее, как взгляд в огненную бездну ада. Сердце начинало биться быстрее, мускулы наполнились невероятной силой, от которой появлялось ощущение необузданной, первобытной мощи, исходящей откуда-то из-под земли, питающей Габриэля через ноги. И он начинал дрожать, ощущая эту силу. По телу прокатывались болезненные и в тоже время очень приятные спазмы, от которых кровь в венах начинала течь быстрее, разум становился чистым от всех мыслей. Каждый шорох вокруг становился явственно различимым, цвета делались ярче и резче, каждое чувство обострилось, будто бойцу вновь было двадцать и не было всех тех разрушительных для тела травм, и тренировок. Он свеж и полон сил как батарейка, только вытащенная из зарядного устройства — готовая к работе и к удару током. Проходя мимо людей, ему казалось что он слышит биение их сердец, то как легкие сжимаются при вдохе, и какие мысли вертятся в чужом разуме, а следом приходила неконтролируемая импульсивность. Быстро перерастая в злобу или даже ярость, она была опасна и Габриэль это быстро понял. Два дня назад, добираясь до Женевы на машине, он почти до смерти избил водителя за вполне разумную просьбу о чисто номинальном вознаграждении в виде нескольких кредитов на бензин. Райса бросало в жар, даже в холодную погоду по телу тек мутный пот, а зрение затуманилось — перед глазами начинали плавать прозрачные серые пятна, напоминающие грязные линзы телескопа. Ярость стегающим кнутом пробегала по нервам, обжигая тело и даже душу, подчиняя её своей, дикой воле. Жажда разрушения, и демонстрации своего превосходства была почти непреодолима, но Райс знал, нельзя позволить ей победить, иначе весь его план рухнет как пизанская башня во время обстрела. Годами тренируя свое тело и разум, он знал много уловок, чтобы оставить его в добром здравии, а потому пока вполне успешно сдерживал почти безумные порывы растерзать каждого встречного, но где-то глубоко, в том месте где хранились самые страшные опасения, и страхи, уже зрело нехорошее подозрение, что такая выдержка не будет вечной… Вот и сейчас, едва ощутив как адреналин вступает шипящий от мощи союз с бурлящим в крови тестостероном, он постарался взять себя в руки. Габриэль начал медленно дышать, ощущая как кислород растекается по вдруг вспыхнувшим легким, как это тепло превращается в жжение, а затем в боль, заставляющую его сжать кулаки и зубы. Несколько человек повернули к нему головы, но увидев очередного страдающего от ломки наркомана, безразлично отвернулись. Латинос тихо зашипел, падая спиной в объятия скамейки — холод её пластиковых брусьев приятно остудил мокрую от пота спину. В голове творился настоящий фейерверк противоречивых эмоций и желаний и все они сводились к одному — встань, достань пушку, и выстрели в кого-нибудь! Ведь они все виновны, даже в своем бездействии!!! Узри как кровь грешников заливает эту чертову улицу!!! Другой голос — поразительно напоминающий голос Джека Моррисона — молитвенно, почти надрывно, просил успокоится, отречься от всех этих инфернальных мыслей что вертелись в голове. Это было не просто, желание убивать, уходило с трудом, и это пугало по настоящему. Сам факт страха был Габриэлю не привычен, а потому его разлагающая сила, оказывала потрясающий эффект, сделав агента несколько нервным. На конец, спустя несколько мучительных, болезненных минут, приступ прошел, сменившись необычайным спокойствием. Мышцы, ощутившие как по ним проходит «сила», напитались ею, и Райс спокойно вдохнул. Только сейчас он заметил что переломил стальной стилус пополам и его сдавленные обломки до сих пор торчат между пальцев. Чтобы окончательно успокоиться, Райс продолжил свое наблюдение. От толпы теперь уже вполне обычных — не ненавистных — людей, его отделял широкий газон, засаженный типичной для западной Европы рулонной травой. Неестественно-яркие зеленые стебельки искрились жизнью даже на такой жаре, что опять же наводило на неприятные мысли об матричном мире, созданном собственными руками. По траве тихо урча электродвижкам, катались плоские диски роботов, следящих за высотой травинок. За ними тянулись тонкие шланги, подключенные к желтому гидранту, совершенно неуместно торчащему посреди газона. Изредка роботы принимались качать из него какую-то темно-серую жидкость, слабо напоминающую воду и орошать ею траву. Едва начав чахнуть, она вновь поднималась, только чтобы быть подстриженной по идеально ровной «линейке» искусственного интеллекта. Вообще дронов, и беспилотных механизмов было довольно много, они даже образовывали свой, отдельный мир, со сложными правилами, и условностями. Над головами людей сновали посыльные — похожие на мотыльков, и несущие в тоненьких лапках небольшие коробки грузов (прямо на глазах Габриэля один робот случайно задел другого и тот выронил коробку с лапшой, застав офисный планктон внизу, испуганно взвизгнуть); хаотично носились рекламные паразиты — они зависали перед лицом и настойчиво тыкали в него рекламой, была даже разновидность продающая что-то прямо на лету, эдакий торговый аппарат на пропеллере — удобно, если конечно эта херня не падает тебе на голову; но отдельную касту составляли дроны полиции. Они стервятниками кружили над городом, неотрывно следя за улицами своими камерами и готовые пустить в ход навесное вооружение, состоящее из спаренной шоковой винтовки, и светошумовых гранат. Это были весьма отсталые по своей конструкции пра-пра-дедушки тех вишкаровских роботов-патрульных, с которыми годами позже Лена Окстон столкнулась на улицах Лондона, но именно они стали для Гбариэля основной головной болью. Постоянные попытки сканирования и скрытное преследование, доводили его до белого каления. Если бы не тупость ОС, и доскональное знание слабости конструкции (в частности попадание камнем по панели управления, гарантированно выводило машинку из строя), то сидеть ему в полицейском участке с целью выявления личности. Учитывая важность личностей прибывающих сегодня в Женеву, дронов выпустили столько, что шагу нельзя было ступить, чтобы один или два не попытались присесть рядом с целью узнать кто ты такой. Именно попытка скрыться от них, привела Габриэля к парку и к той лавочке что он избрал своим насестом. Она столь удачно спряталась среди растений, что ты можешь сидеть, и просматривать всю улицу, в то время как на тебя не обратят никакого внимания. Она расположилась на отшибе городского парка, посвященного героям войны с Омниками. Его небольшая площадь была обильно засажена шипастыми кустами, поверх которых распускались красивые фиолетовые цветы, и ветвистыми деревьями, среди которых затерялись небольшие памятники посвященные солдатам, и их жертвам, а в центре возвышалась гранитная стела, покрытая QR кодами. Просканировав их, можно было увидеть лица и краткие биографии бойцов, положивших жизнь за Швейцарию. По бокам от неё, раскинулись тенистые аллеи, украшенные десятками высоких и на удивление зловещих скульптур — многие поросли мхом и плесенью, а статуя изображающая раненого пулеметчика и вовсе почти полностью покрывалась ползучим лишаем, свисающим со стоящего неподалеку дерева. Вскоре здесь появится ещё одна бессмысленная и всеми забытая стела, посвященная погибшим сотрудникам «Овервотч»… Это место носило мрачную отпугивающую любопытных славу, как мекка для ветеранов решивших свести счеты с жизнью. И действительно, парк давил, а душу не хуже парового катка, вгоняя в депрессию, само нахождение на его хрустких гравиевых дорожках, не вызывало ничего кроме черной, необузданной безысходности. Раз или два в неделю, здесь исправно находили тела разной степени свежести — кто-то застрелился, обдав мозгами подножие стелы, кто-то вскрыл вены, мирно сидя на лавочке, третьи же принимали смертельную дозу таблеток, молча уходя подальше от мира, полного слишком страшных воспоминаний. В память о каждом самоубийце сажали дерево и вскоре от свободных, некогда солнечных лужаек не осталось и следа, лишь непроницаемые стены листьев, в тени которых, вероятно лежало ещё не одно, никем не обнаруженное тело. Местные предпочитали обходить парк стороной, и старались даже не смотреть на него, словно одного неосторожного взгляда было достаточно чтобы все ужасы пережитые солдатами вдруг вернулись в реальность. Иными словами это было место откровенно выпадало из реальности, становясь прекрасным постом для наблюдения. Была и ещё одна причина по которой Габриэль избрал всеми забытый, запущенный парк. Он был достаточно близок к цели грядущей операции, но на достаточно отдалении, чтобы не смущать полицию, выискивающую нарушителей. Размышления на пару минут вывели Габриэля из реальности, окончательно купировав приступ ярости, однако ощущение внутреннего жара, осталось. «Ну вот опять!!!» — Он вытер лицо рукавом и взглянул на экран коммуникатора. Время текло поразительно медленно. Часы явно насмехаясь над бессилием Райса, застыли в районе половины восьмого дня и ни в какую не хотели двигаться дальше. Это уже начинало действовать на нервы, заставив Габриэля нервно постукивать пальцами по экрану. Он бездумно переключал одно приложение за другим, просто ради того чтобы хоть чем-то заняться, и не смотреть на людей, однако одним глазом он все же наблюдал. Так чего же ждал агент «Блэквотч» и что за сверхважное задание он для себя придумал? Все было поразительно просто, во всяком случае для него самого — события последних дней, порядком озадачили Райса, можно даже сказать выбили из привычного рабочего ритма. Мысль о том, что теперь он работает один, никак не хотела приживаться, особенно теперь, когда поддержка его агентов требовалась как-никогда. Но ни один из них, так и не вышел на связь, да и с чего-бы, все считали командира мертвым. Наверняка они все вошли в состояние именуемое «протокол Жнец», подразумевающее автономную деятельность по выявлению, и предотвращению террористических актов. Технически после гибели «Овервотч» Райс тоже был под действием протокола, что несколько мешало и помогало одновременно. В частности он больше не мг выходить на связь с членами организации, зато получал экстренные полномочия. А они в свою очередь полностью аннулировали последний приказ высшей инстанции, и запрет Моррисона на расследование растворялся. Именно этим и собирался заняться Райс — расследование, выявление истины, раскопки до правды, как вам угодно. Прекрасно осознавая что имеет на руках лишь домыслы, и предположения — пусть и достаточно обоснованные — Габриэль решил добыть неопровержимое доказательство своей правоты. Если удастся выявить что совет учредителей тайно руководил сетью террористических ячеек, чтобы взять под контроль «Овервотч», то это будет смертельный удар по их структуре. По меньшей мере им будет предъявлено обвинение в терроризме и измене, а потом и казнь. Возможно после устранения столь могущественного заговора, удастся даже восстановить «Овервотч»… Вот тогда Габриэль придет на могилу своего старого друга, положит на неё цветов, и тихо прошепчет — «Вот видишь, я был прав»… Эта картина казалась такой близкой, такой заманчивой и в то же время отвратительной. Конечно существовала неприятная возможность что за спинами чиновников и богатеев стоит нечто заставившее их действовать по своей указке, но в представлении Райса так было даже лучше. Чем больше виновных пострадает от буквы закона тем лучше, мир станет чище… Райс опять задумался. План придуманный им был отточен до мелочей, во всяком случае на бумаге. Во всяком случае он знал с чего надо начинать копать. Как это всегда бывает, минотавр мог притаиться в центре лабиринта, а значит выход надо искать именно оттуда — перефразируя метафору, записанную Габриэлем в коммуникатор, расследование надо начинать со своих. Проверить всех кто хоть как-то связан с советом и сторонними организациями, если будет надо перекрыть вообще все данные по сотрудникам, и их контактах. Естественно он не мог просто пойти по адресам записанным в телефонной книжке, тем более что точно не знал кто из сотрудников вообще жив, после атаки на центральную базу — быть может он единственный офицер, оставшийся в строю. Но он точно знал того, кто знает где искать нужных людей и информацию. Каждому сотруднику «Овервотч» после присяги, обязательно вживляли следящий биометрический чип, по которому можно было найти всех, и каждого, хоть уборщицу со второго этажа. Свой «жучок» Райс удалил в тот же день, в какой и получил, ровно как и большинство солдат «Блэквотч», но не сомневался что остальные так не сделали. Все данные с жучков транслировались на пост наблюдения Гибралтар, прямиком в центральный сервер суперкомпьютера «Афина», который по совместительству являлся центральным банком данных, собранных со всей организации. Именно туда непреодолимым потоком единиц и нулей, стекались абсолютно все, данные собранные из департаментов и филиалов: бесчисленные записи камер видеонаблюдения, тысячестраничные логи с каждого из миллионов компьютеров, стоящих на службе «Овервотч», вся переписка — личная и служебная — и даже данные телеметрии. Каждый документ, хоть раз побывавший в сети организации, непременно копировался и отправлялся сюда на хранение — ничто не могло спрятаться от взора «Афины». Из чего напрашивался вывод, простой, как яйцо-пашот: если получить к нему доступ, то можно будет целенаправленно прочесать подозреваемых, прочесть все, даже самые засекреченные документы, а учитывая насколько далеко расползалась следящая сеть «Овервотч», то и члены совета учредителей, попадали в объектив. Вот тут и начинались сложности. А конкретно их было две — первая состояла в банальной недоступности кода доступа. В целях безопасности, шифр был разбит на несколько взаимодополняющих частей, хранящихся у самых доверенных офицеров организации. Одну унес в могилу Джек Моррисон; вторая пропала без вести вместе с вонючей гориллой Уинстоном; третью хранил у себя Жерар Лакруа — главный представитель «Овервотч» в ООН (можно даже сказать что он был третьим лицом в политической иерархии), последнюю, четвертую часть шифра Райс знал наизусть. Однако обладая лишь четвертью кода, он не мог получить доступ к банку данных, зато приблизительно знал кое-что очень важное. На всякий случай, в системе присутствовали технические и аварийные коды доступа — вторые были утеряны вместе с центральной базой, зато первые было не уничтожить. Тут надо сделать небольшое отступление, необходимое для понимание работы потока данных «Афины». Это был невероятный и единственный в своей природе суперкомпьютер со встроенным ИИ — насколько мощный, настолько же и хрупкий. Система «Афины» была весьма чувствительна к засорению временными файлами — то-есть мусорными обрывками данных, личными логами доступа и всяким техническим хламом, который никуда не приткнуть — постепенно они забивали канал связи, как тромб, вызывая сбой. Для фильтрации, была создана целая сеть альтернативных серверов именуемых «Отстойники». Они первыми принимали данные и очищая их, передавали в «Афину». Длинная цепь из серверов, опутывала планету, взаимозаменяя и дополняя работу друг-друга на выходе получалась рафинированная информация, собирающаяся в единое целое… Та-дам! Здесь, в Женеве, в центральном представительстве «Овервотч». Не трудно было предугадать энтузиазм Райса, все оказалось буквально под рукой. «Отстойник» за номером 1, потребовался ему по простой причине — здесь каждый файлик, переданный по каналу, получал личный, уникальный код доступа к директории базы данных. Опытный хакер имея физический доступ к серверу, мог бы легко подменить файл вирусом или напрямую взломать систему и узнать весь код доступа. И тут появлялась вторая проблема. Габриэль плохо представлял себе как происходит взлом, и был весьма далек от хакерской тусовки. Это была черта, делающая его схожим с Джеком, который очень плохо понимал любое хай-тек нововведение. Казалось-бы вот, план, вот ресурсы, делай, но это препятствие показалось Габриэлю непреодолимым. Без поддержки своих агентов, он больше не мог подыскать себе опытного хакера, во всяком случае легально. Вспомнив об статусе «Жнец», Райс решил пойти на весьма рискованные меры, и вышел на связь с отцом, доподлинно зная его связи с нарко-картелями. Старик доживавший свои дни в Мексиканской глубинке, так и не узнал с кем разговаривал, зато оказал Райсу самую большую услугу в его жизни, произнеся всего одно слово: Sombra… Сказав это, он повесил трубку, оставив Габриэля ошеломленно смотреть на телефонный аппарат, и размышлять, спятил ли старый Хосе-Мария Гонсалес де Гарсиа-Райс, или нет? Впрочем, не успел он повесить трубку, как телефон зазвонил опять и из динамика донесся размытый кодифером голосок: Сомбра слушает… Далее произошел весьма курьезный, если не сказать предельно тупой (по мнению Габриэля, Сомбра повеселилась знатно) разговор, в ходе которого, Райс прошел аж несколько проверок на вшивость, и только после этого, таинственная Сомбра согласилась сотрудничать. Правда не за просто так, взамен она затребовала даже не деньги — которых у Райса все-равно не было — а доступ к базе данных «Афины». Поняв что терять в общем-то нечего, а временный союзник может ещё пригодится, Райс дал согласие… Выдав хакеру некоторое количество секретной информации (и тем самым подписав себе смертный приговор если кто-то об этом узнает), Габриэль стал ждать, когда таинственный союзник будет готов. Как выяснилось ему — или ей, Райс точно не смог понять пол собеседника — требовалось немного времени на подготовку. Так он и оказался вовлечен в нескончаемый процесс ожидания. Каждый день он совершал небольшую прогулку вокруг предстоящего объекта операции, мысленно пытаясь составить план здания по окнам. Он никогда не был внутри, но был почему-то уверен, что сервер так или иначе должен быть защищен гораздо лучше чем все остальное помещение, и скорее всего находится в подвале — как-никак это здоровенная вычислительная машина, требующая постоянного охлаждения. Впрочем судя по тому как вела себя охрана представительства, они давно утратили понимание слова «бдительность» — охранники болтали друг с другом, курили на посту, одновременно пялясь в телефоны, или планшеты — обойти их было-бы дело совершенно плевым, во всяком случае для Райса. Большую угрозу представляли камеры и дроны, которых наверняка полно внутри, но по заверениям Сомбры, система наблюдения вырубится в нужный момент… В итоге, он всегда возвращался на эту лавочку и досиживал до поздней ночи дожидаясь когда камеры дронов полиции станут совсем слепыми, после чего угрюмо плелся на окраину города. Там ещё сохранилось несколько заброшенных зданий, так и не отремонтированных со времен войны — там жили различные маргиналы, которые с радостью приняли новичка, а если бы ещё и не попытались ограбить, то цены бы им не было. Пришлось наказать парочку, правда Райс опять увлекся, давая волю своим силам, и в итоге разогнал целую общину бомжей. Спать приходилось на бетонном полу, покрытом старыми углями и наслоениями пыли, в которой до сих пор можно было найти гильзы, и обломки омников, а питаться на заднем дворе какого-то ресторана, роясь в мусорке. Впрочем, не сказать, что Габриэлю это доставляло неудобства — после одной операции в Бразилии, где он три месяца фактически выживал в джунглях, питаясь лягушками и склопендрами, мусор казался деликатесом, а бетон вполне удобным… …За это время, он так и не пришел к однозначному выводу что же с ним произошло после взрыва на базе. Четыре дня назад, он очнулся на скалистом берегу Женевского озера — точнее всплыл, ибо первым что попало в поле зрения агента это покачивающееся небо над головой, и небольшие волны, ударяющие об тело. Первой мыслью было что он умер, и видит рай, но четко осознав что таким грешникам рая не положено, мозг быстро сформулировал теорию что все происходящее предсмертный бред, а потому надо просто лежать и получать удовольствие. Так он продрейфовал минут десять наполовину в холодной воде и только когда на грудь агента села чайка, и нагло попыталась оторвать пуговицу с намокшего кевларового костюма, Райс понял что жив. Слабый, но на удивление живой он, каким-то образом догреб до берега и взобравшись на небольшой утес, торчащий из скалы, попытался осознать что вообще произошло… Такие обстоятельства по меньшей мере озадачивали, приведя агента в некоторое смятение. Он чувствовал себя как пьяница, который закрыл глаза где-то в подворотне, а открыл уже в полицейском участке. В воспоминаниях зияла огромная дыра и любая попытка вспомнить хоть что-то приводила к взрыву головной боли, сквозь которую проступали нечеткие обрывки. Это были жалкие, минутные зарисовки, сделанные мозгом чисто «на автомате» и доверять им точно было нельзя. Среди сумбура странных кусков событий, отчетливо всплывали лишь две сцены, которые удалось идентифицировать. Как выяснилось он вполне отчетливо помнил, как вместе с порядком оглушенной Ангелой полз по какой-то узкой темной трубе, по пояс в зловонных топливных отходах и машинном масле, и как уже на самом выходе, его оглушило ещё одним взрывом. Труба лопнула посередине, выплеснув свое содержимое вместе с людьми в какое-то хранилище. Габриэль упал спиной на что-то твердое, а сверху на него приземлилась Циглер — вся перемазанная в мазуте. Совершенно уверенный в собственной целостности, он попытался встать, но обнаружил ужасающую новость, в лице здоровенного осколка трубы, пронзившего грудь насквозь. Крик ангелы пронзал уши, кровь потоками била из перебитых артерий. Стоило коснуться этого участка памяти, как головная боль становилась просто невыносима, делая его недоступным для анализа. Второе воспоминание казалось уже более сюрреалистичным, и точно идентифицировать время, и место действия Габриэлю не удавалось. Он лежал на железной койке, посреди невероятной темноты, развеиваемой лишь парой компьютерных экранов. Их обманчивый зеленый свет не давал точно разглядеть что происходило вокруг — во всяком случае Габриэль не запомнил ничего. В самом плотном снопе света стояла уже вполне чистая и по другому одетая Ангела — она громко ругалась с кем-то по комлинку, то и дело срываясь на немецкий язык.  — Если ты мне не скажешь как заставить эту хрень работать! Я тебя найду и такую ректальную тонзиллэктомию проведу, до конца дней помнить будешь! — Орала на кого-то Ангела, то и дело бросая взгляд на Райса. — Не забывай, у нас был договор! Сразу после этих слов, воспоминание резко сменялось. Теперь Ангела стояла у самой головы Габриэля, держа в руках здоровенный шприц с какой-то черной дрянью. Она со всей силы вонзила его в сердце агента и дальше шел непередаваемый инфернальный бред, одного воспоминания об котором хватало, чтобы Райс содрогался от отвращения и страха… Вспомнив про полученное ранение, агент первым делом бросился осматривать себя. То что он обнаружил, никак не укладывалось в голове и больше походило на сон, при-чем весьма приятный — он был абсолютно цел. Сколько он не вертелся глядясь в воду как в зеркало, но не мог разглядеть и следа раны, напротив кожа стала свежей, и гладкой, не неся на себе ни следа возраста. Исчезли царапины и несколько растяжек, оставшихся от активных тренировок, каким-то чудом испарилась небольшая родинка над левым плечом, более того, даже старые шрамы, оставшиеся ещё с войны, куда-то запропастились. Выходила странная картина — он пытаясь спасти Ангелу, сам оказался спасаемым. Немка смогла вытащить его с базы, и каким-то образом прооперировать, а потом… Выбросить в озеро? Тут что-то явно не сходилось. Проведя тщательную ревизию карманов, он не нашел никаких дополнительных подсказок. Ни карт, ни записок поясняющих какого черта вообще происходит, лишь промокший до нитки глок с парой не менее отсыревших магазинов, старый-добрый нож-керамбит, да универсальный коммуникатор «Блэквотч». Сверив даты, Габриэль пришел к весьма неутешительному выводу — по меньшей мере сутки или двое, были навсегда утеряны из его памяти… …Габриэль встрепенулся принимаясь затравленно осматриваться по сторонам. Погрузившись в тяжкие размышления о своем бытие, он и не заметил как задремал. За это время успело пройти по меньшей мере два часа и жарящее солнце начало потихоньку опускаться за горизонт, зато поток людей только усилился… «Какая оплошность!» — Подумал Райс громко хрустнув пальцами рук. На него опять напал приступ раздражительности. — «Со мной явно что-то не так, закончу с этой операцией и буду искать эту чертовку-Циглер! Пусть прикрутит все «винтики» правильно, а не через жопу! И где эта чертова Сомбра?!» Словно по волшебству, коммуникатор в кармане ожил, принимаясь назойливо гудеть и вибрировать. Номер как и ожидалось не определился, вместо него по экрану ползала картинка стилизованного ухмыляющегося черепа.  — На связи… — Прокряхтел Габриэль, приняв звонок. — Ой вэй! Это таки Сомбра! — Как всегда собеседник был (или была?) крайне жизнерадостным. — Я к вам с радостной новостью мистер! Надеюсь ты готов ибо советую попридержать штанишки, я готова вываливать целый самосвал счастья! — Ты готова? — Райс не разделял такого счастья, ведь именно ему придется проникать к серверу. — Это даже не вопрос, а вот готов ли ты, мистер? — Всегда. — Райс встал со скамейки и не убирая трубку от уха, поплелся к своей цели. Он быстро пересек газон, и без особенного труда влился в толпу людей, умело лавируя в её потоках. К столь позднему часу, его одежда давала значительный бонус — из своих нор повыползали все темные личности, и толпа разбавилась парнями, и девушками в бесформенных худи, и прочей атрибутики местной наркомоложежи. Словно призрак Райс растворился среди них… — Итак! — Принялась заливаться соловьем Сомбра. — Мне нужно прямое подключение к серверу! Иначе я не смогу посмотреть глубинный код, я бы объяснила поточнее, что собираюсь делать, но думаю ты ничего не поймешь. Надеюсь у тебя есть нужный кабель? — Найдется. — Габриэль увернулся от плотной группы клерков среднего звена и быстро обогнув небольшую толпу рабочих несущих просмоленные шпалы, вышел к светофору в конце улицы. Отсюда его лавочку было уже не видать. — Отлично! Тогда все тип-топ! Я тут кое-что пробила… Сегодня в здании будет проходить благотворительный аукцион, с такими личностями как… — Я знаю кто будет на приеме. — Оборвал Сомбру Габриэль. — Это не имеет никакого значения. — Будет полно охраны, потянешь? — Это был неприкрытый вызов. Попытка взять на слабо. — Будто у меня есть выбор. Охрана в любом случае ничего не значит, я видел как они работают. Спустя рукава и обмакнув их в чай… — Сворачивая за угол улицы, Габриэль перешел на шепот, чтобы висящие на стене камеры не засекали его голос. Глупо было конечно предполагать что они его услышат, но осторожность не бывает лишней. — Если ты сможешь отключить видеонаблюдение и связь, то они не представляют угрозы. — Ну ты вообще отбитый! — Голос немного изменился на заискивающий, в нем проскользнула нотка плохо скрываемого уважения. — Действительно, я ведь о тебе ничего не знаю… (А мы должны помнить, что на момент этих событий, Сомбра ещё не вездесущая тень, а хакер среднего звена) Кто ты вообще такой? — Не твое дело… — Буркнул Габриэль.  — Мммм, давай угадаю… — Одна из камер на улице вдруг дернулась, спугнув сидевшую на ней ворону, и всевидящий зрачок окрасился в фиолетовый. Она несколько секунд медленно вращалась, перескакивая одного человека на другого, в поисках одного единственного. — Судя по твоему виду… Ты наркоман… Но это вряд-ли, может покажешь мне свое личико?  — Нет! — Райс посильнее натянул капюшон. Ему совершенно не хотелось чтобы неизвестный кибер-террорист прознал об его настоящей личности. Это могло бы вызвать весьма серьёзные проблемы. — Поверь, тебе не обязательно это знать. — Ты убийца? Анархист? Террорист? Сатанист? Свидетель макаронного монстра?! — Последнее было спрошено с особенным надрывом. — Все попытки мимо… — - Устало оборвал хакера Габриэль, совершенно не желая слушать нескончаемый поток невразумительного бреда, льющийся из динами коммуникатора. Существо сидящее на другом конце канала связи, умудрялось и раздражать, и веселить одновременно, однако Райс смеяться был не настроен. — Раз уж тебе нравится придумывать оскорбительные ярлыки, давай я тоже попробую. Ты толстый прыщавый юнец, сидящий сейчас за компом где-нибудь в сраном Эль-Пасо. Ты жрешь сырные чипсы, запивая их колой и совершенно уверен в своем господстве над миром. Угадал? — Неа! — Попытка заткнуть говорливого хакера явно провалилась. — Раз уж ты такой необщительный, то может хоть имя свое скажешь? М? Или прозвище? — Ох… — А вот это уже было необходимо, для упрощения обмена данными. Райс немного подумал, никаких прозвищ на ум не приходило, и он выдал первое что пришло на ум, а именно обозначение протокола под которым действовал. — Зови меня Жнец… — Уууууу… Да ты ещё и пафосный! — - Раздалось приглушенное цоканье языком. — Крут, пафосен и предельно опасен, хм… Ладно, я в тупике, понятия не имею кто ты… …Спустя приблизительно две минуты пути, когда до точки назначения оставалось не более пары сотен метров, стали заметны первые полицейские кордоны. Дорога, вдоль которой шел Габриэль, была перегорожена невысоким баллистическим щитом, за которым стоял полицейский броневик, с электромагнитной пушкой на крыше. По бокам от него, расположился плотный кордон из полиции, облаченной в броню для подавления бунтов — почти два десятка бойцов, если не считать еще и нечто монструозное, стоящее в паре метров за их спинами. Для большинства людей, это был просто металлический контейнер, но Райс не тешил себя иллюзиями, ведь он не первый раз видел маскировку боевого дрона АА-43. В дезактивированном состоянии он и правда выглядел как контейнер, но стоило нажать на тревожную кнопку, как он приподнимался на толстых гусеницах, а боковые панели отъезжали в стороны давая высвободиться счетвернным лазерным установкам. Одна такая хрень могла легко остановить наступление целой роты пехоты, попросту перекромсав людей или создать серьезные проблемы паре не очень умных танков… ......Полиция со свойственной ей послевоенной грубостью, давала понять, что не желает никого пропускать дальше — этот путь, лишь для избранных, тех, у кого есть приглашение на аукцион, и почему-то Габриэль ни на секунду не усомнился, что весь район оцеплен плотным кольцом спецназа. Дороги перекрыты броневиками и машинами, на крышах наверняка сидят снайперы или патрулируют дроны, можно было давать зуб за то, что скорее всего, канализация тоже перекрыта.  — И как ты собираешься выходить из этой ситуации? — Поинтересовалась Сомбра. Несколько камер гнездящимися над закованными в непроницаемые шлемы головами копов, едва заметно моргнули и принялись оглядываться. — Судя по камерам, они настроены очень серьёзно.  — У меня есть одна мыслишка. — Райс вытянул из коммуникатора наушник, и затолкав его в ухо, медленно побрел по обходной улице, всем своим видом опказывая что не имеет претензий к полиции. Внутри же он был страшно доволен своей предусмотрительностью, и ведь недаром он потратил столько времени, изучая окрестности. Пройдя пару домов и разминувшись с вооруженным полицейским патрулем, Райс свернул в тесный и невероятно темный переулок, уводящий куда-то в незримые глубины Женевы. Саундтрек Forgotten Backyard — Tower In Desert Wasteland Такие места есть в каждом крупном городе, вне зависимости от его возраста и истории, в любом случае в ходе строительства остается много неосвоенного или неучтенного пространства, которое со временем становится темной изнанкой. После войны, когда половина городов Европы оказалась перетерта в порошок, или заброшена, строители окончательно перестали церемониться, строя новые дома на хрупких скелетах старых. Так появлялись огромные пустоты и катакомбы, состоящие из хитросплетений древних подземных переходов, и всеми забытых подземных парковок; подвалы старых домов постепенно превращались в темные пещеры, служащие прибежищем для отвергнутых обществом маргиналов. Сюда стекались мелкие бандиты, ищущие убежища от полиции, бездомные, для которых темная сторона медали стала раем и просто любители пощекотать себе нервы, впрочем, последних часто щекотали ножами, и человеку привыкшему к жизни на светлой стороне города, были здесь не рады. Ходили легенды и слухи о целых бандах и культах, скрывающихся в погребенных под асфальтом зданиях; об сетях ходов, и подземных галерей, построенных военными, и довольно часто эти слухи, распускаемые в интернете, оказывались правдой. Зайдя сюда было нормой обнаружить дверь торчащую прямо в задней стене какого-нибудь офисного здания, а открыв её оказаться в темном, душном застенке, куда прятались партизаны борцы с Омниками. Даже сами здания, образовывали улицы и целые аллеи, подчас заросшие различной городской растительностью. Старые никем не используемые технические туннели, свалки строительного мусора, давно замурованные задние дворы, и остатки древних улиц, ловко скрывались за блестящими от лоска фасадами новых домов, образовывая отдельный, загадочный и по настоящему опасный мир, разбираясь в котором, можно было легко уходить от погони или пересекать город в считанные часы. Здесь не было вездесущих камер наблюдения, дроны не залетали сюда, попросту не имея этих улиц на своих картах, а полицейское управление откровенно побаивалось посылать сюда патрули — уж больно часто в рапорте об исчезновениях копов, указывалось что их утащили в переулки, откуда они уже никогда не вернулись. Всем был гораздо выгоднее представить что этого внутреннего мира не существует, попросту забыть об его существовании, и всячески отвергать любые предложения, по его изменению… …Габриэль всегда питал легкую слабость к таким местам. Он не мог точно понять почему, но вид безлюдных улочек, и проулков вселял в него благоговейный трепет, а в душе поселилось приятное чувство обладания никому не доступной тайны. Едва шагнув сюда, он будто перенесся в параллельное измерение — ревущие звуки улицы стихли, разбившись об толстые кирпичные стены и став лишь фоновым шумом, слишком тихим чтобы обращать на него внимание. Невероятная жара сменилась прохладной полутьмой, полной мелких капелек влаги — даже в самые солнечные дни, ни единый лучик света не проникал сюда напрямую. Все они разбивались об высоченные здания вокруг, их стены образовывали высокие колодцы, и если поднять голову вверх, то начинала кружится голова, будто ты стоишь на самом дне мира. До ушей Жнеца тут же донеслись звуки капель воды, скатывающихся по отводным трубкам кондиционеров, а в нос ударил знакомый смрад разложения, который, казалось, исходил не сколько от мусора, валяющегося вокруг, столько от самого бетона. Город гнил изнутри… Жнец не задержался надолго у самого входа и довольно быстро углубился в хитросплетения узких официально не существующих улиц, в поисках нужного ему выхода. Несмотря на свои познания в местной географии, Райс ориентировался здесь с трудом, уж больно один проход походил на десятки других. Они все были одинаково темными, грязными и тесными, как пространство между деревьями в самом центре осинника. Порой между особенно толстыми стенами нельзя было просунуть и ладонь, сквозь более доступные пути приходилось проходить боком, обтираясь спиной об грязные, оббитые временем и руками вандалов кирпичи. Часто встречались горы битого бетона или невысокие давно проржавевшие насквозь заборчики, издающие протяжный скрип, когда через них перелезаешь. Несмотря на то, что с лицевой стороны все здания были отмыты, и покрыты лаком, позади они выглядели хрупкими и невероятно старыми. Помимо толстого слоя пыли и жирной городской копоти, их покрывали наслоения зеленоватого светящегося мха, запустившего свои алчные до питательных веществ корни глубоко в кладку и колонии черной плесени, чьи кляксы как кариес вгрызались в стены. Среди них пировал лишай и какие-то странные светящиеся грибы, с которых вниз текла слизь. Порой растений паразитов было так много, что саму стену было и не разглядеть — они образовывали плотный разноцветный ковер, по которому стекала прозрачная клейкая слизь, полная личинок насекомых. Под их весом стены медленно расползались и расшатывались, покрывались трещинами, и норовя обвалиться. Обычным явлением было тихое похрустывание кирпичей, вниз сыпалось мелкое крошево, целые куски облицовки, планирующей прямиком на голову проходящего внизу искателя приключений. Однако чаще листы металла и пластика, столь модного в отделочных работах, намертво запутывались в хитросплетениях давно обесточенных проводов, паутиной натянутых между домами. Они гремели и шипели, норовя отвалиться вместе с креплениями, а наслоения принесенного сюда мусора, превращало их в настоящую крышу над головой. Повсюду были трещины и широкие щели, сквозь которые можно было разглядеть застенки, и технические пустоты домов. Создавалось неприятное ощущение, что все вокруг невероятно хрупкое и достаточно одного чиха, чтобы тебя погребло под горой кирпича. Часто между домов с воем и свистом проносился ветер, приносящий смрад гниения, от которого даже Жнец принимался кашлять. Он вырывался из подземных туннелей, часто вскрытых или полуразрушенных или проносился по грязным внутренностям вентиляционных шахт, чьи зарешеченные пасти, часто можно было увидеть на высоте пары-тройки метров от пола. Помимо ветра, из них медленно и беззвучно выходили плотные клубы грязного, жирного пара. Напоминая туман, но не имея с ним ничего общего, этот пар заволакивал переулки, погружая их в непроницаемый сумрак, из которого доносилась таинственная возня, и тревожные скребущие звуки. Где-то вдали натужно скрипели цепи и доносился звук раскачивающейся двери. Окна и двери здесь были редкостью и если куда-то и вели, то явно не внутрь здания. Скорее всего они остались здесь со времен войны, как и целые куски стен — их до сих пор покрывали следы огня и выбоины от многочисленных попаданий лазерным оружием. Пол вокруг таких реликтов заваливали пыльные куски кирпича, и ржавые, приросшие друг к другу гильзы. Куда чаще здесь встречались грубые рваные провалы лифтовых шахт, или разодранные временем и непогодой люки мусоропроводов, популярных в первые послевоенные годы. Мимо них стоило проходить осторожно — не все жильцы свыклись с мыслью, что мусоропровод сто лет как не работает и по прежнему бросали в него всякий хлам, в том числе весьма габаритный. В любой момент мог раздастся протяжный вой и грохот, и наружу мог вылететь увесистый мешок мусора, который с шумом раскатывался по полу. Иногда он попадал не абы куда, а в стоящие ниже всеми забытые мусорные баки — ржавые и давным-давно переполненные рваными мусорными мешками. Местные бездомные рылись в них, ища что-нибудь что ещё можно использовать в быту. От недавно «вскрытых сокровищниц» шел отвратительный запах, схожий с непередаваемым амбре трупа, а раскиданные мешки образовывали непреодолимые завалы… …Пройдя через несколько особенно тесных улочек, и миновав кучку бездомных, активно потрошащих очередной мусорный контейнер, взлетел по узкой скользкой лесенке, ведущей на пол уровня выше. Там он ненадолго задержался, дожидаясь пока группа таинственных личностей в черных балахонах исчезнет за углом прилегающего переулка и трусцой побежал вперед, на ходу перескакивая через невысокие заборчики, ранее отделявшие задние дворы многоэтажек. Потрескавшийся асфальт, уложенный здесь ещё в начале двадцать первого столетия, тихо похрустывал под ногами, норовя окончательно развалится. Во многих местах сквозь огромные трещины и дыры, успела прорасти чахлая растительность, в лице неопределенного вида грибов и зеленого, наверняка радиоактивного мха. Подсознательно Габриэль сторонился наступать на него, перепрыгивая самые плотные его скопления. Достигнув конца этого проспекта, он перелез через гору битого кирпича и съехав по ней на заду, пролез в какое-то слуховое окно, за которым оказался до безобразия узкий проход, пролегающий между черной от плесени стеной, и застенком какого-то магазина. Идя по ней, Жнец слышал как всего в полуметре от него разговаривают покупатели и что-то трещит консультант, желающий получить премию. В конце лаза, Райса поджидала шаткая лестница-стремянка по которой он поднялся на высоту второго этажа и спустился вниз, цепляясь руками за проделанные кем-то выбоины. Однако апофеозом импровизированного скалолазания, являлись глубокие дыры, часто встречающиеся в асфальте — сквозь них виднелся ещё один слой развалин. Трубы, туннели и даже целые закатанные в асфальт шоссе, попадались на глаза Габриэлю. Преодолевать все эти препятствия для атлетичного Жнеца было в общем-то не трудно, напротив он испытывал нечто вроде удовольствия от их преодоления, что делало операцию гораздо приятнее. Сомбра в наушнике явно скучала. Она не могла видеть чем занят её напарник и судя по доносящимся звукам, играла в какую-то игру, периодически принимаясь тихо напевать на удивление подходящий к окружению печальный мотивчик. Миновав ещё несколько застенков и гор кирпича, порядком перепачканный в пыли Жнец прошел сквозь стоящую между домами дверь и вышел на пересечение двух улиц. Тут Габриэль притормозил, не помня точно куда ему надо. Левая улица была прямой как стрела и в её конце, виднелось оживленное шоссе, отделенное от этого внутреннего мира остовом сгоревшей машины, вокруг которой лежало множество разбитых бутылок, и кирпичей. Сквозь кабину проходили несколько обгорелых стальных прутов — видио кто-то жарил в машине шашлык, сварганенный из местных бобиков. Повернув голову вправо, Райс узрел темный, влажный проход идущий сквозь потрескавшиеся стены заброшенного подземного перехода. Свернув в него, Жнец быстрым шагом устремился к выходу. Темнота вокруг и булькающая вода под ногами отнюдь его не успокаивала, а тени, мечущиеся вдоль стен, откровенно нервировали. Вдруг одна из теней позади отделилась от остальных — неизвестный в непроницаемом черном балахоне бесшумно пошел за Райсом. Тот уловил это движение, и подавив порыв броситься бежать, вытащил из кармана пистолет демонстративно громко передернул затвор. Щелчок отчетливо пронесся по переходу и преследователь застыл. Не прошло и мгновения, как он испарился в темноте, будто его и не было… …Пережив неприятную встречу, Габриэль сделал мысленную пометку «люди в балахонах враги» и ускорил шаг. Вскоре он добрался до восточного окончания этого мусорного анклава. Если посмотреть на карту, то он сделал крюк в километр, а в итоге оказался в сотне метров от блокпоста полиции. Проскользнув между отвалившейся от стены пожарной лестницей и пригнувшись пройдя под старой кирпичной аркой, Габриэль оказался у нужного ему выхода — такого же грязного и всеми забытого переулка, выходящего к площади перед представительством «Овервотч». Дабы зияющая черная дыра не мозолила глаза туристам, её закрывали рекламным стендом, преодолеть который было бы не сложно, если бы не одно но…  — Черт! — В сердцах ругнулся Райс подходя к обратной стороне рекламы, изображающей лицо какого-то местного политика. Ещё вчера вечером между ней и стеной можно было протиснуться, а сегодня здесь появился забор. Высокий с колючей проволокой наверху, такой не перелезешь, а небольшую калитку закрывал массивный магнитный замок. Кто-то из охранников начертал на нем «Идите нах, вам тут не рады».  — Что такое? — Тут же встрепенулась Сомбра. До ушей Райса донесся звук открываемой газировки. За последние полчаса что он бродил в одиночестве он даже успел заскучать по ней (чисто для себя он решил все же величать хакера в женском роде, и как оказалось угадал) — Тут забор, придется сделать ещё один крюк. — А что мешает пройти здесь? — Осведомилась хакерша. — Замок! — а том конце канала связи раздался смех. — Замок?! Аахахахахахах! — Сомбра опять заливалась соловьем. — А я тебе зачем?! Какой замок? — Лазерный, нужна ключ-карта… — Осмотрев устройство доложил Райс. — Ты тут ничего не сможешь сделать.  — Лол. Смогу. — Отчеканила хакерша громко тарабаня по кнопкам. — Как я поняла, ты используешь универсальный коммуникатор фирмы Thao-Luan, модель 22. У них внизу есть такая штука… Мммм… Она сейчас устарела, но ещё работает, называется инфракрасный порт. Такая небольшая дырочка, нашел? — Нашел. — - Габриэль с удивлением обнаружил ранее незамечаемое отверстие. — И как он поможет? — Рядом должна быть кнопочка. Нажми и направь на считывающий датчик замка. Дальше я все сделаю сама. Ощущая себя полным дураком, Габриэль выполнил инструкции хакера. Сначала ничего не происходило, но через миг, экран коммуникатора вдур вспыхнул фиолетовым. Уже знакомое изображение черепа запрыгало от угла к углу, а внизу появилась мигающая полоска прогресса. Когда она дошла до ста, коммуникатор потух, а замок засветился зеленым. — Добро пожаловть мистер Дженсен. — Проскрипел маломощный динамик и магнитные присоски отпустили дверь. — Впечатляет. — Признался Райс, протискиваясь в неё. — Ничего сложного, просто покопалась в базе данных местной полиции, и нашла этого Дженсена. — Усмехнулась хакерша. — Если что он из интерпола и сейчас в городе, под статусом «расследование». Его пасс-карта имеет полный доступ ко всем замкам, кроме личных. Я подменила данные твоего коммуникатора и технически замок «поздоровался» со слепком карты Дженсена. Никто и не подумает на несанкционированное проникновение… …Как уяснил для себя Райс, местная полиция даже не пыталась быть умной. Поставив забор, они не догадались поставить к ней хоть одного часового. Вместо этого, за плакатом висела ещё одна бесполезная груда камер, которые Сомбра перехватывала без особого усилия. Надо признать Габриэль был весьма впечатлен способностями своего союзника, хотя в последующие годы, так ни разу и не поблагодарил её. Впрочем Сомбра и не просила. Рядом с плакатом, расположилась чья-то машина. Перекатившись за её борт, Райс осторожно выглянул, оглядывая поле для маневра. Перед ним открывалась небольшая, хорошо просматриваемая площадь и Райс оказался прямо напротив парадного входа в представительский центр. Сегодня по случаю столь важного события, от представительства отогнали всех туристов, а потому площадь казалась пустынной. Дороги, окружающие её со всех сторон, тоже пустовали и на них, примостились разноцветные грузовички репортеров. Длительный рабочий день и напряженная атмосфера постоянного контроля, порядком измотали новостников, и они откровенно бездельничали — чрезмерно расфуфыренные репортерши болтали с операторами, покуривая терпкие швейцарские сигареты. К тому моменту дневная жара сменилась вечерней духотой и люди изнывали, жаждя прохладного ветерка со стороны озера. Техники от скуки устроили небольшой слет любителей фото-видео техники, шумно обсуждая что-то и жестикулируя. Вокруг них, словно голодная пиранья расхаживал полицейский, держащий в руках штурмовую винтовку. Он был явно озабочен тем какой шум издавали эти люди. Сам представительский центр, расположился на небольшом холме, в самом центре площади. Со всех сторон его окружал свежий газон, отгороженный от выстланных плиткой дорожек темно-зеленой живой изгородью. Вдоль неё, в стойке «смирно» стояло столько полицейских, что Райс даже подумал «а не перенести ли операцию на завтра?» риск был очень велик. Само здание представительства было одноэтажным, но при этом достаточно высоким и было построено перед самой войной, изначально используясь как картинная галерея, или дом культуры. Удивительно, но в ходе кровопролитных сражений за город, это здание осталось почти нетронутым — да оно выгорело изнутри, но осталось целым, сохранив помпезный стиль довоенных архитекторов. Все представительство было отделано мрамором, оттенка слоновой кости — он мягко переливался, перенимая оттенки закатного солнца, из-за чего казалось, будто здание отлито из золота. Мрамор вызывал непреодолимое желание прикоснуться к нему, наверняка он такой теплый и скользкий на ощупь… Мммм… Поверх мрамора было вырезано множество барельефов, покрытых тонким слоем позолоты, или розового гранита, который был так же использован для отделки оконных рам. Окон было относительно немного — скорее всего за освещение внутри отвечали лампы — те же что были, были исполнены в странном средневековом стиле. Высокие, стрельчатые, они больше походили на бойницы, и судя по бледному свету, вырывающемуся сквозь разноцветное стекло, аукцион уже начался, и новых гостей не предвиделось. Само здание состояло из пяти больших, одноэтажных блоков, расположенных в форме большого креста-помме, несколько сползшего назад по холму. Вдоль стен шли декоративные колоннады, исполненные в позднем античном стиле. По ионическим колоннам ползали мастерски выточенные змеи, и расцветали невиданные растения, а над главным входом вместо колонн, раскинули плечи древние атланты, поддерживающие массивный портик. К нему вела широкая мраморная лестница с невысокими перилами, разделяющими её на две равные части. На них до сих пор стояли потухшие свечи оплывшие воском, а верхние ступени были завалены засохшими цветами и фотографиями погибших сотрудников «Овервотч» — их даже не потрудились убрать, видимо решив что попади это на камеру, аукцион будет казаться человечнее. Ступени подводили гостей прямиком к окруженному лепниной порталу (нет, к телепортации не имеет никакого отношения!) окружающему высокие металлические двери, являющиеся одновременно произведением кузнечного искусства, и возможным орудием убийства. Одной только ручкой от неё, можно было проломить человеку голову от темени до плеч. По бокам от них стояли омники-швейцары, затянутые в темно-синие ливреи. Крышу комплекса венчала большая, покрытая барельефами ротонда, чей купол был отделан декоративной черепицей, столь ярко отражающей свет солнца, что на его фоне Габриэль не сразу разглядел фигуры снайперов, примостившихся на декоративных скатах. Над всем этим устаревшим великолепием в последний раз за историю, гордо реяло знамя «Овервотч». От мраморной лестницы, Райса отделяла большая парковка, предназначенная для служащих — сегодня она была уставлена длинными представительными лимузинами на антигравах, и громоздкими, наверняка бронированными машинами сопровождения. Среди них даже затесался настоящий, боевой гравикар, чьи непогашенные турбины тихо подвывали обжигая асфальт под собой. Пилоты молча потягивали кофе, сидя на подножке и изредка погружались в экраны своих мобильников. Как и ожидал Габриэль, охрана хоть и была настороже, но явно имела свое определение этого слова. Патрули, бродящие вокруг здания, были увлечены разговорами друг с другом, полицейские стоящие на постах, скучали, легко отвлекаясь на любую фигню, даже двое бойцов в экзоскелетах — стоящие у подножия лестницы — были увлечены заигрыванием с молоденькой привратницей, принимающей приглашения от прибывающих гостей. Только позади комплекса, была заметна хоть какая-то активность. Полиция в два ряда окружила длинную черную фуру, тщательно наблюдая за тем как рабочие выносят что-то из неё. Позади стояло ещё две таких же машины, вокруг которых охраны было уже значительно меньше.  — Сомбра, у тебя «глаза» есть? — Спросил Райс, укрываясь за машиной и мысленно продумывая план. — Столько, сколько захочешь… — Что происходит сзади комплекса? Там где фуры… — Над головой Райса с воем пронеслась стая дронов, заставив его пригнуться к самой земле. — Тааак… Так… Так… — Бешенное щелканье клавиатуры перемежалось со звуками смачных глотков, и шипением газировки. — Похоже там разгружают аукционный хлам. Какие-то ящики, свертки… О, вазу понесли… — Лоты? — Переспросил Жнец. — Куда они их заносят? Я столько раз ходил кругами вокруг здания, там нет входа. — Есть… Большой люк в газоне. Ведет прямиком под здание. — Многозначительно пробубнила Сомбра. — Двое оценщиков, какой-то человек в костюме, много рабочих, ещё больше охраны… Раз… Два… Три… Десять… Двадцать-пять охранников. Двое в экзоскелетах. Если ты собираешься пройти этим путем, то ты либо боевой омник новой, неизвестной мне модели, либо самоубийца… — Дай подумать… — В голове Райса медленно закрутились шестеренки. Когда он составлял план, то не рассчитывал на такие условия. В теории это было достаточным поводом чтобы отступить, но Габриэль так не считал. Вместо этого, разум, вдруг подтолкнул его к шикарной на первый взгляд идее. — Они как-то проверяют ящики? — Нет, заносят все подряд. — - Безразлично буркнула хакерша. — Отлично, тогда… — Райс приподнялся над машиной. — У меня план, нужно дойти до фуры. Сможешь провести меня между машин? — Как в компьютерной игре, да? — Сомбра рассмеялась. — Легко! Знаешь, ты пока самый забавный из всех моих клиентов! — Ну спасибо за комплимент, а теперь за работу! Саундтрек Michael McCann — Dark Days Дождавшись когда пилоты гравилета в очередной раз отвлекутся на телефоны, Райс ловко перемахнул через капот машины-укрытия, и встав на четвереньки, быстро переполз к парковке. Задержавшись на пару секунд, и убедившись что никто не заметил такого прорыва, он пополз вперед, вертясь между машин. Когда дело касалось собственного транспорта, совет явно не зажимал денег, тут был весь цвет современных автосалонов, как гражданского назначения, так и военного. Чего тут только не было. Итальянские летучие суперкары «El-zero» отличающиеся своими плавными, слегка подтаявшими чертами, немецкие квадратноликие монстры «Anschluss-Wagen» восьмой модели, американские «CORD-44» — одни из первых летучих машин, способных подниматься на высоту более километра. Встречались и настоящие классические авто, для любителей «ретро» — однако в отличие от большинства колесного транспорта их нельзя было назвать рухлядью, скорее это было тщательно сберегаемое наследие прошлого. Сквозь затемненные, многократно утолщенные стекла, виднелись расплывчатые очертания дорогих салонов, поделенных на несколько секторов, если бы это понадобилось, в такие тачки, легко бы влезло человек десять-пятнадцать солдат. Впрочем, для таких целей здесь стояли машины сопровождения — бронированные летающие монстры, прямые потомки MRAP-ов или же не имеющие родословной более современные аналоги. Особенно выделялись новехонькие (на тот момент истории) БМС-Л (Боевая Машина Сопровождения — Летающая) привезенные откуда-то из засыпанных радиоактивным снегом лесов Сибири. Фактически это был летающий танк, с полноценной башней в которую инженеры умудрились запихнуть аж две 25-миллиметровые пушки и логический модуль, самостоятельно находящий цели. Громоздкий корпус укрепленный кумулятивными экранами, был дополнительно оборудован шестью пулеметными турелями и лазерной сигнализацией. На скошенных капотах сияло черное клеймо КБ Вольской. Их появление здесь могло значить только то, прибыли представители совета из СНГ, которые обычно холодно относились к подобным мероприятиям. За день проведенный под раскаленным солнцем машины нагрелись и теперь их блестящие корпуса источали такой жар, что в воздухе висело плотное, как туман марево, находясь в котором, Жнец ощущал себя курочкой-гриль. Стойкий удушающий запах озона и смазки заполнял воздух, подавляя дыхание, а находиться рядом с недавно посаженными гравикарами было почти нереально — антигравитационные панели включенные в режиме ожидания, жадно поглощали весь кислород из воздуха, расщепляя его на составляющие газы. В скором времени, если такие машины начнут появляться массово, в городах станет совсем невозможно дышать — все погрязнет в облаках водорода, и углекислого газа. Но куда там, таким важным личностям как «совет» плевать на такие мелочи (хотя среди них, были и люди представляющие организации по защите окружающей среды) как уничтожение воздушного слоя, гораздо важнее продемонстрировать окружающим огромную финансовую пропасть… В общей сложности, на парковке собралось тачек на пару миллиардов кредитов. За всю свою жизнь, Райс никогда ещё не был так близко к столь дорогим машинам и внутри него возник странный позыв поцарапать их, но мигающие лампочки сигнализаций, подавляли это желание. Он утирал пот, мысленно ругался, но продолжал идти вперед, на всякий случай придерживая пистолет свободной рукой. Сомбра наблюдала за ним через камеры, то и дело поправляя Жнеца, когда тот ошибался в выборе направления, или когда мимо проходил патруль полиции. Правда делала возникало некоторое недопонимание, поскольку говоря «влево», хакерша подразумевала свое «лево», для Райса это вполне могло быть «право». Из-за этого он дважды едва не вылетел прямо на копов, но вовремя успевал нырнуть обратно в укрытие. Однако лишь один полицейский что-то почувствовал, видимо услышав осторожные шаги Жнеца — коп в тяжелом нагруднике и непроницаемом шлеме-визоре, отделился от патруля и двинулся вперед, принимаясь обходить машину. Судя по неаккуратной походке и тому как боец держал винтовку (- Боже! Да он же скорее себя застрелит! — Пожаловалась Райсу Сомбра), это был зеленый новичок и ничего бы не стоило просто вырубить его, одним ударом в челюсть. Но Райс, как герой дурацкого мультфильма, был вынужден огибать её с другой стороны, подставляя зад под остальных патрульных. Те как-раз заметили отсутствие замыкающего и остановились, медленно разворачиваясь. В последний момент, когда сенсоры шлемов уже могли уловить его движение, Райс успел упасть на живот и колбаской укатиться в соседний ряд, застыв между двух машин. Патрульный обошел всю машину и даже заглянул под днище — молодой, но среди всех этих истуканов самый внимательный — осторожно поводив под ним стволом винтовки. Не обнаружив никаких следов он поднял забрало шлема, и разочарованно сплюнув на колесо, отправился за товарищами. — Веди дальше… — Выдохнул Райс, ощущая как раскаленная поверхность машины начинает прожигать спину. — Тебе осталось немного. Три машины прямо, потом два ряда влево, пройди мимо гравикара… — С нескрываемым удовольствием приказала Сомбра. У неё это неплохо получалось, и она уверенно вела подопечного к выходу с парковки. Жнец бесшумно перебегал между рядов машин, скрываясь за их блестящими на солнце бортами, и проползая под днищами. Пробравшись мимо двух бронированных джипов на антигравных подушках, Райс прислонился спиной к гравилету — на такой дистанции он даже слышал как дышат пилоты — осторожно присев на корточки, он прокрался в полуметре за их спинами и поднырнув под днище стоящего позади родстера, переполз в соседний ряд. Он так и не заметил таинственную эмблему, примостившуюся на хвостовой балке гравилета — перечеркнутый красный глаз. Миновав ещё два ряда и разминувшись с патрулем — копы не скрываясь курили и прямо на ходу жрали пончики, запихивая их прямо под забрала шлемов — Райс вышел к границе парковки. Здесь Сомбра заставила его подождать пару минут, из-за снайпера, у которого сработал датчик движения. Всевидящее око крупнокалиберной винтовки заскользило по парковке, насквозь просвечивая машины невидимыми человеческому глазу лучами. Он был совсем близко к укрытию Жнеца, когда электроника вдруг засбоила и прицел выдал стрелку «ERROR», попросту отказавшись работать. Воспользовавшись задержкой, Габриэль на полусогнутых пробежал ряд до конца, оказавшись прямо перед фургоном репортеров. Сидящая на подножке съемочная группа во главе с репортершей, у которой был такой вид будто у неё убойное похмелье, если и заметила передвижения Жнеца, то не придала им никакого значения. Подумаешь какой-то мужик ходит, может он из другой съемочной группы.  — Стой. — Сомбра щелкнула пальцами, заставил Жнеца вздрогнуть. — В салоне лежит жилетка, видишь?  — Вижу. — Сказал подопечный, присев на корточки и заглянув на кресло пассажира. Прямо перед ним на сидении, в горе какого-то тряпья лежала оранжевая дутая жилетка, с символикой канала TWPN.  — Укради её. — Зачем?! — Просто так! Я коллекцию собираю! — Съязвила хакерша. — Судя по камере в салоне, на ней висит электронный бейджик, сможешь не скрываясь пройти куда надо. Это было делом техники, на шпионских заданиях Жнец далеко не раз и не два прибегал к кражам, и не имел перед этим никаких предрассудков. Райс протянул руку и осторожно, чтобы ничем не заскрипеть, вытащил жилетку, сразу же накинув её на плечи. На ней и вправду был бейдж, только человек на фото, не походил на Райса от слова совсем — это был белый, худосочный рыжий парень, на десяток лет младше Жнеца. Но не успел он пожаловаться, как фото магическим образом «поплыло», рассыпаясь на дергающиеся пиксели  — Если-что скажешь, случайно повредил… Макнул в кофе например… — Властно посоветовала Сомбра, явно ощущая своеобразное удовольствие от такого задания. Дальше все было совсем просто. Райс в полный рост вышел из машины и побрел к фургонам. Первые несколько секунд ему было не комфортно, он ожидал что с секунды на секунду к нему кинется патруль, и чисто рефлекторно слегка пригибал голову. Но никто не стремился его арестовать, а пуля снайпера так и не тюкнула в голову, ведь бейдж был вполне настоящим, а значит и коды при сканировании выдавал верные. Осознав неприкосновенность, Райс нагло прошагал до газона, вдоль которого скопилась толпа операторов, и миновав патруль, вышел на финишную прямую. Прямо перед ним, за двойным кольцом копов, разгружали первую фуру — как и говорила Сомбра, тяжелые ящики уносили куда-то в подвал — оставалось только придумать как проникнуть в ещё не вскрытый транспорт. Райс остановился и задумался, внимательно осматривая полицию. Тут было не проскочить, слишком много народу и судя по тому как они держаться, это очень крепкозадые парни. Внутренний кордон смотрит на рабочих, держа в руках шоковые дубинки, внешний смотрит наружу, у входа в подвал два «экзоскелетчика» с пулеметами. Однако самым опасным был человек в офицерском бронекомбинезоне с нашивками капитана. Он стоял прислонившись спиной к кабине фуры и внимательно приглядывал за своими бойцами — если что-то из груза пропадет или пострадает, именно на него упадет вся ответственность. Нужно было как-то отвлечь всю эту толпу, но Жнецу не пришлось ничего придумывать, за него все сделал случай. Один из патрулей, видимо озверев от безделья, принялся шмонать репортеров на предмет документов, а когда дошли до фургона в котором Жнец украл жилетку, то наткнулись на того самого оператора, которому жилет принадлежал. Человек полез в салон и не обнаружив вещей поднял шум, грозящий перерасти в полноценный скандал. Парень попался не робкого десятка и оттолкнул полицейского, когда тот попытался накинуть на руки задержанного наручники. Напарники толкнутого набросились на оператора, моментально повалив его на землю и принимаясь охаживать по бокам шоковыми дубинками. Поднялся галдеж и крик — репортершу которая заорала благим матом за компанию с оператором ударили головой об фургон, чем привели в бешенство остальную братию бумагомарателей и экранных болтунов. Они начали потихоньку стекаться к драке, а следом за ними снимались и полицейские, которые почуяв хоть какой-то движ, изрядно оживились, начав бить всех подряд. Кто-то включил камеру пытаясь записать происходящее, но двое патрульных тут же арестовали оператора, для верности приложив лбом об асфальт — камера естественно была разбита. Через минуту образовалась знатных размеров свалка, в которой мелькали бронекостюмы копов и разномастная одежда репортеров, которых безвозбранно мутузили. Наконец масштабы происходящего перевесили чашу терпения и капитан полиции, отлепился от машины и взяв с собой пять человек из внешнего кордона, отправился разгребать это дерьмо. Но главное освобождая Жнецу путь. Райс воспользовавшись тем, что все сейчас смотрят на потасовку проскользнул мимо разгружаем фуры, к той которую будут подводить следующей. Вскочив на подножку кабины, он распахнул дверь и ввалился в душный, пропахший немытыми носками салон. — Я до сих пор не понимаю что ты собираешься делать? — Прошуршала Сомбра, наблюдающая за Жнецом через веб-камеру, закрепленную на приборной панели машины. — Угнать фургон? — Нет… — Жнец перевалился через кресло и встал в небольшом проходе, ведущим в зону отдыха. Как и во всех машинах дальнобойщиков, там располагались небольшая лежанка, застеленная скомканным бельём, и грудой лежали какие-то вещи водителя. Но Жнеца интересовали не они, а аварийный люк, ведущий напрямую в грузовой отсек — обычно их не делали, поскольку груз перевозился на отдельных контейнерах, но конкретно эта фура, принадлежала к редкому виду, и предназначалась для перевозки особенно ценных вещей, а потому грузовой отсек был единым целым с кабиной. Найдя его, Райс подцепил крышку острием ножа и без труда протиснулся к грузу… …Сапоги Жнеца ударились об толстый покрытый рифленым железом пол и по отсеку прошлось тихое эхо. Вокруг было темно как в погребе и почему-то пахло соломой. Жнец щелкнул кнопкой на коммуникаторе, включая фонарик. Яркий белый луч забегал по содержимому. Внутри оказались целые штабеля пластиковых ящиков, разных размеров и форм, очень маленьких — размером с ладонь, до крупных почти в человеческий рост. Они стояли вертикально, мягко побалтываясь в полупрозрачных полях антигравитационных зажимов, от которых и исходил запах соломы. Жнец принялся медленно ходить вдоль ящиков, то и дело примериваясь к ним спиной, в попытке определить влезет ли он внутрь. В этом и состоял план — вряд-ли рабочие обратят внимание на вес груза, и пронесут Жнеца прямиком в подвал. Но что-то явно шло не так. Внутри не было ящика способного вместить габаритную тушу Габриэля, и тот уже начал опасаться, что план провалится. Как вдруг у самого выхода, ему на глаза попалось нечто занятное, заставившее Жнеца тихо хмыкнуть… — Что ты видишь? — Спросила хакерша, потерявшая визуальный контакт. — Что-то интересное? — Да… — Жнец подался вперед. — Моя путевка вовнутрь. Перед ним, медленно парил костюм чумного доктора, заключенный в хрупкий стеклянный ящик…