Тирания порядка

…Вопли Сомбры становились все громче и громче, постепенно преодолевая возможности самых громких голосов планеты, и приближаясь к уровню оперных див. Это был преисполненный боли и чистейшего, животного ужаса вой, от силы которого содрогался воздух, а уши Габриэля грозились начать истекать кровью. На своем веку Жнец слышал много разных воплей, от тихого хныканья, когда допрашиваемому только начинают угрожать пытками, до душераздирающих воплей, рвущихся из глубины души когда в дело вступает кипящее масло, жидкий гудрон или пыточное кресло, транслирующее в мозг человека ужасные сцены, однако тот вопль что издавала глотка хакерши, ему слышать не доводилось. Так искренне, и оглушительно кричать мог только человек столкнувшийся с чем-то, что считал совершенно невозможным, и необъяснимым — самим ангелом преисподней, не меньше… Чистый, не поддающийся анализу ужас и боль. Впоследствии Райс будет ещё неоднократно содрогаться, вспоминая этот мрачный момент из своей биографии, и корить себя за непреодолимую черствость проявленную по отношению к ценному помощнику, однако, ярость — штука подлая. Она ослепила и оглушила Габриэля Райса, сделав совершенно безразличным совершенно ко всему, кроме собственной ненависти к предателям. Преисполненный ужаса крик, не вызвал ничего, кроме испепеляющей волны раздражения, и желания оборвать его, одним милосердным ударом ножа. Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, Райс вырвал наушник из уха и бросив его на пол, раздавил каблуком берца. Сквозь хруст сминаемого пластика, последние вскрики хакерши звучали особенно жалостливо, а следом за ними, донеслись отголоски чужого, ледяного и в то же время шипящего смеха. Но Райс его уже не слышал. Не слышал он и самого себя, не замечая как сквозь зубы прорывается яростный рык. Он уже ничего не слышал, кроме голоса, зовущего его мстить и убивать за своих друзей. Сердце кузнечным молотом долбило в груди, норовя проломить её изнутри, а кровь гудела в ушах, как самое жаркое пламя — по лицу и спине Райса катился липкий, пахнущий кровью пот, от которого одежда приставала к телу, а нос непереносимо чесался, улавливая чуждый для этого зала запах пепла. Кулаки мстительного духа с треском сжались — собственный гнев, был для него топливом и в то же время цепью, было сложно сделать первый шаг, особенно осознавая, что после него остановиться будет невозможно. Где-то в самой глубине пылающей преисподней, в которую превратился разум Жнеца, тихо, почти умоляюще звучали призывы инстинктов выработанных годами оперативной службы — они подсказывали что не стоит поддаваться разрушительному импульсу, надо подумать, и возможно даже предпринять стратегическое отступление. И пусть расслышать их было сложно, Райсу казалось, что разум говорит голосом Джека… Его друга, брата по оружию… Патрицианское, будто выточенное из белого мрамора, лицо капитана тут же предстало перед остекленевшими глазами Жнеца, улыбаясь во все свои тридцать два зуба. Такой живой, такой гордый — идеал человека — сейчас казалось страшным сном что Райс мог драться с ним. Всего несколько дней назад он был жив. А теперь… Воображаемый Джек вдруг померк — его кожа потемнела от сажи и покрылась грязно-красными каплями крови — голубые глаза закатились, извечный дерзкий огонь политического авантюриста погас в них. Сквозь изорванные губы течет густая, почти свернувшаяся кровь, собирающаяся на подбородке. Красные капли обтекают скулы, и текут, а шею… Теперь он мертв. Повержен. Предан собственными людьми. Лежит где-то там, под кучей обломков, в луже собственной крови… Этого было достаточно. Пламя едва улегшееся в груди вспыхнуло вновь. Как ядерный взрыв, оно зародилось в желудке и стремительно поднялась к глотке, покинув её в виде ужасающего по своей громкости рева. Воздух в серверной затрясся, словно от страха перед Жнецом, а сам призрак мести, резко развернулся на каблуках, и решительным шагом направился к коридору. Решение было взвешено, принято и подписано — все, кто причастны к предательству, умрут. Они хотели паники и хаоса, так они их получат, ибо теперь, уже поздно что-то менять… Габриэль вылетел в коридор словно пуля. Его тяжелые, решительные шаги гремели по полу, поднимая целые облака инея и снега, успевшего появиться на всех поверхностях, а дыхание раскаленным паром вырывалось сквозь прорези в маске. В жилах будто текла раскаленная магма, пар толкал конечности с уверенностью, свойственной скорее машине, нежели человеку, а голова превратилась в паровое ядро — он уже не соображал что делает, повинуясь запустившейся цепочке старых боевых рефлексов. С губ срывался зловещий влажный хрип — Жнец чувствовал как потеет, и вместе с потом ему казалось что кожа покрывается чем-то маслянистым и липким как патока, или гудрон. Однако, он не придавал этому особого значения. За считанные шаги он преодолел половину коридора, и только тогда заметил, что лифт, медленно спускается к нему. Группа захвата — предсказанная Сомброй — была близко, но безнадежно запаздывала к своей собственной гибели. Они станут первой, пусть и не обязательной жертвой у алтаря отмщения. Влажные, липкие губы Райса растянулись в хищной улыбке, демонстрируя ряды будто-бы заострившихся зубов, сквозь которые текла темная, почти черная слюна, а руки опустились к дробовикам. Их рукояти оказались подозрительно тёплыми и очень приятными — даже сквозь перчатки Жнец чувствовал что оружие жаждет утолить свой кровавый голод. Будто подчиняясь магнитной силе, руки Габриэля легли на пистолетные рукояти, и оружие с едва слышным лязгом покинуло свои импровизированные ножны, поднявшись на уровень груди. Оружие было необычным, даже сквозь ярость Жнец это явственно ощущал, оно будто обладало своим, норовистым интеллектом, стремясь подчинить стрелка своей воле. Рукояти с каждой секундой становились все удобнее, невидимые статические разряды пробегали сквозь них прямиком в нервные окончания, заставляя пальцы сжиматься ещё крепче. Это была связь через которую Жнец ощущал дробовики как продолжение своего тела, в этот момент он мог точно рассказать как оно устроено, и собрано, какая деталь как работает, будто это были его собственные внутренние органы. Четыре черных ствола уставились на створки лифта, выжидая приближающихся солдат и будто одобряя нового хозяина их курки взвелись сами по себе, издав приятный щелчок, напоминающих треск ломаемых костей. Стоило огромных усилий, дождаться нужного момента и не начать стрелять. Каждая черточка демонического оружия жаждала крови. Лифт, издал тихий свист магнитных полей, меняющих свою полярность и остановился. Его створки бесшумно поползли в стороны, выпуская наружу отряд наемников из гарнизона представительства. Десять бойцов, облаченных в тяжелые бронежилеты, натянутые поверх утепленных комбинезонов, и вооруженных короткоствольными ПП, подались вперед, торопясь занять коридор. Слишком поздно они осознали, что смотрят прямо в дула дробовиков. Лишь один успел вскинуть свой ПП и точка ЛЦУ засияла на груди Жнеца. В тот же миг, пальцы Габриэля спазматически дернулись вдавливая спусковые крючки. Дробовики дернулись, как боевые псы, жаждущие сорваться с поводка, из их стволов врывались ослепительно-яркие шары пламени, толкающие перед собой облака пороховых газов, и в наемников с четко различимым свистом полетели четыре заряда крупной картечи. Она была необычна — бесформенная, объятая черным дымом, будто дробовики стреляли душами грешников. Словно в замедленной съемке, Райс видел как её снопы врезаются в первых людей, пробивая их бронежилеты навылет и пронзают внутренние органы, превращая их в кашу. Картечь легко проходила сквозь кевлар и титан, превращая его в мелкое металлическое крошево и рвала плоть, превратив людей в ужасающее кровавое месиво. Первый наемник, принявший на себя большую часть заряда, будто взорвался кровью, откидываясь назад. Его бронежилет с треском вмялся внутрь осыпая все вокруг патронами, из лопнувших от удара магазинов. Противоударная подложка из силикона, вспучилась, расходясь фонтаном белых капель, но не смогла остановить неведомый боеприпас. Грудная клетка хрустнула и разлетелась раскрывшись веером из обтянутых плотью ребер. Голова безвольно дернулась назад и сквозь дыхательные мембраны брызнули струи крови. Облако кровавых брызг, тут же окрасило белый камуфляж в красный, превратив кабину лифта в живописное подобие холодильника на скотобойне. Жалкий предсмертный крик стал глухим бульканьем и боец, будто тряпичная кукла, рухнул внутрь лифта, прямо на своих товарищей, поливая их кровью из разорванных артерий. Но остальным наемникам было не до него — заряды прошли насквозь, учинив внутри лифта настоящую мясорубку. Часть получили ранения и теперь вопили пытаясь пережать кровотечение или хрипели, захлебываясь собственной кровью. Костюмы бойцов изорвались и воздуха заполнили клочья ваты, моментально промокающей от крови. Двое тяжко привались к стене, громко крича от боли — у одного почти начисто была оторвана рука, и сквозь дыры в вате, виднелся обломок кости, в котором застрял искрящийся картечный осколок. Его товарищ держался за голову, закрывая руками треснувший пополам визор шлема — сквозь пальцы толчками шла кровь, она подхватывала осколки визора, давая разглядеть огромную дыру, в которую превратился подбородок несчастного. Наемник стоящий за первой жертвой, лежал на полу и спазматически дергался — у него не было бока. В буквальном смысле, лишь сплошная мясная каша, смешанная с обрывками одежды. Боец хрипел и визжал, держась за огромную рану, сквозь пульсирующие края которой виднелись обломки ребер. Ещё трое были ранены легче, ушиблены или порезаны, и просто потеряли равновесие — зато остальные были вполне боеспособны. Они матерясь от злобы и страха, принялись расписывать раненых, в бесполезной попытке пробиться наружу. Но Райс не собирался давать им такую возможность. Его пальцы ещё раз нажали на спусковые крючки, а потом ещё и ещё. Он все стрелял и стрелял, не в силах остановиться в своем смертельном угаре. Один залп за другим обрушивался на лифтовую кабинку, превращая её обитателей в кровавый фарш перемешанный с костями. Картечь врывалась внутрь, не оставляя шансов на выживание и пройдя сквозь цель принималась бешено рикошетить, разрывая людей на части. Всплески крови и вспышки выстрелов заполнили весь взор Жнеца, причиняя ему истинное, садистское удовольствие. Его месть свершается! Прямо сейчас! В воздух взлетали чьи-то конечности, осколки костей и обрывки плоти вперемешку с одеждой. Кровь окрасила стены и уже начала выливаться наружу, переваливая через небольшой порожек лифта. Раненные на полу вопили от боли, а их товарищи падали сверху, уже мертвые или агонизирующие. Кому-то оторвало руку, превратив её в крупный фарш, кого-то пришпилило к стене как жука и человек судорожно хватался за вываливающиеся наружу внутренности. Ещё один залп и голова командира бригады задорно покинула положенное место, оголив позвоночник, а следом и грудь человека взорвалась брызгами. Магазины в разгрузке издали тихие хлопки детонирующих боеприпасов, и от них повалил густой дым, сквозь который были видны крошечные язычки пламени. Стоящий слева наемник дернулся вбок, пытаясь укрыться за створкой лифта, но мощный рикошет вспорол ему спину, от почек до шеи и боец с воплем упал вперед, погружая руки в развороченную грудь одного из своих товарищей. В тот же миг заряд картечи сбил уронил его на пол, начисто сорвав всю плоть с левой части тела. Ещё трепещущее сердце само вывалилось из раны, держась на артериях. Двое наемников привалились к задней стенке, с разорванными животами и шеями — их желудки вываливались, орошая все смесью желчи и крови. Последний, ещё не раненый наемник, сел в углу и начал стрелять в ответ целясь в очерченный залпами силуэт Жнеца. Длинная очередь из экспансивных пуль поразила двух раненых, валяющихся перед ним, подарив блаженную смерть, а потом несколько пуль впились в плечо Жнеца. Райс громко вскрикнул, ощущая как боль расползается по телу, и видя как кровь течет по рукаву, однако это лишь разозлило его ещё больше. Он двинулся вперед стреляя все чаще и чаще, а патроны в дробовиках и не думали кончаться. Дымящиеся гильзы сыпались на пол, издавая мерный перестук, воздух в коридоре пропах порохом и дымом, а уши заложило от громоподобных выстрелов. Даже глаза Жнеца немного ослепли от яркости выстрелов. Ладони болели, кожу и плечи кололо от отдачи, но он этого не замечал… Незадачливый стрелок слишком поздно понял что патроны уже кончились, и попытался найти новый магазин. Но прежде чем трясущиеся от страха руки ухватились за разгрузку, Райс разрядил все четыре ствола в наемника. Его голова исчезла в брызгах крови и мозгов, осколки шлема и черепа, ушли глубоко в плечи, и в потолок ударил фонтан артериальной крови. Раненные и стенающие наемники кучей валялись в лифте. Их руки и ноги спазматически дергались, глаза закатывались, с окровавленных губ срывались крики и хриплые стоны. Из последних сил они зажимали раны, или пытались найти аптечку. Один из них тряс уже мертвого друга, не замечая что сам лишился содержимого живота, рядом лежал боец пытающийся открыть аптечку, но «молния» никак не поддавалась пальцам, лишившимся части фаланг. Под стоны и крики, Райс опустил оружие на всю эту копошащуюся кучу предельно хреновых солдат и ещё несколько раз выстрелил, окончательно превращая их в кашу. Кровавый плеск, сбрызнул его одежду, превратив чумного доктора в ужасающее зрелище, но оно было не более страшным чем груда плоти и остатков одежды, что лежала на полу, и ещё миг назад была целой группой наемников… Райс шагнул вперед, по щиколотку погружаясь в чавкающую и булькающую плоть. Райс отпихнул от себя ещё дергающиеся части тел и нажал на кнопку лифта. Как ни в чем не бывало, аппарат закрыл створки, пару раз ударив чью-то ногу, мешающую подъему, и тихо гудя поехал вверх. На пару минут в кабине воцарилась кровавая идиллия — тихая, и зловещая. Весь лифт был в крови. Кнопки на стене стали красными, мелкие капли текли со стен, оставляя влажные дорожки, а лампа под потолком давала слегка розовый свет. От перемены магнитных полей, кровь на полу аномально дернулась, на мгновение почти взлетев, а потом с плеском растеклась вновь, полностью покрывая собой все пространство. Куча истерзанных трупов вся была покрыта ручейками и каплями, постоянно пополняющими кровавый бассейн внизу. С крыши тихо чавкая отвалился кусок чьего-то лица, намертво прилипший к визору шлема, а следом за ним, на Райса начали капать мозги. Один наемник ещё дергался — шлем был проломлен, правая половина головы отсутствовала начисто, давая разглядеть сокращающиеся мышцы шеи, и вытекающий мозг. Спазматически сокращались пальцы и целые конечности. Чья-то ладонь обхватила щиколотку Жнеца, но тут же безвольно упала, в лужу из чьей-то печени вперемешку с выпавшими из подсумка магазинами. — Группа захвата! Группа захвата! Говорит штаб! Рапорт! — Требовательно зашуршала рация, висящая на поясе у бригадира наемников. Динамик был поврежден, почти перебит на две части осколком бронежилета, а потому нещадно фальшивил превращая голос в кваканье. Не обращая на рацию внимания, Жнец тяжело выдохнул. Запах крови наряду с адреналином, и сладостным чувством убийства будоражил его, переполняя желанием продолжить кровавую вендетту. Его резко передернуло, и с губ сорвался нервный смешок, граничащий с безумием. Сладостное чувство наполняло жилы, как чистый нектар, устремляясь прямо в возбужденный мозг. В ладонях кололо от выстрелов, плечо саднило, и казалось будто кость медленно заталкивают в дробилку для камней. Глаза Габриэля скосились на рану — в плече было четыре неаккуратных пулевых отверстия, из которых струйками текла кровь. «Странно» — Вдруг осознал Габриэль, отпуская один из дробовиков, и пальцем тыкая в большую кровавую каплю, текущую по обрывку плаща. — «При такой ране, я не мог бы двигать рукой…» Но он мог. С болью, но мог. Кровь толчками продолжала литься наружу, и приглядевшись к ней, Жнец обнаружил, что она полниться липкими черными сгустками. Растерев их пальцем, Габриэль ещё больше задумался — сгустки были липкими и скользкими, чем-то напоминая одновременно и нефть, и ртуть. Их становилось все больше, и вскоре к ним добавились капельки чего-то красного, похожего на искры. " Что это? " — - Задумался Райс, подмечая что крови становиться все меньше и ей на смену приходит черная субстанция. Ответа не было. На фоне продолжала надрываться рация.  — ГЗ! ГЗ! Ответьте штабу! Что там у вас происходит! — Кричала явно взволнованная связистка. — ЭЙ! Менять кто-нибудь слышит! Доложите о выполнении операции! Ну же, хоть кто-то! Ганс? Нормунд? Фолквэр?! Да ответьте уже наконец!!! Господи боже… Тоже время. То же место. Зал проведения благотворительного аукциона. Как и предрекал старый бригадир грузчиков — земля ему пухом — не смотря на достаточно позднее время, торги ещё не начались, уступив большую часть времени обильному фуршету, и небольшим возлияниям, к которым были столь склонны все люди имеющие в кармане пару миллиардов, и целую отрасль производства. За сутки, к зданию представительства «Овервотч» стеклись если не самые сливки списка «форбс», то по крайней мере люди, которых можно с уверенностью назвать их руками, глазами и ушами. С самого раннего утра, Женева гудела, от новостей, а журналисты, голодные до редкого материала, заполоняли улицы, вдоль основного движения кортежей. Они не прогадали — первым, в шесть часов утра, в аэропорт Женевы, прибыл представитель «Лумерико», на своем частном самолете. Хосе Андрес — был правой рукой генерального директора корпорации, и по совместительству его зятем, что давало ему почти равные с директором права. Следом за ним, прибыла пара послов от «Хеликс», расщедрившаяся на небольшие интервью для местных телеканалов — все конечно грустные, и даже мрачные (Хеликс многие годы поставляла «Овервотч» оружие, но десять лет назад организация открыла свое производство, и прежние партнеры стали не нужны, потеряв двадцать процентов акций). Прибыл и Тай Вань-Юн из «Лу Чэн Интерстеллар», в сопровождении в своей жены. Таким образом, прибыли почти все члены «Большой пятерки», составляющей основу общемировой промышленности. Не хватало лишь человека из «Вишкар» и от Вольской. Впрочем отсутствие двух промышленных титанов, с лихвой окупала целая толпа организаций поменьше. В частности целая делегация от «Аксиом», три человека от «SST Laboratories» и ещё множество видных деятелей, промышленников и политиков, приглашенных на торги, надолго заполонили улицы. Практически все прибывающие отчаянно старались делать вид, что им необъятно жаль, и что они не знают как дальше быть, и большинство людей им верили — настолько сильна была трагедия. Лишь спустя пару лет, самые смекалистые произведут подсчеты, и выяснят, что каждая корпорация из присутствующих только выиграла от устранения столь большого, и опасного конкурента, откусившего свой кусок, от практический каждой промышленной отрасли на планете. Сразу по прибытии, высокопоставленных гостей встречал большой кортеж из наемников бригады «Преторианцы» — которых по такому случаю одели в белые парадные мундиры, и дурацкие фуражки с высоким красным плюмажем, ниспадающим аж до пояса. В добавок к наемникам, приставлялись несколько бронированных лимузинов, и квадроциклов, призванных защищать гостей своими бортами. Прохождение по городу было несомненно величественным, и даже излишне помпезным — обочины полнились журналистами, среди которых важно прохаживались сотрудники полиции, фотовспышки сияли на черных лакированных бортах машин, а от рева голосов не было слышно решительно ничего. Кортежи вальяжно проезжали через самые широкие улицы, и вскоре оказывались на финишной прямой перед представительством «Овервотч», где их встречал целый кордон из полиции, и наемников, тщательно сканирующих транспорт и людей, на предмет взрывчатки, или маскирующих полей. Исключений не было сделано ни для кого, даже представитель епископата был тщательно проверен, вплоть до последнего кармашка его необъятной, черно-фиолетовой сутаны. Далее все шло уже в присутствии лишь доверенных журналистов, которые напишут, и снимут именно то, что требуется — машины подъезжали к главному входу в представительство, где их уже встречал сам Жерар, с напускной траурной маской. Надо отдать ему должное, выглядел месье Лакруа и впрямь, весьма подавленным — огромные синяки под глазами и сеточки вен, покрывающие белки, слегка осунувшаяся спина, и хриплый голос. Все это создавало очень хороший камуфляж, заставляющий верить в истинность его скорби после столь «тяжкого удара». На самом деле все было несколько проще… …Жерар Лакруа, ничего бы не добился на политическом поприще, если бы ещё на ранних этапах своей работы, не понял — политика, не более чем хаотичный, и переменчивый карнавал. У политиков нет лиц, лишь маски, и чем искуснее ты умеешь их носить, тем лучше. Конечно, подобный маскарад был чреват, в частности со временем, подобная «игра» в «маски» становилась частью жизни, и политики уже точно не могли сказать, где кончается очередная личина, и начинаются они сами. Жерар освоил это искусство в совершенстве, и вскоре стал человеком «с сотней лиц», а потому было бы глупо полагать, что на он на самом деле переживал за гибель «Овервотч». Скорее его беспокоило невероятное обилие проблем, возникших после распада организации, начиная от перераспределения ресурсов, и заканчивая маскировкой истинной причины катастрофы на центральной базе. Требовалось связаться с целой армией помощников, выстроить верную линию работы со СМИ, и еще многое-многое другое. Открыто пойти на переговоры с корпорациями, он не мог, зато закрытый благотворительный аукцион как ничто другое подходил для проведения скрытых переговоров… …Под мероприятие столь крупного масштаба, требовалось и соответствующее помещение. К превеликому отвращению богачей, представительство «Овервотч», было построено в простом функциональном стиле, и не изобиловало, громадными помпезными залами. Люди привыкшие к роскоши, не всегда были готовы принять простые, почти «Спартанские» реалии, в которых происходило строительство. Впрочем позднее этот стиль сохранился. Организация состояла из солдат и боевых ветеранов, которых не очень интересовали херувимы под потолком, или ковры на полу — лишь простые, аскетичные стены и пол. Из всех внутренностей, лишь центральный коридор был украшен. Жерар не собирался менять что-то в этом здании только ради прибывающих гостей — все-равно уже через месяц представительство станет музеем — но тем не менее, решил разместить их в самом комфортном помещении, какое только мог найти. Это был прежний главный актовый зал, хранящий в себе все самые славные моменты и триумфы «Овервотч», воздух здесь был пропитан теплом эмоций, а коснувшись стен, можно было ощутить невероятную ментальную энергию, оставленную здесь многими сотнями прежних посетителей. Для «Овервотч», это был священный зал, в стенах которого Джек Моррисон официально заявил миру, об безоговорочной победе человечества и окончании омнического кризиса; здесь же спустя несколько лет, стояли гробы с погибшими в ходе первых терактов, направленных против организации»… Впоследствии, здесь проходили крупные брифинги и сеансы общения с прессой, собирающие такое количество желающих задать вопрос, что все представительство было переполнено, и даже внешняя площадь ломилась от людей. Все эти величественные слова, по сути сказаны об длинном, но достаточно узком зале, отдаленно напоминающим станцию метро, построенную в лучших традициях двадцатого века. Будто желая соответствовать подобному сравнению, пол зала, располагался значительно глубже, чем это казалось снаружи. Для постороннего человека, высокие стрельчатые окна, покрытые витражами, вели прямиком в зал — на самом же деле, они расположились под самыми сводами потолка, на высоте почти двадцати метров. Разноцветный свет, узкими, хрупкими копьями проходящий сквозь них, не достигал пола, рассеиваясь уже где-то там, наверху, среди многочисленных приборов орбитальной связи, и голографических проекторов. Нити из проводов образовывали настоящую паутину, среди которой ползали небольшие дроны-ремонтники, постоянно ищущие разрывы в кабелях. Их деятельность раскачивал провода, и изредка по залу прокатывался тихий шорох, или начинала сыпаться свалявшаяся пыль. В качестве источника освещения, использовалось специальное силовое поле, благодаря действию которого, воздух вокруг начинал мягко светиться, как-будто сквозь него проходили тысячи вольт, в виде микроскопических молний. Как поле управлялось, а главное где конкретно в зале было установлено, никто уже давно не знал — подобная технология была почти уникальным наследием омников-инженеров времен кризиса — но свет в зале каким-то чудом всегда был именно той яркости, какая требовалась, для съемок, или очередного мероприятия. Стены и пол зала, были отделаны небольшими гранитными плитами, стилизованными под средневековые замки — между ними красовались массивные латунные гвозди, и скобы. К ним крепились тяжеленные и потрясающе длинные шелкотканные гобелены, медленно раскачивающиеся на прохладном сквозняке, идущем из-под пола. Вся их поверхность была расшита самыми разными сценами из истории существования «Овервотч», от самого её зарождения в пламени агонизирующего человечества, вплоть до нынешних дней. Вот Джек Моррисон, стоящий на бруствере с простреленным флагом в руках; следом идет сцена падения платформы «Гефест» — объятая пламенем, она погребает под собой небольшой горный пик — следом черным бархатом были вытканы бесчисленные ряды солдат Бундесвера, идущих в самоубийственную рукопашную атаку, метром ниже, под очень тщательно изображенными грудами трупов, орда омников захлестывает немцев и обращает Берлин в руины, а уже тремя полотнищами далее, уже роботы отступают под огнем тяжелой артиллерии… Потрясающее качество работы завораживало — казалось все эти крохотные фигурки, вышитые кем-то вручную, и вправду движутся, разыгрывая свои запечатленные в нитках сценки раз за разом.Между гобеленов, в больших нишах, стояли рыцарские доспехи, архаично собранные из самых разнообразных деталей от разных наборов брони. Элементы классического максимилиановского доспеха соседствовали с «полированной броней» или даже толстенными кусками турнирной брони. Выглядело это весьма странно, если не сказать сюрреалистично. Впрочем, людям похоже нравилась такая стилистика, а в головах проходила прямая аналогия между рыцарями-героями и «Овервотч»… В дальнем конце зала была громадная мраморная лестница, окруженная целыми каскадами балкончиков и ярусов, отгороженных низенькими перилами, с пузатыми балясинами. Обычно там размещались операторы с их камерами, или гнезда для дронов, издалека похожие на громадные пчелиные соты. На каждой десятой ступеньке стояли постаменты со скульптурами воинов, пародирующими античный стиль. Только в отличие от творений древних эллинов, алебастровые бойцы, были вооружены и одеты по современному, а на их груди сияли настоящие награды, приколотые с помощью мощных золотых швеллеров. Почести быть увековеченным в алебастре, удостаивались лишь самые великие герои «Овервотч», свершившие нечто недоступное простому человеку. Большинство скульптур уже немного пожелтели от времени, но те что стояли ближе к верхним ступенькам были явно свежее — на самом же верху, совсем недавно были установлены ещё две плиты. Вскоре на них водрузят памятники Джеку Мориссону и Габриэлю Райсу… Центр зала занимали плотные ряды весьма удобных кожаных кресел, украшенных золотыми и серебряными закорючками, изображающими не-то виноградные лозы, не-то ещё какую-то растительность, однако из-за заводского брака, металлические закорючки выглядели скорее как выпущенные кишки. В подлокотники кресел были встроены приближающие поля и различные разъемы для съемочной аппаратуры, даже небольшие передатчики узконаправленных лазеров, спутникового вещания. Иными словами, если бы зал захотел то мощью своего сигнала легко бы перекричать большую часть информационных систем на пару-тройку тысяч километров вокруг. Все кресла были обращены лицом к огромной величественной сцене, вырубленной в цельном куске розового гранита, который лежал на этом самом месте ещё во времена динозавров. Через равные расстояния на её лицевой части, были размещены символы «Овервотч», украшенные хризобериллом и александритом. По краю сцены шли блоки софитов, голографические проекторы и гнезд для камер, а в центре, на специальном возвышении стояло большое красное кресло. Высокие подлокотники, были украшены позолоченными львиными головами, а на спинке, блестели головки массивных латунных гвоздей. Венчала её большая статуэтка Фемиды, символизирующая особое правовое положение «Овервотч», относительно остального мира. Перед креслом, незаметно для окружающих, были установлены генераторы силового поля, способные легко отделить сцену от зала, почти нерушимой стеной, магнитных энергий. Именно на кресло были направлены софиты и камеры, от чего красная кожа, подернутая мелкой сеткой золотого шитья, постоянно блестела, будто кровь, разлитая по стеклу. Сидящий в нем мог созерцать весь зал, но в то же время явно ощущал себя будто на допросе… …Впрочем, Жерар Лакруа не страдал такой проблемой, напротив, столь видное место придавало ему ещё большей властности. Политик, предатель, спикер и просто самый хитрозадый сукин сын из всех известных, ощущал себя если не богом, то по меньшей мере властелином вселенной. Он был облачен в приталенный костюм из черного шелка, классического французского покроя. Короткий пиджак со скругленными плечами был застегнут на ряд золотых пуговиц, с оттиском символики ООН, но вопреки обычным пиджакам, не топорщился, а наоборот, будто прилипал к телу носителя. Такой эффект создавала нанонить, которой шелк был прошит в несколько слоев — она утягивала и отпускала одежду в нужных местах, не давая ей мяться, или некрасиво топорщиться, а заодно была пулестойкой. Нагрудный кармашек украшала небольшая голографическая роза, чьи лепестки мягко раскачивались на несуществующем ветру. Изредка они отрывались, и тут же рассыпались в прах, а на их месте тут же вырастали новые. Рядом с ней, на отвороте воротника, совершенно не таясь красовалась символика «Н.А.Б.Л.Ю.Д.А.Т.Е.Л.Я» — брошь в виде перечеркнутого красного глаза… Жерар, как и многие политики его уровня, паталогически боялся покушений, и хотя чисто подсознательно понимал, что с таким количеством охраны это почти невозможно, все же носил жидкостный бронежилет, умело замаскированный под рубашку. На фоне пиджака, она смотрелась очень уместно — обычная рубашка, потрясающего пунцового цвета, с высоким, округлым воротником, закрывающим шею, наподобие пасторского. Однако, под ней были умело распределены пакеты с атомарным гелем, способным остановить как лазер, так и пулю вплоть до винтовочного калибра. Рукава были дополнительно укреплены наночешуей, блокирующей осколки, а воротник на поверку оказывался стоячей кевларовой пластиной. Ноги Лакруа обтягивали узкие шелковые брюки, из-под которых выглядывали остроносые лакированные туфли, с золотой декоративной пряжкой сбоку… Лицо Жерара было почти полностью скрыто большой золотой полумаской, покрытой мелкой, гипотизирующе-красивой резьбой, похожей на арабскую письменность. Во лбу маски сиял массивный рубин, а к низу прикреплена звенящая при каждом повороте головы бармица. Лишь глаза владельца были видны окружающим, но и их на всякий случай прикрыли тонкими, полупрозрачными линзами. В дополнение к маске, правая рука Жерара сжимала массивный скипетр спикера — тяжеленная серебряная хреновина, была вся покрыта текстом на латыни, которую Жерар знал весьма посредственно, а на навершии покоился распахнутый всевидящий глаз. Вся эта атрибутика несомненно отдавала чисто масонским символизмом, не способствующим ничему кроме излишней ритуализации процесса заседания, однако Жерар любил сравнивать «Н.А.Б.Л.Ю.Д.А.Т.Е.Л.Ь.» с масонской ложей, или иллюминатами, которыми они по сути и являлись. Это позволяло вполне легко, и непринужденно пудрить мозги новопоступившим на службу личностям, вызвать у них трепет, и сакральное ощущение тайны. В левой же руке, Жерар вертел большие карманные часы, на длинной золотой цепочке, тянущейся от внутреннего кармана. Изредка он открывал их толстую крышку с оттиском герба фирмы-производителя, и бросал спокойный взгляд на циферблат. Времени было уже много, а ещё не все прибыли на его «частную вечеринку»… «Опасные игры ведете… Опасные…» — Подумал француз, в очередной раз принимаясь изучать часы. Серебряные стрелки медленно ползли к двенадцати. — «Опаздывать на мой зов вредно для бизнеса… И здоровья…» Его усталые, подернутые мелкой сеточкой вздутых вен глаза, плавно переместили взгляд на зал, уже заполнившийся гостями. Различные представители, послы и личные помощники генеральных директоров от более чем сотни сопричастных в «проекте» организаций, хаотично перемещались между рядов кресел, обсуждая что-то важное или таинственно перешептываясь. Их лица, так же закрытые масками, были все-равно известны Жерару — каждого он помнил ещё по первой встрече, и сейчас мог без ошибки назвать всех присутствующих по именам. Десятки людей затянутых в разнообразные, но непременно дорогие и чрезмерно украшенные, деловые костюмы, перебрасывались словами, перескакивая с одного языка на другой, громко цокали каблуками и бокалами с шампанским, которое развозили небольшие летучие дроны-официанты. Они собирались небольшими группками, или по двое, кто-то тихо сидел и смотрел в пустоту, явно что-то обдумывая. В дальнем углу, почти у самой лестницы представитель Хеликс — высокий, плечистый мужчина с явно военным прошлым, что-то нашептывал на ухо послу панпацификанской аграрной компании. Рядом с ними стоял мужчина из концерна «Калашников» и задумчиво разглаживал медную бороду, выглядывающую из-под бармицы маски — все знали, что Хеликс и русские давние партнеры, было только непонятно где представитель Вольской, ведь обычно это троица везде сидела вместе. Через три ряда кресел на них ядовито глядел пузатый делегат фирмы «Кольт» — последняя модель винтовок серии «М» продавалась плохо, в отличие от АК… На расстоянии в два кресла, достопочтенный немец из «Хеклер унд Кох» игрался в «кулачки» с бельгийским напарником, и уже выиграл у него пятьдесят дойчемарок. Почти в центре зала, плотно сгрудилась толпа азиатов — не очень понятно что они обсуждали, но гадковатый, злодейский смех, явно давал понять что хорошего ждать не стоит, и китайская промышленная гильдия задумала новую волну расширения. Неподалеку, безучастно что-то подсчитывал итальянец из «Боско-интернешенел», а перед его лицом в пустоту разглагольствовал представитель «Лумерико». Сбоку зала, большая группа людей собралась вокруг личного помощника Генри Гафта — нефтяного магната, недавно потерявшего аж четыре буровых платформы, и теперь отчаянно ищущего новые месторождения. К ним спиной стояли три женщины из СЭК (Северная Экологическая Комиссия) — они с явной неприязнью поглядывали на человека Гафта, припоминая что при гибели платформ, тонны нефтяных отходов попали в море. Хотя, их организация хранила в шкафу гораздо больше тайн, нежели просто разлитие нефти, и среди них был даже экотерроризм в пользу «проекта». Особняком расположились фармацевтические корпорации — как ни странно, но они смогли выработать единую позицию, и скорее всего поделят все полученное поровну. Сейчас же они просто непринужденно беседовали. Им в противовес ругались менеджер компании «Боинг» и низкорослый представитель «Лу Чэн Интерстеллар» — оба хотели единолично получить в свои лапы чертежи «Супервспышки»… Их крики разносились над залом громче всех, и вскоре могло дойти до рукоприкладства. Вокруг них ходил архиепископ Мартин Картер — присланный самим Папой… Он был серой овцой, присланной на смену старому послу Ватикана (предыдущий таинственным образом оказался втянут в гущу разборок мафиозных домов Рима и его машина была расстреляна более чем из сотни автоматов) и было совершенно неясно, какую политику он изберет, выискивая выгоду для «святейшего». Пока-что его хождения по залу напоминали маневры акулы, почуявшей кровь. Впрочем, не стоит забывать, что большинство из присутствовавших в зале, даже не подозревали об истинных масштабах организации, в которую они вступили. Слишком уж многих привлекала таинственность и корыстные перспективы. Лакруа не сомневался, что во всем зале лишь десяток человек, реально посвящен в операции организации, а не является её инструментом… По мере того как шло время, напряжение в зале нарастало, а вместе с ним и количество выпитого шампанского. Все отчетливо понимали, сейчас будет происходить не аукцион, а самый настоящий раздел собственности «Овервотч» и зависеть его результаты будут от того, насколько ты сможешь убедить спикера, в своей полезности. Каждый пытался подгадать какой кусочек лучше заграбастать в свои руки, и получить побольше выгоды. На этой почве моментально появлялись и рушились временные союзы, плелись внутренние заговоры, и строились стратегии того как получить побольше, прилагая усилий поменьше. Прежняя дружба и вражда тут же были забыты в угоду выгоде, поступались договорами сделками сулящими прибыль поменьше, и даже корпоративной этикой, открыто строя заговоры. Скоро многие получат новые назначения и задания, другие будут отстранены — все получат свою выгоду, или же понесут убыток. Жерар отлично знал это поведение — стоило где-нибудь в присутствии богачей проронить слово «ничейные деньги», как они тут же устраивали драку за право их получить. На зов спикера пришли почти все, кроме представителя концерна Вольской и Вишкар, а это означало, что вскоре у них появятся новые представители… До двенадцати оставалось меньше пяти минут. Закатные лучи солнца уже перестали проникать через окна наверху, и на место них появилось неоновое свечение ночных ламп. Взгляд Жерара пополз в сторону дверей, ведущих в зал. По бокам от них, на площадках предназначенных для установки камер, скучали наемники-преторианцы, выполняющие роль почетного караула, и небольшие группы полиции, возглавляемые доверенными офицерами. Вид оружия не очень радовал гостей, но их никто не собирался слушать — безопасность есть безопасность. И как выяснилось Жерар не ошибся — десять минут назад, ему сообщили что кто-то, под прикрытием суеты проник в здание. Скорее всего это был репортер, или ещё какой-нибудь псих, охочий до секретной информации — не желая срывать «аукцион», француз решил не поднимать тревогу, тихо отправив группу наемников разобраться. Подобное было обычной практикой, и за последние годы, он уже привык к постоянному вниманию газетных крыс, а на почве роспуска «Овервотч», их внимание стало совсем невыносимым. Совсем недавно, ему пришлось покинуть свою загородную резиденцию, осажденную репортерами, и перебраться на Илиос, чтобы хоть пять минут побыть вне посторонних глаз. Однако, сейчас что-то шло явно не по плану, прошло уже много времени, а от охраны вестей не поступало. Как вдруг…  — Господин спикер. — На запястье Жерара легла тяжелая рука, облаченная в плотную черную перчатку, обшитую кевларовыми вставками, и керамческой чешуей, предохраняющей от осколков. Француз вздрогнул от неожиданности, на мгновение ощутив, как сквозь костюм проходит замогильный холод, излучаемый неизвестным гостем. Это был невысокий, но крепко сбитый человек, чьи пропорции скрадывались плотным бронекомбинезоном, покрытым толстым слоем черного световолокна. Оно скрадывало все тени и лучи света, ниспадающие на человека, превращая его в плохо различимое размытое, дымное пятно. Глаза просто отказывались воспринимать его как материальный, объемный объект, для них он был лишь плоской тенью постоянно меняющей свои грани, и даже на дистанции в пару метров было сложно точно сказать какого он роста, или комплекции. Поверх костюма, была плоская разгрузка, интегрированная в тяжелый бронежилет, похожий на кавалерийскую кирасу рыцарей позднего средневековья. По краям кирасы, вдоль поручей, и покатых наплечников, были вмонтированы проекторы маскирующего поля, делающие носителя почти невидимым, как при свете солнца, так и во мраке ночи. Эти штучки, были сняты военными с омников-разведчиков, и с тех пор их успели изрядно переработать. Подобное снаряжение было дорогим, и невероятно редким, и устанавливалось обычно на тяжелую технику, или военные корабли — видеть подобное на человеке, было чем-то почти невозможным. Но на этом технологические штучки неизвестного не оканчивались — на левом бедре висел плазменный пистолет, а за спиной виднелся массивный приклад магнитной винтовки, «Хеликс». Пояс наемника украшали черные ножны из плотного материала, очень похожего на дубленую кожу, в которых покоился длинный кинжал. Голову неизвестного закрывал узкий шлем-маска, с непроницаемым металлическим забралом, в глубине которого мягко мерцали блоки объективов, придающих голове владельца схожесть с головой насекомого. Прошло несколько полных ужаса секунд, прежде чем Жерар узнал наемника Синдиката, призванного охранять его, и координировать других наемников. Француз невольно выдохнул, ощущая себя несколько уязвленным — иллюзия абсолютной власти разбивалась об наемника как «Титаник» об льдины. Этот человек умудрялся каждый раз портить настроение ибо за последние несколько дней, француз не узнал о своем спутнике решительно ничего, ни имени, ни лица, и каждый раз пугался его резкого появления. Оказалось, что он совершенно неспособен привыкнуть к такому телохранителю. Он бесшумной тенью следовал за Жераром, умудряясь проходить через все кордоны охраны, абсолютно незамеченным. — Господин спикер, есть новости, по поводу нарушителя. — Пробубнил наемник, и из-под его шлема вырвалось несколько струек пара. — Его взяли? — Нарочито спокойно спросил Жерар, хотя боец «Синдиката» его порядком пугал, своим присутствием. — И кто это был? Журналист? — Это он нас взял. — Коротко ответил наемник. — Группа захвата перестала выходить на связь, и скорее всего они мертвы. Может прекратим торги на сегодня и выведем людей из помещения? — Что? — Лакруа недоуменно воззрился на подчиненного. — Один человек перебил отделение «Преторианцев»? Вот что, торги должны состояться, делай что хочешь, но чтобы через десять минут, у меня был доклад об устранении, ясно?  — Может все же, поднимем общую тревогу? — Не в коем случае! — Зашипел Жерар. — Пусть все думают что все тихо и спокойно, все равно, вы убьете нарушителя, и будет тишина! Все, работать! — Есть. Задействую полицию. — С этими словами наемник шагнул назад. По его одежде прокатилась волна серого мерцания, и человек растворился в тенях, что отбрасывало кресло Жерара. Француз тяжко вздохнул, ощущая как где-то в глубине души зарождается очень нехорошее предчувствие. Похоже вечер переставал быть томным…

***

То же время. То же место. Где-то в комплексе. Двери лифта распахнулись и через порожек с тихим плеском перелилось немного крови. Полицейские, стоящие полукругом перед лифтом, тут же вскинули оружие, водя стволами из стороны в сторону. Лучи фонарей ворвавшиеся в кабину, тут же заблестели на груде трупов, лежащих вповалку, кровавые ошметки облепляли стены, а кровь, уже ручьем лилась в коридор. Десяток наемников, был мелко порублен, и утрамбован неизвестным маньяком. Ужасные травмы и повреждения, выглядели так, будто людей расстреляли из зенитного пулемета — сомнений не было, внутри все трупы. — Господь всемогущий… — Прокряхтел один из полицейских, покрепче перехватывая винтовку. — Кто это мог сделать? — Не важно, похоже он тоже труп… — Одернул его лейтенант, указывал стволом помпового ружья, в самый дальний угол лифта. Там, оперевшись на стенки, развалился некто в черном костюме чумного доктора. Это казалось весьма странным, однако чего полиция Женевы только не навидалась на своем веку. Нарушитель был весь перемазан в крови, и хотя за горой трупов было не очень видно, похоже потерял часть кишок. — Охренеть… Чумной доктор «полечил» наемников… — Прошептал другой боец, беззаботно опуская оружие. — Суровое средневековое «иглоукалывание» — Поддакнул лейтенант. — А теперь, мистер шутник, иди и проверь, мертв он или нет. — Эх, ну почему всегда я… — Раздосадованно пробурчал коп, и закинув автомат на плечо, понуро побрел к лифту. Подойдя поближе, он принялся осторожно переступать через развороченные, и перекромсанные трупы, стараясь не запачкать форму, однако уже через шаг, его нога поехала на чьей-то плоти, и берец ушел глубоко во вскрытое тело. С хлюпаньем и чавканьем, он вытащил ногу обратно, но на берце остался чей-то ошметок. Коп с омерзением потряс ногой, но уже через пару шагов, понял, что осторожничать не имеет смысла. Кровь забрызгала и штаны, сделав их неотмываемыми, а к тому моменту когда полицейский добрел до тела нарушителя, он уже весь был в крови. Она медленно стекала по его бронежилету, капала на шлем, пачкая прозрачный лицевой щиток, и неприятно холодила спину, каким-то образом попав под спинную бронеплиту. Сделав ещё два шага, через чей-то слегка обугленный труп, коп застыл над нарушителем, и осторожно потыкал в него автоматом.  — Он определенно мертв, а вы должны мне новые штаны… — Констатировал он, не получив никакой реакции. Глаза забегали по телу, выискивая хоть малейшие признаки жизни. На первый взгляд, он был несомненно мертв, ибо не дышал, и даже не дергался. Неизвестный враг был ранен в плечо и по ткани медленно текла густая, абсолютно черная жидкость, больше похожая на машинное масло. Заинтересованный полицейский протянул пальцы, но лейтенант сбил его с мысли, окликнув. — Да? Сними с него маску, и проверим по базе! Может он террорист и нам премию выдадут! — Крикнул лейтенант, явно не желая приближаться к окровавленному лифту, тем более что запашок оттуда валил ещё тот. — Вот урод… — Прошептал полицейский. Он нехотя присел на корточки, ощущая как зад касается чьего-то развороченного плеча, и закинув оружие за спину, осторожно взялся руками за «нос» маски. — Ну-ка, кто ты, мистер-птица… Как вдруг, сквозь непередаваемое омерзение, он почувствовал какое-то движение, а подбородка коснулось что-то холодное, и пахнущее порохом. Глаза полицейского недоуменно скосились вниз, и он увидел ствол дробовика, глядящий ему прямо в душу.  — Какого чер… — Голос полицейского был полон неподдельного удивления, в тот момент когда Жнец спустил курок. Лифт осветил двойной выстрел и голова полицейского взорвалась кровавыми брызгами — кости вперемешку с обрывками кожи, и мозгов, превратились в отвратительного вида пюре. Сила выстрела была такова, что позвоночник перебило, а кевларовая подложка лопнула, и остатки головы в шлеме, подобно пушечному ядру вылетели в коридор, орошая его кровавыми брызгами. Шлем дважды подпрыгнул, оставив за собой красные пятна, а потом ударился об ноги лейтенанта полиции, облив его брюки мозгами. Изрыгая ругань, копы бросились врассыпную, приседая вдоль стен коридора и нацеливая оружие на лифт. Кто-то уже рапортовал о произошедшем, вызывая подкрепление. Лишь лейтенант остался стоять, несколько шокированный увиденным — остекленелый взгляд смотрел на обрывок лица полицейского. Будто карнавальная маска для хеллоуина, он вываливался из-под прозрачного забрала шлема, кусочком лба, касаясь берца. Половинка языка вываливалась из-под скособоченного обломка подбородка — желтоватая кость и зубы-веером, были покрыты пластами кровоточащего мяса, и уже посеревшей кожей. Полурасколотая глазница была украшена ниточкой нервной ткани, на которой болтался покрасневший глаз, из зрачка которого торчал кусок черепа. Прежний напарник погибшего, издал длинную матерную тираду, и не дожидаясь команды несколько раз выстрелил по лифту. Пули с визгом отрикошетили от закрытой створки, оставив на ней лишь пару царапин, коп и рванулся вперед, жаждя отмщения за товарища. Но стоило ему застыть в дверном проеме с автоматом на перевес, как громыхнул уже четверной залп и копа вынесло наружу в ореоле кровавых брызг. Он рухнул на спину, и проехал несколько метров, дергаясь в конвульсиях и заливая все вокруг кровью из четырех красных кратеров, украшающих его грудь. Несколько секунд он отчаянно дергался и хрипя выгибал спину, руками пытаясь затолкать свои внутренности обратно, а потом громко икнул, и затих, напоследок покрепче сжав рукоять автомата. Внутри лифта раздалась возня и звуки перекатывающихся тел. Труп наемника качнулся, будто его пнули ногой, и копы не выдержав открыли огонь. Шесть штурмовых винтовок и дробовик, загромыхали неслаженным оркестром, посыпая пол гильзами. Десятки пуль с визгом рикошетили от лифта, врываясь внутрь и шпигуя уже мертвых наемников дополнительной дозой свинца. В ответ раздалась усиленная возня превратившаяся в шорох и в коридор с задорным лязгом вылетели три шоковые гранаты. Предупреждение запоздало сорвалось с уст лейтенанта, но было поздно — три ярких синих вспышки ослепили всех кто был в коридоре, а потом ослепительные разряды тока ударили в ослепших людей. Рассчитанные на подавление массовых мятежей, шоковые гранаты считались мощным нелетальным средством, и броня полиции от них не спасала — заставив их дергаться как припадочных. Молнии пробежались по их бронежилетам и оружию, легко проникая в плоть. Лейтенант завопил, стискивая зубы, и роняя из рук дробовик. Пред глазами плясали синие вспышки и круги, а из ушей и носа текла густая кровь — мышцы скручивало в канаты, и он изо всех сил старался не упасть лицом в пол. Однако сил не хватало и коп рухнул на колени, обхватывая голову извивающимися руками. Конечности скручивало, а зубы уже начали крошиться, от то силы с которой сжимались челюсти. Его напарник слева, упал на бок и не переставая дергаться, блеванул прямо в шлем, начав захлебываться. Один за другим полицейские падали на пол, силясь удержаться на ногах, однако сила тока была чудовищна — она подчиняла себе, сковывая мышцы и разум, будто прямо в голове взрывалась огромная лампочка. Один из солдат закричал, перекатываясь на спине, его сосед стоял на коленях, поливая пол кровью, текущей из ослепших глаз, а позади них, уже затих ещё один боец с дробовиком. Полиция Женевы, уже шесть лет не участвовала в учениях, и ещё больше не дралась с настоящим врагом, боевого опыта у солдат не было. Они оказались совершенно не готовы к столкновению с врагом по типу Жнеца. Лейтенант катнулся вбок, издавая душераздирающий вой, сквозь который слышался треск молний, прокатывающихся по горлу. Горло стало стальным и по языку пробегали неприятные спазмы, вдох и выдох звучали сипло как у утопленника, едва выброшенного на берег. Разряды молний с треском пробегали по его снаряжению, и одежде, трещали между пальцев, осыпая все вокруг искрами. На лейтенанта упала тень и в поле зрения, между пятен он увидел два окровавленных сапога. Кто-то нагнулся над ним, и схватил за плечи, резко разворачивая к себе — это был якобы мертвый нарушитель. От него отвратительно пахло гарью и застаревшей кровью, одежда была пропитана ею настолько сильно, что потеряла прежний цвет, став грязной тряпкой. С подола плаща беззвучно падали крупные красные капли растекающиеся по полу кривыми кляксами, а рукава обтекали струями. Маска чумного доктора безразлично разглядывала дергающегося, совершенно обессилевшего полицейского, будто пытаясь понять может он быть полезным или нет.  — Где Жерар Лакруа? — Коротко спросил он, сжимая пальцы с такой силой, будто они были гидравлическими клещами. — Отвечай, и останешься жить. В ответ лейтенант смог лишь что-то промычать, пытаясь пересилить спазмы. Неизвестный перенес руку на горло копа и как-то хитро надавил на кадык — спазм тут же прошел. — Где. Жерар. Лакруа. В каком зале? — В актовом… Он в актовом зале! — Прохрипел лейтенант, резко вдыхая порции свежего воздуха. Он явно ощущал что не в том положении чтобы корчить из себя героя. — Но тебе не пройти… Кругом полиция и наемники… — В какую сторону идти? — Жнец покрепче сжал оружие, слыша чьи-то торопливые шаги. — Какая часть здания? — Северо-восток… Налево и вверх… Самая крайняя дверь… — Полицейских усмехнулся окровавленным ртом. — Там коридор… Беги… Ведь ты уже труп… В этот момент из-за угла с криками и топотом вылетели ещё трое полицейских, беспорядочно машущих оружием даже не снятым с предохранителя, а за их спинами уже маячили тени подкреплений. Не отрываясь от допроса, Жнец вскинул дробовик и не целясь сделал три выстрела, на месте убив первых двух, и ранив третьего полицейского. Он как подкошенный рухнул на кровоточащие тела мертвых напарников, держась за сорванный правый бок — сквозь пальцы помимо органов выглядывали сколотые ребра. — Это мы посмотрим. — Несколько высокомерно произнес Жнец, не опуская руки с оружием. Он легонько врезал лейтенатну по голове и отбросив оглушенного копа в сторону, направился в указанном направлении… …Преследование добычи, было одним из самых приятных ощущений в жизни Райса — ещё в годы борьбы с террористами, он чисто подсознательно ощущал нечто, вроде трепета, в моменты когда охотился на очередного лидера. Это совершенно отдельный, неведомый простым людям спектр ощущений, пронизывающих от самой макушки до пяток. Все твое бытие будто настраивается на волну искомого врага, и ближе к концу дела, вас уже что-то объединяет — охотник, и добыча. Не важно сколько длиться преследование, минуту, или целую жизнь, каждый раз ты невольно становишься частью своей цели. Ты начинаешь думать как жертва, понимать её философию и логику, выжидаешь, и потом наносишь удар. Всего этого, сейчас не было, лишь слепая, почти ничем не контролируемая ярость, постепенно перерастающая в мрачную, стальную решимость, схожую с фатальным стремлением к смерти, что испытывают летчики-камикадзе за мгновение до столкновения. Скорее всего, Жнец не переживет сегодняшний день, охраны вокруг слишком много, а цель почти недосягаема — окруженная наемниками и полицией, похлеще золотых запасов супердержав — но, он бежал вперед, не желая признавать заведомого поражения. Сегодня он отомстит, за себя, за своего друга и преданные идеалы, пусть в последние он и не очень-то верил, и горе тому кто встанет на его пути. Эти глупцы посмели использовать его и «Овервотч» в своих интересах, думали, что икто их не накажет за столь самонадеянную попытку править миром из тени. Все человеческое в Райсе, угасло за мгновения, уступив место почти первобытному инстинкту, призывающему разить без пощады. Человек потерявший все, он задним умом понимал, что отступить ещё не поздно, но слишком уж свежа была рана, полученная в серверной, да и первые трупы уже никто не вернет к жизни. А даже если идти назад, то куда? Нет такого суда или власти, что смогут наказать людей управляющих целыми государствами одним лишь движением пальца, но ничего, сегодня найдется тот, чей суд будет выше всех судов, кроме может быть господнего. Габриэль стремился вперед, ибо теперь в этом мире не осталось ничего, кроме него самого и мести, о последствиях которой, думать пока рано. Будто в глубоком, гипнотическом трансе он шагал вперед, чисто механическими движениями переставляя отяжелевшие от крови ноги. Каждое движение казалось замедленным, и ленивым явственно ощущаясь в мышцах. Будь сейчас Райс в сознании, он бы с удивлением отметил, что ощущает собственное тело как никогда раньше — как скручиваются мускулы, и как движется костная система. Каждый удар сердца, каждая капля крови, была вполне ощутима, а ещё, сквозь все это прорывался нестерпимый жар. Он рвался из глубин груди, уже не являясь чем-то эфемерным, напротив, Габриэль весь вспотел, и подстежка костюма доктора прилипла к горячей коже, пропитавшись солеными каплями пота. Металлические пластины, укрепляющие берцы, мягко лязгали, и чавкали, зажевывая ошметки мяса, зачерпнутые ещё в лифте. Кусочки ошметков, вместе с одеждой наемников, зацепились за подошвы, и Габриэль оставлял отчетливый кровавый след. Они же были и на остальной одежде, покрывая плащ чумного доктора, неприятной гнойно-кровавой слизью, источающей отвратительный запах смерти. Сейчас вид Райса был настолько ужасающ и отвратителен, что мог посоперничать с самой смертью, а маска, похожая на череп лишь усиливала эту схожесть. Плечо Жнеца сковывала гудящая боль — сквозь пулевые отверстия мелкими толчками вытекала черная жижа, лишь напоминающая кровь. В ней переливались крошечные светящиеся частицы, и крохотные угольки, с различимым шорохом прокатывающиеся по полу. Разбиваясь они осыпали все вокруг крохотными искорками, от которых плитка покрывалась черными отметинами. Дробовики в руках Жнеца пульсировали в такт сердцу, будто были живыми, или одержимыми духами жаждущими крови. Бойня, учиненная всего несколько минут назад, ненадолго утолила их жажду, и теперь вместо неприятного, голодного жжения — которое Жнец ощущал касаясь рукоятей — до его разума доносились странные гудящие звуки. Они напоминали одновременно и вой металлообрабатывающего станка, и песню нестройного хора, из сотен отчаявшихся голосов. Этот звук казался отвратительным, и в то же время чарующим — именно он был от части повинен в этом яростном трансе. Голоса и стоны, рвались в пылающий пожаром разум, донося какие-то свои, неведомые горести, и желания. Они выли и шипели, на все лады, взывая о помощи, или воспевая кровавые жертвы, с каждым секундой становясь все громче. Будь Габриэль чуточку спокойней, он бы попытался различить истинное значение голосов, но сейчас, он был слишком ослеплен злобой, и даже не был уверен в их существовании. Подыгрывая им колотился сердечный барабан, гонящий по венам раскаленную кровь. Перед ослепшими от гнева глазами, подобно загрязненной реке, плыла мутная пелена, вызванная резким скачком давления в организме. В ней окружающие предметы казались несколько нечеткими и приобретали порой самые зловещие очертания — мебель обращалась в нагромождения истекающей гноем плоти и зубов, а пол выглядел как липкий шершавый язык, залитый кровью. Видения были настолько явными, что от их вида тянуло блевать, но стоило подойти ближе, как иллюзия рассеивалась. Ещё час назад подобное состояние привело бы Габриэля Райса в ужас, но сейчас, он полностью отдался в объятия ярости, позволяя ей нести себя вперед, и каждый шаг приближал его к Жерару Лакруа, и всей той шайке, что вертелась вокруг. Ничто так не бодрит, и не придает жизни смысла, как осознание скорой мести. Это было почти безумие, в которое неизменно погружается каждый, чьи идеалы были разрушены всего одним движением. Оно разбудило зверя, а зверь в свою очередь, запустил цепочки рефлексов. Десятки лет тренировок и боевых действий, закалили тело Жнеца, превратив его в машину для убийств. Теперь, она пришла в движение используя весь накопленный опыт. Уже отойдя на десять метров от лифта, он лицом к лицу столкнулся с тремя полицейскими, а позади раздался злобный окрик и звук поднимаемого оружия. Быстрее, чем люди могли себе представить, Жнец набросился на перепугавшихся полицейских. С разбегу он врезался плечом в первого полицейского, сбивая его с ног и вскинув дробовики, в упор разрядил их в обоих напарников упавшего. Едва поднявшие оружие к плечу, копы отлетели назад, с грохотом врезаясь в стену. У обоих была прострелена грудь, и сквозь огромные раны виднелись перекромсанные грудные клетки, и ещё дергающиеся органы. Райс резко крутанулся, ударяя мыском ботинка в висок лежащего полицейского, и побежал вперед. Вслед засвистели пули, пронзающие его испачканный плащ, и грохот десятков ног. Бросив короткий взгляд через плечо, Райс успел увидеть по меньшей мере три десятка наемников, идущих по его душу — вот теперь борьба началась по-настоящему… Саундтрек ROBORG — No More Mercy …Драться с таким количеством наемников сразу, было бы явным самоубийством. Впрочем, вся затея Габриэля была одним сплошным самоубийством, от начала и до конца, однако, он все же хотел остаться живым как можно дольше, чтобы успеть прикончить жертву. А потому, чисто на уровне рефлексов, он предпринял бегство. Едва обогнув край коридора, Жнец устремился вперед на скорости, почти недостижимой для человека, его комплекции, и возраста. За мгновения Жнец пробегал через коридоры, перемахивая через стоящие в них диванчики, и распихивая цветы. Пролетал сквозь распахнутые двери кабинетов, приводя их внутреннее убранство в полный хаос — бумаги слетали со столов, стулья разлетались в разные стороны, расступаясь перед мчащейся кровавой торпедой. Дважды он сносил с петель двери, и один раз пролез под большим конторским столом, что перекрывал ему прямой доступ в соседний кабинет. Гнев придавал ему сил и выносливости — боль, исчезла, страха не было. Ужасающий, хаотичный пожар гнева, внезапно затвердел, став холодным, убийственным расчетом. Пока на его стороне были внезапность и скорость — охрана просто не ожидала такой прыти от одинокого нарушителя порядка. Они явно ожидали, что легко загонят неизвестного, но вместо этого, загонять похоже, собирались их. Коридоры вокруг Жнеца сменялись как в калейдоскопе, вот только деталей он уже не очень различал, слету проскакивая через все что встречалось на его пути, а наемники, пока явно запаздывали, постоянно пыхтя где-то на фоне. Он их слышал, можно сказать чуял — по соседним коридорам бежали целые колонны полиции, и наемников. Грохот их берцев был явственно различим на фоне стука собственного сердца. Им вторил треск раций и эхо отрывистых команд, доносящихся из глубины комплекса. Десятки если не сотни, вооруженных бойцов, были подняты по тревоге, и теперь носились по помещениям, прочесывая каждый угол и блокируя двери, в поисках Жнеца, а вскоре им на помощь подоспели и компьютерщики… Не видя точно где находиться Жнец, они начали блокировать сектора, опуская противовзрывные переборки, или включая силовые поля. Дважды Райс резко менял маршрут, когда прямо перед его лицом включались силовые поля, и один раз, пришлось срочно ретироваться в соседний кабинет, когда с потолка спустилась турель… Силясь обогнать своих преследователей, и блокировку, вскоре Жнец промчался через небольшую столовую (не останавливаясь он опрокинул мебель, чтобы замедлить преследователей) и оказался в уже более обжитой части базы. Было забавно понимать, что ещё час назад, он тайком шел здесь, теперь же проносясь вихрем. На пути стали встречаться люди — сотрудники, клерки, секретари и архивариусы. Они с криком разбегались от неизвестного окровавленного человека с оружием. Кто-то прятался за мебелью, вопя о помощи, кто-то бросался в коридор, третьи просто столбенели вперивая в Райса пустой взгляд, однако чаще всего люди кидались к большим красным кнопкам, с надписью «Тревога», и вскоре по коридорам стали разноситься протяжные гудки сирены. Началась паника и смятение. Коридоры заполонили нервничающие люди — как всегда, «тревога» действовала скорее как пугач, не информируя, но пугая толпу. Двое неадекватов даже попытались задержать Жнеца, за что и поплатились, получив по заряду каретчи в животы. Архивариусы разлетелись будто кегли в боулинге, и кровь текущая из их ран, начал заливать некогда важные документы. Когда он влетел в большой зал, некогда принадлежавший бухгалтерии, какая-то женщина в костюме клерка, от испуга вытащила пистолет. Но с перепугу не справилась с предохранителем, и случайно нажала кнопку фиксации магазина, выронив его на пол. Райс с разбегу врезался в неё, тут же сбивая с ног. Женщина с криком упала на пол, и под её спиной захрустел уроненный стакан. Тяжелый, подбитый гвоздями сапог, обрушился на испуганное лицо, превращая его в кровавую кашу, а последовавший за ним выстрел, окончательно лишил бухгалтершу головы. И это была только одна из грядущих жертв… Но такое бесчинство не могло продолжаться долго. Промчавшись через два сквозных коридора, и преодолев небольшую пародию на читательский архивный зал, Габриэль, оказался в офисном блоке. В этот же момент, позади раздался выстрел и спину Габриэля сковало болью. Он резко развернулся и выстрелил в невидимого врага — четыре заряда картечи промчались через двери и сбили с ног наемника, однако сквозь дыры в его теле, Гарбиэль увидел спешащие подкрепления. По бокам уже слышались грузные шаги и топот полиции. Все, его на конец-то поймали, отрезав все пути к отступлению, но враги не знали, что скорее сами поймали себя в ловушку. Целые клети из кабинетов и стеклянные стены, были не идеальным полем боя, но Жнец был готов согласиться с такими условиями… Всего за пару секунд, все вокруг превратилось в ужасающий огненный ад — двери смежных кабинетов, и коридоров, распахивались выпуская отряды полиции, ведущие плотный огонь на подавление, по всему что хоть как-то двигалось. Пули щелкали вокруг, разнося тонкие переборки между офисными коробками, и кроша стены. Во все стороны взлетали обломки мебели и различной утвари, однако прицелы пока не могли достичь, Райса, нагло бегущего прямо между двух огней. Незадачливый наемник с пулеметом, решивший преградить ему путь, рухнул с простреленными ногами, следом за ним в ад отправились и трое полицейских, рванувших вперед под прикрытием товарищей. Габриэль шел вперед почти не таясь, и стрелял сразу во все стороны, подливая бензина в этот хаос. Неожиданно выскочивший пес, успел лишь оскалить зубы, когда картечь практически перебила его пополам, в следующую секунд, стенка офисной клетушки разлетелась от длинной очереди, и Жнец увидел как по соседнему коридору идут наемники. Габриэль несколько раз выпалил наугад, случайно убив бойца с импульсным ружьем, а потом сдернув с пояса гранату, бросился наперерез. Оглушительный взрыв, разметал наемников, по полу, нашпиговав их осколками — крики раненых, и потоки крови заполнили офисы. По меньшей мере шесть групп, одновременно штурмовали помещение. Лязгнули дымовые гранаты, и большая часть офиса затянул густой белый дым, в котором мелькали неразборчивые силуэты, и вспышки выстрелов. Над головой визжали трассеры и энергетические импульсы. Почти ничего не видя Райс налетал прямо на группы захвата, разряжая в них оружие, однако они видели его лучше. Лучи ЛЦУ и визоры ПНВ легко пронзали клубящийся мрак, давая владельцам постепенно сужать зону обстрела. Несколько очередей прошли так близко, что Жнец ощутил жар проносящегося мимо свинца. Габриэль получил ещё четыре пули, и по меньшей мере десяток скользящих попаданий. По одежде текла уже его кровь. Кровавый угар, захлестнул Жнеца своими адреналиновыми плетьми, ускоряя и без того быстрые рефлексы. Наемники и полиция, стремились зажать его в клещи, окружая, и оббегая по смежным коридорам, но Райс успел вырваться из него, проскользнув буквально в метре от соединяющихся групп. Объятый дымом, Райс протаранил собой тонкую стенку офисной переборки, врезавшись прямо в группу наемников. Он тут же получил мощный удар прикладом в грудь, а потом на ошалелого берсерка посыпались удары, от которых все его тело содрогалось. Жней рухнул на пол, и рефлекторно вжал спусковые крючки — картечь с ревом врезалась в ноги окружающих его врагов. Двое наемников с матом упали прямо на Райса, ещё один вопя катался неподалеку. Кто-то попытался ударить Габриэля в лицо, но он «клюнул» его носом маски, и отпихавшись, от раненых, вскочил на ноги… …Лишь чудом он ускользнул их офисов, юркнув в зону обработки информации. Дважды Жнец уже перестреливался с преследователями через открытые двери, и оба раза успел сделать больше выстрелов, чем враги. В первой же стычке, он простелил полицейскому грудь, а его напарника уронил на колени, и добил метким попаданием в голову. Уже в следующем коридоре его обстреляли с двух сторон — наемники засели за мебелью в больших кабинетах со стеклянными стенами и пули устроили настоящий стеклянный смерч. Множество осколков врезались в одежду Жнеца, и пара пуль скользнули по спине, прежде чем он нырнул на пол, и кривым перекатом ушел за угол. Наемники осыпая все бранью и короткими приказами бросились следом, но тут же натолкнулись на Райса, и его дробовики. Первые двое выскочившие в коридор, получили по три выстрела, и ещё один огреб на всю оставшуюся жизнь, лишившись руки, и обеих ног. Картечь, в замкнутом пространстве была убойным аргументом, поражая людей наповал — они рвала плоть, снимала кожу, отгрызая конечности. Куски людей разлетались по бетонным полам, и стенам, оставляя кровавые пятна. И никакая броня не спасала — Жнец не мог точно сказать чем стреляют эти дробовики, быть может душами грешников, но бронебойность у зарядов была невероятная — кевлар был как тряпка, плиты прогибались вовнутрь, ещё больше поражая органы, тяжелая броня, вминалась, роняя врагов. Сила удара была достаточной чтобы перекрошить кости… Но несмотря на потери, враги продолжали свои попытки удержать Жнеца, постоянно обстреливая его. В одном из коридоров, на него вышел полицейский-инфорсер с пулеметом, а следом за ним, вывалилась кучка обычных патрульных. Жнец успел сделать три выстрела, прежде чем длинные очереди, заставили его нырнуть в смежный кабинет. Там его уже поджидала парочка наемников в легком снаряжении. Они кинулись на встречу, поднимая шоковые дубинки и пистолеты. Райс не останавливаясь выстрелил первому в грудь, отправив его в короткий полет, а второму ткнул стволом дробовика в живот и разрядил оружие. Ком кишок и прочих органов пролетел через весь кабинет и сбил со стола экран компьютера. Жнец перелетел через пару столов, и рухнув лицом в пол, швырнул назад гранату. Инофрсер пытался пройти в узкую дверь, тараня порем плечом — граната стала неприятным сюрпризом. Прокатившись между ног, она взорвалась прямо в коридоре, осыпав его дождем осколков. Обычную полицию раскидало по стенам, окропив коридор кровью, а инофрсера впечатало в стену с такой силой, что фронтальные бронепластины погнулись. Бетонное перекрытие не выдержало и проломилось — гигант в силовой броне рухнул лицом вперед, осыпая все вокруг искрами из поврежденных силовых кабелей. Жнец перемахнул через содрогающегося гиганта и разрядив дробовики в уже нагнавших его наемников, скрылся за углом. То что раньше казалось просто утилитарными коридорами, превратилось в жесткое поле боя. Жнец прорывался вперед, повсюду встречая сопротивление. В каждом зале и коридоре, в него стреляли, и он палил в ответ, осыпая все вокруг гильзами, от все никак не кончающихся патронов. Он стрелял сквозь двери и за угол, сам точно не зная почему так делает. Будто какая-то потусторонняя сила подсказывала, что надо делать, когда присесть, а когда начать палить вперед, ещё до появления врагов. Мышцы раскалялись, рефлексы ускорились, все его тело было направлено на уничтожение. Каждый миг делал его быстрее. Он палил впереди и назад, убивая по паре человек за раз, кидал гранаты поднятые с тел, и постоянно целился в разные точки, готовый к отражению нападений. Противник оказался не слишком опытным — и если наемники ещё могли противопоставить Габриэлю Райсу хоть что-то, то полиция была явно не способна даже подтереться без чьей-то помощи. Копы стреляли не целясь и часто бросались в просто самоубийственные атаки, в бессмысленной попытке задержать Жнеца. Все это казалось ему странным, но… Если бы он видел себя со стороны, то удивился бы ещё больше. Все встречные враги казались медленными, но на самом деле это он стал в разы быстрее. Каждое движение со стороны выглядело как резкий рывок, оставляющий за собой многочисленные силуэты — черной тенью, Жнец рвался вперед. Он вихрем промчался ещё через три коридора, оставляя за собой ужасающий след их трупов и кровавых пятен. Идущие следом наемники, видели картину полного опустошения и не верили, что такое может сделать один человек — десятки изуродованных и искалеченных тел, были разбросаны вдоль стен, и в кабинетах. Ужасающие кровавые кратеры украшали их вид, на полу лежали оторванные руки, и куски мяса вырванные зарядами картечи. В кабинетах все было в крови, а мебель раскрошена пулями — в одном из них, бойцы обнаружили едва живого наемника, которого выстрелом унесло прямо в шкаф, проломив спиной трехдюймовой толщины створки. Рядом с ним лежали аж шесть трупов — нарушитель палил прямо через дверь, перекрошив засаду, ещё до её проявления. Чем ближе Жнец становился к своей цели, тем отчаяннее становилось сопротивление. В нескольких коридорах он напоролся на баррикады и переносные силовые щиты, за которыми скрывались небольшие отряды. Едва завидев Жнеца, они тут же открывали огонь, вызывая поддержку. Через один из таких миниатюрных бастионов ему пришлось прорываться с боем, когда за спиной опустилась очередная переборка. — Внимание. Обнаружено вторжение. Идет блокировка комплекса. — Монотонно произнесли динамики, подвешенные под потолком. — Всему персоналу срочно проследовать на посты охраны, для получения инструкций.

***

В зале потихоньку становилось все более шумно, и душно, а в воздухе повисло странное ощущение излишней праздности. В ожидании начала торгов, люди постепенно все больше прикладывались к напиткам и закускам, так-что у Жерара начало возникать нехорошее опасение, что сегодня никто не сможет вести дела. Сам француз, не мог расслабиться, явственно понимая, что день не заладился. Его беспокоило отсутствие двух представителей «большой пятерки» и таинственный нарушитель, новостей о котором не поступало уже почти двадцать минут. Это могло значить что угодно, но ничего хорошего.  — Месье Лакруа. — Представитель Синдиката, опять возник из ниоткуда, прямо за спиной Жерара, заставив его поперхнуться вином. — Новости не очень хорошие. — Что случилось? — Жерар, вытащил из кармашка платок и протер заляпанный подбородок. Пить сквозь золотую маску было очень неудобно. — Нарушитель. Он прорывается сюда. Уже преодолел первый периметр. Если будет идти с такой скоростью, будет здесь минут через восемь. Я бы рекомендовал эвакуацию. — Что? Ты что отправил против него детей?! Где мои наемники, где полиция?! — Жерар ядовито зашипел, косясь, на уже пьяных представителей бесцельно шатающихся по залу. Торги ещё никак не начинались, а потому француз на нервной почве, и сам переступил тот незаметный порог расположившийся между «один бокал» и «пара бутылок». — Почему никто не выполняет свою работу?! — Внизу настоящая бойня. Я видел записи камер. Это сущий дьявол. — В голосе наемника на миг проскользнуло нечто вроде уважения и Жерара передернуло, от неожиданно пробежавших по спине мурашек. — Сейчас идет блокировка. Но судя по всему она не помогает. — Тогда ты! Ты, иди и убей его! — Ха, Лакруа, не забывай, мне заплатили чтобы я тебя охранял. О подчинении в контракте не говорилось. — Злорадно произнес наемник, разводя руками (мон дье, кажется ему нравиться причинять психологическую боль!). — Ты не можешь мне приказать, вне этой компетенции. — Ладно-ладно… — Жерар тяжко задышал, пытаясь найти выход из ситуации. Впервые за долгое время он ощутил нечто похожее на страх. Кто-то неизвестный перебил всю полицию, и теперь шел сюда, скорее всего за его самоуверенной головой. — «Черт! Надо было сразу уводить всех! Теперь уже будет поздно!» Жерар нервно притопнул ногой, коря себя за излишнюю самоуверенность. — Ладно… Поднимай полномасштабную тревогу, пусть берут все что есть, патрульных, спецназ, национальную гвардию, и бегут сюда, не забудь упомянуть от кого идет приказ. Ещё… Передай телохранителям, пусть потихоньку выводят людей через запасные выходы. В первую очередь представителей «большой пятерки», остальных как получиться. Главное, пусть не подают вида, что что-то происходит… Понял? — Есть. Как быть с вами? — Мой уход будет неправильно понят… — Лакруа прикусил губу, почти до крови. — Я буду уходить последним, если это вообще понадобиться.  — Ещё указания? — Возьми всех людей какие останутся, но черт возьми, остановите этого урода, до прихода подкреплений. — Есть… — Наемник шагнул назад, и опять растворился в тенях. Жерар тяжело вздохнул и разом допив все вино из бокала, подозвал дрона-официанта с добавкой…

***

Габриэль разбежался и упав на спину, проскользнул прямо под закрывающейся переборкой. Край маски, прошел прямо под её нижним краем, царапнув титановую бронеплиту, и Райс катнулся в бок, ощущая как ужасающая боль простреливает всю спину. Переборка с тихим шипением ушла в свой паз, и по ней запоздало заколотили пули — преследователи, заперли себя в своей же ловушке. Габриэль тихо засмеялся, ощущая как в легких булькает кровь и кряхтя встав на ноги, огляделся. Он стоял у основания темной, и неприглядной бетонной лестницы, ведущей на небольшую бетонную площадку заставленную пустыми баками от водяных фильтров. А позади них была небольшая дверь. Из-под неё лился золотой свет, извещающий, что Райс уже близко. Ступени были тщательно подметены, но тем не менее было видно что лестница стара как и весь фундамент представительства. Вдоль стен тянулись толстые желтые кабели, похожие на макароны. Через равные промежутки, на них были перехватки, с пометками в виде небольших брелков, на которых был написан номер зала, или комнаты. Жнец ухмыльнулся и взвесив дробовики в руках, начал подниматься. Каждый шаг отдавался болью во всем теле. Кровь булькала в легких и бронхах, каплями выливаясь изо рта и носа, голова болела и кружилась, а по груди расползалось огненное жжение. В спине что-то громко щелкало, причиняя ужасающую боль. Габриэль не мог даже сосчитать, сколько пуль в него попало, и сколько осколков сейчас торчит из его плоти. Только одно, сквозь пелену злобы он знал точно — он умирает, и времени осталось совсем мало. С трудом поднявшись наверх, Жнец распахнул дверь и почти вывалился вперед, бешено вращая головой, и глазами. Оказывается он вышел через вход для прислуги и оказался в одном из главных коридоров представительства. Это была длинная кишка, в одном конце которой была огромная, парадная лестница, отделанная бронзой и латунью — не чета той бетонной по которой поднимался сюда Габриэль — а в другом массивные деревянные двери, отделанные медными скобами, и заклепками в виде оскаленных львиных пастей. Вместе они образовывали огромный знак «Овервотч», освещенный пластинами уранового стекла, мягко светящимися по бокам от металла. В отличии от неприглядной изнанки, эта часть здания, была у всех на виду, а потому отделана в разы лучше. Пол и стены коридоров, покрывали блестящие мраморные и гранитные плиты, увешанные пестрыми картинами, и бархатными флагами «Овервотч». Между них виднелись фальшивые окна, за которыми сияли мониторы, изображающие вид снаружи — там уже стемнело, и вокруг представительства включилась синеватая, неоновая подсветка. Вдоль стен стояли дорогие диваны из красной кожи и аквариумы, подсвеченные яркими лампами, а главное, подозрительно не было охраны. Райс поднял оружие к плечам и двинулся вдоль стены, стараясь держаться за укрытиями. Все его тело болело, сквозь зубы текла кровь. Подошвы берцев громко хрустели, кусками костей, и стекла оставляя на безупречно белом мраморе отчетливый кровавый след. Сделав несколько шагов, Жнец оглянулся назад, ожидая что его уже преследуют. Но в дальнем конце прохода никого не было, если не считать швейцара, спящего прислонившись к дивану. Его красная ливрея сливалась с оббивкой, и потому Жнец сразу не заметил его. Габриэль сделал пару шагов и закашлялся. Сквозь маску полились потоки густой крови, вперемешку с уже знакомой черной субстанцией. Райс почти упал на колени, ощущая как кровь струиться под одеждой, и по ней, как слабеют конечности, и на смену жаре приходит холод. Только благодаря своей ярости и неукротимой силе воли, он был ещё жив…  — Лакруа! Я иду за твоей душой! — Гаркнул Жнец, с грохотом ударяя ногой по дверям. Те распахнулись на удивление легко, будто их специально не заперли, в ожидании гостя, и ангел мести грузно ввалился в следующую комнату. Стволы дробовиков обвели сравнительно небольшой (по меркам всего представительства) предбанник, отделяющий приемный зал от основных коридоров, своей тишиной, и мнимым покоем. Кровь с рукавов и плаща Габриэля закапала по тщательно отполированному полу из красного гранита — он блестел столь мерзко, что напоминала пласты освежеванной плоти, ещё совсем свежей, и сочащейся соками прежнего владельца. Даже мягкий аромат горных роз, что распыляли невидимые пульверизаторы, на мгновение показались Райсу нестерпимым запахом только-что вываленного на пол мяса, и он тихо зашипел, будто спуская накопившийся пар. Сквозь большой скол в маске, на одежду полилась кровь. Он осторожно шагнул вперед, и медленно огляделся не очень доверяя пустым комнатам — отсутствие всякой охраны, после стольких трудностей, откровенно давило на нервы, вызывая ещё большее обострение паранойи. Все было слишком просто — вот, он, а вот пустая комната, ведущая прямиком в зал заседаний. Это была ловушка. Настолько явная, что попадаться в неё было бы глупо. Саундтрек God Is An Astronaut — Remaining Light Сапоги Жнеца тихо зазвенели, оставляя за собой отчетливые отпечатки и кровавые потеки. Предбанник был выполнен в виде вытянутого амфитеатра, только вместо сцены, в конце были здоровенные двери, из-за которых доносился праздный шум процветающего банкета. Вдоль стен шли высокие уровни скамей из чистого мрамора, на всякий случай накрытых красными накидками, мягко колышущимися на сквозняке. На фоне «плоти» гранита, мрамор, казался костями, выпирающими из пульсирующей живой массы. Ряд от ряда отделяли небольшие перила, с толстыми, пузатыми балясинами, украшенными золотыми скобами, от которых во все стороны расползались «усики» откованные в виде виноградных лоз. Они опутывали предбанник, заставляя помещение неприятно сиять, и лично у Райса создавалось впечатление, что вокруг стелются золотые черви. Под потолком мягко потрескивала огромная светосфера, дающая яркий, белый свет, от которого мрамор начинал казаться ещё более ярким. На матовой светосферы, с поразительной точностью были выгравированы очертания земных континентов и островов, а где-то посреди атлантического океана, сиял здоровенный символ «Овервотч». Его выложили из зеленоватого уранового стекла, и покрыли тонким слоем глазури, отчего снизу, он казался зловещим глазом неведомого чудовища — как-раз под стать мясной комнате. Габриэль скривился — он никогда не любил тот помпезный стиль, к которому скатилась организация в самом конце своего существования. На стенах, помимо уже упомянутых усиков, были красивые цветастые фрески, и мозаики, на различные пацифистские темы. Призванные сподвигать людей на мирное решение вопросов, они уже давно утратили смысл, и в годы, когда все проблемы легче решить пушкой, выглядели скорее иронично. К тому же за годы своего существования, пацифистская риторика не продвинулась ни на шаг, в своем бесконечном стремлении к миру, в то время как открытый милитаризм доказал свою эффективность в преобразовании. Основой прогресса всегда был конфликт — чтобы хоть что-то изменить, надо в него вступить. Если кто-то орет об изменениях, а потом трусливо бежит от конфликта, прикрываясь гнилой идеей «свободы» или «пацифизма», то значит, что он простой шарлатан. Истинная идея, всегда выживет даже в самом жестоком огне закалившись, став Символом, в то время как слабая, сгорит, не оставив после себя даже праха. «Овервотч» была классическим примером этого постулата — силой оружия показав, как надо менять мир к лучшему, она не выдержала именно мира… «Добрым словом можно сделать многое» — Вдруг подумал Жнец, поглаживая большими пальцами кожухи дробовиков. — «Но добрым словом и дробовиком — гораздо больше». И именно это он собирался доказать в ближайшие минуты, сократив поголовье гадов на пару десятков. Жажда мести, подкрепленная чувством собственной правоты, неумолимо звала вперед — броситься, распахнуть двери и обрушить на предателей праведный огонь. Однако неуловимое ощущение ловушки, никак не отступало. Оно пробивалось сквозь пожар яростного безумия, и хладнокровного убийства, пытаясь достучаться до разума. И как выяснилось, иногда надо доверять внутренним чувствам. Габриэль ещё пару шагов, в тот самый момент когда двери позади него с грохотом закрылись и из-под потолка, с гудением опустилась толстая противоатомная переборка. В тот же самый момент, стены за рядами мраморных скамей подались назад, и сквозь открывшиеся проходы, в зал хлынули волны наемников, и полицейских. За считанное мгновение, они заполнили собой все свободное пространство, направив на Райса оружие. В полу, с шумом распахнулось несколько скрытых люков, и на поверхность поднялись пулеметные турели, с блоками шестиствольных пулеметов. Как и говорил разум, это была ловушка. По телу Райса, тучей забегали лучики ЛЦУ, и голографические мишени, помечающие уязвимые точки. Вне сомнения Габриэля ждали, и он, ведомый яростью непреминул придти. Подло, как удар в затылок, ярость вдруг покинула Жнеца, на пару секунд открыв ему предсмертное прозрение. Почти демонические силы, поддерживавшие в нем жизнь, вдруг отступили, сменившись холодной, пронзающей мышцы болью, от которой даже сердце колотилось с такой натугой, что могло пробить ребра. Жнец тяжко вздохнул, его руки сами опустили дробовики, неожиданно ощутив их вес. Пелена спала с его глаз, и он увидел самого себя будто со стороны, с высоты потолка предбанника. Не мститель, на огненных крыльях, не блюститель идеалов «Овервотч», нет — чудовище, являющееся тем от чего он поклялся защищать мир. От осознания этого, внутри все защемило. Желая остаться верным себе, он невольно изменился, за какие-то пол часа, и вот куда его это привело, на одну из ступеней подземного комплекса, один против почти двух сотен. Он часто видел свою смерть во снах, и каждый раз старуха с косой была изобретательна, но таких условий она ещё не разыгрывала. Будто в замедленной съемке Габриэль видел как медленно в его сторону обращается все больше оружия, как по нашлемным рациям проносятся волны скрипучих приказов, и как пальцы напрягаются на спусковых крючках. Вот-вот, ещё секунда и все кончено, но эта секунда показалось Райсу жизнью. «Почти дошел, суки… Я все-равно отомщу… На этом свете или на другом, это не имеет значения…» — Страха не было, как и всегда, Райс спокойно смотрел на черные зрачки тяжелых штурмовых винтовок, ощущая, как к горлу подкатывается нечто склизкое, и мокрое, как смех сквозь кашель. Волна тоски и апатии вызвала болезненные воспоминания. — «Я клянусь, всем что имею, пусть этого и немного, но я отомщу… В конце концов, Смерть нас всех уравняет. Они заплатят…» А потом, зал содрогнулся от оглушительного залпа. Стена из дульных вспышек озарила темные углы, воздух наполнился смрадом пороха, и звоном гильз, падающих на пол. Простерлись следы от пуль, и тело Жнеца затряслось от ударов, расцветая кровавыми фонтанчиками. Его окружило плотное красное облако, в котором подобно летучим мышам рвались и дергались ошметки черного плаща. Волна воздуха, встрепенула их на полу за Габриэлем Райсом образовался его собственный силуэт, вычерченный в крови. Сплошная волна из свинца обрушилась на него как шторм на корабль. Пули терзали его плоть, вспарывая и растягивая податливые мышцы, ломая, и дробя кости, превращая их в мелкую пыль. Их осколки вырывались сквозь окровавленную кожу, утягивая за собой части органов. Они изорвали легкие, превратив их в истекающие кровью и слизью ошметки, порезали вены, и артерии. Разворотило горло и волна крови из сонной артерии водопадом потекла на пол, а голова Жнеца задралась назад, демонстрируя рану во всей её красе. Его маска разлетелась на миллионы кусочков, и лицо Габриэля порвало пополам, мощным зарядом, прилетевшим прямо в переносицу. Зубы и осколки челюсти, вошли глубоко в глотку, продолжая рвать её — сквозь открывшееся отверстие виднелся пищевод, и свисал разорванный язык. Кожу с лица почти совало, демонстрируя оскалившуюся половинку треснувшего черепа. Из ноздрей потоками текла кровь, из глаза торчали осколки маски чумного доктора. Кусочки плоти отлетали от тела, вырванные попаданиями экспансивных зарядов, и дроби. Мелкие шарики встряхивали плоть, и живот Жнеца лопнул, вываливая наружу сове содержимое, но и оно прямо на лету превращалось в мелкий фарш. От длинной очереди ворвалось кровавыми брызгами правое плечо и рука безвольно повисла в рукаве, сквозь дыру в котором виделся перепиленный сустав. Лопнул желудок, извергнув волну густой желтоватой желчи, правая глазница треснула и разлетелась, увлекая за собой отекший красный глаз. Он был уже мертв, но наемники все стреляли и стреляли, истрачивая выданный боезапас, на столь опасного противника. Грудная клетка раскрылась, осколки ребер, вывернулись наружу, позвоночник перепилило выбив несколько позвонков, а сердце разметало на части, а мертвый Жнец все стоял, вздрагивая от каждого попадания, и казалось, он будет вечно так стоять, пока пули не раздерут его на куски. Сквозь пулевые отверстия шла не только кровь, и, но и черная субстанция, будто мазут пачкающая все вокруг. Она цеплялась за перебитые кости и раны, будто пытаясь держать их вместе. В общем стаккато огнестрела, басовито ухнула магнитная винтовка, и правая нога Райса безвольно подогнулась, когда металлическая болванка промчалась сквозь бедренную кость. Плоть вывернулась наизнанку и часть бедра, вырвало, на ходу превращая в мелкую пыль. Габриэль рухнул на колени, рассыпаясь на глазах — ещё два заряда почти оторвали ему правое плечо, выстрелы плясали по телу, не оставляя ни единого целого места. Это длилось всего несколько секунд, а может даже меньше, а потом вдруг все разом стихло и наемники застыли, все ещё сжимая спусковые крючки. Сквозь затихающее эхо выстрелов, зал слышал лишь сухое щелканье ударников. У всех разом закончились патроны. В воздухе завис едкий запах пороха и легкая дымка, напоминающая пар, а вокруг ног бойцов перекатывались целые горы дымящихся латунных гильз. Многие скинули магазины на пол, и принялись перезаряжать оружие, однако это было несомненно лишним — на месте нарушителя остались лишь жалкие останки, влажной кучкой лежащие под дверью. Двое наемников перемахнули через перила, и не спеша подошли к трупу. Стена за его спиной, была испещрена отметинами от пуль, а покрытие пола, несомненно придется менять, ибо от его гладкости не осталось ничего — вокруг нарушителя на целый мертв был лишь битый, и потрескавшийся гранит. Мелкие кусочки и крошево тонули в огромной кровавой луже, растекающейся от тела. Один из наемников подошел поближе, чтобы окончательно убедится в ликвидации врага. Он окинул труп безразличным взглядом, мерцающих синевой окуляров шлема, и по его коже пробежались мурашки — даже хищное животное не могло так разделать человека. Плоть будто отваренная отваливалась от костей, источая волны крови и какой-то черной дряни, от которой медленно поднимался серый пар. Она текла из каждой вены, и сочилась из глубины глазниц черепа, выталкивая наружу остатки глаз. Вскоре жидкость уже плотно укрыла собой труп, погрузив его в густое подобие холодца. Наемник понятия не имел что это такое, и знать в общем-то не хотел, пусть этим займутся биологи. Он отвернулся и придавив щекой тангенту нашлемной рации четко проговорил.  — Ликвидацию подтверждаю. Приоритетная цель успешно устранена. Запрашиваю группу биологов, тут кажется ОМП, биологического типа. С того конца не ответили, и боец повторил рапорт, ожидая хотябы помехи, но рация затихла, не передавая даже статику. В тот же момент свет в предбаннике замигал, с каждым разом становясь все более тусклым, и головы людей поднялись вверх. Из светосферы раздался гадкий свист и хруст электричества, а её поверхность почему-то начал постепенно покрываться конденсатом. ЛЦУ на стволах наемников тоже замигали, а потом и вовсе погасли, напоследок издав тихий вой севших батарей, та же участь начала постигать всю электронику. Бойцы беспокойно переминались с ноги на ногу, то и дело осматривая комнату и свое оружие, но не могли найти причину помех. — Что за черт… — Произнес боец с магнитной винтовкой, когда разгонные блоки на столе, издали протяжный электрический свист, и вырубились. Молнии пробегающие по внутренней части ствола, погасли и дорогостоящее оружие превратилось в металлолом. Наемники вдруг ощутили странный, покалывающий холод, исходящий казалось отовсюду. Их маски начали покрываться плотным, черным инеем, а сквозь щели противогазов вырвался влажный пар, застывающий в воздухе. Пороховые газы вокруг начали сгущаться, и в тот же момент светосфера под потолком, погасла, осыпав все вокруг волной искр. Наемники и полиция застыли во мраке, нервно переглядываясь. По их рядам пробежал ропот, а в души неожиданно закрался леденящий страх. — Это какой-то хакер! — Огрызнулся полицейский в тяжелой черной броне, сжимая покрепче свое помповое ружье. Хотелось бы в это верить, но все знали: хакеры бывали разные, от мелких пакостников, до террористов, однако, ни один из них не мог контролировать дым, или эмоции, а сейчас все вокруг явственно ощущали ужас. Это было смешно — почти две сотни вооруженных мужчин и женщин, за считанные секунды растеряли всю свою самоуверенность. По краям зрения задергались размытые тени, и вдруг, все рации разом разразились зловещим потусторонним хохотом, от которого все тело содрогалось. Безумный и в то же время по мертвецки-холодный. Он все повторялся и повторялся, разносясь по темному залу, окружая наемников, будто внутри хохотал целый батальон. — Да что это твориться! — Взвизгнула наемница, срывая с головы завывающий на все лады шлем и хватаясь за уши, из которых текла кровь. Солдаты вокруг неё панически били по кнопкам включения фонарей, но те лишь вяло вспыхивали и тут же гасли. Электроника в шлемах начала вырубать оду систему за другой, волна инея переметнулась на одежду, а в воздухе повис запах сажи. Свист начал постепенно становиться все громче, будто кто-то дышал вокруг, во мраке. — Вы думали, что убили меня… — Замогильным хрипом изрекли рации, и слова многократно отразились от стен. — Но… Нет… Вы освободили меня, от плена, рабских уз плоти! Дым вокруг заносился и заметался, воздух заполнил вой и стойкий запах сажи, а потом, зал сотряс оглушительный взрыв…