Тирания порядка

…В годы, когда принадлежность к социальной элите, уже давно перестала измеряться количеством и размером замков, во всей Европе осталась всего-лишь одна семья, содержащая не просто древний дом, или поместье, а самый настоящий средневековый замок. Родовой замок семейства Циглер — Шниберг — был громадным, как и подобает гнезду славного рода, что берет свое начало где-то во тьме древних веков. Светлый и величественный, он умудрялся совмещать в себе множество стилей строительства. Они чередовались между собой, как слои пирога, и если глядеть на Шниберг из долины, то он очень походил на на бессмысленное нагромождение каменных кирпичей, в которых кто-то наделал окон. Сорта камня кардинально разнились, переходя от розового гранита к каменным плитам украшенным обсидианом, или даже вулканическим стеклом; неровные стены шли волнами, будто прораб во время создания чертежей был изрядно пьян, или всей душой ненавидел ровные линии. Подобное замечание было справедливо абсолютно ко всем постройкам замка — острые углы встречались очень редко, гораздо чаще их старались сгладить, или избежать, из-за этого часть башен выглядели так, будто подтаяли на солнце. Снег пышными шапками лежащий на скатах крыш, лишь дополнял сходство с раскисшим мороженным. Он скапливался в ложбинах между соединениями крыш, на балкончиках, и в вазонах, набивался под вставшую на дыбы черепицу, и под подоконники, формируя самые настоящие ледники. Огромные, темно-синие сосульки с хрустом падали вниз, норовя зашибить какого-нибудь прохожего, или слугу, вышедшего покурить. Порой снега на замке становилось столь много, что увидеть его очертания на фоне заснеженной скалы, становилось совершенно невозможно — лишь пара башен выглядывающих из-под шапки выдавали такую маскировку. Собственно за эту особенность замок и приобрел свое имя — Шниберг. Сейчас была поздняя осень, и обычно к этому времени все вокруг уже укрывали пласты снега, но, похоже природа решила немного изменить привычкам, не одарив местность осадками. Даже температура держалась на уровне достаточном, чтобы не одевать шапку, и не застегивать пальто. Шниберг был запутан, хаотичен и совершенно непостижим для стороннего наблюдателя. Любой зашедший дальше холла и решивший погулять, очень быстро начинал ощущать тошноту, головокружение и странное ощущение неправильности окружения, будто все вокруг было поражено безумием. Многочисленные картины, скульптуры, барельефы и даже гобелены, тоже не были совсем нормальными — многие висли тут веками, другие прикрывали тайные ходы, а иные выглядели настолько жутко, что их завесили тканью. Без карты, или сопровождения, в нем было очень легко заблудиться, и уже не найти выхода — количество коридоров, комнат, залов, туннелей и переходов между ними, близилось к неисчислимому, и очень часто дополнялось. Замок постоянно находился в состоянии перестройки или реставрации — ломались старые стены и выстраивались новые, старые двери закрывали, и открывали, добавлялись комнаты, и строились перегородки, из-за этого даже бывалому обитателю Шниберга, было сложно ориентироваться в малознакомых частях. И это не говоря об переходах для прислуги, и различных технических ходах, в которые сложно протиснуться даже ребенку. Ангела точно знала по меньшей мере шесть разных путей из её комнаты в главный трапезный зал, и подозревала о существовании ещё минимум двух. Не менее бессистемно создавались пристройки, и добавлялись новые части замка, но в этом хаосе виднелась некая общая гармония, заложенная ещё первыми строителями — основные корпуса, расположились большой буквой D, повернутой лицом на восток. В нем было больше всего балкончиков и окон, высотой в пару человеческих ростов — их украшало множество витражей, изображающих события дней минувших столь давно, что о них не был они единой записи даже в личном архиве семейства. Лишь навеки застыв в разноцветном стекле, они оставляли напоминание о том что вообще происходили. Самым большим был витраж расположившийся на втором этаже, в центральном эркере — герб рода Циглер, украшенный давно побледневшими розами и веером из орлиных перьев. На фоне герба, виднелись четыре ангела, преклонивших колени и большой, горящий глаз, висящий над их головами… Конечно для семьи состоящей из трех человек, такое жилище было чрезмерно большим и его содержание обходилось весьма дорого. В свободном пространстве между корпусами расположился небольшой главный двор (позднее это место станет садом перед ЦБК). Два прежних поколения не особенно заботились о нем, оставив в наследство неухоженные, заросшие сорняками газоны, и разоренный фонтан. В былые времена его украшала статуя кого-то из далеких предков, а об титаничности её размеров говорили оставшиеся на фонтане мраморные ступни — длиной по два метра каждая… Теперь двор был хорошо ухожен, и перенасыщен клумбами, и живыми изгородями, в которые кто-то из прислуги регулярно вставлял искусственные розы — они нравились матери Ангелы, хоть немного успокаивая её больные нервы. По краям двора стояли несколько свежих пристроек, и проделано несколько новых дверей, в том числе и большой люк ведущих в гараж. Вокруг него обычно всегда суетились несколько рабочих в серых комбинезонах — на розовом гравии красовались лужи машинного масла, а воздух пах машиной, или освежителем воздуха для салона. Корпуса и пристройки Шниберга редко превышали высоту в четыре этажа, однако это компенсировалось высотой потолков, и башен, которые подобно колоннам что поддерживают небеса, возвышались над крышами из желтоватой черепицы. Под стать им были и стрельчатые окна, выходящие наружу — они тянулись почти от пола, и заканчивались у разукрашенных росписями потолков. Толстое стекло часто было разукрашено, или укреплено металлической нитью — она поблескивала на солнце, или во время молний, вызывая странное ощущение, будто окно состоит из серебра. Стены испещряли небольшие, зачастую декоративные балкончики и галереи, как крытые, так и садовые, заставленные вазонами, с чахлой растительностью. Часто они переходили в полноценные эркеры, или даже обзорные башенки. Между собой их соединяли зловещего вида мостки, и каменные переходы, удерживающиеся на паре башен ниже. Местами их было так много, что за кучей пристроек нельзя было рассмотреть саму стену. Из центра главного корпуса, аккурат напротив высоких дверей главного холла, начиналась невысокая колокольня, увенчанная старинным чугунным колоколом. Он был настолько древним, что намертво прирос к креплениям, и было страшно даже просто подходить к нему, а не то чтобы использовать по назначению. Его грозный лик некогда украшали религиозные символы, но толстый слой зеленоватой окиси и угольной пыли сделали их почти неразличимыми. Очень редко во время сильной бури, «язычок» колокола колыхался, ударяя по стенкам — в эти моменты раздался звук зловещий, и продирающий до глубины души своей неестественностью. Будто древний морской левиафан пробуждался на дне, и теперь подавал голодный голос. В вое снежной бури этот звук казался особенно ужасающим и Можно было ставить какие угодно деньги на то, что второго колокола с таким звучанием в мире нет. Этот корпус появился первым, и уже спустя годы к нему достроили крылья и флигели — это была страсть Циглеров — каждый обладатель замка, считал своим долгом добавить что-то от себя, будь то новый флигель, парадный зал, или пара новых башен, в дополнение к уже имеющимся. Учитывая это, немудрено что в конце-концов, замок потерял свой исконный вид, под наслоениями веков, и это не говоря про то что он пережил несколько осад (но не разу не был взят), войну за независимость Швейцарии и эпоху Реформации. Каждый новый век оставлял на его лике все новые и новые следы, отражающие не сколько веяния времени, сколько интересы владельца. Широкие скругленные башни на которых раньше стояли баллисты, и пушки, чередовались с толстыми стенами залов, и остекленных галерей, с которых свисали каскады домашних растений, с трудом переносивших горный климат. Массивные каменные кирпичи, давно покрывшиеся мхом и плесенью, чередовались со все более современными, постепенно заменяясь на сверхпрочные блоки из армированного бетона. Однако и они довольно быстро зеленели, под влиянием влажного климата. Мох, плесень и какие-то горные растеньица похожие на хмель, быстро приживались, со временем полностью укрывая целые стены, и придавая замку загадочный, и даже зловещий вид. У южной стены раскинулась стеклянная теплица и каменная оранжерея — любимое место Аурелии Циглер (матери Ангелы) — во все времена года источающая потрясающие ароматы цветов, привезенных сюда с юга Италии. Чуть поодаль за массивного вида башней, ранее выступавшей в роли донжона, а теперь используемой в качестве библиотеки, виднелись стены гаража, и деревянная конюшня. Дед Ангелы любил лошадей, и даже пытался заняться их разведением, но у него ничего не вышло, поскольку он был несколько не в себе. Если точнее, он был совсем чудак — непредсказуемый, и странный, он был однако очень умен, чем приводил всех вокруг в трепет. Его занятия были самыми разными, от коллекционирования фарфоровых сервизов, и исследований эволюции жаб, до как уже было сказано коней. И хотя его любили — как любят любого старого чудака — своим поведением он часто пугал гостей, и вел себя местами непристойно. Многие увлечения тоже были весьма специфическими, так-что семья постаралась избавиться от большинства напоминаний об них, едва на гроб деда упали первые комья земли. Теперь конюшни были переоборудованы под громадную летнюю веранду с потрясающим видом на туманную долину, раскинувшуюся внизу. За главным корпусом, громоздился сумбурный во вех своих проявлениях муравейник помещений для прислуги, и казармы милиции дома — Циглеры никогда не прибегали к услугам ЧВК или ЧОПов для охраны, предпочитая формировать «стражу» из собственноручно отобранных людей. Вокруг казарм были обустроены подготовительные центры, и стрельбища, на которых в любую погоду можно было увидеть солдат милиции — всего их насчитывалось около двух сотен, не считая особого отряда сопровождения, который всюду шатался за главой семьи. Этого с избытком хватало чтобы поддерживать порядок в доме, и окрестностях. Многие стражники служили здесь уже несколько поколений, как и некоторая часть прислуги. Это делало семейство Циглер одним из наиболее консервативных в плане персонала — внутри вы бы не нашли ни одного омника, или дрона — все руками, или механикой. Там же чадили многочисленные кухни, прачечные, мастерские, и прочие подсобные конструкции, которые лучше всего спрятать от любопытных глаз. Тут всегда было жарко и смрадно, воздух полнился ароматами разной степени приятности, а на пол лучше наступать в сапогах-болотниках, ибо система дренажа была древнее большинства помещений, и не всегда выдерживала напор воды, поднимая на поверхность фонтаны мыла, химии, а порой и нечистот. Южнее, на большой площадке, расположилась старая и давно уже никем не посещаемая обсерватория. В начале двадцать первого века она была рабочей, и здесь часто собиралась небольшие группки астрономов, наблюдавших за чистотой швейцарского неба, но потом главная линза телескопа была повреждена, при странных обстоятельствах (поговаривают что в неё врезался потрясающе толстый голубь), и с тех пор здание было почти заброшено, если конечно не считать того что вокруг было очень удобно сушить белье. Остальную часть занимало уродливое наслоение торжественных залов, и пышных приемных комнат, которое выстроили братья Густав, Ганс и Иоганн Циглер, три столетия назад. Соревнуясь в том кто построит наиболее красивое помещение, они сами того не зная изуродовали половину замка. Снаружи конструкция больше походила на наполовину разрушенный, и затонувший корабль, внутри же было царство плохого вкуса. Интерьеры были лишены всяческого изящества, выглядя не многим лучше борделя — кого столь вульгарными залами собирались удивлять братья, осталось загадкой. На их фоне была почти незаметна небольшая пристройка, сделанная их отцом, Глорнахтом Циглером — большим любителем тайн, и загадок. На самом деле, как и многие в роду Циглер, он был просто сумасшедший. Уж неизвестно почему, но именно этот недуг, преследовал род, вот уже десять веков, с большой долей вероятности проявляясь через два поколения. Этот полоумный психопат, понастроил по всему замку тайных комнат, секретных подвалов, и лабораторий. Одному черту известно сколько таинственных книг и артефактов он сюда притащил, и где их спрятал. Его пристройка была простой на первый взгляд комнатой отдыха — небольшая, вся отделанная мрамором, она хранила полумрак. В нем вырисовывался небольшой фонтан, в виде атланта, что держит в руках распахнутое око, из которого льется вода. На дне водопада всегда что-то загадочно мерцало и мелькало, и в детстве Ангела всегда хотела достать блестящие штуки. И однажды ей это почти удалось — правда случайно — девочка упала в фонтан, и едва не утонула, уйдя на глубину шести метров. Прежде чем её вытащили, девочка провела в фонтане пару болезненных, полных ужаса минут, в ходе которых её посещали странные видения, и галлюцинации, из-за которых она так и не смогла ухватить ни одну блестяшку со дна. Вода была ледяная, и Ангела тяжело заболела, находясь в горячечном бреду целых две недели. Поговаривали что пока она болела, она разговаривала с давно умершим Глорнахтом, звала его по имени, и вела долгие бессмысленные беседы с пустотой… Выздоровев Ангела долго рассказывала что говорила со «странным дядей» и тот рассказал ей много тайн, и секретов, граничащих с невозможными. Это привело её в полный восторг, объяснить который не мог никто. Все опасались что девочка просто поехала крышей, но уже спустя неделю, она забыла про галлюцинацию. Впрочем, опасение частично подтвердилось годами позже… Самой отдаленной частью замка, была башня Аврелиана Циглера, возвышающаяся на самой вершине горы. Именно с неё, столетия назад начался замок — Аврелиан хотел построить целый собор в горах, но умер раньше чем успел осуществить это. В наследие осталась лишь башня, к нашим дня окончательно обветшавшая, и почти развалившаяся. Территория замка не оканчивалась непосредственно на нем — вся земля в радиусе многих километров, так же принадлежала роду Циглер. Стены, защищающие её, были далеко внизу, на самой границе горного склона. Ангела любила гулять там — среди квадратных сторожевых башен, и поросших мхом камней, на которых были вырезаны древне-германские руны, и давно стершиеся сценки, из местного фольклора. Большинство из них представляли весьма серьёзный исторический интерес, однако, мало кто вообще знал, о существовании поместья Циглер — уж больно тихо жило семейство, с середины двадцатого века… Начало двадцатого столетия, был для рода Циглер огромной ошибкой. Ошибкой именуемой Вольфганг Циглер. Юноша не имеющий ни единого подарка природы, кроме властолюбия и амбиций, способных заслонять солнце. Попытавшись стать промышленником, он несколько неправильно выбрал курс развития, и к концу Первой Мировой Войны, остался у разбитого корыта, растратив чудовищные деньги, и потеряв большую часть владений рода за пределами Швейцарии. Это озлобило Вольфганга, заставив его метаться по жизни, в поисках справедливости. Время было тяжелое — мир менялся, Европа горела в пламени войн и Вольфганг, чуя эти веяния попытался примкнуть к сильнейшей стороне. В обмен на обещания власти и великих благ, юноша присоединился к набирающим силу нацистам, и каким-то невероятным чудом уже спустя пару лет состоял в рядах Аненербе, в весьма серьёзном чине. На какое-то время, замок Циглеров даже стал официальным посольством Рейха в Швейцарии. Доподлинно неизвестно чем занимался Вольфганг, но закончилось все на Нюрнбергском трибунале. После тщательного следствия, Штандартенфюрер СС Вольфганг Циглер, был признан виновным в преступлениях против человечества, и казнен. Однако позднее, его имя таинственным образом пропало из официальных документов, как исчезло оно вообще из всех архивов, и хроник. Вильгельм Циглер — его второй сын (пережил войну в Италии, и тоже был подозреваем в пособничестве нацистам) всеми силами старался очистить семью от пятна позора, вычеркивая отца из всех возможных источников. Даже в галерее портретов, на месте лика Вольфганга, до сих пор висит лишь пустая рама (впрочем, она там не одна, ибо опасных, и неприятных личностей в роду было полно, чего стоит один лишь Ульрих Циглер, сошедший с ума и целенаправленно заражавший окрестные города холерой, два с половиной столетия назад). Но, как бы ни старались избавиться от предка, он все же оставил свой след в замке, пристроив к нему подземные лаборатории, тюремный блок, первую электростанцию, и большую, укрепленную кордегардию на въезде. Так же благодаря ему, на башнях замка появились зенитные пушки, а основные помещения укрыла медная черепица. На библиотечной башне появились флюгеры в виде пикирующих орлов — они громко скрипели на ветру, подражая крику хищной птицы… Таким Ангела помнила свой дом — тихим, спокойным, светлым… Он всегда казался ей оплотом тишины, и душевного единения с древностью, глубокой, как темные морские пучины. За толстыми каменными стенами и в хитросплетении коридоров, она чувствовала себя в защищенной от любой угрозы. Мир вокруг мог гореть и рушится, но внутри была неизменная иллюзия что все в порядке, которую активно поддерживали все его обитатели. Особенно старались родители Ангелы, желающие всеми силами оградить дочь от всего мира — её это всегда немного раздражало, во всем замке обо всем что твориться за пределами стен, она узнавала последней, или из интернета. Но, она не обижалась, и спустя годы вспоминала родителей с очень большой любовью… Отец Ангелы — Август Циглер — был высоким, атлетично сложенным человеком, с подбородком настолько квадратным, что им можно было забивать гвозди. Подобная черта вполне гармонировала с характером Августа, славившегося своей прямолинейной упертостью. Эта черта соседствовала с некоторой медлительностью мышления, ему было свойственно сначала делать, а уже потом думать. В молодости это стало большой проблемой, о чем говорил длинный кривой шрам, украшающий шею Августа, от левой ключицы до правой стороны челюсти. Его розовые края сильно контрастировали с почти альбинотическим оттенком кожи Августа, и были заметны издалека. Герр Циглер никогда не стеснялся этого незначительного увечья и порой специально демонстрировал его напоказ, рассчитывая ввести собеседника в ступор. Он получил его ещё в военной академии, на учениях по отражению массированных атак — учебный бот, вооруженный длинными клинками, упал в окоп, и сломался. Учебная программа переключилась на боевую, и машина набросилась на первого кого увидела, им оказался младший лейтенант Август Циглер. К чести Герра Циглера, он сумел победить машину, ценой сильной травмы, и едва не умер от кровопотери. Поговаривали что выжил он абсолютным чудом, что клинки бота вспороли сонную артерию, и повредили нервные окончания — по всем правилам медицинской науки, он должен был умереть. Но в какой-то момент показатели раненого вдруг стабилизировались. В лазарете он пережил две клинических смерти, и заражение крови, и встал на ноги лишь через четыре месяца, а к службе вернулся только через шесть. После этого Август Циглер сильно изменился — если до травмы это был очень тихий, и серьёзный человек, с невероятно сухой душой, то после в нем появилась какая-то зловещая искорка. Мимолетная, как предчувствие приближающегося безумия, она была заметна в суровых темно-голубых глазах, похожих на два острых, граненых сапфира. В их туманной глубине сияли зловещие молнии, заставляющие многих людей впасть в глубокий ступор от одного лишь его взгляда. Он стал беспокойным, и немного нервным, не мог усидеть на месте и пары часов, постоянно дергаясь, будто ожидая чего-то. Противоположностью ему была Аурелия Циглер (в девичестве Аурелия Гаусс)- Юркая, невероятно живая женщина, с постоянно рассеянным лицом, и не менее рассеянным голосом. Она всегда выглядела так, будто что-то забыла или потеряла, но уже отчаялась найти. Её Ангела запомнила хуже чем отца. И пусть её фотографий не сохранилось, Мерси могла просто посмотреть в зеркало, чтобы увидеть мать — они были как две капли воды. Было лишь одно отличие, у Аурелии были бледно-каштановые волосы и карие глаза. Свою снежно-белую шевелюру Ангела унаследовала от отца. Мать всегда была рядом с Ангелой, стараясь не упустить дочь из виду ни на секунду. Это раздражало Ангелу, доводя до нервных приступов. Лишь спустя очень много лет, она узнала что была не первым ребенком в семье — первая дочь погибла в возрасте трех лет, когда няня случайно уронила её с вершины обзорной башни. Этот случай глубоко повредил хрупкую психику Аурелии — она уже никому не доверяла вторую дочь, считая что с ней что-то точно случиться… Теперь когда далеко за горизонтом разгорелось жерло очередной войны, обитатели замка старались не замечать приближающуюся катастрофу, поддерживая хрупкую иллюзию того что все в полном порядке, и нет поводов для беспокойства. Авугст как всегда сидел допоздна в своем кабинете, употребляя небольшие порции ягера и бессмысленно глядя на портреты предков. Годы назад, поступая в Венскую Военно-тактическую Академию, он приносил присягу и теперь она каленым железом жгла его сердце. Тяжкий груз долга давил на Августа, загоняя все глубже в депрессию. Все его нутро требовало встать и написать прошение в комиссариат, и уже через неделю быть на фронте. Но, стоило ему потянуться к клавиатуре, как в голову сразу приходил образ Аурелии, окончательно сходящей с ума от беспокойства. Она и не подозревала о беспокойстве мужа — продолжая заниматься своим любимым делом, а именно уходом за оранжереей. Когда Ангела окончательно зверела от матери, Аурелия уходила сюда, часами копаясь в земле — пересаживая, и обрезая инопланетного вида цветки, и кусты. Ангела же была ребенком болезненным и слабым — она легко простужалась от каждого ветерка. Из-за унаследованной от отца бледности, она вечно казалась больной. Пыль, скопившаяся в Шниберге, плохо влияла на её здоровье — девочка постоянно чихала и сморкалась. Из-за этого она была не склонна к активным играм, вместо этого её любимым развлечением были поиски секретных ходов и комнат, пронизывающих замок насквозь, (самой большой её находкой, был реликвиарий Борхарда Циглера, запрятанный в толще базальтовых блоков, прямо под главной кухней замка) ну или сидеть в библиотеке, с книгой на коленях. Все остальное время она проводила в компании нанятых отцом учителей. Так день тянулся за днем, тягучая атмосфера горной Швейцарии убаюкивала, вызывая тягучую, болезненную меланхолию. Хотелось сесть на веранде и наблюдать, как на огромном дубе, растущем на склоне, постепенно желтеют листья. Однако, иллюзии имеют неприятно свойство рассеиваться, оставляя вас совершенно не готовыми к суровой реальности. Сегодня все было именно так, воображаемый занавес рухнул… …Все началось с самого утра, когда слуги доложили отцу Ангелы что связь не работает, и даже армейские радиочастоты передают лишь оглушительный треск, и неразборчивые обрывки каких-то команд. Удостоверившись что это так, хозяин замка сделал не самый приятный вывод, что происходит что-то очень не хорошее. В тяжких раздумьях он мерил шагами свой кабинет, периодически останавливаясь перед зашторенными окнами, и поднимая руку чтобы отодвинуть бархатную занавеску. Но, он так и не сделал этого, лишь погладив ткань. В ответ штора легонько колыхнулась и ударила хозяина статическим разрядом… Отсветы былой надежды что все уляжется само, потихоньку угасали — Август не был дураком, и хорошо понимал что может означать исчезновение связи. Так уже было, пару месяцев назад, когда группа армий Бундесвера была на голову разбита, а западная Германия подверглась жесточайшим атакам. Неумолимое чувство приближающегося конца, накатывало на него подобно морскому приливу. Самые темные мысли закрадывались в голову, заставляя раз за разом совершать стремительные круги вдоль уставленных книгами стен, и возвращаться к окну. Выбор от которого Август Циглер уклонялся столь долго, требовал принять решение, иначе могло быть и вправду слишком поздно — теперь последствия бездействия будут слишком тяжелыми. В очередной раз застыв перед окном, он закрыл глаза, пытаясь обратиться за советом к предкам, но не мог представить что бы в его случае делал отец, дед, или даже зверский прадед Вольфганг. Через час резная дверь кабинета бесшумно распахнулась, впустив слегка напряженного капитана милиции дома. Он был в полном боевом облачении — бронированном комбинезоне, панцире и с оружием за спиной. В напряженных руках держал тяжелый штурмовой шлем, и информационный планшет, из динамика которого тихо шебуршались переговоры. На фоне тишины, царящей в кабинете, каждое слово было отчетливо слышно, эхом отдаваясь от каменного потолка… — Герр Командант… — Тихо позвал капитан, теребя ремешок шлема и явно не решаясь ступить берцами на персидский ковер хозяина. — Дальние посты сообщают что слышали выстрелы в соседних долинах. В небе видели огни… Я позволил себе поднять гарнизон по тревоге. — Хорошо, я одобряю… — Пробурчал Август. Его голос звучал глухо как из параллельной вселенной. — Герр Командант. Люди нервничают. — Продолжил капитан. — Скажите, это, именно то о чем мы подумали? — Хотел бы и я знать. — Герр Циглер резко отвернулся от окна. Его белый офицерский китель, натянулся когда немец расправил плечи. Черные прошитые серебром петлицы майора, и цинковые пуговицы, засияли в свете люстры. — Но, нужно готовится к худшему. — Мы… Ждем ваших приказов. Герр Командант. — Капитан вытянулся в струну. Август, несколько ободренный верностью подчиненного, перестал кружить по кабинету и застыл. Пару секунд его глаза глядели в пустоту, а потом он метнулся к шкафу. Массивное наследие средневековой Германии — он был отреставрирован и покрыт лаком, а в толстые дверцы были встроены небольшие зеркала. Внутри Август хранил все то, то считал слишком ценным чтобы доверять это столу, или сокровищнице. Распахнув толстые дубовые створки, Август застыл, пробегая глазами по полупустым полкам — за последние годы слишком много вещей утратили ценность, теперь тут хранились лишь реликвии. Немного поколебавшись он вытащил длинный футляр из черного полированного дерева. Поверх тонкого слоя лака был оттиснут герб семейства Циглер — перекрещенные кость, серебристое перо, и меч, на зеленом поле. Поставив его на стол, Герр Циглер осторожно надавил на фамильный герб и тот с щелчком перевернулся. Мало кто знал о подобном двуличии герба, ибо второй его ипостасью в последний раз пользовались слишком давно, и слишком неприглядно. На черном фоне сияло пламенеющее око, окруженное стальным кольцом из которого в разные стороны ударяли восемь стрел. Над ним, на вершине щита, красовалась Адамова голова, чья челюсть истекала кровью, исполненной из крошечных рубинов. Стоило гербу перемениться, как в футляре раздался щелчок — скрытые замки открылись и распахнулись. Крышка с тихим скрипом подалась в бок и наружу выплеснулось облачко белой пыли. Внутри на подложке из блестящего черного бархата покоился длинный, тонкий клинок, с массивным черненым эфесом стилизованным под змею. Всем своим видом клинок источал невероятную древность, но не смотря на гнет веков, был будто вчера выкован. Сделать такое оружие могли единицы, если подобная высота кузнечного искусства вообще подвластна смертному — согласно очень древней легенде, этот клинок сам нашел семью Циглер. Август улыбнулся собственному отражению на клинке, в памяти сразу всплыла история рассказанная ещё дедом: якобы за какое-то испытание перед Аврелианом Циглером, предстали ангелы, и в качестве награды дали ему этот клинок. Так это было или нет, но за время своего существования он принес гораздо больше горя. У клинка была почти мистическая способность становиться обожаемым — даже сейчас герр Циглер не мог точно понять, почему простой меч кажется ему столь любимым. Он легко лег в руку хозяина и Август с тихими свистом взмахнул мечом — его клинок кровожадно заблестел, отражая свет люстры. На нем стали видны многочисленные гравировки, сделанные прежними владельцами — они переплетались образуя единый узор из десятков картинок поменьше. Часть из них стерлась, часть подвергалась повреждениям, но все ещё были вполне читаемы. Как и на замке, на клинке было принято расписываться, нанося важный по мнению хозяина рисунок — многочисленные гончие псы обвивали основание, над ними сияли звезды и планеты, вокруг которых кружились вороны и кометы… Узоров было столь много, что они превращались в безумную картину, и к нынешнему дню свободного места почти не осталось — лишь небольшой участок у самого кончика лезвия, еще сиял нетронутым металлом. Август добавил на него один рисунок — горящий глаз, из которого капала слеза, он уместился аккурат между алчущих змей, нанесенных его отцом. — Старый «Donum maledictum»… — Прошептал он, прислоняя лезвие ко лбу и ощущая как оно едва-заметно пульсирует. Может это было наваждение, или просто игра разума, падкого на всякую мистику, но Август ощущал его невероятную силу, хотя и не мог объяснить в чем она заключается. Сама мысль что «Donum maledictum» держал в руках каждый наследник рода Циглер, придавала ему решительности. — Я, долго не хотел этого делать, хотя давно пора. Капитан, с этого момента замок переходит на осадное положение! — Есть! Герр Командант! — Капитан громко щелкнул каблуками, и вытянулся в струну, едва не выронив из рук каску. — Готовьтесь так, будто на нас нападает сам дьявол! — Авугст рывком вытащил ножны клинка, и принялся крепить их на пояс. — Пусть каждая башня станет бастионом, каждый коридор тропой смерти! Включайте мины, поднимайте защитные поля! Если это именно то о чем я думаю, то мы должны быть готовы принять бой! Подготовьте эвакуационный трнспорт — надо дать уйти слугам, и их семьям, а главное… Капитан, возьмите самых надежных людей, пусть они проследят за госпожой и Ангелой… Пусть охраняют их ценой жизни… — Есть. — И черт возьми, вытащите из подвалов мою броню! — Громыхнул Август, с щелчком вставляя меч в ножны… Ночную тишину разорвал грохот оборонительных систем замка. В последний раз осадное положение объявлялось больше сотни лет назад, но с тех пор система обороны не была заброшена. Регулярно проводящиеся учения дали плоды — стража с потрясающим рвением бросилась выполнять свои обязанности. Впервые за годы в казармах завыла сирена, а на стенах внизу, зажглись красные огни, извещающие о чрезвычайном положении. По коридорам загрохотали десятки сапог, а под потолком гремели голоса младших офицеров, направляющих людей на позиции. Из оружейных вытаскивали тяжелое оружие и ящики с боеприпасами — лязг и треск вскрываемых цинков аккомпонировал гомону голосов. Солдаты распахивали двери балконов и башен, вытаскивая пулеметы и лазерные пушки на колесных лафетах. Гарнизон замка был не многим хуже чем государственные силы — Август Циглер любил своих солдат, и не поскупился на их снаряжение. Все до единого были одеты в угольно-черные комбинезоны, укрепленные массивными панцирями из титановых плит, и кевларовых пластин, закрывающих уязвимые места. Поверх комбезов была тяжелая противоосколочная шинель, того-же черного цвета — на неё навешивалось дополнительное снаряжение, вроде лопаты, подсумков для гранат, и прочего необходимого в бою хлама. Головы защищал штурмовой шлем, с интегрированной противогазной маской — его линзы были оснащены тепловизором, и ПНВ, из-за чего имели бледно-красный, или зеленый оттенок. В качестве вооружения применялась всем знакомая и проверенная временем германская штурмовая винтовка G-443. Некоторую техническую отсталость, она компенсировала скорострельностью, и тяжелым патроном 7,62 EXTENDED, а учитывая гранатометы, и пулеметное вооружение, усиленное пусть и редкими, но вполне действенными плазменными излучателями второго поколения, милиция дома могла вполне эффективно противостоять почти любому врагу. Во дворе под стук барабанов и свист трубы, проходило построение — три шеренги бойцов выслушивали приказания лейтенантов, чей крик многократно усиленный встроенными в шлемы громокоговорителями, разносился на весь замок. Прямо рядом с ними отделение из десяти бойцов уже возводило баррикаду из мешков с песком, и устанавливало противотанковые ежи, приваривая их к металлическим полосам, спрятанным под гравием. В небо ударили ледяные лучи прожекторов, их конусы замелькали по тучам, выискивая подкрадывюащихся врагов. Издавая грохот цепей и свист гидравлики, на оборонительных башнях поднимались зенитные платформы — вооруженные усовершенствованными 88-миллиметровыми орудиями середины двадцатого века, они ещё могли представлять серьёзную угрозу для омников. ЭМИ-болванки и фугасно-плазменные снаряды, должны были создать нерушимый заслон на небе. Вокруг орудий носились боты-тележки загруженные снарядами, и блюдцеобразные дроны наводчики, гудящие своей сложной оптикой. Август потратил много средств и времени, чтобы оборудовать замок всем необходимым, и теперь он наслаждался происходящим, стоя на балконе своей башни. Солдаты гарнизона с поразительным рвением взялись за подготовку к обороне — окна закрывали тяжелыми металлическими ставнями, двери укрепляли и засыпали мешками с песком, к бойницам подвозили крупнокалиберные пулеметы, и лазерные пушки. Нижние этажи ощетинились разрядниками Теслы, и жерлами автоматизированных орудий, готовых обрушить на долину залпы мин и снарядов. Бойцы занимали башни, и коридоры, стаскивая заранее заготовленные мешки с песком, и листы металла. Учитывая запутанность замка, оборонять его будет не очень сложно и Август всерьёз рассчитывал продержаться до подхода сил «Овервотч» или хотя-бы авиации Французской республики. Над главным входом был экстренно сформирован дополнительный отряд ПТО, а сам вход закрыт, массивными стальными балками (на самом деле это были рельсы, украденные солдатами из долины). Впервые за двести лет, подъемный мост, перекинутый через полный острых камней ров, был поднят, и прикрыт стальной решеткой. Завершающим аккордом стал утробный гул запустившегося щита — из длинной антенный излучателя, расположившейся над колокольней, ударил сияющий пучок синего света. Поднявшись на высоту сотни метров, он распустился, укрыв замок полупрозрачным куполом из потрескивающей энергии. За пол часа замок стал неприступным… — Август, милый, что происходит? — С как-всегда растерянным видом спросила Аурелия, когда шестеро солдат при помощи прислуги, начали собирать её вещи. — Рагнарёк, дорогая… — Горько улыбнулся Август…

***

…Правильность подобного решения подтвердилась буквально через три часа после того как солнце осветило вершину Монблана, выглядывающую из-за горизонта. Этим утром, солнечный свет был тусклым, и зловещим, ибо прорывался он через сплошную стену из столбов дыма, окутывающих горизонт. Они поднимались ото всюду куда бы вы не взглянули — черные, полные искр и сажи, они тянулись по ветру, как чернильные пятна, и среди них, на самой грани видимости, носились тучи мелких точек — штурмовиков, и бомберов омнического роя. Они метались из стороны в сторону, и дым над ними окрашивался вспышками красного, а ветер приносил громоподобные отзвуки взрывов, и удушающий запах горелого. С высоты библиотечной башни замка, Август Циглер видел как страна горит… …Примерно в то же время, дозорные засекли небольшую потрепанную колонну военных. Они с радостью приняли предложение укрыться в замке, тем более что везли с собой много раненых, которым нужна была помощь. Сопровождавший их сержант рассказал что твориться вокруг, и слова его были если не ужасны, то точно заставляли впасть в уныние граничащее с паникой. До этого момента, рои Омников двигались единым фронтом, сломив сопротивление основных сил бундесвера, и теперь напирали на восток Франции, и Италии. Швейцарию они по непонятной причине огибали, будто поддерживая её извечный статут о нейтралитете. И многие думали что так и останется — что очень немногие «рукава» роев, будут направлены сюда, в горы. Ситуация изменилась в полночь на среду. Материнская платформа Гефест, а вместе с ней рой «Грейхаунд», до этого служивший вспомогательным для роя «Рейн», неожиданно сменили курс и менее чем за час преодолели северные пики, обрушившись на дремлющую Швейцарию, подобно лавине из огня, и стали. «Гефест» строился как автономная авианесущая платформа — БПЛА всех типов и размеров, были его основным оружием, рой «Грейхаунд» удачно дополнял их отделениями десантных Омников, модели «Серафим». Десантируясь в капсулах выстреливаемых из материнских кораблей размером меньше «Гефеста» они обрушивались на землю, а тучи беспилотников, расчищали для них дорогу шквалом пуль, ракет и лазеров. Сам «Гефест» регулярно выпускал тактически ракеты, и выжигал целые города залпами гамма-пушек, и монструозного ионного орудия, водруженного на его брюхо… Пограничные силы продержались меньше часа, так и не сумев причинить достаточный ущерб авангарду роя, волна бомбардировщиков, и транспортов, несущих тысячи машин десанта, нетронутой пролетела вглубь страны, сея хаос и разрушение. Вся восточная часть страны оказались фактически отрезана, началась паника и неразбериха, в которой войска не могли точно понять что происходит. Критически точки обороны были уничтожены — исчезла связь, и координация сил, а к четырем часам утра, омники причинили непоправимый урон Люцернской АЭС, и древний город поглотил ядерный взрыв… Берн, ненадолго ставший оплотом обороняющихся, был окружен, и практически стерт с лица земли «Гефестом», а подкрепление идущее из Ромона, так и не появилось — оно наткнулось на вторую волну омников, и было ими почти полностью уничтожено. Один за другим города Швейцарии обращались в прах — машины со всей своей холодной целеустремленностью, и несломимой логикой, неуклонно истребляли всех и каждого. Число жертв в первые же часы составило сотни тысяч… Уцелевшие армейские части отступали на юго-запад, стараясь прикрыть толпы беженцев, от налетающих роев машин. К полудню, наиболее крупное соединение сил самообороны Швейцарии и потрепанного германского полка, заняли крохотный городок Ленк. Они защищали его больше трех часов, успешно отражая авианалеты и сухопутные атаки, в надежде дождаться воздушной поддержки со стороны Франции, даже не подозревая что авиазвенья направленные из Лиона, уже завязли в бою над Монтрё, в бессмысленной попытке сдержать омников от атаки на Женеву. Защитники Ленка так и не дождались помощи, погибнув все до единого, но именно они дали шанс спастись семейству Циглер и тысячам других несчастных, бегущих от войны… Такие новости окончательно уверили Августа что надо эвакуировать семью во Францию. Вот только сам он бежать не собирался. Это было очень плохо воспринято Аурелией, и когда капитан сообщил ей о решении мужа, Фройляйн Циглер отреагировала на это крайне бурно…

***

…- Ты сдурел! Тебя убьют! Вылезай из этой чертовой железки, и эвакуируйся с нами! — Визжала Аурелия Циглер, не жалея своих надорванных голосовых связок. По её бледному, остроконечному лицу текли слезы, и сопли, а глаза покраснели. Периодически она принималась икать, и вздрагивать от нервного напряжения, а в её руках мелькал изгвазданый носовой платок, который она никак не могла запихнуть в карман черных вельветовых брюк. — Пожалуйста! Август! — Черта с два!!! — Ревел в ответ отец Ангелы, ударяя себя по груди закованным в сталь кулаком. Он был облачен в сияющую свежей смазкой броню «Крестоносец». В ней Герр Циглер выглядел настолько внушительно, что даже стоя рядом можно было ощутить невероятное воодушевление. При каждом движении тяжелые листы брони громко стучали, сервомоторы гудели, и жужжали словно рой пчел, а жерло реактора расположенного в груди, изрыгало облачка пара, и искры, с шипением падающие на каменный пол. В левой руке он сжимал рукоять грозового меча — тяжелого в обращении оружия, в котором между тем была чудовищная сила. Одного удара было достаточно чтобы разрубить солдата в экзоскелете. — Я родился в этом чертовом замке! В нем я и умру! Как все мои предки!!! И ты, женщина, меня не остановишь! — Август! Подумай, если тебя убьют, то что будет с нами! Я не переживу такого горя! — Заткнись! — С наигранной горделивостью взревел тот, сжимая свободную руку в кулак. — Я гордый обладатель фамилии Циглер! И не оставлю свой дом! Это мой чертов долг! — Не оставляй нас Август! — Аурелия буквально кинулась на нагрудную плиту доспеха, едва не опалив лицо об раскаленное жерло реактора. — Только не сейчас! Мир горит, все рушится! Не имеет смысла держаться за этот старый замок! — Старый замок?! — Взревел отец Ангелы, взмахивая мечом. От грома его голоса под потолком забегало грозное эхо, а мельтешащие вокруг бойцы милиции нервно вздрогнули. — Это не просто замок! Это и есть Я! Без него Я никто! Не беспокойся обо мне, умерев здесь, я сделаю это спокойно! — Майн Готт… Майн Готт! Вправь этому идиоту мозги! — Всплеснула руками фройляйн Циглер. На её глаза наворачивались новые слезы. — Я отправляю вас с лейтенантом Решером! Он надежный человек — его семья служит нам уже четыре столетия — он сумеет позаботиться о вас! И не будь визгливой клушей! Какой пример ты подаешь моей наследнице?! При этом Август махнул рукой в сторону Ангелы. Та сидела на уже собранных чемоданах, пребывая в состоянии полного шока, не в силах мысленно обработать все что происходит вокруг. До сегодняшнего дня она терпеть не могла тишины, наполняющей замок и её разум довольно часто просил чтобы произошло хоть что-нибудь чтобы нарушить привычный порядок вещей. Теперь она была готова молить любых богов, только-бы тишина вернулась, вернулась затмив собой грохот сапог солдат, лязг оружия и плачь матери, уговаривающей отца идти за ними. У неё бешено билось сердце, руки дрожали как у пьяной, не в силах удержать даже лямки рюкзака, валяющегося перед её ногами. Остекленевший взгляд Ангелы метался из одной стороны в другую, ища хоть что-то за то можно было уцепиться и будто пытаясь запомнить как можно больше деталей. Она сидела на целой куче больших кожаных чемоданов, сваленных прислугой в самом центре главного холла замка. Любой кто заходил в замок Циглер с этой стороны, непременно задерживал дыхание, не ожидая такого величия от простой на первый взгляд конструкции. Внутри все было ярко освещено и начищено до блеска, благодаря труду десятков горничных. Холлом был невероятно огромный прямоугольный зал, из гладких базальтовых блоков и гранитного кирпича. На некоторых был оттиснут герб семейства, или личный девиз одного из предков. Свободное место на стенах занимали картины, изображающие славных предков, и их деяния. Их окружали светильники, замаскированные под факелы, и свечи, удерживаемые на весу скульптурами оскаленных крылатых чертей, и бесов, в глазницы которых были встроены датчики опознания внешности. В замке мистическая тема прослеживалась везде, начина от росписей на потолке, и заканчивая особенностями интерьера, в частности в помещении амфитеатра, вдоль сцены, выстроились скульптуры и фальшивые чучела чудовищ. В детстве Ангелу они страшно пугали, особенно человек с кальмаром вместо головы, да и было жутко ходить по длинным коридорам, когда со стен на тебя смотрят когтистые крылатые фигуры гарпий. Прямо напротив входа начиналась необъятной ширины лестница из черного мрамора. На её перилах парами стояли рыцарские доспехи, надетые на статуи наиболее известных капитанов стражи дома — в их глаза была встроена сигнализация, и даже спустя века древние слуги продолжали хранить покой хозяев. Этого почти никто не знал, что белые прожилки пересекающие лестничный мрамор, складывались в боевой герб семейства и по старому поверью, ни один враг не мог подняться выше чем на восемь ступенек. Однажды это подтвердилось, когда около трех сотен лет назад, на голову барона Темпельгофского упал фонарь — при обыске трупа при нем обнаружили отравленный кинжал, который несомненно предназначался для кого-то из Циглеров. Оканчивалась лестница большой укрытой зеленым ковром площадкой, на которой во время приема должен был стоять хозяин дома. Теперь там был массивный бруствер укрепленный листами железа, и увенчанный аж двумя пулеметами. Вокруг суетились несколько бойцов, готовящих боеприпасы, и устанавливающих ещё какое-то оборудование. Дверь, ведущая в приемный зал за их спинами, уже была заварена, и теперь трое солдат крепили к ней массивный стальной лист. У основания лестницы тоже начала появляться оборонительная точка — солдаты гарнизона как муравьи таскали различный хлам и мешки с песком, а вокруг них кружились дроны, и слуги, принявшие решение не бежать, а остаться в замке. Они собирали все что представляло ценность, и несли в подземелья, надеясь сохранить семейные реликвии в целости. По бокам от лестницы в темных углублениях притаились ходы для слуг, и грузовой лифт, ведущий в подвал. Его редко использовали и Ангела за свою короткую жизнь ни разу не видела как открываются металлические двери. Сегодня он был главным тружеником, перевозя из подземелий и оружейной килограммы боеприпасов и оружия (они находились тут не совсем законно, дело в том что Август Циглер хранил оружие которое официально числилось как учебное), и солдаты вереницами вытаскивали наружу ящики, и цинки. Вокруг него тоже установили мешки — в случае чего отход в подвал был одним из главных планов по обороне. Левую стену холла занимали небольшой уголок, где гости могли снять верхнюю одежду, и сдать багаж прислуге — на полы уложены гигиенические ковры, со странным зеленым рисунком. На нем расположились излишне пышные кресла, в уродливом стиле барокко и пара кожаных диванов. В их простоте таилось истинное благородство качественной мебели, и на фоне расфуфыренных стульев, они казались престарелыми аристократами. На стене над креслами зависло высокое зеркало, удерживаемое массивной каменной рамой в виде роя гаргулий, держащих стекло своими когтями. Среди них затесались изображения кракена, и прочих волшебных тварей, столь любимых аристократией древних времен. От времени оно растеряло часть своих качеств, покрывшись черными пятнами, и царапинами, однако это было одно из старейших зеркал во всей Европе. Слуги попытались снять его, но каменные когти гаргулий, и щупальца, были слишком прочны, чтобы сломать их. Справа от зеркала расположилось окно гардеробной — обычно оно было открыто, но сегодня там была стальная плита, с прорезанной посередине бойницей. Защитники не боялись прорывов через стену — толщина блоков местами достигала девяти метров, и не могла быть пробита почти никаким современным оружием. В правой стене было несколько дверей, ведущих в менее важные комнаты — приемные для гостей не столь высокого статуса, коридоры, ведущие в другие крылья, и конечно запасной выход в сад. В промежутках между створками дверей стояли каменные вазоны с папоротниками, и мелкими деревцами. Вокруг них шумная стая прислуги собирала чемоданы, грузя их на автоматические тележки, вывозившие багаж на улицу. Сквозь открытые двери можно было разглядеть как саперы закрепляют на стенах лазерные мины, и рамки ЭМИ-излучателей. На выходе в сад, уже возникла баррикада, за которой притаился расчет с лазерной пушкой. Её щиток полностью закрывал вход, а отделение пехотинцев засевшее по бокам, было весьма надежным прикрытием. Потолки холла, были настолько высокими, что арочные своды, украшенные древними росписями, терялись в зеленоватых тенях. Там на длинных поскрипывающих цепях, напоминающих стальную паутину, висели разлапистые люстры, горящие тысячами бледно-белых ламп. В былые времена в них стояли настоящие свечи, и длинные капли жирного воска, до сих пор свисали с хрустальных бирюлек украшающих светильники. От грохота оборонительных систем люстры раскачивались и воск падал вниз, разбиваясь об каменные плиты пола. Но этот звук терялся на фоне стука сапог солдат, сирен и треска сварочных аппаратов. Все вокруг дергалось и мельтешело, каждый метр окружающего пространства был заполнен занятыми людьми. Мимо Ангелы пробегали солдаты и вооруженные слуги, гремели перфораторы, и переносимые ящики. Прямо рядом с ней один из солдат собирал станковый пулемет, а два его товарища заряжали патроны в ленту. Общая атмосфера напряженности и приближающейся угрозы сгустилась настолько сильно, что её можно было ощутить кожей. Воздух полнился запахом пороха и разогревающихся лазерных батарей, а где-то на улице рычали двигатели машин, вывозящих людей из замка. Все это было настолько непривычно, что казалось дурацкм сном. Главные двери холла распахнулись, впустив внутрь прохладный горный воздух, и внутри вбежал один из лейтенантов стражи. — Герр Командант! — Он застыл перед отцом Ангелы, полностью проигнорировав Аурелию. — Машина готова, мы можем отправляться. — Отлично, скажи людям пусть вытащат вон те чемоданы (Август указал пальцем на пару пузатых чемоданчиков), мы сейчас выйдем. — Рука герра Циглера легла на плечо жены. — Если понадобиться тащите её силой. Ангела! Иди сюда! Она спрыгнула с чемодана и на негнущихся ногах подошла к отцу. Только сейчас она начала понимать как не хочет расставаться с ним. — Ангела… Ты наверное уже поняла, что я не поеду с вами. — Август осторожно встал на одно колено, склоняясь к дочери, но и так он оказывался на метр выше неё. Он отложил меч в сторону и взглянул ей в глаза. — Да папа… — В груди Ангелы что-то загудело, будто маленький моторчик включился спустя годы бездействия. — Я догоню вас через несколько месяцев, ну, может чуть позже… Сейчас я нужен людям. Пусть это будет для тебя примером — ни один из наших предков не бежал с поля боя. Будь сильнее обстоятельств, не бойся опасностей, иди к ним, иначе они сами придут к тебе без стука. — Август приобнял дочь, едва не сломав ей спину форсированной перчаткой костюма. Резкий одеколон отца впился в ноздри девочки — впоследствии ощущая этот едкий запах хвои, она едва могла сдержать слезы, уж слишком сильно он напоминал об Августе. Оказавшись на уровне её головы он перешел на шепот. — Следи за мамой, ей будет особенно тяжко. Обещаешь? — Обещаю… — Ангела вцепилась в руку отца, прижимаясь щекой к ледяному металлу. Едва запустившийся моторчик заработал в полную силу, заставив ощутить себя самым одиноким человеком на земле. Отец всегда был стойкой опорой семьи, единственный кто одним своим присутствием вдохновлял на подвиги, и легко решал любые проблемы. Без него все придет в упадок. Она почувствовала как к глазам подкатывают предательские слезы, а в горле появляется комок горькой желчи.  — И ещё, Ангела, по традициям семьи, я должен кое-что сделать. Он теперь твой. — Из-за спины Августа появился черный футляр. У Ангелы на мгновение захватывало дух, она знала что находиться внутри, отец часто показывал ей клинок, обещая что рано или поздно, он будет принадлежать ей. А ещё он говорил что передаст его лишь на смертном одре, а значит возвращаться он не собирается. Осознав это, Ангела громко всхлипнула, и уже не стесняясь начала плакать. Герр Циглер помедлил, будто прислушиваясь к фамильному мечу, а потом впихнул его Ангеле в руки. Как-только её пальцы коснулись футляра, как в кожу ударил разряд статического электричества, и Ангела вздрогнула, внезапно ощутив, как руки наполняет странное тепло. Футляр оказался тяжелее чем можно было себе представить, и эта странная тяжесть приятно пульсировала в руках, постепенно распространяясь по телу. Нервы, напряженные как гитарные струны, по которым кто-то пустил ток, неожиданно успокоились, и в крошечных мышцах появилась сила. Это потрясающее ощущение, было настолько новым для Ангелы, что она на перестала плакать, ощущая как волны тепла набирают силу, превращаясь в жар. Её вечно бледное лицо начало медленно розоветь, а в затянутых болезненной пеленой глазах вспыхнула глубокая синяя искра. Отупляющий детский страх вдруг сменился странным взрослым фатализмом — на фоне обычных мыслей Ангеле послышался едва различимый шепот. Едва услышав его девочка вздрогнула, но так же быстро успокоилась, уж больно правильные вещи шептал голос. Она не могла понять не слова, но уверенность в правильности речей меча — а она была уверена то говорит именно клинок — не вызывала сомнений. На пару жутких секунд девочке показалось что лак от футляра жжет ладони, постепенно стекая по ним, но это был лишь пот, неожиданно проступивший наружу.  — О… — Лицо Августа стало пасмурным, он словно постарел на десяток лет сразу. — Я вижу, меч тебя принял… Обычно его передают по мужской линии, когда прежний владелец готовиться отойти в мир иной, но в данном случае, я считаю что лучше передать его тебе, здесь и сейчас. В нем храниться вся сила рода Циглер, он поможет тебе советом в особенно тяжелые дни. Храни этот клинок, как свою жизнь, и используй его только в крайних случаях. И, главное, не слушай что он будет тебе говорить, «Donum maledictum» умеет быть убедительным… Лучше вообще не открывай футляр, и никогда, слышишь, никогда не бери в руки без причины, иначе он подчинит тебя. Поняла? Ангела кивнула, став серьёзной, как никогда. От прежних слез ни осталось и следа, лишь щемящее чувство тоски. — Вот! — Август встал на ноги. — Истинная наследница рода Циглер! Ты не посрамишь мою память! — Герр командант, чеомданы погружены! — Встрял в разговор лейтенант Решер. — Нам надо срочно отправляться, на сканерах что-то огромное! Быстро приближается! — Тем быстрее мы с этим расправимся! — Взревел Август. Одним движением он надел массивный шлем, и на Ангелу уставилось зловещее забрало в виде черепа… …Почти бегом Ангела с матерью прошли через двор замка, минуя заросли живой изгороди, и тенистые уголки, аллей. Под ногами громко хрустел розовый гравий, ему вторили сапоги солдат и неожиданно ожившая сирена оповещения об авианалете. Что-то приближалось, что-то чудовищно большое, гул титанических антигравитационных двигателей был ощутим, от него дрожал воздух, а когда за горизонтом прогремел мощный гудок, люди едва не упали на колени от страха, и неожиданности. Скрипящий, и звенящий, электрический вой накрыл горы, вызвав множество лавин. Стекла замка задрожали, как затряслись и внутренние органы людей. Такую акустическую волну могло издавать лишь истинное механическое чудовище. — Быстрее Фройляйн Циглер! — Подгонял Аурелию Решер. — У нас почти не осталось времени чтобы покинуть опасную зону! Когда они пробегали через задние ворота замка, зенитка на восточной башне вдруг начала поворачиваться. На весь двор раздался щелчок фиксирующего механизма, а затем прогремел выстрел. В облаке ослепительной вспышки и дыма, из опаленного жерла вырвалась фугасная болванка, и исчезла где-то вдали. Ангела резко оглянулась и побледнела ещё сильнее. По коже побежали мурашки — она видела лишь кусочек неба, но и этого было достаточно. Все пространство над восточными горами, накрыла туча. Она стремительно двигалась вперед совершенно игнорируя ветер и законы физики — омники и их транспорты. Сотни. Тысячи. Сотни тысяч, а может и больше. Ангелу пронзила стрела паники — надо быть безумцем чтобы драться с таким количеством врагов, но ещё более безумным надо быть чтобы надеяться на победу. Но это был не конец — сквозь тучу из роботов, что-то двигалось, что-то настолько большое, что не умещалось на небе. Тень, туча… Настоящий летающий кусок железа, размером с небольшой остров — платформа «Гефест» прибыла. Его округлые бока закрывали солнце, а тень накрывая землю погружала её в глубокую ночь. Горы внизу раскалывались от перепадов гравитации, куски скал градом разлетались в разные стороны, затягивая долину облаком из осколков, и пыли. Прямо на глазах Ангелы один из пиков задрожал, сбрасывая с себя вековой снег и с треском взмыл в небо, рассыпая вокруг камни. Скала размером как три башни замка, парила в небе, будто ничего не весила, а потом разлетались на щебень… Воздух от этого действа дрожал даже здесь, можно было лицом ощутить как воздушные массы двигаются заполняя неожиданные пустоты. Это был ужас — человек столь крошечное существо, что не способен осознать настолько титанические громадины. По сравнению с этой хреновиной, даже замок выглядел крошечным, а взрыв от фугаса и вовсе микроскопической точкой… А ведь это был лишь крошечный кусочек, видимый Ангеле и от одной лишь мысли, что подобная штука может существовать, девочка едва не обмочилась… От подобного исхода её спасла лишь рука Решера, схватившая её за плечо и потащившая вперед… …Следом за первой зениткой громыхнула вторая, третья, четвертая, а потом басовитые голоса орудий слились в сплошной гром из залпов… Гулкие разрывы фугасов долетали издалека, но было совсем не сложно представить как небо на востоке укрывает расползающийся ковер из вспышек. Как град осколков разлетается вокруг, кромсая подлетающих врагов… Или как ничего не могут сделать «Гефесту», впустую разбиваясь об его броню, или силовые щиты. Стены вокруг задрожали, осыпая землю мелким крошевом, сыплющимся из щелей между кирпичами. Им вторил лязг окон, и дробный стук кусков облицовки, оказавшейся не столь прочной чтобы выдержать новое испытание. Град из камешков гремел по металлу, разбивая стекла, и керамические вазоны. Бегущие внизу люди прикрыли головы руками, стараясь не попасть под них. Осколки били по незащищенным ладоням, тут же укрывая их сетью мелких царапин и порезов, один из солдат сопровождающих Ангелу, рухнул как подкошенный, когда ему в голову прилетел кусок каменной горгульи, рухнувшей с вершины башни. Шлем не выдержал удара гранитного крыла, и проломился — сквозь трещину на гравий полилась кровь. Узрев такое ещё вчера вечером, Ангела бы завизжала и впала в панический ступор, но меч, покоившийся в футляре, всего в шести сантиметрах от её сердца, обильно делился храбростью. Девочка лишь на мгновение застыла, вглядываясь в вытекающие из тела жидкости, даже не успев толком понять что произошло. Все вокруг казалось страшно медленным, как во сне, и Ангела ощущала себя настоящим героем кино — клинок гасил любые всплески эмоций, не давая ей отчетливо осознать реальность. В таком слега опьяненном состоянии, она не ощущала боли или страха, даже нервозное чувство переживания за отца, растворилось, и когда очередные камни начали падать вокруг, девочка шла через них без намека на трусость… Оставшиеся солдаты постарались прикрыть Ангелу и её мать своими телами, но у них ничего не получалось — камней было слишком много и вскоре у Аурелии была рассечена бровь, а Ангела не могла двинуть левой рукой. Массивный камень попал прямо в плечо, едва не уронив девочку лицом в землю, но её вовремя подхватил Решер. А стрельба становилась все интенсивнее, темп огня рос с каждой минутой. К зениткам подключились бомбометы и визг двухсотмиллиметровых мин разорвал воздух, резанув по ушам. Уже можно было различить короткие очереди обычных зенитных пулеметов и резкий лай лазерных пушек — в ответ же была тишина. Кем бы ни был враг, он сохранял полнейшее молчание, будто сокрушительный огонь зениток и не беспокоил его вовсе. И это пугало ещё сильнее, чем если бы в ответ уже полетели ракеты, и снопы лазеров. — Торопитесь отбросы! Они не стреляют, потому-что мы под щитом! — Крикнул Решер, пытаясь достучаться до своих солдат. — Но скоро они начнут кидать капсулы!!! Устанем отмахиваться! Отряд стремительно миновал ещё два небольших двора, и погрузившись в скопление пристроек, едва не потерялся в хитросплетениях открытых улочек, аллей и тенистых веранд. Пролетев через чайный домик, они вышли к западной стене замка.В этот момент зенитки на ней дали синхронный залп, и вниз вместе с камнем упало несколько гильз, перекатившихся через заборчик. Изрыгая пороховые газы, и волны жара, они пролетели едва-ли не над головами людей. Одна пробила крышу чайного домика, и врезавшись во что-то вызвала ослепительную огненную вспышку, другие упали в землю воткнувшись в неё с громким металлическим звоном. Дым окутал лицо, заставив Ангелу закашляться, а во рту появился горький привкус пороха, от которого хотелось промыть горло. Глаза зачесались, и девочка на пару мгновений пришла в смятение, пытаясь одновременно прочистить глаза, и не выпустить футляр с мечом. Аурелия все время старавшаяся держаться рядом, едва не получила сердечный приступ от испуга. Подхватив дочь под руку, она заметно ускорилась, сокращая расстояние до сопровождения. Вместе они обогнули юго-западную башню и миновав небольшое помещение в котором хранились метлы и прочее снаряжение дворников, выбежали на большую, живописную аллею. Её посадили настолько давно, что никто и не помнил — бесконечные ряды желтолистых кленов, простирались по всему склону, на сколько хватало глаз, и переходили на склоны соседней долины. В нос ударил едкий запах гниющей листвы и жирной земли, которая была укрыта плотным ковром из листьев, громко трещащих под ногами. Под их сенью было сумрачно, и оставшиеся кроны мешали разглядеть что происходит в небе, но не надо обладать орлиным взором, чтобы увидеть ослепительные отблески фугасных вспышек, и багряные цепочки трассеров, уходящие куда-то вдаль… Среди деревьев, затаилась узкая гравийная дорога, освещенная лишь редкими диодными фонарями, дающими размытый голубой свет. Посреди дороги их уже ждала колонна — бронированный мерседес на магнитной подушке, и три армейских джипа. Вокруг них суетился десяток солдат, постоянно тычущих в небо оружием. Пулеметчики напряженно следили за движениями вокруг, один из них нервно поглаживал ленту заряженную бронебойными патронами с ЭМИ-головками. Завидев приближающихся людей, солдаты заметно успокоились и полезли на машины, цепляясь за поручни, и специальные крепления.  — Быстрее! У нас осталось лишь пара минут! — Решер не замедляя шагу распахнул двери авто и не церемонясь впихнул в салон сначала Аурелию, а потом и Ангелу. Внутри было темно и очень пыльно — квадратные потолочные лампы, едва проступающие через бархатистое покрытие не работали. Вместо них бледно светились флюорисцентные метки, нанесенные на ручки экстренного открытия дверей, и крохотные лампочки встроенной электроники. Стекла авто имели глубокую тонировку, и были почти-что черные, лишь заднее стекло, расположенное под неудобным углом, пропускало чуть больше света, в котором было видно как по салону летает пыль. Весь салон был отделан столь ненавистным Ангеле велюром, гадкого фиолетового оттенка, напоминающего внутренности устрицы. От одного его прикосновения девочка сжималась, ощущая как по коже проходит электрическая волна отвращения, но сегодня это было не самое большое неудобство, и его вполне можно было потерпеть. Сидения из черной кожи мягко похрустывали под Ангелой, а магнитная подушка гудевшая где-то внизу, вызывало странное ощущение невесомости. В тон ей хрустела рация, передающая переговоры из замка — судя по донесениям, происходило что-то очень неладное. Решер проверил хорошо ли закрылась дверь и более не медля влетел на водительское сидение, подвинув ещё одного бойца. Хлопнули двери джипов, и мерседес рывком двинулся вперед. Деревья за окнами покачнулись, и начали быстро пролетать мимо, превращаясь в размытую полосу — машина постепенно выходила на предмаксимальную скорость, легко скользя над неровной дорогой.  — Глашатай-1, замку… — Решер взял провод от рации и воткнув его в разъем на маске противогаза вступил в переговоры. — Глашатай-1 замку, пришли в движение, достигнем первой контрольной точки через десять минут. — Принято, Глашатай-1, продолжайте выполнение операции! С этого момента вы сами по себе! Замок — отбой! — Пассажиры! — Решер повернулся в салон. Его противогаз не выражал никаких эмоций, а переговорное устройство делало голос хрустким, но все же можно было понять, что он очень сильно расстроен. — Все живы? Травмы? Аурелия, слишком шокированная происходящим, тупо посмотрела на лейтенанта. Красные от слез глаза смотрели будто на две тысячи ярдов дальше чем он сидел, видя одну ей известную угрозу. Женщина медленно перевела этот жутковатый взгляд на Ангелу и видимо посчитав ту невредимой, покачала головой. Криво дернув плечами и издав сухой стон, она застыла в одной позе. За один день она потеряла все — мужа, прекрасную жизнь аристократки, а самое главное, ощущение безопасности. Если машины смогли достать её здесь, то смогут везде… Впрочем, она уже давно не чувствовала себя в безопасности, весь мир был одной большой угрозой. Словно манекен, Аурелия созерцала как капли крови из рассеченной брови падают ей на ладонь, постепенно превращаясь в небольшое красное озерцо. Оно колыхалось когда машина делал рывки, и небольшие капли изредка зависали в воздухе, подчиняясь потокам магнитных энергий. Ангела же продолжала нянчить футляр, обнимая его столь прочно, что могла бы сломать. Она была совершенно уверена, что спасти меч её первостепенная задача — даже на мать она взглянула лишь мельком, отметив что та похоже окончательно слетела с катушек. Ангелу подмывало открыть футляр, более того, она чувствовала что это просто необходимо. Она не не знала откуда такие мысли, может их внушил сам клинок, но раз его считают таким ценным, то скорее всего он плохого не посоветует, да? Однако когда она уже протягивала пальцы к защелке, по ним будто пробегал разряд. Громогласным эхом в голове всплывало предостережение отца… Колонна быстро двигалась по аллеям, поднимая за собой облака из листьев и сломанных веток, а тянущийся за ней шлейф из остаточной магнитной энергии легко гнул деревья, заставляя их сбрасывать оставшуюся листву. Сквозь образовавшиеся просветы, Ангела видела верхушки замковых башен, и даже отдельные кусочки стен. Над ними, и дальше по всему небу, то-то маячило — расплывчатое и дымное, как стая комаров. На такой дистанции, и при плохой видимости она не могла разглядеть много, но вовсю напрягала глаза. Небо освещали вспышки взрывов и трассеров, а когда авто немного занесло, и девочка впечаталась лицом в стекло, то увидела как над башнями замка поднимаются первые столбы дыма. Что-то падало на его крыши, пробивая их и обрушая, две зенитки уже прекратили стрельбу, и горели, а вокруг них что-то мельтешило, осыпая все вокруг искрами. Дорога постепенно вела на склон, поднимаясь по нему округлыми зигзагами, как змея, однако времени на такие круглая не было, и Решер вел машины напрямую. Их трясло и качало, Ангелу метало из угла в угол и даже ремень не помогал, Аурелия и вовсе казалось отключилась — кровь с её ладони расплескалась повсюду, оказавшись даже на Решере, и заляпав приборную доску. Вдруг где-то сверху раздался хлопок и сквозь затягивающие небо тучи, проступили очертания большого металлического предмета. Силовой щит всколыхнулся пропуская объект внутрь и по не нему пошли полупрозрачные волны. Он стремительно промчался над замком, оставив за собой длинный шлейф из сероватого пара и рухнул, слева от бегущей колонны, снеся при этом дерево и пропахав длинную дымящуюся борозду. Столб земли и листьев взметнулся вверх, а толстенный ствол клена разлетелся на тысячи дымящихся кусков и щепки забарабанили по машинам. Пулеметчик на замыкающем джипе резво развернул свое оружие и поправив запутавшуюся ленту, открыл огонь по медленно оседающему облаку грязи. Длинная цепочка пуль хлестанула по его нутру, высекая снопы искр из чего-то металлического. В ответ по джипу резанул бластерный импульс — с характерным воем, он впился в кормовые бронелисты, отбив пару плохо прикрепленных блоков ДЗ. Тепловой импульс заставил загореться камуфляжные капониры укрывающие джип, и двое вспыхнувших пехотинцев с криком упали на землю. Их броня оплавилась, и каплями растекалась по чернеющей форме, а следом сдетонировали и боеприпасы, заставив два пылающих трупа разлететься на куски. Горящий джип продолжил путь, броня в месте попадания оплавилась и треснула, но он отделался легко. Бластер считался исключительно противопехотным оружием, способным причинить ужасные повреждения в момент попадания по группе людей, однако в отличие от лазера, не был способен пробить толстую броню, ибо тепловой заряд успевал рассеяться, и не имел мощной кумулятивной струи. Прожужжали ещё четыре выстрела — ярко-красные разряды веером упали вокруг, воспламеняя листву и деревья, а следом за ними из уже почти осевшей грязи, появился и враг. Тяжелая, хорошо бронированная машина, модели «Серафим» — она походила на человека, если бы тот целиком состоял из кубов и прямоугольников, стали. Оснащенный системой амортизации, и неким подобием магнитного поля, что потрескивало при каждом движении, он был идеален для десанта, или падения с большой высоты. Все уязвимые для удара узлы прикрывали металлические капоты, и перфорированные кожухи, ноги укрепляли мощные пружинно-магнитные рессоры, из-за которых Серафимы перемещались будто-бы вприпрыжку. Тяжелая броня сияла свежей черно-зеленой краской, поверх которой был нанесен символ роя «Грейхаунд» — стилизованная собачья голова в шестеренке. В тот день на замок упало больше шести сотен подобных машин, разнообразных модификаций, и ещё около сотни до сих пор бесцельно бродят где-то в Швейцарии… Видимо осознав, что стоя на месте людей не убьет, «Серафим» пришел в движение. Несколько листов брони сместились, открывая горловины охладительных шурфов, и омник побежал. Жужжащие ноги быстро-быстро ударяли о земле, вздымая небольшие кучки листьев. — У нас хвост! — Доложил пулеметчик, принимаясь бить по преследователю короткими очередями. В такт ему обстреливали двое стрелков, высунувшихся из открытых окон, и их выстрелы, изрядно уплотняли огонь. Но омник будто видел будущее — он делал резкие рывки в разные стороны, легко уходя от пуль. Они взрезали землю по бокам от него, и прошивали деревья, лишь изредка настигая цель. Пули с лязгом ударялись об броню омника, высекая из неё искры и оставляя глубокие борозды, но похоже не причиняли серьёзного вреда. ЭМИ-сердечник не мог взвестись, не попав внутрь машины, а потому оставалось надеяться только на слепую удачу. Пара пуль пробили ему кожух на левой руке, но не достигли начинки, ещё одна угодила в бедро, но отскочила от брони, третья врезалась в горло, перебив какой-то незначительный шланг, и наружу ударила струя масла. Оно потекло по омнику, и этого было достаточно чтобы он стал ещё осторожней. Ноги Омника подогнулись, и на ходу выгнулись назад, как у собаки — рессоры с воем растянулись и между пружинами начали ударять разряды. В единый миг машина ускорилась километров на двадцать, начав постепенно сокращать разрыв с джипами. Его оружие исчезло за спиной, и вместо него из рук выскочили тройные клинки, по чьим кромкам побежали едва-заметные волны тока. Теперь попасть по омнику стало ещё сложнее — он метался так быстро что казался тенью, или обезумевшим зверем. Его ноги легко выворачивались в своих шарнирах, под такими углами, что человек уже давно упал бы, а корпус наклонялся контролируя массу. Он легко пробегал между перекрестными очередями, пригибаясь и прыгая. Влево-вправо, снова влево, вверх, назад и вновь влево. Он сбивал ветки и мелкие деревья, попросту не замечая их, и продолжая преследование со стремлением истинной машины. В какой-то момент уворачиваясь от очереди он влетел в небольшой куст, и разломав его, взбежал по стволу дерева, и запрыгал по веткам. Они раскачивались и ломались, под весом машины, но он всякий раз успевал перепрыгнуть. Преследуемый цепочкой выстрелов, с невероятной для машины грацией, и легкостью, он спрыгнул с отламывающейся ветви, и перемахнул на другую сторону аллеи, едва не врезавшись головой в дерево. Левый стрелок, сделал пару выстрелов, но ни разу не попал, лишь перебив ветки за спиной машины. В расстроенных чувствах, боец нырнул в джип, и вновь выглянул, но уже с противотанковой гранатой. — Отрежьте ему проходы! — Крикнул он, выдергивая чеку, примеряясь для хорошего броска. Пулеметчик уже воспринявший верткого робота как личное оскорбление, надавил на спуск, создав плотную стену свинца и вынудив омника прыгнуть вправо. Но там его уже ждали слаженные очереди двух стрелков — не видя альтернатив машина переместилась в центр дороги. Этого и ждал стрелок — он кинул гранату, целясь куда-то в ноги противника. Она пару раз скакнула отталкиваясь от мягкой земли, и… Омник на лету подхватил гранату, и отшвырнул в сторону — сдетонировав где-то в деревьях, она сломала пару веток, и подожгла сухие кусты. — Шайзе! — Облажавшийся стрелок полез за второй гранатой, но в этот момент джип подскочил на кочке, едва не врезавшись в разлапистый клен, и ящик с гранатами перевернулся. Они с лязгом и грохотом начали кататься по полу, и боец согнувшись в три погибели, пытался выловить оружие, но ему мешала винтовка, упирающаяся в грудь. Пыхтя и ругаясь на немецком, он пытался ухватить гранаты, но джип продолжало раскачивать и предательские боеприпасы все время ускользали от бойца, закатываясь под сидения, или в другой конец салона. Когда же пальцы сомкнулись на перфорированном кожухе термитной гранаты, кидать её было уже поздно — омник сократил дистанцию настолько, что взрыв мог быть опасен. Пулеметчик не жаля патронов палил в машину, пытаясь хоть немного задержать врага — ствол пулемета раскалился, потихоньку принимая красный оттенок, от пламегасителя поднимался едкий дымок, а вокруг сыпались гильзы. Они метелью улетали назад, со звоном прокатываясь по всем неровностям, и даже ударяясь об омника вместе с пулями. Но тот стойко переносил попадания, стараясь уже не сколько избежать урона, сколько максимально быстро сократить дистанцию. На нагрудной броне и массивных наплечниках появились десятки сколов и выщербин, сквозь которые проглядывал чистый металл, один из окуляров лопнул и окатывал омника искрами, а правая рука машины лишилась предохранительного капота, и две пули попали в механизм. Эми разряды в них сработали и рука противника стрельнув искрами, застыла в одном положении — проводка в ней перегорела, а шарнирный сервомотор даже воспламенился от перепада напряжения. Завидев языки пламени, пулеметчик принялся целить в поврежденную руку — пули начали вгрызаться в металл, перебивая опорные конструкции, и внутренние механизмы. Но было поздно. В какой-то момент омник резко подался вперед, припав к самой земле и визуально сжавшись на пару размеров. Рессоры на его ногах издали протяжный вой, сжимаясь до предела, а потом распрямились, легко отправляя машину в стремительный полет — омник, за мгновение подлетел в воздух, ловя пули животом, а потом рухнул на крышу джипа, проминая ногами металл. Стремительно сверкнули лезвия, и истекающая кровью половина тела пулеметчика полетела назад, все ещё сжимая в руках раскаленный пулемет. Лента потянулась за ним, запутавшись в окаменевших руках, и кусок тела заскакал по дороге вслед за джипом, а мертвые пальцы ещё сжимали гашетку, выстреливая в воздух патрон за патроном. Один из ведущих джипов затормозил, пропуская колонну, и его пулеметчик принялся поливать огнем лишнего пассажира. Они поравнялись с терпящим бедствие джипом, и стрелки сидящие внутри принялись палить в крышу, пытаясь сбить омника. По его боку заплясали искры попаданий, несколько пуль подранили ногу, поразив бедренный шарнир и заставив её странно дергаться и искрить. Омник издал протяжный вой, напоминающий рев голодного кашалота, и проскользив по крыше, уцепившись за борт джипа врезал ногами по стеклу. Оно разлетелось на куски, и робот ворвался внутрь — заблестели острые лезвия-когти, замелькали выстрелы, и искры. В замкнутом помещении у людей не было шансов в ближнем бою против машины на них обрушился настоящий вихрь из лезвий, и разрядов электричества. Первый стрелок получил форсированными ступнями в грудь, и завалился на спину, уже не подавая признаков жизни — влетев внутрь омник, получил несколько попаданий из винтовок, но они не причинили ему вреда. Сидящий ближе всего человек закричал и принялся бить робота ногами, одновременно поливая его свинцом — тяжелые пальцы-лезвия пробили его живот, легко преодолев тяжелый бронежилет и попутно вспоров обивку сидения. Полилась кровь и воздух заполнился кусками поролона, сидение треснуло и проломилось, до самого пола. Джип закачался, когда машина внутри начала двигаться. Используя вопящего раненого как опору, омник подтянулся дальше, ухватив второго стрелка за ноги и рванув на себя, принялся кромсать несчастного на лоскуты. Парой движений он вскрыл броню и крючья лезвий вошли в живот вспарывая кожу. По одежде потекли потоки крови, а человек завизжал так, что громкоговорители его противогаза засбоили, передавая потусторонний треск. За лезвиями потянулись кишки и иссеченные части внутренних органов. Стрелок сидящий на первом сидении развернулся, и оттолкнув истекающие кровью ноги пулеметчика, попытался помочь товарищам. Он не успел сделать и выстрела, как ощутил режущую боль в боку — уже умирая он увидел что омник пробил рукой сидение, и вонзил когти в сердце, почти вырвав его из груди. Водитель видя что ситуация безвыходная, вдавил тормоз. Джип дернулся и пошел в тяжелый занос, едва не врезавшись в едущего рядом собрата. Водитель распахнул дверь и сиганул наружу, но далеко не пролетел — омник уже прорвавшийся к его сидению, выстрелил из бластера. Водитель вспыхнул на лету, и факелом рухнул под колеса второго джипа. Омник выглянул следом и цепляясь за броню когтями переполз на капот, как огромная собака начав примеряться к броску на крышу мерседеса. Из преследующего джипа, высунулся боец с гранатометом — лазерный луч прицела заскользил по спине робота. Ровно в тот же миг когда боец вдавил спуск и ракета покинула пусковую установку, омник прыгнул, оттолкнувшись от капота. Джип за его спиной исчез в ослепительном облаке пламени… …Внутри конвоируемой машины сгущалось напряжение. Эвакуация шла с явными осложнениями, и похоже план придется изрядно менять. Решер стянул с лица противогаз (на поверку оказавшись юношей, едва-ли перешагнувшим порог в двадцать лет) и теперь напряженно глядел в лобовое стекло, изредка бросая нервные взгляды в зеркала заднего вида. Он всеми силами старался держать себя в руках, но то как резко он дергал руль, выдавало его напряжение. Мерседес проскальзывал между деревьев под какими-то ненормальными углами, взлетал на кочках, перемахивая по десятку метров, и проваливался в небольшие низинки, цепляя землю кормой. Джипы идущие впереди, едва-едва успевали предугадать маневры Решера, а тот и не собирался вести хоть чуточку аккуратней. Дважды он едва не врезался в дерево, и даже сломал правое зеркало заднего вида, зацепив им массивный гранитный валун, торчащий из склона. Тем не менее до перевала осталось совсем немного, какие-то жалкие два километра — деревьев вокруг становилось меньше, им на смену приходили камни, и торчащие куски скал. Где-то слева уже виднелись склоны горы, а впереди показался край неба, и небольшая сторожка, охранявшая перевал. Дорога под колесами превратилась в сплошной гравий, а освещение почти исчезло, и вместо синих фонариков машину освещало лишь солнце, едва-едва проступающее через тучи. В какой-то момент один из ведущих джипов сошел с пути и сбавив скорость, исчез позади. Ангела понимала, что что-то идет сильно не так — гремели выстрелы, а рация разрывалась от тревожных сообщений. Меч в футляре продолжал успокаивающе шептать, но этой силы начало не хватать, когда аллею позади осветила ослепительная вспышка. Звук взрыва приглушенным эхом прошел в салон, заставив Ангелу вздрогнуть, а по бокам от машины дождем посыпались горящие обломки. Будто кометы, они врезались в землю и деревья, поджигая их. Мерседес встряхнуло, когда взрывная волна ударила по нему, и мотнуло в сторону, едва не ударив бортом об острые камни. Ангела не удержалась на месте и со всей силы ударилась лицом об стекло — прозвучал хруст, и она вскрикнула от боли, рефлекторно хватаясь за лицо. По пальцам теплыми струйками потекла кровь, её рубиновые капли потекли за рукава, и пара упала на футляр с мечом. Клинок внутри голодно заурчал, будто чуя кровь, а его шепот стал ещё более убедительным. Но не успела Ангела прислушаться к нему, как на крышу мерседеса что-то с грохотом упало, заставив магнитные подушки взвыть. Потолок салона промялся, на нем появилось несколько вмятин, а на приборной панели авто зажглись несколько красных огоньков, говорящих что с машиной что-то не так. Аурелия и Ангела вскрикнули почти синхронно, вжимая головы в плечи, а лейтенант глухо зарычал. Его руки потянулась к поясу, и вытащил из кобуры длинноствольный револьвер. Его напарник вскинул лазерную винтовку. По мерседесу вжикнули несколько пуль, но пулеметчики и стрелки быстро сообразили, что скорее подобьют авто, нежели скинут омника.  — Сэр, срикошетит! — Предупредил лейтенанта стрелок. — Там дюйм стали! — У меня 12,7, оперенно-бронебойные! — Огрызнулся Решер и взвел курок. — Всем заткнуть уши! Омник на крыше зашевелился, и цепочка вмятин приблизилась к кабине. Решер повел прицелом, беря упреждение и выстрелил. Салон осветил огненный шар, вырвавшийся из ствола, а по ушам ударил оглушительный гром, от которого не спасли даже ладони, и Ангела невольно зажмурилась, не слыша ничего кроме звона. Последствия были ужасны, пуля пробила крышу, проделав в ней вывернутую наружу дыру. Салон наполнялись пороховыми газами, которые стремительно улетучивались через дырку проделанную пулей. Омник наверху издал вой, и ударил по крыше — три когтя с лязгом пронзили броню, и принялись разрезать её как консерву, постепенно прорываясь к стрелку. Вторая тройка когтей врезалась левее, и они крест на крест потянули крышу. Сквозь образовавшуюся дыру, показались пылающие ненавистью окуляры — омник с холодной методичностью пытался добраться до людей, ещё чуть-чуть и он сможет просунуть внутрь свою смертоносную руку. Лязг и визг металла, прервался ещё двумя выстрелами, револьвера. Одна пуля прошла мимо, лишь припугнув машину, но вторая угодила аккурат в зазор между шеей и грудной броней. Похоже Решер поразил что-то жизненно важное. Динамики омника издали странный звук, что-то среднее между икотой, и скрипом заглючевшего динамика. На пару мгновений робот застыл явно обескураженный попаданием, его окуляры замигали и напарник Решера, просунул сквозь крышу ствол винтовки. Лазерный излучатель уперся прямо в подбородок омника, и разрядил в него сразу половину заряда батареи. Разряд пронзил омника насквозь, и вниз брызнул расплавленный металл вперемешку с кусками проводов, и плат. Машина поникла, окуляры погасли, и омник разлегся на крыше, все ещё держась за неё когтями. Стрелок пару раз ударил по ним прикладом, пытаясь сбить, но лишь расширил дыру в крыше, теперь туда уже мог пролезть целый человек. На конец робот, с лязгом съехал на борт, утягивая за собой целый пласт брони и рухнул на землю… — Кажется пронесло… — Усмехнулся Решер, провернув на пальце револьвер. Он сказал это очень зря, очевидно не зная что у удачи очень своеобразное чувство юмора, и он любит обламывать «счастливчиков». Где-то справа, среди камней образующих внушительных размеров завал, мелькнуло несколько ярких вспышек. Подобно алым молниям, они рванулись к головному джипу и пробив его стекла, взорвались внутри. Из кабины ударили снопы пламени и дыма, взрывной волной выбило водительскую дверь, и она с грохотом покатилась по дороге. Пулеметчик, исчез в столбе огня, а стекла вылетели, осыпав дорогу осколками. Машина покачнулась, и съехала с дороги, подпрыгивая на камнях, а потом на полном ходу врезалась в кусок скалы. Из распахнувшихся дверей на землю выпали горящие солдаты. Из-за укрытия показались ещё трое омников модели «Серафим». Не став наблюдать за результатами стрельбы, они открыли огонь по мерседесу и бластерные заряды, принялись ударяться об борт, оплавляя металл. Ангела вжалась в сидение, каждую секунду ожидая смерти, а Аурелия продолжала тупить, глядя куда-то в пол. Даже когда разряд врезался в бронированное стекло, заставив его потечь крупными каплями, она не шелохнулась. — Ещё чуть-чуть! — Зарычал лейтенант, продолжая остервенело давить на газ. Но этого было явно недостаточно, и как бы он не вдавливал несчастную педаль, скорость была ещё катастрофически мала. Обстрел заметно усилился — с другой стороны дороги вылезли ещё несколько омников. Активно разрубая валежник и камни своими клинками, они рвались к машинам — за их спинами в глубину склона упало ещё три или четыре новых робота. Ещё трое омников нарисовались позади, выскочив на дорогу, под колеса нового замыкающего джипа — водитель на полной скорости врезался в одного из них, едва не перевернулся, унеся робота с собой. Оставив на капоте внушительных размеров вмятину, он исчез под авто. Двое его товарищей открыли огонь, поливая джип бластерными зарядами — в ответ из салона посыпались гранаты, а стрелок с гранатометом, высунулся ещё раз, наводя оружие. Но как и в первый раз, он не смог ничего сделать — мелькнул балстерный разряд и боец вспыхнул. Ракета в пусковой установке тоже загорелась, и сдетонировала. Предназначенная для поражения тяжелой техники противника, ракета «Маверик-12», весила около шести кило, из которых четыре с половиной чистая взрывчатка. Силой взрыва джип перевернуло и проехав ещё несколько метров на боку, он загорелся, изрыгая из распахнутых дверей потоки пламени и черного дыма. В огне виднелись мечущиеся фигуры экипажа, но им было не суждено вырываться наружу — огонь быстро добрался до боекомплекта, и джип взорвался, изрыгнув ярко-алый столб пламени. Опалив все вокруг, он медленно превратился в небольшой дымный гриб… Один из солдат чудом уцелел, выпав из открытой двери и теперь лежал на дороге, тяжело дыша, и глядя на горящий джип. По черной форме быстро расползались кровавые пятна окружающие дыры, сквозь которые виднелись страшные осколочные раны, а левая рука бойца висела плетью — кость выглядывающая из открытого перелома, даже прорвала ткань. Один из омников медленно подошел к нему, нависая над несчастным человеком будто скала над заливом, и отточенным движением, снес голову. Тело ещё долго сидело, истекая кровью из начисто срезанной шеи, а потом бесшумно упало, чтобы исчезнуть в ещё одном взрыве, рядом упал ещё один омник… …В какие-то моменты жизни Решеру казалось что его уже ничем не удивить. Не смотря на столь малый возраст, он уже успел повидать и ощутить гораздо больше чем многие за всю жизнь, и далеко не все из увиденного было приятным. Напротив, чаще всего это было редкостное дерьмо, и это дало ему понимание, что окружающий мир в целом схож — трава везде одинаково зеленая, небо синее, а дерьмо воняет. Сейчас он был готов взять свои слова назад. Все увиденное до сего дня казалось ерундой в сравнении с непрекращающимся дождем из омников. Он начался внезапно — ещё миг назад все было чисто, лишь крохотные группки машин обстреливали мерседес из леса, изредка появляясь на дороге, чтобы сделать прицельный выстрел. Теперь же вокруг все содрогалось от падающих роботов — они врезались в деревья, вспахивали землю оставляя в ней глубокие воронки и траншеи, разбивали своим падением камни и целые скалы. Вместе с «Серафимами» спускались и другие машины — осадные «Маультиры», («Маультрир» — сверхтяжелая, самоходная мортира, предназначенная для уничтожения фортификационных сооружений) окруженные трескучими антигравитационными полями. Прямо среди деревьев и камней с воем и шумом двигателей садились транспортные омники — прямо на лету они выпускали гусеницы, и по приземлению приходили в движение. Из распахнутых люков высаживались десятки Е-54 и Е-45, а из-под днища изливался поток крошечных дронов-разведчиков. С каждым мигом омников становилось все больше — без сомнения, «Гефест» был уже близко, раз смог обстрелять все десантными капсулами. Едва завидев бегущий автомобиль, омники принимались его обстреливать, а «Серафимы» пускались в погоню. Изредка кидая взгляд на экран камеры заднего вида, Решер содрогался, от одного вида толпы роботов — целая ловчая стая из омников, неслась следом. Двадцать, или даже сорок машин, поднимающих за собой шлейф из листьев и земли. Однако мозгов у роботов было все же недостаточно, чтобы с точностью предугадывать маневры человека, и Решеру часто удавалось обмануть их, предпринимая совершенно нелогичные движения. Дважды он умышленно едва не въехал в камни, и один раз почти перевернул машину. Дорога тряслась, во все стороны летели камни и щепки, вперемешку с бластерными разрядами — они врезались в мерседес, раскаляя его броню, но пока не причиняя серьёзных повреждений. Машины представительского класса делались с расчетом на подобное оружие, и легко ловили лбом даже разряд из лазерной пушки, а потому Решер был вполне спокоен. Разве-что крыша вызывала серьёзные опасения — её лоскуты звенели и гремели на ходу, впуская внутрь весь тот грохот что творился снаружи. Приходилось постоянно посматривать вверх, чтобы какой-нибудь поганец не решил опять подсесть лишним. Двое омников пролетели очень близко, едва не поразив сам мерседес. Они окатили его фонтаном грязи, и вони сгоревшей реактивной смеси, у Решера появилось реальное опасение, что роботы делают это намеренно, стремясь сбить его с курса. Все это напоминало кадры из дешевого боевика — одинокий мерседес на полном ходу мчался по заросшему деревьями склону, а позади несся целый пелотон преследователей. «Не выйдет скоты! Я так просто не сдамся!!!» — Злорадно подумал он, вцепляясь в руль покрепче, ведь до перевала осталось совсем ничего, он уже мог детально видеть его. Белый свет резал его глаза, заставляя щуриться, но волна куража от преследования, уже захлестнула юношу. Пальцы Решера скакали по приборной панели ища способы выжать из авто ещё хоть чуть-чуть мощности. Перевал был все ближе и ближе, превращаясь из далекой полоски, в огромный проем между скалами. Деревья вокруг исчезли, камни стали крупнее, и на них отчетливо виднелись попадания бластеров, летящие сзади. И… Магнитная подушка касается самой его верхней точки и машина взлетает, несясь на чудовищной скорости! — О, да! — Решер ударили кулаками по рулю, как вдруг на приборной панели загорелась красная лампочка, извещающая о том, что магнитные подушки перегрелись. Гул магнитного поля исчез, и фоновый шум исчез, на пар секунд сменившись свистом ветра. — О, нет! Перед лобовым стеклом на пару мгновений появилось небо — серое как одна из тех надгробных плит, что украшали задний двор замка. Перепуганные сати ворон проносились мимо, и в какой-то миг, их стая сложилась в череп… Такое предзнаменование не могло значить ничего хорошего и конечно в тот же самый момент, когда перед глазами Ангелы пронеслось старое кладбище, Мерседес с воем начал падать. Сердце ёкнуло, пропустив пару ударов, когда вестибулярный аппарат осознал что высота стремительно убывает. Ангела не боялась высоты, однажды она даже залезла на библиотечный шкаф, но одно дело когда ты контролируешь процесс, и совсем другое, когда ты падаешь в металлической коробке, которая на первый взгляд летать вообще не должна… Все внутренности сжались в комок, а в голову ударил ужас — волна почти животной паники без труда смела все блоки, воззвав напрямую к инстинктам. Природа в человеке сидит глубоко, но стоило ей проявиться, и даже мистическая сила меча, стала почти бессильна. Пассажиры заорали от страха, глядя как в стекле приближается земля. Ослабшие от ужаса руки Ангелы выпустили футляр с клинком, и девочка вцепилась в мать с такой силой, что ногтями порвала её куртку. Так громко она ещё никогда не кричала. Пусть меч и не мог защитить её полностью, но он абсорбировал самые жесткие проявления паники и стоило Ангеле упустить клинок, как весь тот ужас молотом ударил по её черепу. Лицо исказилось, превращаясь в красную гримасу уголки губ растянулись почти до ушей, испуская крик, а на глазах опять появились огромные слезы. Время вокруг будто замедлилось и Ангела в ужасающей детальности видела как машина срывается в штопор, постепенно накреняясь на левый бок. По дрожащему салону полетел мелкий мусор и гильзы, они врезались в стекла и людей, пара стекол на приборной панели лопнули, когда в них ударились бронебойные патроны. Пара гильз ударили Ангелу по груди, а здоровенный пулеметный патрон воткнулся в шею, едва не пробив кожу. Сидение стрелка поехало назад и едва не сложилось пополам, заставив бойца закричать не сколько от страха, сколько от боли, прострелившей его позвоночник. Его лазерная винтовка уперлась в приборную панель, пробив стволом пластик. Надрывно выл антигравный движок пытающийся пересбросить предохранители, но клапаны заклинило от перегрева и жидкий азот не мог попасть в охладительные кожухи — сквозь щели в салоне начал просачиваться запах озона, свидетельствующий о критическом перегреве энергоячейки. К нему примешивалась вонь перегретого металла — ещё пара мгновений и мерседес взорвется, как воздушный шар наполненный парами бензина. На крыше гремели оторванные куски брони, внутрь сыпались искры металла и кусочки лопнувшей краски. Ангелу и мать будто крюком рвануло вперед и они со всей силы врезались в передние сидения. От удара у обеих потемнело в глазах, и крик ненадолго застрял в глотках. Сломанный нос Ангелы задел подголовник и она едва не захлебнулась кровью — перед глазами поплыли странные круги, а сердце в груди забилось с чудовищной скоростью, отдаваясь в заложенных ушах. Решера впечатало лицом в лобовое стекло и он с отчаянием обреченного дергал все рычаги подряд, пытаясь нащупать предохранитель, или хотя-бы аварийный генератор. Его товарищ-стрелок, лежал под неестественным углом и Ангела увидела как из фильтра его противогаза капает кровь — похоже бедолага сломал себе шею. Перед машиной уже не было неба, лишь стремительно приближающаяся поверхность скального отрога, заваленного замшелыми камнями. И они очень быстро приближались, уже можно было различить мох растущий на них. Ангела зажмурилась, чтобы не видеть весь этот кошмар, но до её ушей все-равно доносился свист ветра, и истошный, преисполненный отчаянного безумия крик матери, а потом он сменился оглушительным звуком удара…