Тирания порядка

За свою относительно длинную жизнь, Эмили редко совершала длительные путешествия, чаще всего ограничиваясь небольшими прогулками по двору, или уже давно заученному маршруту дом - паб - магазин. Работать ей не приходилось, благо несколько вкладов в банках, исправно наполняли её кошелек процентами - небольшими, но вполне достаточными, учитывая образ жизни Эмили. Всяким приключениям, путешествиям и взбаламошным шабашам, она предпочитала тихое сидение дома, на теплом диване, в обнимку с подушкой, и электронной книгой в одной руке, и чашкой кофе в другой. Она искренне не понимала людей, которые с пеной у рта готовы мчаться за тридевять земель, только чтобы увидеть что-то, что и так можно во всех деталях разглядеть через интернет. В былые годы, подобная жизненная позиция, вызывала немало проблем в отношениях с Леной, которая напротив, редко могла усидеть на заднице ровно, хоть пару недель. Поначалу егоза тихо сидела дома, но уже к концу третьего дня, она начинала нервно носиться кругами от безделья, и вскоре начинала задалбывать Эмили предложениями куда-нибудь съездить и развеяться. "Путешествия нужны тем, кто не может обустроить себе нормальное жилье, или быстро ругается с соседями" - Эта мысль свербела в голове Эмили тогда, и осталась до наших дней, превратив её в добровольного отшельника, годами жившего уединенно. Она быстро замыкалась, создавая свой собственный мир уюта и тепла, в который с большим недоверием впускала посторонних. Ранимая внутренняя натура очень боялась любых изменений в жизни, а потому предпочитала сохранять статус кво, если было необходимо что-то делать. Разбился горшок? Не беда, купи такой же, или вообще склей старый! Течет раковина? К черту сантехников! Они натопчут в коридоре, и еще чего доброго увидят твои портреты! Сделай все сама... Такая позиция, сделала Эмили крайне самостоятельной, но одинокой, впрочем, она не жаловалась, предпочитая держаться от людей подальше. Этому же способствовали многочисленные недоброжелатели, оставшиеся с далеких времен юности, и общения с агентами "Овервотч". Тогда это казалось крутым и необычным, а ощущение элитарности, лишь подогревало интерес, однако постепенно, Эмилии осознала, что очень многие хотели бы её голову... С тех пор, даже своих соседей, она видела редко, и чаще всего с расстояния на которое добивает бинокль. Конечно иногда ей приходилось покидать свою обитель, но чаще всего это было очень ненадолго, исключая те редкие дни, когда на рыжую фурию нападало странное желание повидать людей, и она не отправлялась в ближайший паб, где нажиралась до зеленых человечков. Однако, не смотря на капитальное злоупотребление виски, начавшееся в последние лет шесть, Эмили обладала поистине уникальным даром: сколь много она не пила, она непременно просыпалась у себя дома. Подобно самолету движущемуся на автопилоте, тело Эмили самостоятельно вставало из-за барной стойки, вызывало такси, и приводило хозяйку в кровать. Иногда у неё даже хватало сил раздеться перед тем как лечь. На утро, она нихрена не помнила и нередко оказывалась удивлена тому факту, что залезла в кровать в сапогах и куртке. Даже в самом убитом состоянии, которое опытные алкоголики называют "в дрова", Эмили могла быть совершенно спокойной, зная что проснется у себя дома, под тяжелым, белым одеялом, и будет еще долго-долго валяться, пытаясь вспомнить обстоятельства вчерашнего вечера. Чтож, сегодняшнее пробуждение, кардинально отличалось от всех что были в её жизни, в первую очередь своей оригинальной бесхитростностью. Вместо мелодичного звона настенного будильника или звука телефона, назойливо вибрирующего под подушкой, она услышала чей-то тихий, спокойный голос. - Эмили... Просыпайся... Сколько можно спать... - Кто-то говорил над самым её ухом, обдавая ушную раковину теплом дыхания. Голос был таким спокойным, мягким и вкрадчивым, что она даже не сразу поняла что происходит. Чья-то холодная рука змеей скользнула по её шее, и мягко похлопала по щеке. - Ммм... Еще пять минут... - Спросонья прошептала Эмили причмокивая пересохшими губами, и уже хотела перевернуться на другой бок, как вдруг её сознание сложило два и два, и в голове что-то громко хлопнуло, моментально пробудив несчастную. Внезапное осознание неправильности происходящего, захлестнуло её, как волны северных морей захлестывают льдины. Ужасные воспоминания вчерашней ночи, пробегали как слайд-шоу - она помнила как над ней склонилась Лакруа, а потом прямо в лицо прилетел чей-то тяжеленный приклад. Дальше все шло отрывками - длительный переезд по побережью, размытые воспоминания перелета на вертолете, чей шум до сих-пор слышался где-то на горизонте сознания, и жгучая боль в шее, когда Вдова что-то вколола ей... Неужели все это правда, а не зловещий кошмар!? Она искренне надеялась что открыв глаза увидит свою комнату и Лену, или на худой конец грабителя, но не синекожую садистку. И все же боль и гудящее ощущение отека по всему телу, злорадно рушили эту слабую надежду, истинность которой решительно не хотелось. Уж лучше лежать с закрытыми глазами и косплеить труп, нежели быть брошенной в действительность. - Эй! Ты очнулась, я вижу. Глаза под веками дергаются. Давай, кончай ломать комедию, или я прижгу твои ступни раскаленной кочергой. - Пригрозил голос. Сердце Эмили тяжело забилось в груди, теперь притворяться было поздно, и Эмили распахнула глаза. Тут же она исторгла истошный полный отчаянного страха вскрик - кошмары, терзавшие её всю ночь, оказались правдой. Прямо перед ней, на дистанции пары сантиметров, было лицо Вдовы, оскалившейся в неестественной, натянутой улыбке. Мертвенно-синяя кожа мерцала в слабом свете невидимых ламп, а то, что сначала показалось Эмили теплом дыхания, оказалось не более чем её собственным теплом, отражающимися от Амели. Накрашенные вишневой помадой губы растянулись столь широко, что виднелись оба ряда белоснежных, острых зубов. Хищные желтые глаза горели нездоровым пламенем, и в их янтарной глубине, Эмили видела собственное, перекошенное ужасом лицо, покрытое мелкими ссадинами, и царапинами. В ужасе она попыталась рвануться в сторону, вложив в это движение все силы, но тут же поперхнулась, когда толстый кожаный ремешок впился ей в горло, а еще четыре надавили на грудь и живот, едва не вспарывая их своими острыми, металлическими краями. Тело ощущалось тяжелым и опухшим, как от аллергии, пальцы ног не ощущались вовсе, а густая, зудящая боль, перемещалась по венам вместе с кровью. На уши давило изнутри, и она слышала как кровь стучит в висках, отдаваясь тупой затылочной мигренью. Глаза Эмили забегали вокруг, пытаясь найти хоть какое-то адекватное объяснение происходящему: она находилась в непривычном для тела, полулежачем положении. Схожее ощущение можно испытать лежа в кресле дантиста, скорее всего это оно и было, только очень сильно искаженное, под явно нелицеприятные цели Вдовы. Под затылком скрипело что-то твердое, и неподатливое - оно рвало волосы, при попытке повернуть голову, а еще один толстый ремешок, давил Эмили на лоб, окончательно сводя на нет все попытки сместить угол обзора. На поясницу давил твердый валик, не дающий расслабить спину, а между лопаток вклинивалась острая пластина - если Эмили расслабиться, то она начнет давить на позвоночник, причиняя невероятную боль. Ремень тянущий горло, уже успел врезаться в кожу, и Эмили ощутила как по ней течет кровь. Оставалось лишь гадать, как ей удалось уснуть в таких условиях. Она попыталась повернуть голову, но раскаленная режущая боль, пронзила глотку, а затылок будто протащили по наждаку, вырывая волосы вместе с кожей. Лишь самым краешком глаз, она увидела собственные руки, туго пристегнутые к странного вида подлокотникам - для каждого пальца на них была отдельная подушечка, приподнимающая повыше. Прямо над второй фалангой, их держали тонкие металлические кольца, давящие на сустав так, что пошевелить им становилось невозможно. Попытавшись пошевелить ногами, она почувствовала, что те туго стянуты между собой скрипучим латексным мешком. Остальное же тело, оказалось пристегнуто настолько туго, что даже сделать полный вдох, Эмили не могла - живот и грудь, тут же отдавались болью, вынуждая её дышать рывками, как собаку во время жары. Вдова же стояла перед ней в странной, не совсем удобной позе - поставив колени по бокам от её бедер, и уперевшись локтями в спинку кресла, она свесила голову вниз, и каскад черных волос, почти касался лица англичанки. Она успела переодеться из своего рабочего комбинезона, в домашнюю, но от того не менее пафосную одежду, из-за обилия галуна и декоративных пуговиц напоминающую ливрею лакея. За годы оперативной работы, Амели полюбила плотную, но в то же время не сковывающую движений одежду. На чисто эмоциональном плане, она предпочитала тактильный контакт, когда ткань касается кожи, а потому даже домашний костюм, был ей как-будто тесен, или на пару размеров мал. Черный, бархатный жакет (хотя, из-за особенностей покроя, он напомнил Эмили фрак), едва достающий Вдове до талии, плотно обтягивал плечи, и при каждом движении француженки, издавал тихий скрип швов, явно не выдерживающих такого напряжения. Жесткий, высокий воротник, украшали полосы полированного металла, по которым ползла какая-то непонятная вязь, издалека напоминающая разрастающиеся виноградные лозы. Карманы и плечи, украшали полосы галуна, тянущиеся до самого низа - позолоченная нить бледно поблескивала, будто опасаясь сиять в полную силу, в присутствии столь зловещей хозяйки. Два ряда позолоченных пуговиц, были расстегнуты, а сам жакет широко распахнут, демонстрируя шелковый жилет, темно-бордового, почти кровавого оттенка. На Вдове, он скорее походил на корсет, окончательно утягивая её фигуру. Каждый его миллиметр покрывала серебряная расшивка, изображающая паутину, складывающуюся в фамильный герб Лакруа. Под жилетом скрывалась обыкновенная белая рубашка, ровно такая же как и у сотен офисных клерков, но поразительный контраст, между красным и белым, который она создавала, ярко выделял эту деталь. Шею Амели затягивал черный галстук, украшенный небольшой золотой брошью, в виде паука, широко раскинувшего лапы. Такой же паук, расположился на пряжке толстого ремня, держащего охотничьи штаны из плотной черной кожи, очень умело подчеркивающие длину и стройность ног Вдовы. Этой же цели, служили ботфорты, с декоративными стальными шпорами, в виде перьев. Все это великолепие, было щедро усыпано гранатами и рубинами, инкрустированными куда только можно, даже боковой шов штанов, не ускользнул от внимания ювелира. Что-что, а эффектно выглядеть Вдова умела, от неё буквально веяло неприкрытой угрозой и властным холодом. Эмили хватило всего одного беглого взгляда на француженку, чтобы осознать что сейчас ей будет очень больно. "Вот блять!" - В сердцах воскликнула Эмили про себя. Она внезапно ощутила такую жалость к самой себе, что сердце сжалось в комочек. Ей отчаянно не хотелось верить в реальность происходящего. В груди защемило и по нервным окончаниям пробежал разряд тока. Дойдя до горла он превратился в тугой комок, вызывающий желание кашлянуть, но даже простая попытка сглотнуть, отдавалась режущей болью. Невольные слезы покатились по щекам Эмили. - "Сейчас меня не станет... Окстон! Во что ты меня впутала!!! Мне конец... Конец!!!" - Бонжур, мон ами... Наша рыбка проснулась... - Не переставая скалиться прошипела Вдова, вот только теперь в её голосе не было и намека на нежность, лишь холодное безразличие. - Ну ты и соня, тебя даже перелет через Францию не разбудил... Я уже испугалась что транквилизатор убил тебя. Добро пожаловать в "Шато Гийяр", прости за все эти ремни, и неудобное кресло, но я же не хочу, чтобы моя рыбка сбежала... Эмили не в силах даже просто икнуть, пялилась на Вдову и к её глазам начали подступать слезы ужаса. Такого страха как сейчас она не испытывала никогда, ведь все самые худшие опасения рыжей англичанки сбывались прямо на глазах. Не раз и не два Окстон рассказывала ей страшилки про синекожую стерву, охотящуюся за её скальпом, и ровно столько же раз она приходила за Эмили в ночных кошмарах - скреблась в двери и окна, словно паук ползала по потолкам, и поджидала её, спрятавшись в шкафу, или за занавеской в ванной. Но то были сны и сразу после кошмара следовало пробуждение, и если хоть толика того что Лена рассказывала ей про эту поехавшую правда, то лучше прямо сейчас умереть от разрыва сердца. - А... Ааааа.... - Промычала Эмили, пытаясь выдавить из себя хоть что-то, но язык непослушно ворочался во рту, а сдавленное горло едва пропускало звуки. По идее это должен был быть крик протеста, но получилось неубедительно, и жалко. - Теперь ты мой гость... - Прошептала Вдова наклоняясь к Эмили чуть ближе. Её нос почти касался лба англичанки, а холод исходящий от кожи Амели, становился заставлял её вздрагивать. От Вдовы пахло ежевичным мылом и гарью, множество мелких, неприметных на первый взгляд ожогов, усеивали её ладони, и шею, а на лице виднелось несколько свежих шрамов, почти незаметных на синем фоне. - Ну-ну-ну, не надо плакать, нас ждет много веселья... Вдова улыбнулась еще шире и одним неуловимым движением, отстранилась от Эмили. Позади послышался лязг открываемой двери, и металлическое дребезжание вкатываемой в подвал тележки. Тихий женский голос что-то залопотал на французском и Вдова коротко кивнув англичанке, ушла из её поля зрения, дав ей наконец-то оценить свое местоположение. Судя по отсутствию окон, низкому, затянутому толстыми слоями паутины потолку, и стенам из грубого, плохо обработанного камня, она находилась в каком-то сыром, промозглом подвале. Окружающий антураж незамедлительно напомнил англичанке об подземельях из компьютерных игр, и опыт подсказывал ей, что приблизительно так выглядит подвал какого-нибудь маньяка, или вампира. Каменная кладка, разъехалась от времени, и покрылась толстыми, темными трещинами, сквозь которые проглядывали застенки. Чтобы предотвратить окончательное разрушение, их стянули толстыми металлическими скобами, но это было так давно, что они успели проржаветь насквозь, и из-под каждой скобы, тянулись ржавые разводы. Из некоторых трещин, тех что расположились повыше, торчали толстые распорки и швеллеры, на которых висели запыленные масляные лампы, и старинные, кованные подсвечники. Под самым потолком, виднелись заложенные кирпичами окошки, по форме напоминающие бойницы, с той лишь разницей, что они были горизонтальные. Современный, темно-красный кирпич, выглядел неуместно, на фоне неотесанного камня, уложенного здесь, скорее всего еще, в веке восемнадцатом. Об этом можно было судить уже по наличию скрепляющего раствора, и заметным следам древних ручных инструментах. Эмили много читала, хорошо разбиралась в архитектуре, и культурах, а потому подмечала такие детали чисто автоматически, будто они были частями текста, написанного на странице книги. Из-под кирпичей тонкими струйками сочилась влага, она оседала на кладке, оставляя за собой ржавые, и бледно-белые потеки, напоминающие птичий помет. Под одним из таких окошек, остались куски деревянной лестницы - сгнившей от времени. Эмили не хватало обзора, но самым краем глаз, она заприметила ряды массивных бочек и винные полки, расположившиеся вдоль стен. Большая часть из них пустовала и ячейки для бутылок давно заросли паутиной, но местами, еще можно было увидеть пару бутылочных горлышек. Глядя на них Эмили ощутила невероятную жажду - опухший от транквилизатора язык, иссохся, едва шевелясь во рту, и отчаянно просил хоть каплю воды. Небо и гланды отекли, и болели, как при ангине, Эмили мелко трясло, и знобило, только сейчас она поняла, что вместо её собственной одежды, на ней тонкий белый балахон, по типу тех, что надевают на пациентов хирургической палаты. Сквозь тещины в стенах, шел мягкий, посвистывающий сквозняк, от которого Эмили скорее всего и трясло, кроме того, от пота балахон был влажным, и теперь быстро остывал, превращаясь в холодную, мокрую тряпку, прилегающую к коже. В углу, у правой стены, громоздились расколотые на куски бочки, каждая размером с небольшой автомобиль. От них несло кислым запахом уксуса и кислого вина, смешанным с омерзительной вонью плесени, обильно покрывающей подгнивающие стенки бочек. Ржавые металлические обручи и краники, валялись рядом, в куче гниющих щепок. Из-под них выглядывал массивный металлический сундук, и какие-то вещи, явно выброшенные сюда за ненадобностью. Пол вокруг усыпал мелкий бытовой мусор - какие-то обрезки ткани, порванная одежда, и запчасти неизвестно от чего. Там же расположилась небольшая пирамида из старинного вида стульев, и табуреток, под которыми в полном хаосе валялись гниющие доски, и обломки стола, каких-то совершенно титанических размеров - посреди столешницы, виднелся переломленный пополам герб Лакруа. На самом краю зрения, Эмили увидела перевернутый кухонный сервант, с разбитыми стеклянными дверцами, и еще какую-то мебель, накрытую грязной скатертью. Похоже раньше это был один из винных погребов шато, а теперь лишь самый обыкновенный склад для всякого хлама, который уже вроде и не нужен, а выбросить жалко. Эмили трудно в это поверить, но похоже все это было деревянным, а не голимой пластиковой подделкой, на пару мгновений, эта мысль даже вытеснила боль, заставив англичанку приоткрыть рот. Вокруг покрываясь пылью и зарастая толстым слоем паутины, лежало настоящее богатство. У левой стены такой горы мусора почему-то не скопилось, напротив, там был поддержан некоторый порядок, и даже грязь с пола подмели. Там, у самой стены, величественно раздвинув винные шкафы, расположился старинный письменный стол. Массивные тумбы с ящичками, покрывал потускневший от времени лак, а столешницу, укрывало темно-зеленое бархатистое сукно,не дающее писчим принадлежностям раскатываться в стороны. Время не пощадило его, и местами виднелись проплешины, проеденные молью, или протертые от частого использования, о последнем говорили и множественные чернильные пятна, стекающие даже на пол. Вдова что-то писала здесь - флакон с чернилами, и помпезная перьевая ручка лежали на почтенного вида гроссбухе, в толстой кожаной обложке. Настоящая бумажная записная книга, ценность и анахронизм в чистом виде, но в виду некоторой сентиментальности, и консервативности, Амели предпочитала писать на бумаге (хотя на самом деле это обычный дешевый заменитель, из мелко помолотых пластиковых стружек). Рядом с книгой, лежала шаткая стопка информационных планшетов, и большая розовая кружка с единорогами, явно выделяющаяся на фоне зловещего средневекового антуража. На её ручке висели разноцветные бусики, и милые брелочки - если бы кто-нибудь из "Когтя", увидел эту кружку, то репутации Вдовы пришел бы каюк... На ближнем к Эмили краю стола, лежал кухонный поднос, уставленный грязными тарелочками, а центре высился металлический кофейник, от которого еще тянуло свежесваренным напитком. Над столом, висел грязный, потертый временем портрет, в толстой позолоченной рамке. Человек изображенный на нем, казался Эмили знакомым, и лишь спустя несколько секунд, она признала в нарисованном мужчине, Жерара Лакруа. Краска от времени поблекла и потрескалась, и чья-то неумелая рука, явно попыталась отреставрировать портрет, но сделала лишь хуже, окончательно смазав многие детали. Фактурный нос француза, смягчился, и превратился в скругленный выступ, а усики потекли вниз, соединившись с воротником пиджака. Под столом лежали какие-то коробки, пустые рамки от картин, свернутые в рулоны холсты, и пара армейских ящиков, с металлической крышкой. Стоящий рядом стул, выполнял роль вешалки - на его резную, оббитую бархатом спинку в виде орлиных крыльев, Вдова накинула пыльное, поеденное молью пальто, и пару теплых мантий, в которые она обычно заворачивалась когда становилось холодно. Глаза Эмили бегали кругами, ища хоть какую-нибудь зацепку, детальку, которая могла бы ей помочь, но разум подсказывал что ситуация почти безвыходная. Воздев глаза к потолку, она слега дернулась - впервые в жизни, Эмили видела столько паутины. Весь потолок покрывал тяжелый пыльный саван, сотканный пауками - что они ели, оставалось загадкой, но паутина вышла, воистину титаническая. Местами к ней приклеивались даже кусочки камня, видимо отваливающегося от потолка. Через весь подвал, тянулись толстые деревянные балки, с которых свисали гнилые веревки, и ржавеющие цепи. Они сухо щелкали и позвякивали на сквозняке, и этот звук живо рисовал в голове Эмили, пленников, которых Вдова подвешивает к потолку (ох, как она близка к реальности). Тусклый, белый свет, падал откуда-то позади, но прямо перед глазами Эмили прорвав сотканный пауками саван, висела старинная деревянная люстра, с которой свисали гроздья давно растаявшего воска, и пыльной паутины. Среди её лоскутов, виднелись три, или четыре лампочки, но горела из них только одна. Впрочем, горела, это слишком сильное заявление, для столь тусклого мерцания. Стерильный белый свет, подсвечивал облака пыли, витающие в воздухе, и периодически принимался моргать, на мгновения погружая подвал в кромешную темноту. Вдову такой уровень освещенности, похоже, вполне устраивал, недолго поговорив с кем-то, она вернулась обратно, но на этот раз, у неё в руках, была связка толстых резиновых перчаток. Под каблуками её сапог гулко застучали грязные каменные плиты - почерневший от времени гранит, выглядел настолько древним, будто лично видел крестовые походы, и Папу Урбана третьего. Между плитами, забилась земля и гниющие щепки, а местами камень покрывали зловещего вида пятна, напоминюащие засохшую кровь. Эта мысль вернула её в реальность. - Ну, как тебе вид? Шикарный подвал, неправда-ли? Еще мой отец, сидел здесь, на этом самом стуле, и заполнял какие-то скучные бумажки. - Вдова скорчила кислую мину, и покачала головой, видимо вспоминая что-то далекое, но в ту же секунду вновь вернулась к своей пленнице. - У тебя, что, язык отсох? Я не люблю молчаливых пленников! Ой, прости, тебе наверное больно говорить, давай помогу... В руках Амели появился небольшой, черный пульт, увенчанный длинной антенной. Поколдовав над ним, Вдова направила антенну на кресло и ремешок стягивавший Эмили горло, издал тихий шелест моторчиков, и сдавил его еще сильнее. Эмили захрипела, и рефлекторно попыталась схватиться за шею, но руки лишь безвольно дергались, не в силах вырваться из пут. Перед глазами вспыхнули разноцветные пятна, и поток боли, ударил по вискам. - Ой, перепутала кнопки. - Безразлично прокомментировала Лакруа. Она высунула язык, и поводив пальцем над пультом, нажала еще на что-то. Ремешок с шипением отпустил шею англичанки, и та с натужным хрипом, принялась ловить ртом воздух. - Дыши глубже... Это полезно для цвета лица. Давно не пользовалась этим креслом, оно для очень важных гостей, которых нельзя убивать сразу. - П-правда? Вы меня... Не убьете? - Дрожащим голосом спросила Эмили, сквозь слезы, проступившие на глазах. Она даже не пыталась скрывать свой ужас, время бравады давно прошло, и теперь самым важным было просто не обмочиться от страха. - Конечно нет, живой, ты мне будешь полезней... Хотя... Нет, не так, отдельные твои части, будут для меня полезны. - Постучав себя по губам прошипела Амели, и принялась демонстративно натягивать перчатки. - Что?! Мои... Части?! - Да. - Вдова пожала плечами, будто удивляясь столь наивному вопросу. - Видишь ли, ты мой единственный ключик к Лене Окстон... Вы ведь, "подружки". На последнем слове Вдова сделала язвительный акцент, и в её голосе, почти безразличном до этого, вдруг проскользнула нехорошая нотка, напоминающая... Ревность. - О, это в прошлом! - Хрипло воскликнула Эмили, попытавшись ткнуться в этот, как ей казалось, спасительный ход. Она не понимала чего хочет Вдова, не осознавала её мотивов, и сейчас была совершенно уверена, что та, лишь хочет её допросить, или подержать в качестве заложника. Чтож, её трудно винить в столь грубой ошибке, ведь она впервые в жизни, встретилась с профессиональной садисткой. - Я... Я её... Давно не видела! Несколько лет! И вообще, между нами ничего нет, и я ничего о ней не знаю!!! - Врушка! - Резко гаркнула Вдова, заставив Эмили застыть с открытым ртом. Эхо от крика ненадолго повисло в воздухе, а от голоса Амели, пыль в воздухе вздрогнула. - Её машина была у тебя во дворе, а кроме того, мои мальчики перерыли все, что осталось от твоей хибары, и нашли фотографии... Да, даже те самые из красного фотоальбома. Эмили густо покраснела припомнив содержание фотосессии хранившейся у неё под кроватью. Это было настолько личным, что ощущение легкого стыда возникало даже при одной мысли, что кто-нибудь найдет этот альбом. Фотографии давно надо было сжечь, но каждый раз когда англичанка хотела окончательно порвать с прошлым, руки сами собой опускались, и вот к чему это привело. - Даже не знаю, какая из фотографий понравилась мне больше, но могу похвалить тебя за фантазию, я даже почерпнула кое-что новое... - Если бы Амели могла искренне, от души рассмеяться, то сейчас был самый подходящий момент. - Ну не красней ты так... Я ведь тебе не чужая... Теперь. А скоро мы станем намного ближе. Кроме того, до твоей личной жизни, мне нет никакого дела, меня интересует лишь одна вещь... - Какая? - Каждое слово Вдовы вызывало у Эмили настоящие взрывы паники. Поехавшая сука могла вытворить с ней что угодно, и никакая полиция, ей не поможет. - Как быстро. Твоя подружка. Прибежит. Если получит. Посылку. - Амели сделала драматическую паузу. Синюшный язык пробежался по оскаленным зубам, ненадолго задерживаясь на клычках. - С твоими пальцами. - Оооох... - Пленница громко всхлипнула, если до этого где-то в глубине души, теплилась надежда на безболезненный исход, то теперь боль стала ближайшей перспективой на вечер. - Ну не стони так... Я не люблю стоны, я люблю крики, истошные, отчаянные. - Вдова нарочито медленным шагом принялась обходить Эмили, и в каждом слове, она слышала лишь реквием по своей жизни. - Хочешь сделать мне приятно, так кричи. Ты ведь никогда отсюда не выберешься. И если ты думаешь, что я ограничусь лишь пальцами, то... Это ошибка. Я буду отрезать от тебя по кусочку. Медленно. Каждый день... Сначала пальцы, потом кожу, потом почку... Мне продолжить список? - А... Мисс... - Эмили едва сдерживалась чтобы не зареветь. Она понятия не имела, блеф сказанное Вдовой или нет, но проверять это, жуть как не хотела, а значит пора начать раскрывать свои тузы... - Мадмуазель. Но для тебя, госпожа. - Поправила её Амели. Позади кресла послышалась какая-то тихая возня, и перезвон металла об стекло. На мгновение Эмили показалось, что она слышит звук жидкости, набираемой в шприц. - Госпожа Лакруа... - Эмили тяжело сглотнула, ощутив как в слюне набирается кровь. - Мои отношения с... Леной... Уже давно в прошлом и скорее всего, она не обратит на мое исчезновение... (громкий глоток, и серия всхлипов) Никакого внимания! - Пусть так, я получу удовольствие просто терзая тебя. - Вдова деланно усмехнулась. - Только представь, любовница Окстон, у меня в плену... Это... Как это чувство называется? Возбуждает? Да! Именно так! Чуть больше суток назад, я пытала её саму, ты ведь видела то клеймо? Моя работа. Хочешь такое же? - Нет! - Воскликнула Эмили. Происходящее окончательно перешло все границы, первичный шок, некоторое время сдерживавший её от впадения в аффект, прошел, и теперь, все естество Эмили, вопило, и кричало, о том что надо что-то делать. - Пожалуйста... Не делайте мне больно!!! Я могу быть полезной! - Ха, и что ты можешь сделать? Завтрак мне приготовить? Ну уж нет, служанок у меня много, а вот игрушек что-то поубавилось... - Амели облизнулась так громко, что от этого звука волосы у англичанки встали дыбом. - Люди такие хрупкие... Такие... Слабые... Ммм.. Не успеваешь наиграться. Но, обещаю, тебя, я ломать сразу не буду... Хочу растянуть удовольствие, а если Окстон вернется, то оставлю вас обеих. Как-то, ко мне в плен попали мать и дочь. Я заставила их резать друг друга на ремни, а когда они отказывались, мои мальчики окатывали их кипятком. Ты бы слышала эти вопли. Эти слезы. Ммм... Музыка для ушей. Девочка не выдержала первой... Дети бывают очень жестоки, особенно когда речь идет об жизни... И смерти... Боль потрясающий стимул, он даже рушит природные инстинкты. Можешь мне поверить, я... Своего рода специалист в этой области. - Ооооо, господи... Где я так нагрешила!? - Последнее было сказано с таким надрывом, что Вдова откровенно прыснула. - За что!? За что!? Сидела никого не трогала!!! - Бог не услышит твоих молитв, по крайней мере не здесь. Не волнуйся, рано или поздно, ты выскажешь ему свои претензии, лично. - На этой мрачной ноте, Амели выкатила из-за спинки кресла, небольшую двухэтажную тележку. Обычно их использовали для развоза еды в гостиницах, но ассортимент конкретно этой, не вызвал у Эмили аппетита, напротив, её желудок скрутил болезненный нервный спазм. В тусклом свете ламп, поблескивали самые разнообразные скальпели, ножички, иголки, пара шприцов с неизвестным содержимым и прочие инструменты из коллекции Вдовы, разве-что того самого аккумулятора нигде не было видно.Вместо него, на нижней полке стоял старинный патефон, и десятка полтора пластинок к нему. Словно факир, желающий показать забавный фокус, француженка провела над инструментами рукой, ненадолго задерживая пальцы над каждым из них. - Знаешь, твою "подружку", пришлось пытать в очень неприятных условиях. Ни удобств, ни времени, холодно, кругом агенты "Вишкар", но уж с тобой, я поиграю по полной программе. Лена быстро отстрелялась, ты же испытаешь весь спектр моего мастерства, вот увидишь, рано или поздно, боль начнет тебе нравиться. Нужно лишь привыкнуть... Но! Ты можешь слегка отдалить эту перспективу... - Как!? - Задыхаясь от страха воскликнула Эмили. - Я сделаю все, только не... Не надо! Не делайте мне больно! - Ты могла бы мне рассказать... - Вдова подтянула к себе стул, и поудобнее расположив его по правую руку от Эмили уселась. - Куда направилась Лена. Чтобы я могла понять, куда отправлять "посылку". Тебе лучше не врать, иначе, мне придется отрезать столько пальцев, сколько существует её возможных укрытий. Расскажешь мне все, и я, так и быть, подержу тебя относительно целой... Вдова откровенно издевалась над своей новой пленницей. Она отлично знала, что Эмили понятия не имеет куда делась Лена, и всеми силами вынуждала сказать её что-то вроде "я не знаю". Тогда у неё будут полностью развязаны руки. Это ощущение власти над чей-то жалкой жизнью, окрыляло её, а вид душевных мук и терзаний на лице рыжеволосой фурии, буквально согревал душу. Гордый, уверенный в себе человек на глазах превращался в заплаканного ребенка. Вдова специально положила перед пленницей самые жуткие на вид инструменты, она почти не собиралась ими пользоваться, лишь напугать, ведь для неискушенного в пытках человека, нет ничего страшнее набора скальпелей, зазубренных ножей, и пары неизвестных для них приблуд, вроде раздвижной "груши". Нет, настоящая боль всегда кроется гораздо глубже и зачастую причиняется совсем другими предметами. Красные от слез глаза Эмили скакали с одного скальпеля на другой, потом на Вдову, и в конце-концов уставились в пустоту. - Ну, я жду. - Отчеканила Амели, подхватывая самый большой скальпель, и принимаясь играть им, над самой кожей Эмили. - Или, мне начать, выбивать, ответы? Скальпель застыл над веной, и легонько ткнул в неё острием. Тонкий, изнеженный, и обласканный кремами эпидермис, тут же сдался перед сталью, и сквозь порез потекла струйка крови. - Стой!!! Не надо! - Эмили резко отвернулась, оставив на спинке сидения целый клок собственных волос. Она с детства до икоты боялась крови, и сейчас был первый раз за последние лет двадцать, когда она увидела собственную. На пару секунд, вид красной жидкости, поверг её в настолько сильный панический страх, что сердце едва не выпрыгнуло наружу, пробив собой грудь. Вдова заприметив это, взяла пару капель на палец и протянув руку вперед, размазала их об лицо англичанки. Ощущать солоноватую, вязкую жидкость на собственной щеке, было отвратительно. - Вытри! Пожалуйста!!! Умоляю!!! И заклей рану!!! Я ведь истеку кровью!!! - Это маловероятно, скорее тебя ждет гангрена, скальпель-то, немытый. - Будничным тоном добавила вдова, вытирая остатки крови с пальцев. - Ты будешь говорить? Или нет! - Буду! Буду!!! - Возвопила похищенная, увидев как лезвие вновь приближается к коже. - Лена вломилась ко мне посреди ночи, без предупреждений! С вооруженной бандой! - Что за банда? - Какие-то старики, я не узнала никого, и здоровенный амбал, с гигантской пушкой!! - А, ты и с Гримом успела повидаться... Забавно. - Вдова причмокнула губами. Скальпель неуловимо скользил между её пальцев, выписывая завораживающие, и в то же время опасные финты. - И куда же они намылились? - Не знаю!!! Взяли лодку и уплыли куда-то на восток! Они ничего не говорили о том куда плывут!!! Пожалуйста заклей рану!!! О боги, сколько крови! - Фобия играла с Эмили злую шутку, крови было совсем чуть-чуть, пара тонюсеньких струек, стекали по её ладони на пол, но скоро, она узнает, что такое МНОГО крови. - Эх... Что же мне с тобой сделать? Трусливое создание... - Задумчиво произнесла Вдова. Скальпель описал кривую дугу и резко вонзился Эмили в ладонь. Это произошло настолько быстро и по-обыкновенному, что англичанка даже не сразу поняла что произошло - острейшее лезвие, специально заточенное для рассечения мышц, вошло совершенно без сопротивления, лишь ненадолго застыв уперевшись в сухожилие, а потом столь же легко вышло с другой стороны, окончательно пригвоздив руку жертвы к подлокотнику. Кровь из взрезанных вен и капилляров, обильно потекла из раны, быстро скапливаясь на подлокотнике, и принимаясь капать на пол. Не веря в реальность происходящего, Эмили глотнула ртом воздух, прикусывая нижнюю губу, а потом исторгла оглушительный вопль, от которого Вдова зашлась зловещим смехом. Боль раскаленным арбалетным болтом врезалась в руку, страшное жжение распространялось вверх, заставляя мышцы сокращаться, и ладонь задергалась в судорогах, лишь вызывая все более сильные спазмы. Средний и указательный пальцы Эмили не двигались, она вообще почти не ощущала их, лишь густая, накапливающаяся в них боль, давала понять, что они еще не отделены от тела. Не переставая верещать, Эмили задергалась всем телом, даже не понимая чего пытается добиться, этим движением, ужас и паника, разрывали разум, вынуждая её рваться, в разные стороны. Пламя боли, продолжало распространяться, гудя и ноя, как ожог опущенный в кипяток, а когда до носа Эмили донесся запах крови, сквозь всхлипы и крики, стали доноситься звуки подступающей рвоты. - Ума не приложу, чего-такого в тебе нашла Окстон. - Пробормотала со скучающим видом Вдова и пошевелила скальпель. Она ощущала как филигранно заточенное лезвие разрезает плоть, даже сквозь металл ручки, а реакция в виде корчащейся в болезненный гримасах физиономии Эмили, лишь дополняла это приятное ощущение. - У неё явно плохой вкус. Сама посуди: ты трусливая... Глупая, раз не сообразила, что Окстон приведет за собой проблемы. Ты готова сдать свою любовницу, "мне", прекрасно осознавая, что я с ней сделаю, лишь-бы избежать пытки. Это послужит тебе уроком. Тяжело вздохнув, она наклонилась к патефону и принялась перебирать пластинки. Её музыкальный вкус охватывал самые разные жанры, и эпохи, и это было единственной областью, в которой сходились интересы Вдовы, и Сомбры. Они даже обменивались музыкой, правда хакерша не всегда оценивала пристрастие снайперши к винилу. - Хмм... Чего бы такого под твой голос, созвучного найти... Можешь выдать ноту повыше? - Просить дважды не пришлось, от брыканий, скальпель медленно вгрызался в мясо, причиняя Эмили все больше и больше боли. Какое-то время она мужественно терпела, пытаясь заглушить крик, прикусывая губу, но когда и-под зубов пошла кровь, она не выдержала, и завопила с новой силой. - А! Нашла! Вдова громко щелкнула пальцами и вытащив пластинку из темно-синей пластиковой обертки, для верности протерла её рукавом. - Настоящий винил, сделана по спец-заказу. - Похвасталась она перед завывающей и бьющейся в конвульсиях пленницей и осторожно установив пластинку, запустила патефон. Машинка казалась престарелой только на вид, на самом деле её собрали не больше десяти лет назад, внеся в конструкцию довольно много нововведений. С тихим шуршанием пластинка заскользила по кругу, и из раструба полилась что-то очень старое из французской классики, и явно не подходящее под ситуацию. Мягкие, шуршащие голоса поющие на французском, удивительным образом сливались с криками Эмили, превращаясь в доселе невиданный музыкальный жанр. Отрегулировав звук так, чтобы слышать и музыку, и вопли Эмили, Вдова взяла в руки большой стеклянный шприц. Бледно-зеленая жидкость внутри, пенилась и пузырилась, вызывая самые неприятные ассоциации, а толстая, длинная игла была предназначена скорее для инъекций лошадям. - Жаль малышка Лена не испытала всех прелестей моего гостеприимства, но не беспокойся, тебе я обеспечу полный комфорт. А это, придаст немного острых ощущений. - С этими словами, Вдова закатала рукав на левой руке Эмили и не целясь, всадила иглу, прямо в тощий бицепс. Жидкость устремилась вперед, по венам и сосудам, и чем дальше она растекалась, тем сильнее рука отекала. Кожа слегка краснела и немного вздувалась, а вены заметно набухали и темнели. Крик англичанки в этот момент перешел на какие-то доселе неведомые тональности, услышав которые оперные дивы, полопались бы от зависти. Кровавая пена образовавшаяся на её губах, потекла вниз, вместе со слюнями. - Только попробуй запачкать мне сапоги! Заставлю вылизывать! - Что это!? Что ты мне вколола!? Больная сука!!! - Хрипя и отплевываясь закричала Эмили, пытаясь скосить покрасневшие глаза на предплечье. Перед глазами у неё все плыло, как через мыльное стекло. Собственные вопли эхом отдавались в голове, сливаясь с музыкой, а стойкий запаха крови забился в нос. Её тошнило и мутило, голова кружилась от боли, и неизвестной дряни, распространяющейся по телу. Все вокруг, двигалось замедленно, оставляя за собой размытые шлейфы, и сияющие ореолы, от которых англичанку еще больше тошнило. С каждым мигом, она все меньше осознавала что происходит, ужасающая, разрывающая боль, сковывала мысли, не давая им течь своим чередом. От остывшего тела начал подниматься жар, горячий пот проступил на спине... - Это "ингибитор"... Смесь ядов и природных токсинов, специально подогнанных так, чтобы понизить болевой порог, до минимума. Теперь даже крохотный щипок за кожу, ты ощутишь, как горение заживо... - Начала пояснять Вдова, тихим вкрадчивым голосом. Она откинула шприц в сторону и тот разбился об стену. Звон стекла, колокольным ударом отдался в ушах Эмили и она зажмурилась, едва не выдавив себе глаза веками. Когда она открыла их, то увидела в руках своей мучительницы, горсть тонких, металлических игл, плавно расширяющихся от острия к основанию. - Ну, будем готовить сообщение для Окстон? Иглы со звоном раскатились по подлокотнику, только сейчас Эмили поняла, что они похожи на маленькие гарпуны - металлическую поверхность, покрывали маленькие зазубринки, и крючочки. Не надо было обладать обширными знаниями в области пыток, чтобы понять для чего они нужны, а Эмили не раз, и не два, читала такие сцены в книгах... - Нет.. Нет!!! Не надо ногти!!! - Закричала она, ощущая как глаза вылезают из орбит. Но её крик не оказал на процесс никакого внимания, подпевая патефону, Вдова выдавила на иглы пару капель какого-то геля, и взяв самую длинную, приставила её к большому пальцу. Ощущение ледяного металла столь близко к болезненной зоне, оказалось просто ужасным. Англичанка вся сжалась внутри, ожидая взрыв боли, мышцы напряглись, отчаянно желая покинуть "этот спектакль", пальцы ног рефлекторно поджались, а по нервным окончаниям пробежала волна холода. - Готова? - НЕТ! - А я, да. - Игла медленно вошла под ноготь, принимаясь приподнимать его, отдирая от плоти. Эмили захлюпала носом, принимаясь тихо подвывать. Её лицо искажали самые дикие гримасы, кожа растягивалась и сминалась. Она щурила глаза, из которых ручьями лились слезы, а раскровавленная губа, была укушена еще раз. Потоки крови полились сквозь стиснутые зубы Эмили, её тихий, протяжный вой вырываясь наружу поднимал красную пену. Игла шла все глубже, и Эмили задергалась в агонии, издавая звуки похожие на кошачий крик. Вдова двигала иглу медленно, смакуя каждый момент, изредка она останавливалась, принимаясь расшатывать ноготь, или прижимая его пальцем. Тогда крючки и зазубринки цепляли ткани, и тянули их за собой, создавая кармашки, и каверны, моментально заполняющиеся кровью. Описать тот пожар боли, что охватил нервную систему Эмили, невозможно, Вдова не врала, говоря, что такая боль, сравнима с горением заживо. В какой-то момент, Амели остановила экзекуцию, а потом резко, вдавила иглу. Раздался крик настолько оглушительный, что патефон стало не слышно. Игла нырнула в палец, и выскользнула через сустав, вытащив за собой целый пучок мышечных тканей. - А-а-а-а-а-а!!! - Эмили выла и хрипела, пытаясь зажмуриться, но не могла оторвать глаз от темного силуэта иглы. Кровь текла из-под ногтя, и синие пятна начали скапливаться под ним. - Хваааааатит!!! Пожалуйста!!! Мне больно!!! Умоляю!!! Последнее слово захлебнулось в хрипе и кровавой пене. Эмили закашлялась, и её начало нещадно рвать. Поток желудочного сока, вперемешку с остатками вчерашнего ужина, выплеснулся её на колени. В носу зажгло, а напирающие спазмы разрывали желудок Эмили - ремни давящие на живот, и грудь, не давали нормально проблеваться, и она захлебывалась собственной рвотой. Вдова брезгливо отпрянула, явно не желая пачкать одежду, но пара капель упали на жилетку... - Ах ты дрянь! - Вдова в ярости схватила еще несколько игл. - Этот жилет стоит больше чем твои почки! Теперь тебе конец... ...Следующие несколько часов, превратились для Эмили в вечность, нет, в бездну, полную боли и отчаяния. Лакруа, как истинный мастер, растягивала боль, игралась с нею как с котенком, заставляя его то притихнуть, а-то и выпустить когти. Ужас собственного, безвыходного положения, уже отступил на задний план, теперь была лишь боль. В каждый палец Вдова ввела по паре игл, и сорвала несколько ногтей, когда же место на руках закончилось, она оттянула прокушенную губу Эмили, и принялась вонзать их в десна. Две особенно больших иглы, пронзили десну насквозь, и вошли в язык, от чего рот девушки начал заполняться кровью, а крик превратился во влажное хрипение. Да и не могла Эмили уже кричать, горло жгло желчью и разрывало от напряжения, все мышцы натянулись, и окаменели от токсинов. Эмили икала и кряхтела, дергалась из последних сил, но когда дело дошло до раздавливания суставов, она сдалась. Уже никаких попыток вырваться не было, лишь рев, и страдания, на радость синекожей садистки. Мольбы превратились в бормотание, вкус крови наполнял рот, в голове осталась лишь каша, все мысли перемололо... Пальцедавки работали медленно, но верно - металлические прессы, и валики, раскатывали кости в пыль, и за пол часа, правая ладонь Эмили, повисла как перчатка. Она посинела от крови и вздулась, осколки костей прорезали кожу. Следом пошли несколько ядов, по капле капнутых на раны, чем-то Вдова брызнул Эмили в глаз, и тот загорелся от боли - веко вспенилось, кожа отекала и пузырилась, покрываясь кровавыми волдырями, и капли крови, потекли прямо из зрачка. Глазной нерв натянулася, как струна, и перед взором англичанки повисла густая кровавая взвесь. Сорвав с Эмили покрывало, Вдова истыкала её кожу иглами и скобами, она вытягивала жилы из предплечий, резала кожу, снимая верхние её слои. В ключицы она вбила клинья, и обе руки Эмили повисли плетями... Если бы месяц назад, Эмили сказали, что она сможет пережить такую боль, она бы не поверила, считая себя слабым, и изнеженным существом, падающим в обморок при виде капли крови, и воющее от боли, при ударе об тумбочку. Вдова смогла ее переубедить - она усвоила урок, полученный с Леной, и не давала англичанке провалиться в бессознанку, постоянно держа её на самой грани. Раз в пол часа, она делала ей инъекцию адреналина - её подмывало вбить иглу прямо в сердце, но опасение слишком быстро убить жертву, удерживало этот сладостный позыв. - Тебе больно Эмили!? Кричи!!! Кричи!!! - Требовала француженка. Постепенно Вдова все больше стервенела, её дыхание учащалось, сердцебиение перешло в галоп, и она даже вспотела, а синие щеки внезапно покрылись румянцем. Разум затуманенный ощущением вседозволенности и власти над жертвой, начал уплывать куда-то далеко, сочетание крика и музыки, залило уши. Сейчас она была где-то далеко отсюда и удовольствие недоступное обычному человеку, туманило разум сильнее наркотиков... Ради этих чувств, она обычно резала и хлестала сама себя... В какой-то момент она поймала себя на том, что в порыве страсти, просто сидит у Эмили на коленях, прямо в луже рвоты, и держась одной рукой за ее волосы, остервенело лупит жертву кулаком в ухо. - Дай я тебя попробую! - Тяжело дыша прошипела она, и запрокинув голову Эмили впилась в разорванные, окровавленные губы. Но это был не поцелуй, а укус, яростный и страстный. Соленый вкус чужой крови, столь отвратительный ей ранее, вдруг оказался приятен, и ледяной язык Вдовы, пробежался по ранам жертвы, завиваясь вокруг игл, торчащих из десен. Тяжело вздохнув, Вдова отстранилась. Все её лицо было в крови, и кусочках плоти. - А все же у Окстон был вкус, ты сладенькая. Вдова собрала пальцем остатки крови и вытерла их об уже и так безбожно изгаженный жилет. Красные потеки растворились на фоне пунцового шелка. Разум стал возвращаться к ней, и тяжелое осознание собственной отвратительности, уже подступало к задворкам разума. Вкус крови перестал казаться приятным, а едва-едва раскочегаренное сердце, резко ухнуло вниз живота, и остыло. Амели тяжело вздохнула и сплюнула на пол. Волна какого-то странного смущения захлестнула её. "Что я сейчас сделала?" - Подумала она, и с отвращением схаркнула кусочек плоти, прилипший к языку. Она еще несколько минут откашливалась и отплевывалась, пытаясь понять что на неё нашло. Ярость и страсть сменилась растерянностью и опустошением, ей больше не хотелось ничего, даже болью она присытилась. Чужая кровь и рвота текли по её одежде, волосы слиплись в грязную паклю, она ощутила себя грязной с ног до головы. - "Надо заканчивать это дерьмо, и идти ужинать... Жульен приготовил омлет, а потом я напьюсь... Да..." Она взяла большой, острый нож с тонким лезвием и собралась покончить со всем одним ударом лезвия по запястью Эмили. Но уже уходя, экстаз подкинул ей последнюю гаденькую мыслишку. - Знаешь, у меня тут появилась одна мыслишка... - Задумчиво причмокивая прошептала Вдова на самое ухо Эмили. - Лена ведь может и не понять, что это твои пальцы. Надо дать ей подсказку... Такую, чтобы даже дура догадалась. И нож меделнно приблизился к подбородку Эмили, вонзаясь прямо под кожу лица...