Тирания порядка

Многим людям предначертано судьбой творить великие дела, участвовать в невероятных событиях и вершить историю. Об этом мистическом «предназначении», нам рассказывают легенды дошедшие в современность через хрупкий прах веков, что остался от цивилизаций. Словно угольный фильтр, прошлое отсеивает мысли и идеи недостойные проверки временем, но вместе с тем, в волне отсеянного шлака, теряются и бесценные крупицы знания, опыта, чувств, и эмоций. Нам должны были достаться в наследство великие замыслы и планы, наши предки не имея технической возможности восславить род человеческий деяниями, попытались передать нам их образы, дать шанс прикоснуться к свету. Но мы получили лишь отсветы этих великих замыслов, они просочились через отсеянный шлак, только чтобы обречь ныне живущих на бесконечные поиски истины, которую мы никогда не узнаем — мудрость древних, если ее можно так назвать. Невероятно редко лучи знания складываются воедино, чтобы пасть на чей-то разум, осенить его мыслью, которая станет словом, а слово вновь зажжет пламя в душах, чтобы стать делом… Об этом мечтала Хельга Ван Графт. Мечтала стать той самой «избранной», которой что-то предначертано. Чтож, нельзя отрицать, судьба действительно заготовила множество взлетов и падений, для стервозной немки, а корнем всего этого, стали ее родители, в какой-то момент решившие, что ребенок, отличное средство для решения собственных проблем. Влиятельная чета Австрийских бизнесменов, разбогатевших на рынке стройматериалов, уже давно желала слияния, или хотя-бы союза со строительным гигантом «Вишкар» — это принесло бы чудовищную прибыль, или в крайнем случае, уберегло от посягательств конкурентов. Ключом к этой мечте, стала младшая дочь — умная, и невероятно твердая характером Хельга. Под чутким руководством родителей, она получила два высших образования, и без труда устроилась на работу в «Вишкар». Проработав около года в Берлинском филиале «Вишкар», она пошла на небольшое повышение, на должность «младшего инспектора» в одном из центральных офисов корпорации. С этого момента, карьера Хельги Графт, полетела вверх с такой скоростью, будто её прицепили к самолету. Исполнительность, образованность и невероятная сила воли, в купе с сердцем объятым пламенем мечты, и весьма поганым характером стервозной твари, открывали для неё все двери. Всего за три года, она покорила такую вершину как «Кадровый департамент», поддавив под себя, или переинтриговав всех встречавшихся на её пути, и заняла кресло первого заместителя главы департамента. Управляющий Маккормик работал в «Вишкар» уже не первый год, и хорошо знал правила этой «игры», в которой начальство «не только подсиживают, но и отстреливают», а потому решил избавиться от угрозы. Он порекомендовал перевести «такого исполнительного сотрудника», в «Департамент менеджмента», который в шутку называли «чан со змеями». Это прозвище департамент полностью оправдывал, произведя на Хельгу неизгладимое, и при этом максимально поганое впечатление. Стоило пневмо-дери открыться перед ней, как на новоприбывшую уставились десятки подозрительно сощуренных глаз, а по рядам компьютерных столов понеслись гаденькие шепотки, не предвещающие новенькой ничего хорошего. Сюда сливали самых бесполезных, опасных, или попросту тупых людей не способных выполнять даже самую простую работу без приключений. Однако каждый из них мнил себя Наполеоном, и очень гордился новой должностью, которая по сути почти ничего не значила. Весь коллектив пропитывал удушающий дух низких, офисных интриг, и взаимной ненависти, прикрытой дежурными улыбками, и разговорами о погоде у кулера. Яд буквально сочился из воздуха, проникая в него из шепота между сотрудниками, из отравленных желчью взглядов, которыми обменивались люди, и конечно же прямо из голов, наполненных мечтами об месте стоящем в иерархии корпорации, хоть на ступень выше. Тут надо сделать оговорку — «Департамент менеджмента», структура контролирующая процесс выполнения задач другими департаментами. Каждый день в пределах департамента плодились десятки разных «комиссий», «проверок» и «комитетов», призванных искать ошибки других структур. За тщательное выполнение своей работы, сулили хорошие деньги, и повышения по службе, но вот незадача, самих должностей в департаменте, числилось больше сотни, и продвижение даже на несколько ступеней, в масштабах корпорации ничего не значило. Работники шли на все, в следовании несбыточной мечте достичь верха, и наконец-то выбраться из департамента менеджмента. В тесных, душных стенах, имелось место всем видам недобросовестной человеческой конкуренции: подставы, кляузы, подлог бумаг и даже насилие. Служба безопасности зафиксировала по меньшей мере десяток случаев, когда кто-то из вышестоящих сотрудников оказывался убит, или попросту исчезал, а его заместитель, или сосед по столу, таинственно улыбался, пытаясь стереть с рук что-то подозрительно похожее на кровь. Так два месяца назад, в закрытом туалете на этаже департамента, было найдено тело третьей ассистентки, второго заместителя, начальника по организации междепартаментых встреч. Бедолагу забили до смерти гаечным ключом — труп пролежал на полу два дня, прежде чем уборщик нашел его и вызвал охрану впрочем, зря, департамент юстиции и служба безопасности, так, и не поймали убийцу. Такой гадюшник легко принимал в себя новых людей, пережевывал, и так же легко сплевывал их, но Хельга засела здесь основательно. Урок «вежливости», полученный ею от Маккормика, был изучен, проверен, и принят на вооружение. Уже с первого дня, её попытались подставить, впихнув кипу бумаг, на которых не было проставлено никаких подписей, и маркировок — если Хельга их подпишет, то примет на себя всю ответственность, а если не подпишет, будет отстранена за невыполнение работы. Она решила вопрос просто — выкинула немаркированную макулатуру в первое же ведро. Когда с неё пришли спрашивать, то немка развела руками «какие бумаги? Ничего не знаю…». Медленно, и планомерно, с целеустремленностью парового катка, она двигалась вверх и уже через год, покинула «чан со змеями», переведясь в управление юстиции. Конечно это не далось ей легко, её трижды скидывали на ступени ниже, дважды предавали, и один раз попытались убить, но незадачливый киллер в лице офисного клерка с пистолетом, забыл снять оружие с предохранителя, а потому шкура Хельги не пострадала. По итогу, она вновь оказалась в самом низу новой структуры, однако, она научилась интриговать, и идти на крайние меры, что позволило Хельге стремительно вознестись на самый пик департамента юстиции. Там, во время одного из слушаний по делу о «корпоративной шпионаже» её заметил генеральный директор Сингх, точнее он заметил её, весьма приятную для глаза фигуру… Дальше все стало совсем просто. Пользуясь симпатией ген-директора-самодура, Хельга сначала заняла пост главного юриста-консультанта при совете директоров, а впоследствии, и личным ординарцем Сингха (эта должность кажется сложной, но фактически она проверяла приказы Сингха на законность, и доносила их до ушей подчиненных. В итоге в руках тощей германской стервы скопилось очень немало власти). Казалось бы, все… Вот она вершина, с которой можно гордо поплевывать вниз, однако… Было одно «но», из-за которого у Хельги аж аппетит пропадал, и подушка кресла становилась неудобной. Сатья Вишвани. Эта женщина, обладавшая весьма неопределенной должностью, и не менее расплывчатыми полномочиями, границы которых установить не удалось. Как бы Хельга не копала под неё, какие-бы сети интриг не плела, индианка каким-то образом умудрялась выходить победителем, и даже более того «срала в кашу» самой Хельге, саботируя все ее попытки сесть на место Сингха. Да и сам генеральный директор, что-то не горел желанием уходить, и послушав ехидные шепотки индианки, быстро раскусил корыстные планы Ван Графт. Теперь в фаворе стала Сатья, занявшая пост заместителя генерального директора, что стало самым настоящим ударом пониже пояса. Хельге оставалось лишь плести паутину. На долгие шесть лет, вокруг Сингха велась настоящая подковерная война, порой перерастающая в открытое боестолкновение структур верных разным людям. Это могло продолжаться невероятно долго, если-бы не случайность, благодаря которой Вишвани поставила Хельге шах, и мат… …Еще недавно, обладавшая властью достаточной чтобы усадить за решетку кого-угодно, теперь, она была пленницей сотрудников собственного департамента. «Весьма иронично…» — Подумала она, тяжко вздыхая, и уже в который раз за час, пытаясь хоть чуть-чуть ослабить хватку наручников. Но короткий металлический трос, отделяющий один браслет от другого, не позволял даже скрестить руки, при малейшем резком движении начиная бить женщину током — чем сильнее она сопротивлялась, тем более мощный разряд пускался ей в запястья. Эффективный конструкторский ход, он заставлял заключенных сидеть смирно, вот уже двадцать лет. Холодный металл браслетов терзал обласканную кремами и лосьонами кожу, и уже оставил на ней небольшие кровавые следы, норовящие превратиться в шрамы. Они будут уродовать руки, и остаток жизни придется носить длинные перчатки чтобы скрыть их — так делали многие закоренелые уголовники, не желающие показывать свое прошлое. Впрочем, Хельга сильно сомневалась, что доживет до того момента, когда успеет пожалеть об их существовании. Сам факт того что она еще жива, казался фантастикой, или очередной причудой Вишвани, ведь никаких других резонных причин не прикончить Хельгу, не существовало. Тем страннее выглядело сегодняшнее утро, когда измученную, и ослабевшую от скудного тюремного пайка немку, вытащили из затхлой камеры, и потащили на допрос… …Сатья сдержала свое слово — уже несколько недель, а может и месяцев Хельга Ван Графт, просидела в тюремном блоке «Боттом» — самом отвратительном, грязном и секретном месте любой крупной базы корпорации. Обычно он находился у основания фундамента башни, по соседству с канализацией, из которой просачивался весь спектр ароматов, исходящий от отходов жизнедеятельности человека. Туда не ходили комиссии по правам человека, или инспекции по трудовой дисциплине, большая часть сотрудников даже не знали о существовании тюрем прямо под офисами, но слухи ходили, и самые жуткие. Даже охранники, посвященные в тайну «Боттом», предпочитали спускаться туда лишь в крайнем случае, отправляя на патруль ботов, или провинившихся бойцов. Узкие коридоры, больше походили на потайные лазы древних замков — встреться в них два человека, они не смогли бы разойтись. Стены, потолок, и пол покрывали толстые металлические плиты, скрепленные между собой сварными швами, и болтами, из-под шляпок которых капала вода. Под потолком потрескивали древние как мир лампочки, но их включали очень редко, и большую часть времени «Боттом» укутывала кромешная тьма. Из-за плохой вентиляции на стенах всегда красовались капельки влаги, рос испускающий ядовитые споры мох и разноцветная плесень, под которыми расползались ветвистые пятна ржавчины. Тут в удушающей атмосфере смертельного отчаянья и доводящей до безумия безысходности, доживали свои дни, забытые всеми шпионы, воры технологий, и изменники корпорации. Жалкие ублюдки не испугавшиеся кары, и пойманные бдительной охраной, даже не подозревали какую судьбу готовит для них «Вишкар». Уверенные в том, что их защищает эфемерное как наркотические глюки «право человека», на внутренних слушаниях они дерзко отрицали свою вину, кричали что-то наглое, старались тянуть время, чтобы их адвокаты успели сделать свое дело. Но… Адвокаты даже не узнавали о проблемах своих клиентов. Этих людей, вырезали из системы — удаляли из базы данных корпорации, аннулировали паспорта и кредитную историю, по возможности старались стереть и цифровой след. С помощью связей среди правительств, удалялись сведения о рождении, и даже медицинская страховка. Если семья пленника начинала беспокоиться, то в «Вишкар» просто пожимали плечами «вы о ком? Не работал у нас такой никогда.» Доказать что человек вообще существовал, становилось почти невозможно, и история знала случай, когда излишне ретивого отца, пытающегося найти дочь, попросту упекли в психушку, где медики быстренько поставили диагноз — шизофрения. Единожды увидев грязные от застывшей сажи, ржавые стены, и услышав звук закрывающейся двухтонной двери, человек уже никогда не слышал его снова. Обреченный на жалкое существование пленник, быстро сходил с ума от одиночества и страха, вел существование крысы в банке, видя сны о небе, и прохладном, чистом воздухе, а потом умирал от истощения, но даже тогда его тело не выносили на поверхность. Отряд огнеметчиков исполнял роль духовных проводников, придавая труп огню, прямо в камере. Даже прах оставшихся после обработки, просто смывали в туалет — человек исчезал, будто его никогда и не существовало. Вот в такое учреждение и угодила изнеженная богатой жизнью Хельга. Жалкая камера, два на два метра, вмещала в себя лишь металлическую полку для сна (на которой Хельга не умещалась из-за своего роста) и примитивный туалет вмонтированный в пол. Вокруг него красовалось несколько крупных следов сажи, оставшихся от предыдущего узника, а на койке, красовались следы запекшейся крови — чьи-то пальцы цеплялись за край. Грубые металлические листы, края которых усеивали ряды массивных заклепок, покрывали стены, и потолок, лишая пленника шансов на побег, а стальная дверь с магнитным замком, начисто отсекала любые звуки снаружи. Даже лучика света из коридора не проникало сюда — заключенный отбывал свое наказание в полной темноте, и тишине. Раз в сутки, в стене бесшумно открывалось небольшое окно, из которого появлялась соска с сомнительного вида смесью, заменяющей еду, и воду. По консистенции и вкусу она напоминала сопли, и Хельга несколько дней не ела, особенно потому-что знала из чего делают эту смесь. Отходы пищевого производства — очистки, шелуха, уже начавшие гнить овощи и мясо, перерабатывали, и проводили через гидратор, а потом распределяли по камерам. Даже свиньи питаются лучше. Но самым забавным, был тот факт, что о наличии самого факта еды, никак не предупреждали. В полной темноте, увидеть появление соски, почти нереально, и очень большой процент заключенных умирал банально от голода, и жажды. Ровно через две минуты, соску убирали, резко и без предупреждения опуская металлическую заслонку. Она легко отрезала губы и пальцы, а потому заключенный был всегда в страхе, стараясь есть как-можно быстрее. Время кормежки часто меняли, а иногда и вовсе устраивали диетические дни, когда соска заправлялась застоялой водой, и если ты спал, когда выдавали еду, то сам виноват, сиди и жди следующей кормежки. Поначалу Хельгу объял ужас. Нет, не так… Ужас её объял в тот момент, когда охранники начали спускаться на минус пятнадцатый этаж — в самый низ новоотстроенной башни. Ей хотелось заорать, разрыдаться прямо в лифте, умолять о пощаде, но твердый характер и гордость, не позволили ей даже показать вид. В небольшом офисе её обыскали. Сняли часы, кольца, и золотую цепочку, из волос вытащили заколки, на туфлях отломали каблуки, и ударами заставили снять ремень, лишая жертву шанса на быстрое, безболезненное самоубийство. Она спустилась вниз с гордо поднятой головой. Хельга не промолвила и слова, когда охранник впихнул её в камеру, злобно рассмеявшись в след, даже грохот несмазаных петель, гулким эхом расходившийся в голове, не заставил её вздрогнуть. Первые… Дня два? Или около того… Она просто сидела глядя в стену. Хельга была совершенно уверена, что совет директоров, уже свергает Сатью Вишвани, и вот-вот дверь откроют бойцы отдела внутренней безопасности, и все станет как прежде… Но время шло, а солдаты ОВБ не приходили. Минуты, отсчитываемые в голове, начали накладываться друг на друга, и Хельга сбилась со счета. Теперь, каждое мгновение тянулось отчаянно долго, растягиваясь как резина. Абсолютная изоляция, наводила страх и тоску, даже просто находиться в этой камере, было физически больно. Хельга попыталась походить кругами, но едва встав, упиралась лицом в противоположную стену, шагнув влево её нога провалилась в туалет — грязную, зловонную дыру в полу. Хельга даже не захотела проверять в чем измазались её пальцы. Уверенность сменилась непониманием, непонимания злобой, злоба яростью, а потом пришло отчаяние. Сухое, апатичное и холодное как поздний ноябрь. Оно внезапно свалилось на голову Хельги и охватило от затылка до пяток, заставив её громко икнуть. Она просто сидела на койке и дрожала всем телом, не способная даже повернуть голову. Внезапно оказалось что дух ее не так уж и тверд, за пределами своего кабинета. Бесшумная темнота окружающая её, начала давить, а стены казалось медленно двигались норовя раздавить немку. Ей стало плохо, грудь защемило, и она зарыдала. Громкий, надрывный рев выражал все — у Хельги больше не было ничего, даже надежд увидеть мир за пределами камеры. Несколько дней, она дремала, прерывая короткие провалы в бессознанку плачем и надеждами что все это сон. Но увы, «Боттом» не был воздушным замком, выстроенным нашим воображением — от отрицания его существования, железная дверь не становилась тоньше. Через какое-то время, уже отрыдавшись, она начала просить… Громко колотила в дверь, крича какие-то требования, и угрозы, но если для неё звук ударов казался громом, то снаружи никто ничего не слышал. Спустя часы, когда кулак начало саднить, требования переросли в просьбы, а потом и в мольбы. Гордая и волевая Хельга Ван Графт, стояла на коленях перед беспристрастной тюремной дверью, умоляя её выпустить. Где-то на краю сознания, она надеялась что где-то под потолком есть видеокамера, и увидев запись, Вишвани удовлетворит свое мстительное эго. Все что было после этого, смешалось в памяти Хельги, оставшись лишь размытыми, полными ужаса отпечатками — она лежала на полу, вдыхая удушающую вонь, ела отчаянно присасываясь к кормушке, захлебываясь в смеси, и перебарывая рвотные позывы — жидкая дрянь текла по её лицу, пачкая одежду, стоившую как небольшой автомобиль; чтобы развеять тишину, она пыталась разговаривать с собой, постоянно срываясь на истерический смех, или крики, пыталась размять затекающие ноги, и спину, много спала, или просто ей казалось что спит, ведь тьма перед глазами, и не думала рассасываться. Воспоминания о прошлом разрывали Хельгу изнутри — она захлебывалась слюной, вспоминая ужины в любимом итальянском ресторане, отчаянно мечтала о кровати, даже не дорогой, а простой, с одеялом и подушкой, хотела увидеть человеческое лицо, даже своего зубного врача, которого Хельга боялась до дрожи в коленях, она хотела обнять. Через какое-то время, пришел необъяснимый страх, она вздрагивала, в ужасе забиваясь в угол камеры, уверенная, что прямо рядом с ней кто-то стоит, или ей начинало казаться что камера стала меньше, и тогда Хельга мерила стены руками. Дважды она пыталась вскрыть себе вены об край койки — теперь стало понятно, откуда там были следы крови — но все тщетно, металл тщательно скруглен, Ван Графт лишь содрала немного кожи. Последней мыслью было разбить голову об дверь, но сил на воплощение этого плана просто не было, да и чисто морально, она не представляла как можно осознанно, десяток раз приложиться виском, или лбом обо что-то, не замедляя удар в последние мгновения… Она не могла сказать сколько времени прошло. Может несколько дней, а может и пара лет, но когда дверь камеры вновь загремела, Хельге показалось что это сон. Тусклый свет коридорных ламп, включенных по какому-то поводу, показался ей ослепительным, мгновенно сузив зрачки до размеров точек. Свет затмевал все, на пару мгновений пронзив тучи безумия, сгущавшиеся в голове несчастной. Она тяжело задышала, стоя на коленях, она походила на падшего ангела, наконец-то получившего прощение. Сквозь него в камеру шагнула черная фигура солдата ОВБ с искрящейся шоковой дубинкой в руке. Вспышка надежды, почти превратилась в радостный вопль, но вместо него из ободранной глотки Хельги вырвалось лишь жалкое сипение, а из ноздри выдулся сопливый пузырь. Покачиваясь и опираясь дрожащими руками на стены, она встала с полки, но все её надежды разбились всего одной фразой… — Сатья Вишвани желает тебя видеть… На кисти надели наручники, а на глаза затемненные очки, чтобы Хельга не ослепла когда выйдет на яркий свет, и повели к лифту. Вниз уезжала гордая юристка, начальница отдела юстиции, вверх же поднималось дрожащее, перепачканное и сгорбленное существо, из глаз которого лились слезы. Она пыталась заговорить с охранниками, но те брезгливо отшатывались от Хельги, как от прокаженной. Потом её вывели в технические коридоры, чтобы не смущать глаза обычных служащих — на полу за Хельгой оставались грязные следы босых ног. Ничего более не объясняя, её закинули в комнату для допросов и усадив на скрипучий металлический стул, оставили… …Так Хельга ждала уже час, развлекая себя тем, что разглядывала комнату. Её взгляд ухватывался за все, как взгляд ребенка едва увидевшего мир. В сущности, в неё не было ничего интересного — белые металлические стены без швов, бетонный пол, с темными пятнами, да большое поляризованное окно справа. На левой стене, висел большой плакат, на котором устрашающими черными буквами было написано — «Чистосердечное признание облегчает душу и сокращает срок». Помимо стула, на который усадили Хельгу, перед ней стоял раскладной стол, на котором лежало кем-то забытое световое перо, и пустой лист блокнота. Белые потолочные лампы слепили женщину, заставляя её щурить красные, слезящиеся глаза. Она почти ничего не видела из-за этого, но сам факт наличия перед глазами хоть чего-то кроме кромешной тьмы, приводил Хельгу в неописуемый восторг, и даже неприятны зов желудка, и холод, не могли перебить этот энтузиазм. «Что она от меня хочет? Может предложить работу? Но кем? Зачем я ей нужна?! Господи, да что угодно… Я даже готова целовать ей ноги если она меня освободит…» — Лихорадочно думала она, облизывая грязные губы. Все её лицо было заляпано засохшими остатками пищевого раствора — он слипся, и превратился в мерзкого вида комочки, к которым пристали растрепанные, грязные волосы. — «Впрочем, неважно… Да, меня можно победить раз, но… Теперь у меня на одну причину больше всадить ей нож в спину… Достаточно лишь подождать, когда у Вишвани вновь взыграет непомерное эго, и она забудет про то что я опасна…» Последняя мысль возникла как-то сама собой. Стоило Хельге оказаться вне камеры, как гадливая сущность, подкрепляемая все более усиливающимся чувством униженного достоинства, начала вновь брать верх. Впрочем, впечатление от пребывания в «Боттом», все еще всецело владело душой Хельги, и ей совсем не хотелось туда возвращаться, так-что горделивые мыслишки, послушно убирались в темные уголки сознания. «Да… Нельзя бросаться с шашкой на голо — месть принято подавать холодной, особенно если она принесет плоды» — Желчно думала Хельга, все еще потирая саднящие руки, и пытаясь проморгаться. — «Я подожду… Столько сколько потребуется, ведь опыт у меня уже есть. Интересно, сколько дней прошло? Или… Месяцев…» В этот момент неприметная, утопленная в стену дверь, бесшумно открылась и в комнату вошли двое охранников. — Госпожа генеральный директор скоро будет. — Беспристрастно пробубнил один из них, шагнув в сторону женщины и многозначительно качнув головой. При этом шлем едва слышно ударился об металлический наплечник, неприятно напомнив Хельге звук закрывающейся камеры. — Эй, не подходи к этой мрази… — Развел руками оставшийся у дверей. — От неё воняет как от помойки! Даже через шлем чувствую! Ещё форма пропахнет, потом неделю стирать будешь! — Отвянь, просто хочу посмотреть на неё… — Охранник подошел ближе, и облокотился ладонями на стол, заставив его ножки тихо заскрипеть. Непрозрачное забрало шлема уставилось прямо на Хельгу. — И это вот она, лишала нас премии все эти годы? Эй, я к тебе обращаюсь! Хельга молча смотрела в забрало, попросту не зная что ответить. Она была уверена, что в следующий миг, кулак закованный в бронированную перчатку, прилетит ей прямо промеж глаз. — Сама-то вон как вырядилась, небось один этот пиджак стоит как вся моя зарплата за десять лет. — Говорящий кивнул на черный пиджак Хельги. Даже не смотря на грязь, обильно покрывающую его, он все еще хорошо смотрелся. — И не стыдно? У охранника лишнюю сотню кредитов зажать? Харкнуть бы в тебя, только шлем лень снимать, да и смердишь ты так, что без противогаза не продохнуть… — Да оставь ты её, баба и так настрадалась. — Второй охранник облокотился об стену. Динамики не давали определить пол, но судя по более тонкой фигуре, и явно выступающей грудной бронепластине, можно было предположить, что это женщина. — Её полтора месяца в «Боттом» держали, так-что твой харчок для неё уже не страшен… — Ха! Полтора месяца? — Из-под шлема послышался сдавленный смех. — Да не поверю! Эта замарашка столько бы не протянула! Максимум две недели! — У нас еще будет шанс проверить. Ни один заключенный из «Боттом» еще не получал помилования, так-что ее вернут назад. — Эти слова заставили сердце Хельги покрыться льдом. Она конечно знала об этом, но почему-то была уверена, что на неё это правило не распространяется. Конечно, каждому охота считать себя не подвластным правилам, с окружающими может происходить что угодно, но только не с тобой. Это так же глупо, как быть уверенным в собственном здоровье, посреди страдающего от чумы города. — Давай пари? Ставлю две сотни кредитов и билет на премьеру «Ужасов в Данвиче», на то что она не протянет больше… Ну ладно… Трех недель! Но это максимум! — Принимаю пари! — Второй охранник отлип от стены, и тоже подошел поближе. — Но говорю, что она протянет больше двух месяцев. Ты только глянь ей в глаза, да она сам Сатана, не сдохнет чисто из принципа! — А если помрет посередине, просто сложим наши ставки, и пойдем на премьеру вместе. Оба засмеялись и ударив по рукам, отошли обратно к дверям, обсуждая грядущую премьеру нового фильма ужасов. Чтож… Жизнь Хельги оценили в двести кредитов и один «ужастик». Обидно. Впрочем, обидится немка не успела. Из коридора донесся звук шагов, заставивших охранников встать смирно, а через мгновение комнату допросов, подобно пушечному ядру влетела Сатья Вишвани. Одетая в приталенный бледно бирюзовый костюм и белую рубашку с пышным, кружевным жабо, она выглядела как всегда величественно, и как-то обыденно одновременно. Впрочем, даже Хельга должна была признать, Вишвани на посту ген-директора выглядит явно лучше чем самодовольный дурак Сингх. В одной руке она держала небольшой сверток, а в другой был загадочного вида посох, которым Вишвани слегка помахивала, словно волшебник, норовящий сотворить какое-то мощное, требующее подготовки заклинание. — Оставьте нас одних. — Кивнула она охране, и бойцы молча вышли, закрыв за собой дверь. Глаза Вишвани плавно переплыли на Хельгу, и та ощутила внезапный холод. Что-то с её соперницей было не так, но что конкретно, измученная Хельга не могла понять. Удостоверившись что дверь заперта, Вишвани подошла к столу. Несколько мгновений, она разглядывала свою пленницу, а потом сделала странное движение, прижавшись ухом к посоху, и будто прислушиваясь к нему.  — Слушай внимательно. У меня мало времени, а потому возиться с тобой я не стану. Предлагаю быть честными друг перед другом, и возможно, все обойдется мирно. Одним небрежным движением Сатья швырнула на стол сверток. Тот упал с тихим лязгом, и проехав немного, застыл прямо по середине столешницы. От удара полиэтилен раскрылся будто сам собой, и перед Хельгой оказалась изящная полумаска, сделанная из тонкой золотой пластины. В её лбу сиял крупный граненый рубин. — Эта маска была у Сингха. Что ты про неё знаешь? — Строго произнесла Вишвани. Её взгляд сновал по комнате, ненадолго задерживаясь на камерах. видеонаблюдения. Красного огонька не было, видеозапись не велась. — Ничего. — Робко произнесла Хельга. Она не могла объяснить почему, но внезапно накатившая на неё волна холодного ужаса, не желала уходить. Абсолютно вся борзость, успевшая вновь наполнить её душу, опять рассосалась. — Она… Золотая, может… Очередная причуда мистера Сингха… — Не пудри мне мозги. Ты почти всегда была с ним. — Посох в руках индианки опасно качнулся в сторону Хельги. — Из-за этой маски, меня чуть не убили. Я не сомневаюсь что ты что-то знаешь. — Я даже не видела её… Я юрист и не следила за ним целый день… — Хельга слегка отстранилась, с опаской глядя на посох. В его глубине что-то потрескивало, и шипело. — И-и-и-и-и… Мало ли у него было разных штук… Это могла быть маска из карнавальных наборов, которые мистер Сингх заказывал каждый год! А может вообще что-то из коллекции! Откуда я могу это знать? — Ладно. Допустим. Следующий вопрос. Что тебе известно про «Наблюдатель»? Это организация. Судя по-всему могущественная. — Впервые слышу… — У Сигнха не было никаких сношений с ними? Контракты, договора, какие-то иные документы? Он доверял тебе, а учитывая юридическую грамотность Сингха, то все эти бумаги шли бы через тебя. Вместо ответа Хельга покачала головой. Дело принимало совсем нежелательный оборот. «Надо скормить ей хоть один правильный ответ, хоть какую-то наживку! Иначе она сочтет меня бесполезной, и просто убьет.» — Хельга прикусила губу. — Толлько не надо врать! — Неожиданно громко вскрикнула Вишвани, словно прочитав мысли немки. — Я не хочу тратить время. Учти. Я не собираюсь пытать тебя, или как-то еще выбивать ответы, просто… Хоть одно вранье, или ответ который мне не понравиться, и я отправлю тебя обратно в «Боттом», только в другую камеру. Например в восьмую, там вместо пола решетка, ведущая в главный канализационный отстойник. Ты сгниешь изнутри из-за бактерий в воздухе. — Пожалуйста, не надо… Я буду отвечать честно и я правда ничего не знаю! Сингх не делился со мной своими планами, точнее не всеми! — Хельга едва не задохнулась, от подкатившего к горлу всхлипа. Перспектива вернуться в еще более ужасные условия, отнюдь не грела её. — Пожалуйста, мисс Вишвани! Поверьте мне! Мне нет смысла врать! — Мисс? Помниться еще пару месяцев назад ты иначе меня называла. — Вишвани слегка смягчилась, пальцы живой руки выудили из кармана пиджака сигарету, и она закурила. Несколько минут прошли в тишине, только посох несколько раз громко треснул, заставляя Сатью прислушиваться к нему. Когда сигарета превратилась в окурок, а стол перед индианкой покрылся пеплом, она вновь обратилась к пленнице. — А знаешь, я тебе верю, наверное даже, амнистирую, только, расскажи мне что-нибудь ценное. Например, про пепельную чуму… Нельзя было и описать какой внезапный подъем ощутила пленная. Словно ядерный взрыв, вспышка надежды осветила её изнутри. Надо было лишь рассказать Вишвани что-то ценное… Разум подогретый мыслью об освобождении, лихорадочно перебирал все, что слышала и видела Хельга за послдение годы. — Пепельная чума… Нет, я не слышала про неё, скорее всего у неё есть какое-то еще название. — Задумчиво произнесла она, но увидев как Вишвани скривила губы, тут же продолжила. — Но я слышала как мистер Сингх поручал кому-то найти некоего Крысавчика… — Это я и без тебя знаю, ведь это, МНЕ, он поручил это. — Ах да, конечно, конечно! — Затараторила Хельга. — Но, знаете ли вы, что это напрямую связано с Ангелой Циглер! — Циглер? — Индианка встрепенулась. В её голосе впервые послышалась заинтересованность. — Каким образом добрый доктор замешана в этом? — Точно не знаю, но она вела долгие переговоры с мистером Сингхом! — Ухватившись за новую соломинку, немка цеплялась за неё до последнего. — Я помню, именно вы уговорили Ангелу работать на нас, но итоговый трудовой контракт проверяла я! Там много интересного, очень советую ознакомиться! Циглер приняли как внештатного сотрудника, но с очень широкими полномочиями! — Интересно… — Прошептала Сатья, делая пометку. — Продолжай… — Сингх трижды разговаривал с ней через спутник, разговоры длились больше десяти часов каждый! Я точно не знаю о чем они говорили, но Сингх каждый раз выглядел недовольным. Он… Переводил Циглер огромные суммы и обустроил ЦБК, а в последний раз, Ангела потребовала охрану, много охраны! Просила прислать группу «6»… Но мистер Сингх отказал, сославшись на какие-то… Как это… «Неоговоренные мелочи», а после этого ЦБК сожгли, и заново обсудить они ничего не успели… Похоже, Ангела требовала что-то от корпорации, а Сингх требовал что-то в ответ, но ценность предложенного явно неравноценна. — Это уже домыслы. — Осадила разошедшуюся немку Сатья. — Ближе к делу, пожалуйста… — Да-да-да, конечно! А… Ам… — Хельга мысленно заметалась, пытаясь припомнить что-то еще. — Да… Один раз, пока шли переговоры, мне срочно понадобилась его подпись, и я вошла в покои. Успела услышать лишь что-то про некие «Врата Ахерона», какой-то «Триумвират», и какие-то смежные с ними проекты, но что это, я не успела понять какие… Это… Вроде все… — Точно все? — Поинтересовалась Сатья. Тень насмешливой улыбки проскользнул, а по её лицу, и Хельга испугалась что сморозила чего-то лишнего, или рассказала Вишвани что-то столь очевидное, что не имеет ценности. — Не знаю, может через какое-то время я еще что-то вспомню… — Ещё в студенческие годы, вопреки природной серьёзности увлекалась кровавыми детективными романами, и хорошо знала, чем может закончиться допрос, на котором пленный выдал всю информацию разом. Опираясь на этот опыт, её ответ был максимально уклончив, как по методичке для желающих остаться в живых подольше. — Если вы меня отпустите, я могу провести небольшое расследование в архивах, и найти много интересной информации… — Нет спасибо, компромата на Сингха у меня достаточно. — Сатья кинула взгляд на часы, и пролепетав что-то вроде «о, я поаздываю», отряхнула костюм от табачного пепла, и нарочито медленным шагом направилась к выходу. — Да и потом… Чтобы я самолично отпустила на волю такую змею? Тебя видно насквозь — ты всадишь нож мне в спину, при первой же возможности, так-что не надейся на полную свободу. Впрочем, у меня нет времени решать твою судьбу более детально.  — В смысле? Меня вернут в «Боттом»?! — Панически закричала Хельга вставая со стула. Ноги ощущались ватными и она тут же упала обратно, дрожа от сотрясающих тело мышечных спазмов. Ужас, подобно волнам ледяного северного моря, накатывал на неё, заставляя стонать, и громко икать. — Нет, скорее всего нет… — Через плечо кинула Симметра, ей было словно наплевать на пленную. Ненадолго задержавшись около выхода, она еще раз оправила костюм, и уже взявшись за дверную ручку, обернулась. — Обычно особыми заключенными занимается Бенедикт, но сегодня он занят, так-что детали тебе объяснит мистер Рукер… Капитан будто ждал этих слов. Его фигура появилась в дверном проеме столь неожиданно, что даже Вишвани слегка вздрогнула, узрев прямо перед собой иссушенное лицо. Кивнув друг-другу, они разошлись — Сатья исчезла за углом, а капитан Рукер осторожно прикрыл за собой дверь. — Меня освободят? — Тяжело сглотнув спросила Хельга, все еще мелко подрагивая. Капитан всегда казался ей жутким, словно свежий мертвец, внезапно восставший из могилы. Сухая кожа, окровавленные веки и уголки губ, были отвратительны Хельге. Заступая на пост главы департамента Юстиции, она даже не пожала ему руки, опасаясь испачкать ладонь в крови, и теперь сильно жалела об этом приступе брезгливости. — Можно и так сказать. — Без тени эмоций произнес Рукер и снял пистолет с предохранителя…