***
…Парижский Национальный госпиталь был сравнительно новым зданием. Его построили ближе к концу омнической войны, когда большая часть территории франции, оказалась уже под контролем сил людей. Сюда, со всех концов обугленной войной страны, свозили тежело-раненных солдат, и гражданских, на некоторое время превратив Париж в огромный мед-лагерь. Именно здесь проходила первую стажировку Ангела Циглер, так-что её попадание сюда уже в качестве пациента, казалось весьма ироничным. Госпиталь стал символом надежды народа франции — огромное белое здание, высотой в шесть этажей, было украшено пятиметровой статуей ангела. Золотая фигура с воздетыми к небу руками, и расправленными крыльями, ярко сияла на солнце, и была видна на многие кварталы вокруг. Раньше в руках ангела, был символ «Оверовтч», но после распада организации, ему вручили золотой венок, на котором сидели голуби. Вокруг на добрую сотню метров разбили тенистый парк, усаженный плотными рядами раскидистых дубов, и кленов. Даже в самые душные дни, когда весь город изнывал от испепеляющей жары, и стекла небоскребов раскалялись до состояния близкого к сковороде, в парке царила приятная прохлада. Под сенью деревьев стояли красивые лавочки, на которых отдыхали пациенты, и врачи; журчали небольшие фонтанчики, в которых переливались голограммы рыбок, а около западного крыла, расположилось несколько площадок для пинг-понга, с утра до ночи оккупированных местными детьми. Главный вход больницы, украшали несколько мраморных статуй, изображающих известных врачей, что характерно Ангелы там не было, ей скромно выделили небольшой бронзовый бюст, в регистрационном отделении. С этим была связана нехорошая легенда — якобы раньше статуя Циглер стояла рядом с остальными, но однажды, очень тучный пациент запнулся об бордюр, и упал на неё, безвозвратно разрушив. При этом осколок мрамора вошел ему в горло, и толстяк умер от потери крови, прямо на пороге госпиталя. Ангела всегда громко фыркала слыша эту байку, она не без основания полагала что её распускает главврач — старая карга, считающая Цигелр выскочкой. Сзади госпиталя расположились посадочные площадки для скорых на антигравах — раньше тут располагались вертолеты, но поскольку этот вид транспорта стремительно уходил в прошлое, то все было переоборудовано. Полупрозрачные силовые поля, не дающие волне антигравитации разнести задний двор, тихо шипели и переливались, принимая «скорые». Приземляясь, машины тут же опускались под землю, где «тяжелых» пациентов немедля принимали реанимационные бригады. Всего госпиталь состоял из шести корпусов, образующих неровное кольцо, внутри которого, был большой крытый двор. Появление оперативников «Вишкар», внесло во внешний вид госпиталя некоторые коррективы. Наученные горьким опытом провала в ЦБК, бойцы сразу-же принялись превращать здание в настоящую крепость. На крыше был разложен излучатель защитного поля — высокая антенна, испускала полупрозрачные силовые волны, окутывающие все здание, и парковку для «скорых». Когда дул ветер, то по нему пробегали волны и едва заметные статические разряды, отпугивающие пролетающих мимо птиц. На углах корпусов заняли позиции снайперские пары, контролирующие прилегающие к больнице улицы, и группы гранатометчиков, ожидающих нападения с воздуха. Они нервно поглядывали в небо, или лениво покуривали, сидя на своих ракетных установках. Гарнизонная служба — скучное дело, особенно когда знаешь, что где-то неподалеку твои товарищи заняты настоящим делом, так-что боевой дух охраны, был не на высоте. К тому же, день выдался солнечный и теплый, настроения работать не было ни у кого. На жаре часовые начинали быстро утомляться, и занимались откровенной ерундой. Пока никто не видел, снайперы играли в мобильные игры, или разглядывали в прицелы проходящих по улицам парижанок. Для верности было установлено несколько автоматических турелей. Они медленно вращались вокруг своей оси, изредка дергаясь в сторону птиц, и движущихся внизу людей. В их тени отдыхали сменщики — они играли в карты, втихаря потягивали пиво, или попросту дремали, мечтая оказаться в прохладной казарме. Инженерный отряд, отвечающий за патруль из ботов, страдал от скуки, и чтобы хоть немного развлечься, заставляли ботов летать от одного края больницы, до другого, попутно делая ставки, чей прилетит первым… Для удобства обороны, большую часть первого этажа пришлось освободить от пациентов, переместив их в другие корпуса. Это вызвало характерное недовольство врачей, и самих пациентов, но дважды напоминать у кого в руках пушка, пока не пришлось. В приемных кабинетах расположили несколько огневых групп, и временные склады снаряжения, и боеприпасов. Свято-место пусто не бывает, и вскоре, поверх ящиков уже дремали отлынивающие от службы оперативники. На окна, установили укрепленные арамидные пластины, со встроенными бойницами, так-что внутри царил приятный, прохладный полумрак. Во внутреннем дворе разместили командный пункт, и точки связи. Три больших камуфлированных шатра, подключились к больничным системам связи. Вокруг них сновали офицеры жандармерии, и командиры оперативников. Ангела была объявлена персоной стратегической важности, а потому рапорт наверх, следовало подавать каждый час. За считанные минуты, у главного входа появился КПП, окруженный брустверами, из мешков с песком, пенобетонных блоков, поверх которых натужно гудели лазерные заграждения. Между ними оставался узкий проход, через который людей пропускали по одному, попутно проводя процедуру досмотра. Для начала все проходили через рамку металодетектора, а потом еще и досмотр вещей. Естественно пропускная способность такой системы приближалась к нулю, и уже к полудню перед больницей скопилось значительное число людей. Охрана была комбинированная из оперативников и жандармов. Последние на фоне солдат «Вишкар», выглядели весьма неоднозначно, их черные бронежилеты и разгрузки, — надетые поверх темно-синей формы — выглядели как игрушечные, в сравнении с массивной нательной броней оперативников. Вместо замкнутых боевых шлемов, они носили уже весьма устаревшие полицейские, с прозрачным забралом не способным нормально защитить лицо, а для сохранения анонимности жандармы все еще носили обычные флисовые маски, с прорезями для глаз. И словно этого было не достаточно, к шлемам были приклеены короткие, белые плюмажи, забавно трепещущие на ветру. В дополнение к стандартной шоковой дубинке, французы были вооружены побитыми жизнью автоматами LYNX-M5, которыми воевали еще их отцы, в годы омнического кризиса. Наследник легендарного FAMAS, обрел добрую славу на полях сражений, но в век энергетического оружия, такие «пушки», были скорее анахронизмом, или музейными экспонатами, нежели боевым оружием. Чтобы скрыть устарелость, их покрыли толстым слоем черного оружейного лака, на котором вырезали строки торжественного гимна, гербы Франции, и прочую бравурную чепуху. Предполагалось, что «линксы» станут парадным оружием, но по факту, из-за нехватки дешевого, простого и массового лазерного оружия, все еще продолжали служить в рядах жандармов, и те с завистью в глазах глядели на оружие оперативников корпорации. Особенно завистливые взгляды вызывали инфорсеры, сжимающие в лапах высокочастотные лазерные пулеметы, с блоком из восьми стволов — в умелых руках почти ультимативное оружие, не оставляющее шансов даже тяжелобронированым целям. Корпорации обладали почти полной монополией на производство энергетического оружия, ведь после войны, у государств не осталось средств на его создание. Когда же деньги появились, то оказалось, что корпорации переманили всех перспективных инженеров и ученых, и разработку придется вести с нуля. Гораздо выгоднее оказалось закупить уже готовое оружие, не вкладывая средств и ресурсов в его создание. В настоящий момент, лишь США, Россия и Германия имели государственные программы по производству и разработке оружия нового поколения, в частности плазменного, и ионного. Весь остальной рынок, поделили такие гиганты как Лумерико, Лу Чен Интерстеллар и «Вишкар», а между ними, как бактерии в первобытном бульоне, сновали компании поменьше, пытающиеся создать что-то инновационное, и продать за огромные деньги. Кому-то даже везло… Таким образом компания Хеликс, сумела ворваться на рынок со своими «магнитными» винтовками — их пытались скопировать, но выходило либо хуже, либо дорого… Скучающие часовые развлекались тем, что ругались с посетителями, и устраивали усиленный досмотр, уводя отдельных личностей в караулку. У самого входа сидела небольшая группа кинологов, а их собаки немилосердно облаивали всех проходящих мимо — здоровенные твари, искусственно выведенные в лабораториях «Вишкар», рвались со своих цепей, разевая слюнявые пасти, полные зубов размером с указательный палец. Укус такой скотины, легко пробивал легкие и средние бронежилеты, разрывая металлические пластины как фольгу, и нанося чудовищные раны, выжить после которых нереально. Среди стремящихся попасть внутрь, были и журналисты, отчаянно жаждущие сфотографировать Ангелу, или даже взять у неё интервью. Таких кексов было приказано отлавливать и отправлять восвояси, но они часто маскировались под обычных посетителей, и се же проникали внутрь. Впрочем, ненадолго, внутренние патрули, быстро обнаруживали подлог, и незадачливые журналюги вылетали через пожарные двери (вид у них был помятый, а походка напоминала скорее ковыляние инвалида), предварительно лишившись своей аппаратуры… Чтобы добраться до госпиталя, Джек, Ана и доктор, прошли через несколько тихих сквозных дворов, миновали дорогу, и вышли на прямое шоссе, проходящее вдоль лицевой стороны госпиталя. Сейчас они могли видеть сияющего ангела, и четыре этажа, выглядывающие над деревьями парка. Париж словно и не заметил утреннего теракта, если не считать кричащие заголовки уличных новостных плакатов, никто не подавал виду, что что-то случилось. Люди спокойно ходили по тротуарам, глядя в телефоны, или куда-то в пустоту. Где-то во дворах дети игрались в новомодные VR игры, превращающие обычную песочницу во что угодно, хоть в поле боя, хоть в инопланетный пейзаж Никто не обращал внимания на трех людей во врачебных халатах, ведь сотрудники госпиталя часто выходили в город, чтобы раздобыть что-нибудь не из меню столовой. Гюстав постарался найти верхнюю одежду нужного размера, но немного прогадал, и Ане её комплект был велик — халат едва-ли не тащился по земле, а бирюзовые штаны шли пузырями, больше напоминая армейские. Джеку одеяние врача вполне шло, его седина, и весьма авторитетное лицо, очень гармонировали с халатом, под которым скрывалась его повседневная одежда. При желании маскировка легко раскрывалась — горе-шпионов выдавали армейские сапоги и полы повседневной одежды, выглядывающей из-под формы. Кроме того у Аны не хватало глаза, и повязку пришлось оставить, что несомненно привлекало к ней внимание. Заливающее город солнце, изрядно припекало, и продавцы бизнес-ланчей, рассекающие на нелепо украшенных фургончиках, разложились в тени домов. В одном из таких, наша троица прикупила немного свежей выпечки и теперь шли лениво пожевывая слегка подгоревшие булочки. По мере приближения к госпиталю, на улице становилось все больше людей. Выглядели они обеспокоенно, то и дело поглядывали на белое здание, или принимались названивать кому-нибудь, очевидно, чтобы рассказать об происходящем. Когда-же стало видно главный вход, то Ана тихо присвистнула, и у неё из рта посыпались крошки. Вокруг импровизированного КПП, собралась такая толпа, что люди уже заняли несколько полос на проезжей части. Машины натужно бибикали, пытаясь проехать сквозь толпу, но страждущим было плевать на эти мелкие раздражители. Толпа возмущенно гудела как растревоженный рой пчел, кто-то размахивал листками голо-бумаги, другие пытались напирать на охрану, и предпринимали попытки просочиться через заграждения (однако быстр получали дубинкой в бок, и бросали это дело). Курсирующие по краям жандармы пытались навести хоть какое-то подобие порядка, вытаскивая из толпы смутьянов, и то и дело принимаясь упрашивать людей построиться. Но объяснить толпе упертых идиотов, что создав очередь они пройдут быстрее, было еще тем сизифовым трудом. Чуть поодаль, вокруг парковки, стояла плотная группа журналистов, чьи фургоны заняли почти все парковочные места — они о чем-то совещались. На всякий случай, рядом с ними стояли несколько жандармов и судя по тому, как они поигрывали дубинками, намерения у них, были самые воинственные. — А ты не преувеличивал, когда говорил про батальон… — Прошептал Джек, когда троица пересекала прилегающую к парку дорогу. Его глаза слегка подслеповато оглядывали госпиталь, подмечая движение оперативников. Пусть возраст и сказался на его зрении, но ослабшие глаза он легко компенсировал личным опытом, и раз за разом угадывал, где именно бойцы «Вишкар» разместили людей. Это достаточно легко, если знаешь что искать — торчащий из окна ствол винтовки, черный силуэт на светлом фоне, тень, падающая вниз, или наоборот, нарочито непримечательное, задернутое шторами окно, вокруг которого ничего не происходит — типичные ошибки, которые совершают даже опытные солдаты. — Вишкар настроена серьёзно, ума не приложу почему они столь сильно беспокоятся за Циглер. — Пробормотал доктор, ненадолго призадерживаясь, чтобы пропустить машину. Как и подобает парижанину, тот обругал медленного пешехода, и проезжая, громко бибикнул. — Я, конечно, наслышан об её успехах… Мон-дье, я даже читал её труды, и почерпнул много интересного, но… Договорить ему не дали. Заприметив на горизонте людей похожих на врачей, от толпы журналистов отделилась затянутая в костюм дамочка, с микрофоном в одной руке, и планшетом в другой, и уверенным шагом направилась к ним. — Вы ведь работаете в госпитале? — Приблизившись спросила она тоном заговорщика. — Допустим. — Не замедляя шага ответил Гюстав. Лицо его помрачнело, а Ана и Джек, вовсе сделали вид что не замечают упертую журналистку (на самом деле они попросту не понимали, что она лопочет на французском, а потому скорчили максимально отрешенные хари) — Отлично, я могу попросить вас об услуге? — И не дожидаясь ответа, она затараторила. — Я Инга Бернхольф, с восьмого канала и я делаю репортаж о судьбе Ангелы Циглер! Мне очень нужно попасть внутрь! Проведите меня, пожалуйста, и мой шеф щедро заплатит за это! Следующие десять минут, пока они шли к госпиталю, настырная дамочка не переставала трещать, так и эдак пытаясь выпросить пропуск в здание. Поначалу ей отвечали вежливым отказом, потом уже намекали, в конце-концов, откровенно послали, но журналистка не унималась. Она предлагала очень серьёзные деньги, каждый раз после отказа поднимая сумму вдвое, а когда наконец поняла что это не работает, попыталась надавить на жалость, рассказывая сказку об грозящем увольнении. — Господь милосердный! — Вскричал на конец Гюстав, когда все трое были уже у входа для персонала. Его рука потянулась к дверной ручке и сканер ДНК, тихо подтвердив личность, отомкнул магнитный замок. — Женщина! Я вам говорю, это режимный объект!!! Режимный!!! Мать вашу!!! Вы вообще представляете что это значит?! Это значит что вам сюда нельзя! Если я вас пропущу, то сначала уволят меня, потом их (он указал пальцем на Джека и Ану), а потом «Вишкар» доберется до вас, и переломает ноги к херам! — Упрямый кашон!!! — Уже переходя на личности взвизгнула журналистка. Её лицо исказила гримаса возмущения. — Я предлагаю деньги! Славу черт возьми! Мне это очень нужно! Войдите в положение, иначе я просто пройду за вами!!! В этот момент доктор не выдержал. Скрипя зубами он распахнул дверь в больницу и сделав шаг внутрь, громко позвал. — Охрана!!! На его зов, из недр технических помещений, вывалились два жандарма, с дубинками наперевес и вопросительно уставились на продолжавшую сыпать оскорблениями, и угрозами журналистку. — Какие-то проблемы? — Уточнил один из них. Из-за масок на лицах, сложно понять какой именно. — Эта журналистка пытается проникнуть внутрь. — Без тени сожаления отчеканил Гюстав. — Она мешает мне, и моим коллегам, а кроме того, пытается меня подкупить, решите эту проблему! Дамочка видя что ситуация принимает нежелательный оборот, замолкла, и медленно начала пятиться, а когда жандармы вышли наружу, то резко развернулась, и бросилась наутек. Полицейские кинулись за ней, размахивая дубинками, сыпля угрозами, требованиями остановиться и разве-что не улюлюкая. — Ну вот, хоть какая-то польза от болтушки. А-то я уже начал выдумывать что сказать этим остолопам… — Ухмыльнулся доктор, глядя как журналистка на бегу пытается снять туфли, чтобы каблуки не мешали, а жандармы уже почти догнав её, слегка замедляются, желая немного растянуть погоню. — Проход открыт, охраны больше нет. — Так просто? — Недоверчиво спросил Джек, перешагивая через порог госпиталя. — Да, вот так. — Гюстав улыбнулся и закрыл за ними дверь, в тот же миг на фоне раздался вскрик беглянки, и громкий треск шоковых дубинок, очевидно погоня закончилась в пользу жандармов. — Идем, я проведу вас до нужного лифта, а потом пойду по своим делам. Если что-то случается, то что? — Мы тебя не знаем. — Почти хором ответили Ана и Джек…***
…Надо признать, Джек не любил врачей, больницы, госпитали и вообще все что связано с медициной. Они невольно напоминали ему о собственной смертности — да, он несколько превосходит большую часть людей по физическим данным, почти не болеет, стареет медленно, но все же не бессмертный. И в последнее время, возраст начинал сказываться все сильнее — зрение ухудшалось и попасть белке в глаз со ста шагов он уже не мог, суставы ныли, и начинали болеть при ухудшении погоды, даже зубы, которые Джек холил и лелееял, не щадя зубных щеток, уже начинали сдавать, периодически прокалывая челюсть непередаваемой болью… Старость все быстрее вступала в свои права, и глядя на лежащих в больничных койках людей, Моррисон невольно экстраполировал их состояние на себя, и ужасался перед перспективой закончить свою жизнь так же, как миллионы других стариков — на стерильной койке, под ярким светом больничной лампы. Но ужасал не сколько страх смерти — ведь умирать это нормально, и как солдат с огромным боевым опытом, он хорошо знал это — пугала скорее беспомощность, страх не успеть закончить свое дело, перед тем как смерть заберет его. Стоит Солдату 76 уйти, как все рухнет, все планы тянущиеся уже десятки лет превратятся в пыль и если он не успеет, то такие гады как Жнец, продолжат творить свои ужасы, уже не опасаясь возмездия. Некому станет защитить бывших агентов «Овервотч» и простых людей. «Нет, этого не будет, не допущу… Если Ангела еще жива, то это будет и моим шансом.» — Невольно подумал Моррисон, когда его носа коснулся характерный, больничный запах, формирующийся из едкой вони спирта, и лекарств. Сквозь него пробивался тонкий, но вездесущий запашок формалина, и резиновых перчаток. Эта ядреная смесь, убойным апперкотом ударила по дыхательным путям, заставив Джека слегка закашляться. Окинув окружение взглядом, он констатировал, что технические помещения, парижского госпиталя, не сильно отличаются от таковых где-нибудь в другом месте, представляя из себя типичную изнанку, любого общественного заведения. Они оказались в сравнительно небольшой комнате, очевидно не предназначенной для глаз широкой публики, и использующейся в качестве временного склада, пожарного выхода, и караулки одновременно. Это уже стало традицией послевоенного мира — если фасад чист и идеален, а персонал улыбается и дружелюбен, то стоило заглянуть за пределы доступного посетителю пространства, как глазам открывалось истинное лицо заведения. Так было и здесь, глазам посетителей представали идеально чистые, оснащенные лучшим оборудованием кабинеты, но за дверями с надписью «для персонала», все сильно отличалось. Даже непосвященному человеку, такому как Джек, было ясно, ремонт здесь не проводился скорее всего прямо с постройки. Голые бетонные стены, испещряли мелкие сколы, и царапины, поверх которых еще оставались небольшие кусочки белой краски, однако её осталось так мало, что она походила на грязные пятна. Местами виднелись желтоватые водяные разводы, и отчетливые следы от висевших здесь плакатов, а стена возле входной двери, была усеяна скомканными перьями герметика, которым, очевидно, заделывали огрехи при установке дверного косяка. Прямо напротив входа, висел давно выцветший бумажный плакат, на котором доктор со зловещей улыбкой, и не менее зловещим шприцем, призывал людей пройти сезонную вакцинацию. «Какая жуть» — Подумал Джек, всматриваясь в черты нарисованного доктора, и все больше убеждаясь, что художник имел очень своеобразное представление об человеческой анатомии, и понятии «пропорции» в частности. Раньше вокруг него висели и другие «агитки», но либо время подействовало на них сильнее, оставив лишь грязные ошметки бумаги, либо их сорвали чтобы не видеть этот кошмар. Прямо под плакатом стоял кривой раскладной столик, ножки которого из-за разной длины, были подперты учебниками по офтальмологии. Лежащие на столе карты, пустые бутылки от газировки и дымящаяся пепельница, выдавали место, где и сидели жандармы. Стоящее под столом ведро с большой красной надписью «хлор» ломилось от разорванных бахил, и медицинских масок — одну из них жандармы зачем-то разрисовали под уродливую харю, и прорезав ей рот, вставили в него окурок. Уложенную на пол серую плитку, покрывала сеть трещин, тянущихся от огромного металлического ящика, стоящего слева от двери. Стоило наступить на такую, и раздавался неприятный хруст битого кафеля, или плитка попросту приподнималась, демонстрируя разводы давно рассошхегося клея. Сразу у входа стояла тележка уборщицы, вокруг которой в полном беспорядке валялись ведра, швабры и уродливые, источающие запах моющего средства тряпки. Вдоль стен стояли металлические и пластиковые ящики, покрытые десятками наклеек, на французском. Лишь по небольшим пиктограммам и названиям компаний-производителей, можно было угадать что внутри лабораторное оборудование. Под их наслоениями виднелись сложенные кресла-каталки, носилки, большие мешки из которых торчали рукава халатов, брюк, и прочего снаряжения (взглянув на это, Джек понял, где Гюстав достал столько одежды). — Не забудьте про бахилы, видок конечно ни разу не стерильный, но натаскивать еще больше грязи не стоит.- Предупредил Гюстав протягивая друзьям коробку с бахилами, вытащенную откуда-то из горы хлама. Сам он носил специальную обувь с двухслойной подошвой, зайдя внутрь он просто снял грязную её часть, и завернув в пакетик, запихал в карман плаща. — Так-так-так… Что я еще мог забыть… А, да, старайтесь ни с кем не разговаривать, на английском тут говорят не все, это может вас выдать. — Мерси, мы поняли. — Эмм… По французски тоже не надо, это самое ужасное иностранное произношение которое я слышал… Следуйте за мной…***
То же самое время. Комната охраны. В комнате охраны было тихо и как всегда скучно. Во всем госпитале, не было поста более скучного, но в то же время востребованного. Под потолком тихо вращался вентилятор, гоняющий по кругу спертый, пропахший табаком, и кофе воздух, в котором медленно парили облака пыли, и табачного дыма, поднимающегося от переполненной пепельницы. Ему вторили приглушенные шаги и разговоры, слышные сквозь дверь, а переговоры оперативнико корпорации, слышные через рацию, усыпляли. Несколько десятков небольших мониторов освещали комнатку бледным, синеватым светом, то и дело принимаясь противно мерцать. Висящие под ними наклейки, указывали, какой кабинет, и какое крыло, в данный момент показано на камере. Посередине, на некотором отдалении от остальных, висел монитор покрупнее, и раз в несколько минут, сидящий перед ним охранник, жал на кнопку, переключая изображение. Его скучающее лицо, не отображало никаких эмоций, а усталые, сонные глаза отображали лишь одну эмоцию: «какого хрена?». Сегодняшний день для этого человека, выдался самый отвратительный — почти всех охранников отпустили, заменив оперативниками «Вишкар», или жандармами, и только его, и пару ответственных за сигнализацию, оставили на постах. В довесок к нему приставили жандарма, который теперь сидел рядом, с таким же скучающим видом пялясь в мониторы, и изредка протягивая руку к коробке с пончиками. Ситуацию усугубляло то, что новичок с трудом говорил по французски, да и то, с ужасающим английским акцентом, от которого у охранника уши моментально сворачивались в трубочку. Так-что развлечение в виде разговора откладывалось на неопределенный срок. Приходилось бесцельно глядеть на то, как врачи принимают новых пациентов, или как бот-уборщик раз за разом бьется об стену, в попытке помыть под ней пол. Порой такое наблюдение приносило немало забавных моментов, но сегодня почти на всех мониторах торчали оперативники «Вишкар», патрулирюущие коридоры, да жандармы, всюду следующие за ними. «Чертов день, чертова служба, чертова Циглер, угораздило же ее ожить именно в мою смену… Вот почему не завтра, завтра дежурит Сомуа… Проклятие…» — Эта мысль кружилась в голове охранника вот уже несколько часов. — «Сидел бы пил пиво… Смотрел фильмы… Нет… Надо именно сегодня…» В этот момент сидящий рядом жандарм дернулся к мониторам, заставив охранника испуганно вскрикнуть. — Эй! Ты чего?! — Включи восьмой экран! — Потребовал он щелкая пальцем по монитору, на что тот, отозвался тихим лязгом. — Да пожалуйста, чего случилось-то? — Поклацав по клавиатуре, недоуменно переспросил охранник. На экране появилось изображение из технического коридора А-04, по которому мирно шли трое врачей. — Это просто доктор Гюстав с… А это еще кто такие! Я не знаю этих людей! — Я знаю кто это… — Едва-слышно процедил жандарм, его рука поползла к поясу. — Наверное чертовы журналисты все же попали внутрь! Надо выслать им на встречу патруль! — Охранник уже собрался взять рацию, как вдруг ощутил что-то очень острое и холодное, у своего горла. В следующий миг предмет дернулся и на мониторы брызнула струя крови. Охранник захрипел, не понимая что происходит, и рефлекторно схватился за горло, пытаясь сдержать кровотечение, но тщетно, разрез слишком глубокий. Из последних сил, он рванулся к рации, но лишь свалился со стула, и кататься по полу, брыкаясь, и заливая все вокруг кровью. Нога ударившая по ножке стула, отправила его в короткий полет, хрип, и стоны превращались в протяжное бульканье. Его убийца, аккуратно вытер нож об рукав, и взяв рацию, перенастроил её на другой канал. — Господа, жертва на крючке. Можно начинать… — В этот момент полы куртки жандарма разошлись, демонстрируя униформу «Когтя»…