Тирания порядка

***

Некоторое время назад. Изолированный блок — 34.  — И как она, док? — Тихо, спросил неизвестный голос. — Выживет? — Выживет, но отойдет еще очень нескоро. Множественные повреждения… — Голос доктора на мгновение изменил тональность, будто его обладатель погрузился под воду и начал захлебываться. — На всякий случай вкололи много обезболивающего и ввели в кровь наноботов. Завтра будет готова к погружению в регенерационный бассейн… — Это хорошо, но… У корпорации, есть работа для мисс Циглер и хотелось бы более точно узнать, когда она встанет на ноги и приступит к своим обязанностям. — На ноги? — Голос врача сорвался в тихий, болезненный смех. — В каком смысле? Ходить-то она и так может… В пределах палаты конечно. В лучшем случае пять, шесть месяцев, ей желательно соблюдать постельный режим, а работать… Ну, тут сложнее. Над ней работал настоящий профессионал. Сильно повреждены руки, спина, голова, страшно истощена, видно что подвергалась пыткам, в том числе ментальным. Видите, вон-там, у затылка, отверстия для внедрения каких-то устройств. Мы пока не знаем точно, какие последствия это может вызвать, нужна полная диагностика, и длительное лечение. — А транспортировка? — Неизвестный тяжело вздохнул, было слышно как шуршит его одежда. — Госпожа Вишвани желает видеть Ангелу Циглер поближе к себе и под надежной охраной корпорации. — Не исключено, но ей лучше не покидать палату. — А стазис-поле? Корпорация готова взять на себя любые расходы связанные с мисс Циглер. Если надо, мы готовы предоставить и оборудование. — Это не ко мне. Я просто врач и даю свои рекомендации, такие договора заключайте с администрацией… Ангела пыталась вслушиваться в этот диалог, осознавая что речь идет о ней, но быстро теряла суть, поддаваясь воздействию лекарств и обезболивающего. Ещё в реанимобиле, ей вкололи что-то обезболивающее, от чего Циглер почти не помнила последние пять или шесть часов. Все превратилось в сплошную кашу из обрывков воспоминаний, из которых, отчетливо всплывали лишь две сцены — как её везут куда-то на гравитационных носилках, и как над её головой, пролетает целый калейдоскоп лиц в медицинских масках. Кого-то она узнавала, или думала что узнавала, других видела впервые, третьи и вовсе выглядели тенями, на фоне ослепительного света ламп, и вспышек, что гуляли перед глазами Циглер. Для неё ситуация оказалась совершенно безнадежная и необычная, во всех проявлениях. За последние тридцать лет, она первые оказалась на месте пациента. Обычно она лечила себя сама, а шесть лет назад, даже оперировала себя, удаляя небольшую, доброкачественную опухоль на ноге. Теперь мир предстал под совершенно другим углом — уже не она мечется вокруг вся в крови, не она сопя и отчаянно потея от напряжения орудует лазерным скальпелем, и уж точно не она потом три часа к ряду пытается отмыться от ошметков пациента, каким-то образом попавших даже под одежду. С большим трудом она припоминала как две медсестры, запихивали Ангелу в диагностическую колонну, и как присвистывал доктор, диктуя список повреждений. После процедур, воспоминаний о которых у доктора не сохранилось, её увезли в палату и уложили на больничную койку. Ей сделали множество уколов, в голову втерли какую-то мазь, и подключили сразу несколько катетеров, самый крупный из которых, вгрызался немке в правый бок и откачивал кровь, скопившуюся в брюшной полости. Проведя все эти процедуры, Циглер накрыли теплым одеялом и зачем-то, пристегнули к кровати. Во всяком случае, Ангеле так казалось, она ощущала ремни на ногах и поверх груди, но не видела их, поскольку вообще не могла открыть глаз, однако яркий свет, освещающий палату, прорезался даже через веки.  — Она сейчас в сознании? Слышит нас? — Поинтересовался неизвестный и поверх света появился темный силуэт. — Да, вполне, но ответить не сможет. — Ответил доктор и силуэтов стало два. — Я не знаю что делали с её голосовыми связками, но они будто… Выжжены и заморожены одновременно. Вряд-ли доктор Циглер вообще сможет говорить самостоятельно. Мы конечно поставим ей голосовой репродуктор, и было бы замечательно если корпорация предоставит современную модель, или средства на её закупку… — Не беспокойтесь. Все будет предоставлено. Составьте список необходимого, если речь идет о протезах, или имплантантах, просто укажите какие нужны. Наши специалисты в случае чего, помогут из установить и «приживить». Если все пойдет совсем плохо, то отправьте «метрику» и протезы будут сделаны по индивидуальным лекалам. — Спасибо, это… Своевременно. Уже сейчас можно говорить о замене почек и половины ЖКТ. Но надо проверить, не поврежден ли мозг, иначе наши старания могут пойти прахом. — Это уже на вашей совести доктор. — Послышался тяжелый звук пододвигаемого стула. Ножки заскрежетали по кафелю и неизвестный сел рядом. Холодная, явно роботизированная рука легла Ангеле на кисть, будто измеряя пульс. — Доктор Циглер. Корпорация сделает все что в её силах для вашего скорейшего выздоровления, а следом, с помощью ваших показаний, мы накажем всех причастных, без суда, и следствия. Вся мощь «Вишкар» на вашей стороне, как и обещано по договору… — Не стоит возбуждать её нервную систему. — Оборвал монолог доктор. — Мисс Циглер лучше побыть наедине с собой. Голоса расплывались и изменяли тональность, поочередно меняя то громкость, то скорость, и превращаясь в полнейшую, неразборчивую белиберду. К ней добавлялись резкие, пикающие звуки медицинского оборудования и громкое бульканье аппарата, закачивающего в тело Ангелы коктейль из лекарственных микстур. Они должны подготовить её тело к последующим операциям, однако по ощущениям, просто заставляли её чувствовать себя пьяной. Тело казалось мягким и податливым, даже просто двинуть пальцами, представлялось задачей достойной медали «за отвагу». Сердце билось медленно и размеренно, и на каждом ударе прямо над затылком у Ангелы раздавался громкий писк кардиографа. В следующее мгновение трубка с катетером, введенным в сонную артерию, слегка напрягалась, и в кровь попадала следующая порция лекарств. Они холодной, умиротворяющей волной пробегали по венам, а следом приходило мягкое тепло, заставляющее мышцы расслабленно гудеть и изредка хаотично сокращаться — создавалось впечатление, что они вот-вот отвалятся от костей. Глаза Ангелы, ощущались как два шарика для бильярда — тяжелых и холодных. Они почти не двигались в глазницах и ощущались совершенно лишними, будто их просто вставили в глазницы. Но это было не самой большой платой за отступление боли, терзавшей Ангелу последние месяцы. Время в плену у Жнеца, отдавалось болезненным, жгучим воспоминанием — бесконечная череда ужасающих кошмаров, что наполняли её разум, и допросов. Её нещадно мутило. На фоне умиротворенного спокойствия ощущались отголоски непонятного потустороннего волнения. Ангела ощущала его, как очень легкую щекотку, будто небольшим перышком водили по сердцу. Смутная угроза маячила где-то вокруг, но ни её природы, ни сути, Ангела не могла осознать. В голове то гремела, то затихала кровь. Мысли роились и шумели похлеще чем аппаратура вокруг, но самое страшное, что Ангела не могла выхватить из этого гудящего роя ни единой цельной. Все обрывки и кусочки из пары образов или бессвязных слов. Она хорошо знала что это — обезболивающее, скорее всего морфий или другой наркотический анальгетик, но это знание, не давало ей ровным счетом ничего. Мысли жужжали и визжали, а ощущение угрозы, прячущейся за ними все росло, превращаясь уже в неприятную «колючку», воткнутую в мозг. Ценой болезненного усилия, она попыталась приоткрыть глаза. Веки ощущались титановыми створками противоатомного убежища, открываемыми спустя столетия после катастрофы. Сквозь «скрип» и практически ощутимое натяжение кожи, она наконец-то приоткрыла гудящие веки. Поначалу яркий свет, ударивший по зрачкам, ослепил её, но уже спустя мгновения, глаза адаптировались, и пусть, все еще отказывались нормально вращаться, уже могли различать объекты. Как и подозревала Циглер, она лежала в очень маленькой комнате, которую с огромной натяжкой можно было назвать палатой. Обозримого пространства едва хватало, чтобы разместить койку пациента, и необходимую аппаратуру. По самое горло, Ангелу укрывало тонкое, но довольно теплое одеяло, классического для больниц белого цвета. Тут и там, под одеяло уходили небольшие провода, очевидно подключенные к телу Ангелы и трубочки капельниц. Одна из них проходила прямо у лица немки, и уходила куда-то в район кисти и Циглер могла видеть, как мутная белая жидкость, по капле наполняет её тело. Раз в несколько мгновений по трубке проходила волна и сквозь содержимое наверх уходил пузырик воздуха. Проследив за пузырьком, Ангела увидела и свою руку — тонкую, с почти алебастрово-белой кожей, под которой виднелись синие, вздувшиеся от лекарств вены. На её фоне достаточно отчетливо виднелась красная электронная бирка, прикрепленная к запястью, на которой высвечивалась принадлежность к палате, и дата поступления. С трудом разглядев цифро-буквенный код, Ангела обнаружила что почему-то лежит в инфекционном отделении, в отдельном, изолированном боксе номер 34. «Какого хрена?» — С трудом подумала она. Даже такая короткая, простая мысль, вызвала неприятное головокружение, на которое тут же отреагировал какой-то аппарат — издав тонкий писк, он принялся с шумом печатать отчет об происшествии. Койка на которой лежала Ангела — по факту простая панцирная кровать с металлическим изголовьем в виде решетки — стояла у самой стенки, и отделялась от неё, достаточно толстым, упругим матом. Он не давал пациенту застудить спину об стену, и в то же время, лишал лежащего возможности случайно (или намеренно) врезаться в стенку лбом. У изголовья стояла небольшая металлическая тумбочка, уставленная десятками склянок и пузырьков, с различными лекарствами. Там были и пустые мензурки, и пузырьки с «сердечными каплями» и даже литровый флакон со спиртом. Там же, на белой тряпочке лежали несколько градусников и пустых шприцов, на которых еще осталось немного содержимого. Скосив глаза Ангела обнаружила на нижней полке несколько пакетов с физраствором и пакет крови, зависший в стазисном поле. Со стороны это выглядело комично и очень походило на аптечку из какой-нибудь видеоигры, но Ангела хорошо знала, что стазис-поля, очень хорошо воздействуют на сохранность крови, и донорских органов в частности. Стены, палаты покрывала характерная для изоляционных боксов полупрозрачная пленка, проклеенная желтым скотчем. Углы дополнительно укреплялись толстыми металлическими распорками, не дающими пленке провисать. Сквозь этот «пузырь», проглядывали белые бетонные стены, какие-то кабели, змеящиеся ближе к потолку, и небольшие трубки. Последние проходили прямо через пленку, оканчиваясь большим решетчатым фильтром, сквозь который внутрь поступал прохладный воздух, от которого слегка пахло пылью и хлором. Одним словом, вид палаты оказывал угнетающее воздействие — стоило только вообразить, что придется провести в этих стенах хотя-бы пару дней, как внутри любого человека зарождалась клаустрофобия. Внутри не было и намека на сношение с внешним миром, ни окна, ни хотя бы телевизора, даже некоторые тюрьмы были гуманнее по отношению к сидельцам. Такое сравнение укрепляли несколько комплектов фиксирующих ремней, свисающих с крючков на стене и металлическая входная дверь. Массивная и несомненно толстая, одним своим видом она олицетворяла слово «карантин». С внутренней стороны на ней не было ни ручки, ни замочной скважины, лишь массивный штурвальный замок с магнитным стопором. Открыть такое чудо техники, можно было только снаружи или имея на руке специальный браслет, отключающий стопор. На уровне среднего человеческого роста, располагалось квадратное обзорное окно, перехваченное металлической сетью — сейчас его закрывала металлическая створка, но Ангеле не надо было отодвигать её, чтобы понять, что следом идет небольшой шлюз, с лазерной очисткой. Под окном, проглядывались очертания узкой створки, предназначенной для передачи пациенту вещей, будь то поднос с едой, планшет с фильмом, или еще что-нибудь. Из такого бокса не сбежать. А внутрь не проникнуть незамеченным. Помещение созданное чтобы защитить внешний мир от заразы, могло столь же легко стать идеальной тюрьмой. Это показалось Ангеле забавным. Не так давно, она по приказу «Вишкар», должна была изолировать Лену Окстон в своей больнице, а теперь сама стала пленницей медицинского учреждения. Вдоль стены напротив, рядком стояли аппараты жизнеобеспечения, и прочая техника постоянно мониторящая состояние Ангелы. Она переливалась лампочками, пищала и гудела, наполняя палату неприятным фоновым шумом. Некоторые проецировали в воздух таблицы с данными, или печатали длинные ленты отчетов. Что характерно, они опускались прямо в мусорное ведро, стоящее внизу. Практически от каждого тянулись провода и кабели, подключенные прямо к койке Циглер и очевидно считывающие показания с помощью сканирующего матраса. На мгновение в душе Ангелы заиграла гордость, ведь некоторые из этих аппаратов, как и матрас-сканер, были её изобретениями. Ближе к двери, в самом углу комнатушки, расположился санузел, состоящий из металлического унитаза, и раковины, которую можно было убрать прямо в стену. Прямо на полу под ней, стояла стопка металлических тазиков и башенка из туалетной бумаги. Зеркало, висевшее над раковиной, было обрамлено плотным резиновым чехлом, в который вставлялись зубные щетки, и прочие гигиенические принадлежности пациента. Напротив санузла (выходит прямо у ног Ангелы), стоял небольшой столик, из черного пластика. Вот пожалуй и вся обстановка изоляционного бокса, но не мебель интересовала Ангелу, а люди. Прямо у её койки, на стуле восседал опрятный мужчина — хорошая осанка, расправленные плечи, на которые был наброшен плащ из коричневой кожи и тяжелая, металлическая рука. Циглер не могла не узнать одного из своих бывших пациентов — Бенедикт, личный помощник Сатьи Вишвани, и начальник СБ «Вишкар», собственной персоной пришел её проведать. Слева от него, сидел незнакомый Ангеле врач. Уже в возрасте, совсем седой мужчина, сгорбился над планшетом, набивая на нем какой-то текст. Обычно в изо-блоки заходили в костюме био-защиты, но, что Бенедикт, что врач, были без защиты. Даже обычных масок и перчаток они не носили, а значит Ангела ничем не заражена. «Ну… Это радует, я в надежных руках…» — С трудом подумала Ангела, вглядываясь в лицо Бенедикта. Тот по обыкновению своему, казался излишне серьёзным — губы поджаты, брови насуплены, глаза мечут зловещие искры. Пальцы металлической руки нервно подергивались, издавая при этом едва слышный гул сервомоторов. Это очень хорошо — значит протез настолько прижился к телу, что улавливает даже мельчайшие мозговые импульсы, и реагирует на них, идентично с плотью. Ангеле было чем гордиться, ведь она хорошо помнила как ставила её, как отрезала орущему от боли англичанину его родную конечность. Пришлось работать без анастезии, заморозки и даже без лазеров — ручками и скальпелем — но Бенедикт стоически переносил процедуру, во всяком случае, он не отрубился как большая часть ампутантов, а продолжал выть, до треска сжимая зубы. — Док, она глаза открыла… — Внезапно подметил Бенедикт, и пальцы протеза сжались в тяжелый металлический кулак. Из суставов вытекло немного машинного масла и маленькие его капли испачкали край койки. — Доктор? Вы с нами? Ангела хотела ответить, хотя-бы промычать, что-нибудь, но глотка не слушалась, отзываясь внезапным, могильным холодом. Он скользил по мышцам горла, от корня языка, до самых голосовых связок, превращаясь в плотный ледяной ком. От него волнами расходилась тугая, трескучая боль, постепенно перерастающая в щекотку… Циглер попыталась что-то произнести, но лишь тихо засипела. Гортань сухо шипела, а трахею будто сдавили чьи-то ледяные пальцы, не дающие звукам вырваться наружу. Образ черной, когтистой руки, покрытой инеем и замерзшими каплями крови, ярко, как с экрана телевизора возник перед глазами Ангелы, а на фоне тихо зазвучал зловещий, мертвенный смех. И тут голову Ангелы, пронзило внезапное воспоминание — лучом света, разрывающим тучи медикаментозного сна, оно озарило её разум… «Жнец!» — Это имя, громыхнуло как могильный камень, уроненный в воду, заставило Ангелу вспомнить все, что произошло за последние часы. Теперь все прояснилось! И странная неподатливость горла, и смутное ощущение опасности, смазанное лекарствами. Глаза Ангелы рванулись в сторону живота — она почти физически ощутила как в желудке медленно растворяется желатиновая капсула, сдерживающая кровь Жнеца. Приборы тут же отреагировали на её волнение характерным писком и доктор встал.  — Не нервируйте пациентку, ей нужно отдохнуть, иначе могут быть серьёзные осложнения! «Заткнись осел!» — Мысленно заревела Ангела. От внезапно накатившего ужаса, медикаментозная хмарь испарилась, будто её и не было. — «Мне нужно УЗИ желудка и гастроскопия! У меня там что-то лишнее!!! Идиоты! Как вы это на сканере не увидели?!» — Конечно, идемте доктор, отведите меня к главврачу, у меня есть к нему пара вопросов. — Бенедикт встал следом за доктором. «Нет! Аутисты!!!» — Ангела попыталась дернуться, как-то привлечь внимание. Она хорошо знала язык глухонемых, при желании она могла бы и жестами объяснить что ей нужно, но на панический импульс мозга ответили лишь ноги, резко согнувшись в коленях. Глаза раскрылись до предела, едва не вылезая из орбит, а сквозь открывшиеся в беззвучном крике губы, вышло облачко ледяного пара. — «Шайзе! Не уходите! ВЫ КУДА?!» Бенедикт подошел к двери и коротко постучал в неё, отстукивая какой-то код и в этот же миг, будто в ответ на его стук, в глубине госпиталя что-то громыхнуло, заставив свет мигнуть, а следом заревела тревожная сирена. Её воющие раскаты глухим отзвуком проникали в изо-блок, как рев морских волн, прорывающихся через борт корабля. Рация на поясе Бенедикта тревожно зашуршала. — Прием! Это пост 2.1. У нас стрельба в шахте лифта! — Голос патрульного терялся в помехах и Бенедикт сморщился пытаясь что-нибудь расслышать. — Что? — На несколько секунд в переговоры вклинилось адское шипение и шуршание, сквозь которое прорвался грохот выстрелов. — Тревога! В здании противник!!! — Да твою мать! — Рука Бенедикта резко опустилась к поясу, вытащив из кобуры пистолет. — Док, боюсь у нас проблемы, выходим! Дверь перед Бенедиктом открылась, впустив внутрь облако обеззараживающего пара, сквозь которое проступил образ бойца в тяжелой броне. — Сэр!!! — Его голос гудел через непрозрачный шлем. — На нас напали! — Уже знаю! Лейтенант, объявить общую тревогу, заблокировать область вторжения. — Бенедикт снял пистолет с предохранителя, и проверил есть ли патрон в патроннике. — Безопасность Циглер в приоритете. Закрыть двери, никого не подпускать, даже персонал, стреляйте во всех, вплоть до отмены тревоги! — Если надо отдам жизнь, сэр. — Оперативник коротко отдал честь. — Так держать! — Бенедикт хлопнул его по наплечнику. — Доктор вы идете?! — Да-да, я уже, одну секунду, только капельницу поправлю! — Доктор засуетился, над дергающейся Ангелой, пытающейся что-то ему сказать. Он взялся за катетер, вонзенный ей в вене, и нагнулся прямо к самом лицу паникующей немки. На мгновение бородатое лицо исказился очень злая гримаса, а глаза сменили цвет — левый стал желтым, а правый фиолетовым. — Ну здравствуй, Циглер. Посмотрим, как ты запоешь, когда кровь Жнеца, начнет разъедать тебя изнутри… — Доктор заговорил чистейшим голосом Мойры, и Ангела с ужасом увидела что это она и есть, скрывшаяся под голографической маской, из твердого света. Узкие черты лица, проглянули сквозь маскировку, как череп через гниющую плоть. Её тонкие пальцы пережали катетер, их кончики засветились, тусклым синим светом, и жидкость в трубке, потемнела, став напоминать чернила. — Это немного ускорит процесс… Поверь, ощущения будут далеки от приятных, но если ты захочешь мне что-то рассказать, я буду рядом… Чтобы выслушать и… Возможно, остановить боль… Просто нажми кнопку… Тонкий палец Мойры указал на небольшой пульт, лежащий на тележке. На нем была единственная, красная кнопка, подписанная как «вызов». — Доктор! Я сейчас вас закрою тут! — Нетерпеливо крикнул Бенедикт, стукнув пистолетом по двери. — Бегу-бегу! — Замаскированная Мойра, распрямилась и вышла из изо-бокса, вслед за англичанином. Герметичная дверь с тихим шипением поползла назад и закрылась. Массивный замки закрылись с характерным щелчком и Ангела осталась одна, в почти полной тишине, наедине с ужасом, распирающим грудную клетку… (Саундтрек El Tigr3 — Bleed Them White) Она пролежала без движения несколько минут, пытаясь осознать, что сейчас вообще произошло. Все это время на фоне ревела сирена, а сквозь стены слышалась отдаленная стрельба и редкие хлопки, все это до безобразия напоминало Ангеле о гибели ее ЦБК. Только теперь, она была бессильна, трепыхалась на больничной койке, ожидая смерти. «Твари…» — Коротко подумала она, ощущаая как внутри поднимается злоба. Непривычная, горячая, как пожар, занимающийся в зарослях камыша, она раскаленным потоком охватывала её разум. — «Ну уж хрен тебе, ведьма…» Ангела принялась дергать ногами, изо всех сил напрягая мышцы и возвращая им послушность. Дело шло туго, каждая клеточка тела отчаянно сопротивлялась, не желая слушать хозяйку. А между тем, чернильная жидкость, капля за каплей проникала ей в кровь, и вена вокруг катетера, уже вздулась, приняв гадкий мертвенный цвет. «Думаешь я так просто сдамся?» — Со злобой подумала Циглер, сгибая ноги в коленях и одним движением сбрасывая ступни на пол. Тот оказался холодным до дрожи и по телу пробежала волна живительных мурашек. Следом за ногами потянулись трубки капельниц и провода приборов, они путались и переплетались, цепляясь за койку, но стоило чуть-чуть дернуть, и движения стали легче. Пара катетеров с болью вышли из вен, сорвав держащие их пластыри, и по ступням Циглер потекла кровь. Еще немного и Ангела сжала пальцы в кулаки, а следом согнулись локти, приподняв обмякшее туловище над койкой. — «Вам стоило бы прикончить меня сразу…» Распрямив локти, Ангела перенеся вес тела на другое плечо и села на кровати. Тело очень болезненно отозвалось на это действие, в ребрах заныла страшная, режущая боль, хребет заныл, будто в него вбивали кол, а руки, безвольно обмякли. Истощение и пытки сказывались по полной — многие мышцы ослабли до предела или атрофировались, сделав Ангелу слабой, как тряпичная кукла. Держать спину ровно у неё не выходило, голова свесилась на грудь и с губ вниз потекли слюни, каждый вдох отзывался сипящей болью, а в голове начинали стучать нехорошие молоточки. Назойливо и настойчиво, они поначалу били издалека, но с каждой секундой стук становился громче, и Ангела злорадно улыбнулась — изрезанные губы растянулись на осунувшемся лице, обнаружив улыбку, в которой не доставало зубов. Жуткое замогильное зрелище. Ангела знала что значит этот стук в ушах — он накатывал внезапно, и знаменовал приход одного из тех приступов, после которых у неё начисто отшибало память. Оставались лишь сны, жуткие, полные ужасов и… Могущества. Долгое время Циглер думал что это обычная лихорадка, заставляющая терять память, но вопреки всему после пароксизмов, она не ощущала себя слабой и больной, напротив, сила, не свойственная её телу, переполняла каждую мышцу. «Они думают что сломили меня.» — Прозвучал в голове голос, но он уже с трудом походил на её собственный. К характерному немцам грубовато-гортанному звучанию, добавилось хрипение, граничащее с звериным рыком. — «Жалкие глупцы». Злоба, ощутимым пламенем прокатилась по телу, и Ангела вспотела. Её руки задрожали и поднялись, вопреки почти отсутствующей мускулатуре. Живот, излишне напрягся при этой процедуре. Болезненный спазм скрутил желудок и Ангела громко икнув, поддалась рвотному рефлексу. Поток черной, с огненными прожилками жижи, с плеском обрушился на пол, проходя у Ангелы сквозь нос, и рот. Вязкие струи и нити тянулись из её рта, утягивая за собой кусочки плоти. С угасающим ужасом, она увидела как её собственный язык, потянув за собой почерневшие мышцы, вывалился на пол, и принялся конвульсивно дергаться, размазывая жижу вокруг. Но она не ощутила боли и даже страха, внутри неё, все будто пришло в движение. В желудке забурлило, и забулькало, и сквозь склеившийся от рвоты рот, прорвалась громкая отрыжка в виде облачка гари. Жижа на полу пузырилась, и исходилась паром, в палате тут же появился стойкий запах горелой плоти. Жуткое желчное жжение распространялось у Циглер по глотке и она утерла щиплющиеся губы, размазав жижу по щекам. Следом за пальцем, часть щеки провалилась внутрь рта, тут же обратившись пеплом… Она схватилась за капельницу и одним рывком оторвала катетер от руки — чернильная жидкость по капле потекла на пол. Следом пошли все остальные датчики, подключенные к телу — он отрывала их, с яростью человека, освобождающегося из смертельных пут, а в ответ тревожно пищали приборы. Последним заверещал кардиометр, и на его экране поползла прямая линия, возвещая что у Ангелы пропал пульс. Молоточки стучали уже в самой голове. Они выбивали ритм, в такт которому у немки качалась голова. Таинственные голоса зашептали ей свои невнятные речи, а перед глазами заколыхалась полупрозрачная пелена. Качаясь как пьяница, она встала. Колени едва не проломились в обратную стороны пытаясь выдержать вес тела и Ангела облокотилась об стол с препаратами. «Думаете я подчинюсь? Думаете испугаюсь и раскрою свои тайны?» — В голове послышался хохот, её собственный вперемешку с чьим-то еще. — Да… Отомсти им… — Хриплый, потусторонний голос ударной волной раздался в голове. — Дай силе проклятия наполнить тебя… Не переставая мысленно хохотать, Ангела скрючилась над препаратами, стоящими у её койки. Капли черной жижи текли из её рта, заляпывая чисты тряпки, бинты и склянки с медикаментами. Дрожащими от накатывающих спазмов силы, пальцами, она взяла несколько градусников и подняла над блюдцем в котором лежали стерильные скальпели. Пальцы сжались, и градусники лопнули — куски стекла вонзили в кожу, пронзая её насквозь. Вниз побежали шарики ртути смешанные с кровью и стеклом. — Убей их всех… И освободи меня… Как и предназначено… — Голос настойчиво гудел со всех сторон. Но Ангела казалось, его не слушала, продолжая цедить ртуть. Несколько её шариков упали на жижу, и та зашипела, принимаясь закипать. Вверх поднялись облачка сизого пара. Бросив разбитые градусники на пол, Циглер взялась за скальпели и положила их на кипящую от ртути жижу. Та поначалу никак не реагировала, продолжая пузыриться и пенится, но потом, вокруг одного из инструментов, она опала и начала быстро застывать, превращаясь в черный порошок. «Мои тайны не попадут в их руки.» — Подумала Ангела и прежде чем таинственный голос возразил, подняла над головой тарелку с ртутью, и она серебристым потоком устремилась ей в рот. Внутри все будто взорвалось! Живот тут же вздулся, из рта повалил густой дым, сопровождающийся ревом закипающей жижи. — Что ты делаешь?! — Изумленно и яростно одновременно заревел голос. «Они уйдут за мной в могилу». — Ангела отбросила тарелку в сторону и та с грохотом разлетелась на части. Её руки схватили скальпель и без какого-либо труда, вонзили себе в живот, по самый кончик рукояти. — «Больше никакого рабства». В её желудке ревела жижа, стремительно превращающаяся в безвредный порошок — его струйки сыпались сквозь скальпельный разрез, постепенно собираясь в кучу вокруг. В тот же миг, силы начали стремительно покидать её, утекая через рану. Жар гнева улегался, обращаясь ледяной дрожью, напоминающей болезненный, грипозный озноб. Под кожей Ангелы пробегали волны искр и та отваливалась, обращаясь прахом, в считанные секунды её ребра оказались обнажены. Часть внутренностей, пораженных заразой и истекающих кипящей жижей вытекали наружу, иссыхаясь на глазах. Из последних сил, Ангела схватила банку со спиртом и попыталась уронить её, но пальцы, едва ухватившись за стекло, рассыпались в прах. Кости с древесным треском лопнули, а плоть вокруг них окаменела и отвалилась. Трещины и черные прожилки изрезали её тело, но Ангела не чувствовала боли, нет, её разум сиял от ощущения свободы. С тех самых пор, как годы назад, отец передал ей клинок, её душа будто томилась в цепях — в груди всегда тлели жгучие угли, Если Жнец, силой собственной воли сковывал нечто внутри себя, то Ангела напротив, задыхалась в цепях. Теперь же они рухнули. Истлели. Рассыпались в прах. — Я тебя не отпущу так просто… — Голос, до этого разгорячавший её изнутри, ревевший как горн, и требовавший повиновения, теперь угас, став шипящим, и злобным. Отзываясь на него, по стенам плясали зловещие, нечеловеческие тени. Они комкались, путались между собой, стремительно меняясь. — Мой род не прервется на тебе… Ангела улыбалась. Злобной, мстительной улыбкой, от которой истлевающая на глазах, кожа лица рассыпалась в прах. Вкладывая в последнее движение всю оставшуюся силу, она все же опрокинула бутыль со спиртом. Та со стеклянным грохотом покатилась по столику и достигнув края, грохнулась на пол, разлетевшись облаком бритвенно-острых осколков. Волна спирта окатила все вокруг. Сотни прозрачных капель оросили рассыпающееся в прах тело, омыло пол и ступни Ангелы. Стойкий запах спирта, ударил в провалившиеся внутрь ноздри. А потом спирт достиг истлевающей черной жижи, у кровати. — Wir sehen uns in der Höllе… — Одними челюстями произнесла Ангела, перед тем как спирт вспыхнул…