Тирания порядка

— Всего трое? — Маккри разочарованно ухмыльнулся и дважды провернув револьвер на пальце, опустил его в кобуру. Вес оружия, оттягивающего пояс, даровал ему поразительное спокойствие. — Ты опять убил всех, не дожидаясь меня! Гендзи не ответил, а лишь тяжко вздохнул. Дыхательные мешки втянули побольше воздуха, прогоняя его, через перегревшиеся импланты. Несколько секций брони на спине сдвинулись, и сквозь охлаждающие отверстия, вырвались шипящие облачка пара. Удовольствие, получаемое японцем во время охлаждения, вполне сопоставлялось с холодным душем, после очень жаркого, пыльного дня. Он даже глаза прикрыл, чем вызвал очередную насмешку со стороны ковбоя. Джесси обладал потрясающей способностью выводить из-себя даже самых спокойных людей, кинув им всего пару фраз. Это часто приводило к самым неприятным последствиям, особенно если колючий язык ковбоя был смазан спиртным. В такие моменты всякое представление о самосохранении и такте, улетучивалось из разума Маккри, и он часто бывал бит. Осознав что на него не реагируют, Джесси развел руками и направился прямиком к пленникам. — Полковник? Сэр, вы в порядке? — Спросил он присаживаясь на одно колено перед Моррисоном. Он приложил два пальца правой руки к горлу Джека, пытаясь пульс, но вовремя вспомнил что кибернетические руки не чувствуют таких вещей, и сменил её на левую. Что, впрочем, не сильно изменило дело, ибо Джесси по ошибке щупал не ту сторону шеи… — Джесси? Гендзи? Не могу поверить… — Прохрипел Моррисон, приоткрывая глаза. Несколько секунд, он думал что сошел с ума, или галлюцинирует. Его терзала боль, а голова кружилась от ударов и грохота стрельбы. — Как вы… Зачем? — Могу задать такой же вопрос! — Маккри зачем-то потрогал лоб полковника, и поцокав языком, принялся хлопать себя по карманам. — Откуда… Я никому не говорил… Откуда? — От верблюда. — Отрезал Маккри, доставая из кармана небольшой шприц, наполненный прозрачной, похожей на спирт жидкостью. Зубами стянув колпачок (при этом едва не проглотив его) и дважды ударив пальцем по стеклянной колбе, он без лишних раздумий уколол Дежка в ногу. Игла с трудом прошла через плотную штанину — ковбой явно не умел делать уколы, и игла вошла не очень глубоко, заставив его повторно делать укол. — Это должно взбодрить вас, шеф… По вене пополз приятный, липкий холод и в голову полковнику пришло странное сравнение с холодцом. Он довольно быстро унимал жгучую боль, и ей на смену приходило совершенно бесцветное чувство пустоты, нога будто наполнилась воздухом и Моррисон постепенно начал чувствовать себя пустым, как шарик. Джесси похлопал старика по плечу и насвистывая какую-то назойливую песню из вестерна, направился к Ане, с явным намерением повторить процедуру приведения в чувство. Гендзи тем временем, шагнул в задымленную камеру Ангелы. Несколько минут, было слышно, как он ходит внутри, раскидывая ногами все что попадалось под ноги. — Ангелы нет. — Отчеканил он, выглядывая наружу, его броня, до этого измазанная лишь в крови, покрылась еще и пепельными пятнами. — В смысле… — Джесси, пытавшийся привести Амари в чувство, посредством уже второй дозы стимулятора, нервно ухмыльнулся. — Как нет? Она сбежала? Или что? — Её нет в камере, и следов тоже нет. — Гендзи развел руками и сделав пару шагов ступил ногами в кучу мокрого пепла, лежащего перед входом в камеру. — Ума не приложу, как она могла сбежать, разве-что «Вишкар» перевели её куда-то… — Ты в ней стоишь… — Прокряхтел Джек, приподнимая трясущуюся руку и указывая на ноги киборга. Проследив за его пальцем, и обнаружив лишь невнятную кучу пепла, спасители подозрительно переглянулись. — Что ты ему вколол? — Обычный «Комплект-Е»… — Почесал голову ковбой и вытянув ладонь перед собой, спросил. — Эм, босс, сколько пальцев я показываю? — Она сгорела… — Джек оперся о стену и медленно встал. Боль уже почти ушла, сменившись полным отсутствием каких-либо чувств. Каждое движение было каким-то слишком резким, рубленным, будто совершаемым на автомате. «Комплект-Е» оказывал потрясающее воздействие на людей в полушоковом состоянии, но в возрасте Джека, мог очень нехорошо сказаться на сердце, которое начало биться с устрашающей силой, и скоростью. Его удары отдавались аж в щитовидной железе. Окончательно распрямившись, Моррисон сплюнул накопившуюся во рту кровь и увидев озадаченные взгляды, продолжил. — Просто… Рассыпалась на пепел, как от белого фосфора… Похоже её убили, но кто… Зачем? Видимо для себя, Джесси и Гендзи решили что у старика тяжелый отходняк, потому-что дальше вопросов не последовало, лишь многозначительное «хммм». Впрочем, на всякий случай, Гендзи аккуратно вышел из кучи пепла и тщательно вытер ступни об труп. Она уже не напоминала человека, даже отдаленно — вода размыла края, а многочисленные капли разбили очертания лица, и бока. Лишь несколько костей, выглядывающих где-то снизу, напоминали об Ангеле Циглер, и глаз, что лежал у Джека в кармашке. Вспомнив про него, Моррисон быстро отогнул клапан — так и есть, окровавленный имплант, за которым тянулась вереница похожих на плоть проводов, лежал на дне. «Ох… Значит это был не бред» — Джека передернуло, но он пока решил не предавать этому значения. Куда больше его обеспокоил другой вопрос. — Спасибо парни… — Не за что Босс! — Джесси шутливо отдал честь. — Есть за что, но… Как вы узнали что это я? — Джек указал пальцами на сое лицо. — Вас не удивляет, что я должен быть в могиле? — Ха! Я сам из неё трижды выбирался! Уже привык, что мертвым свойственно ходить среди нас… Но, буду честен, до сегодняшнего дня, я не был уверен, что вы живы, лишь подозревал… — В другом конце коридора послышался быстрый топот, и из-за угла вылетели два ошалелых террориста. Что-то неразборчиво крича, они вскинули оружие, но выстрелить не успели — два сюрикена, брошенных с невероятной скоростью, со звоном пробили забрала шлемов. Первый упал навзничь, накрыв собой автомат, а второй еще секунду стоял, издавая какие-то нечленоразделные звуки. Струйка крови, такая же красная как цвет подкладки его костюма медленно текла вниз по броне человека даже не осознающего что уже умер.  — Хорошая работа! — Похвалил друга Джесси, показав большой палец. — Плюс два в твою копилку! — Надо уходить. — Сказал японец, наклоняясь к ближайшему трупу и выдергивая из него свое метательное оружие. Он ходил от одного тела к другому, и собирал сюррикены, тщательно оттирал от крови, и останков, и складывал их в небольшой отсек на левой руке. — Раз Ангелы тут нет, то и нам ловить нечего.  — Согласен, но сначала приведем Ану в чувство ей знатно досталось… Как иронично, я лечу медика… Хе. — Джесси глухо засмеялся. Он отбросил в сторону шприц, и принялся приоткрывать глаз Аны. Тот двигался и даже реагировал на свет, но похоже не осознавал что видит. — На чем я остановился? Ах да, винтовка! Первые подозрения появились еще когда импульсная винтовка исчезла. О её существовании знали человек двести. Из них сорок имели коды доступа, и лишь десяток умели ей пользоваться. Было совсем не сложно составить цепочку к вам, особенно мне… Я работал в «Блэквотч», забыли? В этот момент Ана громко закашляла, и вздрогнув завалилась на бок. Если бы не вовремя подставленная рука Джесси, её лицо поздоровалось бы с полом. — Ты вылечил медика? — В голосе Гензди сквозило ехидство. — Похоже, Амари без сознания, придется тащить. Генз, ты у нас вроде робот, спина не заболит, подсобишь?  — Когда-нибудь я отрублю тебе язык. — Ой прости, я забыл, у нашего «дровосека», настоящее сердце… — Прокряхтел ковбой, взваливая Ану на свои плечи. — И весьма ранимое, надо признать. — Киборг показал Джесси средний палец, которым потом провел по катане, счищая с лезвия кровь. — План отступления?  — Так же как и пришли! — С натугой ответил Джесси и перехватив египтянку поудобнее, потопал вперед. Джек поднял с пола ПП, и проверив магазин, последовал за ним. Шагать было трудно, суставы слушались очень условно, то и дело немея, или холодея, но больше всего беспокоило сердце. Отчаянный стук, сводил с ума, а левая половина груди неприятно ныла, будто вены заполняло не кровью, а пёрышками, щекочущими стенки, впрочем, это всяко лучше чем быть ходячим трупом. Уже сейчас тело Джека, ощущало себя гораздо лучше чем разум, все еще пребывавший в некотором замешательстве, от огромного количества информации. — А ты закрыл вход? — Переспросил японец, не глядя на Маккри. Его глаза напряженно вглядывались в дальний угол коридора, явно ожидая что из-за него кто-нибудь появится. Датчики, заменяющие ему уши, ловили каждый, даже самый тонкий звук — заслонки, закрывающие наиболее чувствительные детали, открылись. Сейчас он мог услышать и почувствовать даже дыхание мыши. — Да, привалил стеллажом… — Джесси как-то неловко покачнулся и Гендзи подставив локоть, удержал его от падения. — Там… Ых… Такой бардак, хрен кто найдет… Если… Уф (последнее прозвучало когда Ана, дернулась на его плечах)… Не знает что искать. — Про какой вход вы толкуете? — Уточнил Джек, протирая пальцами гудящие глаза. Его переполняло странное, чувство бесконтрольности происходящего. Какая-то глубокая тупость и непонимание, как те, что посещают нас во время снов, будоражили его разум. Казалось должен прозвучать какой-то звук, гром, гонг, выстрел, что угодно, и эта пелена спадет, но она не исчезала. Напротив ощущение нереальности происходящего, лишь усиливалось, превращаясь в густое, болезненное гудение, отдающееся в висках, и сквозь него, Джек с глубоким, молчаливым ужасом, слышал тихий смех Циглер… Но не успел Джесси даже повернуть голову, чтобы ответить, как произошло нечто, весьма ожидаемое. В конце коридора появилась фигура человека, в коричневом плаще. Его рука взметнулась, поднимая пистолет и позади раздался столь необходимый Джеку выстрел. Подобно грому, он раскатился по коридору, а сразу за ним раздался протяжный звон. Гендзи успел среагировать за мгновения, до того как кусок свинца, вонзился в спину Джесси, но в этот раз, отразить пулю оказалось сложнее. Клинок лязгнул и из него брызнуло несколько зеленых искр, а рукоять дернулась в металлических ладонях. С молчаливым изумлением, Гендзи обнаружил, что на идеальной поверхности катаны, появилась грубая царапина… За первым последовали еще выстрелы… …Для всех, выстрел и удар пули были почти мгновенны, для Гендзи проходило несколько больше времени. Тех долей секунды, что свинец покидал дуло, импланты, наполняющие его голову, успевали обсчитать все, от траектории полета, до того, какой угол необходимо выставить, чтобы вызвать рикошет. Следом, экзомышцы, даже не ожидая одобрения команды, сдвигались, выставляя владельца в нужную позу, выбрасывая катану вперед. Движение столь быстрое, что укладывалось в ничтожный промежуток времени, достаточный чтобы отразить пулю. Впрочем, такая защита не идеальна, будь это что-то более убойное, Гендзи просто ушел бы в перекат, а целую очередь отразить практически нереально. Вот и сейчас, когда дульная вспышка, еще только разгоралась, импланты пришли в действие. Скорость процессов, происходящих в голове в доли миллисекунды, настолько превышала реальную, что для Гендзи мир почти остановился. Движение его товарищей замедлилось, став размеренным почти гротескным, капли воды, льющейся из пожарных распылителей, застыли, растягиваясь, и все больше походя на сияющие слезы. Он идеально видел, как тяжелая пуля, одетая в вуаль порохового дыма, и плюмаж ярко-оранжевого пламени, покинула ствол. Видел, как сдвигается массивный, угловатый затвор, выплевывая из эжектора массивную, исходящуюся паром гильзу. Мгновенно левый глаз зафиксировал калибр патрона и фирму производителя — чип анализатор сверился с базой данных, подставляя характеристики боеприпаса. Траектория полета пули, выстраивалась прямо перед ним, представляясь красной пунктирной линией — она заканчивалась четко под левой лопаткой Моррисона, превращаясь в крест и пуля, уже шла по этому маршруту. Сияющий, смертельный свинец раскалывал капли, обращая их брызгами, а катана, уже шла ему наперерез. Сердечный клапан, гонящий по трубкам вен кровь, вперемешку со стимуляторами, заколотился — мотор внутри работал на полную мощность — туго зашипели гиростабилизаторы в ногах, и сервомоторы рук. Тук-Тук-Вжжж, тук-тук-Вжжж… — Отзывалось тело, являющее собой чудо единения машины, и человека. Клапану вторили мешки, заменяющие Гендзи легкие — они сокращались все быстрее, снабжая человеческие части кислородом, и охлаждая части металлические. Пуля приближалась, дым от выстрела уже почти рассеялся, вытянувшись в тонкое кольцо… Тук-тук-вжжж. Оптика уже могла различить матовую текстуру металла. Крохотные царапинки, покрывали пулю и её тупоносую головку. Тук-тук-вжжж. Ладонь сжимается покрепче, сервомоторы переходят в форсированный режим и рукоять катаны отдается приятным скрипом. Тук-тук-вжжж. Сенсоры, приглушившие гром выстрела фиксируют звук рассекаемого пулей воздуха. Тук-тук-вжж. Стабилизаторы переносят вес тела на правую ногу. Траектория пули пересекается с мечом. Предсказание точно — угла в 75 градусов должно хватить для рикошета. Тук-тук-вжжж. Расстояние до пули меньше метра. Она должна срикошетить и пройти между головой Гендзи и спиной Джесси. Страха нет, непоколебимая машинная логика подавляет эту слабую эмоцию. Он не дрогнет. Никогда больше не дрогнет. Раздается звон и пуля со свистом, и искрами, отлетает четко по предсказанной траектории, разве-что несколько её осколков разлетаются в сторону, но они ничтожно малы, чтобы нанести урон. По катане проходит волна дрожи, и ударив в ладони, моментально гаснет, сдержанная сервомоторами — человек, достань у него реакции отразить пулю, выронил бы оружие, от силы удара, но Гендзи лишь резко выдохнул. Его глаза скосились на место рикошета — на этот раз досадной царапины нет, лишь небольшое темное пятно свинца. Казалось, стрелок не может поверить в произошедшее, на его лице нарисовалось очень озадаченное выражение, а глаза недоверчиво сузились. Он сделал короткий шаг вперед, поудобнее перехватывая пистолет и еще раз нажал на спуск, но пистолет лишь сухо щелкнул. От изумления, стрелок даже не заметил, что затворная рама так и осталась в заднем положении. Более удачного момента для атаки и представить невозможно. Гендзи качнулся в бок, в его пальцах мелькнули сюрикены и две стальные «звездочки», полетели во врага. Но не успели они преодолеть и половины пути, как японец уже пришел в движение. Он сорвался вперед, двигаясь даже не шагами, а короткими скачками — ноги легко пружинили от пола, едва касаясь его, в такт скачкам жужжали гироскопы, а мир по бокам застлала размытая пелена, перед глазами лишь его цель, ярко очерченная голографическим маркером. — Гендз! Мы пойдем к выходу! Догоняй… — Голос Маккри потонул на фоне расчетов. Он обожал это чувство — когда машина и органика в нем работают как единое целое и бой, позволял насладиться им в полной мере. Адреналин заглушал боль, вызываемую конфликтами плоти, и стали, а осознание собственного превосходства над противником, вызывало приступ истинной эйфории, столь недостижимой для человека, полностью лишившегося радости чувственного наслаждения. Ничто не приносило японцу радости — стальная машинная логика делала даже самые искусные образцы человеческого искусства бессмысленными, картины — не более чем неоптимизированный способ передачи изображения; книги, стихи — лишь изложение мыслей, и сюжетов; скульптура — устаревший, анахроничный способ запечатления, по эффективности многократно отстающий от 3Д печати, или жесткого света. Лишенный рецепторов вкуса, он не ощущал пищу, даже если клал её в рот, прекрасные запахи цветов, и фруктов, виделись ему лишь графой химического состава. Ангела пыталась сделать, что могла, стремясь облегчить участь Гендзи — ей удалось сохранить тело, но не душу. Доктор сохранила плоть, одновременно лишив её смысла, сохранила разум, тешащийся лишь в насилии, и надменности, дала почти вечное тело, не способное к творчеству, зато прекрасно располагающее к разрушению. С каждым годом машина внутри Гендзи становилась сильнее, замещая собой личность — еще пару лет назад, он видел сны, теперь вместо них пред глазами представала тьма. Мечты, яркие и прекрасные блекли, превращаясь в простую математическую симуляцию, полную расчетов вероятностей. ИИ, призванный помочь, оказался не способен понять потребностей своего человека, ибо само понятие душевной потребности, ему чуждо. В своем теле, поначалу казавшемся невероятным, и дарующим свободу, японец уже много лет ощущал себя подобно пленнику, осужденному на пожизненное заключение. И как пленник мечтает хоть в последние секунды увидеть небо, так и Гендзи, в тайне грезил о конце, ибо, лишь умерев, он сбросит всю эту сталь, что хранит тело, но жжет душу… Это не значит, что Гендзи не был способен творить, напротив, используя идеальную память, и полный контроль над руками, он легко мог воспроизвести, почти любое творение — картину, скульптуру, барельеф, что угодно. Портрет Джека Моррисона, висевший у того в кабинете, принадлежал его кисти и все отмечали поразительное мастерство художника, сумевшего достичь идеального сходства холста с оригиналом. Но не подозревали люди, что «художник» не приложил, ни капли усилий, попросту воспроизведя образ, доступными техническими средствами. Кисть, порхала в металлических пальцах легко, равно, как и прочие инструменты. Дарило-ли ему это хоть малейшее удовлетворение? Нет, ни малейшего, обычная деятельность… Оружие и боевые искусства, вот что действительно ценили они оба — ИИ и Гендзи. Первый расценивал его как средство защиты целостности, второй, приравнивал к истинному искусству, возвышающему над другими смертными… …Сюрикены врезались в тушку стрелка, судорожно пытающегося нащупать запасные магазины. Они прошили дорогое пальто, но… Под первым слоем кожи, стелились несколько слоев «драконьей кожи», плотной, как баллистический гель, и способной выдержать несколько пуль винтовочного калибра. Первый сюрикен пробил их все, но потерял силу, и увяз в кевларовой подкладке, а второй вошел под неудачным углом, и застрял между слоями «кожи», так и оставшись торчать большей частью наружу. Ощутив удар, стрелок зашипел и отшатнулся, все еще не оставляя надежды перезарядить оружие. Магазин уже был в его руке, но он выскальзывал из перемазанных в чьей-то крови пальцев, и лишь в самый последний момент, его удалось вставить в разъем. В два скачка Гендзи преодолел оставшееся до противника расстояние, казалось он просто врежется в него, всем весом своей киборгизированной туши. Катана взметнулась над плечом, для смертельного рубящего удара наискось, и капли, усеивающие лезвие, засияли в свете ламп. Одно движение рук, сервомоторы взвыли, раздался звон удара и Гендзи пролетел мимо, будто лишь толкнул неизвестного. Приземлившись, он катнулся вперед гася инерцию прыжка и застыл на одном колене, ожидая звука падения перерубленного пополам тела, но вместо этого услышал щелчок взведенного курка. «Невозможно! Я не мог промахнуться!» — Подумал он, резко оборачиваясь. Он не промахнулся, просто цель оказалась крепче — чисто рефлекторно стрелок прикрыл лицо рукой, как делают это дети, падающие с велосипеда, и это спасло ему жизнь. Катана без малейшего труда рассекла пальто с драконьей кожей срезав длинную полосу, и соскользнула по протезу, заменяющему человеку руку. Матовый металл поразительной прочности, и закалки, оказался не по зубам мечу — на нем не осталось даже следов. Такую штуку могла сделать лишь «Гильдия броненосцев», и лишь один врач, был способен приживить нечто столь сложное… …Сердце колотилось как бешеное, норовя проломить грудную клетку. Бенедикт даже не подозревал, что его протез настолько прочен, и совершенно не сомневался в неминуемости смерти. Он даже мельком оглядел себя, ожидая увидеть рану в пол тела, но оказался совершенно невредим, лишь густая, тянущая боль, начала собираться в месте, где металл переходил в плоть. Быстро опомнившись, он взвел пистолет и выстрелил не целясь. Пуля прошла чуть выше головы Гендзи. Он быстро катнулся в сторону и одним движением встал на ноги, занимая боевую стойку. Они застыли друг против друга на расстоянии пяти шагов… Пистолет Бенедикта смотрел ровно промежь глаз японца, готовый в любой момент выстрелить. Бенедикт криво усмехнулся, в этот раз в магазине были бронебойные и никакие фокусы не помогут, а в крайнем случае, под пальто был спрятан еще один козырь, в виде короткоствольного дробовика, заряженного «шок-картечью», предназначенной специально против омников, и экзоскелетов. Гендзи покачивал катаной, переводя её от левого пелча к правому. Его спокойствие и уверенность в себе, поколебались, и им на смену пришло возмущение — гайдзин переиграл его. Волна обжигающего негодования прокатилась по нервам, и в виде мощного импульса передалась в протезы. Он рванулся вперед, и Бенедикт тут же открыл огонь. Он успел дважды выстрелить, прежде чем Гендзи, с занесенной катаной, приблизился вплотную. Первая пуля прошла мимо, едва задев шлем японца, но вот вторая впилась ему в плечо — со скрежетом и искрами вгрызаясь в броню. Наружу брызнула какая-то жидкость, и по экзомышцам прокатилась волна спазмов. Рука японца дрогнула — катана с воем пролетела в миллиметре от носа англичанина, срезав клок волос с его виска. Для выстрела расстояние было мало и Бенедикт дернувшись в сторону, огрел Гендзи рукоятью пистолета по затылку, прямо по мягкому чехлу, закрывающему остатки черепа. Раздался хруст, и японец, впервые за несколько лет, закричал от боли. Глаза на мгновение заволокла пелена, а руки рванулись к затылку едва не выронив катану, но тут же спохватился и с яростным рыком, толкнул Бенедикта плечом, впечатывая его в стену. Бенедикт охнул, ощущая как хрустнули его ребра, но сделать почти ничего не мог — почти два центнера стали, намертво пригвоздили его, а в следующий миг, Гендзи схватил его и одним движением перекинул через себя. Бенедикт врезался в пол. По телу прокатилась волна боли, а уши наполнились звоном, и хрустом собственных зубов. Рот наполнился кровью и водой, заливающей пол, но хуже всего то, что он выронил пистолет. Оружие выскользнуло из разжавшихся пальцев и проскользило вперед, к трупам. Гендзи сделал несколько шагов к лежащему врагу. Уязвленный до глубины души и подогретый новой дозой стимуляторов, он уже не думал об эффективном убийстве… Подойдя поближе он с размаху пнул Бенедикта в бок, подняв при этом тучу брызг. Нога врезалась в него с силой парового молота, гарантированно ломая ребра и Англичанин, едва-едва начавший подниматься, упал обратно, застонав от боли. Лужица крови, натекшая от его рта, потянулась следом и Бенедикт закашлялся. Каждый вдох отдавался страшной, жгущей болью, но сдаваться он не собирался и когда Гендзи занес ногу для второго пинка, выбросил вперед руку. Пальцы протеза поймали японца за щиколотку и рванули её на себя. Одно мгновение гироскопы боролись силой тяжести. Гендзи застыл, в странной, совсем неэлегантной позе, пытаясь поймать равновесие. Несколько раз махнул руками, едва не порезав себе ноги катаной, а потом грохнулся на спину. При это раздался звук похожий на грохот кучи пустых ведер, сброшенных кем-то с лестницы.  — Хочешь по плохому… — Прохрипел Бенедикт подтягиваясь к японцу и наваливаясь на него. Из протеза выскользнуло короткое, похожее на римский гладиус лезвие. — Будет по плохому! И англичанин принялся бить Гендзи клинком, нанося короткие колющие удары и тычки, стремясь попасть в зазоры в броне. Бенедикта трясло от боли и ярости, удары сыпались градом, но большая их часть, приходилась в нагрудную плиту, с фонтаном искр соскальзывая по ней, на живот, или в пол. Нескольк ударов пришлись в уже разбитое плечо, заставив Гендзи заскрежетать зубами. Японец, принялся брыкаться — позабыв про всякие боевые искусства, он наносил удары кулаком, в бок англичанина и пытался ударить его рукоятью катаны в голову, но меч, слишком длинный, для столь близкого боя, лишь мешал. Когда же гладиус Бенедикта наконец-то достиг цели и в пробив тонкую прослойку алюминия, вошел в правую грудь японца, тот с воем откинул катану, и со всей дури врезал, врагу по шее, а потом попытался встать. Сервомоторы, мощные и выносливые, легко приподняли тело над полом. Экзомышцы напряглись и окаменели — Гендзи выгнувшись мостиком, ухватил англичанина за шею, и катнулся вместе с ним, придавливая к полу. Металлическое колено, принялось наносить удары по животу Бенедикта, а тот с размаху ударил Гедзни гладиусом по шее, но тот повернул голову, подставляя прочный лист брони. Бенедикт и Гендзи охаживали друг друга ударами, и пинками, пытаясь передавить соперника. Сцепившись в плотный клубок, они дрались с таким остервенением, что не замечали, что катаются по полу, всколыхивая кровавые волны, и ударяясь об трупы, и стены. Несколько раз Гендзи бил в пол, и тут же получал по лицу, но броня спасала его. Обычно он полагался на скрытность и скорость, выматывая врага сериями стремительных, внезапных атак, а когда тот выматывался, наносил один смертельный удар. По его мнению, в такой драке больше чести, но сейчас, лишенный преимущества подвижности, он был вынужден опуститься до банального мордобоя, и совсем не радовался этому. Сервомоторы состязались с мышцами. Японец, легко гнувший пальцами стальную пластинку, в сантиметр толщиной, наносил короткие, но очень сильные удары — его кулаки, сравнительно маленькие, отдавались волной боли, и треском костей, а когда же он хватил Бенедикта по лбу, тот даже на миг отключился. Он не уставал и практически не чувствовал боли, методично избивая англичанина, целя при этом в уязвимые места. Казалось чудом, что Бенедикт еще вообще жив, но бронированное пальто, гасило часть силы удара и «кожа дракона» добросовестно выполняла свою роль. К тому же, поврежденная рука, била медленней и значительно слабее, а иногда, даже застывала, сыпя искрами из пулевого отверстия. Всякий раз когда это происходило, Гендзи ощущал боль, волной прокатывающей от раны. Когда же она доходила до головы, то там будто происходил взрыв. Раскаленные волны выдавливали глаза, резали мозг — удар пистолета повредил трубки теплоотводов, и мозговые импланты начали перегреваться, причиняя невероятное жжение. Мозг заживо кипятился в черепе и датчики перегрева, уже зловеще сияли красным… Ему противостояла холодная злоба Бенедикта — не привыкший проигрывать, англичанин, мужественно терпел боль, лишь изредка пропуская сквозь зубы отчаянный стон. Не очень подвижный, и не сказать, что идеально физически подготовленный, он явно уступал своему врагу. За последние годы, он редко прибегал к ближнему бою, решая возникающие проблемы с помощью пистолета, или взвода оперативников за спиной, и порядком подрастерял навыки рукопашки, а ведь в молодости он неплохо знал несколько стилей. Сейчас он больше защищался, пытаясь отразить, или увести в сторону кулаки Гендзи, и где-то глубоко радовался своему решению надеть теплое пальто. Каждый удар, мог легко убить его. Если киборг приложит чуть больше силы, то просто проломит грудную клетку. Он уже явственно понимал, что не сможет победить честно — переломанные ребра болели, легкие пылали огнем, а в голове звенели колокола. Но сквозь них, он отчетливо слышал переговоры своих подчиненных и знал, что сюда, уже стремиться отряд штурмовиков, во главе с боевым омником… Надо лишь протянуть время, пару минут… Кровь сочилась сквозь потрескавшиеся зубы, а под глазом растекся темно-фиолетовый синяк и глаз, сам собой закрывался. Он остервенело бил и колол врага гладиусом, но не зная устройства брони японца, атаки в лучшем случае оказывались неудачными. Он целил в зазоры между бронеплитами, но быстро осознав что не попадает по ним, начал целиться в шею, и голову, надеясь разбить защитный визор врага. Пару раз, он сумел попасть в ключицу, и расковырял пучок экзомышц, а следующим ударом, все же попал точно в бронестекло, за которым сияли злобой узкие глаза. Стекло треснуло, но выдержало, и гладиус ушел в сторону, оставив за собой глубокую, уродливую царапину. Внутрь шлема просыпалось немного мелких осколков, и они принялись болтаться перед взором Шимады. Внешние датчики засбоили и перед глазами Гендзи заплясали разноцветные «артефакты», а часть индикации отключилась. Мотнув головой, он попытался сбросить поврежденную маску, но лишь ухудшил дело — датчики завыли и застонали, окончательно закрывая обзор.  — Вырубись! — Крикнул он, одновременно нанося Бенедикту сокрушительный удар в грудь. Шлем тихо пиликнул и индикация погасла — теперь перед ним было лишь треснувшее бронестекло. Англичанин еще несколько раз попытался ударить в уязвимое место, но японец быстро понял эту тактику, и теперь блокировал удары локтем. Когда Бенедикт попытался в очередной раз провернуть этот удар, Шимада подловил его, и поймал протез в захват. — Тебе это не нужно… — Злорадно прошипел он, обхватывая кисть протеза поудобнее и со всей силы дергая его в сторону, в расчете лишить врага опасного оружия. Это часто удавалось — место, где плоть срасталась со сталью, редко заживало до конца, и вырвать протез с корнем, мог и просто сильный человек, не говоря уже про киборга. Бенедикт задергал рукой, пытаясь вырваться из хватки, но тщетно, японец не собирался отступать. Англичанин попытался разжать хватку, но в ответ, Шимада, перехватил и вторую руку — схватив запястье Бенедикта, он сжал его в кулак. Металлические пальцы, без труда пережали сухожилие, и переломили ладонь. В этот момент, давление на протез ослабло, и Бенедикт провернул его — лезвие гладиуса уперлось японцу в кадык. Еще одно усилие и лезвие резануло мягкую часть. Сквозь обшивку проглянули трубки и провода, идущие вдоль горла, но Гендзи не дал их перерезать, ненадолго отпустив своего врага. Бенедикт начал уставать, по его лицу катился пот, а у японца кончалось терпение и град ударов превратился в медленную расчетливую борьбу. Гендзи, бросив идею обезоруживания, схватил рукой горло Бенедикта, и принявшись сжимать пальцы, бил его в грудь. В какой-то момент, металлический кулак врезался в нагрудный карман, в котором лежал небольшой планшет, и тот переломился — кулак японца проскользил мимо, и ударился в пол. Бенедикт, немедленно наказал его за ошибку и уже синея от удушения нанес сокрушительной укол гладиусом в локоть. Лезвие без труда вошло в незащищенный стык пучков экзомышц перерезая их — несколько разрядов тока, ударили по оружию, и сервомоторы, потеряв контакт, заклинило. Гендзи дернул головой, глядя на обездвиженную конечность, а в следующий миг, Бенедикт, извернулся, вырываясь из хватки, и обхватив японца за голову, попытался сорвать с его лица бронированную маску.  — Ах ты… — Японец зашипел, издавая звук перегретого бойлера, но вопреки логике поддался, давая Бенедикту насесть на его плечи. И когда тот обеими руками ухватился за края маски, на спине открылись охладительные кожухи — сквозь них, виднелись раскалившиеся до красна детали — тугие струи раскаленного пара, с шипением ударили в лицо Бенедикта, мгновенно ошпаривая его. Со страшным, хриплым криком, англичанин отшатнулся, закрывая лицо спазматически дрожащими руками. Лезвие «гладиуса» втянулось обратно в свое крепление, и ледяной металл протеза, сомкнулся на обожженной коже. Сквозь пальцы виднелись тут же вскочившие пузыри, и кровавые разводы, текущие откуда-то сверху. Бенедикт завывая описал несколько кругов, совершая при этом конвульсивные, дерганые движения, норовя удариться лбом об стену. На конец, он поймал затылком струю холодной воды, и подставив под неё лоб, остановился — тяжелое, прерывистое дыхание, перемежалось со стонами боли.  — Живучее «бревно». — Сквозь силу прошипел Гендзи. У него гудела голова — обычно так отзывались охладительные установки, поддерживающие в черепе комфортную температуру, но удар Бенедикта повредил их. Ужасная боль распирала череп, выдавливая из него металлические приращения. Он физически ощущал, как наполняются кровью и пульсируют те участки мозга, в которые вставлены импланты, как перегреваются затылочные порты, и как начинает заживо изжариваться кожа, на хребте. В носу стоял запах крови и перегретой смазки, левый глаз, будто пронзенный раскаленным гвоздем, замылился, почти ничего не видя. Ощущая себя будто в горячке, он приблизился к опасной черте системной перегрузки, за которой мог легко потерять сознание. Уже очень давно Гендзи не получал такого урона, и был крайне разозлен — какой-то простак, гайдзин, ничтожный отброс, сумел не только пережить его удары, но и успешно их парировал. Тело можно починить за один вечер, гордость же восстанавливаются значительно дольше. Тяжело выдохнув, он распрямил спину, давая теплоотводам заработать в полную силу. Раскаленный воздух, вырывающийся сквозь многочисленные кожухи, тут же обращался в пар, окутывающий японца плотным саваном. Это был единственный серьёзный просчет конструкторов, создававших это тело — нормально остыть, можно лишь стоя ровно, или под водой, а сама грань перегрева, достигалась очень быстро. Несколько секунд он стоял, давая каплям охладить корпус. Они ударялись об металл с тихим стуком, быстро переходящим в шипение. Бенедикт стоял в паре метров впереди, оперевшись о стену и глухо ругался, прижав к лицу протез. Покрасневший, полный холодной решимости глаз, глядел на японца, будто хотел его загипнотизировать.  — Давай заканчивать. — Гендзи поднял с пола катану и рефлекторно вытерев лезвие пальцами, пошел к Бенедикту. На ходу он поднял оружие, рассчитывая без замаха пронзить его насквозь. — Ты даже брата не смог «закончить»… — Хрипло засмеялся Бенедикт. Едва остывшие импланты вспыхнули, от резкого мозгового импульса. Ярость, из силы душевой, очень легко превращалась в огонь. — Биомусор! — Прорычал японец, делая резкий взмах. Меч засвистел и по кромке лезвия заплясали зеленые огоньки. Этот нахал посмел вспомнить его старое поражение! Посмел вспомнить про тот кошмарный позор, уже давно искупленный, оставленный в прошлом, и забытый… Он хотел убить англичанина одним ударом, подарить достойному противнику быструю смерть, как и положено кодексом чести, но теперь нет, теперь он хочет сделать это помедленнее. Ему хотелось причинить этому гайдзину столько страданий, сколько успеет. Катана сияла все ярче и зеленое пламя, уже охватило её всю — бесшумное и почти неосязаемое, оно напоминало северное сияние. — С ножом, на перестрелку… — Усмехнулся Бенедикт, скашивая глаз на оружие своего врага, и его губы перерезала самодовольная улыбка. Измочаленные и насквозь промокшие полы пальто разошлись и на Гендзи уставился широкий, увенчанный чоком, ствол «карманного» дробовика. Раздался оглушительный выстрел. Гендзи рефлекторно вскинул клинок, но шлем, помогавший ему координировать движения, был выключен, да и против картечи, он все-равно не помог бы… Заряд «шок-картечи», способный вывести из строя даже боевой экзоскелет пятого поколения, ударил его с силой поезда, несущегося на полной скорости. Внутри каждого такого «шелла», располагалось нечто вроде гаусс-генератора, только вместо ускорения, картечи придавался невероятный электрический заряд. Работало это лишь на короткой дистанции, и далеко не на все цели, но против омников, и им подобной дряни, оказывалось чрезвычайно эффективно… Ярко-синие, ветвящиеся молнии, с оглушительным треском пробежали по телу киборга, и он истошно заорал, ощущая как один за другим отказывают сервомоторы, и перегорает проводка. В уши вместо звуков, ударил вой сходящих с ума датчиков и статики, забивающей каналы радиосвязи. Вой системы аварийного охлаждения клиньями впился ему в мозг, ужасающая, разрывающая на части боль, пронизывала каждую клеточку еще целой плоти, но ему казалось, что он чувствует и страдания металла. Дыхательные мешки, заменяющие легкие, резко сжались, выдавив воздух наружу, но уже не разжимались обратно, удушая хозяина. Язык во рту загудел, между зубов проскочили разряды, и сердце, забилось стремительно, и болезненно. Каждый его удар, походил на удар молота по груди, разрывающего остатки ребер, и терзающего мышцы. По проводам пролетел разряд такой силы, что предохранители тут же перегрелись и совершили аварийный сброс — вода вокруг тоже наэлектризовалась, но Бенедикт был в плотных, прорезиненных сапогах, и это никак ему не повредило. Суставы заискрились и тело японца начало спазматически дергаться, экзомышцы бессистемно сокращались, стремительно перегреваясь. Пальцы сжались на рукояти катаны с такой силой, что она затрещала. Он попытался сделать шаг, но ноги, утратившие контакт с мозгом, подломились и он упал на колени, опираясь на катану. Из ран, и повреждений вырывались волны искр, и слышались слабые хлопки. На конец от Гендзи начал подниматься сизый дымок, отдающий паленой проводкой… Он едва мог пошевелиться, моторы и мышцы едва-едва двигались, скрипя, и надсадно сипя. Не откликалась на зов мозга и холодная длань ИИ, ей на смену пришло мерзкое ощущение пустоты, наполняющей голову, как если-бы из черепа вынули часть мозга, заменив куском льда. Теперь, он был буквально пленником консервной банки, не способный никак её сдвинуть. Безвольная марионетка, как в ночных кошмарах, он пытался встать, но не мог. Внутри глазных яблок нарастала боль — это плоть, не угнетаемая более, начала отторгать импланты. Звуки, ранее столь отчетливые, смазались, превратившись в отдаленный гул. Боль, сменилась непередаваемой яростью, от осознания беспомощности… Вновь и вновь она вспыхивала в разгоряченной голове, каждый раз превращаясь во все более ощутимую силу. — Свинец для людей… «Шок-картечь», для уродов вроде тебя… Ну… Вставай самурай… Если сможешь… — Процедил Бенедикт, все еще опираясь на стену. Он перехватил дробовик поудобнее, зажав его под мышкой и коротким движением дослал следующий «шелл». — Тебя ждут веселые выходные… С парнями из ОВБ… — Иди, к черту Гайдзин… — С трудом произнес Гендзи, но его слова, столь отчетливые и гордые в голове, покинули рот жалобным, слабым писком. Бенедикт что-то еще ему говорил, что-то ядовитое и в то же время вопрошал, но японец уже ничего не слышал. Ощущая как где-то в глубине души зарождается новая вспышка ярости, он сжал зубы покрепче. Она тлела, крохотным мигающим угольком пожирая кислород, и теперь стремительно разгоралась, превращаясь в огненный шторм. О, он уже знал что сейчас будет. Знал что значит это сердцебиение, что значит жар, расползающийся по телу, как пожар по сухостою, и это странное чувство будто что-то рвется из груди. Катана глухо запульсировала в ладонях, зеленые метки на ней начали пульсировать, разгораясь ярче и ярче. Он пытался сдержать эмоции, мыслить трезво, но гордость, вечный враг Гендзи, злорадно шептала на ухо. «Он победил меня, надо принять поражение, собрать волю в кулак, и бежать, пока есть силы» — Думал он, но это воззвание к самому себе растворялось в шторме ярости. — «Он победил меня нечестно! А теперь еще и насмехается!» Бенедикт что-то говорил в рацию, не обращая внимания на странное подергивание и свечение, исходящее от его врага. Он мог легко добить японца, всего одним выстрелом, но почему-то медлил, и Гендзи искренне не понимал такого подхода. «О каком честном бое идет речь? Ты машина, не устающая и весящая почти двести кило, а он лишь слабый человек. Если кто и дрался нечестно, то это ты сам». — Увещевал он себя, но было поздно. Гендзи начала колотить странная, горячечная дрожь, но Бенедикт принял её за очередной спазм. Зеленоватое свечение, поднимающееся от катаны, постепенно переползало на всего киборга и воздух вокруг запульсировла в такт. Бенедикт остановился, начав подозревать что-то. Издав жуткий, скрежещущий вой, Гендзи поднял руки с мечом. Острие глядело прямо на его врага. — Ага, убейся еще тут… — Скептически произнес Бенедикт, почему-то подумав, что его враг собирается сделать сэпукку. Но быстро осекся, увидев что странное зеленое свечение, превращается в языки пламени. Полупрозрачные, будто призрачные, они тем не менее были вполне реальны, испаряя воду, и в них что-то двигалось. Свет в коридоре замигал, и лампы затрещали на все лады, а рация заглохла, начав передавать сплошную статику. — Да ты гонишь! — Воскликнул Бенедикт отступая. Как и сам киборг, он быстро понял что сейчас произойдет. Всплывшее в голове личное дело на «Гендзи Шимада» изобиловало разным бредом, недостойным чтобы его помнить, но на одну строчку, англичанин всегда обращал внимание, стараясь запомнить, и как-раз тогда, когда она была так важна, позабыл. «Обладает энергетическим оружием неизвестного происхождения». Бенедикт развернулся и опираясь на стену, поковылял прочь. «Правильно, беги, пока я себя сдерживаю.» — Подумал Гендзи. Он медленно поднимался на ноги, подгоняемой внезапно нахлынувшей силой. Питаясь злобой и яростью, она сменяла боль. Киборга трясло от переполняющей его силы, пламя уже вовсю бушевало вокруг него, принимая самые разные образы — оно стелилось по телу, прижимаясь к металлу, и сползая по клинку, тихо шипело. Настал момент освобождения.  — Ryujin no ken wo kurae! — Крик Гендзи потонул в оглушительном реве пламени. Будто живое оно вскинулось, обвиваясь кольцами вокруг хозяина. Отдельные его языки темнели, складываясь в непонятные фигуры и рассеиваясь, тысячи образов единовременно сменяли друг друга, зарождаясь, и угасая. Лица, маски, ужасающие, искаженные личины и наконец над головой киборга взвился дракон. Сквозь хаос зеленого пламени проступила чешуя и когтистые лапы, а ослепительный зеленый свет, пожрал тени — коридор осветился ярче чем когда либо за свою его историю, а по воздуху прокатилась волна энергии. По воде побежали небольшие волны, колыхающие трупы, дым стелившийся под потолком, разбежался в стороны, открытые двери камер загрохали об стены, а тележки загромождающие коридор, сдвинулись, скрипя колесами. Грозовой ветер завыл вокруг… Эта сила едва не сбила ковыляющего Бенедикта с ног, заставив его в ужасе обернуться. Он окаменел, застыв с приоткрытым ртом. Пламя, настолько плотное, что сквозь него не проступало даже очертаний объектов позади, окутывало японца. Его силуэт, четко очерченный, казался лишенным цвета, на ядовито-зеленом фоне, а из огня, на него хищно смотрели сияющие ослепительным светом глаза дракона. Голова на массивной огненной шее, качалась над плечами Гендзи. Раскрытая пасть издавала предвещающий смерть треск, и пламенные его недра, исторгали такой ужасающий жар, что вода вокруг с шипением вскипела. Дракон качнулся назад, приподнимаясь на собственном хвосте и широко раскрыв пасть, рванулся вперед, сметая все на своем пути. Ужасающая волна жара катилась перед ним — вода уже не кипела, а испарялась. Лампы под потолком взорвались, но ослепительный зеленый свет не дал коридору погрузиться во мрак. Вспыхнули развешанные на стенах плакаты, воздух наполнился смрадом, и чадом, раскаляясь как в мартеновской печи. Прямо на глазах пол перед драконом высыхал, и металл на нем, краснел от накала, тела террористов вспыхивали. Их форма и броня начинали плавиться и испаряться, с шипением, и яркими вспышками взрывались снаряженные магазины, и силовые блоки для лазеров. Проходя сквозь тело, дракон шире разевал пасть и оно проходило сквозь него, испаряясь — потоки огня, и неизвестной силы, срывали слои плоти, оставляя за собой, лишь почерневший, обугленный скелет. Тело инфорсера и несколько коек, дракон подхватил, будто они ничего не весили и потащил за собой. На лету они оплавлялись, обращаясь жидким металлом, а броня бойца «Вишкар», шипела и чернела, а затем взорвалась, когда батарея не выдержала температур. Ошметки человека, смешались с металлом и к этому белому, раскаленному кому, прилипали все новые куски, вытягивая его. Они будто строили дракону реальное тело. Он промчался сквозь одну из распахнутых дверей, обратив её в раскаленный, потерявший форму кусок металла. Бенедикт двигался так быстро как мог. Ужасная боль сломанных костей, трущихся друг о друга, едва не лишала его разума. Он был уверен что вот-вот умрет, понимал что не успеет убежать, да и некуда убежать, но паника, заставляла его идти вперед. Воздух в легких горел, а кислорода вокруг оставалось все меньше — дракон ползущий следом пожирал его без остатка. Пальто его, еще недавно мокрое, просыхало прямо на глазах, а потом начало тлеть — спину обдавал печной жар. Ожог на лице заныл заново и лимфа, вперемешку с кровью полилась из лопнувших пузырей. Его собственная тень, очерченная зеленым светом, бежала впереди, а вода под ногами закипала и тут же испарялась, обращаясь в обжигающий пар. Ни о каком доблестном отступлении и речи не шло, это было трусливое, но оправданное бегство. В конце коридора на миг показались очертания нескольких оперативников корпорации и пара врачей, но они тут же скрылись обратно, увидев этот ужас. Дракон уже почти догнал англичанина и издал торжествующий рев, от которого воздух задрожал. В этом реве Бенедикт слышал сотни голосов, кричащих в злобе и ужасе, в боли, и наслаждении, страдание, и треск огня, настолько горячего, что обращался в плазму. Коридор вокруг начал искажаться, металлические плиты, чернели и тихо скрипели. Заклепки и сварные швы краснели, раскаляясь, а следом за ними и сами стены. Их сияние ощущалось телом, обжигая кожу, а иногда они взрывались, и в будущего человека летели капли металла. Позади Бенедикта, там где дракон уже прошел, от коридора ничего не осталось, это была оплавленная бесформенная дыра — металл, подобно меду тек с потолка, оголяя трескающийся бетон, пол обратился металлическим болотом, в котором пузырилось железо. Мелкие предметы испарялись или тонули, а из красных от температуры труб системы пожаротушения, вырывался раскаленный пар — вода испарялась еще на подходе. Стены оплавились и потеряли форму — дверные проемы вываливались из них, на лету становясь жидкими. Даже двери, выдерживающие ядерный удар, со скрежетом деформировались, их замки сплавлялись, и выгорали изнутри, бронированные стекла взрывались. Сияние металла ослепляло, а вонь стали удушала. Где-то позади раздалось несколько взрывов и хлопков — это пламя ворвалось в одну из пустующих камер, и поглотило кислородные баллоны. Действо разрушения, достойное кисти лучших баталистов, разворачивалось стремительно — едва-ли минуло и десять секунд, но Бенедикту казалось, что этот кошмар продолжается бесконечно. Сил у него уже не было, и шаги становились все медленнее. Пальто горело, срезанный катаной рукав давно отвалился, обратившись в пепел где-то сзади, протез раскалялся, и смазка, проступающая через стыки, закипела. Подошвы сапог тихо чавкали, расплавляясь, но и пол, уже прилипал к ним. «Если выживу… Потребую премию!» — Успел подумать он, окончательно выбиваясь из сил. Шансов спастись не было. Веря в удачу, и объятый отчаянием, он бросился в одну из раскрытых камер, и плашмя упал на пол, закрыв глаза. Рев дракона и треск пламени, затмили собой все…