Тирания порядка

…Едва оказавшись под сенью деревьев, они ощутили влажный, осенний холод — после горячки боя, он ощущался как ушат воды в лицо. В полнейшей суматохе, не в силах даже осознать что происходит, беглецы пролезли через кустарник, плотно растущий по краю леса. Он оказался колючим, и Лена наловила в незащищенные ладони кучу иголок, которые чесались еще несколько дней. На влажной от пота коже осел промозглый туман, полный капель ледяной росы, а в нос ударил густой запах гниющей листвы. Он заполнял легкие, сбивая дыхание, и заставляя бронхи конвульсивно сжиматься от холода. Под ногами мягко зашуршал пружинящий ковер из перегноя — мокрые листья, и разлагающаяся трава приятно пружинили. Относительно невысокие деревья, с тонкими, покрытыми губчатой корой стволами, образовывали плотные заросли, соединенные между собой кустарником. Массивный Грим ломился сквозь них с шумом и треском ломающихся ветвей, больше напоминающим медведя. Впрочем пыхтел он так же, оставляя на листьях темные кровавые пятна. Лена бежала за ним, по проделанной колее, как за ледоколом, что обернулось для нее печальными последствиями — гибкая ветвь, не сломавшаяся под весом Буфорда, хлестко ударила ее по шее, и Окстон со вскриком упала, едва не разбив голову об камень. Тот лишь задел ее многострадальную щеку своей острой гранью, оставив на память кривую царапину, впоследствии превратившуюся в тонкий шрам. Удар оказался весьма сильным, в ушах зазвенело, а перед глазами заплясали искорки. С трудом поднявшись на ноги, она кинулась догонять Буфорда, благо тот вступил в неравную схватку с разлапистой ивой, и сбавил темп. Что характерно, ива победила, заставив здоровяка сменить курс. Еще несколько долгих минут позади слышались раскаты очередей и взрывы. Эхом они отражались от деревьев, а отсветы пламени прорывались сквозь кроны, подсвечивая беглецам путь. Как в ночном кошмаре, Лена мчалась в кромешной тьме, лишь изредка освещаемой темно-красным светом — он выхватывал из непроглядной черноты стволы деревьев, и подсвечивал туман. Спина Буфорда мелькала впереди, почти сливаясь с черным фоном и большую часть времени, Лена ориентировалась на звук, и отсутствие преград. Под ногами попадались скользкие корни и камни, об которые она запиналась. Подошвы берцев скользили, и ноги девушки разъезжались в стороны, когда под листьями оказывалась скользкая грязь. Вскоре дыхание начало сбиваться, а в легких засаднило — боль в груди, еще несколько минут назад утихшая, вновь разгоралась за ребрами. Окстон тяжело дышала, ощущая как пот катится по лицу — тяжелый рюкзак, забитый патронами и оружием, давил на плечи, оттягивая их назад. За его лямки цеплялись обломки ветвей, дергая Лену назад. Она ударялась плечами об деревья, и цеплялась за кусты. Приходилось напрягаться, чтобы держать темп, заданный Гримом. В такой спешке и кромешной тьме, время растягивалось и Лене казалось что они бегут уже целую вечность. Выстрелы на фоне уже давно стихли, и воцарилась зловещая тишина, разрываемая ее тяжелым дыханием. Она и не заметила как Грим остановился, а потому врезалась в него. — Эй, полегче… Все, привал… Пять минут… — Пропыхтел Грим, отходя в сторонку. С болезненным стоном стянув со спины рюкзак, он кинул его на землю и сел сверху, подминая под себя содержимое. В темноте он напоминал огромный камень, или скрючившегося огра, ждущего свою жертву. Несколько минут они молчали, переводя дух. Постепенно глаза начали привыкать к темноте, и Лена начала различать хоть что-то, кроме разных тонов темноты.  — А Вдова и вправду хочет твою жопу… Раз послала за тобой Опричника… — Нарушил тишину Буфорд. В его голосе слышался отчетливый, влажный свист. — Это ее агент? — Лена остановилась около большого дерева, и переводила дыхание, оперевшись об него. Кора оказалась губчатой и неприятно влажной, чем-то напоминая Окстон губку для мытья посуды. Она с отвращением отдернула ладонь и на дереве остался ее отчетливый отпечаток, из которого сочился полупрозрачный, сок. Бегать без сверх-способностей казалось ей утомительным, особенно по темному, мокрому лесу. Ноги гудели, а в легких поселилось тянущее, болезненное жжение — влага не давала сделать полный вдох. — Отличная догадка, Шерлок Кок! — Грим хотел засмеяться, но вышло лишь болезненное сипение, быстро сорвавшееся в кашель. — Один из лучших… Бля… — Ранен? Давай, снимай куртку, я гляну. — Не сейчас, времени очень мало. Скоро жандармы поймут, что мы свалили, и начнут прочесывать округу. — Он оперся об дерево и попытался встать, но тут же упал обратно, издав звук похожий на прохудившийся шарик с гелием. — Ладно, признаю, меня зацепило. Уже не споря Грим начал стаскивать куртку, при этом он тяжело дышал и корчил болезненные гримасы, напоминающие гротескные маски. — У тебя фонарик есть? — Спросил он, вытаскивая руки из рукавов. — Или в доктора будем в темноте играть? — Неа… — Мотнула головой Окстон и мокрая челка упала ей на лицо. — Акселератором могу посветить, но он тусклый. — Ладно, будем по старинке. — Помедлив, Буфорд вытащил из кармана зажигалку и протянул Лене. — На, там кнопка справа. Поверить не могу, мы готовились к штурму, но не взяли фонарик, или ПНВ… Зажигалка несколько раз чихнула, выпуская Лене в лицо облачка бензиновых паров, пока на конце фитиля не появился небольшой огонек. Он трепетал на сквозняке, норовя погаснуть. Прикрыв источник света ладонью, Окстон осторожно поднесла его к спине Грима. Желтоватый круг света освещал ничтожную часть туши наемника, но этого хватило, чтобы Окстон прикусила губу, мысленно экстраполируя эти повреждения на себя. По спине Буфорда текла кровь перемешанная с потом — она впитывалась в футболку, и та уже была насквозь мокрой, сочась красными каплями. По правому боку тянулась цепочка из кровоточащих ранений, на первый взгляд не смертельных, но жутких. Кожа вокруг них вздулась, и немного почернела, приняв в себя куски простреленного сидения, и осколки пуль. Гипертрофированные мышцы Грима, размочалило и они походили на взбитый, посиневший от гематом холодец — некоторые волокна вытолкало наружу потоками крови. В одной из ран, Окстон заметила смятую пулю — похоже она была на излете, и не смогла преодолеть даже плоть. Мелкие ранки от осколков усеивали спину вокруг ран и Лена видела, как из кожи торчат кусочки металла, и пластика. Гриму несомненно повезло, большая часть пуль заметно потеряли в убойной силе, пробив сначала корпус авто, а следом и сидение. Но и этого хватило, чтобы насквозь прошить легкое — когда он делал вдох, из самых больших ран начинали появляться кровавые пузыри и пена, смешанная с густой белой жидкостью, на первый взгляд напоминающей клей. Не нужно было быть Ангелой Циглер, чтобы понять — Грим схлопотал парочку сквозных ранений, и целую кучу осколков. Кроме того, похоже, сломана пара ребер и без мед помощи, англичанин может стать совершенно некомбатантен. — Бля… — Лена сморщилась. — Все плохо? — Я… Как бы это сказать. — Ну… Как видишь так и скажи, по английски.  — Как ты вообще еще дышишь? Легкое должно было размочалить в хлам… И что это… За… — Она осторожно протянула палец и взяла на него белую каплю, текущую из раны. Она оказалась липкой и потянулась за пальцем, как мед, или смола. — А, это подарок модифицированной печени. — Оскалился Грим, и сквозь его губы просочилось немного крови. — Биоклей, органический, выделяется при контакте с воздухом. Должен залепить раны изнутри, чтобы кровью не истечь, и даже как-то обеззаразить. Но болит пиздец, будто горящего бензина вдохнул… Следующие пол часа ушли на то, чтобы залатать Грима, из которых десять минут Лена рылась в спасенном добре, в попытках найти аптечку. Как оказалось, большая часть медикаментов осталась в машине, и пришлось довольствоваться весьма скудными запасами. На руках у нее оказалась лишь пара самых обычных бинтов в доисторических картонных упаковках, йод в виде фломастера, и пара бутыльков с перекисью водорода. Невероятным везением оказалось найти склянку с обезболивающим наркотиком. Вездесущий «красный дым» завалялся между сменными носками, каким-то фигом угодившими в этот рюкзак, и коробкой патронов, и Окстон едва не закричала от радости, когда свет зажигалки блеснул на стекле. На массу Грима одной дозы было слишком мало, однако это лучше чем ничего. Здоровяк залпом осушил склянку и громко рыгнув разбил ее об дерево. — Ну, живодер, работай. — Икнул он, глядя как Лена разматывает бинт, пытаясь не запутаться в нем. Медицинские знания Окстон ограничивались армейским курсом первой помощи, пройденным много лет назад. Обрывки жизненно-важных воспоминаний, за годы ушедшие куда-то глубоко-глубоко в реку бессознательного, с трудом поднимались к поверхности. Ей приходилось почти физически напрягаться, чтобы уловить ускользающие инструкции, которые зачитывали молодым новобранцам. Но как назло, в голову приходило что угодно, кроме необходимого. Старый капитан медицинской службы, читал долгие, монотонные лекции, сопровождаемые фотографиями, и голограммами реальных ранений. Слишком точные в своей реалистичности, они казались отвратительными и большая часть новобранцев получила далеко не одну психологическую травму, созерцая их. При виде оторванных конечностей и развороченных взрывом тел, у кого-то начинала кружиться голова и подскакивало давление, других мутило до тошноты, а пара человек регулярно теряла сознание. Капитана же совершенно не смущала реакция солдат — он продолжал описывать порядок действий, необходимых в том или ином случае. Особого «вкуса», добавляла влажная, пропитанная запахом формалина духота, царящая в аудитории. Буквально за парой дверей отсюда, располагался действующий военный госпиталь, и порой, фото ужасных травм, сопровождались криками реальных раненых. Душераздирающее эхо, пролетающее по вентиляции и через неплотно прикрытие перегородки, заставляло кожу покрываться мурашками. Чем громче и надсадней вопил человек, тем более зловеще выглядело спокойствие лектора, он всего-лишь начинал говорить громче. Лена доблестно терпела первые три-четыре лекции, подавляя тошноту — ей отчасти нравилось выставлять себя неприступной, для столь мелочных страхов. Но когда дошло до травм брюшной полости ей стало дурно, где-то на фоне сознания появились размытые образы, чего-то старательно забытого, загнанного в самые темные углы разума. Её затрясло за партой — руки уже не могли держать световое перо, и то плясало по листу, вырисовывая каракули. К горлу подкатил болезненный, жгущий небо ком и она попыталась встать, но тут же упала в обморок, обливаясь рвотой. Самое мерзкое, что все это помнил и Грим, находившийся в той же аудитории, и он не постеснялся припомнить это сейчас.  — Как сейчас помню… Встала, вся белая как мел, да так и брякнулась! — Шептал он, с трудом сдерживая лающий смех, но язвил он скорее для маскировки, скрывая от Окстон реальную боль. На деле он чувствовал себя ужасно — правая половина тела горела от боли. Он почти не чувствовал руку, и с невероятным трудом сгибал пальцы, ощущая их как вздутые сардельки. Каждый вдох отдавался жгучим раскатом, проходящим по ребрам — спазм сжимал часть грудной клетки, заставляя тут же выдохнуть. Легкое ощущалось особенно отчетливо — оно будто было набито влажной, щекочущей ватой, или перьями. Возбужденные нервные окончания, давали ощутить каждый грамм боли, а стоящий во рту запах, и вкус крови, почти вынуждал пойти и проблеваться. То и дело, Грим прикусывал нижнюю губу и вскоре она превратилась в кровоточащую тряпицу, которую он продолжал остервенело жевать. Штурмовать шато в таком состоянии, казалось ему чистым безумием, не говоря уже о том, чтобы потом слинять, избегая оперативников «Вишкар». Те уже начали прочесывать дорогу — он отчетливо видел свет прожекторов, рыщущих вдоль обочин, и слышал голоса. Вдалеке раздавались одиночные выстрелы, периодически превращающиеся в скоротечные перестрелки, а значит Опричник продолжает отвлекать жандармов на себя. Чтож, он значительно оттянет тот момент, когда стражи закона поймут, что беглецы, скрылись в другом направлении, и лес заполонят поисковые команды.  — Тебя потом Купер и Ойнби вытаскивали, а ты им всю форму заблевала… Смотри, не наблюй мне на спину! А-то твоей головой оттирать буду! — Заткнись… Иначе, крови станет значительно больше! — Злобно шипела Окстон, затягивая бинт. Делать это одной рукой было той еще задачей, и Лена помогала себе зубами, зажимая в них края бинтов. Она тщательно обработала раны Буфорда перекисью, и для верности залила йодом — она не очень верила в «магические» способности организменного биоклея, а потому все еще очень сильно опасалась за своего спутника. Тем более, что она нашла лишь одно выходное отверстие, а значит большая часть пуль, все еще сидели внутри, и достать их, не было никакой возможности. — Надеюсь, у них не было экспансивок, иначе у тебя внутри фарш!  — Не… Они не настолько бронебойны… Уже об машину бы разбились… — Шипел Буфорд. На его вес обезболивающего было мало, и от наркотика, способного вырубить Окстон, он почти ничего не ощущал. Лишь через пол часа боль начала уходить, превращаясь в сковывающий тело лед — он наполнял руку и бок, концентрируясь вокруг ранений, и Грим окончательно перестал их ощущать. Истратив оба бинта, Окстон завязала концы, сделав из них некрасивый бантик. Они тут же потемнели от крови и начали понемногу сползать, так-что для верности, Лена закрепила их парой мотков клейкой ленты, найденной в том же рюкзаке. — Ага, может еще гаечным ключом по мне постучишь? — Прокомментировал Грим, глядя на это действо. — И постучу. — Продолжала огрызаться Лена. — Если найду! Закончив, она отошла на шаг назад, пытаясь оценить свои труды, и поморщилась. Даже по самым скромным меркам получилось ужасно — гипертрофированная мускулатура Грима не давала бинту прилегать к коже, и во многих местах он сполз, не смотря на изоленту. На месте ран, волокна уже пропитались и стали темно-кирпичными — проступающие через них кровавые капли текли вниз. Как сейчас Лена мечтала об тех навороченных нано-бинтах, которыми ее обматывали в клинике Циглер. Буфорд с трудом дышал, издавая протяжный, хрипящий свист, а каждое слово, давалось с трудом, как через кляп. И хотя кровь из рта уже не шла, он все еще ощущал ее запах, и ощущал, как она щиплет горло. Грим тяжко вздохнул и не без помощи Лены накинул на плечи куртку. Жар погони уже давно улетучился и стало холодно. Промозглый воздух пробирал до костей и обоих начало заметно трясти. — Грим, с такими ранами тебе надо остаться здесь. — Сказала Лена, присаживаясь рядом с ним. — И как ты планируешь в одну харю уработать Вдову? — Скептически заметил он, чисто рефлекторно трогая бинт. Правая рука висела плетью и двигалась в разы медленнее, ощущаясь тяжелой, как якорь. На мгновение Буфорд подумал, что взмахнув ею, может проломить дерево, что было недалеко от истины. — У нас и вдвоем, шансов было маловато. Они молча уставились в землю. На пару минут воцарилась сухая, тишина, наполненная шелестом мертвых листьев. Где-то наверху потрескивали ветви и в такт им, вдали раздались несколько выстрелов. — Если отступим, Вдова сменит укрытие. — Мрачно сказал Грим, не переставая теребить узелок бинта. Он поднял упавший рядом листик клена и его черенком указал в сторону дороги. — Они начнут искать уже утром, и… Скорее всего найдут шато. Она больше не сможет тут прятаться, и скорее всего, не станет тащить балласт, и прикончит твою подружку. Лена болезненно сглотнула. Бинтуя Грима, она совсем забыла истинную цель похода к Вдове — Эмили, рыжим призраком растворилась в суматохе мыслей. На ее месте остались лишь размытые фантомы, пахнущие старыми духами и горечью. От такого осознания Окстон передернуло. — Тогда ждать нет смысла. Она может решить, что нас сцапали жандармы. — Лена встала и отряхнув прилипшие к заду листья, начала натягивать лямки рюкзака. — А что нам остается, не сидеть же в лесу до старости. Что у нас хоть осталось? — Последнее было направлено в сторону припасов. — Скудно. — Это короткое, но до безумия емкое слово, в точности описывало состояние дел. Помимо пистолетов, уже бывших на поясах, в рюкзаках нашлась пара гранат, заряд пластида, с уже вкрученным взрывателем и несколько коробок с патронами разного калибра. Половину из них некуда было зарядить, и Грим без зазрения совести их выложил. На лямках его собственного рюкзака висел чудом уцелевший дробовик, к которому остались лишь картечные шеллы, и горстка патронов разного назначения. Так же нашелся цифровой бинокль и длинный моток веревки. Остальной хлам не представлял боевого интереса, представляя собой сменное белье, и продукты питания. — Ну, почти с голыми руками… — Расстроенно прошипел Грим. — А я то, дурак, набрал всякого разного, думал Рембо поизображать. А теперь… Что уцелело, шакалам из жандармерии достанется! Надо было все в салоне держать. Он зарядил дробовик, и опираясь на него, как на трость, начал вставать. Волна боли, подобно наконечнику копья, пробила выстроенную обезболивающим ледяную стену и пронзила правую половину тела. Грим зашипел, но увидев что Лена собирается помочь, огрызнулся. — Я не инвалид. И как ты мне поможешь, своими цыплячьими лапками? Я вешу полтора центнера! — Заявление было вполне резонным, и Лена даже не нашлась что ответить. Грим сделал пару шагов. Попробовал шагать в привычном для себя темпе, но тут же согнулся, ощутив как вкус крови с новой силой подступает к горлу. — Ну? Фура-недоросток, идти можешь? — Ага, но только как пенсионер… — Он потер бок, и сняв с пояса компас, сверил стороны света. — Если все верно, нам надо просто выйти к озеру. Шато должно быть на берегу, а значит, рано или поздно, мы к нему выйдем…

***

Угасание — In The Breath Of The Wind Лес полнился зловещими звуками — подобно прелюдии к самой страшной части хоррор-фильма, он нагонял на Лену жути. Типичная жительница города, она не была на дикой природе уже много-много лет, и каждый шорох казался ей подозрительным, и пугающим, а запахи щекотали ноздри. Она принюхивалась и прислушивалась, отчаянно вглядываясь в темноту, подслеповатыми глазами. Воздух казался густым как кисель, от переполняющей его влаги — она оседала на лице и руках, заставляя Лену поеживаться от холода. Каждый вдох наполнял грудь сладковатым ароматом гниения, исходящим от поваленных деревьев и листьев, ковром усеивающих путь. Где-то на самой грани ощущений, она чуяла озеро. Тяжелый запах тины и ила, становился сильнее по мере их продвижения вглубь леса, и вскоре он отчетливо ощущался. Все вместе, эти ароматы напоминали запах свежевыкопанной могилы — влажной и темной. Под ногами монотонно хрустели листья. Этот сухой звук сопровождал почти каждое движение, неприятно напоминая телевизионные помехи. Листва гроздьями сыпалась вниз, при каждом порыве ветра. Падая на землю, они скрывали своих подгнивших, влажных собратьев, только чтобы вскоре присоединится к ним — стать единым целым с гниющим ковром. Днем это выглядело красиво — переливающиеся всеми оттенками желтого и красного, листья играли на солнце. В темноте же они казались черными, как куски сгоревшей бумаги, что золой оседает на земле. Изредка под ногой раздавался хруст ветки. Резкий как выстрел, он казался таким громким на фоне шелестящего фона, что Окстон вздрагивала, хватаясь за оружие. Грим тихо посмеивался над такой реакцией — даже раненный он шагал гораздо осторожней, и почти не издавал шума. Холодный осенний ветер играл кронами деревьев, заставляя ветви трещать и тереться друг о друга, издавая глубокий, протяжный скрип. Каждый новый порыв звучал по новому, и в этих звуках, подсознание Лены вылавливало самые неестественные. Понятия не имея, как звучат деревья, ее разум задавал себе вопрос, что может их издавать, и ответы, заставляли Лену содрогаться от ужаса. Все просмотренные хорроры, глубинные страхи и пережитый стресс, стали отличным конструктором для фантазии. Рукастая сука могла создавать удивительные миры, но почему-то упрямо лепила лишь монстров… Они мерещились Лене повсюду — призрачные силуэты, мелькающие на самой грани видимости, быстро исчезали в зарослях или за деревьями, а то и просто рассеивались как дым. Старые, трухлявые пни и поваленные деревья, походили на нечто притаившееся в тени, а когда ветер поднимал с земли горсти листьев, они невольно складывались в зловещие силуэты людей. Порой они сопровождались тихими шорохами, но Окстон не могла понять, реально ли их кто-то издает, или это мелкая живность. Несколько раз она дергалась от испуга, когда неподалеку кто-то быстро-быстро пробегал. Она принималась вертеть головой, в попытке отследить источник звука, но каждый раз оказывалась обманута. Шаги звучали сразу со всех сторон и с разных дистанций, эхом отдаваясь от деревьев. Окружающие деревья служили отличным укрытием для любого кошмара, что решит спрятаться среди них. Старые, покрытые сухой, шелушащейся корой стволы, черными колоннами устремлялись ввысь. Их покрывали тоненькие лозы одичавшего винограда, неизвестно как выживающего в столь сложных условиях. Лена и Грим шли медленно, но уже не только из-за ранения последнего, а из-за местности. Приходилось взбираться на поросшие молодыми деревцами холмы, и медленно-медленно спускаться с них. Листва под ногами разъезжалась, скользко чавкая и обнажая сгнившую траву, и приходилось держаться за ветви, чтобы не упасть. Земля — жирная и скользкая от влаги, превращались в липкую грязь, норовя принять в себя ногу путника, по самую щиколотку. В низинах образовывались небольшие озерца, покрытые тонкой коркой прозрачного осеннего льда. В разные стороны от них расползались журчащие ручьи — идти рядом приходилось осторожно, земля проваливалась, или съезжала в ледяную воду. Деревья росли плотно — местами между них не пропихнуть и руку, а их ветви образовывали плотные стены. Пышными зарослями росли колючие кусты, сквозь которые приходилось продираться с боем, или искать обходной путь, что выливалось в нереальную трату времени. Обычно они цвели красивыми, красными цветками, и давали кисловатые ягоды, служащие пищей для многих птиц — сейчас они приносили лишь сложности. Сквозь опавшие листья выглядывали узловатые корни, об которые Лена запиналась, или оскальзывалась. В этот момент деревья, будто специально подставляли ей ветви, чтобы англичанка побольнее ударилась об них, или рассекла себе ладони. Несколько раз упав, и едва не потеряв пистолеты в луже, Лена растеряла остатки своего боевого духа. Все это напоминало Лене курсы выживания, проводимые специально для пилотов, ведь никогда не знаешь, где придется покинуть горящий самолет. Так же грязно, холодно, и жутко. Тут и там, валялись гниющие стволы упавших деревьев, или торчали трухлявые пни, оставшиеся от них. На их коре росли поздние грибы, с темными, почти черными шляпками и мерзкая желтая плесень. Она выбрасывала в воздух плотные облачка спор, стараясь заразить как можно большее пространство — они флюоресцировали, сияя мягким желтоватым светом. Издалека их легко можно было спутать со светлячками — хаотично двигающееся облачко желтых точек. Когда-то давно эту растительность высадили здесь, в попытке сохранить зеленые насаждения Европы — большая часть лесов выгорела во время войны, или погибла, от химического оружия. Первое время за ними следили и ухаживали, но чем больше отдалялась война, тем меньше внимания уделялось парку. Люди уходили из разрушенной округи, стекаясь к крупным городам, и вскоре, тысячи деревьев остались одни, полностью предоставленные сами себе. За годы, саженцы разрослись, превратившись в густой лес, чьи корни уже подмяли под себя следы давних боев. Даже руины Анси, практически полностью исчезли с лица земли, превратившись в поросшие деревьями курганы. Лишь изредка на глаза Лене попадались следы былой жизни — выцветший и проржавевший дорожный знак, на половину торчащий из земли, или кусок бетонной плиты, выглядывающий из-под листьев. Местами среди корней виднелась арматура или обрывки высоковольтных проводов. В какой-то момент, из темноты показалась и их «носительница» — старинная электровышка. Одинокий памятник былым временам одиноко стоял среди деревьев, и было невероятно странно видеть нечто подобное здесь. Ржавая конструкция, казалась совершенно чужеродной в таком окружении и Лена ненадолго остановилась рядом. Покосившаяся и слегка покачивающаяся на ветру, она все еще возвышалась даже над самыми высокими деревьями, и ее верхушка скрывалась в темноте. Свисающие вниз обрывки проводов зловеще скребли по металлу, сбрасывая вниз кусочки ржавчины. Этому звуку, столь похожему на затихающий шелест радиопереговоров, вторило далекое карканье — несколько ворон, невидимыми тенями парили над лесом. Дальше лес становился чуть менее плотным, а сами деревья, напротив, более массивными, и широкими. Старые, покрытые мхом и плесенью дубы, перемежались разлапистыми ивами, и кленами — очевидно, начиналась более старая часть, высаженная в некотором подобии порядка. Между деревьями стали заметны равные пробелы, оставленные человеком, а под листьями изредка стал слышаться хруст перемешанного с грязью гравия. В кронах появились небольшие просветы, сквозь которые проглядывала луна. Подернутый дождевыми облаками, желтоватый полудиск, бросал вниз холодный призрачный свет, но в лесной мгле, он казался ослепительно ярким. Вступая в него, путники тут же жмурили привыкшие к сумраку глаза, и следующие несколько минут, уже почти ничего не видели. В эти моменты Лена особенно напрягалась, ощущая, что лес вокруг отнюдь не так дружелюбен, как мог бы казаться. Угасание — Last Night Из-под земли стали показываться гниющие останки цивилизации — среди деревьев виднелись покосившиеся дорожные фонари. Некоторые уже вросли в кору, став единым целым с деревом, а обрывки проводов, свисали вниз, как лианы. В тени кустарника, Лена заприметила вросший в землю мусорный бак и несколько остовов брошенных машины. Они превратилась в плохоопознаваемые кучи ржавчины. Металл, под воздействием непогоды превратился в труху, и лишь самые стойкие детали, сохранили первозданный вид. Чуть дальше, прямо между деревьев, лежал вдавленный морской контейнер — листья, годами копящиеся на нем, уже превратилась в подобие грунта, и сквозь металл выглядывали чахлые кустики. Во вмятинах скапливалась вода, тоненькими ручейками стекающая вниз. Лене ничего не стоило представить, что весь мир мертв. Хватило бы просто закрыть глаза, и все бы исчезло. Внезапно она осознала, что идет слегка пригнувшись, будто ожидая внезапной атаки, а в голове, царит странная, гудящая чернота, из глубины которой, глядят невидимые глаза. Древнее, почти первобытное сочетание запахов дикого леса, пробуждало столь же древние инстинкты. Веками притупляемые цивилизацией, они все еще дремали в каждом человеке, чтобы в нужный момент, дать возможность выжить, но конкретно сейчас они играли с Леной в очень плохие игры. В тени деревьев-исполинов, исходящихся ароматным паром, и истекающих смолами, она ощущала себя крошечной, и слабой, а темнота, лишь усиливала этот эффект. Звуки качающихся деревьев, шелест сухой листвы и скрип сучьев сливались в симфонию, уже давно не касавшуюся ее ушей. Она давила на перепонки чистотой звучания, его естественностью. Напрасно мозг пытался найти столь знакомый гул гравикаров или вагонов монорельса, не шумели над головой самолеты, и не ревела уличная реклама, а тысячи разнотонных голосов, не окружали ее со всех сторон. Непередаваемое чувство покинутости и одиночества захлестнуло ее, погружая, в состояние близкое к панике. Нервы напряглись до предела, превращаясь в натянутые струны скрипки, по которым ерзал смычок неясной тревоги. Мышцы становились слабыми, почти невесомыми, будто руки и ноги заполняла вата, а в районе сердца появилось неприятное щекотание. Во все стороны от него прокатывались волны отупляющей слабости, обычно накатывающей после сильного испуга. Страх сковывал ее. Лена не видела опасности, но ощущала ее каждой клеточкой своего тела — иррациональный, первобытный ужас перед лесом. Он прошел с нами сквозь века, и сколь бы бесстрашным человек не был, ночной лес, все так же остается колыбелью его кошмаров. Все чувства говорили — здесь небезопасно ходить одной. И в то же время, откуда-то из глубины леса, из самой темной чащи, оставляемой путниками в стороне, шел пленительный, неуловимый зов, названия которому нет. Внезапно Лене захотелось свернуть в сторону и молча побежать на него, скрыться среди деревьев, раствориться в их листве, и исчезнуть навеки. В голову полезли образы голых, диких людей, прячущихся за деревьями. Их тонкие руки и ноги измазаны глиной, а лица закрывают примитивные маски из плетеных ветвей, или кусков коры, на которых вырезаны грубые человеческие черты. Они молча наблюдают, на мгновения выглядывая и тут же скрываясь — но это не монстры, нет, это человеческое прошлое. Тысячи лет потребовались человеку, чтобы стать цивилизованным, и всего пары дней, может хватить, чтобы одичать, скатиться обратно, к своему естественному существованию. Такому простому. Такому пленительно простому. Инстинктивному. На самом деле, только Грим, идущий рядом не давал ей впасть в глубокий, странный транс — смесь благоговейного ужаса, и пленительного желания. Его хриплое дыхание и уже знакомый запах одеколона, казались хрупким островком безопасности, во мраке леса.  — Грим. — Тихо, почти шепотом, позвала она. — Что? — Мне что-то не по себе… — Поежившись сказала Лена, осторожно перешагивая через торчащий из земли пень. Неизвестно кто его погрыз, но следы чьих-то зубов, и разлетевшиеся вокруг щепки, красноречиво говорили о внушительных габаритах этого существа. — Страшно? — Полусощуренные глаза Грима напряженно вглядывались в лес. — Нет… — Да ладно, мне тоже… — Признался он. — Хрен его знает, что за дичь Вдова тут развела. Ты видела отметины? — Эти? — Лена кивнула назад, в сторону пня. — Ага, уже не первые. Слишком уж странные, не знаю животных такое делающих. Не кабан, уж точно, и надеюсь, что не медведь. «У нас ведь пушки… Что нам сделает медведь?» — Подумала Лена внезапно открыв для себя, что понятия не имеет, что может медведь. Даже внешний вид косолапого властителя лесов, представлялся ей смутным. Эти размышления, лишь еще больше напугали ее, добавив в окружающую картину, новую, смутную угрозу. Теперь, здоровенная косматая тень, с сияющими желтыми глазами, неотступно следовала позади — ветер стал его дыханием, шелест и треск, шагами, а страх, пищей. Англичанка была готова клясться, что слышит тяжелое, смрадное дыхание, доносящееся сзади и чует вонь немытой шерсти. Но стоило ей обернуться, как позади ничего не оказывалось, кроме леса. Нескончаемого леса. Черные столбы стволов окружали ее и тянулись во все стороны, пока не сливались в единый непроницаемый фон. «А сверху он казался таким маленьким, таким незначительным» — Подумала Окстон, в очередной раз вглядываясь в ряды деревьев. Они шли уже довольно долго, и Лена окончательно сбилась с пути. Если вначале, она пыталась запоминать ориентиры, то уже спустя десять минут, бросила это дело. Становилось холоднее, а в воздух все больше напитывался влагой. Вырывающийся изо рта пар, уже не рассеивался сразу. В какой-то момент, запахи коры и листьев, уступили гнилостному смраду ила. Странный шелестящий звук, уже некоторое время звучавший в отдалении, превратился в ритмичный шум. — Волны. — Сказал Грим, поднимая палец. — Значит мы идем верно. — А были другие варианты? — Обеспокоенно уточнила англичанка. Она взяла в руки тонкую, гибкую веточку и нервно теребила ее в пальцах. — Да. Мы могли нарезать круги по чаще, до самого рассвета! — Слова Грима были настолько наигранно-радостными, что Лена не могла не улыбнуться. Угасание — Border Of Worlds Его слова оказались верны. Вскоре, среди деревьев наметился просвет. Он ярко выделялся на фоне лесного сумрака. Лунный свет призрачными щупальцами проникал сквозь него, мерцая на каплях влаги. Деревья начали расступаться, а кустарники мельчать, и сквозь них не приходилось продираться с боем. Спустя несколько минут, Лена и Грим остановились на самом краю леса, оглядывая открывшееся им побережье озера Анси. Холодный ветер с воем гулял по берегу, и Лена поежилась, поднимая воротник повыше. После нагнетающей, клаустрофобной атмосферы леса, берег показался ей поразительно спокойным, даже дышать тут стало легче. Окстон с радостью расправила плечи и не таясь шагнула вперед. Под ногами зашуршал бледно-серый песок, присыпанный трепещущими листьями, и небольшими веточками. — Как давно я не была на пляже… — Пробурчала она, обводя озеро взглядом. Водная гладь уходила далеко вперед, и в темноте противоположный берег был неотделим от нее. Он казался черной, бесформенной массой, над которой возвышались зазубренные силуэты гор. Лунный свет отражался от их заснеженных пиков, из-за этого в озерной долине было несколько светлее, чем в лесу. Далеко справа, за небольшой песчаной косой, вырисовывались остатки руин Анси. Над темным древесным массивом возвышались две покосившихся многоэтажки и провалившиеся от времени купола старого католического храма. Над ними вились едва-едва различимые точки — прибрежные птицы, облюбовавшие брошенное людьми жилье. Откуда-то из леса донесся протяжный, злобный вой. Он эхом пронесся над деревьями. Окстон обернулась — вход в чащу выглядел как жуткая, зубастая пасть, ведущая в сгнившие недра неведомой твари. Даже затхлый запах листвы, казался ей теперь мерзким, и тошнотворным. Где-то там, далеко, она заметила багровый свет пожара, оставшегося от погони, а еще дальше, в небо поднимался дым от догорающей бензоколонки. Там же сновали светящиеся точки — пожарные гравикары, тушащие расползающийся огонь. «Грим прав, куда не приду, все взрывается». — Подумала Лена, переводя взгляд на воду. Озеро было неспокойно. Ветер гнал к берегу невысокие, пенные волны. Зарождаясь где-то в центре озера, они медленно набирали силу, чтобы с шумом разбиться о песчаный берег. Вместе с ними по воде плыл какой-то мусор, оставшиеся еще от людей и крупные ветви. У берега болтались несколько древесных стволов, и вода журчала между ними, заставляя ударяться друг о друга, издавая булькающий стук. Ритмичное движение воды, сливалось в нескончаемый шум, похожий на утробное дыхание. Будто нечто титаническое спало на дне, и каждый вдох заставлял озеро колебаться. Лунный свет зловеще играл на непроницаемо-черной поверхности воды, изредка высвечивая силуэты давным-давно затонувших лодок, и маленьких яхт. Их мачты выглядывали на поверхность, мерно покачиваясь из стороны в сторону. Грязные обрывки парусов, трепетали на ветру, норовя оторваться, а чуть дальше, слева, в глубину озера выдавался старый, почти разбитый пирс. Его качало волнами, и гнилые, поросшие плесенью, и водорослями доски ходили ходуном, едва не отрываясь под напором стихии. От еще держащихся чугунных кнехтов, в воду уходили зеленые от водорослей канаты. Проследив за одним из них, Лена невольно обратила внимание на массивную, черную тень, выглядывающую из воды, на расстоянии пары десятков метров. Угловатое нечто, вопреки волнам, оставалось недвижимым и Окстон прищурила глаза. То что она изначально приняла за корму затонувшей лодки, оказалось бортом транспортного омника, сбитого еще в войну. В его борту зияли десятки прожженных зенитными лазерами дыр, сквозь которые виднелись оплавленные механизмы. Массивные двигатели выглядывающие из воды, тихо булькали, когда волны начинали вращать их турбины. — Тут таких много лежит. — Тихо сказал Грим подходя к краю воды. Волна с шумом ударилась прямо перед ним, обдав наемника холодными брызгами. — Вдоль побережья располагалась зенитная батарея, которая встречала Омников, прущих сквозь Швейцарию. Думали отсечь их, направить на север Италии. Плохо кончилось… В обе стороны тянулся грязный, песчаный пляж, заваленный ветками, и кучками листьев. Волны приносили на него мусор, и обломки затонувших лодок. Тут и там виднелись старые, выцветшие банки, и бутылки, торчащие из песка. На самой кромке воды, толстым слоем плескались изорванные полиэтиленовые пакеты, и гниющая одежда. С легким содроганием Лена отметила, что это по большей части старая военная форма, изорванная и обожженная. Никто даже не потрудился собрать следы войны, а тела солдат, ушедшие на дно, так и остались там, придавленные весом оружия, бронежилетов, и амуниции. Сквозь тусклый, серый песок проглядывали едва различимые руины прибрежных домов, и останки брошенных автомобилей. Вдоль того места, где раньше начиналась обитаемая зона, сохранился ряд массивных волнорезов — скорее декоративных, нежели функциональных. Бетон потрескался и порос зеленоватым мхом, а натянутая между волнорезами цепь проржавела насквозь, и ее звенья срослись воедино. В годы войны, они служили укрытием для пехоты, и зенитных расчетов. Об этом ярко свидетельствовали лазерные ожоги, и следы от попаданий крупного калибра, оставшиеся на бетоне. Вокруг них, из песка выглядывали груды ржавых гильз и окислившихся лазерных батарей. На вершине самого большого волнореза, лежал помятый солдатский шлем, с привязанной к нему белой ленточкой. Сквозь трещину в лицевом визоре, были продеты несколько пластиковых гвоздик, выцветших от времени. Неизвестно кто их туда водрузил, но это был единственный памятник, оставшийся в этой глуши… — В какую нам сторону? — Спросила Лена. Она подошла к ближайшему волнорезу и потрогала его. Бетон оказался холодным и мокрым. — Ну… Я тут никогда не был. — Грим попытался почесать спину, но тут же скривился от боли, и закашлялся. — Анси на севере… И мы его видим. Значит нам на юг…  — Надеюсь мы на нужном берегу. Не хотелось бы огибать все озеро. — Озабоченно буркнула Лена. — Ты как? — Больно. И хочу виски. — Огрызнулся наемник, и с уверенностью зашагал вперед. По лицу кривоватой, прихрамывающей походке, было видно, что ему куда больнее, чем кажется, но Лена не стала с ним спорить. Она уже усвоила, что Буфорд скорее удавится, чем признает свою слабость. Они медленно шагали по пляжу, специально стараясь держаться поближе к лесу. Тени деревьев отлично маскировали путников от нежелательных наблюдателей и стрелков, что позволило несколько расслабиться. Погода постепенно ухудшалась, и на горизонте показалась массивная туча, более черная чем ночное небо. Она медленно выползала из-за гор, перекрывая лунный свет, и вскоре темнота стала еще гуще. Лена напряженно всматривалась в берег, надеясь, что вот вот, за очередным береговым поворотом, или заросшей деревьями «косой» увидит шато Вдовы. Но видела лишь все те же следы былой жизни. Из песка выглядывали крыши и стены домов, выцветшие, и потрепанные волнами. В некоторые еще можно было войти сквозь дыру в черепице, или окно, черной норой выглядывающее из песка. Между волнорезами стали попадаться старые зенитки — счетверенные лазерные установки, на невысоких металлических лапах походили на закопавшихся в песок крабов. Вокруг них горами лежали израсходованные батареи, и всякий мусор, оставленный солдатами — торчащие из песка каски, изорванные бронежилеты, и пустые магазины. Под ногами Лены часто хрустели пузырьки от лекарств, или звякали гильзы. Несколько раз ей казалось, что хрустнули чьи-то кости, но она быстро выбрасывала эти мысли из головы. Сложно было поверить, что битва кончилась уже много лет назад — все эти вещи, оставленные на поле боя, выглядели так, будто их владельцы сбежали совсем недавно. День, максимум два назад. Было совсем нетрудно представить как все было — как зенитчики сидели здесь, в ожидании волны машин, переваливающей через горы. Встречать целый рой лицом к лицу — верная смерть. Это напряжение пропитало землю и воздух, передаваясь сквозь годы. Лена чувствовала его, будто что-то тяжелое давит на грудь, не давая сделать вдох. Несколько раз из песка показывались перевернутые и разбитые грузовики снабжения. Остатки брезентовых тентов трепетали на ветру, давая рассмотреть кучи ящиков, лежащих внутри. Конечно пустых — содержимое давным-давно растащили мародеры… Plotnik82 — Ambient A Вскоре позиции кончились, а берег изогнулся, превращаясь в вытянутую косу, поросшую молодыми кленами. Красные листья дождем сыпались вниз, и катились на волнах во мрак, пока не сливались с ним воедино. Среди деревьев стоял гражданский автобус с большой надписью «Эвакуация» на борту. Увидев его, Лена болезненно улыбнулась — такие «старички», уже давно вышли из эксплуатации, оставшись лишь в воспоминаниях. Вытянутый и высокий автобус, работающий на солярке, отдаленно напоминал кирпич с колесами. Остатки желтой краски уже почти не различались на фоне ржавчины, и гниющих листьев, плотным слоем укрывающих крышу исполина. Под их весом и давлением погоды, машина просела, касаясь дном земли, и старые колеса утопали в грунте почти до половины. Вместо окон зияли неровные, рваные дыры, по краям которых поблескивали осколки стекла. Вокруг них чернела застарелая гарь и виднелись потеки металла — серые капли веером растекались от тех мест где раньше было стекло. Подойдя поближе, Окстон заметила причину — в борту чернела опаленная дыра размером с бочку. Её края потекли как расплавленный сыр, а салон за ней, покрывал слой застывшего металла. Из земли вокруг торчали осколки стекла, выбитого взрывом — их бесофрменные края оказались гладкими, как галька. Вместе с ними, виднелись кусочки металла и ржавые гильзы.  — Ладно, все… Пять минут отдыха. — Сказал Грим проходя к передним дверям автобуса. Он скинул рюкзак на землю и тяжело пыхтя уселся на подножку. Автобус жалобно заскрипел ржавыми рессорами и чуть накренился в сторону здоровяка. — Надо перевести дыхание. — Может, ты останешься тут? — Поинтересовалась англичанка. — А я пойду дальше. — Мы это уже обсуждали. У тебя нет шансов. Да, и догнать тебя я уже не смогу. — Скептически развел руками Буфорд. Его повязка потемнела от крови, но, похоже, чувствовал себя наемник получше. Он достал из рюкзака бинокль и кинул ей. — На, на крышу заберись, может увидишь что интересное. Лена качнула головой, отбрасывая упавшую на глаза челку. Чем ближе становился момент возмездия, тем больше она понимала, что все идет не по плану. Покуда шато Вдовы таилось во мраке далекого будущего, она сохраняла спокойствие, но сейчас… Внезапно ей захотелось развернуться и уйти, отдалить встречу с неизбежностью. «Возможно мы ошибаемся, может она все же сменила адрес» — Подумала Лена, вешая бинокль на шею. Старый автобус был выше чем современные образцы, и Лена не сразу смогла залезть на капот. Лобовое стекло разлетелось на куски и она увидела темный, грязный салон — в нос ударил едкий запах застарелой гари, и окисленного металла. Автобус выгорел дотла — пластиковые панели, когда-то укрывавшие стены, оплавились и потекли, превратившись в черное, уродливое месиво, крупными каплями свисающее с потолка. От сидений остались только скелетообразные каркасы, заваленные обгорелыми останками чьей-то клади. К радости Лены, скелетов внутри не обнаружилось — она знала каково это, гореть заживо, и вид обгорелых останков всегда приводил ее в ступор. Пол автобуса усыпали куски стекла и занесенные ветром листья. Местами он уже прогнил и сквозь дыры, в недра машины прорастал какой-то колючий куст. Его ветви уже опутали несколько сидений, используя их как подпорки. Почти нетронутым осталось место водителя. Перегородка, отделяющая его от салона, лежала на боку, с корнем вырванная из своих креплений. На почерневшей от сажи поверхности, до сих пор виднелись следы ладоней, и мерзкого вида разводы. На приборной панели, в треснутой чашечке, до сих пор лежали старые монетки. Настоящие «евро» — почти раритет, из эпохи до омнического кризиса, Окстон видела их лишь в музее. Прихватив пару штучек на память, она не без труда влезла на крышу автобуса. Ржавый металл нехорошо хрустел, крошась как печенье и нога девушки едва не провалилась в салон. Ремешок бинокля сполз и зацепился за острый край крыши, но Лена не обратила на это внимание. Она застыла тяжело дыша от напряжения. Глаза расширились. Бинокль оказался не нужен — шато было впереди, буквально в сотне метров. И в его окнах горел свет…