***
Бухта была по-своему красива. Извилистый берег тянулся от Уинтропа до Хадла, связывая между собой цепочку мелких пристаней. Эмма считала, что ей повезло. Стоять на причале, опершись о тяжелую якорную цепь, и смотреть, как солнце поджигает стеклянные небоскребы. Жаль, что солнце было здесь роскошью, а обеденные перерывы короткими. Дэвис обещал помочь и помог. Оказалось, что ее судимость погашена. Работа шерифом позволила претендовать на место в полицейском департаменте, вот только платили там скупо, а чтобы подняться по карьерной лестнице, нужно было поступать в университет или академию – непозволительное расточительство времени и средств для матери с ребенком. Другое дело – таможня. Иногда Эмме казалось, что дух порта не вытравить никогда. Она стояла под душем до последнего, пока не раздавался настырный стук в дверь, оповещавший, что горячая вода вот-вот закончится, но кисловатый запах солярки и металла преследовал ее везде, а соль белой сыпью грозила съесть отпечатки пальцев. И хотя Эмма большую часть дня проводила в офисе, оформляя и досматривая грузы, грязь въедалась под кожу, а лицо дубело от ветра и напускного безразличия. Грязь передавали через рукопожатия, разносили точно вирус иммунодефицита свою продажность. Ее перестала удивлять людская алчность. Что только не пытались провезти через таможню. Эмма Свон спрашивала: сколько? И лишь иногда ее терзал вопрос: зачем? Они приехали перед самым началом учебного года, когда классы уже укомплектованы, и только благодаря целеустремленности и обаянию Миллс, занимавшейся оформлением документов, Генри оказался в нормальном классе, а не каком-нибудь гетто. Школа принесла новых знакомых, но и оставшихся в Сторибруке мальчик не забывал. Тогда его матери отводили глаза, отворачивались от него и друг друга. Регина каждый день встречала сына после уроков. Когда занятия затягивались или автобус обгонял расписание, женщина заходила в Королевскую часовню*. Унитарианская церковь стояла на пересечении Скул и Темонт, рядом с парком, где они частенько проводили время после занятий. – По местам былой славы, шериф? – Я больше не шериф, - отмахнулась Эмма. – А я больше не Злая Королева, но кого это волнует? Оказавшись в Бостоне без денег и крыши над головой, Эмма случайно набрела на часовню. Дубовые церковные скамейки - не лучшее место для ночлега, но безопасней подземки метро, а кагор согревал и наполнял внутренности. После одной из промозглых ночей ее заметил престарелый капеллан, дал кров и пытался привить веру. Вера в завтрашний день, вот в чем нуждалась Регина Миллс. Когда ее спрашивали о прошлом, женщина говорила, что она вдова. По сути, так и было, если вспомнить о Леопольде. Но вспоминать она не любила и теребила кольцо на безымянном пальце, подаренное далеким несбыточным мужчиной. В общине миссис Миллс пользовалась всеобщим уважением. Эмма натянула шапочку до бровей и, засунув заледеневшие руки в карманы куртки, спустилась в метро. Еще одна вещь, к которой Регина так и не привыкла. Гвалт машинерии и людское море, вторгавшееся в личное пространство Королевы. Переплетение рельсов и чехарда станцией. Эмму подхватил поток, перенеся с «красной» на «зеленую» ветку. Предрождественская суета заползла в подземку, принеся атмосферу нервозности и эйфории. Время неслось со скоростью электропоезда с запаянными дверями. Эмма прикрыла глаза, считая оставшиеся до дома остановки. По выходным они ходили на мост Лонгфелло кормить королевских лебедей. Генри обожал глядеть на туристические лайнеры, музейные корветы и дорогущие яхты, высматривая на горизонте черные паруса «Веселого Роджера». Но капитан Крюк остался в другом мире, как и его непотопляемый бриг. Смерть – отличное средство против древесных жуков и червей. Лебеди плескались у самого берега или тянулись за лодками вдоль реки, совершенно не боясь людей. Гребцы налегали на весла, но Эмме казалось, что они стоят на одном месте. Бостонская регата никого из них не впечатлила, в отличие от фестиваля средневековой музыки, на который они забрели случайно. Королева словно скинула десяток лет, погружаясь в знакомую атмосферу, а Генри с горящими глазами наблюдал за перерождением матери. И только сердце шерифа щемило от тупой боли в груди, будто чувствовало, что город по-прежнему не принимает Миллсов, а те его. Эмма притащила их в свое прошлое, а прошлое следует оставлять в прошлом. Ей больше не требовался барометр для понимания Регины, разве что стаканчик виски временами. Генри все еще спрашивал, когда Злая Королева вернется в Сторибрук или хотя бы отселится, но больше по привычке. – Ты действительного этого хочешь? - спросила Эмма, разогревая ужин. Обычно Регина уже была дома, но сегодня в церкви проходила поминальная служба, с которой она обещала помочь. – А ты? Парень умел застать врасплох. Вот и сейчас, уставшая и голодная после смены, Эмма замерла на кухне, не рискуя отвести глаза. Мальчик унаследовал от нее способность распознавать вранье, но еще не понял, что у лжи тысячи оттенков и причин. – Она милая. Готовит, убирает… – Милая? – Генри чуть не подавился соком. – Когда молчит, – уточнила Эмма. Ключи со звоном упали на пол. Миллс отпрянула от двери и нарочито громко стала раздеваться, и Генри рванул в прихожую, помогая матери с покупками. Стерев со щеки подтаявшие снежинки, Регина вошла в гостиную: – На дежурство? – С.. – Отлично, – она продемонстрировала ряд белых зубов. – Как насчет провести Первую ночь вместе?** Эмма поперхнулась: – Не уверена, что готова. – Раз уж мы в Бостоне, надо соблюдать традиции, – сказала Регина и, забрав у нее бутылку пива, вернула в холодильник. Свон простонала. Даже капельки влаги не успели испариться со стекла. – Генри, иди сюда, у меня есть для тебя подарок. – Королева явно что-то задумала и светилась этой мыслью. – Компас! Сначала барометр, теперь компас, мало ей разговоров о пиратах и просьб прокатить на патрульном катере. – Он укажет дорогу к счастью, – сказала Регина, склонившись над ребенком. – Ты вложила в него магию? – Милый, ты же знаешь, что у меня ее больше нет. Эмма так не думала: не пользоваться - не значит не иметь. Но у нее был припасен собственный фокус: – Дай-ка посмотреть. Взяв компас, она поднесла его к висящей на стене карте, как когда-то Злая Королева держала магический кристалл над Сказочной страной. Стрелка дернулась и поползла на запад. Ловкость рук, и никакого мошенничества. Там, куда она собиралась, это необходимо. – Ничего себе! – Лас-Вегас? – Регина презрительно вскинула брови. – Город вечной ночи и порока, где сбываются мечты, а шаловливая Фортуна подменяет унылую пуританку Судьбу, - продекламировала Эмма какой-то туристический буклет, пряча магнит в рукав. – Мисс Свон, вам очень подходит. – Мне предложили там работу. Она ждала любой реакции, но не смирения. Континентальный климат иссушил Регину, а может, ей уже было все равно где жить, если вместе. Дэвис сказал, что большому парню из Вегаса требуется помощник, способный найти из-под земли все, что угодно, а это совсем другие деньги и риски. Эмма не собиралась всю жизнь горбатиться в порту. Это стало ее идеей фикс – обеспечить семью, не просто вывести из нужды, а обеспечить всем необходимым и даже больше. Словно она пыталась восполнить те одиннадцать лет, когда Генри находился на попечении приемной матери. – Значит, никаких чудес? – И это говорит мне Злая королева? Обхватив плечи руками, Регина отвернулась. Окно выходило на площадь, до отказа заполненную людьми. Перед Рождеством на ней залили общественный каток и установили ледяные скульптуры оленей, эльфов и фей, и гирлянды огненной змейкой обегали их контуры, грозя растопить до срока. – Что ж, у Злой Королевы для вас тоже есть подарок. Зашторив окна, она развернула оставшиеся пакеты. – Перчатки? – Мисс Свон, вы слишком часто распускаете руки. Делайте это хотя бы в перчатках. Эмма закатила глаза. Говорят, в пустыне Мохаве ночи холодны, как объятья мертвеца, говорят, мистер Ривера требует, чтобы его люди не оставляли следов. – Спасибо. – А теперь, мисс Свон, что еще вы решили за нас? – спросила Регина. Генри насупил брови, а Эмма поежилась и на одном дыхании выпалила: – Я продала машину. – На металлолом? – Реставратору. Милый старичок попался, собирается после ремонта сдавать «жука» для свадеб и киносъемок. – Как ты могла? – вклинился между ними Генри. – Это же память о вас с Нилом! – Это прошлое, – сказала Эмма. – Для женщины с ребенком требуется более удобный транспорт, – и посмотрела на Регину. Они обе изменились. И только Генри хранил детскую непринужденность. Регина погладила его по голове: – Значит, больше никаких «ошибок»? Знала бы Королева, как заблуждается. Лас-Вегас стал очередной их ошибкой, не из-за свадьбы. Каково проснуться после шумной вечеринки с головной болью и обручальным кольцом на руке? В конце концов, обе получили, что хотели: Регина – фамилию, а Эмма -опеку над сыном. Вегас стал ошибкой, потому что там они встретили Нила. А скандалов Эмма не любила.3.
8 августа 2016 г. в 00:07
– Мне нужна работа.
С этой фразы четыре года назад началось их знакомство. Казалось, что за это время не изменилось ничего и в то же время все.
Теракт уничтожил Эдварда Девиса: его карьеру, его безмятежный сон, его размеренное будущее. Седина и заострившийся под стать театральной маске нос стали его неотъемлемой составляющей. Что до Эммы, то из худой угловатой девушки под надзором уголовно-исправительной системы она стала матерью худого и угловатого мальчика под опекой Регины Миллс.
Казалось бы, тюрьма дисциплинирует, но, получив досрочный билет на свободу, Эмма пыталась урвать кусочек красоты и богатства, какими славился Бостон, балансируя на грани закона. И чем бы ни проняла Девиса молодая воровка в комнате для допросов, он сделал для Эммы больше, чем все нареченные родители вместе взятые. Работать поручителем при суде лучше, чем промышлять на улице. При ее судимости, отсутствии связей и образования Свон была благодарна за протекцию.
– Как Марта перенесла случившееся?
– Лучше, чем ожидалось.
– А Стивен?
При упоминании сына Девис сделал глоток виски и уставился на стену. Широкий, под стать груди, галстук в лилово-лавандовую полоску контрастировал с багровой шеей:
– Зачем спрашиваешь, все равно на ужин не приглашу.
Дом был табу, туда не пускали грязь и мрак с улиц. Дома не понимали тягот службы в полицейском департаменте или жизни охотника за головами, поэтому они проводили бесконечные вечера в офисе за стаканчиком чего покрепче, обсуждая рабочие будни и обгладывая косточки общих знакомых. Усталость отступала, а грусть в глазах нет.
– Хочешь, чтобы я замолвил словечко перед судьей? Финниган, конечно, разозлился из-за твоего исчезновения, но ты же знаешь старого ирландца.
– Передай, что я сожалею. – Она сделала глоток и поморщилась. – Эта работа для одиночки, а я больше не одна.
Теперь у нее есть Генри и… Регина, которая до сих пор вздрагивает от гула монорельсовых электричек за окном, вскакивает посреди ночи и мечется по съемной квартире, пока не вспоминает, как оказалась среди казенных стен. А еще боится хаотичного бостонского движения, не рискуя садиться за руль, и собеседований...
Будучи бессменным мэром Сторибрука, сложно изменить царственную осанку и пойти в подчинение к кому-либо. Да и кто бы ей дал рекомендации? Дэвид и Мэри Маргарет? Своей беспомощностью Регина вызывала желание оградить женщину от жестокости реального мира.
Пиво было жестким, таким только металл от ржавчины отчищать. И глядя на бутылку, Эмма подумала, что в ней самой меньше героического, чем в крестоносце на ее этикетке.
– Нет риска – нет денег, – напомнил Дэвис.
– Регине это не понравится.
– Думал, у тебя сын.
Ничего не изменилось за это время, и все одновременно.
В ту ночь Эмма поняла, что пить вредно, в первую очередь для собственных нервов.
– Мисс Свон, вы дома?
Регина повернулась к двери, и на ее лице ретушью отразились блики телеэкрана. Скинув сапоги, Эмма прошла в гостиную.
– Так часто произносите мою фамилию, уж не хотите такую же себе?
– Да, вы пьяны, не иначе.