Если ты где-нибудь есть

      Чарльз помнил тот день, как если бы это было вчера. То есть когда-то он и был вчера, но время имеет неприятную тенденцию накапливаться, как снежный ком. А памяти остаётся только добросовестно нести свою службу и помнить события минувших дней в деталях, либо милосердно стирать подробности из сознания хозяина. Память Чарльза его не пощадила.       Была холодная пасмурная ноябрьская пятница, и хотя у Чарльза и Эрика уроки были только ближе к полудню, а общий завтрак раз в жизни можно было бы и пропустить, чтобы понежиться в кровати в объятиях друг друга (как будто по ночам этого было недостаточно), Эрик разбудил Чарльза ни свет ни заря, когда за окном ещё даже не начало вставать солнце, нежно и трепетно целуя его лицо и шею. Чарльз лениво промычал что-то невразумительное и попытался перевернуться на живот, намекая Эрику, чтобы тот отстал, но тот был неумолим, и вскоре Чарльз проснулся от всё нарастающей настойчивости ласк и даже стал активно отвечать на поцелуи в губы.       Обычно они занимались сексом, лёжа на боку в позе «ложек»: так неподвижные ноги Чарльза доставляли меньше всего неудобств. Но в тот день Эрик перевернул Чарльза на спину, и только по сдержанности и вдумчивости его движений Чарльз мог догадаться, с какой бережностью и заботой Эрик дотрагивается до его ног, лаская их взглядом едва ли не выразительнее, чем ладонями. Когда Эрик закончил с подготовкой, он продел руки под коленями Чарльза и так удерживал его ноги приподнятыми и раздвинутыми, когда входил в него, и ни на мгновение не отрывал глаз от лица Чарльза, будто впитывая его облик. В комнате было очень тихо, Чарльз даже не решался застонать в полный голос, и хотя он не лез в голову Эрика, он буквально чувствовал лившуюся из его разума нежность. И Чарльз бы испугался этой внезапной перемене настроения, если бы подобные проявления любви уже не имели место быть в прошлом.       Отдышавшись и отлежавшись после почти одновременного с Чарльзом оргазма, Эрик отнёс его в ванную и помог вымыться. Время было всё ещё преступно ранним, и особняк спал, если только кто-нибудь из учеников уже не встал, чтобы доделать с утра урок. Чарльз выразил желание вернуться в постель, и Эрик заботливо укрыл его одеялом, но сам обратно не лёг.       — Мне нужно побывать сегодня в одном месте, — ответил он на немой вопрос Чарльза, ухватившего его за руку, когда он встал с края кровати. — Ты только не пугайся и ни в чём плохом меня не подозревай. Если мне удастся то, что я придумал, нам не будет нужна никакая война, у нас всё пойдёт на лад.       Хотя, зная методы Эрика, слышать такие слова было очень даже волнительно, его тон вселял уверенность, что всё будет именно так, как он сказал, и Чарльзу очень захотелось верить в то, что Эрик действительно придумал что-то гениальное, до чего Чарльз до сих пор не догадался только потому, что «не видит ничего, что под носом у него», и теперь хочет преподнести это что-то Чарльзу в подарок, как последнее извинение за все ошибки, как тотальное искупление всех грехов.       — Удачи тебе, — шепнул Чарльз и поцеловал руку Эрика.       Тот улыбнулся в ответ и стал одеваться. Чарльз молча исподтишка наблюдал за сборами, наслаждаясь стройной фигурой Эрика. Он выбрал довольно официальный костюм и выглядел в нём великолепно. Чарльз терялся в догадках, что же он такое затеял, но призвал себя не думать об этом. На прощание Эрик ещё раз поцеловал Чарльза в лоб, а потом удалился, тихонько прикрыв за собой дверь. После этого Чарльз почти мгновенно заснул, и разбудил его только будильник, возвещавший, что до начала урока остаётся минимально времени, чтобы успеть привести себя в порядок. Одеваясь, Чарльз бегло прощупал мысли обитателей поместья, разыскивая Эрика, но, видимо, тот ещё не вернулся. Убедив себя, что волноваться не о чем, Чарльз поехал на занятия.       В половине первого был перерыв на ланч. К этому моменту Эрик не объявился и не позвонил. Чарльз всё ещё не видел в этом ничего странного и охотно беседовал со студентами за столом. В начале второго стартовал следующий урок, и Чарльз, исполненный хорошего настроения и непонятно откуда взявшейся энергии, с пристрастием рассказывал студентам о колониальной политике европейских государств, но когда дошёл до захвата Алжира Францией, всего через полчаса после начала занятия, его прервал стук в дверь.       Дверь едва приоткрылась и в щель сунулась перепуганная голова Хэнка.       — Профессор, можно вас на минутку? — ужасно тихим голосом позвал он, и вот тут-то внутри Чарльза всё похолодело. Первая же мысль была — Эрик, но Чарльз заставил себя быть разумным и не зацикливаться на одном человеке в то время, как беда могла прийти в любой уголок мира и по любой причине.       Дав ученикам задание, Чарльз выехал к Хэнку и прикрыл за собой дверь.       — Президента Кеннеди убили, — всё тем же опустошённым шёпотом сказал Хэнк.       На Чарльза словно обрушилась лавина, и у него перехватило дыхание. Рефлекторно схватившись за воротник, Чарльз сделал несколько судорожных вдохов, но воздух встал поперёк горла, и Хэнк с перепугу так отчаянно хлопнул профессора по спине, что тот едва не согнулся пополам.       Сразу всё встало на свои места: чрезмерная торжественность и нарочитая елейность утреннего прощания, секретность и туманные намёки. И как же Эрик собирался таким чудовищным деянием принести мир мутантам? Как только он объявит, кто на самом деле такой, сверхлюдям можно будет забыть о спокойном существовании — их просто истребят, как бешеных собак! Впрочем, есть ещё одна надежда: что, если это и не Эрик вовсе? С дрожью во всём теле и колотящимся от почти напрасной надежды сердцем, Чарльз хрипловато спросил:       — Уже известен убийца?       — Пока нет, но есть описание. — Наверное, во взгляде, которым Чарльз одарил Хэнка, было слишком много мольбы. Вздохнув, Хэнк договорил: — Я знаю, о чём вы думаете, профессор. Успокойтесь, это не Эрик.       Если бы Чарльз уже не сидел, ноги непременно подвели бы его, и он рухнул бы на пол. Вместо этого он только откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, чувствуя, как по щекам катятся слёзы облегчения.       — Я сам сообщу ученикам на официальном собрании после этого урока, — сказал Чарльз наконец. — Возвращайся к делам и держи меня в курсе.       Вытерев глаза, Чарльз перевёл дыхание, нацепил самую правдоподобную улыбку, на какую был способен, и вернулся к прерванному занятию.       Через час стало известно имя убийцы президента. Чарльз, как и обещал, созвал студентов в общей гостиной и передал им трагическую новость. Кто был почувствительнее, ахали и хватались за сердце, остальные просто сделали траурные лица и торжественно приподняли головы, глядя на потолок. Занятия до конца дня были отменены, ученикам разрешили слушать все новости по радио и телевизору, а кто-то даже помчался в город за газетами. Обед прошёл в тягостном молчании, и вечером все слишком рано разошлись по комнатам. А потом в ворота въехал чёрный автомобиль с эмблемой ФБР на дверцах.       Два агента сурового вида сопровождали Мойру Мактаггерт.       — Прости, Чарльз, но так надо, так будет лучше — мне едва удалось убедить их, что не все мутанты опасны, — в слезах бормотала она, пока служители закона обыскивали дом и выносили из подвала все бесценные изобретения Хэнка и злополучный шлем Эрика.       Сквозь шок Чарльз едва мог радоваться, что спрятал Церебро в более надёжном месте.       — Как давно знаете подозреваемого? В каких с ним отношениях? Какую работу он здесь выполняет? Сколько проживает здесь человек? Какого рода подготовку вы осуществляете? А лицензия у вас есть? Мы скрываем от широкой общественности причастность мутантов, но родители ваших студентов будут оповещены.       После этого школа медленно, но верно поползла под откос. Тех учеников, кого ждали дома, в очень скором времени забрали, теми, кому некуда было идти, занялись социальные службы, тех, кто пытался бежать, отлавливали и сажали в колонии по сфабрикованным делам о мелких правонарушениях, чтобы не отсвечивали.       Чарльз чувствовал себя полностью обессилевшим, наблюдая за этим, а потом Алекс отправился во Вьетнам, а Шон решил завязать с геройствами, скрыть способности и попытаться вести нормальную жизнь. В опустевшем особняке Чарльз сходил с ума от одиночества, скуки, осознания поражения, а главное — чувства, что его предали. Эрик пообещал, что всё станет хорошо, а вместо этого загубил с таким трудом поднятое Чарльзом дело, да ещё и сам ушёл из его жизни. На этот раз, возможно, навсегда. И хотя ему несколько раз предлагали повидаться с бывшим соратником, Чарльз был так обижен, что неизменно отказывал.       Полгода спустя Хэнку удалось убедить Чарльза начать новый набор. На сей раз, чтобы не привлекать внимание спецслужб, Чарльз снова вербовал беспризорников и бродяг, и на этот раз возрастной разброс получился больше, к тому же Чарльз, понимая, что в одиночку с большой ватагой не управится, ограничил приём полудюжиной новичков. Но с течением времени кто-нибудь нет-нет да сбегал, и на его место приходил кто-нибудь новый, и борьба с отчужденностью начиналась снова, но в большинстве своём усилия Чарльза отлетали как горох от стены, потому как всем хотелось нестись по жизни на полной скорости, испытывая свои пределы, а не слушать лекции о том, как сделать лучше целую планету.       В конце десятилетия коллектив более или менее устаканился. Среди беснующейся молодёжи находились неравнодушные талантливые личности, желавшие вырваться из серой среды пуританских домов и консервативных школ, и они составили, наверное, самый социально активный класс Чарльза. Но едва он понадеялся, что дела снова пойдут на лад, две его студентки затесались в самый разгар Стоунволлских бунтов, но вместо того, чтобы врать о непричастности, продолжили славно начатое в кутузке, а Чарльзу пришлось за них отвечать, и школу снова распустили. Это стало последним ударом под дых, и Чарльз начал пить.       В первые месяцы это приводило к постоянным ссорам и даже попыткам драться с Хэнком, но потом тот махнул рукой, решив для себя, что если не может спасти профессора, то хотя бы попытается сделать его разложение наименее болезненным и составит ему компанию на этом скорбном пути. Тем более, что в поместье ему самом было комфортно, ведь никто не глазел на его более чем необычную внешность, да и целая лаборатория была в его распоряжении. Проводя в ней от скуки целые дни, Хэнк разработал сыворотку, чтобы контролировать свою трансформацию, и это позволило ему иногда выезжать в город, чтобы послушать последние новости и закупить продукты.       Несколько раз он пытался вытащить с собой Чарльза, но тот с каждым разом всё больше упирался, словно вампир чураясь солнечного света. А как-то раз в отсутствие Хэнка он спьяну интереса ради всадил себе концентрированную дозу сыворотки, и бесконечные голоса в голове стихли, а когда Хэнк вернулся, Чарльз разудало танцевал нагишом на лестничной площадке, даже не осознавая, что встал на ноги, и с тех пор вдобавок к алкогольной зависимости Чарльз подсел ещё и на сыворотку, и Хэнк ждал только того дня, когда средства на фамильном счёте Чарльза закончатся, и им придётся продавать мебель, чтобы оплатить своё существование и излишества Чарльза.       А потом наступил 73-й год, и на пороге возник Росомаха.       Логан этого не видел и не знал, но если Чарльз изначально не был в восторге от перспективы вломиться в Пентагон, чтобы вытащить Эрика, который променял Чарльза и всё, что он мог для него сделать (и делал!), на воплощение своей идеи фикс и бросил его на десять лет, то чем ближе приближался «день Д», тем больший мандраж нападал на Чарльза, и если бы в последние сутки перед началом вторжения его не отвлекал бесноватый мальчишка Максимов, Чарльз, наверное, слёг с нервным срывом. Но вместо этого всю злобу, раздражение, фрустрацию, обиду, страх и боль он выплеснул на Эрика, от души дав ему по морде в первый же момент, как эту морду увидел, и уже потом позволил себе шальную мысль, как сильно по этой морде скучал.       Хэнк подготовил всё для перелёта в Париж. Максимова сплавили домой, и только когда Чарльз поднялся в самолёт, он с ужасом осознал, что подписался на долгие часы почти наедине с Эриком в ужасающе тесном и замкнутом пространстве. Сбежать от него можно было либо в кабину пилота, либо в уборную, но оба варианта были не слишком комфортны для длительных путешествий. Поэтому Чарльз взял в руки себя и стакан скотча и сделал обиженную отстранённую физиономию, намереваясь продолжить игнорировать Эрика на протяжении всего полёта.       Тот поначалу принимал участие в этой игре. Глядел в окно, не пытался заговорить, чуть с меньшим энтузиазмом налегал на выпивку и вообще никак не демонстрировал дискомфорта. Но когда Логан заснул, на столике между двумя креслами оказалась шахматная доска, и у Чарльза внутри всё забурлило, когда в голове всплыли воспоминания давно минувших счастливых дней.       От тоски сжалось сердце, и Чарльз почти буквально ощутил зуд во всём теле от желания прикоснуться к Эрику и убедиться, что это не сон. Но он понимал, что если сейчас поддаться этому соблазну, то Эрик снова проникнет в само его естество, как яд, и когда он снова исчезнет из жизни Чарльза, эта отрава будет медленно и мучительно губить Чарльза, пока он не скатится ещё на ступень ниже по лестнице саморазрушения.       Они разменяли первые фигуры, и после этого Эрик начал стремительно выигрывать. Чарльзу было в общем-то всё равно. Он был почти пьян и ему только хотелось, чтобы эта мука поскорее закончилась, потому что любоваться на таком близком расстоянии руками Эрика было сущей пыткой, зная, сколько всего прекрасного эти руки могут сотворить с Чарльзом. Да и не только. А вместо этого сеют только разрушение.       Эрик всё-таки начал их обычный разговор про цели, средства и два зла, и Чарльз отвечал сквозь зубы, разрываясь между желанием огреть Эрика по голове доской или наброситься на него и заткнуть рот чем-нибудь этаким. Желательно сначала поцелуем, а потом членом. Воображение Чарльза живо нарисовало ему второй вариант развития событий, и он так погрузился в свои мысли, что забыл о происходящем и не заметил, как проиграл, и в себя его привёл только оклик Эрика, такой внезапный, что Чарльз подпрыгнул и сбил доску со столика. От грохота проснулся Росомаха, потёр заспанные глаза и с презрением посмотрел на парочку.       — Так, — резко выдохнул он и встал. Чарльз и Эрик рефлекторно последовали за ним. — Учитывая, что я знаю о вашем будущем, у вас сейчас два пути: либо подраться, тогда я с удовольствием посмотрю, потому что вы уже меня достали, либо потрахаться, тогда я буду так любезен пойти к Хэнку и сделать вид, что не знаю, что тут происходит. Ну, что?       — Это абсурд, — выпалил было Чарльз, но Эрик тут же его перебил:       — Будет очень мило с твоей стороны.       Чарльз поглядел на Эрика с выражением полного негодования и шока, а Логан пошленько ухмыльнулся и скрылся в кабине пилота.       Чарльз вдруг заметил, что у него неистово колотится сердце, а когда он, затаив дыхание, перевёл взгляд на Эрика, тот едва успел на него ответить. В следующее мгновение Чарльз повис на его шее, обхватывая её так крепко, что мог бы переломить, и целуя с такой яростью, что они стукались зубами и то и дело прикусывали губы. И это было чертовски хорошо — Чарльз снова почувствовал себя живым.       — Скотина, мерзавец, подлец, предатель, гад, паршивец, сволочь, — Эрик, мать твою, какого хрена ты такой подонок? — тараторил Чарльз, толкнув Эрика на одно из кресел и взобравшись на него сверху. — Ты себе не представляешь, как я тебя ненавижу. Как ты мог? Зачем? Что я тебе сделал?       — Я хотел как лучше, Чарльз, честно, — попытался возразить Эрик, но Чарльз прервал его новым поцелуем, поспешно пытаясь расстегнуть его брюки.       — Чтобы ты знал, я тебя не прощаю и мы не будем снова вместе, — предупредил он, высвобождая из одежды член Эрика. — И не обольщайся, что я всё ещё люблю тебя. Я бы сейчас трахнул даже Логана.       — Неужели Хэнк тебя не удовлетворял всё это время? — с ядом в голосе поинтересовался Эрик.       Чарльз ничего не ответил. Залепив Эрику пощёчину, он снова поцеловал его, кусая уже нарочно, а потом расстегнул собственные брюки и вместе с бельём спустил их до колен. После чего он повернулся к Эрику спиной и наклонился к столику, опершись на него локтями и выставив на показ зад.       — Давай, Эрик, покажи, что не забыл, как это делается, — издевательски прошипел Чарльз. — Думаю, ты имел прекрасную возможность практиковаться на охранниках.       Настала очередь Эрика мстить. Он грубо укусил ягодицу Чарльза, заставив того жалостливо вскрикнуть, а потом развёл половинки в стороны руками и без экивоков приник губами к промежности Чарльза и провёл языком по сжатому анусу. Чарльз вздрогнул и прикусил губу, чтобы не стонать, когда Эрик продолжил лизать его, увлажняя и поминутно проскальзывая языком внутрь. Всё тело Чарльза будто пронзало электрическими разрядами. Конечно, прожить десять лет, ни разу не помастурбировав, невозможно, но собственные руки не заменят того, что может сделать хороший партнёр. А Эрик был хорош, при всех своих недостатках.       Не отстраняясь, Эрик присоединил к языку один палец, вводя его в Чарльза одним движением. Тот всё-таки не удержался и застонал, и, едва Эрик нашёл его простату, тут же добавил второй палец, чередуя массаж чувствительного нерва и растягивание прохода. Чарльз скрёб ногтями по столику и старался не думать о том, как дрожат его руки и болят локти. Наверняка останутся синяки, и это хорошо. Чарльзу было жизненно необходимо унести с собой какое-нибудь свидетельство их близости с Эриком, чтобы согреваться этим воспоминанием в следующие десять, или сколько их там будет, лет.       Эрик собирался добавить третий палец, но Чарльз отстранился.       — Хватит, у нас тут не сентиментальный амур, — фыркнул он, надеясь, что в голосе его было не слишком много горечи, которую несли воспоминания об их последнем дне вместе, когда Эрик занимался с ним любовью, вкладывая в этот акт всё хорошее, что в нём было, а потом пошёл убивать президента.       Распрямившись, Чарльз спустил брюки до щиколоток и, опираясь на подлокотники, пристроился на коленях Эрика спиной к нему. Затем взял одной рукой его член и направил в себя, насадившись почти в одно движение и сорвав с губ Эрика первый стон. Эрик крепко обнял Чарльза за талию, прижимая его к себе, и даже сквозь одежду Чарльз ощутил поцелуи на своей спине. Он уже почти готов был возразить что-нибудь против телячьих нежностей, но тут Эрик начал двигаться, и ощущение его внутри себя вытеснило у Чарльза из головы все мысли. Оказалось, он помнил, каково это, гораздо хуже, чем предполагал.       Эрик сразу задал бешеный беспощадный темп, в такт движениям лаская Чарльза. Словно решив похвастаться вновь обретённой подвижностью ниже пояса, Чарльз сам стал подаваться навстречу Эрику, сводя того с ума. Ему вспомнилось, как раньше во время секса они общались вслух и мысленно, но телепатию Чарльз променял на возможность снова ходить, а говорить вслух было уже чересчур, учитывая, что от двух других спутников их отделяла всего лишь тонкая стена.       Эрик вдруг вышел из Чарльза, подхватил его под бёдрами, и в следующий момент Чарльз очутился на полу, а Эрик нависал над ним сверху.       — Я не видел тебя десять лет, — сипло произнёс он, снова погружаясь в тело Чарльза. — Думаешь, я упущу возможности снова посмотреть на твоё лицо, когда ты на пике наслаждения?       — Да пошёл ты, — огрызнулся Чарльз, и Эрик послушно возобновил движения, под новым углом при каждом проникновении задевая простату Чарльза, и тот всё-таки застонал в голос, то и дело бормоча имя Эрика, пока тот не запечатал его губы поцелуем.       Чарльзу было хорошо до боли. Все старые знакомые эмоции, вызываемые Эриком, смешались у него внутри в адское варево, готовое вот-вот прожечь его насквозь и вылиться во что-нибудь непредсказуемое. Чарльз обвил руками шею Эрика. Неловко стряхнув болтавшиеся на щиколотках брюки, ногами обхватил его бёдра, растворяясь в счастливой агонии от возможности сделать это снова, и думал о том, что на спине останется раздражение от ковра, по которому он елозил туда сюда.       Прошло всего несколько минут, но, впрочем, может, и час, и Чарльз почувствовал, как удовольствие и душевная боль внутри него скручиваются в тугую пружину. Возможно, ему показалось, но в голове отчётливо прозвучал голос Эрика, сказавший: «Я люблю тебя», и Чарльз, всхлипнув, кончил, даже не притронувшись к себе снова. Изогнувшись на полу, он впился ногтями в плечи Эрика, и тот последовал за ним, замирая внутри Чарльза и слегка подрагивая, изливаясь в него.       Чарльз смотрел на потолок остекленевшими глазами и пытался не слишком ненавидеть себя за то, что только что сделал. Нежные, словно извиняющиеся поцелуи Эрика на его шее не сильно помогали. Чарльз почувствовал, как по щекам катятся обжигающие слёзы, и против воли спихнул с себя тяжёлое тело Эрика, которого, на самом деле, не хотел бы выпускать из объятий ни на секунду, и, неловко напялив брюки, неровной походкой удалился в уборную.       Эрик поднялся, взял со столика салфетки, наспех вытерся и застегнулся. Затем собрал с пола рассыпанные шахматы, наполнил стаканы скотчем и сел в своё кресло, словно ничего и не было. Прошло несколько минут, но Чарльз всё ещё был в уборной. Эрик начал было переживать, но решил, что сейчас нужно проявить деликатность и позволить Чарльзу побыть наедине с собой. В этот момент из кабины пилота появился Логан, кинул на Эрика косой взгляд и тоже уселся на место. Ещё пара минут прошла в молчании, и Логан, наконец, сказал:       — Если тебя это утешит, в будущем он не такая истеричка.       Эрик ужасно пожалел, что скелет Логана всё-таки не из металла.