♯
Чонгук несколько удивляется, когда приходит на кухню в два часа ночи и видит, что в ней горит свет. За столом сидит Тэхён в чёрной футболке, которая просто болтается на его сутулых плечах. И ест какой-то салат, лязгая вилкой по стенкам тарелки. — Тоже не спится? — спрашивает Чонгук, прокладывая путь к шкафам, чтобы взять что-то съестное и для себя. — Вообще не могу, — признаётся Тэхён. — С того самого дня. Чонгук садится напротив него: — То же самое. Если бы не парни, мы бы с тобой тут не сидели. Даже представить страшно. У Чонгука всегда были проблемы со сном. Но в этом месте, которое встретило их свежестью и пестрящими красками, ему удалось провести не одну спокойную длинную ночь. У всего хорошего есть особенность — быстро кончаться. Снова вернулась бессонница, тревожность, кровать опять стала казаться каменной и жутко неудобной, Чонгук теперь привыкает к ней, ворочаясь и изнывая, отращивая мешки и синяки под глазами. — И поэтому я буду благодарен им по гроб жизни. Так и есть. Эту страницу его жизни просто так не вырвешь и не засунешь в мусорное ведро, варка в собственных страхах Чонгуку обеспечена. Затем между ними зарождается весьма откровенный разговор, начавшийся с такой фразы Тэхёна: — Когда я был там…в том шкафу, мне казалось, что это ловушка. И смерть неизбежна. Его длинные ресницы трепещут, а вилка насквозь протыкает овощи, а затем попадая точно по донышку тарелки. — Я должен был думать о себе. Но я почему-то думал о своей матери. Чонгук напрягается, прекрасно понимая, что может последовать дальше. Эта тема для Тэхёна самая болезненная, он это давно понял. И, как ни странно, Тэхён её время от времени поднимает, видимо, таким образом выплёскивая накопившееся. — Я думал о ней в самый критичный момент моей жизни. И мне вдруг стало интересно: а о чём бы думала она, приключись с ней такое? Чужая боль становится комом в горле. — Мне никогда не понять всех твоих страданий, Тэхён, — выжимает из себя Чонгук, стараясь подбирать слова как можно точней. — И если бы я только мог чем-то помочь… Тэхён смеётся. Горько так. — Мне раньше казалось, что быть ребёнком разведённых родителей — это тяжело. Как оказалось, нет. Тяжело быть ребёнком, о котором родители не помнят вообще. Перед Чонгуком сидит Тэхён с душой наизнанку, говорит о том, что приносит ему мучения, не каждый решается на такое. И не каждый находит в себе силы такое выслушать и ответить. — Ты…ты замечательный сын, Тэхён! — Чонгук говорит невнятно, но хоть как-то. — В отличие от меня. Я не заслуживаю своей матери от слова совсем. А теперь настала очередь Чонгука вытащить на поверхность секреты из собственной кладовой. — Она понятия не имеет о том, что я не хожу в университет, что спускаю все присылаемые деньги на путешествия, что нахожусь здесь. Я слишком поздно задумался о том, что творю. Бессонные ночи всё-таки прошли не зря — Чонгук привёл себя к мысли о том, как безответственно и глупо он вёл себя всё это время. Нет смысла винить Чимина, который стал инициатором всех произошедших событий, ведь Чонгук согласился и отправился за ним. И он не в детсаду, чтобы показывать на "виноватого" пальцем. Действительно виноватый смотрит на него из зеркала, каждый божий день. — И я тоже думал о ней, когда мы были в той комнате. О ней, об отце, о Чимине. Вся жизнь перед глазами пробежала. О Тэхёне Чонгук тоже думал, но не решился обнажить это сейчас. Почему? — Я думаю, что в тот день моя жизнь разделилась на «до» и «после», — задумчиво произносит Тэхён. Чонгук соглашается с ним. Теперь его существование разделилось на два громадных осколка, и нужно решить, что делать со вторым. — Я просто надеюсь, что этот его друг не приедет сюда, — шепчет Чонгук, водя пальцами по поверхности стола. Они оказываются слишком близко к незанятой руке Тэхёна и скользят обратно. И снова к его руке. — Даже если и приедет, — глухо отвечает ему Тэхён. — Будем отрицать всё. — Главное — не спалиться. Слышал о сериале «Обмани меня»? В нём лжецов выявляли по выражениям лица, жестам, позе. Если человек кусает губы, значит, он нервничает. Типикал обманный жест. — Не-а, не смотрел. Но что значит вот этот твой?.. Чонгук сперва не врубается, а затем опускает взгляд на свою руку, которая... успела накрыть руку Тэхёна. Невидимая бегущая строка начинает выдавать сплошные ругательства. — Ой, — произносит он, разрывая тактильный контакт. Тэхён же ничего не говорит, лишь многозначительно смотрит. А чуть погодя начинает закусывать свои грёбаные губы. — Приветствую своих друзей-полуночников, — неожиданно раздаётся голос за их спинами, и они обнаруживают Юнги, который через пару секунд усаживается рядом с ними. Он становится тем, кто разбавляет возникшее напряжение. Нормальный, спокойный сон? Нет, не слышали. Никто из них. Троица сидит на кухне долго. Говорит о своих состояниях, ощущениях и предчувствиях, о Чимине и о том, что с ним, практически сдавшимся, делать, едят и пьют, ненадолго отвлекаясь. Но это даже отдалённо не похоже на те многочисленные ночи, что они проводили в компании друг друга, праздного веселья и былой лёгкости здесь нет. И не будет. В шесть утра раздаётся телефонный звонок. Слишком громкий и непохожий на те, что были прежде.♯
— Возьми трубку ты, — обеспокоенно просит Тэхён, хлопая Юнги по спине. Юнги колеблется, но решается. Слышать этот треск попросту невозможно, он отдаёт противным звоном в ушах. — Вы позвонили в отель «Горная жемчужина». Слушаю Вас. Далее следует настоящий поток слов, сказанных на одном дыхании низким мужским голосом: — Наконец-то я дозвонился до вас! Почему я смог это сделать только сейчас? Что это за отель такой? Впрочем, неважно. Я звоню совсем не поэтому. Вы даёте информацию по поводу своих клиентов? — Отель временно не работает в должном режиме, — отвечает Юнги, чувствуя холодок, бегущий по спине. Или это вокруг просто холодно? — Соответственно клиентов в настоящий момент здесь нет. Даже если бы и были, я не уверен, что мог бы озвучить что-то по этому поводу. Извините. И да, Юнги понятия не имеет, откуда в нём проснулось такое красноречие, да ещё и с утра. — Дело в том, не знаю, в курсе ли Вы, но произошла странная ситуация. Мой друг больше недели назад отправился именно в этот отель. Обещал вернуться ещё трое суток назад, но его до сих пор нет, а телефон отключен. Я считаю, что повод для беспокойства у меня есть! Тэхён был прав. Они в дерьме по уши, если не по самые макушки. — Вы уверены, что Ваш друг поехал именно в наш отель? — Абсолютно. Он даже кидал мне фотографии. Этот душевнобольной ещё и успел здесь фотографий наделать?.. Полный швах. — Это не могло быть другое место? Знаете, в районе местных гор есть немало других гостиниц и отелей. Может, Вам стоит позвонить туда? — Я, конечно, позвоню, — говорят на том конце провода. — Но я на сто процентов уверен, что он собирался именно к вам, а не куда-то ещё. — Ситуации бывают разные, — стараясь звучать доброжелательно, произносит Юнги. — Отель, как я уже сообщил, не работает в обычном своём режиме. Может, Ваш друг передумал или с ним что-то произошло? Так или иначе, помочь Вам мы ничем не можем. У Вас есть ещё какие-то вопросы? — Думаю, что нет. Спасибо за информацию. Разговор прерывается. Жизнь тоже. — Кто это? Тот самый друг? Что он тебе сказал? Он собирается приехать сюда? — заваливают Юнги вопросами парни, кусая губы и теребя одежду. Он вкратце излагает им весь разговор, а затем просто опускается на пол. Его спина прислоняется к деревянной стойке. Когда люди о что-то ударяются, то прикладывают холод. Юнги сломан весь и холодная поверхность приходится как весьма кстати. В мозгах вертятся шестерёнки, делают своё "врум-врум", а что толку? Он без понятия, что творится. По его венам течёт страх, сердце неровно бьётся, в голове отказывается распутываться бесконечный нитяной комок сплошь чёрного цвета. В этих лицах напротив нет ни намёка на что-то хорошее. Они тоже потеряны. Но они справятся, в одиночку ли, объединившись ли, но переживут. А вот человека, что сейчас наверняка спит на втором этаже, надо как-то спасать. Но для начала неплохо бы спастись самому.