hopelessly unaware

Честно говоря, Баки забывается. Прямо на этом дурацком уроке, пусть он и знает, как легко материал проходит через его уши, не задерживаясь в голове. Может, если бы он старался сильнее, то получил бы больше, чем свою "С" с минусом, в конце концов, он ведь совсем не глуп, но сейчас он занят совсем другими вещами. Каждый день он глазеет на Стива так долго, будто ему за это платят, и Наташе быстро надоедает мучить его коленные чашечки, как она это делала в первый учебный день. Он задается вопросом, куда этот мальчишка пропадает на время обеда. Прошло уже больше месяца, а Баки ни разу не видел его в кафетерии, но при этом часто замечал в коридорах, как если бы он физически существовал только в радиусе математического класса. Каждый раз он ловит взгляд Стива, когда тот спешит к выходу, и всегда получает ту самую, знакомую с первого дня недоуменно поднятую бровь. И каждый раз, когда это происходит, он быстро отворачивается, чувствуя расползающийся по щекам алый румянец. Он подозревает, что Наташа все замечает, но она ничего не говорит, и он очень благодарен ей за это. Когда он наконец видит Стива за пределами класса, он, мягко говоря, шокирован. Прошел целый школьный месяц и он был почти готов отказаться от идеи узнать Стива поближе. Их единственный совместный урок состоит из бубнящего материал учителя, пока они все лихорадочно заполняют свои конспекты и после звонка Стив тут же ускользает за дверь, исчезая на оставшуюся часть дня, и Баки ужасно, ужасно этим обеспокоен. Баки даже специально проходит по всем коридорам по несколько раз в надежде случайно наткнуться на Стива. Но когда это все же происходит, он оказывается совершенно неготовым. Он спешит на свой следующий урок, и безбожно опаздывает, взбегая вверх по лестнице. Он смотрит себе под ноги, пробежав половину коридора прежде чем ему кажется, что он слышит какой-то шум. Баки замирает на месте, прислушиваясь. Звук повторяется, оказываясь приглушенным всхлипом. Для большей уверенности Баки проходит к лестнице, вглядываясь в пространство под ней. Кто-то сидит там, спиной к нему, его плечи подрагивают, а лицо спрятано в ладонях. Еще один всхлип. Прищуриваясь, Баки пытается понять, кто это. Он уже собирается окликнуть его, когда видит на человеке ту же полосатую фланелевую рубашку, в которую на сегодняшнем уроке был одет Стив, и вдруг Баки узнает его небольшой рост и узкую линию плеч. Слова умирают на его губах и тихо, так тихо, как он только может, он пятится назад, с бешено колотящимся сердцем возвращаясь обратно. Он значительно опоздал. Но всю оставшуюся часть дня он не может избавится он образа дрожащего под лестницей Стива перед глазами и чувства вины, накатывающего на него каждый раз, когда он вспоминает, как трусливо отступил, когда был шанс предложить свою помощь.

***

Стив знает, что должен быть на уроке американской литературы прямо сейчас, но, если честно, у него уже просто нет сил переживать. Не после того, что случилось с ним после полудня. Это должен был быть последний урок на сегодня, и он хотел пройти все это хотя бы для того, чтобы доказать самому себе, что он может справиться со всем в течение дня, даже при сложившихся обстоятельствах, но сейчас у него просто нет сил. На пути с предыдущего урока истории группа парней подошли к нему, угрожающе нависая, как делало большинство других людей. Он пытался освободиться, но они схватили его сзади за рубашку и толкнули в стену, смеясь над тем, как он едва сдержал вскрик и замахнулся, пытаясь нанести удар. Они легко увернулись и оставили его, раскидав содержимое его сумки. Стив подавил желание погнаться за ними, и если бы он был в своей старой школе, наверное, он так бы и поступил, но не здесь, где он все еще новичок. Он в большей степени принимает людей, чем большинство людей его размера, но это был очень долгий день и он не собирается убиваться. Да и к тому времени, когда он собрал все свои вещи, они все равно давно прошли, так что он решил просто позволить этому случиться. Но не так просто перестать замечать болезненную пульсацию в левом плече, которое приняло на себя большую силу удара. Он бросается к уборным, перед зеркалом оттягивая ворот рубашки и обнажая большой уродливый синяк, который уже расползался по его коже. Боль отрезвляет, и он думает, какой ему смысл идти на урок с головокружением, разве что только ради удовлетворительной посещаемости, но это того не стоит. Он все еще занят уговорами самого себя, понимая, что идти нужно в любом случае, как вдруг чувствует жжение в уголках глаз и горячие непролитые слезы. Черт, он не может расплакаться, не тогда, когда вокруг него столько людей — это привлечет внимание и сделает еще более привлекательной мишенью для издевательств, чем сейчас. Он чувствует, что еще немного — и он просто лопнет, так что он лихорадочно ищет безлюдное место, где можно будет переждать, пока эта вспышка не пройдет. Облегчение затапливает его, когда он замечает крохотное пространство под лестницей, и он ныряет в него, когда уже едва сдерживает рыдания. Он притягивает колени к груди и закрывает лицо руками, вцепляясь в рукав, чтобы заглушить те отвратительные всхлипы, что выходят из него и молится, чтобы никто не заметил его. Когда он слышит быстрые шаги, он думает, что схлопочет сердечный приступ, и паникует еще больше, когда слышит, как шаги все замедляются, пока полностью не останавливаются где-то неподалеку. Он старается не дышать, сдерживая слезы изо всех сил, надеясь совладать с собой пока человек не пойдет дальше, но ему не везет. Он вздрагивает, неспособный заглушить еще один всхлип, и звуки шагов возобновляются, на этот раз они гораздо медленнее. Не говори со мной, не говори со мной, продолжай идти, не говори со мной, — думает он. Часть его надеется, что это может быть кто-то неплохой. Кто-то, кто скажет ему, что все в порядке, что все хорошо, и, возможно, если ему так повезет, станет другом. Но, судя по тому, как его приняли здесь, он не может позволить себе даже надеяться на такой исход, так что вместо этого он просто надеется, что человек уйдет, не узнав его сутулую спину. Облегчение, накрывает его с головой, когда он слышит как шаги отдаляются и эхо коридора, когда человек взбегает вверх по лестнице, молча благодаря того, кем бы этот человек не был за то, что он, по крайней мере, не сделал все еще хуже.