Цепная реакция

Он ее поцеловал. Поцеловал. Мать ее. Грейнджер. Он пытался уйти как можно дальше от нее. Исчезнуть. Он больше не слышал ее шагов у себя за спиной. Он, Мерлин, не слышал больше ничего. Даже удары собственного сердца. В боку свербело так, будто его ножом кололи. Что на него нашло? Как он позволил себе? И самое главное – почему она позволила, не остановила его?! Грейнджер могла оттолкнуть его. Могла… Да она могла сделать, что угодно. Но она не сделала ничего. Малфой с ожесточением принялся тереть губы тыльной стороной ладони, но это не помогало. Ее вкус все еще у него во рту. На языке. На зубах. В горле. Везде. Он был зол, он был практически в бешенстве. И он все еще не верил. Все, что произошло только что… какой-то ночной кошмар, не иначе. Он забудет об этом. Непременно забудет. Вычеркнет этот эпизод из памяти. Да, именно так он и поступит. И ее он тоже заставит об этом забыть. Но… Драко почти зарычал от ярости. Он слишком хорошо ее знал. Грейнджер не оставит это так просто. Она – как всегда – захочет докопаться до правды, докопаться до него. Она не позволит ему забыть, будет муссировать эту тему, обсасывать со всех сторон, словно сахарную косточку. При мысли об этом Малфой жестоко ухмыльнулся. Что ж, тогда придется заставить ее. Он смотрел на нее, как на пустое место. Точнее, он вообще на нее не смотрел. На следующее утро он прошел мимо нее так, словно ее не было в комнате, в доме… в жизни. И, да. Он снова с ней не разговаривал. А что же Гермиона? Стыдно признаться, но у нее не хватало духу заговорить с ним первой, несмотря на то, что в голове она уже успела выстроить целый монолог. Произнести хотя бы словечко было выше ее сил. А еще она то и дело отводила взгляд и по возможности старалась смотреть мимо него, куда-то в сторону. Гермиона пыталась держаться от него как можно дальше, потому что она понимала – только тронь его, и бури не миновать. Но избегать его, живя под одной крышей, было задачей не из простых. Гермиона даже подумывала о том, чтобы забаррикадироваться в спальне. Но очень скоро она отказалась от этой затеи. Ее гордость была уязвлена. С какой, собственно, стати, она должна прятаться?! Это и ее дом тоже. Точнее, в первую очередь это как раз ее дом. Она отчаянно пыталась изгнать из головы навязчивые мысли, старалась не думать о его губах, о руках на ее талии, о том, как ее тело словно плавилось под его пальцами и… Гермиона была готова провалиться сквозь землю от осознания того факта, что она, Мерлин, всю ночь пролежала без сна, прижимая пальцы к собственным губам, пытаясь воскресить тот момент, когда же все произошло. А он… Малфой же всеми силами отрицал тот факт, что стоило их губам соприкоснуться, и все его монстры успокоились, все душевные раны затянулись и… Нет. Нет, черт возьми! Это была Грейнджер. Просто он потерял контроль, а от того, насколько все это было неправильно… Но он ведь знал правду. Подсознание то и дело подбрасывало ему то воспоминание с Чемпионата мира по квиддичу. Оно словно кричало ему – ну же, подойди и возьми. Когда есть такой шанс, когда все, наверное, просто идеально, когда он хотел этого… Не хотел. Это железное, пуленепробиваемое отрицание въелось ему под кожу. Он не мог. Нет, ни за что. Малфой пытался побороть ту часть себя, которая подсказывала, что и как будет правильно, и самое главное, где это правильно. Ведь… Грейнджер была одной из самых больших ошибок в его жизни. Пропасть между ними – не обойти, не переступить. Ему был нужен воздух. Он хотел вырваться хоть куда-нибудь, выйти из дома хоть на мгновение. Но он не мог. Чувство беспомощности выводило его из себя. То, что он должен быть привязан к ней… Это унизительно. Это доводило его до белого каления, злило так, что он начал бить стены, крушить все, что попадалось под руку. Как тогда, давным-давно в Лондоне. Срыв Малфоя поверг Гермиону в шок. Она готовила ужин на кухне, когда услышала глухой звук от удара. От неожиданности она выронила из рук прихватку. А затем она бросилась в гостиную очертя голову – звук доносился оттуда. Ее ноги разъезжались на скользком полу, и пару раз она едва не упала. Раскрасневшаяся и запыхавшаяся, она влетела в комнату и так и замерла в дверях. Его руки были в крови и в свежих ссадинах. Пару крошечных капелек крови она разглядела и на обоях. Под ногами у Малфоя была разбитая ваза. Он тяжело дышал, его плечи резко вздымались и опадали. Он был повернут к ней, его взгляд был прикован к ее лицу, но… он ее не видел. По взгляду Малфоя она поняла, что он где-то далеко, и все, что сейчас у него перед глазами – видения в его собственной голове. И впервые в жизни ей стало страшно. Не за себя – за него. Его колотило, его трясло. Он зарылся пальцами в собственные волосы, зажмурился, сделал шаг назад. Сгорбился, словно бы на его плечи опустился великан. А затем резким движением руки он снес еще одну вазу, стоявшую на соседнем столике. Шаткие ножки скрипнули по полу, и с оглушительным грохотом столик упал вниз. Гермиона вздрогнула. Ее трепет словно заставил его отвернуться. Драко ударил по стене. В этот раз уже не кулаком – ладонью. А затем он, словно ураган, начал метаться по всей комнате, снося все на своем пути. Выбраться. Выбраться из всего этого. Уйти. Убежать. - Малфой, стой! Гермиона повисла у него на спине, цепляясь за его плечи. Она буквально запрыгнула на него, кончики пальцев ее ног едва касались пола. - Тихо… тихо, чшшш… Малфой, успокойся… пожалуйста… - упрашивала она его, одновременно пытаясь не свалиться на пол и перехватить его руки так, чтобы он больше не мог ничего сломать. Но он буквально извивался в ее хватке, отчаянно сопротивляясь. Драко не хотел, чтобы его останавливали. Он снова ушел глубоко в себя, туда, куда даже она не может проникнуть. Все катится под откос. С каждым. Чертовым. Днем. Он сходит с ума. Из-за нее, из-за себя. Из-за того, что не понимает, кто он, что ему нужно. Из-за всего. Ее пальцы сомкнулись на его запястьях. Кожа горячая, как кипяток. А затем Гермиона, сама не понимая, как и почему, взяла его за руки. Переплела их пальцы. Ощутила, как струйка крови заструилась по ее собственным запястьям. Его крови. Его аристократическая, кристально-чистая кровь на ее руках. Смешно. И неожиданно он замер. Малфой больше не двигался, он обратился статуей. Лишь его плечи продолжали все так же резко вздыматься и опадать. Гермиона зажмурилась. Она боялась, что в любую секунду одним резким движением он сбросит ее на пол и продолжит сходить с ума. Но он стоял неподвижно. Она только сейчас поняла, как крепко прижимается грудью и животом к его спине. Наверняка он чувствует, как бешено сейчас колотится ее сердце. И их руки… - Уйди. Гермиона уткнулась носом в его лопатку. Выдохнула. Его реплика ее почти обрадовала. - Хвала Годрику! – прошептала она. Он вернулся. Его тело все еще напряжено, и она чувствует, как подрагивают его мышцы, ткань его пропитавшейся потом рубашки прилипает к ее оголившемуся животу. Малфой все еще тяжело дышит. Но теперь он хотя бы осознает, что происходит, больше не вырывается у нее из рук и ничего не крушит на своем пути. - Грейнджер… - в его голосе слышалась затаенная угроза, но ей было плевать. - Я не уйду. Тебе это ясно? Пока не пойму, что произошло и… - Неужели ты наивно полагаешь, что я расскажу о чем-то… тебе? Мы, по-моему, недавно решили этот вопрос. Она вздохнула. Его слова задевали ее, но на губах против воли все равно заиграла улыбка. Давай, Малфой. Приходи в себя окончательно. Вылезай из того дерьма, в котором был только что. Но – странная вещь. Говоря все это, он продолжал держать ее за руки. Гермиона старалась игнорировать эти мысли. Нет, сейчас нужно думать не об этом. - Грейнджер… - вновь начал он. Голос пропитан усталостью. И она вновь не дала ему договорить. - Чшшш… Он молчал. Но по его тяжелому вздоху она прекрасно поняла все то, что он хотел сказать. Мысленно представила, как он закрывает глаза и как каменеет его лицо. Но Малфой все еще не двигается. - Я… я не отпущу тебя, - говорит она, сама не понимая, почему ее губы произносят эти слова. Она поражается собственному голосу. Всей этой ситуации. Самой себе. И он тоже. Гермиона знала, что ему нужно это сейчас. Нужна она. Точно так же, как тогда в мотеле он был нужен ей. Разумеется, он никогда этого не признает. И… пусть. Это простая формальность. Ведь главное – они оба знают правду. И неожиданно Гермиона поняла с невиданной доселе отчетливостью. Все, что было между ними на протяжении всех тех лет, в течение которых они знакомы, – простая формальность. Они оба просто играли свои роли. А действительность… что ж, вот она. В этом странном полуобъятии. В этой комнате. В воздухе, который их окружает. Реальность находится здесь. И истина тоже. - Если ты действительно хотела помочь, Грейнджер, то лучше бы купила мне пачку сигарет. Она хихикнула. Потерлась носом о его плечо, облегченно вдыхая запах его тела, ставший – Господи, прости – уже практически родным. - Не знала, что ты куришь. - Я и не курил. До сегодняшнего дня. В этот раз она уже смеется. Беспокойство все еще гнездится у нее в груди. Хотела бы Гермиона понять, что с ним происходит. Но, конечно же, ей нет доступа к его мыслям. Он не скажет. Его дыхание выравнивается. Он больше не задыхается собственным воздухом в легких. Мысль об их поцелуе робким червячком шевельнулась в голове. Гермиона – почти неосознанно – закусила губу. А Малфой словно услышал, о чем она думает. - Можешь отпускать, Грейнджер, - сказал он. В его тон возвращалась знакомая снисходительность. - Хотя, конечно, я тебя понимаю. Не могу судить тебя за желание прикоснуться к прекрасному. Она снова смеется. Прижимается лбом к его шее. Ее губы – в паре миллиметров от его кожи. Он позволяет. Гермиона задышала чаще. Облизнулась. Кончик языка покалывало – она почти ощущала вкус его разгоряченной кожи, капельки соленого пота, медленно скатывающейся по его шее. Нет. Мерлин, не думай об этом. Из кухни доносилась музыка. Гермиона и забыла о том, что оставила включенным радио. Кажется, играл Шопен. - Ты умеешь танцевать вальс? – неожиданно спрашивает он. Что? Гермиона недоуменно поднимает брови. Но, вспоминая, что он не видит ее лица, отвечает: - Умела когда-то очень давно. Первый и единственный раз в жизни, когда я по-настоящему танцевала, был на Святочном балу в Хогвартсе во время Турнира трех волшебников. Малфой усмехнулся. - Ты предпочла знаменитого игрока в квиддич Уизли. И после этого ты говоришь, что ты не идиотка. Гермиона промолчала. - Я думаю, нужно это исправить. - Мой выбор? – спросила Гермиона, уловив в собственном тоне истерические нотки. Драко ухмыльнулся. - И это тоже. Он отпускает ее руки. Гермиона удивленно делает шаг назад, и он поворачивается к ней. Да что это с ним?.. Что на него нашло? Малфой бросается из крайности в крайность. Но, видит Мерлин, в этой ипостаси он нравится ей куда больше. Он кладет ее левую руку себе на плечо, его правая рука – у нее на спине, примерно на уровне лопаток. Второй рукой он сжимает пальцы ее правой руки, приподнимая ее и кладя на свое предплечье. Драко ухмыляется одними губами. В глазах почему-то пустота. Тело Гермионы трепещет. Его прикосновения – такие нежные, непривычные. Она нервно сглатывает. Их взгляды встречаются, и у нее перехватывает дыхание. Его глаза цвета грозовых туч. Такие, что она буквально чувствует запах дождя, вглядываясь в них. Невероятная ситуация. Невероятный Малфой. Невероятное. Она так близко к нему. Корпусом она прижимается к нему в области живота. Гермионе хочется сделать шаг назад и в то же время оказаться еще ближе. Кончик языка вновь начинает покалывать. В голове – целый калейдоскоп мыслей и образов. Что он чувствует сейчас? Помнит ли он?.. - Приподними подбородок, Грейнджер, - произносит он удивительно низким, почти грудным шепотом. – И слегка поверни голову влево, ты должна смотреть мне через плечо… Да, вот так. Уголки губ против воли вздрагивают. Кажется, ее тело становится деревянным. Она не чувствует своих ног, она, наргл ее укуси, вообще ничего не чувствует. Все ее существо сконцентрировалось в местах соприкосновения их тел, утонуло в его голосе. Что же они делают?.. - Раз… Малфой делает шаг вперед с левой ноги. - Два… Шаг вправо. - Три… Приставляет одну ногу к другой. Гермиона зеркально повторяет его движения. Кажется, ее тело двигается само, потому что она не понимает, что делает. Она себя не контролирует – ее ноги делают все сами. - Раз… два… три… - Малфой продолжает считать вслух – скорее для нее, нежели для себя, – пока они описывают первый квадрат. Никогда в жизни она еще не танцевала так. Никогда это не было так легко. Хотя, может быть, и было. Малфой двигается с грацией и мастерством настоящего профессионала. Его движения – плавные, отточенные, идеально выверенные. - Вальс входит в список обязательных умений для аристократов? – рассеянно спрашивает Гермиона. Просто чтобы не молчать. Иначе это поглотит ее. Надо… нужно держаться на плаву, пока… Он не отвечает. Он полностью ушел в танец. Гермиона вспомнила свой неловкий танец с Роном в тот день на крыше. Танец… слишком серьезное слово для их скованного топтания на одном месте. - Поворот, - предупреждает Малфой. И очень вовремя, потому что она как раз собиралась сделать шаг. Конечно же, все не может быть идеально. Несмотря на то, что он ведет ее, несмотря на все его мастерство, Гермиона все же путается в движениях и замирает в его руках. Ведь это все еще она. Гермиона Грейнджер. Неловкая, слегка – Мерлин, прости – неповоротливая. Она ждет, что он закатит глаза, но Малфой просто останавливается. Какое-то время пристально смотрит ей в глаза. Во взгляде – немой вопрос. Что ты хочешь узнать, Малфой? Что так волнует тебя? Неожиданно убирает руки, словно приходя в себя. И она отступает. Понимает – все кончилось так же быстро, как и началось. Она смотрит на свои ладони и замечает кровь. Вспоминает о ссадинах у него на руках. Гермиона чувствует, как начинают пылать ее щеки. - Я… я схожу за перекисью, - говорит она, поспешно отворачиваясь. Да, Мерлин. После всего того, что произошло, она не хочет, чтобы он видел, как она краснеет. Он кивает. А затем тоже отворачивается. - Просто сделай затяжку. Был вечер. Они стояли на мосту Винсента Томаса, на подвесках которого уже зажглись синеватые огоньки. Ветер развевал волосы, и Гермионе то и дело приходилось откидывать с лица непослушные пряди. Малфой нетерпеливо протянул ей зажженную сигарету. И Гермиона – просто потому, что она привыкла брать то, что дают, – ее взяла. - Ни за что! – сказала она, качая головой. – Я не собираюсь курить, Малфой. Это ужасная привычка, очень вредная для здоровья. - Быть занудой, Грейнджер, – вот, что действительно вредно для здоровья, - ответил Малфой, выпуская изо рта облачко дыма. – Новая жизнь, говоришь… К слову, ты должна мне. - Что?! - За то, что притащила меня сюда, - пояснил он, глядя вниз. Мимо них проносились машины, слепя фарами. От шума закладывало уши. - Ну же, - подначивал ее Малфой. Гермиона неуверенно посмотрела на зажатую между пальцами сигарету. Поежилась от пробирающих до костей порывов ветра. - Просто сделай это. Она все еще не решается. Малфой закатывает глаза. - Ты же чертова гриффиндорка. И это срабатывает. Ключевая фраза, запустившая спусковой механизм. Мерлин, Гермиона ненавидит себя за это, но она подносит сигарету к губам. Медленно, почти осторожно, она вдыхает дым. И, видит Годрик, это было ошибкой. Рот тут же наполняется горечью, и на нее нападает приступ кашля. - Боже, Малфой… такая мерзость… - Надеюсь, ты не обо мне, - язвительно замечает он, нарочито медленно затягиваясь. И где тот полусумасшедший, которого она видела несколько часов назад?.. Его перепады настроения ее пугали. Гермиона хотела было уже избавиться от сигареты, но он ее остановил. - В первый раз всегда так бывает. Просто постарайся вдохнуть поглубже и… - Еще глубже? – возмутилась она. – Хочешь, чтобы я совсем задохнулась?! - Было бы неплохо, но нет. Гермиона вздохнула через стиснутые зубы. - Просто постарайся втянуть дым в легкие, а затем подержать его там как можно дольше, - наставительно говорил он. - Ты же говорил, что не курил до сегодняшнего дня, - резонно заметила Гермиона. Малфой промолчал. Она вновь поднесла сигарету ко рту, мысленно решив, что этот раз будет последним, если у нее опять ничего не получится. Какая-то часть Гермионы противилась этому. Она не хотела слушать его, потакать его прихотям. Легкие снова наполняются горечью, ей опять хочется закашляться, но она сдерживается. Следуя его совету, она постаралась задержать дым внутри подольше. - Так, теперь медленно выдыхай, - подсказывал он, облокотившись на ограждение и по-прежнему глядя вниз. Гермиона медленно выпустила дым из легких. Ветер быстро рассеял сероватое облачко. Удивительно, но это ощущение поразило ее. На нее вдруг снизошло успокоение. Ей внезапно стало абсолютно плевать на все происходящее. Кажется, теперь она поняла, почему Малфою понадобилась пачка сигарет. Нелегко признать, но это действительно расслабляло. Конечно, если игнорировать тот факт, что Гермиона начала чувствовать себя абсолютно законченным и скатившимся человеком. Она всегда была хорошей – правильной – девочкой. Но где теперь это «всегда»?.. Гермиона ухватилась свободной рукой за парапет и свесилась вниз. Где-то там, вдалеке, мерцали бесчисленные огоньки. Ей неожиданно стало тепло, и ветер перестал обжигать холодом ее кожу. - Подумать только, - пробормотал Малфой. – Я смог научить чему-то саму Гермиону Грейнджер. - Скорее, ты смог испортить Гермиону Грейнджер, - неосторожно брякнула она и тут же пожалела о сказанном. Ее слова прозвучали слишком двусмысленно. Малфой насмешливо изогнул бровь. Если бы он знал, что происходит с ним… и с ними. Он не знал, как это случилось, почему. Еще секунду назад он был в ярости, но стоило ей только прикоснуться к нему… Все исчезло, испарилось без следа. Совсем недавно он был готов уничтожить ее, потому что она сломала очередную преграду, уничтожила еще один барьер, разделяющий их. Сделала непростительное. И вот ее руки на его плечах, и он замирает. Малфой перевоплощается. Успокаивается. Снова это дикое ощущение умиротворения, почти такое же, как тогда, когда он смотрел на нее спящую в мотеле. Хотелось противиться ей, хотелось скинуть с себя ее руки. Хотелось остаться и просто стоять так. И тогда он решил проверить. Не ее – себя. Малфой решил понять, как она влияет на него. При каких условиях. Этот чертов вальс, чертов мост… просто эксперимент. Что в ней такого? В ее теле, в ее голосе… в ее губах? Как она заставляет его переключиться с ярости на спокойствие и наоборот? Он как будто под Империусом. В какой-то момент мысль об этом попыталась укорениться в его мозгу, но он быстро отмел ее. Грейнджер бы так не поступила. Не в ее принципах. Сейчас, глядя на нее, перегнувшуюся через парапет, смотрящую вдаль невидящим взором, он вновь был абсолютно спокоен. Но неожиданно захотелось проверить кое-что еще. То самое, за что он практически только что ее ненавидел. Ему нужно. Пускай… просто пусть это все решит. Этот шаг – как лакмусовая бумажка. Он же стремился знать правду, верно? Она была нужна ему, как воздух. В правде он видел свое единственное спасение. И поэтому он резко дергает Грейнджер за руку. Притягивает ее к себе, ощущая, как огонь разливается по жилам, как собственное тело оживает, и внутри него просыпается что-то дикое, необузданное, невиданное. Он целует ее.