Цепная реакция

Она не помнила, как они дошли до дома. Он тоже не помнил. Все изменилось в одну секунду, стоило только двери захлопнуться за ее спиной. Все перевернулось с ног на голову. Стоит ей сделать шаг в направлении своей комнаты, как что щелкает у него в голове. Все теперь точно изменилось. Бесповоротно. И уже навсегда. Он сдается. Уже сдался. Еще тогда, когда она повисла у него на спине. В тот момент, когда они танцевали, когда… Она уничтожает его. Она возвращает его к жизни. Она. Все – в ней. Мозг требует очнуться, внутренний голос надрывается до хрипоты. Но он лишь отмахивается от них. Он не может больше противиться себе, противиться ей. Ему все равно терять уже нечего. Он подлетает к ней и впивается в ее губы, вжимая ее тело в стену. Стоит их губам соприкоснуться – и все затихает. Его глаза открыты. Ее тоже. Два непонимающих взгляда сталкиваются. Она словно спрашивает: «Что все это значит?» И, видит Мерлин, он спрашивает у нее то же самое. Что будет потом? Что будет завтра? Как смотреть потом друг на друга, как жить с этим?.. Сотни вопросов повисли между ними безответными. Но сейчас – плевать на все. Плевать. К тому же, уже слишком поздно. Она просто нужна ему. Он просто хочет ее, хочет так, что это почти лишает его рассудка. Стоило их губам соприкоснуться, как весь мир полетел к черту. Тот поцелуй на мосту поджег его, словно бочку с бензином. И она позволяет. Отвечает на его поцелуй. Их языки сталкиваются. Ее прерывистое дыхание, ощущение ее хрупкого тела, зажатого между ним и стеной, то, как она прижимается к нему, как ее пальцы скользят по его шее, доходят до линии бедер, задирают рубашку и прикасаются к его животу… Хриплый стон срывается с его губ, но он не разрывает поцелуй. Она нужна ему, так нужна, здесь и сейчас, просто… Глубже. Дальше. Касаясь языком ее неба, доходя до самого горла. Она стонет, у нее подкашиваются ноги, и она немного соскальзывает по стене вниз. Пальцы яростно впиваются в ее плечи. Тянут бретельки ее платья вниз. Пробегаются по ее разгоряченной коже, хватают за запястья. Он поднимает ее руки, сводит их вместе у нее над головой и прижимает к стене. От этого движения она задыхается, стонет в его губы. Снова распахивает глаза. Он отстраняется. Ее вкус на его губах, у него во рту, в легких. В самой душе, наверное. Мысленно он сходит с ума. Монстр в его душе требует продолжения, но ждет, пытаясь разглядеть в ее затуманенных, помутневших глазах ответ. Спаси меня. Спаси, пока еще не слишком поздно. Но она не останавливает его. Наоборот, она начинает покрывать поцелуями его скулы, щеки, лоб… он прикрывает глаза, и она легко, едва касаясь губами его кожи целует его веки. Вновь отстраняется, вновь взгляд глаза в глаза. Ее грудь резко вздымается и опадает, по шее катится капелька пота и падает в ямку между ключицами. И в этот момент он окончательно теряет рассудок. Он приникает губами к ее коже, и она запрокидывает голову, упираясь затылком в стену; выгибается, подаваясь навстречу. Кажется, всю ее жизнь ей было нужно именно это. Нужен он. Эти губы, зацеловывающие до синяков; этот язык опускающийся все ниже, к ее груди, оставляющий влажные следы на ее коже. Дрожа от возбуждения, она перебирает волосы у него на затылке, моля, чтобы он не останавливался, чтобы он… И Драко словно слышит ее. Резким движением он стягивает ткань ее платья вниз, до границы ребер. Жадно приникает губами к ее груди, сжимает зубами напряженный сосок. Она трепещет под его руками, изучающими ее тело: эти по-птичьи тонкие плечи и лопатки, чуть выступающие ребра, тугой живот. Его прикосновения доводят Грейнджер до безумия. Кажется, будто ее кожа плавится там, где ее касаются его пальцы. Каждый ее рваный вздох доводит его, возбуждая до предела, до самого края. А она выгибает спину, подаваясь ему навстречу, прижимается ближе к нему. Дрожащие пальцы лихорадочно пытаются расстегнуть пуговицы его рубашки, но, Мерлин, у нее ни черта не получается. Она стонет беспомощно, почти отчаянно. И он помогает ей. Проворными движениями расстегивает пуговицы. Она стягивает с него рубашку. Он проводит пальцами по ее щеке, и она тонет в этом прикосновении. Ее обнаженная грудь прижимается к его груди. Она слегка разводит ноги. И он сходит с ума окончательно. Малфой хватает Грейнджер за упругие ягодицы, и она обхватывает ногами его бедра, почти насаживаясь на него, почти… Она что-то шепчет в его губы, пытается нащупать пряжку ремня на его брюках, но он не дает. Нет, Грейнджер. Не здесь. Рано. Нужно ощутить ее под собой. То, как она извивается под ним, как прижимается животом к его животу, как ее тело вдавливается в матрас, как… Узел напряжения внизу живота затягивается туже, сумасшествие жаром разливается по телу, заставляя волоски на теле встать дыбом. В темноте он лихорадочно пытается пробраться к спальне, а она, обхватив руками его шею, так и льнет к нему, прижимается, как кошка, что-то шепчет ему на ухо, продолжая покрывать рваными поцелуями его лицо и шею. В какой-то момент он едва не потерял равновесие, и они чуть не полетели на пол. Она хрипло рассмеялась, а затем вскрикнула – скрытый тканью, его напряжённый член коснулся ее промежности. Она вновь выгнула спину, стараясь прижаться к нему еще ближе, Мерлин, почти до основания насаживаясь на него. И тогда он сдался. Мысль о спальне окончательно покинула его голову. Здесь. Сейчас. Он больше не может. Медленно, почти нежно он опустил ее на диван в гостиной. Она зажмурилась. - Сними, - выстанывала она, проводя руками по своему телу, хватаясь за край сарафана, притягивая его на себя, оголяя кожу бедер. Звук рвущейся ткани. Резким движением он стянул с нее то, что некогда было ее платьем, и бросил на пол. Она перед ним – практически обнаженная. Землетрясение. Цунами. Ураган. Его джинсы тоже полетели куда-то вниз. Он и сам не заметил, когда и как это произошло. Он целует ее бедра, ее живот. От его горячего дыхания ее мышцы сжимаются, она ноготками впивается в кожу у него на спине. Он слизывает капельки горячего пота, проступившего внизу ее живота. Его губы – на кромке ее трусов. Она задыхается от его хриплого дыхания, от собственных стонов. - Драко… - шепчет она, облизывая пересохшие губы, заводя руки за голову, отчаянно впиваясь в подушку, вдавливаясь лопатками в диван. Что-то у него в голове и в груди взрывается. Она первый раз назвала его по имени. Он сжал ее бедра. Она шире разводит ноги, выгибается, подставляя свое тело под его губы, его руки. Она сводит его с ума, эта девчонка… Она дура, такая дура… Она такая красивая перед ним. Мерлин, он буквально молиться готов о том, чтобы она вновь произнесла его имя, чтобы… - Драко… - снова повторяет она, словно читая его мысли. Не прекращая покрывать дразнящими, судорожными поцелуями ее живот, он смотрит на ее лицо, на ее раскрасневшиеся щеки. Ее глаза распахнуты. Она слегка приподнялась на локтях. Прожигает его горящим, нетерпеливым взглядом. Ее глаза – почти черные, горящие зрачки поглотили радужку. Никакого смущения в ее глазах. И, видит Мерлин, никакого стыда. - Я хочу, - шепчет она. – Пожалуйста… мне нужно... И он больше не ждет. Последней преграды нет. Ее аромат – повсюду. И он, Мерлин, так хочет вобрать его в себя – ее в себя. Грейнджер разочарованно стонет. Ему нужно в нее, прямо сейчас, а иначе… Она вновь откидывается на подушки, окончательно переставая понимать что-либо, переставая соображать. Их обнаженные тела соприкасаются. Между ними – раскаленная лава. Они – словно два магнита, которые, наконец, притянулись друг к другу. Он минус. Она плюс. Малфой не понимает, как это тело могло принадлежать кому-то другому, как к ней мог прикасаться кто-то еще. Это кажется просто невозможным. Первый толчок – и она кричит. Отчаянно приникает к его губам, буквально закусывает их, так, что крик переходит в полузадушенный стон. Он ускоряется. Каждое движение, каждый новый толчок заставляют ее дышать все чаще, впиваться в кожу у него на спине все острее, так, что потом наверняка останутся царапины. Грейнджер окончательно потеряла голову. Она что-то выстанывает, выкрикивает, но он не разбирает слов. То ли его хрип, то ли рык у нее над ухом. Он тоже выкрикивает что-то. Кажется, ее имя. Потому что она неожиданно улыбается. Обхватывает руками его лицо. А затем она сама – черт, – сама его целует. И этот поцелуй не похож на все предыдущие. Нет той дикости, той необузданности. Он удивительно нежный, тягучий, сладкий, как карамель. Доводящий до покалывания на языке, до мурашек под кожей. Воспламеняющий, обласкивающий каждую клеточку тела. Никогда никто еще не целовал его так. Никогда. И он тонет в этом поцелуе, чувствуя, как ее мышцы сокращаются вокруг него, как он доходит до предела, проникает в нее так глубоко, как только может. Узел внизу живота, наконец, развязывается, волнами жара покидает его тело. В этот момент она не кричит. Лишь тихий всхлип вырывается из ее приоткрытого рта и растворяется в тишине. - Грейнджер… - он отстраняется, утыкаясь носом в ее плечо. Ее тело все еще трепещет под ним. Она медленно, почти лениво перебирает пальцами его взмокшие волосы. Его дыхание приятно щекочет шею. Он обнимает ее. Прижимает к себе. Снова. Он не знал, сколько они пролежали так. Может, минуту, а может, целый час. Он потерял счет времени. Что дальше? А черт его знает. Сейчас он не думал об этом. Ее глаза медленно закрылись. Она засыпала. Он тоже засыпал. Засыпал рядом с ней. Она жарила блинчики на кухне, стоя в его рубашке. Закрывала глаза, медленно, неторопливо вдыхая аромат, которым пропиталась ткань. Улыбалась. Терлась щекой о жесткий воротник. Ей пришлось закатать рукава и завязать полы рубашки на талии, чтобы не утонуть в ней. Гермионе было спокойно. Впервые за целые месяцы, наверное. Вчера она думала, что будет винить себя. Корить. Ненавидеть. Она боялась, что это будет ошибкой. Но стоило ей проснуться утром у него в объятьях… Подумать только. Она провела ночь с Драко Малфоем. Если бы ей сказали об этом год назад – она бы ни за что не поверила. Была ли она в шоке? Да, очевидно. Но помимо шока она испытывала и эйфорию. Такого в ее жизни не было. С Роном так не было. Он никогда не относился к ней так, не касался ее так… Впервые в жизни ее тело любили. И она любила в ответ. Сходила с ума из раза в раз, каждую секунду. Воспоминания о ночах, проведенных с Роном, заставляли ее краснеть от неловкости и стыда. Сейчас же ее щеки пылали совсем по другому поводу. Вкус его поцелуев все еще на ее губах. Ее кожа все еще помнит прикосновения его рук. Сумасшествие какое-то. Но, Мерлин. Эту улыбку с губ надо согнать. Что подумает Малфой, когда войдет сюда и увидит ее раскрасневшуюся и так по-глупому улыбающуюся? Да еще и в его рубашке… Но это не помогло. Наоборот, Гермиона только ярче заулыбалась. Она не знала, что он уже какое-то время стоял у нее за спиной, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к дверному косяку. Он наблюдал. Медленно обводил взглядам контуры ее тела, так же, как и она, вспоминая о прошлой ночи. Малфой смотрел на прядку волос, выбившуюся из пучка на затылке и то и дело касающуюся ее скулы. Смотрел на ее голые ноги. На то, как она встает на носочки, чтобы достать бутылку молока с верхней полки холодильника. Грейнджер его забавляла. Наверное, он все еще пребывал в состоянии эйфории. И ему совершенно не хотелось злиться на то, что она схватила его рубашку. Было неожиданно спокойно. Наверное, это потому, что на мили вокруг не было ни единого человека, способного в чем-то его обвинить, даже косо на него посмотреть. В этом была прелесть мира магглов – можно было не притворяться. Обвинять же сейчас самого себя в чем-то Малфою не хотелось – все равно это было бесполезно и бессмысленно. Что было, то прошло, и что сделано, то сделано. В тот момент это было нужно ему. Ей. Им обоим. Вот она – правда. Когда с блинчиками было покончено, Грейнджер села по-турецки у холодильника. Достала с нижней полки банку джема. Провела пальцем по бортику, поднесла палец ко рту и кончиком языка слизнула капельку варенья. Салазар… - А Уизли неплохо тебя выдрессировал. Грубые слова сорвались с языка, но прозвучали беззлобно. А она – удивительно – даже не вздрогнула. Так и продолжала сидеть, поедая варенье из банки. И, Мерлин, ее улыбка стала еще шире. Его слова укололи ее, но слегка, совсем чуть-чуть. Совсем не так, как раньше. А потому она просто пропустила их мимо ушей. - Присоединяйся, - она похлопала по полу рядом с собой. Малфой фыркнул, а Грейнджер закатила глаза. - Блинчики там, - произнесла она, указывая на кухонный стол и все еще не глядя на него. Какое-то время Малфой стоял, не двигаясь. Но голод оказался сильнее – Драко нехотя взял тарелку с блинчиками и поставил ее на стол. - Это я забираю себе, - сообщил он, выхватывая банку джема у Грейнджер из рук. Но Гермиона сдаваться не собиралась. - Отдай! – пискнула она, едва не теряя равновесие, пытаясь вскочить на ноги. Малфой елейно ухмыльнулся и поднял банку вверх на вытянутой руке: - Так отбери. Гермиона гневно зыркнула на него, откидывая со лба непослушные волосы. Она уперла руки в боки, грозно расставив ноги: - Отдай банку, тебе говорят. Малфой засмеялся: - Мерлин, Грейнджер, у тебя сейчас пар из ушей пойдет, - он нагло приподнял бровь. - Ах ты… Она собиралась подлететь к нему, чтобы начать серьезную и упорную борьбу за джем, но споткнувшись о ножку стула, полетела прямо на Драко. Он подхватил ее, не давая упасть. Это получилось почти инстинктивно. Гермиона уткнулась носом в его голую грудь. Банку с джемом Малфой выронил, и она разбилась, но никто из них этого даже не заметил. Грейнджер замерла в его объятиях, а его руки, кажется, примерзли к ее талии. Она чувствовала, как под ее ладонью его сердце начало учащенно биться, как напряглось его тело. - Может быть, мне заставить тебя еще и отдать мою рубашку? – прошептал он. - Попробуй, - ответила Гермиона, нервно сглатывая. Обжигающий кожу смешок прямо у нее над ухом. Неожиданно раздался звонок в дверь. Требовательный, оглушительно громкий. Малфой отстранился. Отошел на шаг назад, разжав объятие. Принялся уплетать блинчики, как ни в чем не бывало. С минуту она пристально смотрела на него. Не понимая… совершенно ничего. Звонок продолжал надрываться в прихожей. Гермиона тряхнула головой, пытаясь согнать наваждение. А затем она, медленно приходя в себя, поплелась открывать дверь. В начале марта Рон понял – так продолжаться больше не может. Он не может без нее. Он начал слать ей открытки и цветы каждый день. Ну, практически. Показаться ей на глаза он не решался. Ему был нужен какой-то намек. Мерлин, если бы она только ответила ему… черкнула бы хоть пару строк… даже если бы она попросила его больше не беспокоить ее, это все равно было бы успехом. Ведь это говорило бы о том, что она что-то чувствует по отношению к нему. Да ведь?.. Рон был зол на нее. Сразу после того, как она забрала вещи, даже не предприняв попытку поговорить с ним, он поставил мысленную точку в их отношениях. Однако, все убеждали его в том, что ему нужно поговорить с ней. Хотя он не сказал никому истинной причины их разрыва. Никому, кроме Гарри. - Ты идиот, - сказал Гарри, ошарашено качая головой в ответ на признание друга. – Ты хоть понимаешь, что натворил? Рон запустил пальцы в волосы и упал в кресло. - Я знаю… знаю! Я полный кретин. Но ведь и она… - Она – что? – спросил Гарри, презрительно вскидывая брови. - Она ведь даже не сказала мне о том, что была беременна! Гарри встал с дивана. Засунув руки в карманы, подошел к окну, встав к Рону спиной. - Но и ты ведь ей за два месяца ни слова не сказал. К тому же, это тебя нисколько не оправдывает. - Я и не ищу оправданий своему поступку, - глухо пробормотал Рон, пряча лицо в ладонях. Они молчали. Оба знали, что это не правда. - Так вот, значит, с кем я видел тебя тогда на улице. Губы Рона сжались в ниточку. Пальцами он отчаянно вцепился в свои рыжие волосы, так, что от боли выступили слезы на глазах. - Да, - наконец выдавил он. Вновь напряженная, давящая тишина. Только часы тикают на каминной полке. Тик-так, тик-так, тик-так… - Как ее звали? – неожиданно спросил Гарри. - А не все ли равно? Гарри равнодушно пожал плечами, все еще не поворачиваясь лицом к другу. - Тесса… Тина… не помню. Мы встретились случайно. Это было после нашей с Гермионой ссоры и… - И что? – Поттер резко обернулся, грозно глядя на друга. Между его бровями залегла морщинка. - Мы с Джинни тоже ссоримся. И что, я теперь должен после каждой нашей размолвки вешаться на… - Ты не понимаешь… - Нет, я все прекрасно понимаю! – Гарри перешел на крик. Он подлетел к Рону и стоял, грозно нависая над Уизли. Тяжело дышал. Руки сжались в кулаки почти непроизвольно. - Честно, я бы сейчас тебе морду набил, - прошипел он сквозь стиснутые зубы. – Мало того, что ты сделал, так еще выставил все в таком свете… кроме меня ведь никто не знает, да? Рон судорожно кивнул. Гарри чертыхнулся и вновь отошел от него. Принялся расхаживать по комнате взад и вперед, что-то лихорадочно соображая. - Может… может, ты… Он понял, что Рон хотел сказать. Надсадно расхохотался. Так, что от его смеха зазвенела посуда на стеклянном столике. - Предлагаешь мне поговорить с ней? Ты издеваешься, наверное. Рон, конечно же, не знал, что Гарри пытался. Он хотел выяснить, в чем дело, но Гермиона наложила, наверное, сотню заклинаний, так что достучаться до нее или проникнуть в ее квартиру он не мог. В какой-то момент он решил оставить ее в покое. Подумал, что сейчас она хочет побыть одна, но со временем… Теперь же, когда он знает правду… - Ты пойдешь к ней и сделаешь все, чтобы она тебя впустила и вы могли поговорить. Хотя я прекрасно ее пойму, если она этого не сделает. Уши Рона покраснели. Слова Гарри задели его за живое. - Ну, конечно, ведь кто я, в самом деле, такой! - Ты серьезно ни черта не понимаешь или просто прикидываешься? - Ей только и нужен был повод, чтобы уйти от меня! – сорвался Рон, вскакивая со своего места. - И вместо того, чтобы дать ей повод остаться, ты пошел на это? Ты чертов эгоист. Оба замерли друг напротив друга. Тяжело дышали. У Рона на лбу выступили капельки пота. - А почему ей нужен был повод для того, чтобы быть со мной? – прошептал Рон. – Для любви не нужны поводы. - Где ты был с этими словами несколько лет назад, - устало произнес Гарри, снимая очки и прикрывая глаза. Рон понял, что он имел в виду. Его лицо резко побледнело. Он вновь опустился в кресло и уставился в пол. - И что в таком случае делать? Гарри усмехнулся. - Я ведь тебе уже сказал. - Но ведь она меня не впустит, - Рон виновато взглянул на друга, пытаясь отыскать в его взгляде подтверждение своим словам. - Попытайся, прежде чем делать выводы. Гора засохших букетов нетронутой лежала перед входом в ее квартиру. Кажется, лестничная площадка уже пропиталась этим суховатым, сладко-горьким запахом увядания. Эта тоскливая картина разозлила Рона. Глядя на засохшие цветы, он пожалел о том, что послушал Гарри и вообще пришел сюда, чтобы… унижаться. Да, именно унижаться. Потому что для него это и впрямь было унизительно. Признавать свои ошибки ему было трудно всегда. Мысленно потеряв надежду, он все же подошел к почтовому ящику, чтобы проверить, притронулась ли она к его письмам. Как он и ожидал – нет. Конверты и открытки тугой стопкой лежали внутри. Но помимо них там было кое-что еще… Газеты. Буквально десятки газет, торчавшие из щелки в почтовом ящике, не позволяя ему закрыться. Это Рона немного удивило, но и обрадовало – что ж, по крайней мере, она игнорирует его не намеренно. Она просто игнорирует всех. Сам не зная, зачем, Рон запустил руку в почтовый ящик. Извлек на свет несколько газет, пролистал пожелтевшие страницы. Двадцатое февраля… Пятнадцатое… Второе марта… Первое… Выпуск «Ежедневного пророка» за первое число он рассмотрел повнимательнее. На первой полосе красовалась фотография Уизли и большая статья с кричащим заголовком, сообщающим о его дне рождения. Рон рассеянно просмотрел статью и отбросил газету в сторону. Гермиона могла бы… Рон тряхнул головой. Нет, не могла бы. После того, что произошло… Пожалуй, Гарри прав. Другого выхода все равно нет. Остается только достучаться до нее, чтобы поговорить с глазу на глаз. Прошло уже достаточно времени. Правда ведь?.. Рону хотелось в это верить. Затолкав газеты оттуда, откуда взял, он подошел к входной двери. Прочистил горло. Замер в нерешительности. Его палец – в миллиметре от кнопки звонка. Уизли резко тряхнул головой. Чего ему ломаться, как мальчишке? Он ведь все-таки гриффиндорец. Сделав глубокий вдох, он позвонил в дверь. Он услышал, как эхо от звона глухо разнеслось по ту сторону двери. Его сердце сжалось. Рон настороженно прислушался. Но в ответ – ни звука. Лишь оглушающая тишина. Он позвонил еще раз. Кажется, теперь все его тело обратилось в слух. Он надеялся услышать скрип деревянных половиц, шарканье шагов, звук отодвигающегося стула, шум воды в ванной… что угодно. Но вновь ответом ему была тишина. Может быть, она сейчас сидит, такая же настороженная и взволнованная, как и он сам, и пытается понять, кого это к ней принесло? Может быть, она наложила заглушающие заклятья, чтобы никто не мешал ей. Первый вариант его устраивал куда больше, а потом он решил попробовать другой способ. Костяшками пальцев он побарабанил по прохладной двери. Не слишком громко, но достаточно. - Гермиона, - произнес он, продолжая стучать в дверь. – Это я… это Рон… Нет ответа. Ни единого звука по ту сторону. - Если… если ты все-таки слышишь… впусти меня, прошу тебя. Нам… нам надо поговорить. Ты же… Он хотел сказать «ты же понимаешь», но вовремя остановил себя. И вновь ничего. Это уже начинало его раздражать. Что ж, если она его не слышит, то увидеть кое-что все-таки сможет. Рон уверенно нажал на ручку двери. Чего он никак не ожидал, так это того, что дверь окажется не запертой. Она со скрипом открылась, утягивая Рона за собой, словно магнит. Тот не упал только потому, что продолжал цепляться за ручку, как за спасательный круг. С минуту он стоял, ошарашено глядя в никуда. Затем сделал робкий шаг вперед. Гермиона не появилась, не возникла из ничего. Путь был свободен. Из крошечной пустой прихожей Рон перешел в гостиную. Слой пыли на книжных полках и на подоконниках. Плотно задернутые шторы. И открытая книга, лежащая на диване так, будто бы Гермиона только что была здесь, будто она отошла всего на минутку и вот-вот вернется к чтению. Рон не верил. Даже обойдя все комнаты, даже с учетом того, что на пыльном полу была одна-единственная цепочка следов – его собственных – он не верил. Это не могло быть правдой. Квартира была пуста.