***
И вновь эта неприятная холодная ночь. И вновь они, гонимые ледяным ветром по темным улицам города, который словно специально заводит их в тупики на каждом повороте. И вновь преследователи, что не отстают, в руках сжимая холодное оружие. Они готовы убить этих засранных ублюдков, невзирая на законы, писанные чертовым государством, гребаным миром. Неправильным миром. Эта реальность не для них. Не для тех, кто бежит прочь, кто скрывается изо всех сил, но не теряют друг друга из виду. Эти двое не станут бросаться в разные стороны, не переживая о состоянии другого. Мчатся вместе, тем более, что Дилан ОʼБрайен вполне уверен в выборе своего пути, а Дейв Фардж спокойно доверяет ему, следуя шаг в шаг. Кидаются вниз, по разваленным ступенькам старой закрытой станции метро, чтобы миновать под землей несколько кварталов. У них преимущество. Парни привыкли существовать в темноте, в непроглядном мраке, так что в то время как их преследователи начинают теряться, вбегая в тоннель, по которому давно не ходят поезда, друзья уже идут на отрыв. Это их шанс убраться прочь, правда Дейв уже начинает задыхаться. Ему нечасто приходится скрываться от погони, именно поэтому его организм требовательно просит передохнуть. Дилан знает, куда они выбегут. С другой стороны старой станции вокзала, где смогут выбраться через тот запасной выход в радио-рубке. Мысленно умалчивает о человеке, который показал ему этот путь отступления, не желая испытывать чувства благодарности по отношению к нему. Парни выскакивают на открытое пространство старой станции. Дилан без труда и одышки забирается на платформу, проигнорировав осколки стекла, что впиваются ему в кожу ладоней. Он кладет биту рядом, опускаясь на одно колено, и помогает Дейву забраться за ним, видит, что другу недолго осталось терпеть. Голоса со стороны тоннеля несутся с неимоверной скоростью. Враги приближаются, так что ОʼБрайен уже срывается с места, чтобы скрыться за колоннами, но так же резко тормозит, оглядываясь, когда слышит голос Фарджа, который без сил садится за стеной, прижимаясь к ней спиной. Черт. Парень громко дышит, ладонью вытирая пот с лица, и поднимает хмурый взгляд на Дилана. Он кусает губы, рванув к Дейву, когда из тоннеля выбегают громко и яростно кричащие мужчины. ОʼБрайен садится рядом с другом, запрокинув голову, и сдерживает свое сбитое дыхание, прислушиваясь к шуму за стеной. Вокруг стоит полумрак, пылью, взмывающей в воздух, пачкаются джинсы. ОʼБрайен старается осторожно выглянуть из-за стены, но быстро возвращается в былое положение, когда слышит грохот. Они взбираются на платформу. Дилан вопросительно смотрит на Дейва. Зря. Зря он взял его с собой. — И почему мы обязаны это делать? — хрипло дышит Фардж, никак не справляясь с колотящимся сердцем в груди. Действительно, раньше это казалось «забавным»: все подобные погони, дарящие тебе чувство свободы, драки, в которых ты мог доказать себе и окружающим свою силу. А сейчас? Спустя столько лет, на протяжении которых они живут в таком ритме, поменялось ли отношение? Явно. Но уйти не так просто. Тебе не разрешат. — Я слишком стар для этого дерьма, — Дейв цитирует героя фильма, захлебываясь слюной, и давится, прижав кулак к губам, чтобы не кашлять. — Мне всё чаще охота отсидеться дома, укутаться в плед с чашкой кофе и смотреть Бриджит Джонс. Дилан усмехается, качнув головой. Фардж пытается пошутить, хотя сам в полной мере осознает, в каком они дерьме. Им некуда бежать. Им — потому что ОʼБрайен не оставит его. Если получают по роже, то вместе. Судя по звукам, мужики начинают топтать осколки стекла, этот хруст помогает с ориентироваться, где именно преследователи находятся в данный момент. Дилан сжимает биту, шепча: — Нужно идти дальше. Ты как? Можешь? — не смотрит на друга, но его молчание заставляет все-таки перевести взгляд. Дейв внимательно всматривается в сторону колонн, покусывая шнурок от своей промокшей кофты. ОʼБрайен даже успевает разозлиться на несосредоточенность Фарджа, но чуть позже понимает, что привлекает все внимание русого друга, который даже прекращает моргать, щурясь и приглядываясь к темноте: — Почему она здесь? Дилан ругается под нос, мельком выглянув из-за стены, и вновь переводит свой взгляд на девушку, которая сидит с другой стороны колонны, так же прячась от нежданных гостей. Она прижимает колени к груди, не поправляет ткань кофты, что собирается складками на талии, и не пытается пригладить вьющиеся волосы. В одной руке сжимает бутылку. Алкоголь? Поднимает её к губам, запрокидывая голову, и активно пьет, морщась от неприятного привкуса во рту. Начинает громко кашлять, заставив парней вжаться в стену спинами, ведь они слышат, как мужчины реагируют на шум, рванув с криками к колоннам. Фардж проглатывает комок в сухой глотке, разодранной морозным воздухом, и смотрит искоса на ОʼБрайена, ожидая его действий, но тот сидит смирно, уставившись в поверхность грязного пола, пока их преследователи окружают колонну, а вместе с ней и девушку, которая затуманенным взглядом пытается рассмотреть незнакомцев. На её мокром лице читается полное равнодушие к тому, что эти типы начинают кричать на неё, думая, что она могла видеть двух парней-уродов, за которыми они гнались около получаса. Харпер даже не пытается разбирать их слов. Она подносит бутылку к губам, вновь пьет, игнорируя шум вокруг, отчего один из мужчин ногой выбивает алкоголь из её рук, задев ладонь. Девушка морщится, сжав её пальцами, и наклоняет голову, сгибается, касаясь лбом колен. Не издает ни звука, сильнее подбирая ноги к груди, пока мужчины выхаживают вокруг неё, оглядываясь. Их нетрезвые головы не осознают, что она может быть вовсе не причастна, поэтому начинают пинать скованное тело ногами, выпытывая информацию. Харпер должна была их видеть. Этих парней. — Эй, — шепчет Дейв, хмуро уставившись на Дилана, который, черт возьми, ничего не предпринимает. — Так и собираешься сидеть? — а чего Фардж ждет от ОʼБрайена? Действий? Чтобы кидаться на выручку, стоит хотя бы относиться к жертве по-человечески. В случае с Диланом, он предпочитает вовсе не задумываться о чувствах других, особенно этой стервы, но… ОʼБрайен сильно кусает губу, начиная нервно оглядываться, бросая короткие взгляды в сторону Харпер, которая заваливается набок, прикрывая руками голову, не пытается сбежать. Просто защищается. — Дилан, — Дейв морально давит, заставляя парня прикусить язык. Он крепче сжимает биту, быстро пересчитывая количество мужчин. Их трое. Что ж, кажется, ОʼБрайен сможет справиться. Из них двоих, только Дилан может давать отпор. Фардж постоянно принимает удары, этот тип понятия не имеет, как защититься. Или просто не желает? Дейв — мазохист. Дилан — садист. Неплохая комбинация. — Давай, — Фардж наблюдает за тем, как Харпер пытается присесть, но ей по спине бьют ногой, и девушка вновь ложится на живот, переворачиваясь набок, чтобы опять повторить попытку приподняться на локоть. ОʼБрайен часто моргает, взглянув с особой ненавистью на Дейва: — Убью тебя когда-нибудь, чертов ублюдок, — опирается на рыхлую стену, поднимаясь на ноги, и видит, как Фардж начинает широко улыбаться, поэтому добавляет с ещё большей неприязнью: — Пошел ты, ненавижу, — снимает с плеч кофту, чтобы та не мешала, и крепче сжимает биту, зашагав к мужчинам. Дейв остается сидеть на месте, сверлит спину другу, сощурившись. Неужели, ОʼБрайен так долго хранит свою неприязнь к Харпер? Прошло уже больше семи лет. Хотя, возможно, его ненависть к этой «стерве» подпитывается ещё и тем, что она знает. Знает, в чем заключается слабость ОʼБрайена. Мужчины так увлечены выпытыванием информации из девчонки, что первый из них, который стоит спиной к приближающемуся Дилану, вовремя не замечает угрозу. У ОʼБрайена удар поставлен. Он не первый раз использует железную биту в качестве оружия, поэтому знает, куда и как бить. Да, пару раз парень перебарщивал, хотя его особо не волновало, насколько серьезные увечья он приносит другим. Его вообще не колышет. На кой ему переживать о других? Дилану плевать. Так что сейчас он размахивается с такой силой, что звон от удара бьет даже ему по ушам. Хруст привлекает внимание остальных преследователей. Тело падает на пол без движений, и Дейв хмурит брови, заставив себя вскочить на ноги. Он видит — ОʼБрайен ведет себя странно. Дилан перешагивает поверженного, вновь размахивается, когда двое оставшихся мужчин бросаются к нему, спотыкаясь о тело девушки, которая сжимается калачиком, и неясно, в сознании ли она вообще? Парень бьет одного из нападающих, а от удара другого приходится увернуться. Мысленно Дилан ликует, ведь атакуют его не руками, не кулаками, а ножами. Это бестелесное воздействие. Пускай такой вид борьбы опаснее, но парню куда проще. Он знает, что его не будут касаться. Один из мужчин валится на колени, а другой старается порезать ОʼБрайену живот, так что парень делает шаг назад, не собираясь пока отвлекаться на того, что держится на ногах, добивая второго. Он со всей силы бьет битой по затылку мужика на коленях — и тот валится без сознания. Фардж делает короткий шаг изо стены, хмуро следит за тем, как усмехается Дилан. Ему это приносит удовольствие. В нем столько злости к людям, которые даже не имеют отношения к тому, что ему пришлось пережить? Он всех равняет под одного. С таким же успехом мог действовать и сам Дейв, но тот мыслит иначе. Он вряд ли проникнется ненавистью ко всему живому. В своей проблеме виноват сам он, поэтому увечья приносит он исключительно себе. Хотя позиция Фарджа также вызывает сомнения в правильности. Они оба ненормальные. Просто кому-то проще уничтожить всё вокруг, а кому-то закрыться в себе. И Дилан относится к первому типу. Он, наконец, поворачивается к оставшемуся мужчине, хрипло дыша, и усмехается, со стороны напоминая безумца. На его бите можно разглядеть алые пятна. Новые, старые? Неясно. Для парня это трофей. Он обеими руками сжимает оружие, медленно перешагивая с ноги на ногу. Ждет. С удовольствием наблюдает за страхом мужчины, который даже трезвеет на глазах. Он неуверенно держит нож, бросая взгляды на своих товарищей, что продолжают лежать без движения, и готовится бросить всё, бежать прочь, так что резко срывается с места, мчась без оглядки. И Фардж уже вздыхает с облегчением, думая, что этим всё ограничится, но нет. Парень буквально вырывается из темноты, надеясь успеть схватить друга и остановить, но Дилан быстрее. Он кидается за мужчиной, настигает большими шагами, и мужик получает удар по голове у самого края платформы. Падает на рельсы. Не шевелится. У ОʼБрайена даже не сбивается дыхание. Он испытывает особое наслаждение от победы. Дейв тяжело дышит, подавляя в себе желание хорошенько треснуть Дилана и накричать. Он давно не ходит выполнять поручения вместе с другом, так что не должен удивляться тому, во что медленно превращается ОʼБрайен. Дилан оборачивается, идя обратно к Фарджу, и вопросительно кивает головой, как ни в чем не бывало: — Что? — наклоняется, подняв свою кофту. Биту зажимает между ног, надевая вещь, и натягивает капюшон на голову. — Уходим? Дейв отмирает, оглянувшись на девушку, которая кое-как приседает, мокрыми ладонями стирая пыль с лица, и парень вновь смотрит на друга, с довольной ухмылкой сжав губы, так что Дилан опускает всё ещё напряженные руки, открыв рот от возмущения: — Нет, — отказывается. — Оставим её здесь? — почему Фарджу так охота противостоять ОʼБрайену? Почему ему обязательно надо выводить друга из себя? Хочет получить битой по роже? Может быть. Дилан ставит руки на талию, одной ладонью сжимает холодную биту, издеваясь над губой, и притоптывает ногой: — Она же в хлам… — шепчет, испытывая отвращение к самой особе и к тому, что её вот-вот может вырвать. Харпер действительно начинает дергаться, прижав ладонь к губам. — Так даже интереснее, — Дейв уже готов развернуться и пойти к девушке, но замирает, когда в спину ударяет вопрос: — Какого черта ты так озабочен ею? Выражение лица Фарджа не должно меняться, но в глазах заметно блестит еле заметная злость, поэтому он скрывает её за недоброй ухмылкой: — Тебе не понять, — Дилану правда не понять, так как Дейв не рассказывает того, что ему пришлось пережить. ОʼБрайен сжимает пальцами биту, сдерживая в себе все то, что хочется излить на друга, который разворачивается, подходя к Харпер, которая и правда «в хлам». Дилан перебрасывает биту из руки в руку, со злостью размахивается, ударив ею по колонне, и с ненавистью смотрит на Фарджа, рыча: — Оставь её здесь, — приказывает, и Дейва словно парализует. Парень оглядывается, прикусив губу, и щурит веки, понимая, что Дилан настроен серьезно. ОʼБрайен проглатывает комок, когда его друг внезапно кивает, молча принимая команду. Он даже не станет противиться? Это на него не похоже. Фардж только исподлобья смотрит на Дилана, подходя к нему, обходит, решая преодолеть расстояние. Сам спрыгивает с платформы, видя, что на противоположной стороне есть выход, и оборачивается: — Чего встал? ОʼБрайен стучит битой по полу, хмуро и с недоверием наблюдает за другом, который продолжает идти. Чего он задумал? Хочет, чтобы внутри Дилана проснулась совесть? Этого не будет. Никогда. ОʼБрайен оглядывается, бросив короткий хмурый взгляд на Харпер, которая кашляет, прижав ладонь к губам. Поднимает глаза на Дилана, сощурившись подобно ему. ОʼБрайен с презрением хмыкает, отворачивается и направляется за Дейвом, что недовольно сжимает зубы. Почему он не стал отпираться? Так как хочет, чтобы внутри его друга что-то екнуло. Да, они оба — ублюдки. Но хоть что-то человеческое в них должно быть. И, судя по всему, Дилан не человек. Проблемы других окружающих его не заботят и заботить не должны. Эгоист. Урод. Моральный ублюдок. ОʼБрайен спрыгивает на рельсы, подходя к противоположной станции, и бросает на её поверхность биту, забираясь. Встает, вновь, поневоле, оглядываясь назад. Харпер сама встает на ноги, держась за колонну. Её тело трясет так, словно её сейчас стошнит, но она ведь может передвигаться самостоятельно? Значит, не пропадет. Тогда, чего ты, Дилан, продолжаешь наблюдать за её передвижениями? Фардж уже подходит к запасному выходу, толкая дверь, и искоса смотрит на друга, который переминается с ноги на ногу, беря биту то в одну руку, то в другую. Ублюдок, говоришь…***
Кабинет светлый, с красивыми картинами в рамках на стенах. На столе небольшие комнатные растения, аромат которых должен насильно заставлять пациентов расслабляться и открывать «душу» перед доктором в белом халате. Она даже не может вспомнить пол лечащего врача. Голос в воспоминаниях звучит то как мужской, то как женский, но слова остаются неизменными. «Зачем ты это сделала?» «Это была не я». «Мэй, ты ничего не помнишь из-за вспышки агрессии. Можешь хотя бы рассказать, что именно вывело тебя из себя, заставив сделать это?» «Это была не я». Она шептала, но в её голове голос кричал. Ей не верили. Ни врачи, ни родители. Но Харпер знала, что права. Ведь в ту ночь это была не она. Одно движение рукой — и теперь запись имеет свое место в личном деле ещё маленького человечка, который не виноват. Или же… Мне с трудом удается сидеть за одним столом с родителями. Дышать вместе с ними одним воздухом. Терпеть звуки их голосов. Я чувствую, как с каждым днем меня тянет вниз неведомая сила, что питается за счет моей растущей злости. Чувство, которое я изо всех сил скрывала внутри, сдерживала умело, но теперь всё идет по наклонной. Не могу смотреть на лица взрослых, в глаза, что не должно удивлять, но сейчас эти ощущения иные. Меня тошнит. Голова по-прежнему тяжелая. Тонны тоналки и пудры — и мои ожоги с мелкими синяками скрыты под слоем. Лицо ровное, чистое, и мать одобрительно кивает головой, рассматривая меня, пока говорит с отцом, попивая горячий кофе. Не притрагиваюсь к еде. Боюсь, что выпитый вчера алкоголь скажет сам за себя. Утром от меня несло, поэтому пришлось провести больше времени в ванной. Мне тяжело ходить из-за вялости в ногах, а тут мать ещё и настаивает на каблуках. Она начинает наседать на меня с новой силой, видимо, чувствуя, что теряет надо мной контроль. — Сегодня я пригласила Пенриссов к нам. Это будет даже не ужин, а простое обсуждение последних событий, так что нужно убраться в гостиной, — напоминает мать, а отец ворчит, перелистывая газету: — Ты занималась этим вчера, нет? — Харпер, — мать обращается ко мне. — Сегодня у тебя нет никаких дополнительных? — не отвечаю, пальцами растягивая ткань блузки, из-за чего женщина привстает, потянувшись ко мне рукой, чтобы хлопнуть по моим ладоням. — Хватит! Портишь вещь… — запинается, ведь я реагирую первой, ударив её по запястью, и опускаю голову ниже, застыв так же резко, как и мать. Женщина хмурит брови: — Что ты… — не собираюсь её слушать, поэтому вскакиваю со стула, схватив сумку с пола. — Харпер! — она спешит за мной, так что перехожу на бег, хватая каблуки, и кидаюсь на улицу босиком, не обращая внимания на холод и камушки, что врезаются в голые стопы. — Харпер! — мать в ужасе смотрит на меня, останавливаясь на крыльце, ведь соседи, что рано утром выходят на работу, могут услышать и увидеть это. Ей, видимо, стыдно. Бегу по тротуару, не оглядываюсь, терпя болевые ощущения во всем теле, и торможу только тогда, когда пробегаю несколько домов. Обуваюсь, не смотря на женщину, которая вышла за газетой для мужа на крыльцо, и продолжаю идти, игнорируя весь мир. Да, пускай реальность идет к черту. Но плечи расправить не удается. Я сутулюсь, кое-как вынуждая себя терпеть неудобство, вызванное той одеждой, которую сегодня напялила на себя. С трудом вспоминаю эту ночь. Не помню, что нашло на меня, но я стащила из гостиной бутылку вина и помчалась прочь, распивая его по темным улицам. Мне так охота было отвлечься, но алкоголь — это не лучший выход. Хотя, не могу обещать себе, что подобное не повторится. В школу опаздываю. Чувствую, скоро меня снимут с поста старосты, и что с того? Только мать воспримет эту потерю глобально. Быть может заставит меня кланяться в ноги директору, чтобы вернуть это место в школе. Это ведь так важно. Черт, ей самой не тошно? Погода на улице не радует. Сгущающиеся облака предвещают заметное ухудшение, думаю, будет дождь, а у меня нет зонта с собой. Хотя, кого может волновать состояние моей прически? Уж точно не меня. Вхожу в переполненный людьми коридор, миную стенд с новостями школы, возле которого столпились люди. Они громко что-то обсуждают, смеясь в голос, так что незаинтересованно оглядываюсь, хмуро подмечая, что половина из скопившихся смотрит в мою сторону, перебрасываясь словечками. Это заставляет замедлить шаг, взгляд опустить ниже. Гораздо. Моргаю, всеми силами стараясь игнорировать тот факт, что люди сталкиваются со мной нарочно, пока пробираюсь сквозь толпу, надеясь дойти до шкафчика. — Эй, это же… — не слушаю парня, который прервался на смех, толкнув меня плечом. Хмурю брови. Не обращай внимания, Харпер. — При-вет, — противно тянет ещё один незнакомец, проходящий мимо, и компания девушек с ним начинают тихо хихикать, прикрывая ладонями губы. Шепчутся. Не разбираю слов. В носу закололо. Гордо поднимаю голову, расправляя плечи, и ускоряю шаг, резко замерев, когда передо мной встает ещё один парень: — Сколько в час, Харпер? — смеется, как и его друзья у стены. Стискиваю зубы, обходя его, сталкиваясь при этом с другим человеком, который реагирует с не меньшей озабоченностью, спросив: — А ротиком работать умеешь? Отстаньте. Проталкиваюсь к своему шкафчику, уже протягивая руку к замку, но замираю, ощутив моральный удар в спину. Нож проходит между лопатками, задевая кости позвоночника. Веки шире распахиваются, а способность глотать воздух временно пропадает. Неизвестная для меня функция. Шум вокруг сливается в одну какофонию. Голоса, смех, шепот, толчки всеми частями тела. Смотрю, не моргая, на фотографию, что висит на железной дверце моего шкафчика. Та самая, что пришла мне на почту. Мои губы начинают дрожать, а веки сужаются от обиды и злости. Внизу подписан мой номер телефона. Черт. Время вокруг заметно замедляет свой ход. Оглядываюсь по сторонам, вновь и вновь встречаясь с людьми взглядом. Одышка. В грудь врезается боль. Это не сердце. Невралгия. Грубыми движениями срываю фотографию, стиснув зубы. Рву её пряча в сумку, и оборачиваюсь, делая шаги обратно, в сторону выхода. Опускаю голову, уже не обращая никакого внимания на боль от толчков. В ушах эхом звенит окружающий меня смех. Возвращаюсь к стенду, повернув лицо, и как раз в ту секунду несколько людей отходят, так что мой взгляд вонзается в фотографию, что висит в центре. Не могу идти. Останавливаюсь. Стою боком, не зная, сколько ещё мой организм сможет перенести? Громко дышу через нос, с накапливающимися слезами в глазах смотрю на тот же снимок, мысленно проклиная не того человека, который делает всё это, а именно себя. Если бы в тот день я дала отпор матери, то ничего бы не произошло, а теперь я вынуждена чувствовать себя облитой с ног до головы грязью. Грязь ещё внутри меня. Моргаю, чувствуя, как слезы начинают скользить по горячим от давления щекам, поэтому стираю их пальцами, решая продолжить идти. Бежать прочь, но… Но встречаюсь взглядом с Причардом, который как раз входит в коридор школы, тут же заметив меня в толпе. Меня толкают в плечо проходящие мимо, но не свожу красных глаз с парня, который, как ни в чем не бывало, поднимает ладонь, приветствуя меня своей широкой улыбкой. Дрожь проходит волной по телу, находя ответную реакцию внизу живота. От боли сжимаются ноги, которыми я начинаю шагать назад, ударяясь спиной о тех, кто идет мимо, не замечая меня. Причард отводит глаза, здороваясь с другом, что подходит к нему, о чем-то говорит, после чего они оба идут ближе к стенду. И улыбаются друг другу, после чего «золотой мальчик» вновь смотрит на меня. Ублюдок. Отхожу к двери, что ведет на лестницу. В старый корпус, где расположен спортивный зал. Спиной касаюсь поверхности стены, руками слепо находя ручку, и разворачиваюсь, убегая вниз по ступенькам лестницы. Мчусь, не оглядываюсь, громко шмыгаю носом, вытирая с глаз слезы. Лицо жалко морщится от бури эмоций, что накрывают с головой, заставляя окунуться в непосильную для моего сознания боль. Выбегаю в коридор, несусь мимо раздевалок, чтобы добраться до лестницы в конце коридора. Здесь темновато. Стоит полумрак, ведь учитель физкультуры ещё не включал свет. Сквозь слезы разбираю дорогу, поскальзываюсь на повороте к лестнице, врезаясь в дверь, и толкаю её, начав подниматься наверх, но бешено скачущее сердце внезапно затихает, как и дыхание, когда, поднявшись всего на один пролет, я сталкиваюсь с русым парнем, который… Который держится за перила лестницы, кашляя, и садится на ступеньки, что-то бормоча. Сжимаю губы, стою позади него, не зная, куда себя деть. Не могу вернуться назад. Мне нужно бежать отсюда, а там наверху вход в спортивный зал и выход на улицу. Мне необходимо попасть туда! Плюю на парня, рванув вперед, и оббегаю его, невольно бросив взгляд назад. Фардж. Вторично замираю, хотя наоборот должна нестись с удвоенной скоростью. Поворачиваюсь всем телом к парню, который лбом касается грязной ступеньки, пальцами рук сжимая перила, и мычит, правда тихо. Моргаю, встревожено осматривая его, и делаю шаг: — Ты в порядке? — задаю вопрос до того, как в поле зрения попадаются несколько пустых прозрачных пакетиков и сверток бумаги, что лежат на той же ступеньке у самой стены. — Ты что-то выкурил? — догадываюсь, с волнением оглядываясь по сторонам. — Тебе нехорошо? Фардж что-то бубнит, а, быть может, вовсе стонет от боли, резко вскинув голову. Он бледный. Кожа лица покрыта потом. Парень пытается подняться на ноги, но вновь садится вниз, чуть было не валясь спиной назад, так что реагирую, бросая сумку к ногам, и хватаю Фарджа за плечо, помогая принять нормальное положение. Он кашляет, хрипло, словно пытается выплюнуть комок, что образовался в горле. Шмыгаю носом, собирая себя по кусочкам, так что внешне на лице играет уверенность: — Мне позвать медсестру? — пытаюсь заглянуть ему в глаза, но парень начинает активно качать головой, видимо пытаясь ещё что-то сказать, но не выходит. Ему это мешает дышать. Кожа шеи покрыта странными красными точками. Сыпь? Может, у него аллергическая реакция на то, что он выкурил? Вполне объяснимо. Беру парня за лицо, заставив поднять выше, и всматриваюсь в глаза, замечая, как расширены его зрачки. Светлой радужки вокруг глаз практически нет. Дело дрянь. Вытираю мокрые глаза ладонью, ещё раз спрашивая: — Мне… Что мне сделать? Тебе нужно на воздух? Воды? — в такие моменты я словно становлюсь человеком без чувств. Я забываю о той злости, что постоянно вызывают своими поступками у меня такие, как Фардж. Действую бессознательно. Если человеку нехорошо, то я должна помочь. Так обязан мыслить любой, невзирая на свое отношение к нему. Фардж без остановки качает головой, начав рыться одной рукой в карманах, но ему нужно держаться обеими ладонями за перила, поэтому я сама роюсь, не спрашивая разрешения, надеясь найти какое-нибудь лекарство, но вместо этого вынимаю пачку сигарет и мобильный телефон. Поднимаю глаза на задыхающегося парня, который кое-как берет телефон, начиная тыкать пальцем по экрану. — Нужно кому-то позвонить? — догадываюсь, отнимая у него аппарат, ведь Фардж явно не справится сам. — Кому? — открываю контакты, видя только один номер. Хмурю брови, взглянув на парня, и спрашиваю. — Ему звонить? — Фардж кивает, кашляя, и его начинает сводить судорога. Через секунду парня тошнит. Он отворачивает голову, плюя вниз, а я понимаю, что медлить с этим нельзя, поэтому неуверенно нажимаю «вызов», прижимая телефон к уху. Одной рукой держу капюшон парня, пока тот опустошает желудок, мыча от боли, которой скручен живот. И тут выясняется, что денег на телефоне Фарджа нет. Я закатываю глаза, быстро доставая из сумки свой телефон, и набираю номер, вернув парню его аппарат после того, как проверю все введенные цифры. Гудки. Они напрягают. Но я не могу оставить этого кретина, так что… *** Толпятся у стенда. Фотографируют, шутя о том, что обязательно стоит воспользоваться её услугами. Или они все не шутят? Причард со своими друзьями стоит ближе всех, переговариваясь, и их слова мало важны в данном случае, главное то, с каким удовольствием они воспринимают разгоревшееся вокруг безумие. Мэй Харпер. Они будто создали эту новую школьную шлюшку, о которой теперь будут ходить неприятные слухи. А всё ради чего? Здесь нет какой-то конкретной цели. Они ничего не преследуют, просто им скучно. Нужно чем-то занять себя, а садистам присуще издеваться над другими, получая от этого дикое наслаждение. И что они решат предпринять дальше? Пока остается секретом даже для Причарда. Как пойдет. Ответ сам найдется. Отчего-то ему охота подольше поиграться с девчонкой, которую все считали чертовой святошей, неприступной крепостью, которую сломили несколько коктейлей. Конечно, главную роль сыграл именно наркотик, который в тот вечер употребляли абсолютно все на вечеринке. Харпер сама виновата, что с такой наивностью принимала напитки. Она же не может быть настолько глупой? По всей видимости, может. Образ сильной, непоколебимой скалы рухнул. И теперь никто не станет воспринимать её так, как раньше. Только не после того, что парни сделают дальше… Рвет. Причард даже начинает быстро моргать от неожиданности, когда подошедший парень спокойно срывает со стенда фотографию, рвя её на куски и пряча себе в карманы кофты. Причард пихает в бок своих друзей, которые с такой же агрессией смотрят на Дилана. — Пф, чувак, что ты делаешь? — Причарду не нравится, что кто-то мешает ему развлекаться. ОʼБрайен не поворачивает головы, оставшиеся кусочки снимка сдирает вместе со скотчем с прозрачного стекла под недовольное оханье стада уродов, которые начинают расходиться, некоторые из них негодуют: «Не успел записать номер». Дилан заканчивает, отворачивается, чтобы уйти, но дорогу ему загораживают парни, а Причард вовсе подходит слишком близко, так что ОʼБрайен реагирует с агрессией, выставив перед собой биту, которую решил пронести в школу, чтобы спрятать в шкафчике. «Золотой мальчик» противно смеется, переглядываясь с друзьями, и вновь смотрит в глаза Дилану, который настроен вполне решительно. Если этот тип сделает к нему ещё шаг, то лишится своих ровных зубов. Бита упирается в грудь Причарда, который кивает головой: — Зачем так пренебрежительно относишься к плоду своего труда? — все подхватывают, неодобрительно качая головами, а ОʼБрайен щурит веки, пытаясь понять, о чем он говорит. Причард поднимает брови, невинно моргая: — Это ведь твоих рук дело, — утверждает, говоря это громко, так что проходящие мимо люди оглядываются, беря сказанное себе на заметку. Теперь точно пойдут слухи. — Что ты несешь? — со злостью шепчет Дилан, не отводит взгляда от парня, который пожимает плечами: — Тебе виднее, — улыбается, сунув ладони в карманы штанов. — Это ведь твое творчество. ОʼБрайен неприятно усмехается, качнув головой: — Кого ты обманываешь, Пенрисс? — А кому из нас поверят, ОʼБрайен? — с угрозой отвечает Причард, и Дилан делает шаг к нему, надавив битой на шею парню, который невольно делает шаг назад, чуть не теряя равновесие. Этот ублюдок всё продумал. Он специально так громко говорит, хочет посадить зерно в головы каждого, кто слышит их разговор, чтобы окружающие думали, что всё это — дело рук Дилана. И да, кому поверят? Сыну известных Пенриссов, или какому-то нахалу, ублюдку с улицы ОʼБрайену? Парень понимает это, поэтому кусает губу, повторив толчок в грудь Причарду, который яростно бьет рукой по бите Дилана, прорычав с особым удовольствием: — Интересно, что ты сделаешь дальше? Опубликуешь видео с тем, как трахаешь её? Думаю, в твоем понимании, это вполне забавно, так? ОʼБрайен сдерживает тяжелое дыхание, сильнее сжав руками биту, и моргает, желая размахнуться и снести голову этому уроду, но остается внешне неподвижным, что вызывает смех со стороны Причарда и его друзей. Пенрисс кивает всем, чтобы те продолжили идти по кабинетам, а сам вздыхает, поправляя ткань своей светлой рубашки, с каким-то победным выражением лица заявляя: — Видео… — задумчиво щурит веки, взглянув Дилану в глаза уже с улыбкой. — Хочешь посмотреть его? — ОʼБрайен с болью стискивает зубы, направляя всю злость в свой взгляд, которым желает испепелить Причарда, а тот остается довольным своим триумфом, поэтому отступает назад, когда слышит звонок на урок: — Скоро увидишь и подрочишь, ОʼБрайен. Знаю, тебе такое нравится, — разворачивается, быстро зашагав за своей компанией. Дилан глубоко, но быстро дышит. Сдерживает агрессию. Пытается не стучать битой по полу, хотя всё равно касается ровной поверхности. Ему не нужны такого рода проблемы. Если слухи дойдут до Донтекю, то тот, ни в коем случае, не упустит такой шанс. Он начнет копаться. Он докажет всем причастность ОʼБрайена. Дилан нажил себе слишком много врагов. Даже Харпер. Чертова Харпер, из-за которой на него наваливаются проблемы. Девушка не помнит, кто это сделал с ней, и если ей скажут, что это был Дилан, она не станет ждать. Она захочет его уничтожить. ОʼБрайену охота прислониться лбом к холодным дверцам шкафчика, но он держит спину ровно, не хочет демонстрировать слабость. Вдруг кто-то увидит его таким. Идет к своему шкафчику. В коридоре уже пусто. В кабинетах ведутся уроки, проверяют посещение учеников, но парень не думает спешить. Он прячет биту в шкафчик, думая, что ещё успеет покурить, что ему, кстати, необходимо, чтобы немного остыть, но не успевает потянуться за пачкой сигарет, как его телефон начинает вибрировать. Вынимает из кармана, взглянув на экран, и немного мнется, ведь номер не определен: — Да? — моргает, немного оторопев, когда в трубке звучит хриплый, но женский, знакомый ему голос: — Эм… Это… — Какого черта? — он морщит лицо с таким отвращением, словно в него бросаются тухлыми яйцами. Он узнает голос Харпер, поэтому закатывает глаза, повторно оглядевшись. — Какого хера, блять, у тебя делает мой номер?! — он не оставлял его даже в своих личных данных школы. — Да пошел ты, кусок дерьма! — вау, грубость. Уже интересно. — Фардж накурился и теперь еле держится в сознательном состоянии, поэтому просит меня позвать тебя! — Да еб… твою, — Дилан откашливается, громко захлопнув дверцу шкафчика, и поправляет свободной рукой ремень рюкзака. — Где он? — вытирает ладонью лоб, развернувшись, чтобы выйти на лестницу, что ведет в старый корпус. — Он задыхается. Мне нужно что-нибудь сделать? — странно, но Дилану начинает казаться, что Харпер переживает за Дейва, но он быстро отбрасывает эту ложь, прорычав в трубку: — Ничего, просто дождитесь меня, — отключает телефон, спрятав его в карман кофты, и переходит на бег, толкая дверь. *** Кладу телефон обратно в сумку, наклонившись, чтобы рассмотреть лицо парня, который сжимает веки, вновь и вновь кашляя, плюя на пол. Убираю локоны волос за уши, хмурясь: — Хочешь воды? — спрашиваю, и ликую, когда Фардж кивает, рвано дыша. Роюсь в сумке, достав бутылку, и протягиваю ему, открыв крышку. — Держи. Затуманенным взглядом парень пытается сфокусироваться на бутылке и протягивает руку, чтобы взять её, но вновь давится, отворачиваясь, чтобы поблевать. Лбом прижимается к перилам, хочет сохранить способность глотать кислород, и немного сковывается, когда слышит внизу громкий дверной хлопок. Я вскакиваю на ноги, прижав к груди бутылку, и невольно поднимаюсь на ступеньку выше, когда к нам сворачивает, поднимаясь, ОʼБрайен. Он не смотрит на меня. Только на Фарджа. — Что с тобой? — опускается на корточки, и я впервые вижу, чтобы парень с таким отвращением, но прикасался к кому-то. Грубо поднимает его голову. Пальцами растягивает веки, рассматривая расширенные зрачки, и оглядывается по сторонам. Понимаю, что он ищет, поэтому указываю пальцем на пакетики: — Вот они… — шепчу. Дилан берет их, подносит к носу, нюхая, и пальцем касается оставшегося порошка внутри, пробуя на язык. Судя по выражению лица, он понимает, что это, поэтому прячет всё «добро» в карманы своей кофты, встает, сжав и разжав пальцы. Замирает в странном полусогнутом состоянии, видимо, морально готовит себя к тому, что ему придется помочь Фарджу подняться. Моргаю, откашливаясь, и потираю потные ладони о юбку: — Я-я… Я могу помочь, — кажется, ОʼБрайену правда тяжело перебороть себя, но Фарджу явно нужно в больницу, поэтому предлагаю свою помощь, на что получаю язвительное: «Иди прочь». Дилан берет друга под руки, рывком дернув наверх. Фардж еле держится на ногах, его голова опущена, тело расслабленно, но не полностью. ОʼБрайен запрокидывает голову, с напряжением стискивая зубы. Привыкает. Он, черт возьми, привыкает к прикосновению. И это так необычно. Сглатывает, набираясь сил, и шикает в мою сторону, как на бродячую шавку: — Прочь, — имеет в виду «с дороги». Хмурюсь, качнув головой, и беру сумку, отвернувшись. Иду наверх. Всё равно собиралась уйти из школы, так что нам по пути. Поднимаюсь, подходя к дверям, и понимаю, что ОʼБрайен так и не двинулся с места. Ему настолько тяжело? Выхожу на этаж, не успевая переступить порог, как слышу голос со стороны: — Харпер? — этот тон. Социальный педагог. Моргаю, взглянув на женщину, что быстро приближается ко мне с другого конца коридора, поэтому оглядываюсь на парней, видя, что Дилан смотрит на меня. И я читаю его взгляд. Именно поэтому не люблю смотреть в глаза, ведь таким образом ты открыт перед другими. И сейчас я «читаю» ОʼБрайена. Никто не должен увидеть. Да, у них будут проблемы. Громко вздыхаю, прикусив губу, и гордо вскидываю голову, с презрением сощурившись, чтобы Дилан понял, как сильно неприятен мне, и то, что я сделаю дальше, ничего не значит. Выхожу в коридор, закрывая двери, и уверенно шагаю навстречу социальному педагогу, который спрашивает: — Что вы здесь делаете? Урок уже начался. — Мне сказали, что здесь кто-то собирался прогуливать и покурить. Думаю, это опять те двое, которых мы застукали на той неделе за школой, — говорю уверенно, видя, как блестят глаза женщины. Ей лишь поймать и отругать кого-нибудь, так что она застывает на месте, развернувшись, чтобы идти со мной в ногу, даже обгоняя, чтобы застать нарушителей первой: — Где? — В мужской раздевалке, — лгу, позволяя социальному педагогу меня обогнать. Ей так легко манипулировать. Продолжаю идти за женщиной, оглядываюсь, видя, как ОʼБрайен выглядывает изо двери, придерживая Фарджа, что сжимает ладонью рот, чтобы не начать плевать на пол. Недолго смотрю Дилану в глаза, находя его хмурость неприятной, и с гордым видом отворачиваюсь, поспешив за женщиной. Моя помощь ничего не значит.***
Такое наслаждение — вернуться в пустой дом, по коридору которого не бродит ни мать, ни отец, ни чертовы Пенриссы, только кот, что своим присутствием не мешает мне. Прогулять целый день — рискованно. Уверена, мои прогулы фиксируются с особым вниманием, так что сегодня обязательно поступит звонок к матери. У неё захотят узнать, по каким причинам я прогуливаю занятия, но всё это потом. Потом мне придется противостоять моральной давке матери, потом выслушивать её нравоучения. Потом. Сейчас я предоставлена себе. И точка. И первым делом — сходила в ванную. Приняла душ, чтобы смыть всю собранную за утро грязь с тела. Жаль, что нельзя с таким же успехом избавиться от неё внутри. Возвращаюсь в комнату, вытирая волосы полотенцем, и закрываю дверь на ключ, даже несмотря на то, что дома никто не появится до самого вечера. Мне так спокойнее. Прохожу к кровати, расслабленно шаркаю ногами, взглянув на свое отражение в зеркале. Плечи покрыты синяками, на скулах ожоги от сигарет, синяк под глазом небольшой, но заметный. Мне неохота скрывать все эти отметины, я не считаю их своим недостатком. Мне даже… Нравится, что ли. Знать, что эти синяки болят только тогда, когда их касаешься, намного приятнее, что не скажешь о внутренней боли, которая может резко застать меня врасплох. Между ног. Внизу живота. Прижимаю ладони к животу, вздохнув, и бросаю полотенце на спинку стула, заметив, что кнопочка главного меню на телефоне мигает белым цветом. Подхожу к кровати, рухнув на неё спиной, и переворачиваюсь на живот, взяв мобильный аппарат в руки. Экран зажигается. Моргаю, хмуря брови, и убираю прилипшие к влажному лицу ещё мокрые локоны волос. Пальцами тыкаю, видя, что мой телефон беспокоит одно непрочитанное сообщение. Мою мать уже оповестили? Нет, тогда она бы звонила без остановки. Отец? Мы с ним не то, чтобы не общаемся… Всё сложно. Открываю сообщение, с недоверием просматривая номер телефона. Неизвестный. Моргаю, вдруг присев на кровати. Спиной прижимаюсь к стене, поджав колени к груди, и, не веря, проверяю догадку. Открываю список вызовов, изучая тот номер, который набирала сегодня в последний раз. Быть не может. Мне мерещится? Я в бреду? Вновь открываю сообщения, сверяя номер по памяти. Нет. Это он. Точно. Как идиотка долго сверлю взглядом непрочитанное сообщение, набираясь мужества, перед тем, как открыть. И, если честно… Понятия не имею, что и думать, ведь в глаза бросается одно слово. Оно единственное, но способное выбить меня из колеи. «Спасибо».