Молчи

Вам когда-нибудь казалось, что холод насильно ковыряет старые раны на вашем и без того изувеченном теле? Казалось ли, что нож, воткнутый когда-то вам в спину, теперь торчит поперек глотки, отчего весь кислород игнорирует ваше существование, не позволяя вдохнуть его полной грудью? Казалось ли, что у вас нет места там, где оно обязательно должно быть, а то положение в пространстве, которое вы занимаете в данный момент, вызывает только странное чувство дискомфорта внутри? Будто организм самостоятельно отвергает сложившуюся ситуацию, прося меня бежать. На улице давно повис вечер, но окон никто не закрывает, так что прислушиваюсь к вою ветра, пытаясь расслабиться и унять дрожь в коленях. Мы сидим в гостиной нашего дома вместе с Пенриссами. Всеми членами этой «идеальной» семьи. Причард весело проводит время, поддерживая разговор взрослых, а мне остается только терпеть боль между ног и оглядываться назад, на настенные часы, следя за стрелками. Все пьют вино, курят дорогие сигары. Мать помечает, что одной бутылки не хватает, но молчит, не зная, кого за это ругать, тем более, только не сейчас. Они слишком хорошо проводят время. — Харпер, помнится, ты обещала нашему сыну помочь с учебой? — Что Причард, что его мать… Один черт. Хмурю брови, не скрывая своего недовольства, и мать отвечает за меня: — Да, Харпер у нас очень способная, так что ей это не составит труда. — Мой сын не умеет планировать свое время, так что может решим, когда и в какие часы она будет помогать ему? — миссис Пенрисс предлагает, пока мужчины заняты обсуждением прошедшей игры по футболу. Переплетаю пальцы рук, опуская взгляд, но не голову. — У Харпер очень забитый график, но, думаю, можно по средам и пятницам, — моя мать решает все, и мать Причарда радуется: — А, может, еще в выходные? Как раз им обоим надо делать домашнюю работу. Я щурю веки. Нет. Только не мои выходные. Дни, когда я могу побыть одна, вдали от окружающих. Не отнимайте у меня время моей свободы. — Это прекрасная идея, — поддерживает моя мать. Они делают еще по глотку вина, и я поднимаю глаза, взглянув на парня, который искоса смотрит на меня, улыбаясь с такой простотой, словно ничего между нами не происходит. Хороший актер. Мастерский лжец. — Кстати, — меня вдруг пробирают мурашки, ведь Причард начинает говорить. — Мне нужна лекция о Второй мировой войне. У нас тест завтра, — с той же улыбкой обращается ко мне. — Можешь одолжить свою тетрадь по истории? Я обещаю, что верну в целостности. Хмуро смотрю на него, желая разорвать его физиономию при помощи силы мысли. Что он задумал? — Харпер, — мать задевает меня локтем, призывая к действию. — Сходи и принеси, — шепчет, и я закатываю глаза, отчего у женщины чуть челюсть не отпадает. Она наверняка прибьет меня за это. Встаю с места, шагая в сторону дверей, и уже принимаю факт того, что мне придется лишние разы контактировать с Причардом. — Подожди, я с тобой, — слышу шаги за спиной, поэтому резко оглядываюсь, вцепившись диким взглядом в шею парня, идею которого поддерживает моя мать с особым наслаждением. Она так хочет, чтобы мы сблизились? Интересно, как бы женщина отреагировала, узнав о том, что он… Стоп. Я должна быть уверена. Выхожу в коридор, сильно дернув дверью, надеясь, что та хлопнет по лицу Причарда, но тот успевает остановить ее. Следует за мной. Напряжение чувствуется под ребрами, оно щекочет между лопатками, сдирая оболочку с легких. Поднимаюсь на второй этаж, обернувшись, и вкладываю всю ненависть во взгляд, в голос, обращаясь к ублюдку, что со спокойной улыбкой смотрит на меня: — Это был ты, — утверждаю шепотом, смотря ему прямо в глаза. — Я знаю. — И что теперь? — Совершенно без эмоций спрашивает парень, сощурив веки. Делает шаг ко мне, сунув ладони в карманы штанов. От злости мой рот открывается, но не успеваю сказать, что выдам его, что расскажу всем, ведь Причард перебивает, сбивая мой боевой настрой тем, что вынимает телефон, быстро поворачивает экраном ко мне, заставив буквально оторопеть, застыть все клетки моего организма, ведь я лицезрю видео запись. Стою. Парализована. Не могу моргать, а глаза уже болят от слез. С губ слетает непонятный писк, когда парень с усмешкой добавляет: — Со звуком смотрится гораздо интереснее. Меня трясет от ярости. Поднимаю глаза на парня, рыча с такой неописуемой злостью, что челюсть сводит: — Я уничтожу тебя, — голос дрожит. Причард не меняется в лице, качнув телефоном перед моим лицом: — Детка, ты знаешь, сколько у меня на тебя компромата? — Ему нравятся эмоции, которые мне никак не скрыть с лица. — Тем более, у меня есть алиби. Думаешь, кто-нибудь поверит, что я — сын Пенриссов — сотворил нечто подобное? Если не хочешь подставить ублюдка с улицы, то научись держать язык за зубами. Ты ведь не хочешь, чтобы в тюрьму сел тот, кто ни в чем не виноват. Я сжимаю ладони в кулаки, сильнее свожу брови к переносице, чувствуя, как мускулы лица горят от тех ощущений, что бурлят внутри. — О ком ты? — Шепчу, не понимая, и усмехаюсь. — Кто бы мог подумать, что ты строишь из себя такого смельчака, а на деле бежишь, как крыса, — хочу плюнуть ему в лицо, облить грязью, заставить страдать так же сильно, как страдаю я. — Пф, кто ж виноват, что это именно он нашел тебя, — говорит, но мне по-прежнему неясно, о ком идет речь. Причард вновь демонстрирует мне телефон, уже листая фотографии с отвратительным содержанием, поэтому не выдерживаю, отворачиваясь, и быстро шагаю в сторону ванной, шмыгая носом. Не могу рисковать и бежать в свою комнату. Вдруг он сумеет пройти туда. Должен же оставаться в этом чертовом доме мой личный безопасный уголок? Шаги за спиной. — Куда вы идете, мисс Харпер? Оглядываюсь, видя, что парень следует за мной, держа телефон. Снимает меня?! Ускоряюсь, с бешенством сердца в груди хватаюсь за ручку и открываю дверь, желая закрыть за собой. Но противоположный пол сильнее. Они постоянно используют свои возможности против слабых, чтобы подчеркнуть свое превосходство. — Давай обновим мою коллекцию? *** — У вас прелестная дочь, — в который раз замечает миссис Пенрисс, и мать Харпер довольно кивает, отпивая из бокала вино: — Она у меня сокровище. Послушна, воспитана. Настоящее золото, не думаете? Женщины улыбаются друг другу, мысленно понимая, что думают об одном и том же, так что прерывают разговор, пока миссис Харпер не замечает: — Что-то они там задерживаются. — Может, они знакомятся поближе? — с загадочной улыбкой предполагает Пенрисс, довольно сверкнув глазами, а женщина напротив подхватывает её мысль, закивав: — Кто знает. Тем временем в больнице уже пустеют коридоры. Родственников просят покинуть здание, ведь часы посещения ограничены, но Дилан продолжает сидеть на диване, наблюдая за недовольно цокающими медсестрами, которые негодуют от невоспитанности парня. Но тот всего лишь ждет старушку, которая приехала проведать Фарджа. Он хочет отвести её домой, а то уже совсем поздно. ОʼБрайен водит пальцами по экрану телефона, с особой злостью кусая свои губы. Зачем он это сделал? Теперь будет испытывать ещё больше раздражения. Парень не должен был писать ей сообщение. Это не в его характере. Он терпеть не может такие внезапные порывы. Придурок. Теперь сидит и ругает себя, еле сдерживаясь, чтобы не разбить телефон о стену. Кретин. Чтобы держать жертву на поводке, достаточно лишь запугать. Заставить трястись от ужаса. И у Причарда это мастерски получается. Он держит телефон, снимая видео, и грубо сжимает волосы девушки, накручивая локоны себе на пальцы. Та от шока не может сообразить, что делать, как спастись. Она лишь давится, широко распахнутыми глазами, полными слез, смотрит перед собой, руками опираясь на ноги парня, который грубо приказывает: — Глотай.

***

Сила человека не зависит от физического превосходства перед другим. Сильные люди не машут кулаками

Как выглядят разбитость, сломленность, апатия, но при этом внутреннее недогоревшее желание бороться в одном виде? Эта смесь выглядит, как Мэй Харпер — девушка с разодранной глоткой. Девушка, стоящая в дверях шумного школьного коридора, не двигающаяся с места, испытывающая нечто напоминающее ужас. Девушка, на лице которой больше нет места слою тоналки. Лишь небольшие синяки, ссадины. Губа порвана. Бессонная ночь свела с ума, но мысли не сломили полностью, по этой причине она сейчас здесь. Стоит, терпя толчки. Каждому, кажется, приносит особое удовольствие задеть ее, словно это какая-то жестокая игра. Харпер смотрит вниз. В пол. Опухшие круги под глазами ноют от давления, температура тела то поднимается, то опускается. Ее бросает и в жар, и в холод. Это нормально? Вовсе нет. Отныне ничего в ее жизни не может иметь штамп «нормально», так как Мэй сама начинает сходить с ума. Она вышагивает вперед по коридору, сталкиваясь с людьми, которые бросают на нее недовольные взгляды, иногда говоря неприятным тоном: «Смотри, куда прешь». Девушка сохраняет взгляд на уровне шеи тех, кто проходит мимо. Ее небрежное отношение к внешнему виду в полной мере проявляется именно сегодня: темные джинсы, мятая футболка с длинными рукавами, волосы касаются плеч. Харпер идет вдоль шкафчиков, страшась просто думать о своем состоянии. Вчера Причард Пенрисс убил ее. Опять. Но кого это волнует? Девушка еле держится, вовремя смахивая нечто напоминающее слезу, и поднимает голову выше, заметив в толпе парня с капюшоном на голове. Точно. Фардж. Ей нужно будет что-то сказать при подаче отсутствующих. Приходится ускориться и вновь войти в толпу. ОʼБрайен идет не быстро, просто делает довольно большие шаги. Харпер переходит на бег, протягивая руку, но вовремя вспоминает: «Трогать нельзя». — Эй, — зовет охрипшим голосом, ужасаясь ему. Приходится повторить громче, чтобы быть услышанной человеком, который не желает слышать других. Дилан оглядывается, поначалу вовсе не замечая Харпер, которая останавливается, откашливаясь: — Мне нужно… — Замолкает, пугаясь взгляда, которым парень награждает ее, медленно опуская зрачки, но не голову. С ним явно что-то не так, но у Харпер нет желания выяснять. Она сжимает пальцами ремни рюкзака, моргая: — Фардж в больнице? Мне нужно что-то сказать в учительской… — Ее голос стихает, когда ОʼБрайен разворачивается, молча продолжая идти. — Э-эй, — шепчет, опуская руки, и шагает за ним. — Просто… Можешь просто кивнуть? Дилан так же внезапно оглядывается, наклонив голову, чтобы нарочно врезаться своим диким взглядом в глаза Харпер, которая застывает на месте, прикусив язык. — Чего ты привязалась? Иди к черту, — рычит на нее. А в чем причина? Он изводит себя за то, что написал ей. За то, что идет против своих убеждений только потому, что она помогла им вчера. Парень не смог даже уснуть, не прощая за то, что сделал. Он ненавидит ее. Ненавидит мысль о том, что испытывает благодарность к ней. Что вообще… Нет. К черту, нет! Он терпеть не может это. Уйди прочь с его глаз, Харпер, пока он не разбил тебе нос. — Отвали, Харпер, — вкладывает всю свою неприязнь к человеку, который еле сдерживает слезы, кусая больную губу, что начинает кровоточить. Харпер опускает взгляд в пол, тихо и хрипло дышит, заморгав, когда парень отворачивается, продолжая идти. Мэй остается стоять на месте. В толпе, оглушает звонок, морщит лицо, шмыгнув носом. Всхлипывает, нервно оглядываясь, и глотает воздух, гордо подняв трясущуюся на плечах голову. Идет дальше, к кабинету химии, куда входят одноклассники. Тихий шепот с ее треснувших губ никто не способен услышать. «Терпи, — громко вздыхает. — Не сдавайся», — всхлипывает, вытирая покатившуюся по щеке слезу, и переступает порог кабинета, опустив голову. От лица Харпер. На химии парты стоят иначе. Две двойные поставлены напротив друг друга, чтобы четверо учеников работали в одной команде. Я бегло осматриваюсь, понимая, что свободная парта осталась одна, и учитель химии уже просит меня скорее занять место, ведь сегодня у нас крупная лабораторная. И мое смятение понять можно. Вижу, с каким раздражением ОʼБрайен косится в мою сторону. Подхожу к партам, два места свободны. С одной стороны Дилан, с другой — одноклассник, имя которого мне никогда не было интересно. Разрываюсь, в итоге садясь рядом с парнем, напротив ОʼБрайена, который стучит пальцами по столу, притоптывая ногой. Сажусь на край стула, отодвигаясь дальше от парня сбоку, который довольно улыбается, переглядываясь со своими друзьями за другим столом, после чего всем телом поворачивается ко мне, задевая своей коленкой мое бедро, заставляет дернуться, подвинув стул еще дальше. — Привет, Харпер, — чавкает, жуя жвачку. Невольно начинаю растирать пальцами больное горло. Учитель раздает все необходимое для выполнения лабораторной, объяснение пропускаю мимо ушей, не могу найти в себе силы сосредоточиться, хотя учеба должна помочь отвлечься. Открываю тетрадь, собираясь тупо пялиться в листок с заданием. Плевать на оценки. Мне чертовски тяжело держать боль внутри. — Харпер, — парень сбоку двигается ближе, еще раз переглянувшись с друзьями, и улыбается мне, наклонив голову к моему плечу. — Я не успел вчера записать твой номер, — шепчет, его дыхание касается моей щеки, так что меня передергивает. — Можешь дать? — Начинаю пальцами растирать плечи, чтобы уничтожить мурашки, и беру листок с заданиями, делая вид, что не слышу. Взгляд бегает по строчкам, но смысл мне непонятен. Не могу успокоиться и сосредоточиться, пока этот тип дышит мне в висок, нарочно коленкой касаясь моего бедра: — А ты сегодня свободна? — Он пальцами касается моих вьющихся волос, играя с ними, как со своими. — Сколько стоят твои услуги? Меня тошнит. Хмурю брови, проглатывая злость. Терплю, ногтями впиваясь в листок бумаги. Поднимаю взгляд, исподлобья смотрю на ОʼБрайена, заставив того внезапно отвести глаза в сторону. Смотрел на меня? Отворачиваю голову, краем глаза продолжая наблюдать за парнем, который вновь поднимает лицо. Уверена, что он смотрит. И это злит. Терплю то, как одноклассник тыкает пальцем в мою щеку, продолжая шептать грязные вещи, вынимаю телефон из кармана, быстро находя номер в списке, и пишу сообщение: «Не смотри на меня». Доставки долго ждать не приходится. Дилан берет свой телефон из кармана кофты, хмурым взглядом изучает экран, касаясь его пальцем. Перевожу на него свое внимание, хмурясь, когда ОʼБрайен исподлобья смотрит на меня, вновь устанавливая зрительный контакт. Сражение. Стискиваю зубы, не желая проигрывать войну. Знаю, что у Дилана куда больше сил. Он физически и морально сильнее меня. В нем больше злости, хотя мне вряд ли понять, откуда в нем берется столько ненависти к окружающим. Мы слишком разные и испытываем достаточно неприязни друг к другу, чтобы стараться не замечать. Горячая ладонь. Чувствую, как она ложится мне на колено, пальцы сжимают бедро, и я реагирую незамедлительно, отвернув голову в сторону одноклассника, из-за чего проигрываю сражение с Диланом. Несмотря на мое желание влепить пощечину по лицу этого ублюдка, рукой хватаюсь за его запястье, когда он пальцами касается места, что я защищаю, сжимая ноги. Поднимаю возмущенный взгляд на парня, который думает, что это неплохая шутка, поэтому оглядывается на друзей, которые смеются, одобряя его действия. Боль бьет вниз живота, заставляя меня сморщиться. Готовлюсь ударить одноклассника, но удар приходит с другой стороны. Под столом. Парень дергается, резко убрав руку от меня, и я не сразу понимаю, что именно произошло, пока одноклассник не начинает зло шептать, сверля ОʼБрайена взглядом: — Ты свое место забыл, отброс? Искоса смотрю на Дилана, который продолжает стучать пальцами по столу, он исподлобья наблюдает за парнем, который ерзает на своем стуле, усмехаясь: — Значит, другим ее трогать не разрешаешь, а сам трахаешь? Я не обращаю внимания на то, как меняется выражение лица Дилана, ведь перевожу хмурый взгляд на парня. Погодите. Искоса смотрю на ОʼБрайена. Это ведь не он. Так почему… Опускаю взгляд. Теперь понимаю, что имел в виду Причард. Умно. Очень. Он сваливает вину на того, от кого все вокруг ждут подобного. И да, скорее окружающие поверят в невиновность Пенрисса. Уверена, что тот уже вовсю пускает слухи, что это дело рук Дилана. Крыса. Чертова крыса. «Кто виноват, что именно он нашел тебя?» — кажется, Причард задал подобный вопрос. Что это значит? Моргаю, вдруг замечая, что ОʼБрайен сглатывает. Он понимает, в какой ситуации оказывается? Парень нервно усмехается, но ухмылка так же быстро пропадает с лица. Я реагирую, вскочив со стула, когда ОʼБрайен встает, грубо схватив одноклассника за голову, и впечатывает носом в парту, отчего парень стонет, корчась, и хватается за лицо, отворачивая голову. Все вокруг тут же всполошились. — Что ты делаешь?! — Учитель хватает со стола указку, словно она способна помочь ему справиться со стрессом. Дилан продолжает смотреть на стонущего от боли парня, и разминает пальцы, повернувшись лицом к друзьям этого типа, что с агрессией повскакивали со своих мест. — Все сели! — Мужчина в очках колотит указкой доску. — ОʼБрайен! Иди вон из кабинета! — Хрипло кричит, приказывая. Я с неким удовольствием наблюдаю за болью того, кто бесцеремонно трогал меня, и искоса смотрю на Дилана, который хватает с пола свой рюкзак, поправив на голове капюшон, и под ругань учителя покидает кабинет. По классу проходит шепот. Мужчина просит всех успокоиться. Одноклассника уводят к медсестре, поэтому спокойно сажусь за парту, держа ладони на коленях. Сжимаю пальцами телефон, приводя дыхание в порядок, и моргаю, опустив голову, когда взгляды начинают сыпаться в мою сторону. Глажу экран, хмурясь, когда тот вдруг загорается. Сообщение. Дыхание безутешно сбивается, когда открываю, глотнув воды во рту. Он переслал: «Не смотри на меня».

***

Химия заканчивается быстро. Моя тетрадь остается пустой, так что сдаю ее неуверенно, видя, как изгибает брови учитель, недовольно цокающий языком мне в спину. Надеваю ремни рюкзака на плечи, выходя в шумный коридор, и оглядываюсь по сторонам, замечая в толпе Причарда. Хмурюсь, невольно касаясь пальцами шеи, и ноги сами несут меня в противоположную сторону. Как этот ублюдок после содеянного может так спокойно появляться на людях? Он уверен в себе. Знает, что я поддалась на угрозы и шантаж, а теперь еще и выясняется, что может пострадать совершенно непричастный ко всему человек. Да, это ОʼБрайен, он не особо мне нравится, но в любом случае я обязана сохранять понимание. Он здесь не при чем. Я должна сама выбраться из ямы. Самостоятельно. Кусаю губы, игнорируя зов со стороны парней, которые хотят узнать, во сколько я принимаю звонки, и толкаю дверь, выходя на лестничную клетку. Проделываю тот же путь, что и вчера, так что, минуя спортзал, оказываюсь на заднем дворе школы. Впереди, за деревьями находится стадион. Здесь тихо. Шум с дороги за высоким забором только расслабляет. Мороз пробирает до костей, поэтому обнимаю себя руками, садясь на бетонную ступеньку, согнув ноги в коленях. Рассматриваю зеленое поле, по которому ветер волочит прозрачный пакет. Трибуны пусты. Кто в такую погоду выйдет сюда обедать или отдохнуть? Кажется, только я. Обнимаю колени руками, сжав ноги, чтобы немного ослабить боль между ними, и кашляю, раздирая больное горло. Молча смотрю перед собой. Мой взгляд не сфокусирован на чем-то конкретном. Мысленно ухожу в себя, позволяя ветру творить невесть что с моими волосами. Спутанные локоны вздымаются вверх, щекоча кожу щек. Вздыхаю, проникаясь странным, окружающим меня спокойствием, что, к сожалению, обрывается довольно неожиданно. Не успеваю как следует подумать над своей ситуацией, найти решение. Удивительно, что мне удается сохранять такую холодность к происходящему. Хотя уверена, что этой ночью опять не смогу уснуть из-за чертовых рыданий, что выжимают из меня все силы. К слову, тех совсем нет, чтобы вновь заплакать. Хмурюсь, повернув голову, когда вижу, как с трибун спрыгивает ОʼБрайен. Он оборачивается, зажав сигарету пальцами у рта, и что-то говорит. Моргаю, присматриваясь, и медленно встаю со ступеньки, ведь Дилан делает пару шагов назад, когда за ним спрыгивают трое, четверо, пятеро парней. Среди них узнаю своих одноклассников. Друзья того типа, которому сегодня сломали нос? Что им нужно? Вижу, как некомфортно ОʼБрайен сжимает свои пальцы. С его проблемой ему вряд ли удастся справиться с ними, так чего он не бежит? Слишком горд. Оглядываюсь назад на двери спортивного зала, и облизываю губы, понимая, что за социальным педагогом бежать придется в главный корпус. Это займет слишком много времени, так что… *** — Без Фарджа ты не особо смел? — Один из парней делает к нему большой шаг, заставив Дилана отступить назад. Он держит пальцами сигарету у рта, глотая дым, и в полной мере осознает, что скован без биты. Их больше. Им достаточно скрутить его, и ОʼБрайен будет повержен. Не показывает. Он думает. Взглядом изучает каждого противника, в кармане ничего кроме зажигалки. — Эй, отброс, — один из пяти выходит вперед с угрозой. — Чего притих? — У каждого из них зуб на Дилана. Драки не избежать. — Да блять, — парень бьет друга в плечо, заставив всех оглянуться в сторону прохода между трибунами. — Опять эта шлюха. — Шлюха — это твоя мамка, — Дилан чуть было не усмехнулся от такого смелого заявления, но вовремя вернул себе грозное равнодушие, взглянув на Харпер, которая уверенно подходит ближе, хмуро смотря на присутствующих. — Тебя можно простить за длинный язычок, так? — Парни смеются, понимая смысл слов, но выражение лица девушки не меняется: — У вас проблемы? Мне позвать социального педагога или дежурного учителя? — Уйди к черту, Хар… — Один из одноклассников, выбритый под ежика, начинает, но Мэй перебивает: — Объяснительные на имя директора писать будем? — Складывает руки на груди, сохраняя строгий взгляд на уровне шеи парней. Те смеются над ней, больше не воспринимая угрозы всерьез. Двигаются с места, проходя мимо Харпер, обязательно задевают ее, а один вовсе притормаживает, шепнув: — Знаешь, я ведь тоже там был, — и этого достаточно, чтобы вызвать в качестве ответной реакции страх. Харпер переводит глаза на парня, который тогда курил с Причардом в туалете и прижигал ей кожу. Но одноклассник явно имеет в виду другой «день». Тот самый. На вечеринке. Он был там. Мэй сжимает губы до бледноты, и тяжело вдыхает морозный воздух, чувствуя, как ее тело начинает трястись. Не справляется. Это грань. Парень видит, как она медленно ломается, осыпаясь на части, поэтому улыбается, противно чмокнув девушку в щеку: — Увидимся, — обходит, а Харпер застывает, с отвращением касается пальцами своей щеки, стирая след от касания губ. Рвано дышит, опустив взгляд, и хмурит брови, чувствуя, как глотку разъедает неприятное чувство, а к глазам подступают слезы. Жжение под ребрами усиливается, вынуждает приковать взгляд к поверхности земли. Злость уходит. Гнев, что помогает ей держаться, отступает на задний план, дав настоящим эмоциям волю. — Если ты ждешь благодарности, то тратишь время. Тебя никто не просил лезть, — Дилан грубит, бросив окурок в резиновую поверхность поля, и хмуро смотрит на Харпер, которая моргает, вскинув голову, с особой дрожью в теле. Ее губы кое-как растягиваются в ухмылку. Красные глаза болят. Заставляет себя гордо держать осанку, и с фальшивой надменностью смотрит на ОʼБрайена: — Не мусори, — дрожащими губами делает замечание, улыбаясь, и отворачивается, зашагав обратно в сторону здания школы. Качается, еле сдерживая стоны от боли, что проглатывает вместе со слезами, направляясь к бетонным ступенькам. ОʼБрайен сам не понимает, отчего ругается шепотом, оглядевшись, и вновь смотрит в спину девушки, медленно следуя за ней. Это все Дейв. Этот ублюдок заставляет его сомневаться. «Это так странно, — как-то ни с того ни с сего начал он, пока они выпивали в парке ночью. — Каждый что-то переживает в своей жизни, но вряд ли они идут той же дорогой, что и их обидчики». «О чем ты?» — Дилан обычно просто слушал, но тут решил озвучить вопрос. «Тебя не пугает тот факт, что ты становишься похожим на того, кто сделал тебя таким?» И все. ОʼБрайен постоянно думает об этом. Без остановки. Со временем он сам прекратил замечать этих перемен. Парень чертовски похож на человека, по вине которого он сейчас такой . И Дилан не знает, что с этим делать, ведь его характер, мысли — все внутри него строится на убеждениях, которые порой пугают. И сейчас. Почему парня не оставляет идея перерезать всем тем парням глотки? Они думают, что загнали Дилана в угол, но просто не знают, что в заднем кармане того лежит складной нож. Если бы они все столкнулись за пределами школы, что бы ОʼБрайен предпринял? Убил. Покалечил. И это страшно. Продолжает смотреть в спину Харпер, которая медлит. Она пытается вернуть ярость, отрыть ей место в душе, но уже стирает жалкие слезы с глаз, надеясь, что никто не выйдет из зала, застав ее в упор. Шмыгает носом, прижимая ладонь к дрожащим губам, и спотыкается о первую ступеньку, выпрямив спину. Расправляет плечи, поднимаясь к двери, чтобы уверенно войти внутрь, но с ужасом понимает, что начинает всхлипывать, роняя полу стоны, которые старается скрыть под вспотевшей ладонью. Сжимает рот, панически всосав воздух через ноздри. Плечи предательски дергаются. Она не может вернуться в таком виде. Она не справится с давлением. Ей нужно спрятаться. Прямо сейчас. Харпер делает шаг в сторону, чтобы освободить дорогу ОʼБрайену, а сама утыкается носом в поверхность стены, накрыв глаза ладонью. Отворачивает голову в сторону, борясь с желанием разодрать себе лицо об эту рыхлую поверхность. «Человечность, да?» — Дилан нервно мнет упаковку сигарет в кармане кофты, смотрит перед собой, рукой открывает дверь, сделав шаг за порог. Что человеческого в нем осталось? Он уверен — ничего. С ним все потеряно. Он — гнида. Грязь. Отброс. Самый дерьмовый представитель этого общества. Хладнокровный ублюдок, который получает удовольствие, избивая других. Человечность? Не смешите, иначе он выбьет это из вашей головы битой. Останавливается. Дверь медленно, с противным скрипом закрывается. Человек. Что делает тебя человеком? Что еще осталось в тебе? Что ты не убил внутри себя? Останавливает дверь рукой, развернувшись, и выходит обратно. Главное, не смотреть на нее, тогда он, возможно, не будет испытывать этой ненависти. Девушка тихо плачет, продолжая стоять у стены, прижавшись к ней всем телом. Скрывает лицо. Не думай, что это Харпер, иначе сорвешься, в худшем случае ударишь ее, хотя на самом деле изначально желаешь иного. Дилан мысленно рвет на себе кожу, режет свои руки от злости, от ненависти к себе. Вот она — реакция на что-то противоестественное для его характера. К счастью, Мэй слишком глубоко забивается в себя, чтобы понять, что до сих пор не находится в одиночестве. Она тихо рыдает, при этом шепча скомкано: «Держись. Держись…» Дилан сжимает зубы, громко выдохнув, и моргает, вновь и вновь оглядываясь по сторонам, словно боится, что кто-то застанет его здесь. Что он хотел сделать? Уже не помнит. К черту. Пошло оно все. Блять. Он ничего не может. Он в принципе не знает, что может сейчас сделать. Это все гребаный Фардж со своей «пьяной философией». Дилан не такой. Он уже не исправится. Это его роль — быть ублюдком, и парня она вполне устраивает, так что, черт, не лезьте ему в душу. И на последней капле своей сдержанности, ОʼБрайен делает что-то поистине странное. Его внимание цепляется за то, что Харпер трясется. На улице минусовая температура. Она в футболке. И это все. Бред. Такой чертов бред, но Дилан грубыми рывками снимает с себя кофту, шепотом проклиная и себя, и Дейва, и Харпер, и тот факт, что ведется на слова друга, которые заставляют его задуматься о вещах, что он должен, по своей сути, отбросить в сторону. Человеку всегда трудно идти против своих принципов. Забывает про сигареты, не чувствует дикого холода и дискомфорта. Он постоянно ходит в капюшоне, ему так спокойнее, а что теперь? Теперь он ощущает себя голым, открытым перед другими. Сам не понимает, как ему удается набросить на девушку кофту, не касаясь ее. Харпер в ту же секунду замирает, громко шмыгнув носом. Не двигается до тех пор, пока не слышит дверной хлопок. Отрывает лицо от стены, повернув в сторону входа, и опускает хмурый взгляд заплаканных глаз на свои плечи. Чего? Приоткрывает рот, пуская белый пар, и не знает, как правильно реагировать на это. Что это вообще такое? Моргает, шмыгая носом, и пальцами касается ткани кофты. Холодный. Теплый. Харпер надевает вещь, набрасывая на голову капюшон, и садится у стены, прижавшись к ней спиной. Не собирается возвращаться в школу, пропустит уроки. Плевать. Ей нужна тишина. Необходимо одиночество. Ладонями больно нажимает на мокрые веки, смахивая слезы, и прижимает колени к груди, руки протиснув между ног. Сутулит спину, смотря перед собой. Холодно. Тепло.

***

А мальчишка не знал. Он вышел темной глубокой ночью только ради утоления жажды, поэтому спокойно спускался вниз по лестнице, минуя дверь гостиной. Двигался медленно, боясь, что скрип половиц разбудит кого-нибудь из взрослых. Вот только понятия не имел, что один из них бодрствует, пока второй видит третий сон. Ребенок слышит странный стон. Грубый, хриплый, отчего застывает на месте, обернувшись. Карими глазами исследует темноту в коридоре, зацепившись взглядом за двери гостиной. Мужской стон повторяется. Громче. Мальчик моргает, растирая сонные глаза, и наивно шагает в сторону гостиной комнаты, чтобы заглянуть в щель между дверьми. Он бы не сделал этого, если бы знал, во что это выльется в будущем. От лица Харпер. —… Ты понимаешь, как это безответственно?! Ты хочешь угробить все мои труды?! Как ты смеешь себя вести так неуважительно по отношению к окружающим?! Я вся из кожи вон лезу, чтобы сделать из тебя человека, так какого черта ты все портишь?! Думаешь, сможешь выйти в люди без моей помощи?! Нет! Ты ни на что не способная соплячка, которая даже вякнуть не смеет без моего разрешения! — вот и приоткрылся занавес «идеального образа» женщины, которая больше часа держит меня на кухне, мучая своими нравоучениями. Ей поступил звонок из школы с просьбой объяснить, почему я не посещаю занятия, плюс последние важные работы завалены полностью. И моя мать в гневе. Нет, хуже. Такой её свет не видел. — Смотри мне в глаза! — кричит, хлопнув ладонью по столу. Не дергаюсь, продолжая сохранять равнодушие на лице. Пальцы переплетаю на коленях. Женщина бродит рядом со мной, наклоняясь, и меня пробирают неприятные мурашки, когда она принюхивается: — От тебя пахнет сигаретами! Ты куришь?! — кричит. Нет. Это просто не моя кофта, но лучше умолчать, иначе она начнет докапываться по поводу того, что я веду себя, как шлюха. Только проблема в том, что я не принадлежу Причарду, с которым она так отчаянно меня сводит. Я не являюсь шлюхой только потому, что могу интересоваться другими людьми. Мать смотрит на мое лицо. Её белки в глазах краснеют от лопающихся сосудов: — Объясняйся, Харпер! — нет, я устала оправдываться. — Что у тебя с лицом?! Это ожоги?! Ты куришь, да?! Черт возьми, почему ты всё портишь, Харпер?! Откуда синяки?! С кем ты связалась?! Что это за слухи, бродящие по школе о том, что ты спишь со всеми направо и налево?! — нет, мам. — Что подумают Пенриссы?! Что о тебе подумает Причард?! — он меня изнасиловал, мам. — Если завтра он не придет к нам, чтобы учиться с тобой, то я лично придушу тебя! Ты мне потом спасибо скажешь за ту жизнь, которую я тебе устроила! — смотрит мне в глаза, но я не отвечаю на зрительный контакт, отводя взгляд в сторону. — Черт, смотри на меня! — кричит. А за криком следует удар. Моя голова слегка дергается, отворачиваясь, наклоняется к плечу, но веки не распахиваются шире. Думаете, это что-то необыденное? Думаете, обычно моя мать себя так не ведет? Ошибаетесь. Даже отец порой страдает от её рук. Поэтому мне приходится столько времени уделять внешнему виду. Чтобы никто не видел следы этого тирана в юбке и на каблуках. Ещё удар. По той же щеке. Смотрю в сторону, в стену, сжав губы. Не меняюсь в лице. Взгляд пустой. Мать рычит от злости, вновь и вновь бьет меня по щеке, пока моя голова не идет кругом. Вдыхаю, моргая, и пытаюсь не потерять равновесие. Женщина отходит от стола, шипя: — Завтра я жду перемен, Харпер. Не мешай мне делать твою жизнь лучше! — кричит, выходя с кухни, и хлопает дверью. Выдыхаю. Тяжесть из легких не пропадает. Глотку сдавливает боль. Пальцами касаюсь щеки, хмуря брови, прикрываю веки, глубоко и тяжко вдохнув запах никотина, который заставляет тут же распахнуть глаза. Оттягиваю шнурки кофты, капюшоном скрываю голову, опустив руки висеть вдоль тела. Запрокидываю лицо, с пустотой во взгляде уставившись в потолок. Идеальная миссис Харпер. Идеальный мистер Харпер. Их идеальная дочь, Харпер. Идеальная семья Харпер. Вас уже не тошнит? На моем бледном лице дрожат губы. В какой-то нервной и жалкой улыбке. Усмехаюсь, качнув головой, и резко наклоняю голову, сутулясь, ладонями прикрываю лицо, тихо смеясь. Громче. Ещё громче. В голос. Безумно. И давно забытое желание возвращается в грудь. Окутывает темнеющее сознание, я пьянею от мысли, что врезается в голову, давя на виски. Я ведь… Я ведь агрессивна, так? Смеюсь, опять запрокинув голову, но не открываю лицо, хохоча в ладони. Мне больше не под силу сопротивляться желаемому. И сейчас я начну разрушать.