***
Вечер сменяет день слишком быстро, внезапно для Дейва, который теряет связь с другом на жалкие часы, но даже этого вполне достаточно для легкой тревоги. Главное, что ему не поручали никакое задание. Вообще, про существование Фарджа и ОʼБрайена как-то забыли. Никаких сообщений, никаких звонков. Думаете, хороший знак? Вовсе нет. Значит, они не столь необходимы. Следовательно, от них могут избавиться. Дейв сейчас бы все отдал, лишь бы вернуться в прошлое и не связывать свою жизнь с бандой, а уж тем более не втягивал бы в это все Дилана. Если так подумать, то многие плохие вещи, в которых Фардж отныне не нуждается, он привил ОʼБрайену. Ту же самую траву. И Дейв будет чувствовать вину. Парень сидит на диване в гостиной, бросая пару сообщений старушке, чтобы та отписалась, когда приедет к сестре, после чего пытает удачу, набирая номер Дилана. На том конце нудные гудки. Никакого ответа. Опускает телефон, минут десять роется в меню, тем самым старается занять себя до ответного звонка. Но того нет и через пятнадцать минут, через полчаса. Стрелка настенных часов уже достигает семи. Дейв ерзает на диване, вытягивая ноги, и сильными движениями пальцев потирает затылок, ругнувшись пару раз под нос. Никто его всё равно не услышит. Кажется, тишина вокруг него становится мучительно долгой. Она заполоняет все пространство вокруг, въедается в голову парня, который еле терпит давление молчания. Ему не нравится находиться в одиночестве. Нет, он нуждается в уединении, но только оно идет ему во благо в том случае, если помимо него дома есть ещё кто-то, чтобы он знал, что в этом замкнутом пространстве он не один. Боязнь с самого детства, когда мать надолго пропадала, оставляя его ребенком в пустой квартире. Подобное времяпровождение сводит с ума. Грубый стук в дверь. Дейв подскакивает на месте, быстро минуя гостиную, выходит в коридор, устремив взгляд в сторону двери. Стук повторяется. Парень не мнется, подходя ближе, и открывает, поворачивая щеколду. Невольно роняет вздох с губ, но не полный облегчения, ведь да, на пороге стоит ОʼБрайен. Но он пьян. Прекрасно. Морозный воздух забивает легкие, и Дейву приходится терпеть мурашки, покрывающие его кожу. Фардж переминается с ноги на ногу, всё равно испытывая некое подобие радости. По крайней мере, ему не придется сидеть одному. — Ты вел машину в таком состоянии? — спрашивает, на что получает толчок в грудь от друга, который проходит в коридор, расстегивая свою кофту: — У-у меня… — старается снять верхнюю одежду, но с гневом выдыхает, ведь у него не выходит. — Нормальное у меня состояние. — Ага, — Фардж закрывает дверь, слыша, как тяжело дышит Дилан, поэтому оглядывается, с хмурым видом желая задать вопрос о его самочувствии, но ОʼБрайен уже поднимается наверх, чтобы найти ванную комнату и умыться. Внутри него бушует ненависть. Та самая. Сильная и гнетущая, от которой хочется повеситься, свести концы с концами, но кто, черт побери, кто позволит ему убить себя? Его жизнь не принадлежит ему, и скорее ему Дейв пустит пулю в лоб, чем он сделает это самостоятельно. Придет день, и ОʼБрайен будет умолять Фарджа пристрелить его. Ибо парень уже не знает, как ему терпеть самого себя. Состояние неразборчивости. Дилан ОʼБрайен путается. Он запутался в себе, в своих мыслях и желаниях, в том, что движет им. У него нет цели, нет того, что помогало бы двигаться каждый Божий день. Этого нет. Ничего нет. Нет самого парня. — Ты виделся с Донтекю? — Дейв следует за другом, догадываясь, в чем причина его состояния, и Дилан замирает на какое-то время, так и не дойдя до ванной комнаты. И это плохой знак. Нельзя его трогать сейчас, и тем более заводить разговор о том, чьей смерти ОʼБрайен желает сильнее всего. — Забей, Дилан, этот мудак… — Дейв просто хочет помочь ему, поговорить, но сейчас это и является ошибкой. Фардж никогда не был силен в душевных разговорах, а теперь он сам выкопал себе яму. Ведь Дилан оборачивается, с пьяной угрозой прорычав сквозь зубы: — Забить? — его шепот пугает, взгляд, полный ненависти и злости пронзает голову Фарджа, который невольно делает шаг к своей комнате, поперхнувшись слюной. Каждый раз он допускает эту ошибку. И сейчас он поплатится. — Забить? — Дилан повторяет тем же тоном, уже наступая на него с угрозой. Сжимает ладони в кулаки, не заботясь о том, что раны на костяшках ещё не затянулись. — Ты советуешь мне забить?! — кричит, и Фардж отступает спиной в комнату, теряя дар речи, а трясущиеся руки поднимает перед собой, желая всё-таки произнести хоть что-то, но понимает, что история вновь повторяется. ОʼБрайен не трезв. Фардж пытается успокоить его. И, как всегда, говорит что-то не то, отчего агрессия Дилана выливается на него. — Ди… — голос Дейва обрывается, когда парень хватает его за ворот футболки, сжав пальцами плечо, и размахивается второй рукой, кулаком ударив под ребра. Фардж сгибается от боли, громко простонав сжатыми губами, но старается не сжимать веки. И не защищается, когда ОʼБрайен выпрямляет его, нервно усмехаясь: — Забить, да? Блять, действительно! — наносит ещё один удар, и Фардж хватается двумя руками за его предплечья, чтобы не рухнуть на пол. — Почему бы и нет, Фардж! Ведь всё это дерьмо не имеет значения, так?! — ещё удар, заставивший Дейва жалко мычать. Парень сжимает веки, терпит, когда его друг сильно дергает его за плечо, заставив выпрямиться. — Это ведь не тебя трахнули в восьмилетнем возрасте… — с яростью наносит удары ему в грудную клетку. — Д-ил… — Дейв прерывается на хриплый кашель, а глаза его краснеют от скопившейся в них соленой жидкости. Ноги больше не держат. Тело дрожит от боли, и парень хватается за угол стола, еле отпихнув от себя ОʼБрайена, который шатается, но источник его силы — это злость. И её у него надолго хватит. *** И мы много смеемся. Правда, это странно. Не скажу, что мне охота растягивать губы, поддаваться атмосфере давно забытой легкости и непринужденности. Лили Роуз очень простой человек по натуре. С ней легко. Я успела забыть, каково это — общаться с ней. На какое-то время мне удается потеряться во времени, не думать о том, что мне нельзя находиться здесь и говорить с ней, но чем сильнее темнело за окном, тем больше ощущала на себе это чертово давление. Но главное, что я вижу, как она ест. Делает Лили это медленно, будто нехотя, но всё-таки пережевывает нарезанные фрукты. Думаю, для неё прием пищи со мной — это шаг к общению, поэтому она не упускает такой шанс задержать меня. —… Она была помешена на этом, — девушка несет кружку с водой, а я иду рядом с лейкой для цветов. Её мать напоминает про поливку домашних растений, но не уверена, что Лили донесет лейку без приключений. Слишком уж тонкие руки. И я готова обращать на её худобу всё свое внимание по несколько раз на день. — Так ты не закончила балетную школу? — догадываюсь, и Лили кивает: — Но взамен пришлось ходить на вокал, не скажу, что я люблю петь, — девушка плечом толкает дверь. — И что я умею вообще, — улыбается, но видит, как я постоянно смотрю на свои наручные часы, поэтому притормаживает, слегка внешне замявшись: — Знаешь, мне… — начинает, дожидаясь, что я взгляну на неё в ответ, и набирает воздуха в легкие. — Я скучала по этому. Понимаешь, я считала, что настоящий друг — это единичное явление, что он один и навсегда. И по этой причине меня не сильно заботили люди вокруг. Я, вроде как, знала, что у меня уже есть друг. Да и не на кого было полагаться. Видела бы ты ту компанию, с которой я общаюсь, — качает головой. — Мои с ними интересы различны, а одного из них вообще заводит то, что я, как девочка. Во мне не видят взрослой. А я взрослая. Эти постоянные вопросы о моем самочувствии, эти глупые объяснения слов, которые я и без того знаю, но все считают меня глупой, — со всей серьезностью в глазах и на лице смотрит на меня, хмуря брови, и я, наконец, вижу в ней «взрослую» Лили. — Немного устаю от такого отношения, — вздыхает, тихо опустошая легкие. — Почему-то мне кажется, что только мой друг может понять меня, но… Думаю, у тебя свои мысли на этот счет, — отвожу взгляд, уставившись в сторону, а Роуз сглатывает, заморгав от нервов. — Мэй, — называет меня по имени, чтобы точно заставить поднять глаза. — Я всё это время пытаюсь вести себя так, будто всё нормально, и это для того, чтобы наладить отношения, потому что я правда этого хочу, но вот ты… — заикается, вновь набираясь сил. — Такое чувство, будто тебя это не особо волнует, словно ты сейчас здесь не по своей воле и тебе охота сбежать. Я вижу это. Я не слепа. Скажи, как ты считаешь. Хочется ли тебе, ну… — мнется, переминаясь с ноги на ногу. — Попробовать снова? Щурю веки. Сердце в груди предательски бьется, как сумасшедшее, но внешне остаюсь непоколебимой, так что расправляю плечи, понимая, что мы не можем. Нам не стоит даже пробовать, ведь мы обе знаем, чем это закончится. Несколько раз открываю рот, собираясь начать говорить, но закрываю, снова и снова пытаясь скомпоновать мысли. В итоге прикусываю губу, качая головой, и опускаю взгляд ниже, признаваясь честно: — Лили, твоя мать, она ведь… — Меня не интересует моя мать, — она повышает тон голоса. — Я хочу знать, что думаешь ты. Ни она, ни твоя мать, ни полиция, ни адвокаты, ни доктора. Я хочу знать именно твое мнение, так что не увиливай, а просто скажи, — жестче настаивает, и проглатываю внутреннюю борьбу с собой, никак не могу справиться с противостоянием своих желаний и того, что будет правильно, поэтому нервно стучу пальцами по лейке для растений: — Я думаю, мы с тобой упустили это время, — не могу смотреть ей в глаза. — Уже поздно что-либо менять или стараться восстановить. Мы — не дети, это верно, я просто… Не уверена, что смогу стать для тебя другом. Знаешь, когда человек лишается чего-то, он страдает и постепенно привыкает. Учится жить без того, что было ему дорого. И он справляется с болью, — сглатываю, ведь в горле пересыхает от такого откровения. — А потом… Прекращает нуждаться в том, что когда-то потерял. Вряд ли я смогу вновь открыться, позволить себе впустить кого-то. Это сложно объяснить, думаю, всё, что хочу сказать, находится где-то в разделе психологии. Я не хочу обидеть тебя, ты хороший человек и, уверена, такой же прекрасный друг, но… Я уже не та, Лили. Мне… — сама прикусываю язык, понимая, что говорю только правду. — Мне это не нужно. Я не нуждаюсь в друзьях. Больше не нуждаюсь. Когда-то это было важно, но теперь моё сознание, будто не помнит, какого это, что это действительно нечто необходимое, ведь я столько лет провела одна, — Роуз отводит взгляд, опустив его, и хмурит брови, переваривая мои слова. — Пойми, проблема не в тебе. Она во мне. И это даже не является проблемой. Это нормально. Нормально избавлять себя на протяжении многих лет от того, от чего ты был зависим, потому что этого у тебя больше нет, а мысли об утерянном приносят только больше боли. Я просто хочу, чтобы ты понимала. То, что мы знаем друг друга с самого детства, не делает нас лучшими друзьями. Ты не должна ставить крест на других только потому, что где-то там есть твоя «недо-подруга», которая уже не испытывает в тебе былой нужды. Лили продолжает смотреть вниз, пока я стою молча, так же взглядом сверля паркет. Молчание висит уже какое-то время над нами, и Роуз слишком мягко выдыхает, словно не дышала до этого: — Ты просто боишься, — слабо улыбается, даже как-то обиженно, и отворачивается, проходя в комнату. Я поднимаю голову, сжав губы до бледноты, и не могу нормально вдохнуть, ведь… Правда пыталась объяснить так, чтобы она поняла правильно. Всё дело в моей голове. Мне этого не исправить. Словно в моем организме сработала самозащита, которая нейтрализовала больные участки сознания, тем самым помогая мне справиться с потерей. Лили всегда была нужна мне. Но так было в детстве. Сейчас я уже не помню своих чувств к ней. И это касается не только Роуз. Я в принципе не нуждаюсь в присутствии кого-то рядом с собой, в чьей-то поддержке. Я сама по себе. И да, мне страшно вновь почувствовать зависимость от других людей, ведь правда было больно. Ребенку во мне было больно. Не желаю, чтобы это повторялось, иначе я не выдержу и сломаюсь. Теперь для меня Лили — это просто человек. Мое тело охватывает неприятная дрожь. Не могу даже двинуться с места, хочется развернуться и убежать, но внезапный звон вынуждает поднять голову, и сделать шаг к комнате девушки: — Что случилось? — задаю вопрос, взглядом сразу же находя разбитую кружку на полу, а голос Роуз сбивает мои мысли: — Опять… Он опять это делает… — шепчет, и я ощущаю злое непонимание в её голосе. — Опять! — кричит, оглянувшись на меня, будто мне должно быть ясно, о чем она говорит. Девушка слишком внезапно бросается на кровать, встав напротив окна, створки которого распахивает, и я даже дергаюсь вперед, боясь, что она перемахнет на другую сторону по неосторожности. Роуз опирается на подоконник, крича с такой силой, что её глотку раздирает от непривычки: — Хватит! Оставь его! — В чем дело? — внешне не проявляю тревоги, но я сбита с толку тем, как девушка хлопает ладонями по оконному стеклу, быстро соскочив с кровати, мчится мимо меня, заставляя отойти в сторону. Продолжаю стоять на месте, хлопая ресницами, и сглатываю, поставив лейку на край стола. Забираюсь на кровать, шире распахнув створки, и осматриваюсь, пытаясь понять, в чем дело. И вижу только то, как Роуз первым делом бежит к входной двери дома рядом, после чего торопится к двери на заднем дворе. Входная, судя по всему, заперта. Опираюсь руками на подоконник, подняв голову, и ещё раз осознаю, что эта местность мне знакома. Поднимаю голову, взглянув в соседнее окно, и резко отрываюсь от подоконника, теперь по-настоящему ощутив холодный страх в груди. — Лили? — вижу, что девушки уже нет на заднем дворе соседнего участка, поэтому с таким же ужасом срываюсь с места, помчавшись мимо толстого кота. Есть вещи, которым ты учишься постепенно. И мой опыт показал — ни в коем случае, не при каких обстоятельствах нельзя приближаться к Дилану, когда он пьян. А выяснить его состояние просто. Ведь он уже поднимает руку на Дейва. *** Дилан ОʼБрайен не тот, кто контролирует себя в порыве злости. Этот человек не способен на самоконтроль, особенно когда поддается эмоциям. Людям советуют раскрывать свои чувства, не быть замкнутым, но есть те, кому это противопоказано. Дилан слаб морально. И каждый раз он разбивается, после чего собирает себя заново. Ему будет стыдно за содеянное, но какая-то неизвестная сила заставляет его продолжать. Будто Дейв — это вакуум, состоящий из его проблем. Но Фардж ведь не виноват. И его чувства учитывать стоит. — Хватит, — Дейв даже не кричит. Знает, что повышение тона голоса влечет за собой больше проблем. Он сидит на полу, прижимаясь спиной к кровати, руками прикрывает лицо, когда ОʼБрайен наносит ему удар ногой по телу. Это не избавит его от того, что сидит в груди. Топот. Она устала. Ей тяжело привести дыхание в порядок. Слишком много потрясений за один день. Девушка выходит на второй этаж, с хриплыми вздохами бежит к комнате, при этом старается сохранять равновесие. Опирается ладонью на стену, борясь с ноющей болью в ногах. Какого черта… Какого черта этот тип постоянно бьет его?! Роуз не оглядывается, когда слышит зов с первого этажа. Она подходит к распахнутой двери, хватаясь пальцами за арку, и напугано смотрит на то, как высокий парень тяжело дышит, делая шаг от Дейва, который прикрывает голову руками, сгибаясь пополам от боли. Кажется, ОʼБрайен начинает приходить в себя. Приступ агрессии проходит, но не до конца, когда Лили бросается в их сторону, зло шипя: — Какого черта ты… — и делает ошибку, ведь не знает. Она хватает Дилана за плечо, желая дернуть в свою сторону, и ОʼБрайен, не думая, вырывает руку, грубо и сильно оттолкнув Роуз от себя. А девушка больше не может поддерживать свое тело. Она слишком устала. Её тонкие ноги не удерживают костлявое тело, и Лили делает пару неуклюжих шагов назад, падая и ударяясь плечом об угол стола. Пищит от боли, сморщившись, и хватается за руку, согнув её в локте и прижав к груди. Сидит, опуская голову, пряча лицо, искаженное от резкого хруста в конечности. ОʼБрайен продолжает хрипло дышать, но уже с большим пониманием отходит назад, хмуро смотря на девушку, которую не должен был задевать. Переводит внимание на Дейва, которого не должен был бить. Фардж резко поднимает голову, взглянув на Роуз, которая от боли вытирает пальцами мокрые глаза. Парень трясется от полученных синяков, что продолжают ныть, но он отрывает спину от кровати, с широко распахнутыми глазами смотрит на девушку: — Какого хера ты только что сделал? — шепчет и переводит злой взгляд друга. Впервые. — Ты, на хуй, можешь бить меня, но, блять, какого черта ты трогаешь других, ублюдок?! — хватается за край кровати, чтобы помочь себе подняться. Дилан сглатывает, опуская глаза, и отходит к стене. Его лицо всё ещё выражает потерянность. Дейв не бросается на него с кулаками. Он просто смиряет парня жутко гневным взглядом, словно пытаясь пристыдить. А Дилан пока не может справиться с пеленой тумана, что отпустит его только под утро. Он прижимается копчиком к стене, двигаясь вдоль неё, чтобы не упасть на пол. Будет жалеть, но никогда не даст об этом знать другим. — Ты в порядке? — Фардж присаживается на одно колено возле девушки, но не касается её рукой, когда та поднимает голову, красными глазами взглянув на него: — Я не могу пошевелить рукой, — её голос уже готов сорваться на плач. Лили Роуз не привыкла к подобным ощущениям. — Опиши боль, — сквозь зубы рычит Дейв, бросив косой взгляд в сторону ОʼБрайена, который не может смотреть на него в ответ, поэтому отворачивает голову, сжав веки. Жарко. Его начинает ломать, но причина не в наркоте. Ему нужно освобождение. Моральное спасение. Физически ты всегда сможешь постоять за себя, но в психологическом плане всё обстоит сложнее. Тебе не спастись от себя самого. Дейв не может так просто касаться Лили. На подсознательном уровне в нем заложен страх. Это неправильно, но ей ведь больно. Парень ладонью трогает плечо девушки, за которое она отчаянно держится, не в силах поднять головы, ведь боль не позволяет. Фардж глотает несвойственную для него злость, направленную на друга, и решает понять, что не так с рукой Роуз, поэтому пальцами касается ее предплечья, жестом прося взглянуть, но от каждой попытки разогнуть, Лили мычит, тряся головой. Дилан ладонью касается стены, еле удерживаясь на ногах. Пыл сходит на нет, и опьяненное сознание медленно раскрывает ему глаза на происходящее. Он навредил своему другу. Но тот будет злиться не по этой причине. ОʼБрайен расплывчато видит, как парень старается помочь девушке, но та отказывается разгибать руку. — Иди в ванную, — Фардж обращается тем же тоном к ОʼБрайену, но думает, что тот не слышит, поэтому повышает голос. — В ванную проваливай! Дилан моргает, сжимает веки, потирая их пальцами, но зрение не налаживается, так что он, мучаясь от жара, что охватывает организм, идет вдоль стены, медленно перебирая ногами. Сутулится. Он выплеснул чувства, свою ярость и теперь остался ни с чем. С эмоциональной пустотой внутри, так что понемногу начинает осознавать, что натворил. Так каждый чертов раз, но что-то ему подсказывает, что в данной ситуации все будет куда хуже, ведь Дилан навредил не только Дейву. Сложно объяснить его рвение разбить лицо тому, в ком нуждается. Это болезнь. Парень хватается пальцами за дверную арку, ладонью другой руки проводит по мокрому лицу, от изнеможения тихо, совсем незаметно шмыгает носом, но ни в коем случае не поддается тем эмоциям, которые продемонстрируют его слабую сторону. Просто в носу щиплет, как и в глазах. ОʼБрайен делает шаг за порог, продолжая смотреть в пол, но останавливается, приподняв лицо, когда краем глаз замечает фигуру, стоящую совсем рядом. Сбоку от него. Мэй Харпер смотрит в комнату, видя с какой болью на лице Роуз пытается спросить о состоянии Фарджа, который не собирается тратить время на себя. Эти двое… Харпер, наверное, замечает то, чего не видят даже они оба. Со стороны открыто больше правды. Мэй переводит вполне равнодушный взгляд на Дилана, а тот в ту же секунду отворачивает голову, скрыв свое лицо от человека, который каким-то образом умеет распознавать чужие эмоции. А сейчас ОʼБрайен открыт. Ему необходимо уединение, чтобы собрать себя заново. Усталость. Гребаная усталость. Гребаный Донтекю. От одного его мысленного упоминания в груди все вспыхивает, а в животе начинают выворачиваться наизнанку органы. Один человек, способный заставить другого терять контроль. Можно ли его винить во всех проблемах Дилана? Если бы была возможность, ОʼБрайен попытался бы исправить себя, но за столько лет в нем успело накопиться достаточно злости. Шагает к ванной комнате, борясь с дрожью в ногах, а зубы уже стучат от нервов. Когда-нибудь он останется совсем один. И неясно, кого надо будет винить. Харпер переводит взгляд на Фарджа, который скрывает боль, сжимая губы, встает на ноги, какие-то жалкие секунды дает себе, чтобы привыкнуть к ощущениям в теле, после чего осторожно берет Роуз за талию, помогая подняться. Лили продолжает прижимать согнутую руку к груди, мокрыми от слез глазами изучая то, как двигается парень: — Ты ничего не сломал? — Строго спрашивает, но Дейв игнорирует ее вопросы, придерживает под другую руку, потянувшись к связке ключей. Дилан сделал ему копию ключа от своего автомобиля в прошлом году. — Поехали в больницу, — Фардж не требует согласия. — Нет, я… — Роуз теряется, взглянув в сторону Харпер, которая с неодобрением хмурит брови. — Я лучше скажу, что упала дома. Моя мать… — Срал я, — парень видит, что на девушке блузка, поэтому берет свою куртку со стула, набросив ей на плечи. — Правда, не стоит… — Лили теряется в смущении, от которого, наконец, начинают гореть щеки. Она моргает, повторно взглянув на Мэй, но та уже стоит с опущенной головой, сложив руки на груди. — Давай, — Дейв подталкивает ее к двери, и Роуз поддается, зная, во что это может вылиться. Харпер отходит к противоположной стене, морально уходя в себя, и не смотрит на Дейва, когда тот выводит девушку из комнаты, нервно дергая зубами губу. Притормаживает, слыша гул воды со стороны ванной, поэтому оборачивается, голосом выдергивая Харпер из себя: — Я отвезу ее в больницу… — Мнется, понимая, что разрывается на две части, и ему требуется чужая помощь. Ему нужно помочь Лили. Ему нужно быть рядом с Диланом. Но сейчас он выбирает Роуз, поэтому… — Можешь присмотреть за ним? — Спрашивает, раздраженно осознав, что сглатывает, когда Мэй поднимает на него взгляд, но уже не такой холодный. Девушка с тяжестью выдыхает, опустив руки, и молча кивает. Фардж все еще неуверенно себя чувствует, поэтому Лили хорошо ощущает, как дрожат пальцы той ладони, которую он прижимает к ее спине, надавливая, чтобы заставить идти дальше. Роуз хочет остановиться, сказать, что все в порядке, но первым делом понимает, что она не взяла номер Харпер, поэтому разворачивается: — М-Мэй, — хрипит, ведь содрала глотку. Харпер переводит на нее свой взгляд, и ее лицо непроизвольно смягчается. Роуз нервничает, стараясь не проявлять того, что ей больно: — Можешь… Можешь дать мне свой номер? — Лили, тебе надо в больницу, — Фардж давит морально, заставляя ее идти дальше, и девушка противостоит, хмурясь: — Мне нужно… — У Дилана есть ее номер, идем, — Фардж злится. — Идем уже, — насильно ведет к лестнице, и Роуз сдается, доверяя Дейву. Харпер стоит на месте, смотря им в спины, и не двигается, пока они не исчезают внизу. Девушка по какой-то причине чувствует, как морально опустошается, и выдыхает, прижимаясь спиной к холодной стене. Странный день. Сегодня Харпер испытывает слишком много разных чувств. Эмоции практически сумели овладеть ею, но теперь все нормально. Теперь она одна. Ей так не хватало одиночества на протяжении всего этого времени. Шум воды не стихает. Мэй поворачивает голову, смотря в сторону ванной комнаты. Через щель двери видно, что свет не включен. Девушка вновь складывает руки на груди, виском прижимается к стене, утопая в тишине дома. Никаких мыслей, никаких разговоров. Иногда людям необходимо это. Время, когда вокруг нет ни родных, что постоянно напоминают тебе о твоих обязанностях, ни одноклассников, изо рта которых льется поток бессмысленного дерьма, ни тех людей, которые считаются твоими друзьями, а на деле их никогда нет рядом в моменты необходимости. Неожиданная смена настроения. Мэй Харпер часто страдает от этого. Утром ее переполняли силы, а теперь она не чувствует, что способна хотя бы глубоко дышать. Усталость надавливает на веки, желание видеть окружающую действительность пропадает вместе с желанием что-либо делать. Отчего вдруг она теряет силы? Все дело во внутренних противоречиях? Если так, то ей стоит скорее избавиться от тех источников, которые способствуют ее психологической потерянности. Харпер отрывается от стены, медленно шагая в сторону ванной. Зря она пообещала присмотреть за Диланом, но ее слишком поражает эта дружеская забота со стороны Дейва. Мэй никогда не заботилась так усердно о ком-то, поэтому для нее поведение Фарджа аморально. Этот тип получает от своего друга, но все равно успевает думать о нем. Поразительно. Мэй считает это слабостью. Если у тебя есть человек, который является причиной потери твоего контроля над эмоциями, то ты имеешь слабость. Дилан ОʼБрайен — разрушение для Дейва Фарджа, как и Дейв Фардж для Дилана ОʼБрайена. Они словно две стороны одной медали. Зависеть от кого-то, значит, быть слабым, морально не принадлежать самому себе, следовательно, не существовать по своим правилам. Жить с привязанностью — жить для других. Хорошо, что Харпер смогла отпустить свои чувства к Роуз. Иначе одиночество погубило бы ее. Медленно открывает дверь, ненадолго прекращая ею скрипеть, после чего раскрывает полностью, моргая, чтобы привыкнуть к темноте. Опирается плечом на дверную арку, наблюдая за парнем, который руками облокачивается на раковину, пока вода сильным потоком льется в трубу. Покачивается, иногда громко втягивая воздух через рот и выдыхая с такой же тяжестью. Набирает воды в ладони, опуская в них лицо. Трет сжатые веки. Добивается того, чтобы вернуть себе здравый смысл, но выходит пока безуспешно. Замирает, какое-то время оставаясь без движений, все так же накрывая лицо ладонями. Харпер тихо вздыхает, слабо хмуря брови, и делает шаг, переступая порог: — Доволен? — Знает, что нет смысла говорить с ним, но хочет проверить, в каком он состоянии. — Что ты принял? — Г-где Дейв? — Давится слюной, вытирая мокрые губы пальцами. — Он отвезет Лили в больницу, — Мэй внимательно следит за тем, как напряженно глотает Дилан, явно желая спросить больше, но держит в себе, поэтому девушка сама добавляет: — Судя по тому, что он в состоянии вести машину, он в порядке, — недолго молчит, пока парень еще раз умывает лицо, глубже вздохнув. — Знаешь, совсем скоро ты останешься один, если не научишься контролировать агрессию. Дилан резко вскидывает голову, упираясь сжатыми кулаками на раковину, его челюсть заметно напрягается от сжатых зубов, после он грубо проводит ладонью по лицу, зло шепча, но Харпер слышит: — Не трахай мне мо… — Запинается. — Мозг. Мэй вновь опирается плечом на дверную арку, сложив руки на груди, и устало усмехается: — Работа у меня такая. Мудакам мозги вправлять. *** С прежним непониманием слежу за тем, как неуклюже парень наклоняется, держится за раковину, опускаясь рядом с ванной. Спиной упирается на ее поверхность, согнув колени, и громко, хрипло, зло выдыхает, не поднимая головы. Продолжает пальцами мять виски, пока я решаю позаботиться о бюджете семьи Фарджа. Шаркаю ногами по плиточному полу, продолжая одной рукой обнимать живот, а другую тяну к ручке крана, повернув. И тишина внезапно с мощной силой обрушивается на мое тело, заполоняя все сознание. Не стоило отключать воду. Оставлять потерявшегося в мыслях человека опасно. А ОʼБрайен явно путается. Интересно, так происходит каждый раз, когда он выпивает? Или только в те моменты, когда он бьет Дейва? Мне неприятно признавать, но, в каком-то смысле, понимаю его. В тот день я тоже не хотела вредить Лили. У меня произошло помутнение, которое никак не оправдывает моих действий. И сейчас временная потеря себя никак не оправдывает Дилана. И, кажется, он сам хорошо это понимает, поэтому так грубо дергает себя за волосы, сильнее сутулясь. Есть ли люди, способные понять его? Имею в виду те, с кем он этим делится, и они не осуждают его в ответ. Вряд ли Фардж может понять. Если человек сам на себе не почувствует, не побудет в шкуре другого, ему никогда не ощутить на себе все то, что чувствует человек рядом. Каждый из нас в чем-то одинок. И Лили, и Дейв, и Дилан, и моя мать, и отец, и Причард. И я. Но по какой-то причине мне кажется, что между нашей болью есть что-то общее, так почему бы ни помочь одному перенести это бремя с менее сильными моральными увечьями? Не слышу, как он дышит. Делаю короткий шаг к парню, вытирая ладони о кофту, после чего медленно опускаюсь на корточки напротив него, собирая волю в кулак. К моему счастью, Дилан, наверняка ещё пьян, так что ему не должно быть плохо от моих действий. Хотя, меня не сильно беспокоят его чувства. Мне просто хочется проявить какую-то заботу к тому, кто вряд ли получает её, поскольку главный его барьер — это он сам со своей непереносимостью прикосновений. Только сейчас понимаю, что, выходит, его мать так же не касается его. Не обнимает, когда ОʼБрайену может быть нехорошо, не пытается успокоить. Возможно, она хочет, и Дилан желает этого, но они не могут. ОʼБрайен не похож на того, кто подпускает к себе, поэтому я играю с огнем. Прямо сейчас, когда пальцами касаюсь немного жестких темных волос на его голове. Не замечаю, чтобы ОʼБрайен как-то отреагировал на это, так что скольжу кончиком языка по губам, подсаживаясь ближе, практически касаюсь своей коленкой его, пока полностью опускаю ладонь на влажные от холодной воды волосы. Какое-то время нахожусь без движения, даю Дилану привыкнуть. Его бездействие напрягает, но пускай он лучше даст мне по лицу, чтобы я раз и навсегда запомнила, что его трогать нельзя. В любом виде. Не хочу признавать, но какую-то жалость с «привкусом» понимания я ощущаю по отношению к нему. Чертов день откровений. Меня раздражает то, что я оправдываю свои действия перед собой же. Это, наверное, странно. Провожу один раз ладонью по волосам парня, приглаживая их. Никакой реакции. Даже не шевелится. Всё ещё не слышу, чтобы он дышал. Второй раз, но по-прежнему неуверенно. Третий. Чувствую каждую мелочь. Выделяю каждую деталь. С интересом наклоняю голову, присаживаясь на колени, и поддаюсь вперед, слегка хмуря брови. Такое чувство, будто я уже делала это… …Нет. Не отрубается. Она выдергивает себя, в последний для сознания момент успевая ухватиться за его плечи. Голова наклоняется то в одну сторону, то в другую. Мокрой от пота спиной прижимается к стене позади, когда парень напирает, проводя ладонью по её голому бедру. Девушка поднимает руки выше, пальцами скользит по напряженной шее ОʼБрайена, нащупав скулы, поднимает дальше, осторожно проводя по крошечным родинкам на щеках. Выше. К волосам. Жестким, влажным. Харпер туманным взглядом изучает их, запуская пальцы внутрь, чтобы как следует сжать, оттянуть. ОʼБрайен в ту же секунду громко выдыхает, вновь лбом упираясь в стену рядом с головой девушки, которая пытается приподняться на носки, вскидывает лицо, глотая духоту ртом. На языке сухо. Харпер сжимает волосы парня пальцами, носом упирается ему в щеку, одну руку опускает ниже, чтобы приобнять за спину, а другой продолжает поглаживать его затылок, слишком заметно глотая аромат горячей кожи. Дилан пальцами сдавливает себе сжатые веки, медленно накатывает сонное состояние, против которого ему не устоять. Он опирается руками по обе стороны от головы девушки, которая ещё раз оттягивает его волосы, хорошенько сжимая в кулак… …Кажется, мои губы начинают дрожать от того напряжения, что мой организм обнаруживает внутри себя. Боюсь громко вдохнуть, поэтому вовсе сжимаю зубы, когда понимаю, что пальцы с таким же ощущением неправильности осторожно сжимают волосы Дилана, который именно в этот раз дергает головой, отрывая лицо от ладоней. Но не могу остановить себя, иначе потеряю ту самую нить, соединяющую меня с тем отрезком времени в прошлом, которую я утеряла. Та ночь на вечеринке. Я ведь плохо помню, что там произошло. Поднимаю вторую руку и прикусываю губу, всё-таки громко втянуть в себя воздух через нос. Обеими ладонями накрываю голову ОʼБрайена, не успевая контролировать выражение своего лица, которое демонстрирует настоящую растерянность. Моргаю, с ужасающим непониманием, нет, неверием приподнимаюсь на коленях, пальцами осторожно вожу по волосам, медленно принимая тот факт, что… Что я уже трогала его волосы… …Девушка скользит кончиком своего носа по щеке парня, поддавшись его требованию прижаться ещё ближе… …Мои глаза и без того широко распахнуты, что уже пугает, но не могу остановиться сейчас. Я начинаю вспоминать. Наклоняюсь вперед, не обращая внимая на то, с каким злым и раздраженным вздохом Дилан дергает плечами, будто намекая, что я должна немедленно убраться отсюда, но на его грубость не отвечаю. Так как у меня другая задача. Это не мог быть он. Жестко дергаю его за волосы, заставив приподнять голову, на что ОʼБрайен реагирует с особой яростью, перехватив мои руки, крепко сжав запястья. Его губы до бледноты сжаты, острый взгляд даже в темноте прожигает мой подбородок, в который он уставился, видимо, не осмелившись поднять глаза выше. А мне плевать. Я поддаюсь вперед, притягивая себя ближе к нему, и носом касаюсь его горячего лба, с опаской вдохнув аромат кожи. И с ужасом прекращаю дышать. Это был он. Я помню. ОʼБрайен больно сжимает мои запястья, грубо отталкивая от себя, и я не противлюсь. Сама отскакиваю от него, как от огня, и сажусь на пятую точку, всего на секунду потеряв равновесие. Наши взгляды пересекаются, но не в бесчеловечной схватке. Мы тут же отворачиваемся. Встаю на ноги, поспешно, так что спотыкаюсь о порог ванной комнаты, взявшись обеими руками за дверную ручку, и со всей силы хлопаю дверью, оставляя парня одного в темноте. Внутри начинает бушевать знакомый ураган. Эта источающая злость на себя. Вот почему он вел себя странно в последнее время рядом со мной. Он помнит. Он, черт возьми, помнит то, как я, словно шлюха, жалась к нему. Отвратительно. Как я могла позволить себе так низко пасть? Так понизить уровень своего достоинства? Кто я после этого дерьма? Кем я являюсь после той ночи, проведенной с несколькими парнями? А что, если и с ним я трахалась? Черт. Быстро иду к лестнице, вытирая пот с горячего лба. Ладонями провожу по щекам, не могу моргать, ведь каждый раз, когда я прикрываю глаза, в сознании вспыхивают еле различимые картинки. Это воспоминания, о которых я жалею. И мне не хочется разбираться в них. Не желаю знать. Ничего. Бегу по лестнице вниз, сморщившись от гнева, и громко хлопаю ладонью по перилам. Кулаком. Чтобы ещё хоть раз… Чтобы я хоть раз позволила себе… Мать вашу. Тыльную сторону ладони прижимаю к носу, в котором начинает щипать, и толкаю входную дверь, вырываясь из духоты на морозный воздух. Вашу. Мать. Не могу успокоить мускулы лица, что продолжает корчиться, будто от боли, но я ничего подобного не чувствую внутри. Ощущаю только дикое желание разорваться на куски и позволить земле сожрать мои разлагающиеся останки. Я должна уйти. Скорее. Та Харпер — это была не я. Тупая шлюха. Чертова сука. Безмозглая шалава. Ты, Харпер, самый настоящий и жалкий кусок собачьего дерьма. Быстро иду по темной улице, вовсе не задумываясь о том, что мои вещи остались в комнате Лили. Мне плевать. Сейчас важно только то, что мои глаза начинают слезиться. И всё остальное уходит на второй план. Что со мной не так сегодня? Дело в моем вранье? Я чертовски скучала по Лили, хоть и не задумывалась об этом. И теперь мне страшно вновь пропускать через себя те чувства, которые так долго причиняли мне страдания. Как бы слюняво это ни звучало, но я не хочу, чтобы подобное повторялось, но с другой стороны, Господи, я так желаю вернуть хоть частичку того времени, чтобы вновь почувствовать себя нормальным ребенком. Не было и дня, чтобы я не рыдала в подушку от мысли, что нажралась и провела ночь с какими-то отморозками, и, скорее всего, один из них — ОʼБрайен. Делаю вид, что мне наплевать, но, черт возьми, как можно игнорировать всё это, если боль, физический дискомфорт между моих гребаных ног никто не убирает?! Как можно жить спокойно, зная, что твои эмоции готовы сожрать тебя? Вытираю слезы пальцами, шмыгая носом, и замедляю шаг, тихо промычав сквозь сжатые губы. Грубо смахиваю соленую жидкость, сильнее злюсь на себя за публичное проявление чувств, хотя вокруг ни души. Все сидят по домам, ведь на улице сильный ветер гоняет листву по асфальту, на который спускаюсь, наступая в лужу. Кеды промокают. Но продолжаю идти. Это чертовски неправильно. Почему именно факт того, что я терлась об этого ОʼБрайена, окончательно лишает меня контроля над эмоциями? Так не должно быть. Я просто слишком устала.***
Автомобиль тормозит возле участка. В доме всё ещё горит свет, через окна можно проследить, как кто-то бродит без остановки, не находя себе места. Дейв всё так же крепко держится за руль пальцами, не выдерживает такого длительного молчания со стороны Лили, которая сидит с перемотанной рукой, опустив взгляд вниз. Девушка с настороженностью поглядывает в сторону своего дома, уже предвкушая долгий допрос матери. Наверняка ей уже сообщили о том, что она сбежала с олимпиады. Прекрасно. Двойная мозговая порка. Роуз прикусывает губу, качнув головой, и протягивает руку, касаясь ручки дверцы автомобиля, но медлит, от злости скрипя зубами: — Почему ты вообще держишь этого ублюдка рядом с собой? — задает этот вопрос, что гложет её какое-то время. Фардж смотрит перед собой, слегка сводя брови к переносице, ведь впервые чувствует раздражение по отношению к девушке, которая никогда не поймет его, так что моргает, жестко шепча: — Он — мой друг. Роуз переводит на него взгляд опухших от слез глаз. Смотрит хмуро, с непониманием, но более ничего не отважится сказать. Повторно качает головой, вылезая из салона, и громко хлопает дверцей, поражаясь тому, как непросто было её открыть. Видимо, машину стоит отвезти в автосалон. Отворачивается, быстро, как может, отдаляется от автомобиля. Не оглядывается. Дейв всеми силами сдерживает себя, заставляя не поворачивать голову, так что вовсе смотрит в другую сторону, зло кусая ногти. Проглатывает комок в глотке, надавив на педаль газа, так что ему никогда не узнать о том, что Роуз всё-таки оглядывается, стоя уже на крыльце своего дома. И смотрит она без осуждения, после чего опускает голову, глубоко вдыхая аромат морозной свободы, прежде чем войти внутрь дома. Фардж громко хлопает входной дверью, топает по коридору, желая тут же отправиться на второй этаж, в свою комнату, чтобы запереться, но приходится остановиться, ведь боковым зрением замечает Дилана, который резко встает со стула на кухне, делая короткий шаг в сторону друга. Дейв запрокидывает голову, больно прикусив губу, чтобы не ругнуться, и не поворачивается лицом к ОʼБрайену, который переступает порог кухни. Его глаза ещё красные. Значит, по-прежнему пьян, но уже не так зол, как несколькими часами раннее. — Т-ты в порядке? — его язык заплетается, но в голосе слышна тревога, которую трезвый Дилан никогда бы не проявил открыто. Дейв зло дышит, стараясь держать себя в руках, но у него нехило так накипело, поэтому парень оборачивается, связкой ключей хлопнув себя по ладони. На его лице уже проявляются синяки, и ОʼБрайен не может не замечать их, поэтому на несколько секунд отводит взгляд. — В порядке? — с ядом произносит Фардж, вытянув шею, после чего нервно смеется, опустив голову, пока дергает пальцами ключи, и с не меньшим сарказмом повторяет, кривясь. — Ты в порядке? — смеется, проводя рукой по волосам, и смотрит на Дилана, который опускает руки вдоль тела, с дрожью в голосе прося: — Извини. Дейв щурит веки, судорожно вдохнув злость в легкие, и сдерживает тон голоса, правда по выражению его лица ясно — дело дрянь. — Не в этот раз, — сам чуть ли не давится, произнося эти слова. ОʼБрайен еле заметно сглатывает, с пустой растерянностью смотрит на друга, который слабо качает головой, раскинув руки в стороны: — Не в этот раз, — повторяет, будто насильно заставляет себя ощутить горечь каждой клеткой организма. Смотрит в ответ на друга, борясь с обидой, и шагает спиной вперед, прося: — Не трогай меня какое-то время, — говорит твердо, разворачиваясь, и ускоряется, быстро поднимаясь по лестнице наверх. Дилан часто выходил из себя. Он часто бил Дейва. И тот каждый раз просил уединения после полученных травм. Но в данный момент происходит не как всегда. Всё иначе. Фарджу надоело, что его друг не может попытаться бороться с собой, учиться держать себя в руках, хотя бы потому, что Дейву сильно достается. Каждый раз. ОʼБрайена это не останавливает. Да, его мучает совесть, но Дилан не решает стыдом проблему, словно думает, что Фардж всё равно никуда не денется, что это никак не повлияет на их дружбу. Но так продолжаться не может. Уже не может. ОʼБрайен обязан научиться контролю, иначе Харпер окажется права. Парень переступает с ноги на ногу, опуская взгляд в пол, и моргает, чувствуя, как эти омерзительные эмоции вновь сдавливают глотку, мешая вдохнуть. Отходит назад, нервно дергая ткань своей кофты, и морщится, тут же прикусив пальцы рук, чтобы сдержать в себе это сопливое дерьмо. Всё дело в выпитом алкоголе. Настоящий ОʼБрайен себя так не ведет. Если так пойдет и дальше. Дилан останется один.