«Харпер, я немного задерживаюсь. У твоего отца проблемы. Ты там в порядке?»
Всё хорошее когда-нибудь заканчивается. С этой мыслью привыкают жить миллионы человек, которым в детстве не прививали умение терпеть и верить в то, что в итоге всех нас ждет счастливый конец, как в фильмах. Лучше бы так. Лучше жить с верой в розовый мир, чем с восьми лет дохнуть от осознания, что ничего толкового ты не добьешься, что есть ряд избранных людей, которые благодаря своему стремлению несутся вверх по социальной лестнице, оставляя иных внизу. Мэй Харпер всегда знала, что её судьба не будет отличаться ничем особенным. Её жизнь — среднестатистическая. Как у всех. Она, как все. Таких «индивидуальностей», подобных ей, — неисчислимое количество в мире. Кто она? Одна из тысячи. И девушка никогда не видела смысла бороться за свое место под солнцем. Лили полная противоположность. Она не сравнивает себя с теми, кто уже чего-то стоит в жизни. Она пишет свою историю, наплевав на других. Это верный путь к саморазвитию, вот только у Роуз нет того, что имеется у Харпер — стержня. Такого жесткого, внутри. Лили только хочет, но ничего не добьется. А Мэй ничего не желает, но добьется многого, сама этого не осознавая. Реальность в том, что для достижения любых поставленных целей необходимо не только прилагать усилия, но и иметь четкое представление о том, чего именно ты хочешь добиться. Поставленная цель и желание стремиться к ней — залог успеха. А фраза: «Он родился под счастливой звездой», — это оправдания тех, кто ждет манны небесной, сидя на диване, сложа руки.***
«Я уже подхожу к дому». «Хорошо, тогда спишемся позже. Надо прибраться до возвращения матери». Роуз с широкой улыбкой на лице просматривает последние сообщения на телефоне, пока медленно перебирает ногами, ближе и ближе подбираясь к дому. Это был лучший «weekend», во время которого она не заботилась о своей матери, об отце, о школе и друзьях, о парне, который, в общем-то, и не парень. Да, многое остается без ответа, как и тот вопрос, который только сильнее начинает мучить её, ведь девушка уже видит не только крыльцо своего дома. Её взгляд перескакивает с экрана телефона на соседний дом. Лили пока не решилась рассказать Мэй о произошедшем вчера, ведь сама толком не понимает, какие теперь отношения между ней и парнем, который без лишних слов тогда ушел от неё. Просто ушел. Кажется, чтобы сесть в машину, совсем позабыв о том, что искал друга. Роуз и не стала приставать с вопросами. Она постояла пару минут в полном моральном отсутствии, после чего так же развернулась и ушла. Получила ли она того, что хотела? Суть в том, что девушка и не знала, чего желает получить от Фарджа. Её просто тянет к человеку, который в её глазах кажется очень необычным, странным, и именно за эту «непохожесть» на других, люди вокруг неправильно его воспринимают. Лили недолго топчется на тротуаре. Она не стоит в ожидании, что парень захочет выйти и покурить, Роуз по правде бежит, немного скрывается, боясь смущения, которое может возникнуть между ними. Шум колес за спиной заставляет прибавить шагу, и девушка даже не задумывается о том, кто это может быть, поэтому её слегка потрясает обращение позади: — Лили, — мужской голос, но не тот, который хочется услышать. Девушка поднимается на крыльцо и только тогда оборачивается, опустив руки, в одной из которых сжимает телефон. Высокий накаченный парень спешит к ней, немного скованно улыбаясь: — Привет, я искал тебя. Роуз моргает, смутившись от негодования, ведь понимает, что его слова могут значить: — Ты приходил ко мне домой? — Нет, я звонил, — поднимается на пару ступенек крыльца, чтобы встать ближе к девушке. — Мы же были в походе, — напоминает. — Я не мог сорваться за тобой из леса, хотя без тебя там было не так весело. — Да что ты?.. — как-то ядовито шепчет Роуз, но парень оставляет это без внимания, сделав ещё шаг, чтобы быть ближе к девушке: — Ты на меня злишься? — С чего вдруг? — да, она постоянно это делает. Строит из себя дурочку. Вести себя таким образом легче, чем пытаться что-то объяснить этому неандертальцу. — Мы неудачно поговорили пару дней назад, — парень оглядывается по сторонам, и Лили кивает: — Да, было такое, — берется за ручку двери, чтобы уже скрыться за ней. — Бывай. — Лил, — парень аккуратно сжимает её предплечье, дабы остановить, придержать, и что может в ответ Роуз? Ничего, просто стоять. Она со своими хиленькими ручонками ничто по сравнению с этим громилой из футбольной команды. Связалась с ним на свою голову, называется. Беда, одна беда с тобой, Роуз. — Давай, сходим сегодня куда-нибудь? — предлагает, чтобы загладить вину. — Например, выпить с парнями из твоей команды? — Роуз действительно надоело это времяпровождение в пустую. Она уже раздраженно притоптывает ногой, не зная, каким образом намекнуть человеку, что сейчас ей нужно скорее попасть домой и приготовиться к моральной войне с матерью. — Мы можем вдвоем неплохо так оторваться, — почему он произносит это таким «мяукающим» голосом? Лили всасывает воздух через нос, желая ответить, уже начав покачивать головой, но её голос останавливает дверной хлопок со стороны. — Да ладно, Лил, всё ведь нормально, — парень поглаживает пальцами её плечо, стараясь загладить свою вину, но взгляд девушки уже застревает, когда удается разглядеть Фарджа, который, по обычаю в это время, выходит на крыльцо, чтобы покурить. И сейчас парень стоит боком, сжимает губами сигарету, а зажигалкой чиркает, прикрывая язык пламени ладонью от ветра. Хмур. Очень хмур. Не самый приятный знак. —…Я правда не хотел… — Лили, тебе стоит слушать, что говорит этот тип, или хотя бы смотреть в его сторону. Девушка моргает, перескакивая взглядом с Джексона на Дейва, стараясь кивать головой, чтобы как-то участвовать в разговоре. —…Тогда, может завтра? — Джексон широко улыбается, переминаясь с ноги на ногу от удовольствия, ведь он знает, что эта девушка не может злиться по-настоящему. Погундит, надует щеки, а потом весь пыл угаснет. Роуз произносит незаинтересованное «ага», приоткрыв рот, чтобы вдохнуть ртом, когда Фардж поворачивает голову, встретившись с ней взглядом, и пускает дым, сжав пальцами сигарету, после чего держит её возле рта, внимательно смотря в сторону девушки. А та моргает, проявляя попытки уставиться на что-то бодро вещающего Джексона, но не выходит. Не реагирует, когда парень напротив сжимает оба её запястья своими большими и длинными пальцами, смотрит на Дейва. Фардж сам постоянно отворачивает голову, но в итоге отвечает на зрительный контакт, хотя его зрачков Роуз практически не видит. Слишком щурит веки, при этом сводя брови к переносице. Он внимательно изучает её лицо, будто сам ждет от неё какого-то ответа, как и Лили от него. Оба будут стоять на месте, боясь сделать уже второй шаг. Они друзья? Только не после вчерашнего. — Тогда я позвоню вечером, договоримся о времени, — Джексон поднимает руку, не очень-то аккуратно убирая прядь волос девушки за ухо, а та, наконец, возвращает свое внимание к нему, слегка хмуря брови: — А… А мы… — да, не слушала. Мило. Очень похоже на неё. Роуз постоянно ворон считает. Пытается вспомнить хотя бы одно сказанное им слово, немного дергая плечами, когда парень наклоняется, оставляя поцелуй на её губах, и тут же хочет углубить его, превратить в непонятное проявление страсти, отчего Лили скованно делает шаг назад, морщась, и разрывает поцелуй, громко выдохнув: — Пока, — вырывает свои руки из его, опустив голову, чтобы не встречаться взглядом с Дейвом, который задумчиво, но недовольно хмыкает, вынуждая себя бросить недокуренную сигарету и повернуться к двери своего дома, чтобы исчезнуть в коридоре. Таким же образом поступает и Лили. Таким, как они, нужно больше говорить. Для них слова нужны, чтобы понять друг друга. Дверной хлопок. Харпер слышит его сквозь шум воды, поэтому поворачивает голову, уставившись в сторону дверной арки, через которую виден коридор. Девушка домывает кружку, сощурив веки, когда видит только один силуэт, и выключает кран, вытирая мокрые ладони о полотенце, что бросает на стол: — Мам? — голос звучит громко, но ответ уже не требуется, так как Мэй выходит с кухни, хмуро сложив руки на груди, и вполне серьезно интересуется. — И в чем дело? Причард. Стоит в коридоре её дома. Смотрит на нее так, будто у девушки в руке револьвер, дуло которого она без смятения направляет прямо на него. Харпер постепенно разглядывает на его лице кровавые подтеки, совсем свежие ссадины, но отбрасывает какие-либо намеки на жалость и вопросы, что дается с трудом, ведь сейчас этот ублюдок напоминает ей потерявшегося щенка. Парень заикается. Он моргает, нервно ковыряя ссадины на костяшках, когда пытается говорить внятно: — М-м-могу я… — с ним явно что-то не так, и Мэй пока сложно понять, что именно, поэтому сильнее хмурит брови, опустив руки вдоль тела, чтобы готовиться ударить в случае атаки. Вот только сознание дает ей намек на то, что скорее всего этот тип не способен даже сохранять равновесие. — Могу я немного постоять здесь? — наконец, выговаривает, не смотрит ей в глаза, отчего кажется более жалким, и Харпер с удовольствием бы посмеялась ему в лицо, выставив за дверь, но вместо этого немного отклоняется назад, делая пару шагов к столу. Смотрит в окно, видя, как отец Причарда бродит по участку, заглядывая под машину, в кусты, поднимает взгляд на дерево, а мать парня стоит на крыльце, слишком быстро дергая головой, озираясь по сторонам. Вздыхает. Мэй обреченно складывает руки на груди, продолжая стоять у окна, думая над тем, как, в первую очередь, поступил бы человек. Харпер очень странная. Она насильно заставляет себя забывать о ненависти и боли к другим, отчего потом так спокойно, но не без раздражения, терпит их присутствие рядом. Она, конечно, догадывается, что семейка у них ненормальная, но Причард не один такой, с проблемами, и Мэй не подписывается решать их или помогать ему. Но. Одно «но» — и девушка оглядывается, возвращаясь в коридор, и смотрит на парня, который продолжает стоять в темноте, практически в самом углу коридора, чтобы слиться со стеной, быть как можно сильнее незаметным. Он хорошо понимает, что не имеет права быть здесь и просить её о чем-то, но… С ужасом Причард кое-что понял. Именно сегодня осознал истину — как много у него не было бы «друзей», компаний для общения, связей, в такие трудные моменты ему не к кому обратиться. Куда он пойдет? Где переждет? Когда парень бежал из дома под дикий крик отца, ему в голову пришла только одна мысль. И это пугает, потому что ему нельзя быть здесь. — Идем, — Мэй говорит жестко, но не громко, правда Причард всё равно вздрагивает, не смея поднять глаза на девушку, которая исчезает за дверью кухни, повторяя. — Ты оглох? Пенрисс сдерживает неприятный кашель в глотке, медленно шагает на кухню, морщась от бледного света, что пронзает воздух помещения. Тормозит на пороге, не вытирая кровь из носа, и искоса наблюдает за тем, как девушка встает на стул, чтобы достать до верхней полки шкафа. Не сразу понимает, что она делает, но, когда до него доходит, то тело охватывает ещё больший ужас. А причина тому — непонимание. Мэй спускается, держа в руках аптечку, и ставит её на стол, бросив сердитый взгляд на парня: — Иди сюда, — ногой двигает стул, намекая, чтобы этот утырок сел на него, но Причард продолжает стоять на месте, поэтому Харпер закатывает глаза, уже повышая голос: — Ты меня значит трахнул, а мне теперь тебя уговаривать надо? По спине пробегают мурашки. Пенрисс сглатывает, медленно, но подходит к столу, садясь на стул, и щурится, часто моргая, при этом дергаясь каждый раз, когда Харпер двигает руками, будто уверен, что она должна сейчас хорошенько избить его по лицу. Мэй открывает аптечку, бросив взгляд на лицо парня, и достает вату, повернувшись к фильтру с водой и кружке. Наливает. Обмакивает и протягивает Причарду: — Промокни раны, — голос спокойный. Пенрисс берет мокрую ватку, осторожно касаясь разбитой губы. Харпер молча разглядывает бутылочку с перекисью, ставит на стол, смотрит на нос парня, взяв пластырь, опускает взгляд на его руку с довольно глубокой раной, будто порез, — достает бинты. Причард медленными движениями касается ссадины на подбородке, с осторожностью и страхом быть замеченным поднимает взгляд, наблюдая за девушкой, которая с полным непринуждением роется в аптечке, стоя рядом. Парень моргает, шмыгнув носом, чтобы немного остановить кровь, и борется с собой, не стараясь скрыть чувство вины в голосе: — Спасибо. Это удел морально сильных — помогать эмоционально неустойчивым.***
Как бы Вы поступили, будучи на их месте? У Вас есть ежедневные обязанности, рутина, то, что может заставить Вас выйти из дома в будничный день. Школьные занятия. Наверное, со стороны выглядит нелепо, когда эти двое идут с парковки в каменное здание, уже переполненное подростками со своими проблемами и чертовым максимализмом. По какой причине такие, как Дилан и Дейв продолжают заставлять себя посещать занятия? Они могли бы спокойно забить на всё это дерьмо, ведь их жизненный путь уже решен. Ни шагу в сторону. Траекторию судьбы не изменить. Почему бы им не тратить свое время на уличную группировку? Почему бы больше и чаще не сверкать перед глазами «главного», чтобы тот отметил их старания, в будущем неплохо «повысив»? Ответ прост. Школа — единственное «нормальное», что осталось в их жизни. Как бы глупо это не звучало. Они ходят сюда с целью отвлечься от своих проблем, ненадолго ощутить себя в потоке обычных хлопот, таких как сочинения и тесты, о которых они знали, но не подготовились, разнообразные зачеты по предметам, стычки и драки в уборных, тоска и безделье на уроках. Им всё это нужно, чтобы помнить. Помнить, что нечто «обычное» в них еще сохранилось. Тем более, парням необходимо отвлечься. Ведь что-то не так. Что-то происходит. И что-то грядет. А незнание только угнетает. -… Я не буду оплачивать твой обед, — Дейв шутит, но понять это сложно. Именно сейчас его голос звучит уставшим. Парень немного недосыпает последние дни, хотя, кого он обманывает? Что. На хер. Такое. Сон? Фардж не прочь бы послушать лекцию какого-нибудь доктора наук, чтобы наконец разобраться с собой и своей тревогой, мешающей расслабиться. А вся проблема в чем? В том, что его разрывает. После случившегося между ним и Лили ситуация только ухудшилась. Никакие ответы не повалились в голову. Нет. Вопросов стало больше. Желаний больше. Страх сильнее. Черт, Дейв такое никогда не испытывал. Он буквально ощущает, как при каждой новой возникшей мысли его череп слегка трещит. Хватит думать? Если бы всё было просто. Фардж не привык отключать сознание. Если его что-то волнует, он будет думать об этом постоянно, пока проблема не поглотит его полностью, заставив захлебываться и тонуть. Ему не стоило отдаваться эмоциям. Он должен был уйти. Если бы он мог, то вернулся бы назад и никогда не взглянул бы в её чертово окно. Никогда. Даже под дулом пистолета, ибо вот он — результат. Гребаный результат. И что ему это дало? Ничего. Только ещё больше терзаний и желания пустить тому накаченному ублюдку пулю в лоб. — У тебя всё в порядке? — это настолько ужасный вопрос. Как может быть иначе? Но Дилан задает его с надеждой, что Дейв объяснит, но тот отрывается морально от своих мыслей, наконец, повернувшись лицом к шкафчику: — Ничего. Спать хочу, — на выдохе. Так тяжело этот тип никогда не вздыхал. О’Брайен, сам ощущающий себя не лучше, хмуро смотрит на друга, какими-то слабыми ленивыми движениями перекладывая вещи из шкафчика в рюкзак. Он сам чувствует исключительно эмоциональную усталость. И причина тому так же ясна, как и погода за окном. Совершенно не соответствует общему настрою этих двоих. Дилан, кажется, слегка не в себе. Его состояние с трудом можно описать так, чтобы передать всю ту массу неясного дерьма, что копошится внутри, постоянно отвлекая его от других мыслей. Он все помнит. Прекрасно помнит, поэтому… Поэтому ему нехорошо. И это слабо сказано. Оба парня без слов и долгих рассказов понимают, что натворили в тот вечер нечто ужасное, то, что может стать решающим фактором их дальнейшей судьбы. Их жизни будут зависеть от иного. А подобное неправильно. У этих типов есть только они сами. Они зависимы друг от друга. И лишние люди сломают ту стену, которую они возводили вместе. Держаться вместе. Только вместе. Больше никого рядом не держать. Это опасно. Им нельзя. Двигаются медленно, не желая шевелиться вообще. Дейв слабыми руками роняет учебник на пол, и с вздохом приседает, чтобы поднять его. Дилан настолько глубоко уходит в свои мысли, что уже минуту бесцельно водит пальцами по железной полке. Он пытается сконцентрировать сознание, направить его в сторону меньшего саморазрушения, но в итоге, возвращается в начало. Возвращается в тот душный зал, изводясь от громкой музыки и отвратительного желания касаться кого-то. Неправильно. Нельзя. — Пойду, отолью, — Фардж не забрасывает бодро рюкзак на плечо. Он опускает его на пол, возле ног друга, и выпрямляется, коротко взглянув на Дилана, который продолжает боком стоять к нему, слушая. — Подожди меня здесь, — Дейв отворачивается, пряча руки в карманы кофты, и направляется в сторону уборной, понимая, что дает себе и О’Брайену лишнее время побыть наедине с собой. Опасное занятие. Дилан немного опускает голову, прикрывает веки, когда убеждается, что друга уже нет в поле зрения, и лбом прижимается к холодному железу дверцы, громко выдохнув. В данный момент он ведет себя неправильно. Слишком открыто проявляет усталость. Эмоции. С ними не играют. Парень приоткрывает веки, со злостью смотрит в пустоту перед собой, и дергает головой, грубыми движениями продолжив складывать нужные вещи в рюкзак. К черту. Не пройдет и дня, как он вновь станет собой. Холод. Лед. Жестокость. Ублюдок во плоти. Не человек. Тот, кто может убить. С чувством окружающей угрозы озирается по сторонам, с безумным подобием счастья ощущая, как ненависть, не имеющая причин, заменяет внутри него чувство собственной неприязни. Затуманивает сознание, позволяя окунуться в ложь. Лишь бы не думать о наболевшем. Исподлобья смотрит на громких людей, мечтая каждому из них сломать ребра, но лучше бы он пялился в свой чертов шкафчик, ведь все его мысли вновь всплывают на поверхность. И у этого ублюдка, у этого «не человека» учащается биение в груди. Она идет по коридору. Просто «она». Медленно, но не менее уверенно. Голову держит прямо, плечи расправлены, взгляд смотрит не на толпу, а сквозь нее. На лице выражается чувство собственного достоинства. Нет, превосходства. Харпер постоянно строит из себя гордого, сильного человека, с завышенной самооценкой. Сучка и стерва. Но, быть может, это вовсе не роль? Что если она правда является таковой? И ей это нравится? Вьющиеся волосы собраны в пучок, тело скрыто под бледно-розовой рубашкой, застегнутой на все пуговицы, а ноги защищает черная юбка до колен. И каблуки. Внешне Мэй выглядит так, будто ничего не происходит. Словно она все та же староста, что и в начале. Дилан резко отворачивает голову, замерев. Пальцы сжимают жесткую ткань рюкзака, а дыхание сбивается из-за постоянных попыток проглотить комок в сухой глотке. Успокойся, черт возьми, что за хрень с тобой происходит? Скачет. Сильнее. Громче отдается в ушах. В груди возрастает давление. Волнение? Тревога? Предчувствие опасности? Что? Что не так?! Взгляд против воли скользит в сторону. Хватит. Коридор переполнен людьми, но О’Брайен не видит ее, поэтому выдыхает, еще пару раз нарочно бьется лбом о дверцу шкафчика, после чего сдерживает нервный смешок. Лучше Фарджу скорее вернуться, иначе Дилан рехнется в этой толпе. Хлопает дверцей, натягивает ремни рюкзака, и оборачивается, чтобы опереться плечом на шкафчик, но вздрагивает. Дергается всем телом. И это так заметно, что Харпер невольно отступает назад, явно опешив, ведь такая реакция совершенно неестественна для парня, который понимает, что совершает оплошность, когда сам с дрожью в ногах делает шаг назад, ухватившись за дверную ручку, чтобы не упасть вовсе. Мэй моргает, внимательно смотрит на человека, который всеми силами заставляет свое лицо исказиться и приобрести хмурость, злость, даже то самое знакомое раздражение. О’Брайен будто испугался ее. Но девушка не собирается отступать. Не зря же она переборола себя и подошла к нему? — Как ты себя чувствуешь? — да, ее голос не соответствует внешнему виду. Тихий и хриплый от легкой простуды. Она интересуется, поскольку помнит его состояние в тот день. Кажется, что-то сильно подкашивает парня, и Харпер хочет убедиться, что он вновь стал собой. И что он практически ничего не помнит. Но он помнит, так что ситуация куда сложнее. Внезапная реакция организма заставляет его врасплох: ладони потеют, запястья рук начинают ныть, сбитый сердечный ритм подавляет. Терпи. Смотрит ей в глаза, но уже искоса, демонстрирует свое внешнее противостояние девушке, хотя в первую очередь сражается против себя. — Какого хера ты говоришь со мной? — Шепотом рычит, с угрозой дернувшись вперед с помощью короткого шага, который должен был заставить девушку в страхе вздрогнуть и отступить на безопасное расстояние, но Харпер остается без движения. Она лишь складывает руки на груди, выдохнув, и ее лицо принимает равнодушное выражение, когда она с гордостью вскидывает голову: — Вижу, ты в порядке, — короткий ответ, после которого Мэй поворачивается к нему спиной, шагая дальше. О’Брайен облизывает сухие губы, сам не осознает, как делает еще небольшой шаг вперед, но уже без намека на угрозу. Просто его будто со спины толкает то чувство, что сидит в груди с того вечера. Моргает, нервно вытирая губы пальцами, и выдыхает, переминаясь с ноги на ногу. Со вздохом слетает и тихая ругань. Встает лицом к своему шкафчику, но голову все равно поворачивает в сторону отдаляющейся девушки, которая пальцами проверяет состояние прически, идет уверенно, заставляя встречающихся на пути людей отойти в сторону. Откуда берется чувство угнетения? О’Брайен ничего плохого не сделал. Он вел себя, как обычно, так почему ему так тяжело вдохнуть полной грудью? Парень желает отвернуться, правда сегодня все идет кувырком, поэтому одна проблема накладывается на другую. И на этот раз дело в Пенриссе — в парне, который стоит у своего шкафчика. И Дилан не обратил бы на него внимания, если бы не синяки, покрывающие его лицо. Перебинтованная рука, разбитый нос и необычный след на виске, будто ожог. О’Брайену плевать на то, что происходит в жизни Причарда, как и на него в целом. Будет корректнее сказать, что вниманием Дилана сейчас владеет другой человек. Парень сглатывает, сам не замечает, как начинает тихо шептать губами: «Не останавливайся. Не останавливайся», — и взглядом врезается в спину Харпер, которая проходит мимо Пенрисса. Парень продолжает шептать, со злостью прищурив веки, когда девушка внезапно тормозит, глубоко вздыхая, будто с негодованием, и поворачивает голову, взглянув в сторону Причарда. Какого. Блять. Черта? Ненависть во взгляде растет по мере приближения Мэй к Причарду. Дилан переступает с ноги на ногу, до боли прикусывая губу, и вновь вытирает ее ладонью, после чего оглядывается по сторонам, спрятав дрожащую от судороги руку в карман джинсов, чтобы сжать… Ножик. Складной. Небольшой. Но ножик. Работа в банде, прошлое и настоящее — все влияет на него психологически. Да. Тяжело признавать, но Дилан О’Брайен ненормальный. В нем остается что-то человеческое, но, как уверен «главный», это ненадолго. Еще немного — и личности не станет. Останется только неплохая машина для поручений. У «главного» на Дилана особые планы. Почему О’Брайен хватается за оружие? Потому что он не понимает, как себя вести. Испытывает ревность? Неясно. Ему не разобраться в своих ощущениях. В любой ситуации парень бьет первым. И сейчас у него такое чувство, будто его атакуют, хотя никто и близко не подходит. Все дело в другом. В том, как Харпер подходит ближе к Пенриссу, который от шока не может нормально отвечать на вопросы со стороны девушки. В том, как Причард мнется, теряясь, и избегает зрительного контакта с человеком, который спрашивает его о самочувствии. В том, как горят глаза парня, когда Мэй пальцами касается его плеча, с простотой уточняя: «Точно?». В том, какой неподдельный стыд чувствует Причард, старающийся убедить девушку, что с ним все хорошо. В том, что Харпер вообще не должна интересоваться им, а он поклялся не попадаться ей на глаза. Почему Мэй Харпер не проходит мимо? Причард Пенрисс — человек, который издевался над ней, который насиловал ее и физически, и морально, который всеми силами старался подавить ее эмоционально. Но, кроме того, Причард — это тот ребенок, который пережил серьезные издевательства в детстве, который подвергался насилию со стороны родителей, что считают этот метод воспитания самым практичным. Он с раннего возраста понимал, что обязан во всем быть идеальным, чтобы добиться похвалы отца. Обязан слушаться без возражений. Обязан не расстраивать родителей, иначе придется терпеть удары ремня по рукам, например, за плохую оценку по контрольной. И чем старше он становился, тем больше проблем и обязанностей сыпалось на голову. Он постепенно начинал сходить с ума. Проявлял первые признаки агрессии уже в средней школе, когда понял одну истину — люди должны испытывать страх перед ним, тогда ему самому ничего не будет угрожать. Тогда все и закрутилось. Но самое отвратительное началось с появления Харпер. В тот день, когда они привезли вещи в дом напротив. Мать Причарда тут же побежала знакомиться, ибо считает себя примером для всех вокруг, и тогда заметила перспективу. Мэй и Причард. Ей показалось это не просто «хорошей идеей». Это стало чем-то вроде безумного желания. Она нахваливала матери Харпер своего сыночка, чтобы и той вбить эту затею, а Причарда заставляла вести себя мирно. Все почему? Потому что на тот момент женщина понимала, что с ее сыном «все не так», он болен на голову, поэтому нужно самой пристроить его, создать ему семью, и Харпер очень даже годилась на роль невестки. Она послушная, лишний раз рот не открывает. И эта фикс-идея матери совсем вышла за рамки. Она била Причарда за то, что тот сам не проявляет инициативу говорить с Мэй. «Тебе ничего лучше не светит», — ее коронная фраза. Пенрисс начал слепо ненавидеть Харпер. Поэтому ему приносило особое удовольствие ломать ее. Но в итоге Мэй прошла через свой Ад, сломив парня в ответ. Часто происходит так, что из-за ненависти человек копает другому яму, желая засадить его в неё. Но, в конце концов, оказывается, что эту яму он роет сам себе. Мэй умеет чувствовать тяжесть других. Она верит, что для совершения какого-либо проступка у человека должна быть причина, что люди не рождаются ублюдками, что-то способствует становлению их личности. И она не сомневается, что Причард вырос таким под давлением, так что без злости легонько хлопает парня по плечу, после чего продолжает идти. Дело в том, что Харпер не видит смысла терзать себя из-за гнева на других. Победа — это, когда ты отпускаешь злость. Моральная свобода — это избавление от ненависти. Именно сильные отрицательные эмоции превращают тебя в таких, как Пенрисс и О’Брайен. А Харпер не желает уподобляться им. Она сильнее и выше этого. Исчезает в толпе. Причард стыдится смотреть в ее сторону, поэтому взглядом упирается в пол. Дилан отворачивает голову, сглотнув, и вынимает руку из кармана, оставив оружие внутри. — Идем, — даже не замечает, как возвращается Дейв. Вместе медленно шагают по коридору, не разговаривают, не смотрят друг на друга. Причард закрывает шкафчик, ведь слышит звонок, и надевает рюкзак, поспешив с опущенной головой в сторону лестничной клетки. О’Брайен даже не пытается сдерживаться, он со всей злостью, что скопилась внутри, задевает Пенрисса плечом, заставив того буквально спиной врезаться в мимо проходящих людей. Парни переглядываются, но Дилану приходится отвести взгляд, уставившись перед собой, ведь Дейв с непониманием смотрит в его сторону, но вопросов не задает. Сейчас не время. Никто из них не станет открывать душу. Лучше дождаться вечера, под банку пива на пару с травкой. Да, как же Фардж хочет накуриться. А вот О’Брайен плохо понимает, чего именно желает в данный момент. Скорее всего, просто испариться.***
Меня раздражает этот день. Этот вечер. Этот холодный воздух. Эта темнота. Этот ебаный дым от не менее блядской сигареты, которую выкуриваю, сидя в салоне автомобиля. На часах одиннадцать вечера. Нет тяги ехать домой, нет желания оставаться у Дейва, которого не видел со второго урока, так как не смог терпеть шум в чертовой школе. Мне охота материться от злости, источник которой неясен. Меня просто разрывает от херовой, блять, ярости. Руки трясутся, пальцы еле держат сигарету, которую зажимаю зубами, резко схватив с соседнего сидения биту, и вылезаю на безлюдную улицу. Нашел какую-то непонятную дорогу в лесу, по этой трассе мало кто хочет ездить, здесь часто происходят нападения на автомобилистов. Угадайте, кто их устраивает? Наши. Всё это наши. И я участвую в этом. Изредка, когда деньги нужны. Ублюдок, да? Верно. Кончик сигареты дымится, создавая вокруг серое облако, когда подхожу к дереву, размахнувшись, и бью по нему битой, слыша треск коры. Глотаю дым, выпуская через ноздри, и повторяю удары, не понимая, почему это чувство не уходит. Ненавижу. Блять. Я… Рычу сквозь зубы, ногой пнув по стволу дерева. Отхожу назад, вынимая сигарету изо рта, и возвращаюсь к машине, не подавляя желание улыбаться. Дерьмо. Чертово блядское дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Со злостью роюсь в кармане, отпустив биту, и вынимаю оружие, щелкнув затвором, и приставляю дуло к виску, до белых пятен в глазах сжав веки. Громко и тяжело дышу через нос, борясь с изжирающим чувством внутри, которому не могу дать описание. Оно просто уничтожает. Это не ломка. Что-то сильнее и безжалостнее. Начинаю смеяться, свободной рукой закрывая лицо, и морщусь, вытянув пистолет перед собой. Выстрел. Выстрел. Ещё выстрел. И ещё выстрел. Раз за разом. Эхо разносится по округе, канет в темноте между деревьями, но злость не покидает меня, так что с грубым криком бросаю оружие в асфальт: — Черт возьми! — громко дышу, пиная биту. — Черт! Черт! Черт! — запускаю пальцы в волосы, дергая их, и оглядываюсь по сторонам, не чувствуя холода, что проникает в тело, ведь каждая клетка охвачена пожаром. Мне нечем дышать. Сажусь на дорогу, спиной прижимаясь к автомобилю, и сгибаю ноги, локтями упираясь в колени. Нервно дергаю пальцами воздух, рвано вдыхая кислород, и прикрываю веки, одной ладонью вытирая пот со лба. Нехорошо. Это переходит все границы. Я схожу с чертового ума и не могу понять, в чем причина. Или понимаю, но не хочу принимать это. Вибрация. Только не это. Не прекращается. Блять. Роюсь в кармане кофты, вынимая телефон, и смотрю на экран, после чего ненадолго прикрываю веки, чтобы перебороть злость. Не хочу проявлять агрессию по отношению к Дейву, так что… Терпение. Выдержка. Погнали. Отвечаю, прижимая телефон к уху: — Чего? — нет, не погнали. — Вау, мило, — он шутит? Сарказм? Выспался что ли? — Что, Дейв? — добиваюсь ответа, прижимая ладонь к горячему лбу. — Я тут решил пройтись по парку, — начинает издалека. Как это на него похоже. — И? — И решил сыграть мать Терезу. — И? — И короче из меня такая же мать Тереза, как из тебя милый-милый О’Брайен. — Смешно, — закатываю глаза, но замечаю, что начинаю расслабляться, так что уже спокойно переношу пустую на мой взгляд болтовню. — Можешь приехать? — Зачем? — Это надо видеть… …Сказать, что Фарджу удалось меня заинтересовать, это ничего не сказать. Он не часто говорит загадками, поэтому, думаю, меня ждет что-то интересное, тем более мое настроение немного изменилось после его звонка. Странно признавать, но в такие моменты я стараюсь избегать любого контакта с ним, боясь, что могу навредить, но с другой стороны, стоит ему поговорить со мной, то я сразу ощущаю себя немного легче, словно часть груза куда-то пропадает. Хотя и не целиком. Паркую автомобиль у его дома, выхожу на темную улицу, оглядываясь по сторонам, и немного притормаживаю, приглядываясь к машине с темными окнами, которая стоит у тротуара дома напротив. Вроде… пустая. Плевать. Слишком мнительный. Продолжаю идти, подхожу к крыльцу, и нажимаю на кнопку звонка, вновь резко оглянувшись назад, ведь слышу какой-то шум, правда, разобрать его не могу. Машина стоит на месте. Ничего сквозь черные стекла окон не видно. Не помню, чтобы у соседей напротив был автомобиль, тем более такой. Отвлекает дверной скрип. Перевожу взгляд на Фарджа, который громко дышит, видимо, бежал ко мне вниз. И впервые за этот день на моем лице проявляется усмешка: — Так хотел меня увидеть? Запыхался, бедный. — Ха-ха, — притворно тянет, отходя в сторону, чтобы впустить меня, а сам продолжает стоять на пороге, смотря куда-то вперед. Приглядывается, и я поворачиваю голову, последовав за его взглядом. — Чья машина? — Фардж живет с такой же паранойей, как и я. — Не знаю, — дергаю рукой. — Закрой, — приказываю, и друг повинуется, запирая дверь на все замки: — Старушка в больнице на обследовании, так что не боись, никто не будет насильно заставлять тебя есть пироги с яблоком. Меня передергивает, и Дейв смеется над моей реакцией, только вот быстро принимает серьезный вид, махнув ладонью: — Идем, — спешит наверх, и мне приходится без вопросов следовать за ним. Выходим на второй этаж. Фардж слишком торопится, быстро перебирая ногами, и я пытаюсь не отставать. Хочется спросить, что не так, но воздерживаюсь. Видимо, Дейв хочет удивить меня чем-то. Понятия не имею, что это может быть, так что сворачиваю за ним в комнату, в которой… В которой ничего на «вау» нет. Моргаю, подняв брови, и с вопросом смотрю на друга, который вздыхает, кивнув на кровать: — Загляни под неё. — Боже, — усмехаюсь.- Ты всё ещё веришь, что под кроватью живет та мумия из фильма? — не могу не пошутить, и Дейв смеется, хоть и скованно, и невесомо бьет меня по плечу: — Идиот, просто загляни, — выпрямляется. — Заодно на наличие мумии проверишь, а то как-то не спится последнее время, — подмигивает мне, и закатываю глаза в ответ, подходя к кровати. Оглядываюсь на друга, который ведет себя слишком подозрительно, и с недоверием опускаюсь на одно колено, приподнимая ткань его одеяла, чтобы заглянуть под кровать. Наклоняю голову, не сразу понимая, что именно Фардж желает мне показать, но глаза привыкают к темноте, поэтому в первый момент дергаюсь, вскинув голову, и секунду нахожусь в таком положении, после чего смотрю на Дейва, который сжимает губы, сложив руки на груди: — Нашел её в парке. Вновь опускаю голову, понимая, что меня посещает чувство дежавю. Ситуация похожая уже была. Дома у Причарда. Харпер лежит на боку, спиной к стене. Пальцами трогает влажные губы, а мокрые красные глаза смотрят куда-то в сторону, не на меня. Шмыгает носом, постоянно пытается смахнуть слезы, но только размазывает соленую жидкость по щекам, иногда тихо мыча. Меня не видит. Или не хочет видеть. — Думаю, у неё ломка, и, судя по поведению, она ничего не успела принять, — Дейв подходит ближе, так же опускаясь на одно колено, чтобы заглянуть под кровать. — Ведет себя так же агрессивно, как ты, — подмечает, заставляя меня вновь раздраженно выдохнуть. — Хотел вытащить её, но она укусила меня, — показывает запястье, на коже которого проявляются следы от зубов. Прикусываю губу, моргая, и пытаюсь сохранить ровный тон голоса: — Почему ты позвал меня? Оставил бы её в парке, и проблем не было бы, — шепчу, краем глаза вижу, как друг переводит на меня взгляд, с каким-то осуждением произнося: — Но… Она ведь не оставляла меня или тебя, — пытается пристыдить меня? Черт, у него выходит неплохо, поэтому смотрю на него, хмуро и озадаченно: — Чего ты от меня ждешь? — он должен мне объяснить, сам я ничего не смогу предпринять, потому что… Не хочу проявить явную инициативу. — Черт знает, — честно признается Дейв, пожав плечами. — Просто, я подумал, если мучиться, то вместе. Растягиваю губы в фальшивую улыбку, как поступает в ответ сам Фардж, и шепчу: — Благодарю, а то понятия не имел, чем бы занять себя. Друг кивает, с не меньшим сарказмом отвечая: — Знал, что ты оценишь, — встает с колен, двинувшись в сторону двери, заставив меня занервничать: — Куда собрался? — За пивом, — парень оглядывается, видя замешательство на моем лице. — А мне что делать? — хочу бросить в этого типа что-нибудь тяжелое. — Поговори с ней о жизни, — шутит, но мне не смешно, так что ворчу под нос, когда друг исчезает в темном коридоре, оставив меня одного с этой… С этой, в общем. Стучу пальцами по полу, и оглядываю комнату, прислушиваясь к звукам, что должны быть слышны, но даже дыхание не доходит до ушей, так что нехотя опускаю голову, вновь заглянув под кровать. Харпер не выглядит так же потерянно, как в тот раз у Пенрисса. Она кажется более вменяемой. Думаю, её просто постепенно сильнее ломает, так что через часик другой она уже будет в порядке, правда, перед этим наверняка будет кричать от изводящего желания принять что-то. Девушка дрожит, и скорее от боли в животе. Она смотрит в пол, кусая ногти, и громко дышит, пытаясь вернуть себе эмоциональную сдержанность, контроль над чувствами, но вместо этого тихо мычит, шмыгая носом. Опираюсь рукой на паркет, цокаю языком, продолжая молчать. Что мне ей сказать? Я вообще не должен этим заниматься. Эту чертову фразу повторяю каждый раз, когда дело касается этой… дуры. Дуры. Да. Дуры. Просто дуры. С каких пор ты стал подбирать выражения, О’Брайен? Тошнит от самого себя. Вздыхаю, прочищая горло, и сдержанно начинаю: — Там пыльно, — отлично. Потрясающе. Оскар мне. Смотрю на Мэй, а та по-прежнему не видит меня. — Знаешь, Дейв в принципе не знаком с таким понятием, как влажная уборка, — что я несу? Мэй прикрывает рот ладонью, морщась, и сжимает мокрые веки, громко всхлипывая, поэтому облизываю губы, нервно опускаясь ниже, на живот: — Эй, если тебе так плохо, то могу дать косяк, — предлагаю хотя бы что-то, но от сказанного выражение лица девушки искажается злостью, а с губ слетает крик: — Пошел ты! Уходи! — кричит, зажав ладонями уши, словно своим же голосом оглушает себя. — Уходи! Уходи! — Окей! — не сдерживаюсь, выпалив в ответ, и поднимаюсь на руках, готовясь встать и бросить всё к чертям, ибо я совершенно не подхожу на роль того, кто унимает другого, но останавливаюсь, прикрыв веки. Сдержанность. Терпение. Вдох. Выдох. Опускаюсь обратно, взглянув на Харпер: — Вылезешь? Девушка не отвечает, только сильнее сжимает уши руками. Моргаю, проглатывая ком в горле, и осторожно щелкаю пальцами, привлекая внимание Мэй. Я уверен. Она в себе, просто немного… Немного не сдерживает эмоции. Сейчас проблема не только в том, что её ломает. Думаю, есть что-то ещё, что мешает ей прийти в себя. Если мне удастся поговорить с ней об этом, то ей, вполне возможно, полегчает. — Что с тобой? — начинаю с начала, и Харпер мычит, качнув головой. — Что тебя беспокоит? — она сильнее сжимает уши, прикрыв веки. — Хар… Мэй, — исправляю себя, удивляясь тому, что могу говорить спокойно. — Давай поговорим, — надо оторвать себе язык после этих слов. Совершенно не в моем стиле, но придется потерпеть один раз. Харпер шмыгает носом, приоткрыв веки, и смотрит на меня, вздрагивая по непонятной мне причине. Будто что-то слышит. — У тебя шум в ушах? — пытаюсь говорить понятным языком. Бывает, от ломки в ушах постоянно гудит. В этом дело? Поддаюсь вперед, хмуро понимая, что всё это время не замечал, как она шевелит губами. Что-то говорит, но не могу понять, поэтому откашливаюсь, предполагая: — Это нормально. Шумит часто, но потом прекращается, так что… — Вода! — Харпер вновь срывается, сильнее вжавшись в стену позади, а я со смятением щурюсь, прислушиваясь. Нет. Нет никакой воды. — Вода, вода… — девушка начинает повторять, шепотом тараторит, ерзая на полу. Хмурю брови, не на шутку так встревожившись, когда она начинает руками опираться на паркет, пытаясь отползти дальше, и с ужасом смотрит на паркет, будто что-то приближается к ней. — Вода… — вскидывает голову, взглянув на меня с безумством. — Вода! — начинает вытирать руки о ткань кофты, будто правда пачкает их в чем-то мокром. У неё галлюцинации? — Подожди, — пытаюсь привлечь её внимание. — Нет никакой воды, нет… — заикаюсь, когда Мэй кричит, ерзая под кроватью, и с руганью вскакиваю с колен, с силой потянув кровать за край, чтобы отодвинуть от стены. Быстро встаю на неё ногами, не собираясь обдумывать свои действия, чтобы не сковать неуверенностью, и не долго томлю, наблюдая за тем, как Харпер пинает ногами её воображаемую воду, начиная задыхаться, будто её правда покрывает жидкость с головой. Наклоняюсь. Не думай. Беру эту девку за предплечья. Не думай. Грубо дергаю вверх. Не думай. Она кричит громче, но пинает не меня, а пространство под ногами, как будто защищаясь. Не думай. Пальцами хватается за меня. Не думай. Практически толкаю на кровать, отпуская, ведь чувствую, как покалывание в животе усиливается, а вздох застревает в глотке, поэтому сам валюсь на колени, хватаясь рукой за стену. Трясусь, громко и хрипло пытаюсь глотнуть воздуха, но тщетно. Перед глазами моментально темнеет. Хочу позвать Дейва, но с губ срывается лишь хриплое подобие писка. Сжимаю веки, уткнувшись лицом в одеяло, и начинаю стонать от сводящей все мышцы тела боли. Валюсь набок, садясь у стены, к которой прижимаюсь спиной, и громко дышу в потолок, запрокинув голову. Белые пятна. Вспышки. Тошнота подступает к горлу, так что ладонью закрываю рот, чтобы не блевануть. Глаза слегка краснеют, когда открываю их, чтобы взглянуть на Харпер, которая приседает на коленях, как дерганная озирается по сторонам, продолжая повторять: — Вода… Вода… — её голос слышу эхом. Девушка сжимает край кровати пальцами, покачиваясь назад-вперед, и мычит, вдруг сев без движения. Начинаю отходить. Провожу ладонью по лицу, смахивая пот, и глубоко дышу, справляясь с судорогой. Перевожу взгляд на Мэй, которая заметно притихает, так что хрипло выдавливаю из себя: — Ты в порядке? Вижу, как дрожат её губы, как и плечи. Девушка смотрит перед собой, сглатывает, медленно поворачивая голову, и смотрит на меня так, будто я только что грохнул кого-то из её близких. Она в смятении. Даже хуже. Мэй будто только что потеряла что-то. Хмурю брови, уже устало спрашивая: — Что не так? Харпер часто моргает, и новый поток слез вырывается наружу, стекая по мокрым щекам. Девушка приоткрывает губы, забегав взглядом по кровати: — Где он? — шепчет, еле сдерживая плач. Поддаюсь вперед, держась за стену, и наклоняю голову, стараясь не поддаваться тому безумию, которое Мэй с успехом создает вокруг себя: — Что? — Где он? — вновь поднимает на меня красные, полные слез глаза. — Где Джемми? И я… Я немного в ступоре. Смотрю на неё, не моргая, тихо цокаю языком, шепнув: — Та-ак, — тяну, пытаясь не терять связь разговора с ней. — Джемми? — спрашиваю, и от произнесенного имени глаза девушки расширяются: — Ты знаешь, где он? — с надеждой в голосе произносит, сжав дрожащими пальцами ткань своей футболки. — Я должна… — отводит взгляд, но всего на секунду. — Что должна? — спрашиваю, уже не надеясь разобраться в её словах. Харпер моргает, потирая холодные ладони, и шмыгает носом: — Остановить её, сейчас, — опять смотрит на меня. — Сейчас я должна сделать это и… — запинается. Смотрю в ответ, хмуря брови, и шепотом уточняю: — Джемми — это твой брат? Нервная улыбка проявляется на лице девушки, которая начинает странно хихикать, будто медленно теряя контроль над собой. Напряженно наблюдаю за тем, как Мэй прикрывает губы ладонью, тихо смеясь: — Брат… — повторяет, громче хохотнув, и запрокидывает голову, взглянув на меня. Слишком резко её улыбка испаряется с лица, а взгляд мрачнеет: — Это была не я. Так. Теперь я полностью теряю суть. Пытаюсь реагировать правильно на смену её настроения. Постоянно поглядываю в сторону двери, понимая, что Фардж дико задерживается. Пиво бы мне не помешало сейчас. — Да, — киваю, медленно слезая с кровати, не разрывая наш зрительный контакт. По какой-то причине мне кажется, что эта девушка может броситься на меня с кулаками. Её лицо выражает исключительно злость, даже агрессию. — Думаешь… Это была я? — Мэй сжимает ткань одеяла, а я полностью встаю на паркет, качая головой: — Вовсе нет. — Они все так думают, — продолжает терзать меня взглядом исподлобья, поэтому вздыхаю, опустив руки вдоль тела, чтобы расслабиться: — Мэй, прекрати, — приказываю серьезным тоном, отчего Харпер лишь сильнее хмурит брови. — Это была не ты, — не хочу понимать, какое значение имеют мои слова, но для неё это важно, поэтому повторяю, надеясь на перемирие: — Не ты. Мэй долго смотрит мне в глаза. Слишком долго. И молчит. Вижу, как скапливается соленая жидкость, как дрожат её сжатые губы. Вот-вот должна заплакать, но Харпер полна сюрпризов. Она будто проглатывает комок эмоций, отвернув голову, и прекращает сжимать одеяло. Смотрит в пол, иногда шмыгая носом и вытирая скользящие по щекам слезы. Ещё час-два — и она окончательно придет в себя. Оцениваю ситуацию. Былое напряжение пропадает медленно, но уже могу спокойно обойти кровать, не готовясь к проявлению агрессии со стороны Мэй, которая двигается к стене, когда сажусь на край, сунув влажные от нервов ладони в карманы кофты. Смотрю перед собой, задумчиво предполагая, где шляется Фардж с моим пивом. Мэй обнимает себя руками, потирая плечи, и надолго прикрывает веки, видимо, внутри себя, сражаясь с проявлениями ломки. Если честно, она неплохо справляется. Дейву приходится постоянно вкалывать мне успокоительное, а здесь мы обошлись без него. Харпер трясется, продолжая покусывать пальцы рук и вытирать мокрые глаза. Поворачиваю голову, наблюдая за тем, как девушка стучит костяшками себе по щеке, покрасневшими глазами смотря куда-то вниз. Поднимаю руку, щелкнув перед её лицом пальцами. Вздрагивает, но глаза не поднимает выше уровня моей шеи. — Порядок? — спрашиваю. Вновь. И получаю долгожданный кивок головой. Отлично. В итоге всем этим дерьмом занимался я, чертов Фардж. Слинял под предлогом. Замечательно. Врежу ему, когда вернется. Наверняка сидит в гостиной, смотря что-то вроде Дневника Бриджит Джонс по ящику. Знаю, как он тащится от мыльных комедий. — Тебе что-нибудь нужно? — устало потираю лоб, интересуясь у девушки, которая качает головой, продолжая хранить молчание. — Окей, — заставляю себя подняться с кровати. Нужно покурить. Причем выкурить сигареты три-четыре, чтобы переработать всю информацию. Есть какой-то Джемми. Есть эта излюбленная фраза «Это была не я». И есть Мэй Харпер, которая с каждым днем заставляет меня ненавидеть себя сильнее. Двигаюсь к двери, но резко торможу, когда слышу за спиной тихое: — Куда ты? Оборачиваюсь, сжав в кармане пачку сигарет. Мэй не смотрит мне в глаза, но уже хмурит брови. Она почти в порядке. — Покурить и пнуть Дейва, хочешь, пнуть можем вместе? — шучу, но она не меняется в лице. Только потирает плечи, кивая, мол, ясно. Вынимаю пачку, сунув одну сигарету в рот, и вздыхаю, с хмурым выражением лица переминаясь с ноги на ногу. Мой взгляд опущен на пачку, которую безжалостно мну пальцами, дабы чем-то себя занять: — Всё равно… — откашливаюсь. — Если не хочешь сидеть одна, то можем пойти вместе на задний двор. Тебе нужно проветрить голову. Мэй поднимает лицо, наконец, взглянув мне в глаза с несильным смущением: — Могу пойти? — зачем переспрашивать? Мне не хочется повторять это дерьмо дважды. — Да, — как-то жестко отвечаю, сунув пачку сигарет обратно. — Идешь или нет? — меньше раздражения, Дилан. Харпер скованно спускает ноги на пол, пытаясь пальцами расчесать вьющиеся спутанные волосы и поправить мятую, местами пыльную одежду, пока шаркает ко мне. Сдерживаю раздражение, не поддаваясь ему, и сую сигарету в рот, неосторожно взяв девушку за капюшон, чтобы повернуть к себе спиной. До второго пришествия будет возиться. Отряхиваю её спину от пыли, не обращая внимания на то, как Мэй мельком поглядывает на меня, явно ожидает такого. Отпускаю её, вытащив сигарету: — Только сначала пну Дейва, — выхожу в коридор, и Мэй спешит за мной. Ну, как спешит… Ковыляет, спотыкается, хромает. Видимо, голова кружится. Так что подстраиваться приходится мне. И её присутствие не вызывает больше той злости, которую ощущал этим утром. Меня лишь пугает тот факт, что, в принципе, сейчас я спокоен. Если не считать больно скачущего сердца в груди, но это, думаю, вина того, что я коснулся её. Грохот. Замираю на месте, прикусив сигарету, и смотрю перед собой на спуск вниз. Девушка останавливается рядом, моргая, и поднимает на меня слишком серьезный взгляд. — Не знаю, — говорю, хотя Мэй не произносила вопроса вслух, но на её лице всё написано, так что понимаю без труда, и прячу руку в карман кофты, нащупав только ножик. Бита и оружие остались в машине. Стоп. Нет причин для волнения, я часто поддаюсь паранойе. Это нормально, если каждый чертов день ты живешь с убеждением, что тебя хотят грохнуть. Но тот автомобиль не зря привлек мое внимание. Что если… Нет, лучше остановиться. Ничего не происходит. Простая очередная поломка в… Свет гаснет. Блять.