Время, когда пришло разрушение
Счастье. Сладкое на вкус слово. Что Вы знаете о таком разностороннем и неоднозначном понятии, как это? Что Вы представляете, когда произносите его? Первое, что оседает в Ваших мыслях? Это дом, семья, парень, муж, дети, друзья? Оно для Вас так же неоднозначно, как и для меня. Оно не имеет точно выраженных границ. Счастье — светлое и теплое чувство в груди. Ощущение полного спокойствия, гармонии и безопасности. Счастье, как часть тебя. Оно у каждого свое. У каждого иное. Мое счастье началось слишком внезапно, и нет ничего поразительного в том, что мое сознание не могло его принять. Порой мы относимся к себе не так, как следует, мы недооцениваем себя, утопаем в комплексах, ругаем себя за оплошности и грехи. Поколение людей, нелюбящих себя. И мы не верим, что достойны счастья, поэтому боимся его. Думаем, что с нами что-то не так, когда в внутри тепло и уютно. Но счастье идет наперекор с моим «я». Поэтому разрушение начинается с меня. Резкий вздох, рывок вверх. Мокрыми ладонями сжимаю одеяло, приседая на мягкой кровати, и с безумием, настоящим безумием, распахиваю рот и глаза, хрипло стараясь глотнуть кислорода. Покачиваюсь, сильнее и сильнее сутуля плечи. Дрожащие губы не закрываются, веки с неприятным чувством растягиваются. Попытка выдохнуть происходит с болью, словно кто-то не жалеет сил, ударив по ребрам. Чувствую, что кожа тела влажная, легкая футболка прилипает, холод сочится по стенам, карабкаясь к кровати, чтобы проникнуть под одеяло и коснуться ног. Сжимаю одеяло, пальцы стиснув в кулаки. Смотрю перед собой, в непроглядную темноту ночи, пытаясь самостоятельно управиться с судорогой, вызванной кошмаром. Шепчу под нос слова успокоения, не моргаю, боясь лишний раз прикрыть глаза и увидеть тот мрак, что сейчас царит в моем сознании. Плач. Сжимаю губы, до боли прикусывая язык. Привкус крови. Обнимаю колени руками, вслушиваясь в крик ребенка, что медленно растет, усиливается, бьет по ушам, проникает в них, забивая голову. Хмурю брови, чувствуя каждый дрожащий мускул обеспокоенного лица. И желание. Оно вновь проявляется в организме, заставляя меня терять контроль моментально. Бежать. Я должна бежать. Просто бежать, я должна… Откидываю одеяло, желая спустить босые ноги на пол. Бежать. Бежать. Подальше. Бежать. Через боль в висках останавливаюсь, когда в голове возникает та самая мысль, дающая мне верный ответ. Быстро оглядываюсь назад на кровать, а именно на парня, который лежит на животе. Мятая серая футболка немного задирается на спине. Руки спрятаны под подушку. Голова отвернута. Спит. Мы специально разделили кровать покрывалом на две части, боясь, что наутро ему будет нехорошо, но оно валяется где-то в ногах. Я не должна бежать. Он просил меня говорить с ним. Так что… Тяну руку к его локтю, наклоняясь вперед. Двигаюсь на кровати, с осторожностью и легкой дрожью в пальцах касаюсь кожи руки, выдавив шепотом: — Дилан? — и стоило мне произнести его имя, как О’Брайен тут же распахивает веки, резко сунув руку в ящик тумбы, что стоит рядом с кроватью. Он вынимает пистолет. Меня всегда поражает его готовность ко всему, но при этом она и пугает. Дилан поворачивается ко мне лицом, замерев, ведь с легким испугом опускаю взгляд на оружие в его руке, когда парень присаживается, еле разжимая веки и заставляя себя смотреть на меня: — Что? — хрипит со сна, щурясь и прислушиваясь к тишине. — Что случилось? — полное напряжение. Как бы мне не хотелось нагружать его, я не могу справиться самостоятельно. Если честно, успеваю немного отдалиться мысленно от той проблемы, что мучает сейчас, ведь понимаю, что О’Брайен вовсе не начинает задыхаться, его не скручивает судорога и не сводит с ума конвульсия. Он даже не трясется. Просто глубоко дышит со сна, внимательно смотря на меня, прямо в глаза: — В чем дело, Харпер? — еле выговаривает, никак не может очнуться окончательно, поэтому приоткрываю губы, прерываясь на плач за спиной. Медленно опускаю взгляд, поворачиваю голову, чтобы напряженно уставиться на дверь в темноте. Коридор. Там он плачет. С дрожью в груди вдыхаю, заморгав, чтобы справиться с наплывшей на глаза соленой жидкостью, и прикусываю губу до крови, когда чувствую, как к моему запястью прикасается что-то очень холодное. Резко оглядываюсь, напуганным взглядом вцепившись в пальцы парня, которыми он трогает тыльную сторону моей ладони, пока та сжимает одеяло. — Что не так? — Дилан наклоняет голову, чтобы рассмотреть мое лицо. — Ты… В порядке? — могу заставить себя взглянуть на него, и, кажется, выгляжу настолько обезумевшей страхом, что выражение лица О’Брайена меняется с невиданной скоростью. Он двигается ближе, хмурясь: — Харе молчать, Харпер, что с тобой? — пытаюсь сосредоточить все свое внимание на нем, но крик ребенка стоит в ушах, поэтому выдавливаю из себя не самые связные предложения: — Там… — широко открываю рот, на выдохе шепча. — Он плачет… — чувствую, как слезы начинают стекать по щекам. — Бежать… О’Брайену не требуется время, чтобы разобраться. Он переводит взгляд на дверь, со спокойствием отворачиваясь, чтобы слезть с кровати: — Идем, — приказывает, а я еле соображаю, кое-как поспевая за его ходом мыслей: — Ч-что? — оглядываюсь на парня, который встает рядом, каким-то небрежным движением дернув меня за рукав футболки: — Идем на звук, — его непринужденность сбивает с толку, вызывая на моем лице лишь больше волнения и хмурости от непонимания его действий и желаний: — Что? — повторяю, как ребенок задергавшись на кровати коленками при виде отдаляющегося Дилана. Смотрю с ужасом ему в спину: — Э-эй, — парень открывает дверь, выходя в темный коридор, и оборачивается, разводя руки: — Ну? — принуждает меня к действию, поэтому сквозь противоречия встаю с кровати, немного пошатываясь при каждом шаге. Как только голые ноги покидают теплое одеяло, холод вцепляется в кожу зубами, шатая меня из стороны в сторону. Пытаюсь унять дрожь в руках, которые слегка сгибаю в локтях, держа крепко вдоль тела. Иду медленно к парню, а он сует одну ладонь в карман джинсов, а в другой продолжает сжимать оружие: — Откуда исходит звук? — спрашивает жестко, поэтому останавливаюсь на пороге, замявшись, ведь… — Харпер, — он давит, поэтому начинаю ломаться, всхлипывая, заикаясь: — Ото-всюду, — моргаю, подняв на Дилана мокрые глаза, полные растерянности. — Он везде, — еле справляюсь с онемевшим языком. О’Брайен даже не вздыхает. Он просто оглядывается по сторонам, прося: — Попробуй прислушаться, ладно? Или подумай, откуда мог бы исходить звук, — он серьезно заинтересован или вынуждает себя? Смотрю на его профиль, но недолго, ведь пытаюсь подумать над его просьбой. Начинаю аккуратно вертеть головой в разные стороны, чтобы уловить, откуда исходит плач. С трудом сражаюсь с привычной для меня в таких ситуациях паникой, которая обычно и лишает способности анализировать, но сейчас, пока Дилан говорит со мной, разум ещё остается в сознании, поэтому я могу мыслить. Парень терпеливо ждет, пока делаю шаг то в одну сторону, то в другую, нервно кусая ногти. Давление возрастает. Мне тяжело сдерживаться, и буквально минуту спустя вновь начинаю всхлипывать, пальцами смахивая слезы с холодных щек. — Успокойся, — О’Брайен притоптывает ногой, начиная предлагать. — Ванная? Где-то внизу? На чердаке? Это только путает, поэтому ладонями грубо сжимаю уши, красными глазами смотря в пол. Громко и зло мычу на парня, который ругается под нос, переступая с ноги на ногу: — Черт, хватит ныть, — слишком тихо произносит, поглядывая на меня. — У твоего брата была детская? — хмурюсь, слушая. — Может, звук исходит оттуда? Зачем он хочет это выяснить? Как оно может помочь? Не понимаю… Это все в моей голове. Дилану никогда не услышать того, что вынуждена слышать я. Складываю руки на груди, чтобы хоть каким-то образом унять неприятную дрожь, и начинаю медленно крутиться на месте, слушая громкий плач ребенка. Оно эхом разносится по темному коридору, забиваясь в каждую щель в стене. Сглатываю, стараясь убрать ком в горле, и громко дышу, поддаваясь панике. Давление растет. Виски ноют. Голова пульсирует с такой силой, что, кажется, вот-вот должна разорваться на куски. — Мэй, — Дилан хмуро следит за мной. — Соберись. — Я не… — запускаю пальцы рук в волосы, сжимая влажные локоны. — Я не… — озираюсь с паникой. Ужас растет с детским криком в ушах. — Я не понимаю, я… — начинаю отступать назад, по коридору, в сторону лестницы, качая головой. — Я должна бежать… — напугано смотрю на парня, который вытягивает одну руку, осторожно шагая за мной, а оружие прячет за спину, зажав между тканью джинсов и ремешком: — Ладно, всё, — уже без грубости, но поздно. Я отдаляюсь, плохо оценивая свои действия. В голове одна команда. Только бежать. — Харпер, — Дилан ускорят шаг, а мне не удается даже извиниться. Разворачиваюсь, срываясь с места, и несусь вперед по коридору, задыхаясь собственным шепотом. Наверное, я ещё слишком наивная, раз понадеялась сбежать от человека, который лучше меня ориентируется в темноте, к тому же бегает быстрее, поэтому не могу заверить, что чувствую разочарование или удивление, когда у самых ступенек мои стопы отрывает от пола. От такой жесткой хватки под грудь меня буквально ломит на части, но эта физическая боль оказывается самым правильным из всего, что я могу ощущать в данный момент. Дилан поднимает меня, дергая назад от лестницы. Отпускает так же резко, позволив потерять равновесие и ладонями врезать по холодной стене. Оглядываюсь, с отвратительной нуждой уставившись на парня, будто он способен решить мою проблему раз и навсегда, но такого не случится, поэтому я должна… — Не надо, — Дилан не дает мне рвануть дальше, когда делаю шаг в сторону, готовясь бежать. Парень всячески привлекает мое внимание, заставляет посмотреть на него, а не пялиться в пол: — Извини, — за что? — Я не должен был давить, ладно? — пальцами крепко сжимает мое запястье, и я не ощущаю его дрожь. Её нет, поэтому поднимаю голову, взглянув на него с полной потерянностью, но не могу ничего молвить. — Погнали вместе отсюда, — предлагает вполне серьезно. Стучу зубами, стиснув их во рту, и еле киваю, постоянно сражаясь с растущим комком боли в горле. Что-то неразборчивое мычу в ответ, пытаясь сосредоточиться на прикосновении. Дилан кивает головой, говоря медленно, видимо, чтобы до меня доходило каждое его слово: — Сначала оденемся, хорошо? — делает шаги обратно, в сторону комнаты для гостей, и тянет меня за собой. Поддаюсь не сразу. Кое-как следую за ним, чувствуя, как осторожно парень перебирает пальцами, опускаясь ниже по кисти, и сжимает мою влажную, ледяную ладонь. Где реакция? Где его дрожь? Где? Подходим обратно к комнате. О’Брайен переступает порог, хлопнув по выключателю оружием, чтобы помещение озарил холодный свет. Иду следом, морщась, ведь в спину вдруг бьет крик, заставляющий резко обернуться назад. Напротив. Моя комната напротив. Хмурюсь, замерев на месте и почувствовав, как Дилан отпускает мою руку, начав ходить по комнате, собирая свои вещи. Продолжаю сверлить взглядом поверхность темной давно запертой двери. Он плачет. Джемми плачет там. С этой мыслью хочу рвануть туда, помчаться, словно обезумевшая. В никуда, но отрезвляющий голос О’Брайена отдергивает от этого желания. Поворачиваюсь к нему лицом, взглянув в глаза. Он натягивает свою кофту, смотрит в ответ: — Ты собираешься? — его голос звучит в моих ушах эхом, поэтому мне труднее понять, что он говорит, но читаю по губам, часто заморгав при слабом кивке головой. Сжимаю губы, обняв себя руками, иду к столу, чтобы взять свои джинсы. Мои движения настолько медленные, тело вдруг заметно ослабевает, а тянущая сознание боль превращается в усталость. Всё это лишает меня сил. И я не имею представления, как буду справляться дальше. Самостоятельно. Уже все звуки слышу приглушенно, будто нахожусь в водном пространстве. Даже плач. Даже свои мысли. Даже Дилана, который ходит позади в поисках своего мобильника. Кое-как надеваю джинсы, справляюсь со шнурками на кедах. Кажется, я вожусь больше часа в состоянии полной отрешенности от реального мира, и оно не отпускает меня, когда оборачиваюсь, видя, что О’Брайен давно стоит, спрятав ладони в карманы кофты. Смотрит на меня. Молчим. Он только наклоняется, подняв с пола куртку, и подходит ближе, протягивая мне. Беру. Не торопит. Медленно натягиваю рукава, застегивая, и проверяю наличие телефона. Того нет. Плевать. Заканчиваем собираться. Дилан надевает рюкзак, вновь спокойно взяв меня за руку, будто это ничего ему не стоит. Словно он всегда так делал и делает. Идет вперед, потянув за собой. Следую за ним, полностью подчиняясь. Шагаем медленно, не торопясь, хотя всем своим существом хочу скорее выбраться из дома, который покидаем только спустя бесконечную минуту. Ледяной до ужаса ночной мороз. Я цепенею буквально сразу, как оказываюсь по другую сторону порога. Крепче сжимаю ладонь Дилана, пока тот закрывает дверь на ключ, после спускается вниз по ступенькам крыльца. Спешу за ним, спотыкаясь о сугробы снега. В салон автомобиля влезаю первой. О’Брайен ставит машину прогреваться, а сам остается на темной улице курить. Курит много и долго. Тепло распространяется по салону, но оно не способно остановить мою судорогу, ведь весь холод заключен внутри. Сжимаю ладони, стараясь унять дрожь. Не смотрю на Дилана, когда тот садится сбоку за руль, хлопнув дверцей. Хочу спросить, куда мы поедем, но язык ещё не слушается, поэтому остаюсь молчаливой, пока автомобиль трогается с места, выезжая на темную дорогу между спящими домами. Смотрю в одну точку на протяжении всего пути. В тишине. Сжимая и разжимая холодные ладони. Всё верно, иногда мне кажется, что мои кошмары и бредни — они временны, ничто иное, как простой эмоциональный сдвиг, но… Они не прекращаются, а лишь усиливаются. Каждое проявление мощнее предыдущего, имеет огромное воздействие на мой мозг. И меня пугает тот факт, что я не могу остановить это или каким-то образом контролировать. Темнота и холод — они часть меня. Тяжесть увеличивается. Она душит, и когда-нибудь я больше не смогу дышать, поэтому пора позволить ей сдавить мне глотку сейчас, иначе ожидание убьет меня. Моргаю, приоткрыв рот, и смотрю на освещенную желтыми огнями дорогу перед собой, начав шептать: — Он был желанным, — говорю первое, что оседает на языке. Краем глаза вижу, что парень стреляет на меня взглядом, хмурясь: — О чем ты? От горячей боли мои глаза измываются от жара, но стараюсь не закрывать их полностью, чтобы сохранить возможность остаться в сознании: — Думаю… — с трудом говорю. — Они хотели его. В голове яркая картинка вспышкой вызывает раздражение: мать, отец, ребенок в руках, зеркало, фотоаппарат, улыбки. И вновь вспышка, разбивающая воспоминание на части. — Моя мать не… могла… — мне сложно соображать, поэтому напрягаю разум, продолжая смотреть куда-то вперед. — Она хотела детей, но не могла их… — Иметь, — Дилан помогает мне, поглядывая в мою сторону с какой-то мрачностью на лице. — Но ты ведь родилась, так, — утверждает, вызывая мою самую жалкую улыбку, граничащую с истерикой. Кажется, я издаю подобие смешка, чем явно сбиваю с толку водителя: — Да… — не могу остановить этот поток усмешек. — Но она не рожала меня. — Че? — думаю, парень проглатывает половину букв, от чего слово звучит неправильно, но не думаю об этом, концентрируясь на своих воспоминаниях. И это вызывает больше слез, что покрывают красные белки глаз. Шмыгаю носом, не сдержав внутри очередной смешок, и опускаю взгляд на свои пальцы с обгрызенными ногтями: — Моя мать не могла иметь детей. Она нашла меня. Точнее… — мнусь, странно улыбаясь с приоткрытым ртом. — Меня подкинули соседям, а мать почему-то подумала, что я чертов подарок, — смеюсь. — Представляешь? Подарок, блин, — меня сильнее трясет, но не прекращаю говорить. — Она растила меня, но отец… никогда не видел во мне род-ного чело-века, понимаешь? Он игнорировал меня, всегда. Что бы я ни делала. Как бы ни старалась угодить ему, — вновь прерываюсь на смех. — Я даже… Я даже, — смеюсь. — Я записалась в секцию футбола. Мой отец часто играл с соседскими мальчишками в футбол, и мне хотелось таким образом стать ближе, — моя улыбка медленно сходит с лица. — Что бы ни делала, он все равно не видел меня, — опять сдерживаю растягивающиеся губы, дернув головой. — Моя мать не скрывала. Она ещё в раннем детстве рассказала, что я не родная дочь. Она хотела, как лучше, но добавила мне боль-ше тяжести, — пытаюсь посмотреть на Дилана, который теперь смотрит на дорогу, явно с трудом переваривая. — Знаешь, почему я так усердно учусь? Почему слушаюсь любой прихоти? Я боялась, что мать разочаруется во мне и отдаст… Куда-нибудь. Я просто… — мой взгляд медленно уплывает в сторону. — Я хотела семью… наверное. — И твоя мать забеременела? — Дилан сам вступает, а я начинаю активно кивать, давясь слюной, ведь смеюсь: — Да, — смотрю на него. — Забавно, не правда ли? — парень переводит на меня взгляд, а машина уже не несется по полупустым улицам. От напряжения мои мускулы лица дрожат, а взгляд кажется немного твердым: — И тогда все началось, — не могу убрать эту нездоровую улыбку. — Они с отцом… Это… Их счастье каждый день… — запинаюсь на каждом слове, громко дыша. — Они сводили меня с ума, они… — начинаю активно жестикулировать, теряясь в дебрях своего сознания. — Успокойся, — О’Брайен терпеливо просит, явно желая знать продолжение моих слов. — Не торопись, — но я уже начинаю постепенно терять контроль над мыслями и словами, так что заикаюсь, тараторя: — Я пыталась привлечь внимание. Мать перестала спрашивать, как дела в школе. Оценки прекратили волновать, поэтому я училась лучше. Потом подумала, что, — мой взгляд мечется, — можно сделать иначе. Начала хулиганить, родителей вызывали в школу, но они не приходили. Каждый чертов день, — в носу начинает колоть, а мой голос становится жестче. — Каждый день после школы на столе меня ждала порция овощного салата с рисом и стакан сока, — в голове вспышкой образуется следующее воспоминание: я, тихая кухня, безвкусная еда в тарелке перед лицом, голоса проходящим мимо дверей родителей, смотрю на них, но ничего не говорю, продолжая сидеть за столом, пока не будет пора идти спать. Не могу контролировать эмоции, поэтому слезы спокойно текут по щекам: — Они дали мне надежду быть частью семьи, но потом просто забили, — качаю головой. — Просто… Вот так вот просто, понимаешь? — смеюсь. — Нет, ты не понимаешь, — мой полный пустоты взгляд упирается в переднее стекло. — Когда ребенок родился, все стало ещё хуже, — киваю, словно соглашаюсь со своими же словами. — Он вечно орал, — в моем голосе слышится ненависть. — Он сводил мать с ума. Она не знала, как себя вести с ним. Отец начал уходить, чтобы, черт возьми, отдохнуть от дома. У моей матери начались срывы, — больше злости. — Она рыдала, когда рыдал ребенок, а самое страшное, что я ничем не могла помочь. Меня будто не стало, — процеживаю, активно дыша. — И однажды… — губы еле двигаются. — Я-я… Это была ночь. Моя мать, — говорю медленнее. — Она пыталась успокоить Джемми купанием, но он не прекращал орать, и она сорвалась. Убежала из ванной, оставив его там, — чем дальше, тем тише звучит мой голос, а взгляд становится ледяным и безжизненным. — А он рыдал. Сильнее. Была гроза. Мать с отцом ругались в комнате, я не могла находиться в этом безумии, поэтому… — замолкаю. — Ты что-то сделала с ним? — О’Брайен пытается догадаться. Мой взгляд замирает окончательно, а губы на автомате шепчут ту самую ложь, которой я живу: — Это был несчастный случай, — тихо, без эмоций, смотря перед собой. — Несчастный случай, — сижу без движений, внезапно заметив. Машина стоит. Автомобиль припаркован у какого-то магазина на нешумной улице. Начинаю медленно моргать, повторяя тише: — Несчастный случай, — осторожный поворот головы — и зрительный контакт с Диланом установлен. Парень держится за руль, смотрит на меня не хмуро, видно, что не расслаблен, но и злости не вижу, поэтому сглатываю, боясь его реакции. Но он ничего не дает. Просто переводит внимание на дорогу, вновь надавив на педаль газа. Машина трогается с места. И молчание остается нашим попутчиком. Правда постепенно меня начинает накрывать бездна из тревожных грез, поэтому прижимаюсь виском к стеклу окна, медленно моргаю, довольно быстро уходя в себя. Туда, где ждет только холодная тьма. *** Лили Роуз хорошо ощущает пустоту и холод. Она просыпается от легкого дуновения ветра и недолго кутается в одеяло, пытаясь вновь углубиться в страну грез, ведь тонкими пальцами не может нащупать человека рядом с собой. Девушка отрывает лицо от подушки, приподнимаясь на локти. Рядом никого. Она садится, оглядываясь по сторонам. Темная комната пуста. Легкий сквозной ветер гудит, проникая через щель двери в коридор. На часах четыре утра. Лили осторожно вылезает из-под одеяла на холод. Не надевает спальные штаны, решаясь просто натянуть кофту Фарджа. Выходит из комнаты, спокойно шагает по коридору, стараясь не разбудить старушку. Спускается вниз, прислушиваясь, чтобы понять, куда пропал Дейв, но того не обнаруживает ни на кухне, ни в гостиной. Идет к двери, выходящей на задний двор, и уже слышит знакомый голос, а чувствует запах никотина. Замедляет шаг, начав передвигаться на носках, чтобы быть тише, и прислушивается. «…Я знаю, но это точная информация, — Дейв говорит серьезным голосом, напряженным. — Об этом было сообщено его правой руке, поэтому… Она точная». Странно, но в последнее время Фарджу часто кто-то звонит. Лили не хочет забивать его голову вопросами, но её беспокоит все, что он может скрывать. Правда, Лили Роуз уважает чужое право на личную неприкосновенность, поэтому будет терпеть тайны, пока Фардж сам не решит рассказать ей. А пока девушка отступает назад, разворачиваясь, и с ощущением своей беспомощности возвращается на второй этаж, спеша к комнате. Она уже готова переступить порог, как слышит грохот. Оглядывается, хмурым взглядом уставившись в темноту коридора. Слушает. Тишина резко пронзает свою грудь жалобным мычанием, и Лили срывается с места, поняв, откуда исходит звук. Она толкает дверь комнаты старушки, видя, как она пытается встать с пола. Её лицо сморщилось от дикой боли к груди. Рукой сжимает ткань ночной футболки, стонет от ноющего дискомфорта. — Мэрри? — Роуз кидается к ней, падая на больные колени, хватает под руки, пытаясь при этом проверить пульс, ведь старушка валится на пол, теряя сознание. — Господи… — шепчет с ужасом, оглядываясь и крича. — Дейв! Дейв! — пытается поднять старушку. — Черт… Дейв!***
Спокойствие в груди — это первое, с чем встречает меня утро. Или день? Мне не понять. Знаю точно лишь то, что мне легко распахнуть тяжелые веки, чтобы встретить бледный свет, но тот практически не имеет доступа в помещение, ведь шторы плотно задвинуты, скрывая меня от реального мира. И не только меня. С трудом шевелюсь, с глубоким выдохом ворочаясь на кровати, чтобы перевернуться на другой бок. Опираюсь локтями на мягкую поверхность, чувствуя, как растрепанные волосы нежно скользят с открытого плеча, которое оголилось за счет сползшего рукава футболки. Смотрю на Дилана, а тот, да, смотрит в ответ, держа на коленях ноутбук. Явно был чем-то занят, но отвлекается на меня, дергая пальцами нижнюю губу, но без нервов, лишь с легким напряжением: — Привет, — шепчет. — Привет, — произношу на выдохе, садясь подобно парню, спиной прижимаясь к изголовью кровати. Немного хмуро озираюсь по сторонам, медленно приходя в себя. Точно. Это его комната. Колени поджимаю к груди, подтягивая одеяло, чтобы скрыть их: — А… — пытаюсь соображать. — Сколько я спала? — Ну, — О’Брайен делает вздох, закрывая ноутбук, и складывает руки на груди, все-таки заставляя себя посмотреть на меня. — Ты долго спала в машине, мне пришлось тебя разбудить. Ты сразу же отрубилась в комнате, — смотрит на экран своего телефона. — В итоге, ты проспала часов десять. — О-у, — выдаю хрипло, морщась и касаясь пальцами лба. — Голова болит? — догадывается, но отрицаю, улыбаясь: — Нормально, — ладони грею между коленками, сутулясь, и зеваю, наклоняя голову. Взглядом исследую вены на руках парня и небольшие синяки, после прикрываю веки, выдыхая: — Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю волнующий вопрос, а Дилан хмурит брови, делая вид, что не понимает, о чем я, поэтому выпрямляюсь, затылком прижавшись к стене. — Я про твою фобию. Ты… Не дрожишь, вроде… О’Брайен отводит взгляд, замявшись, но умело скрывает это под сощуренными веками глаз: — Я в порядке. — Ты… — знаю, что подобного рода разговоры могут только сковать парня, но хочу узнать. — Ты привыкаешь, да? Дилан стучит пальцами по поверхности ноутбука, сжав губы, и слегка неуверенно, хоть и хрипло, отвечает: — Можно и так сказать, — переводит на меня взгляд. — Но неприятные ощущения остались, так? — не отстаю, и парень уже жалеет, что позволяет развить эту тему: — Забей, — отнекивается. — Лучше скажи, почему после смерти брата именно у тебя начались такие бзики, — вот так вот. Прямо в лоб, но я не хочу что-то скрывать, поэтому пожимаю плечами: — Думаю, я виню себя, — начинаю мять пальцами ткань одеяла. — Мне часто… Снится один кошмар, — откровенно признаюсь, ведь это давно меня мучает. — Там у меня нет лица, а у всех остальных в семье есть. — Потому что ты не родная? — хорошо, что О’Брайен схватывает налету, и мне не приходится объяснять. Киваю, на что парень отвечает хмуро: — Зачем твоя мать говорила о том, что ты приемная? Разве это не воздействует на ребенка психологически? — Она хотела, чтобы я старалась. Помню, за какую-то оплошность, — не знаю, почему столь темное воспоминание вызывает у меня улыбку, — она отвела меня к забору детского дома, чтобы напугать. И я правда испугалась. Видел бы ты этих детей. Они сидят там. Никому не нужные, просто… Не хочу быть одна, — хмурю брови, стараясь взглянуть в ответ на Дилана. — Думаю, мне необходимо быть нужной. Особенно маме. Как бы сильно я её ненавидела за какие-то обиды, — сжимаю губы, чувствуя, что опять могу поддаться эмоциям, но сдерживаюсь, просто слабо улыбаясь парню, который выглядит сердитым, но знаю, что это не те чувства, которые он испытывает. Просто ему тяжело иначе выразиться. — Не думаю, что тебе так необходим человек, который запугивал тем, что откажется от тебя, — открывает ноутбук, начав нервно потирать переносицу пальцами с таким же хмурым видом. Что-то печатает, опять закрыв крышку, ведь продолжаю сверлить взглядом его висок. — Не хочу этого признавать, но есть и другие люди, которые в какой-то мере нуждаются в тебе, — говорит, жестикулируя руками, после чего смотрит на меня, одной ладонью проводя по волосам, чтобы немного растрепать. Я щурюсь с улыбкой: — Кто, например? — хочу добиться определенного ответа, и знаю, что Дилан понимает это, поэтому откашливается, выдавив как-то сжато: — Ну, Лили, — не смотрит на меня, сощурившись. — Может, Дейв. В последнее время, вы как-то сблизились, — мнет ладонью шею, тяжко выдохнув. Двигаюсь ближе к нему, наклонив голову таким образом, чтобы заглянуть ему в лицо. О’Брайен хмуро смотрит на меня, и… Да, я, кажется, начинаю бесить его, но не отступаю, двигаюсь ещё ближе, а носом чуть было не касаюсь его подбородка, отчего Дилан отворачивает голову в сторону, морщась: — Харпер, — ворчит, но не отстаю, широко улыбаясь. — Ну, знаешь, типа… — выдыхает, вновь и вновь потирая пальцами переносицу. — Мне тоже. Я не могу не рассмеяться при виде этой скованности, поэтому хихикаю, заставляя парня закатить глаза и дернуть плечом, но не отодвигаюсь, вовсе садясь вплотную, плечом к плечу, а свои колени наклоняю к его: — Повтори так, чтобы это звучало без отвращения, — прошу с улыбкой, а Дилан уже накрывает лицо ладонью, что-то в раздражении нашептывая под нос: — Отстань, — вновь подталкивает меня плечом, чтобы отодвинулась, но сильнее прижимаюсь: — Повтори, — настаиваю, но его не пробить, поэтому отодвигаюсь, все ещё смотря в лицо. — Ты тоже, — говорю без смущения, чем привлекаю внимание Дилана, и он, наконец, устанавливает зрительный контакт. — Ты тоже нужен мне, — наклоняю голову к плечу, растягивая губы в улыбку. О’Брайен моргает, уже не сильно сводя брови к переносице, отчего на лбу становится меньше эмоциональных морщин. Выглядит, мягко говоря, озадачено: — Я бы поцеловал тебя, — быстро приводит мысли в порядок. — Но достаточно слюнявого дерьма для одного утра, — хочет казаться собранным, поэтому отворачивает голову, чтобы вновь приняться за свою работу, но я шире улыбаюсь, двигаясь, и сажусь на колени, ладонями беру за лицо парня, который не сопротивляется, когда поворачиваю к себе, оставляя легкий поцелуй на его губах. Пальцами глажу его скулы, смотря в глаза, а Дилан хмуро выдыхает, ладонью трогая свой живот. Понятно. Думаю, неприятные ощущения у него в животе. Интересно, что было причиной его фобии? Вряд ли когда-нибудь узнаю. Надеюсь лишь на то, что со временем он полностью привыкнет ко мне. Мне не нравится приносить ему боль своими прикосновениями. — Спи, — Дилан шепчет, отворачивая голову. Я не против ещё полежать, чтобы полностью отпустить сонное состояние. Мягко и коротко касаюсь губами его щеки, поворачиваясь спиной, и ложусь набок, удобнее устраиваясь на подушке лицом. Одеяло натягиваю на грудь, не в силах убрать улыбку с лица, и прикрываю веки, ровно дыша. Какое-то время позади только шум ноутбука. Я успеваю пару раз провалиться обратно в сон, но слишком внезапное движение за спиной вырывает из полудрема. Хмурюсь, сонно зевая. Не оглядываюсь назад, когда чувствую, как Дилан ложится, начиная дышать мне в затылок. Не спит. Не уснет. Просто лежит какое-то время, не шевелясь, и мне приятно ощущать присутствие кого-то ещё рядом. Ерзаю на кровати, когда О’Брайен немного приподнимается позади, ложась ближе: — Я полежу так немного, — выдыхает с усталостью мне в висок, а руку кладет поверх моей талии и одеяла. — Немного можно, — шучу, расслабляясь. Грудью прижимается к моей спине, и мне нелегко ощущать его легкую дрожь в пальцах. Громко так заявлять, но я восхищаюсь Диланом. Он не победил свою фобию, но борется с ней и уже делает большие успехи. Думаю, если постараюсь, то также смогу помочь себе. *** Коридоры больницы давят своим ярким белым светом на глаза. Люди в халатах носятся из одного края в другой, повсюду разговоры, кто-то плачет, кто-то кричит, кто-то нервно смеется, чтобы скрыть настоящие чувства, а эти двое молчат. Лили и Дейв сидят в палате старушки. Фардж ходит от угла в угол, хмуро и задумчиво потирает подбородок пальцами. Смотрит вниз. Роуз следит за датчиками, иногда поправляя одеяло бледной старушки. Ей нацепили аппарат для поддержания дыхания. Сердце остановилось на несколько секунд, но этого было вполне достаточно, чтобы Мэрри впала в кому. Врачи говорят, что ей осталось недолго. И Лили не может вытерпеть такого давления. Она постоянно поглядывает на Фарджа, который не смеет смотреть в ответ, иначе раскроет свое волнение. Нет, свой холодный ужас. Кусает ногти, продолжая бродить. Телефон Роуз начинает вибрировать. До этого звонил только мобильный Дейва, но тот не отвечал. Лили берет свой, смотря на экран.Мама… Девушка поднимается со стула, зная, что не может оставить парня сейчас, поэтому хочет отклонить вызов и написать сообщение, но Дейв вдруг заговаривает: — Это твоя мать? — он не поднимает глаз. Роуз выдыхает, кивая: — Да, — сжимает звонящий телефон. — Пусть заберет тебя, — твердо говорит, но девушка отказывается, с тревогой подходя к нему: — Не сейчас. — Сейчас, — Фардж мнет шею, выдыхая. — Пожалуйста, — просит, взглянув на неё. — Мне нужно побыть одному. Лили моргает, проглатывая обиду, и крепче сжимает телефон, пытаясь улыбнуться, чтобы не казаться такой мрачной: — Уверена, все будет хорошо, — пальцами касается его напряженной руки. Нет, ничего не будет хорошо. У Фарджа проблемы. Большие. И главное, что он сам их привлек. Парень кивает, но не верит. Он трет её плечо, давя, чтобы подтолкнуть к выходу. — Я позвоню, — Лили оглядывается, прежде чем приоткрыть дверь. Фардж прикусывает губу, отступая назад, и отворачивается. Роуз смотрит ему в спину, опуская расстроенный взгляд в пол, после чего покидает палату, сдержав поток слов и вопросов. А так же эмоции. Теперь и Дейв Фардж вместе с Лили Роуз молчат.***
Я не сплю, но пошевелиться боюсь, так как Дилан… Задремал. Он спит. Слышу его ровное дыхание, чувствуя, как грудная клетка увеличивается, давя мне на спину. О’Брайен иногда что-то шепчет, и это вызывает на моем лице улыбку. Ерзаю, пальцами сжав его запястье. Рука тяжелая, с жесткими венами. Осторожно переворачиваюсь на другой бок, приподнимаюсь на локоть. Парень лежит с закрытыми глазами, и во сне его лицо несильно расслабленно. Кажется, даже сейчас он хмурит брови. За окном медленно наступает вечер. Зимой темнеет рано. А мне нужно воспользоваться уборной. Хотя бы умыться. С ночи не смывала пот. Лоб немного липкий. Наверное, пахну неприятно. Мне тяжело оторвать взгляд от Дилана. Мне нравится наблюдать его таким, поэтому наклоняю голову, спокойно скольжу носом по его виску, вдыхая аромат кожи. Он что-то мычит, поэтому отрываюсь, осторожно сползая назад, чтобы слезть с кровати. Оставляю парня, медленно, на носках, иду к двери, в замок которой вставлен ключ. Видимо, у него паранойя, что кто-то может открыть с другой стороны. У меня такая же. Поворачиваю ключ и слышу щелчок. Открываю дверь, выходя в освещенный коридор, и тихо прикрываю за собой. Мне неудобно передвигаться одной по его дому. Всё-таки, немного смущаюсь миссис О’Брайен. Лучше проделать все быстро, чтобы не пересечься с кем-то в одиночестве. Только с Диланом, чтобы не ощущать такого давления и интереса со стороны его родных. Иду к ванной комнате, точнее, так понимаю, что это она, поскольку находится в конце коридора. Дома, как всегда, пахнет свежей выпечкой. Мне кажется, мать Дилана хороший человек. Мне остается пару шагов до двери ванной, как та распахивается от довольно неаккуратного движения, и внутри меня стынет кровь. Замираю на месте, тревожным взглядом вцепившись в лицо Донтекю, который с небольшим удивлением смотрит в ответ. И чем дольше мы молчим, тем сильнее растягиваются его губы в улыбку, а противный низкий голос пробуждает не самые желанные воспоминания. — Привет, Мэй, — он будто мурлычет, как кот, заметивший раненую мышь. Легкая добыча. Хмурюсь, принимая серьезный вид: — Что ты здесь делаешь? — да, он друг отца Дилана, но все равно задаю вопрос, сложив руки на груди. Слышу голоса позади, но они не приближаются, поэтому не отвожу взгляда от мужчины. Тот подходит ближе, расслабленно двигаясь: — А ты, милая? — Отвали, черт, — морщусь, отшагнув назад, когда Донтекю протягивает руку, пальцами касаясь моей щеки: — Дай угадаю, — он как-то неприятно усмехается. — Ты здесь с Диланом, — утверждает, шепча так, будто это самое отвратительное, что могло со мной произойти. Со злостью смотрю на него, плюнув: — Уходи, иначе я… — Что? — мужчина заинтересован, и я выдаю уверенно: — Я позову Дилана, — жестко. Донтекю всего секунду после моих слов молчит, и внезапно его прорывает на смех. Причем дикий и такой… Такой… Он… Смеется над моей уверенностью в том, что О’Брайен может защитить меня? — Ты ждешь помощи от того, кто сам себе помочь не способен? — наклоняется вперед, опираясь руками на бедра, чтобы заглянуть прямо в мои глаза. Голоса со стороны лестницы громче. Кто-то поднимается сюда. Смотрю в ответ, практически не моргаю, хотя в горле встает ком. Гнев и ненависть растут, и мне тяжело сдерживать себя. Я впервые настолько сильно сжимаю ладони в кулаки, так, что ногти впиваются в кожу, оставляя след. — А ты знаешь, откуда у него эта фобия? — мужчина улыбается, шепча ещё тише. Двигается ближе. Ещё ближе. Могу чувствовать запах рыбы из его рта, так что сглатываю, щуря веки. — Это я сделал, — явно желает запугать меня, но во мне усиливается только злость, поэтому морщусь, шикнув: — Иди к черту! — знать не хочу. О чем бы он ни говорил, значит это все равно нечто нехорошее. И я хочу, чтобы именно Дилан рассказал мне. Помню его реакцию, когда ему показалось, что мне что-то известно. Не желаю повторять подобное. Обхожу Донтекю, чтобы, наконец, дойти до ванной, но мужчина сжимает мое предплечье, дернув назад: — Это я сделал с ним, — больно впивает ногти в кожу, вынуждая меня морщиться и пытаться оторвать его руку: — Отвали! — повышаю голос, не жалею сил, когда бью его по груди, пихая от себя. — Дон? — слышу мужской голос позади, но лишь краем глаза могу видеть приближающиеся фигуры. Донтекю дергает меня ближе, шепнув в лицо: — И если ты будешь дергаться, то я сделаю это и с тобой… — усмехается. — А, точно… Я уже сделал, — рычит шепотом, а сквозь меня пробивает ток. Застываю, уставившись на него с болью распахнутыми глазами. Смотрю. Режу леденящим душу взглядом. Картинки встают на свои места, части сочетаются. Не могу даже вдохнуть полной грудью, а все свои силы отдаю на то, чтобы рычать: — Ты мудак… — моргаю, сдерживая соленую жидкость. — Я убью тебя. — Дон? — мужчина с приятной внешностью подходит ближе, оставляя жену позади, и кладет ладонь ему на плечо, стрельнув взглядом на меня. — Что случилось, и кто ты? — хмурится. Донтекю отпускает меня, поэтому отшатываюсь к стене, тяжело дыша. — Это… — женщина улыбается. — Это Мэй, — она без труда запомнила мое имя. Сжимаю до хруста в костяшках ладони. Не могу контролировать поток агрессии, что давит на легкие. Донтекю усмехается, взглянув на мужчину, видимо, отца Дилана: — Порядок. Ей стало нехорошо. Решил помочь. — Ублюдок… — шепчу, чем привлекаю внимание всех присутствующих. — Все хорошо? — мать Дилана пытается как-то смягчить обстановку. — Я даже не слышала, что вы приехали, — она искренне радуется, что её сын дома, но не могу отвлечься на её светлые эмоции, пока этот урод смотрит на меня. — Кусок… — рычу, дернувшись вперед. — Сдохни! — пихаю Донтекю, чем привожу в движение мужчину рядом: — Эй! — он хочет остановить меня, но я налетаю на Донтекю, как следует размахнувшись, чтобы врезать по челюсти, но тот вполне готов к нападению, поэтому он не жалеет меня, когда толкает к стене. Врезаюсь спиной, слыша не только испуганный вздох женщины. Дверной скрип. Громкий. По какой-то причине от удара затылком о поверхность стены в глазах на время темнеет, и мне приходится расставить руки, чтобы удержаться на ногах, что сгибаются в коленках, опуская меня на корточки. — Дилан! — его мать взвизгивает, когда О’Брайен подбегает к нам, пихнув Донтекю с такой силой, что тот так же теряет равновесие, грохнувшись на задницу. Парень поворачивается ко мне, приседая, и берет за запястья рук, помогая встать: — Всё в порядке? — спрашивает на выдохе, а я только киваю, нервно дергая его в сторону. Нужно скорее вернуться в комнату, чтобы избежать стычки. Слышу смех Донтекю. Только сейчас понимаю, что он выпил. Мужчина, отец Дилана, удивленно смотрит на нас, хмурясь: — Так ты с… ним? — и да, даже я слышу эту нотку. Насмехается? Его отец… Он… Я не понимаю, что здесь вообще происходит? Мужчина смотрит то на смеющегося Донтекю, то на сына: — Погоди, то есть… — пальцами дергает в воздухе, пораженно уставившись на жену, которая сбита с толку поведением мужчин. — У Дилана есть девушка? — Ну… — миссис О’Брайен хмурится, бросая на нас взгляд. — Если и да. Что тебя так смешит? Я со страхом сжимаю руки Дилана, чувствуя, как он медленно выходит из себя: — Пойдем, — шепчу ему на ухо, умоляя. — Идем в комнату, — но он не смотрит на меня. Смотрит на отца, тяжело дыша, пока тот начинает пускать смешки, переглядываясь с Донтекю: — У нашего сына… У него… Как это вообще возможно? И тут мне становится ясно. Он знает о проблеме сына, но почему реагирует таким образом? Это ужасно. Что не так с этой семьей? Самая вменяемая — это мать Дилана. Она с непониманием озирается, качая головой, и продолжает интересоваться, что так рассмешило мужа. Я плюю на них, просто пытаясь увести парня, который начинает шепотом, но после повышает голос: — Пошел ты… — смотрит на отца, рыча с яростью. — Пошел ты! — кричит, выдергивая руки из моей хватки, чтобы рвануть к мужчине. — Пошел ты! — пихает его. — Дилан! — кидаюсь за ним, случайно толкая женщину к стене, чтобы не мешала. Хватаю тяжело дышащего О’Брайена за плечи, встав перед ним, но он пихает меня, повторно толкая отца: — Пошел ты! — ещё один толчок. Самый сильный, и мужчина падает на пол, с каким-то поражением смотря на сына, будто не ожидает подобного от него. — Пошел ты! — Дилан явно не собирается ограничиваться толчками, поэтому подходит ближе, желая пнуть ногой Донтекю, но его за руку хватает мать. Ледяное касание. Парень резко оглядывается, врезавшись своим безумием в её глаза, полные искренней материнской тревоги. — Что с тобой? — она сжимает его руку, чуть было не начав ронять слезы. — Что с тобой происходит? Я вижу, что Дилан начинает реагировать на прикосновения, но его взгляд резко поднимается, смотря назад. Оглядываюсь, замечая мальчика, внешне очень похожим на О’Брайена. Он смотрит спокойно, без эмоций, выглядывает из своей комнаты. Понимаю, что ждать нельзя, поэтому подбегаю к женщине, слишком грубо отдергивая её руки, а сама прикладываю все силы, таща парня за собой, обратно в комнату. Вот так. Без объяснений. Вижу, что Дилан продолжает смотреть на ребенка, а тот смотрит в ответ, пока я не завожу его в комнату, закрыв за собой дверь. На замок. Быстро дышу, лбом коснувшись поверхности двери. Бред. Что с этими людьми не так? Хочу успокоиться, чтобы переварить произошедшее, но громкий хлопок по двери сбоку от моего лица вызывает сильнейшую дрожь. Вздрагиваю, оглядываясь, и напугано смотрю на О’Брайена. Тот стоит в шаге, тяжело дышит через нос, с явной агрессией обращаясь ко мне: — Что он тебе сказал?! — не понижает голос, отчего спиной вжимаюсь в поверхность двери, еле сохраняя самообладание. — Н-ничего, — заикаюсь, и дергаюсь, когда парень повторно хлопает ладонью рядом с моей головой. Моргаю, дрожа, но не отвожу взгляда от Дилана, тон которого становится ниже: — Что он тебе сказал?! Что?! — ещё хлопок, и я срываюсь: — Хватит! — кричу в ответ, толкая парня от себя, ведь он пугает меня. — Хватит! — громко и быстро дышу, чувствуя, как сердце сокращается, сдавливаясь. Губы дрожат. Взгляд широко распахнутых глаз направлен в пол. О’Брайен делает пару шагов назад. Его дыхание сбивается. Ладонью проводит по волосам, после пальцами касается переносицы, остановившись. Молчим. Стараюсь унять дрожь. Дилан явно борется с судорогой, поэтому начинает бродить по комнате, громко выдыхая в потолок. Но ходит недолго. Он оборачивается, неуверенно, будто с опаской двинувшись в мою сторону: — Эй? — проверяет мое состояние, остановившись напротив. Пальцами касается моей ладони. Моргаю, борясь с горлом, стенки его сдавливаются, как и мысли в моей голове. Выдыхаю, шепотом солгав: — Он мне ничего не говорил. Просто приставал, — поднимаю взгляд. Дилан глотнул воды во рту, сжав губы, и молча кивает, уже увереннее взяв меня за руку: — Поехали отсюда. Стараюсь улыбнуться, но выходит скованно, но сжимаю его ладонь в ответ, кивая: — Поехали. Только прими таблетки, — прошу, беспокоясь о его состоянии. Парень не спорит со мной. И в такой же тишине мы начинаем собирать вещи, чтобы отправиться к Дейву, который весь день игнорирует звонки Дилана. *** Женщина сидит на кухне, руками сжимая голову. Она не может успокоить сердцебиение, поэтому, когда в помещение заходят мужчины, срывается, вскочив: — Я хочу, чтобы ты ушел, — смотрит на Донтекю, скрипя зубами. — И с тобой, — переводит взгляд на мужа, твердо процеживая, — я буду говорить. — Линда, ты… — мистер О’Брайен хочет вступиться за старого друга, но жена хлопает по столу ладонью: — Пошел отсюда! Никто не смеет так обращаться с моим сыном! Проваливай! — кричит на Донтекю, и тот переглядывается с другом, медленно отступая назад. Перед тем, как молча выйти, он хватает с полки бутылку коньяка. Миссис О’Брайен нечасто видит Дилана. Она рада любому его появлению дома, и она не потерпит подобного. Её тяжелое дыхание и острый злой взгляд теперь подарены мужу, который чувствует, как начинает потеть, садясь на стул. Сегодня произойдет взрыв. Машина едет быстро. Это побег из кошмара. Побег от тревоги и холодного пота, стекающего по лбу. Глаза Дилана странным образом слипаются от эмоционального давления в груди. Он по-прежнему активно дышит. Не может успокоиться. Мэй следит за его состоянием, иногда протягивая бутылку воды. Таблетки должны помочь успокоиться, но пока никакой реакции. Девушка с облегчением выдыхает, когда видит дом Фарджа. Это, своего рода, островок беспечности. Там О’Брайену станет легче. Они с Дейвом выпьют пиво, обсудят все это. Дилану нужно с кем-то поговорить о случившемся. Паркует автомобиль. Парень делает вид, что в порядке, когда смотрит на Харпер: — Идем, — открывает дверцу, проигнорировав желание девушки что-то сказать. Мэй прикрывает рот, огорченно опустив глаза, и выбирается из салона, взяв рюкзак с вещами. О’Брайен берет свой, проверяя, закрыты ли все двери, после чего шагает к дому Фарджа, оглядываясь на Харпер. Она спешит за ним, сама берет за руку, не спрашивая разрешения. Дилан, вроде, не отдергивает. Он только проверяет взглядом периметр, когда открывает дверь ключом, первой впуская девушку, только после заходит сам, закрывая. Пока парень возится с замком, Харпер идет вперед по коридору, слушая подозрительную тишину. Мэй замедляет шаг, тормозя на пороге кухни, и толкает дверь, замечая Дейва, сидящего за столом. Его голова опущена, руки стоят на локтях, пальцы ерошат волосы. Пачка сигарет, окурки в рюмке, на дне которой остается спиртное. Пахнет никотином. Девушка даже машет рукой перед лицом, чтобы убрать дым от глаз: — Дейв? — шепчет, застыв на месте, ведь парень резко поднимает голову, красными глазами уставившись на неё. Не зло. Не хмуро. Убито. — Что с тобой? — Харпер оглядывается на Дилана, который входит за ней. — Где Лили и Мэрри? Фардж отворачивается, прижимая сжатые кулаки к губам, и еле выдавливает: — Лили дома, — шепчет, шмыгая носом, и вдруг усмехается. — А старушка умерла, — смотрит на Дилана, эмоционально сжавшись до такой степени, что начинает задыхаться, не справляясь с дрожью. Мэй приоткрывает рот, оглянувшись на О’Брайена, словно ожидая… Чего-нибудь, черт, чего-нибудь. Но Дилан так же замер, как и сердце девушки. Он опускает взгляд. Молчит, поэтому Харпер моргает, не сдерживая легкие слезы, что начинают течь по щекам. Грубо стирает их пальцами, быстро подходя к столу к парню, который сам поворачивается на стуле, позволив себя обнять. Лицом упирается в живот девушки, а та обхватывает его голову, подавляя мычание. Зубы стучат. Тишина начинает забираться под кожу. Харпер поворачивает голову, взглянув на О’Брайена уже красными глазами. Она потеряна. Она не знает, что ей делать. Просто стоять и обнимать Дейва. Верно? Только это? Дилан не двигается. Непонятно, дышит ли? Просто смотрит на друга, который прячет свое лицо, выражающее самые сильные эмоции. Он не справляется с ними. Он тонет. И самое страшное, что никто не имеет понятия, как ему помочь. А Лили Роуз пока не знает. Она сидит в машине матери, которая так и не позволила дочери самой передвигаться по городу, хотя та упрашивала её. Девушке позвонили из школы, в которой проходила олимпиада, и попросили забрать грамоту победителя. Но эта победа как-то не радует, правда, миссис Роуз довольна дочерью. Она ведет машину, хвалит её, говоря, что никогда не сомневалась в ней. И Лили просто принимает все с молчаливой улыбкой, а сама мысленно находится в той палате с Дейвом, который не отвечает на её сообщения. Автомобиль тормозит у ворот школы. Женщина улыбается, взглянув на дочь: — Подожди, — кладет ладонь ей на колено. — Я быстро. — Мам, — Лили выдыхает, сжав телефон, и поднимает глаза на женщину, что готова внимательно слушать. — Я… Уже взрослая, мам. И вполне способна позаботиться о себе, — улыбается, видя, с какой нежной заботой мать смотрит на неё, будто мысленно говоря: «Я знаю, милая». Девушка предлагает: — Если ты все ещё не уверена во мне, то давай начнем с малого, — кивает головой на здание школы. — Хотя бы с этого. Я сама схожу, ладно? — на самом деле, ей просто хочется побыть одной, но она скроет это за улыбкой. Женщина мягко проводит ладонью по её волосам, выдыхая, и кивает: — Ладно, — откашливается. — Я… Думаю, мы можем начать с этого. — Хорошо, — Роуз никогда не было так легко говорить с матерью. Она позволяет поцеловать себя в щеку, после чего выбирается из салона, хромая к ступенькам, чтобы войти в пустой коридор школы. Мать внимательно следит за ней, с обречением выдыхая. Когда-нибудь ей придется довериться и отпустить. Но это будет тяжело. Как только Роуз понимает, что мать больше не может видеть её, она замедляет шаг, поднося телефон к лицу. Набирает номер Дейва, прижимая к уху мобильный аппарат. Идет к лестнице, ориентируясь в темноте по памяти. Рабочее время давно закончилось. Лили хорошо понимает, что забрать награду можно было бы и завтра, но матери просто хотелось поскорее увидеть дочь. Её можно понять. Опускает телефон, поднимаясь на нужный этаж. Ответа нет. Господи. Что там происходит? Лили должна будет зайти к Фарджу домой. Идет к кабинету — единственное освещенное помещение на этаже. Девушка подходит к порогу, протянув руку к арке, чтобы постучать, но в учительской никого. Только горящая настольная лампа. — Здравствуйте? — шагает по кабинету, оглядываясь. Никого. Странно. И хорошо, Роуз просто заберет грамоту и уйдет. Ей неохота говорить с кем-то. Осматривает столы, проходя мимо, и замечает на одном грамоту с её именем. Берет, собираясь отвернуться, чтобы уйти, но озадаченно хмурит брови, оглядываясь назад. На бутылку коньяка. Что ж, не только подростки таким образом снимают стресс. Роуз топчется на месте, вздыхая. Самой бы напиться. Этим она и займется, когда… Шаги за спиной. Лили оборачивается, встретившись взглядом с мужчиной, который опустошает рюмку, с неприятным вниманием осматривая её с ног до головы. Девушка мнется, открывая рот: — Здравствуйте, — пытается улыбнуться. — Мне позвонили… Я только грамоту забрать, — выдыхает, ощутив легкое напряжение после того, как мужчина с красными от алкоголя глазами опускает рюмку на стол, угрожающе зашагав к ней.