Молчи

Весь мой дом погружен в темноту. Нет, с электричеством все в порядке. Почему-то я уверена, что именно во мраке меня никто не найдет. Давно мне не приходилось оставаться одной. Тяжело находиться в тишине первое время, но вот уже второй час после полуночи брожу по коридорам, привыкая к окружающему молчанию. Мышление остывает, злость отступает. Но обида остается. Думаете, почему меня так задело отношение О’Брайена? Если бы он попытался прояснить все нормально, поговорить, обсудить, то я бы ещё поняла его намерения, но он просто бросил меня. Просто не захотел заниматься этим. Заниматься мной. Я говорила ему, что самый сильный страх — это стать ненужной. Он сказал, что я не нужна ему. Отказался, недолго думая. И тогда ощутила этот укол в сердце. Дернул за больное. Встревожил детский страх. Я правда почувствовала, как превращаюсь в ребенка прямо на глазах у человека, который стал занимать одно место по важности с моей матерью. Он отказался. Даже не изменился в лице. Нет, говорил с неприятным смешком, будто его слова — это очевидный факт. А мои — безумный бред. Дилан О’Брайен не создан для отношений, так почему я об этом не знала? Почему он сам начал проявлять ко мне что-то? Не верю. Не смогу поверить. Хожу по кухне, иногда поднимая взгляд на окно. В руках сжимаю телефон. Ладони все ещё дрожат, но панические ощущения пройдут. Надо только перетерпеть. Прижимаю мобильный к уху, уже в который раз набирая номер Лили. Я должна обозначиться. Сообщить, что я здесь, я не уехала. Я с ней. Я не Дилан, ни Дейв. Не брошу её. Тем более, переживать все происходящее вместе будет легче. Если честно, да, осталась здесь, но понятия не имею, как и в каком направлении двигаться дальше. Мне нужно от чего-то отталкиваться. Необходима уверенность и знание того, что делать. А чего я хочу? Сначала найти Дилана и разобраться. В случае если он не заберет свои слова обратно, если не извинится, то я уеду, больше ничего не станет держать меня. Если же парень одумается, то будем уже решать, как помочь ему и Дейву. Выход есть. Всегда. Это я поняла, пока была у Оливера. Роуз не отвечает. Пишу сообщение. Нет реакции. Видимо, она ещё не отошла от шока. Бедная. Завтра поеду к ней, не сейчас. Слишком поздно, да и мать её начнет противостоять. Не думаю, что она будет в восторге от моего присутствия. Опускаю телефон, взглянув на экран. Черт. Складываю руки на груди, потирая плечи. Кожа холодная. Мороз пробирает до костей, и шоковое состояние немного напоминает о себе, иногда заставляя остановиться, замереть от ощущения растущей паники. Эмоций, вызывающих слезы. Я справлюсь. Подхожу к окну, чтобы выглянуть на темную улицу, дорога между домами освещена бледным светом фонарей. Стою. Чувство одиночества растет в груди, но я глотаю его, томно выдохнув. Не смогу уснуть. Сейчас, смотря на ночные дома, полностью ощущаю, насколько Лондон неправильный город. Он полный одиночества, дарит тебе чувство ненужности. Холод. Мороз. Снег. Ничего теплого. Только серость. Не удивлена, что многие здешние проникаются идеей суицида. Депрессия — твой друг, если ты живешь в стенах зданий Лондона. Продолжаю стоять на месте, иногда опуская взгляд на подоконник, и спокойная улыбка проявляется на лице. Мать уже успела протереть пыль и полить цветы. Поразительная женщина. Убралась перед выездом. Очень благодарна, что она доверилась мне, значит, она уверена в моей силе. Обещала перекинуть мне деньги на карточку, звонить. Часто звонить. Я не против. Буду рада её слышать. Главное, чтобы отец не узнал, где она. А мужчина будет искать, ведь мать заблокировала его счет, чтобы тот больше не смог распоряжаться деньгами, иначе бизнес накроется. У взрослых свои проблемы и их много. Не хочу отягощать. Меня все ещё преследует мнительное чувство, будто кто-то следит за мной из темноты, поэтому постоянно озираюсь по сторонам, дабы успокоить нервную систему. Желаю продолжить пустую ходьбу по дому, но взгляд цепляет силуэт. Останавливаюсь, в первую секунду хорошенько напрягшись, но тут же отпускает, когда понимаю, кто это. Но и радости это не прибавляет. Причард еле ковыляет по центру дороги. В руках его бутылка, которую он постоянно тянет к губам, запрокинув голову. Точно под чем-то. И я бы оставила его в покое, если бы внезапно не вспомнила кое-что. Случай, который до сих пор вызывает вопросы в голове. Заняться все равно нечем, поэтому общение даже с таким, как он, может помочь пережить ночь. Обнимаю себя руками, быстро выходя в коридор. Беру первую попавшуюся кофту, замирая у самой двери. Пальцами щупаю ткань. Местами жесткая. Хмурюсь, опять эти чертовы эмоции комками встревают в глотке, когда медленно поднимаю кофту к лицу, вдыхая аромат. Никотин. Его вещь. Не моя. Почему она до сих пор пахнет им? Или мне кажется? С трудом удается отогнать слезы и натянуть на себя кофту. Открываю дверь, выходя на крыльцо, и с удивлением изучаю положение тела Причарда. Он ложится на асфальт дороги, раскинув руки, и пускает белый пар в черное небо. Застегиваю кофту, грея ладони в карманах. Медленно направляюсь к парню, который не сразу реагирует на приближение. Он только что-то шепчет, засмеявшись, после переводит на меня взгляд, изогнув брови: — Приве-ет, детка, — тянет. Он точно что-то принял. Встаю рядом, хмуро смотрю в ответ, заставляя себя говорить спокойно:  — Здравствуй, — ровно и безрадостно. — Оу, — парень усмехается. — Выглядишь разбито. Не могу сдержать смешок, ведь лицо Причарда в синяках: — Ты себя видел? — Это нормально, — хрипло хихикает, пытаясь присесть, чтобы вновь сделать глоток, но валится обратно на спину, как черепаха, и сдается, качнув головой. Смотрит в небо. Слишком серьезно для нетрезвого человека. Я не хочу долго терпеть его компанию, поэтому перехожу к теме, интересующей меня: — Я задам тебе вопрос, — без вопросительной интонации произношу, медленно опускаясь на корточки. Пенрисс переводит на меня равнодушный взгляд. Или усталый. Бог знает, но сейчас он чем-то напоминает Дилана. — Все, что хочешь, — задумчивый тон голоса идет в резонанс с пьяной улыбкой. — Тот случай, — обнимаю колени, — в уборной, когда ты столкнулся с Донтекю. — Ну, — парень поворачивается набок, подперев щеку кулаком. Поднимаю взгляд с белого асфальта на парня, хмуро продолжив: — Почему Донтекю ушел? Его не останавливает ни Дейв, ни Дилан. Между вами тоже что-то произошло? — предполагаю, смотря в глаза Причарда, а тот медленно скользит языком по губе, явно задумавшись над ответом: — Хочешь знать, почему он боится меня? — усмехается, и я киваю, не веря: — А есть то, чего этот мудак боится? — Да, — он улыбается. — Меня, — опускает недолгий взгляд на мои губы, но меня это не сбивает с толку, поэтому продолжаю: — Почему? Причард чешет пальцами затылок, пуская смешки: — Потому что я больной, Мэй, — смотрит на меня. — Ты же знаешь, — хихикает, делая глоток. — Я знаю, — жестко произношу. — Но как это влияет на Донтекю? — Он знает, что я могу, — парень присаживается, и мне приходится немного поднять лицо, чтобы продолжать с уверенной остротой смотреть на него: — Откуда ему знать? Ты хоть понимаешь, какой он ублюдок или… — Мэй, — Причард тянет мое имя, с какой-то простотой признаваясь. — Моя мать крутила с ним шуры, — улыбается, а я не глупая, начинаю выстраивать картинку, опираясь на его слова. Пенрисс наблюдает за моим лицом, усмехаясь, и немного наклоняет голову, чтобы выдохнуть пар мне на лоб: — Моя мать встречалась с ним, хотя была помолвлена с мистером Пенриссом, — с неприязнью в голосе говорит, опять отпивая. Я сильнее хмурюсь, наклонив голову, ведь начинаю понимать: — Стой… Ты же не… — Не сын Донтекю? — он смеется. Долго, но после серьезно смотрит на меня, подняв брови: — Херово, да? — с нервной усмешкой фыркает, поднося бутылку к губам. Пытаюсь разобраться, но парень сам продолжает: — Мамка быстро смекнула, что он какой-то больной, и, кстати, у него есть даже выписка из больницы, поэтому она, узнав о беременности, сказала своему жениху, что ребенок от него. Они быстренько поженились, а после моего фееричного появления на свет, стало ясно, что я не его сын, — поднимаю глаза, внимательно слушая. — В возрасте трех лет я уже начал проявлять признаки того заболевания. Как у Донтекю. Признаться перед всей семьей в измене мамка не могла, да и муж не позволит, это такой, пиздец, позор, — вынимает из кармана пачку сигарет, поставив бутылку на асфальт. — Они стали держать мое заболевание, как и меня, от всех подальше, — сует сигарету в рот, взяв зажигалку. У меня такое чувство, что он невольно рассказывает об этом. Вряд ли кто-то, когда-нибудь выслушивал его. Поэтому, не желая, слушаю я. Дымит, внимательно следя за облаками никотина: — Держали, как собаку какую-то, — стреляет взглядом в меня. — Ты в курсах, да, какие у них методы? — смеется. — Ахуенные, — пускает дым мне в лицо. Хмуро вздыхаю: — Вот, почему твой отец, то есть… — Мистер Пенрисс, — кивает. — Да, он не особо меня жалует, — затягивает. — То есть, Донтекю боится тебя, потому что ты… — не хочу заканчивать. Это делает Причард: — Я такой же, как он, — внимательно следит за моим выражением лица, но остаюсь невозмутимо холодной и скупой на эмоции. Только тянусь к бутылке, решая, что нужно сделать глоток. Это поможет освоить информацию. Глотаю. Горько. Морщусь, ладонью касаясь губ, и единственное, что выдаю, это короткое: — Жесть. — Все они… — Пенрисс пальцем указывает на дома вокруг, вновь взглянув на меня. — Все они создают иллюзию. Идеализированный мир. Ложь, — усмехается, опять все свое внимание подарив моим губам. — Знаешь, — странно сглатывает. — Не светись рядом с Донтекю, — моргаю, в который раз восстановив наш зрительный контакт. — Ничего о нем не пытайся узнать. Не старайся отомстить, если он что-то тебе сделал. Он отомстит. Я точно знаю, я ведь такой же, — смеется. И да, мне становится не по себе, но не показываю этого, сохраняя внешнее равнодушие. В общении с такими, как он надо хорошо контролировать своё лицо. Странно признавать, но чем-то, возможно, Причард напоминает Оливера. И да, мне хочется поскорее уйти от него. Домой, запереться, так что потираю колени, отворачивая голову, и собираюсь привстать, но грубой хваткой Пенрисс удерживает меня в положении сидя. С недоверием кошусь на него, еле сдержав рычание: — Что ты делаешь? — опускаю взгляд на его руку, которой он сжимает мое плечо. — Тебе домой надо. Замерзнешь. — Думаю, — такое чувство, будто парень вовсе не слышит меня, оставаясь в своем мире. Он с каким-то расслаблением делает вывод: — Поэтому они так вцепились в тебя и в твою семью, — поднимает взгляд с моих губ, на глаза. — Вы были новые в районе, вы не знали всего. А моим родителям надо куда-то меня спихнуть, — пальцами больно стискивает ткань кофты, и я морщусь, дернув плечом и рукой: — Хватит, — хочу встать, но сегодня тот самый не мой день. Причард резко и жестко руками сбивает меня с ног, заставив колени согнуться, поэтому валюсь на спину, не удержавшись на скользкой поверхности льда. Чертов асфальт. Головой не ударилась. Смотрю в темное небо, пар изо рта льется вверх. Перевожу спокойный взгляд на Причарда. Он ложится набок, подпирая лицо кулаком, и смотрит на меня, довольно улыбаясь, поэтому мне приходится контактировать с ним: — Что тебе хочется? — шепчу, а парень трет пальцами веки, качнув головой: — А хер его знает, — да. Почему-то я так и думала. Нет, просто догадывалась. Все его поступки по отношению к другим людям не имеют оснований. Он просто делает это, поскольку… Выдыхаю, скрывая раздражение под прикрытыми веками глаз, когда чувствую, как Пенрисс проникает ладонью под ткань моей кофты, чтобы коснуться живота. — Знаешь, что я думаю? — начинаю, осторожно открыв глаза, чтобы мороз не причинил им боль. Причард внимательно смотрит на меня, наклонив голову, пока пальцами мнет кожу моего бедра, явно внутри себя не понимая, отчего я так спокойна. — Я думаю, ты просто не знаешь, как быть другим, — смотрю в небо, хмурясь. — Наверное, тебе с детства вбивали в голову, что ты псих, безумец, больное отродье Донтекю. Влияние. Психологическое воздействие на еще не сформировавшегося ребенка, — взгляд скользит к лицу парня, тот, удивительно, но внимательно слушает, не перебивая. — И вот ты стал таким, каким тебя все видели. Ты делаешь то, что от тебя ожидают. Играешь… Роль, я думаю, а жить иначе не можешь, — пальцами перебираю ткань кофты. Пенрисс продолжает улыбаться, но не так безумно, просто уголок его рта поднимается, создавая легкую складку на щеке. Парень наклоняется, заставив меня внутри сжаться до боли в животе, но внешне не проявляю никаких эмоций, оставаясь невозмутимой и неподвижной. Не разрываю зрительный контакт, когда Причард опускает взгляд на мои губы, которыми шевелю, без эмоций попросив: — Не надо, — но шепот канет. В никуда. Пальцы сжимаю, еле дернувшись, когда парень касается моих губ, целует, но не отвечаю, продолжая со всей строгостью смотреть на него. Причард останавливается, немного приподнявшись, чтобы взглянуть на меня, и встречает полное равнодушие, поэтому усмехается: — Скучная ты стала, даже не начинаешь кричать и пинаться… — Просто я знаю, — твердо отвечаю, одной ладонью скользнув в карман кофты. — Если ты зайдешь далеко, не остановишься по просьбе, то я ударю тебя, — пальцами нащупываю раскладной ножик, сжимаю его, обжигаясь холодом. — Я не боюсь тебя, Причард, — уверенно отвечаю на зрительную войну, вот только парень явно не сражается со мной, он вздыхает, паром одаряя мое лицо, и с каким-то пониманием говорит: — Знаю, но… — запинается, теряя уверенность в голосе. — Могу я попросить. — О чем? — невольно провожу ногтями по ножику. Мне гораздо спокойнее, когда есть оружие. Сразу ощущаю себя сильнее. Я не боюсь Пенрисса. Я не боюсь Донтекю. И мне противно признавать то, что именно к Причарду проникаюсь каким-то пониманием. Никогда не позволяла негативным эмоциям брать над собой вверх, ибо они разрушали меня, как личность, но глубокое отвращение к обидчику останется в груди навсегда. От него мне не избавиться, да и не особо хочется. Поэтому ужас вызывает попытка понять Причарда, как человека. С точки зрения ребенка, который рос без любви. Который терпит побои от родителей. Не знаю всего, но что-то сделало его таким. Или кто-то. Уверена, что огромную роль в становлении его личности сыграли именно отец и мать. Но, повторюсь. Хоть моя злость прошла. Хоть я чувствую понимание. Но это ничего не изменит. Причард насиловал меня. Он не имел никакого права так относиться ко мне. Поэтому мы никогда не станем друзьями. — Можно тебя поцеловать? — что? — С твоим согласием, — сглатывает, а я лишь хмурюсь, довольно резко, хоть и шепотом, отвечая: — Нет, Причард, — моргаю. — Нельзя. Парень прикусывает губу, вдруг странно морщась, будто чувствует какую-то горечь во рту: — Один раз. Я обещаю, что больше ты никогда не увидишь меня, просто… — заикается, и я начинаю нервничать, качая головой: — Зачем тебе это? Разве ты не понимаешь, что это просто аморально и… — Знаю, — перебивает, громко выдыхая. — Один раз, — слишком открыто, но не давяще просит. Не требует. А мне не понять его стремлений, но его молящий тон немного путает, сбивая с толку. Это ненормальная просьба… Нельзя вот так просто… Я не хочу. — Пожалуйста, — ерзает, пальцами касаясь моей шеи, отчего по телу бегут неприятные мурашки. — Один раз, — проглатывает что-то в своем горле. — Ответь один раз. Смотрим друг на друга. Я еле сдерживаю злость в груди, пока пытаюсь нормализовать дыхание, чтобы демонстрировать спокойствие: — Зачем тебе это? — он не отвечает. Просто смотрит. Ждет. Прикусываю губу, сжав ее зубами до легкой боли, и выдыхаю пар, на мгновение отводя взгляд в сторону. Черт. Я не могу понять его. Но… Такое чувство, что ему это необходимо. С каким-то внутренним противоречием опять перевожу внимание на парня, кое-как заставив губы шевелиться, ведь то, что говорю, выходит за рамки дозволенного: — Один раз, — шепчу, сжав в ладони ножик. Причард кивает. Чувствую, как его ледяные пальцы осторожно скользят по коже шеи, слегка сдавив её. Моргаю, сглатываю без остановки, пока Пенрисс наклоняет голову, повторно взглянув в мои глаза, поэтому сохраняю хмурость, сдерживая поток отвращения, что бурлит в животе, когда Причард вновь целует меня. Вся скованно замираю. Внутри все леденеет. Это не страх. Это неприятие. Это неправильно. Парень аккуратно целует меня, словно боясь, что сейчас отгрызу ему губы. Он боится меня. Правильно. Но мне сложно сосредоточиться на злости. Главное, не отпускать ножик. Осторожно, еле ощутимо заставляю себя ответить. Совершенно слабо. Без огня. Но делаю это. И мое действие вызывает тяжелый горячий выдох у Пенрисса, который сильнее давит мне на шею, углубляя поцелуй. Он и раньше целовал меня, без моего дозволения. И в те моменты я чувствовала себя жертвой. Мне было страшно, но сейчас именно в моих руках вся власть. Как бы глупо это не звучало, но я больше не боюсь. Свободной ладонью давлю ему на грудь, и поцелуй тут же становится поверхностным, не глубоким. Не знаю, зачем ему подобное, но мне не жалко. Тем более, он обещает, что больше я его не увижу. Вообще. Никогда. Морщусь, когда Причард слишком затягивает. Уже не отвечаю, но пока не отталкиваю, внезапно кое-что осознав. Но эти мысли отгоняю подальше, чтобы больше никогда не вспоминать. Никогда. Пенрисс глубоко дышит, когда прекращает, слегка подняв голову. Смотрит на мои губы. Равнодушно. И я не могу не хмуриться, ведь он… Черт, он слишком напоминает мне Дилана. Парень вздыхает, сглотнув, и вдруг нервно усмехается, правда мне удается разглядеть немного напряжения. Причард смотрит на меня: — Не создан я для такого, — блять. Какого черта? Он даже говорит так же, как… Мысли замолкают, когда Пенрисс поднимается с асфальта, без разрешения берет меня за руки, потянув за собой. Помогает подняться. И я не благодарю его. Никогда мой язык не повернется, чтобы сказать что-то светлое по отношению к нему. Наблюдаю за тем, как парень наклоняется, взяв бутылку. Его телефон постоянно звонит. Думаю, это его мать или отец. Причард отступает назад, к своей стороне улицы, и эта странная улыбка не пропадает с его лица: — Спасибо, — молча и хмуро провожаю его взглядом. — Я сдержу слово, — поднимает бутылку, будто говорит тост. — Больше мы не увидимся, — делает крупные глотки, поворачиваясь ко мне спиной, и идет к калитке своего дома. Не ожидаю его полного исчезновения с глаз. Отворачиваюсь, углубляясь в задумчивость, и шагаю к своему дому, не совсем желая переваривать происходящее. Всё слишком странно. Разговор с ним не помог адаптироваться к одиночеству в темноте. Он лишь все усугубил. Так что я возвращаюсь в холодный коридор с чувством потерянности. Стою напротив темноты, не желая двигаться дальше, углубляться в неё. Поэтому… Желая немного переварить все, ложусь на паркет, уставившись в потолок. Черт. Что за херня происходит в моей гребаной жизни? Мне не нравится путаться в ощущениях и терпеть сомнения. Да, теперь я не знаю, как отношусь к Причарду, просто он… Он показался мне таким слабым, человеком, утонувшем в безысходности. Нет, у меня не появляется желание помочь. Но жалость пробирает до костей. К тому же, эта неправильная параллель с Диланом, она сводит меня… Взгляд замирает. Смотрю вверх. В никуда. Моргаю. Глотка сжимается. Черт. Не надо. Глаза горят от жидкости, что моментально вырывается, принося боль глазницам. Нет. Харпер. Аромат никотина. Подношу ладони к лицу, рукава прижимаю к носу, морщась. Дыхание само тяжелеет, становится частым и рваным. Всхлипы усиливаются. Мычу, сжимая губы до бледноты. Еле борюсь с эмоциями, но сейчас они берут вверх, отчего я смотрю в потолок, выдавив из себя какой-то непонятный звук. Руки продолжаю прижимать к груди. Черт. Черт. Черт. Харпер. Мычу. Слезы стекают к вискам. Черт! В голове мой крик. Моргаю, резко приняв самое равнодушное выражение, на которое способна. Взгляд становится острым, губы все так же сжаты. Дышу. Храню злость внутри. Обиду прячу за ненавистью. Пошел ты. Шмыгаю носом, но больше не даю жалкому мычанию разорвать стальную тишину. *** Стук. Легкий, с особым трепетом и страхом перед отказом со стороны человека, который не выходит на контакт уже несколько часов. Взаперти, в дали от всех, Лили Роуз совершает саморазрушение. Она сидит в одинокой комнате. Можно было бы сказать, что она грустит, но «печаль» — это совершенно иное. Здесь же встречаются другие эмоции. Сильнейшие. Отрицательные. Ощущение такое, что негативом до краев заполнено помещение, погруженное во мрак холодной ночи. Лили впервые излучает подобные чувства, впервые они настолько сильные, что распространяются на всех жителей дома. Даже кот, который обычно посапывает в кресле, теперь носится, мяукая и не зная, куда себя деть, куда спрятаться от той темноты и злости, что копошится в каждом углу. Мать Роуз и подумать не смелилась, что её дочь может быть такой. Её радостный лучик солнца, девушка, ассоциировать которую можно только с жарким летом, сидит и во взгляде демонстрирует весь свой внутренний ураган. Так сильно обидеть, так больно задеть её не мог никто. Никогда. Дейву удалось. Женщина пытается сохранить некое подобие строгости, присущей ей, как родителю, но она приоткрывает дверь, неуверенно повторив обращение к дочери, ожидая какого-нибудь взаимодействия с её стороны. Отклик не получает, поэтому топчется на пороге, плохо разглядывает предметы в темноте, так что берет на себя смелость пройти дальше без разрешения. Делает шаги к столу, включив лампу, свет которой озаряет плохо, но видеть выражение лица Лили позволяет четче. Девушка не морщится. Она продолжает сидеть на кровати, зло и обиженно смотрит на свои пальцы, пока нервно дергает ими ткань свитера, который одолжила Харпер. Не поднимает головы. Женщина вздыхает, понимая, что знала, чем все это закончится, чем закончатся их недо-отношения с этим отбросом. Не уберегла. А ведь могла. Её ошибка. — Лили, хочешь поесть? — спрашивает с волнением, желая присесть на край кровати, но понимает, что какая-то сила толкает её обратно к столу. Не трогай, можешь обжечься. Роуз качает головой. Молчит. Она вчера ничего не ела. Сегодня голодает. Это может сказаться на её здоровье. Причем последствия будут устрашающие. — Пожалуйста, — женщина делает шаг к ней. — Хоть йогурт выпей… — и её парализует. Упоминает о том, что постоянно приносил ей Дейв. И Лили сильнее хмурит брови, сжимая губы, будто подавляя тошноту. — Уходи, — просит. Зло. Она не умеет контролировать негативные эмоции. С ней такое впервые. Роуз никогда не была полна отрицания. В ней постоянно преобладал свет, а теперь… Её размазали. Она ненавидит. Ненавидит то, что продолжает переживать о человеке, который бросил её, и постоянно проверяет телефон, но звонки поступают только от Мэй, а с ней говорить нет желания. Ещё не время. Лили нужно побыть одной. Женщина кивает. Не станет давить и настаивать, но… Уже будет готова вызвать скорую или заставить насильно дочь кушать. Только подходит к двери, как слышит вопросительный голос Лили за спиной, хотя девушка обращается не к матери, скорее, говорит сама с собой: — Почему пахнет гарью? — шепчет. Миссис Роуз покидает комнату, но дверь до конца не закрывает. Роуз хмурится, вздрагивая, когда телефон вновь вибрирует. Номер Мэй. Со злостью отбрасывает мобильный подальше, зная, что нет необходимости ждать звонка от Дейва. Он дал ей понять, что они расстаются. Всё. Перестань сидеть и томить себя ожиданием, Лил. Девушка отводит взгляд, поднимая его на окно. Смотрит. Долго. Чувство одиночества? Да вот же оно. Сидит рядом. В самом темном углу комнаты. И смеется, растет, увеличивается, вскоре достанет до Роуз и придушит. Девушка с чувством тоски разглядывает окно комнаты Дейва, и слегка приоткрывает рот, когда замечает какое-то движение в темноте. Привстает на колени, опирается на подоконник, с напряжением всматриваясь. Запах гари увеличивается. И Лили пробирает дрожь, когда слышится смех. Незнакомый. Грубый. Она резко распахивает створки окна, с ужасом уставившись на языки пламени, что начинают искриться, отображаясь в стеклах. Поворачивает голову. Автомобиль. Темный. Несколько мужчин, парней бегут к нему. Один из них поджигает тряпку в бутылке с керосином и бросает в сторону дома Фарджа. Они что-то в восторге кричат. Лили со страхом отходит от окна, слезая с кровати. Видит, как огонь распространяется, все больше охватывая жаром. Черт. Роуз разворачивается, на слабых ногах кидается в коридор. Бежит к лестнице. Её мать уже стоит на крыльце, придерживая входную дверь. Отец, кажется, вызывает пожарных, ведь ветер сильный. Огонь может перейти и на соседние дома. Лили босиком выскакивает на крыльцо, не реагируя на зов матери, и давит пятками снег, пока приближается к забору, за которым горит дом. Черный дым поднимается в небо, пламя с безумной скоростью окутывает этажи. Роуз хмуро, с настоящим ужасом наблюдает за происходящим. Отвлекается только на автомобиль, салон которого рвется от громкой музыки. Он трогается с места с визгом в колесах, и девушка оглядывается, не поправляя волосы, когда те, под давлением ветра лезут в лицо, прилипая к губам. Напугано провожает взглядом машину, вновь оборачиваясь к горящему дому Дейва. Мать уже подходит, тянет дочь в дом, чтобы та не дышала дымом, но девушка продолжает стоять на месте. Смотрит. На пламя. На черные облака, сливающиеся с небом. Они сожгли его дом. Почему-то Лили связывает это с каким-то знамением. Что-то не так. Происходит или же произошло нечто очень нехорошее. Чувствует. Знает. И сердце до омерзения сдавливается, а кислород смешивается с гарью.

***

Мне ничего не снилось. Никакие кошмары не преследовали в мире грез, и таким же образом ничего не оказывало давление в реальности, когда открыла глаза. Так необычно. Я успела позабыть, что значит мгновение сна, в котором ничего нет. Именно секунда темноты, по окончанию которой ты уже просыпаешься, видя неприятный бледный луч света у потолка. И тишина. Все та же тишина вокруг. Никакого шума воды. Никакого детского крика и плача. Ничего. Даже странно пусто в голове. Мои чувства, что преследовали вчера, оставили осадок, но эмоционально я словно восстановилась, получив неприятное равнодушие взамен ощущениям. Умываю лицо. В ванной трещит лампочка. Свет мерцает, принося боль глазам, в которые смотрю довольно продолжительное время, после чего, не вытираясь, покидаю холодное помещение, медленно шаркая в комнату, которую больше не вижу причин запирать на ключ. Больше никакие тайны это место не хранит. У меня нет секретов. Время раннее. Полдевятого утра. Проверяю телефон до и после того, как одеться. Теплые вещи ещё не достала с чердака, да и не стремлюсь оградить себя от мороза. Именно он должен оживить мой организм после эмоционального взрыва, так что натягиваю футболку, джинсы, кофту и кеды. Все. Постоянно слышу неприятный гул со стороны окна, но не обращаю на это внимание, зная, что сейчас у меня одна цель — связаться с Лили, поэтому беру телефон, сунув в карман, и покидаю комнату, не спеша иду к лестнице, отчего-то побаиваясь выходить на улицу. Дискомфорт ещё не прошел. Открываю входную дверь. Первое, что вижу, — это машина скорой помощи на дороге. Хмуро, но без интереса рассматриваю её, пока справляюсь с замком, закрывая. Спускаюсь по крыльцу, неосознанно прислушиваясь к разговорам соседок, что собрались у калитки забора соседского дома. Эти богатые домохозяйки постоянно чешут языками, поглядывают на машину с мигалкой. Кажется, я вижу и полицейский автомобиль. В чем дело? Выхожу за калитку, невольно остановившись, придержав дверцу. Смотрю на мистера и миссис Пенрисс, что стоят на крыльце своего дома. Женщина ещё пытается выглядеть расстроенной, а вот мужчина, покрытый синяками и ссадинами, всем видом демонстрирует ещё кипящую ярость. Не понимаю, что именно происходит, поэтому трачу время, пока подхожу к соседкам, пытаясь быть вежливой: — Доброе утро, — без эмоций. Они спешно здороваются в ответ. — Что произошло? — у нас тихий район. Странно, что здесь такое столпотворение. — А ты не слышала? — одна из женщин галдит с таким видом, будто произошло нечто грандиозное. — Выстрелы, перепалка ночью. — Да-да, громкая ночь, — вторая подхватывает. — Сын Пенриссов стрелял. Я слегка мнусь, хмуря брови, и оглядываюсь на автомобиль скорой помощи, наконец, замечая каталку. С каким-то мешком. На ней. И этот мешок застегивают на молнию. Моргаю, приоткрыв рот, и с неправильной тревогой спрашиваю: — Он кого-то застрелил? — Уф, — одна из женщин махнула рукой. — Говорят, ругался с родителями. Думаю, хотел их застрелить. — Да-да. А застрелился сам, — галдешь растет. Женщины с ярым удовольствием обсуждают свежие новости. А я смотрю на то, как каталку грузят в машину. Причард застрелился? «Обещаю, мы больше не увидимся». Будто, знал. Нет, задумывал. Был уверен, что сделает это, но… Дверьми автомобиля хлопают. Родители Причарда остаются невозмутимы. Кажется, они выдыхают с облегчением, ведь их кошмар закончился. Серьезным взглядом провожаю автомобиль скорой. Они даже не поедут за ним в морг? «Такой, как я, не создан для подобного». Как-то так звучала его фраза. Знаете, это неприятная мысль… Будто всех нас. Всех таких, как Причард. Нас ждет такой же конец? Не могу точно сказать, что чувствую. Быть может облегчение? Вовсе нет. На самом деле, внутри всё та же пустота. Ничего. Просто понимаю, что ещё одна жизнь вот так закончилась. Был человек. Был отдельный мир со своей болью. Теперь его не стало. Причард Пенрисс застрелился. В груди вновь сжалось. Мне ни хорошо. Ни плохо. Но беспокойство сдавливает глотку, даря не самое приятное покалывание в сердце. — А по нему видно было, что больной, — соседки продолжают обсуждать, поэтому сердито стреляю в их сторону взглядом, не сдержав порыв: — Пошли вы, — рычу довольно громко, чтобы точно быть услышанной, и поворачиваюсь спиной к женщинам, которые теперь осуждают меня за дурное воспитание. Плевать. Шагаю с гордо поднятой головой. П Л Е В А Т Ь. И не одной мне. Краем глаза смотрю на родителей Причарда, которые переглядываются. Женщина слишком нервно дергает локоны своих волос, мужчина постоянно чешет щетину. Они возвращаются в дом. Закрывают дверь. Хотелось бы мне с таким же равнодушием принять смерть Причарда, но что-то покой не наступает, а мысли продолжают увеличивать свою тяжесть, потянув мою голову слегка опуститься. Был человек. Была вселенная. И так просто всего не стало. Вот, что меня мучает, заставляя думать о Пенриссе, хотя вовсе не желаю этого. Мне не нравится задерживать мысли о человеке, которого больше нет. Почему в голове эта информация не укладывается? Для неё вообще не должно быть место, но… Срабатывает это чертово понимание, эта человечность. Я ведь говорила с ним ночью. Я видела, что с ним было что-то не так, но проявила эгоизм, поскольку этот человек не достоин моего внимания за поступки. Но… Черт, отчего такое неоднозначное, разрывающее меня на части чувство неопределенности? Его нет. Причарда больше нет. Его… Ускоряю шаг, сильнее опуская голову. Неправильно. Каким бы он не был, чтобы не творил, он не заслуживал такого конца. Если быть честной, то последние дни и события, я вполне разрешала себе задумываться о возможности его изменения. Он правда вел себя иначе. Его поведение в школе, его приходы ко мне. Пенрисс ведь прятался в моем доме. Он не признавал это открыто, но сбегал ко мне, и… Блять. Почему мне так нехорошо от мыслей о нем? Так не должно быть… Последующий час я провожу в полном отрешении от реального мира. Меня вовсе не волнует возможность быть сбитой машиной, пока перехожу дорогу на красный. Жду поезд, стоя практически у края платформы. Мне не нравится такое состояние. Полное равнодушие, но при этом ты убиваешься мыслями о том, о чем думать не должна. Глотаешь каждую из них, сильнее сдавливая свое сознание. Психологическое воздействие серого города мешает настроиться на нечто положительное. Холодно. Сыро. Лица незнакомцев, их взгляды, пропитанные каким-то вполне себе нормальным безразличием, которым я должна отвечать миру, но глаза предают меня, начав болеть от усталого жидкого покрытия. Они слезятся, но проблема в том, что сейчас я не чувствую каких-то определенных эмоций, поэтому не знаю, с чем нужно бороться и на что направлять свои моральные силы, чтобы избавить себя от такого жалкого вида. Просто соберись, Харпер. Иначе все рухнет. С трудом переношу поездку в вагоне. Люди прижимаются друг к другу, напирают, хотя даже машинист просит по громкой связи прекратить вваливаться в салон. Меня сдавливает до такой степени, что еле запрокидываю голову, пытаясь глотнуть воздуха. Кажется, я перенимаю болезнь Дилана, поскольку от столь тесного контакта начинает кружиться голова и тошнота подступает к горлу. Происходит не самое приятное. Чувствую, как кто-то касается горячей ладонью моего бедра, поэтому еле выскакиваю на следующей остановке, решая пройтись пешком. Лучше на морозе, чем там. Миллионы ублюдков. Последние полчаса пути. В молчании. С постоянными попытками озираться по сторонам, надеясь заметить хоть кого-нибудь. Кого я ищу? Смешно, да? Даже жалко. Складываю руки на груди, ощущая знакомое чувство успокоения, когда узнаю улицу спального района. Кажется, дом Фарджа стал для меня чем-то вроде крепости. Там происходило больше приятных моментов, так что… Не хочу думать. Странно. Что за запах гари? Вижу дом Лили. Замедляю шаг, чувствуя неуверенность. Захочет ли она говорить со мной? Пустит ли её мать? Она так и не отвечает на звонки и сообщения. Быть может, ей нужно время? Сильный запах гари просто не дает мне покоя, так что отрываю взгляд от дороги, подняв голову. Осматриваюсь, не сразу находя источник жуткой вони, поэтому мой ступор можно вполне объяснить. Не знаю, по какой причине ощущаю именно страх, когда взгляд останавливается на доме Дейва. Торможу, полностью замерев, и еле моргаю, выдыхая тяжесть из груди. Смотрю на оцепленную территорию, на черные рамы окон, на вымазанные стены. Он буквально изнутри выгорел. Боже. Подхожу ближе, твердыми шагами давя снег под ногами. Миную участок Лили, с какой-то злостью дергая ярко-желтую ленту, просящую не приближаться к объекту. Рву одним движением ладони, приближаясь к крыльцу, но приходится остановиться, ведь дом буквально трещит от ветра. С пропавшей возможностью дышать изучаю увечья, понимая, что дом под снос. Господи. Кто это… Взгляд останавливается на странных буквах, что можно разглядеть на стене сбоку. Черным баллончиком кто-то написал «ЧП». Черные Псы. Ясно. Мне и не нужно было гадать. Всё очевидно. Уроды. Моргаю. От запаха гари слезятся глаза, поэтому тру веки, отходя назад. Долго дышать этим тяжело, начинаю кашлять. Ухожу. Черт. Просто не верится, что такое происходит. Где сейчас Фардж? Знает ли о случившемся? Боже, у него теперь… Нет дома. Надеюсь, Дилан поможет ему. Не хочу оглядываться. Не желаю видеть это здание. Слишком много воспоминаний. Спешу к дому Роуз, поднимаясь на крыльцо, и уже без предрассудков жму на кнопку звонка, готовя себя к любой встрече. Если её мать будет кричать, пускай. Мне все равно. Я обязана дать знать, что осталась. Ответ жду недолго. Дверь открывается медленно, кто-то по ту сторону явно чувствует дикую усталость. Я приоткрываю рот, когда встречаюсь взглядом с матерью Лили, и немного мнусь, ведь не вижу никакого проявления злости с её стороны. Она выглядит такой вымотанной, что у меня в который раз за утро сжимается глотка, мешая говорить. — Вы… — неуверенно начинаю, чувствуя слабость во всем теле. — В порядке? — щурю веки, а женщина ненадолго отводит глаза, вздохнув, и еле заставляет себя держать веки открытыми. Смотрит на меня: — Зачем ты пришла? — решает проигнорировать мой вопрос, но я не принуждаю к ответу. — Мне нужно увидеть Лили, — признаюсь. Миссис Роуз явно поникла: — Знаешь, не думаю, что она готова кого-то видеть, — меня удивляет такое откровение со стороны человека, нетерпящего меня в принципе. Потираю ладони, пытаясь их согреть, и киваю: — С ней все хорошо? Женщина сглатывает: — Не знаю, она… Просто, не сейчас, — говорит несвязно, но я понимаю, поэтому прошу: — Передайте ей, что я приходила. Пусть позвонит, как будет готова, — прошу, и выдыхаю с легкостью, когда женщина кивает: — Хорошо, — она уже хочет закрыть дверь, поэтому отступаю назад, чтобы уйти, но взгляд миссис Роуз вдруг скользит к соседнему дому: — Где этот тип? Смотрю на дом Фарджа, еле выдержав неприятную горечь во рту, и пытаюсь казаться спокойной: — Он занят, думаю… — Пусть позвонит ей, — её голос. Он такой жесткий и недовольный. Такой резкий, что хорошо ощущаю удар в самое сердце. Женщина хлопает дверью, оставляя меня с этой болью. Смотрю перед собой, хмурясь. Даже такой человек, как она… Она так сильно любит свою дочь, что готова принять Дейва, лишь бы Лили стало лучше? Видимо дела совсем плохи. Надеюсь, Роуз перезвонит мне в скором времени. Я нужна ей. Она — мне. Сейчас. Пока придется вернуться домой ни с чем. Спускаюсь с крыльца, повторно оглядываясь на дом Фарджа. Слишком много боли для такого короткого промежутка времени. Я не готова к подобному. Домой возвращаюсь с ещё большей тяжестью. Легче не становится. Морозный воздух только забивает голову, мешает мне дышать, сужая легкие. Никаким здравомыслием и не пахнет. Остаюсь в неком пространстве, закрывая за собой дверь на замок. Стою напротив полумрака, понимая, что не сдвинусь с места, пока не наберусь сил. Опускаюсь на пол, вытягивая ноги, а спиной опираюсь на стену, томно выдохнув. Слишком трудно жить. Слишком глупо и нелогично звучит, но, черт, как же тяжело, а, главное, мне никак не передать это состояние усталости. Оно такое… Ощутимое, осязаемое, будто тебе к шее прицепили гири. И ты обязан носить их изо дня в день. А их вес растет, гнут тебя ниже, к земле. С давлением не справиться. Я… Я хочу немного… Господи, чего-нибудь, чтобы стало проще. Мне так необходимо… Подношу рукав кофты к носу. Пахнет никотином и морозом. Ровно и глубоко дышу, глотая аромат, и прикрываю веки. Дилан хотел ведь как лучше, верно? Почему я оправдываю его? Этот ублюдок… Хотел, как лучше. Боже. Вот кретин. Приоткрываю веки. Мой телефон молчит. Вокруг тишина. Я опять одна. Опять в себе. Опять наедине с мыслями. Я не знаю, что мне делать, поэтому чувствую страх. Хоть что-то. Мне необходим какой-то толчок. Но его нет. Поэтому продолжу сидеть на месте, пока кто-нибудь не откликнется. Могу ли я вновь быть стойкой? *** Довольная ухмылка. Она не исчезает с лица мужчины, который сидит за столом над своими записями. Все готово. Они скоро могут начинать войну, остался последний этап — подготовка его гончих. Остальные уже прошли программу. Теперь очередь самых доверенных лиц окружения Главного. И один из них должен пройти особую программу, ведь мужчина был уверен в его предательстве и слабости, но черт не подвел. Главный не ошибался на его счет. Его спокойный взгляд поднимается на парня, которому с удовольствием сообщает: — Твоя программа начнется прямо сейчас, — стучит сигаретой по столу. — Отправляйся в камеру. Сжимает зубы. Он совершенно не готов. Последующие дни, недели его не будет. А если программа пройдет успешно, то Дилана О’Брайена не станет вообще.

***

Я отвыкла следить за временем, но эти пять дней, что провожу в ожидании, отмечаю, вырывая на календаре числа. Никаких звонков от Лили, никаких знаков от Дейва и Дилана. Ничего. Не выхожу из дома. Разговариваю только с матерью. Иногда с отцом, но тот только и делает, что кричит на меня, ругается, ведь не может связаться с мамой, а злость надо на кого-то вылить. Страшно представить, что будет, когда он вернется домой. С каждым прошедшим днем, меня все больше мутит тошнота. Я чувствую растущий голод, но не желаю кушать. Мне хочется пить, но лень нет сил вставать с кровати, двигаться, существовать. Целыми днями лежу в обнимку с телефоном, ожидая, что кто-нибудь наберет мне, но этого не происходит. Мои попытки дозвониться самой провальны. Ночь. Утро. Ночь. Утро. Я уже не понимаю, какой именно у меня режим. Просыпаюсь — на дворе темно. Засыпаю — светло. Тяжело ориентироваться без телефона и времени. Да и сном мои попытки углубиться в себя назвать можно с трудом. На четвертый день уже еле соображаю. Когда звонит мать, минуты три ищу нужную кнопку для ответа. Наливаю воду мимо стакана. Включаю душ вместо крана. Горячую вместо холодной. Брожу по дому, словно под наркотой. Ноги вялые. Из рук все падает. Зрачки глаз двигаются медленно. Постоянные тени, бродящие по потолку и стенам. Тишина настолько въедается в мозг, что любой тихий звук вызывает панику. Кажется, я немного не в себе. Ночь. Вновь. Сегодня пятый день. Я не вставала с кровати. Постоянно проваливаюсь в нездоровый сон от голода. Не проверяю телефон. Уверена, что никаких новостей. За окном чернота. Мои глаза привыкли к темноте, поэтому спокойно существую в ней, ориентируясь без затруднений. Лежу. Опять позволяю морозу сжать тело. Тишина. Она… Полна безумия. Эта чертова… Тишина. Кажется, я теряю сознание от голода. Это ненормально и опасно… Наверное. В глазах ещё темнее, чем в комнате. Уже начинаю поддаваться слабости, как в уши врезается грохот. Он такой резкий, что холод быстро настигает кровеносных сосудов, остужая их. Взором режу мрак. Голова кружится от истощения, но заставляю себя приподняться на руках. Прислушиваюсь. Показалось? Галлюцинации? В это можно поверить, учитывая мое состояние… Звон стекла. Вздрагиваю, каким-то образом нахожу силы, чтобы встать с кровати. Звук такой, словно кто-то швырнул что-то в окно. Черт. Моргаю, от паники теряясь в темноте. Вынимаю из кармана ножик, сжав его пальцами, и медленно выхожу из комнаты, продолжая вслушиваться. Ничего не слышу, но… Мне нужно проверить, чтобы успокоиться. С дрожью шагаю к лестнице, еле сдерживая тяжелое дыхание, чтобы не выдать себя. Опускаю одну ногу на ступеньку, слушая скрип. Вторую. Стою на месте, прижав к груди ножик. Еще два шага вниз. Никого. Ничего. Тишина. В ушах скачет давление. Только не теряй сознание. Держись. Возможно, меня уже конкретно глючит. Замираю на середине лестницы, когда слышу шаги. Сердце притормаживает, прекращая гонять кровь по венам. Вижу человека. Его голова скрыта под капюшоном, в руках бита. И я наивно полагаю, что это мог бы быть Дилан, но нет. Я знаю, его походку, знаю движение рук, а это… Моргаю, внезапно выдохнув. Слишком громко, ведь руки расслабленно опускаются вдоль тела. Парень оборачивается, с явной агрессией, готовясь атаковать. И я вижу, как его страх быстро сменяется удивлением и непониманием. Дейв. Черт. Фардж, кажется, не может принять менее эмоциональное выражение лица, отчего продолжает смотреть на меня широко распахнутыми глазами. Я же в ответ встречаю злостью и обидой. Молчу. А Дейв начинает моргать, еле выговаривая: — Я просто… — хрипит. — Я думал, ты уехала, — явно сбит с толку, но продолжаю молчать, щурясь, чем давлю на парня, который изнуренно опускает руки. — Я хотел есть, поэтому… — замолкает. Больше не может говорить. Продолжает смотреть в ответ. Я сжимаю нож, пряча его в карман, и без лишних слов спускаюсь, отворачивая голову. Прохожу мимо Дейва, и тот, кажется, хочет коснуться меня рукой, но не делает этого. Не надо. Захожу на кухню, не включаю свет. К холодильнику. Мама оставила мне еды. Надо разогреть в микроволновке. И все. Фардж неуверенно проходит за мной, остается на пороге, будто ждет разрешения сесть за стол. К слову, передвигается он странно, будто каждое движение приносит дискомфорт. Вынимаю контейнер с вареной куриной грудкой, ставлю греться, а пока грею чайник. Молча. Держу все в себе. — Мэй? — он с напряжением обращается ко мне по имени. Не мычу в ответ. Просто поворачиваю голову, взглядом упершись ему в грудь. Не хочу смотреть в глаза. Молчание. Отворачиваюсь. Пока вожусь с едой, Фардж не шевелится. Я хочу казаться невозмутимой, но сама не понимаю, как задаю вопрос: — Где Дилан? Наверное, проходит чертова бесконечность, после которой Дейв дает ответ: — Думаю, на программе. Оглядываюсь, все же посмотрев ему в глаза, и Дейв читает во мне неприятное удивление. — Он… — запинаюсь, хмурясь. — Он вернулся в банду? — Он и не уходил, — парень начинает передвигаться мелкими шагами по кухне. Видит, что я все еще не понимаю, поэтому объясняет: — Главный ждал, что он вернется. — Я… — отвожу серьезный взгляд, не веря. — Подожди, но… — заикаюсь. Чайник кипит. — Разве он не предал их? — могу говорить. — Ну… — Дейв еле присаживается на стул. Замечаю, как морщится его лицо. У него что-то болит? — Он провинился, это так. В нем усомнились, но он доказал свою преданность, так что… — Как? — в голове не укладывается, поэтому начинаю пальцами давить на виски. — Подожди. Они хотели убить тебя и… Стой… — Успокойся… — Что за черт происходит? — повышаю тон голоса, подходя к столу. — Почему он с ними? И ты… Тебя оставили в покое? Как Дилана приняли обратно? У Дейва явно начинает болеть голова от моих вопросов, но не могу молчать. Парень отпускает биту, начав тереть лоб, и еле собирает свои мысли, чтобы дать ответ: — Я думаю, это был его план. В тот день он постоянно проверял телефон, кто-то ему названивал. Скорее всего, они с Джо все устроили, но мне не сказали, чтобы выглядело правдоподобно… — О чем ты? — нервно дергаю ткань свой кофты, внимательно слушая Дейва, который открыто нервничает, пока признается: — Дилан показал Псам, на чьей он стороне… — смотрит на меня, часто моргая. — Он… Ну… — Что? — я готова кричать и бить по столу, чтобы оживить Фарджа. — Он стрелял в меня, — сглатывает. Я затыкаю рот, непроизвольно сделав шаг от стола, а рукой нахожу спинку стула, чтобы опереться. Смотрю на Дейва, который… Никакой. Ни живой. Ни мертвый. Сидит. Дышит. Но… Не существует. — Он стрелял… — пытаюсь проговорить, но не верю. — Да. Я сам был в шоке, — усмехается, но нервно, и, кажется, его глаза горят какой-то болью. — Потом все Псы долго били меня, — он дрожит или мне кажется? Господи… Парень постоянно глотает, следя за моим выражением лица: — А потом толкнули в воду и… Я очнулся уже у Джо. — Джо — это… — хочу знать. — Это местный… — он не отвечает, решая скрыть информацию. — В общем, он ни на чьей стороне, просто у него должок перед Диланом, поэтому помогает бесплатно. — Дилан договорился с ним, чтобы… — не могу нормально мыслить. — Стоп. То есть, он сейчас там? Это все… Боже, — тру лоб. — Джо сказал, что у Дилана «Программа». — Что за чертова программа? — еле успеваю усваивать информацию. Мне необходимо сосредоточиться. Дейв вряд ли хочет говорить об этом, но я оказываю на него психологическое давление, поэтому он сдается: — Это специальный курс, который должен повысить какие-то навыки. — И в чем суть программы Дилана? — уже не могу стоять, поэтому сажусь на стул. — Джо сказал… — задумывается. — Ты ведь в курсе о проблеме с касаниями? — киваю. — Так вот раньше Дилана просто учили бить первым, чтобы избежать долгого контакта, а теперь его будут учить простой агрессии. — На прикосновения? — На любое прикосновение. То есть, — Дейв еле соображает. — Любое, Мэй, — не смотрит мне в глаза, уставившись куда-то в сторону. — Главному не нужны те, кто контролирует себя. Ему нужна армия. Те, кто будет слепо выполнять приказы. А гончие — они должны быть самыми… — замолкает, но я сама заканчиваю: — Жестокими, да? — сглатываю, с тревогой опуская взгляд. — Да, так что сейчас тот самый период, когда все гончие проходят программу, и… — И что будет по окончанию? — перебиваю, не зная, как сдержать в себе давление. — Ты знакома с Оливером, так? — Дейв пытается быть мягче, но говорит жестко и грубо. Я хмуро смотрю на него, вновь ощутив укол в груди. — Будет целая шайка таких, как он. И среди них будет Дилан. Такой же, — его голос. Его тон. Его вид. Дейв Фардж тонет в безысходности, поэтому уже опускает руки. Опустил. — Промывают мозги, — вспоминает. — Я ведь тоже проходил, но у меня все не было так серьезно. Я ведь просто подчиненный. А это гончие, — стучит пальцами по столу. — Джо сказал, что Главный заказал особый вид наркотиков, специально для них, и… Я скажу честно, впервые о них слышу. Джо не раскрывает, что это, но херня явно ненормальная. Сжимаю пальцы, не зная, куда деть глаза. Моргаю, качая головой, и ощущаю, как внутри все разгорается новой волной беспокойства: — Так ведь… — понимаю, что это безумие, но: — Надо что-то делать, он ведь… — смотрю на Дейва. Вижу его обреченность, поэтому замолкаю. Парень сжимает губы, выдохнув через нос: — Мэй. Ты не понимаешь. Это уже… Не имеет смысла, — его передергивает от боли. — Ничего уже не… — Хватит! — повышаю голос, топнув ногой. — Хватит уже с меня этого слюнявого дерьма! — Мэй… — парень прикрывает веки, пальцами надавив на глаза. — Что?! Я… — заикаюсь от злости. — Я ведь осталась, чтобы… — Зря осталась, — Дейв хмурится. — Зря. — Дейв, ты не можешь вот так вот оставлять все это, — рычу, не зная, откуда берутся силы для ругани. — Дилан — твой друг. — Да, но… — Черт, заткнись! — прошу, скрывая под ладонями морщащееся лицо. Блять. — Мэй, если бы я мог помочь, то помог, — признается. — Но в данном случае… Никаких вариантов. — Этот тип, — пытаюсь справиться со слезами, что застывают в глазах. Моргаю, откашливаясь, и тараторю от напряжения слишком быстро: — Этот… Джо, да? Он ведь связывается с Диланом, если его попросить и… — Слишком наивно, Мэй. Ты совсем ничего не знаешь о нашем мире, — Фардж неприятно усмехается, и я давлю на него: — Наивность? Это ты говоришь мне про наивность? Человек, который поверил, что ему помогут в другой банде? Дейв переводит на меня усталый взгляд, лишенный жизни и желания что-либо предпринимать. — Нужно пробовать, надо… — не могу смириться с тем, что у нас нет вариантов. Выход всегда есть. Просто, надо подумать, а не убиваться безысходностью своего положения. — Ты ведь еще здесь, — смотрю на него. — Ты не уехал, хотя Дилан дал тебе возможность. Почему ты еще тут? Парень приоткрывает губы. Его взгляд такой… Черт. Он еле фокусируется на мне, дернув головой: — Я не могу вот так… Уехать. — Вот, — пытаюсь подтолкнуть Фарджа к действию. — Да, я многое не понимаю «в вашем мире», — показываю кавычки в воздухе. — Но… Не думаю, что все настолько хреново. Одного человека можно как-нибудь вытащить, — с надеждой изучаю выражение лица Дейва. Тот опускает взгляд. Думает. Но не активно. Он слишком слаб. — Ты не можешь бросить друга, — ставлю перед фактом, который Фардж не может опровергнуть. Говорю четко и уверенно, чтобы он наконец понял, что добивать себя мыслями — не выход. Надо направлять себя не на саморазрушение. Надо думать, как решить проблему, как выйти из ситуации. Черт, просто, стань собой, Дейв. Назови меня сукой, швырни что-нибудь в спину. Будь ублюдком. Парень проглатывает что-то в горле, еле взглянув на меня: — Я сейчас не способен что-то обдумывать… — верно, он слишком слаб. Я молча встаю со стула, взяв еду. Ему нужно поесть, выспаться. Говорить на светлую голову проще. Чувствую, как появление Дейва заряжает меня надеждой. Это именно то, что мне было необходимо, но для начала нужно поставить Фарджа на ноги. Да, я ни черта не смыслю в том, что происходит в бандах, но… И сдаваться к херам не готова. Слишком многое позади. Пройдено. Надо двигаться. Но без Дейва я ничего не смогу, так что моя задача — помочь ему морально подняться. — Оставайся здесь, — говорю, вижу, что он хочет отказаться, поэтому перебиваю. — Мне плевать, что тебе нельзя, ты не уйдешь. Хватит строить из себя мученика, — ставлю тарелку перед ним. — Ешь. Он начинает не сразу. Молчит. Явно не был готов к такому давлению с моей стороны, но я не собираюсь прекращать. Хватит ныть, черт возьми. Мне тошно от этого. Дилан дал ему возможность уехать, сбежать, а сам был готов остаться здесь, в этом дерьме. Он выбрал чертов плен, чтобы его друг мог уйти, так что Дейв просто не имеет права опускать руки. Я ему этого не прощу. Ударю, если не придет в себя. Фардж ест медленно. Ему тяжело пережевывать пищу. После того, как справляется с едой, я беру тарелку, подходя к раковине. Мою. Не ожидаю, что парень заговорит, но он открывает рот: — Как Лили? Какое-то время молчу, думая, что именно преподнести в качестве ответа, чтобы ему не стало хуже. — Она пока не разговаривает со мной, — правда. Не хочу больше лгать. — У неё все хорошо? — каждое слово имеет тяжесть, и произносить его трудно. — Как сам считаешь? — не хочу развивать тему. Поворачиваюсь к парню, немного замявшись: — Тебе надо поспать, завтра все обсудим. — Я не могу оставаться здесь, — качает головой. — Это не безопасно. — Если ты уйдешь, я ударю тебя, — повторяю обещание. Дейв поднимает голову, кажется, верит моим словам, поэтому собирается встать, чтобы пойти… Куда-то прилечь, но он не уйдет. Не с моих глаз. Подхожу, взяв его под руку, и вижу, как парень корчится от боли, сгибается, и мне приходится удерживать его: — Болит? Как давно ты отошел от наркоза? Дейв нервно смеется, качнув головой: — Наркоз, — повторяет шепотом. Не хочу знать, что эта за реакция, просто помогаю парню идти. Приходится напрячься, чтобы помочь ему подняться на второй этаж, хотя Фардж просит остаться в гостиной. Нет. Парень слегка теряется, ведь я веду его в свою комнату. — Я могу… — начинает отпираться, но дергаю за руку, принося боль. — Ты ляжешь со мной, — сжимаю его плечо и сердито шепчу. — Ты не уйдешь. Он не спорит. Сейчас я сильнее его. Помогаю сесть на край кровати. Дейв никак не может унять боль, поэтому с трудом медленно снимаю с него кофту, стараясь не касаться пальцами больных участков. Вижу подтеки от крови. Этот Джо, он делал ему операцию? Без наркоза? Как так… Нет, не думай. Безумие. Проверяю, хорошо ли натянуты бинты, после помогаю Фарджу лечь. Не может на спине, так что осторожно переворачиваю набок. Он мычит, сжав губы и веки, терпит, глубоко и быстро дыша. Невольно поглаживаю его по волосам, трогая раны на коже лица. Синяки. Гематомы на плечах. Усталость отошла, но все равно обхожу кровать, ложась с другой стороны, лицом к парню, который продолжает держать глаза закрытыми. Ему больно. И да, я встаю, спускаюсь вниз, наливаю воду в стакан, беру аптечку, возвращаюсь. Помогаю Дейву сесть, даю обезболивающее, вновь укладываю. Смотрю. Слушаю его дыхание, иногда касаясь его запястья, чтобы проверить пульс. Сердце Фарджа скачет. Ему нужно успокоиться. Стресс. Ложусь, ерзая на кровати, а ладонью сжимаю локоть парня, который хмурит брови, заставив себя взглянуть на меня. И я не тяну с объяснением: — Не уйдешь, — сжимаю его руку, проявляя настойчивость. Дейв томно вздыхает, но кивает, стиснув зубы. Не отпускаю, приказывая: — Спи, завтра поговорим. И Фардж слушается, вновь прикрывая веки, чтобы остаться в темноте. Не знаю, сколько проходит времени, но дыхание парня становится ровным. Я продолжаю бодрствовать, держать его за руку. Не смогу уснуть сегодня. Конечно, мне нетрудно проявить силу, но… Не могу быть уверенной, что моего внутреннего стержня хватит надолго. Стоп, не думай. Не начинай. Ты сможешь протянуть столько, сколько необходимо. С Фарджем будет проще двигаться и думать, что делать. Он поможет. Ему необходимо собраться. Я помогу. Но потом мне нужна будет его помощь, так что стоит потерпеть. Медленно моргаю, но не позволяю себе углубиться в сон. Слишком много информации. Теперь мне не найти покой. Дилан с Псами. Проходит «Программу», и одному черту известно, как он перенесет её, каким в итоге выйдет. Будет ли он прежним, тем О’Брайеном, которого я знаю. С каждым днем все тяжелее. С каждым днем количество проблем увеличивается. С каждым днем мне все сложнее совладать с собой. Я сломаюсь?