Молчи

Люди грешны. В обществе приняты моральные ограничения, которые помогают человеку определить, насколько серьезный у него грех. Проблема в том, что люди не часто придают значения тому, что делают, что говорят, о чем думают. Всему, что происходит вокруг, всему, в чем становятся главными виновниками. В наше время мораль гаснет. Все больше личностей прекращают задумываться о своих поступках. Обидчики без чувства стыда. Насильники без должного наказания. Свет разума канет в темноте безумия. Совершенное человеческое отчаяние. А он задумывается когда-нибудь о своих грехах? Мужчина стоит у стены, разглядывает карту Лондона с приближенными к нему городами, отличными по величине и масштабу. Он внимателен, он рассудителен и умен. Ни одного лишнего движения, ни одной лишней мысли. Он — профессионал. Этот человек мог бы считаться гением, если бы не был настолько окружен чернотой, которую сам же воплощает, сам порождает. Водит маркером, делает пометки, чтобы все рассчитать, чтобы все вышло по плану. Никакой ошибки быть не может и не должно. У двери кабинета стоит мужчина. Он выглядит немного подавленным, но только потому, что ни один из Псов так и не ответил ему, что будет с ними. После того, как все произойдет. Главный не заикался о дальнейшей судьбе банды, он даже не вводил в курс дела полностью, словно что-то утаивал. И утаивает до сих пор. — Груз был доставлен на склад, — мужчина нервно дергает край своего рукава пальцами, искоса наблюдая за тем, как Главный отходит от карты, явно любуясь ею. — Осталось развести по точкам. — Понятно, — он крутит пальцами маркер, щуря зеленоватые, но темные глаза, после чешет щетину, поворачиваясь к своему столу, забитым бумагами и прочим важным хламом. — О’Брайена еще не нашли. — Нет. — Тогда иди к четвертому гончему, скажи, что он мне нужен. — Да, — мужчина делает что-то вроде еле заметного наклона головы, выказывая свое уважение и крайнее подчинение Хозяину, затем покидает кабинет, в дверях сталкиваясь с не менее пугающей личностью. — Не думал, что ты зайдешь, — Главный даже не поднимает головы. Просто видит очертание тела, понимая, кто его тревожит. Джо провожает взглядом Пса и закрывает за собой дверь, сунув ладони в карманы джинсов: — Хотел попрощаться. — Я не давал тебе вольную, — Главный усмехается, начав рыться на столе, чтобы найти описание доставленного груза. Нужно перепроверить расчеты. — Я и не просил, Лукас, — Джо встречает на себе взгляд мужчины, который зло процеживает, хватая документ из ящика: — Не обращайся ко мне так. — Как именно? Это твое имя. — Пошел к черту, — Главный грубо задевает пальцами шрам на подбородке, вновь подходит к карте, начав сверять данные. — Я ухожу, Лукас, — Джо выдыхает с усталостью, а мужчина качает головой, нервно улыбаясь: — Нет, — его состояние не понять. Он просто понимает, что многое в его руках, многое зависит от его поступков, поэтому человеку не тяжело давить на других, оставаясь безнаказанным. — Ты до сих пор в обиде на меня? — да, Главный будет ковырять ту самую глубокую рану. Старую, но такую чувствительную, правда, сейчас Джо не ведется, а остается внешне спокойным. — Почти двадцать лет прошло, — Главный начинает что-то чиркать на карте маркером, сохраняя довольную ухмылку. — А ты все еще считаешь меня виноватым. — Верно, — никаких эмоций. — Она была больна, — мужчина вздыхает без особых чувств, закрывая маркер колпачком и разглядывая свои труды. — Причем на голову. Джо хмурится, слегка прикусив язык, ведь не желает говорить подобное: — Она тебя любила. — А-га, — Главный тянет без интереса и возвращается к своему столу, не поднимая головы. Джо медленно дышит, смотрит на него, ждет реакции. Той, которая делает его человеком. Неужели, последняя крупинка его человечности исчезла? Главный начинает набирать какой-то номер, взглядом проделывая дыру в сознании Джо: — Ты собирался уходить, — строго напоминает. А мужчина решает нанести удар: — Сьюзен родила. Молчание. Но не бездействие. Лукас продолжает листать какие-то документы. Не дает ответа, поэтому Джо делает шаги к его столу, сдерживая ту самую ненависть, что копошится внутри уже давно, десятки лет мучает его: — На самом деле, она родила, только после убила себя, — вынимает руки из карманов, когда опирается на край стола Главного. Играет с огнем. Смотрит исподлобья. Сжигает взглядом. Лукас вздыхает, сохраняя ту самую мину на лице, за которую его все остерегаются. Полная бесчувственность в глазах. Главный бросает документ и телефон на стол, опирается на него, подобно Джо, и отвечает на зрительное сражение: — И к чему ты это говоришь? — Мне интересно, есть ли в тебе хотя бы немного чувства вины и… — Джо начинает со злостью, но Главный перебивает его спокойным, но требовательным голосом, говорит так, как умеет. И его тон вызывает мурашки даже у Джо. — Я не о Сьюзен, — мужчина щурит веки, всматриваясь в глаза человека напротив, чтобы вычислить его эмоции. — Почему ты говоришь о ребенке? — Джо пускает смешок, но Лукас заставляет его почувствовать неприятное напряжение в ребрах. — Я хороший психолог. — Не такой хороший, — он отвечает тем же тоном, той же угрозой. — Раз уж не смог понять Сьюзен. — Не в обиду тебе и твоим ублюдским родокам, но я был единственным, кто понимает её, — Лукас выпрямляется, такое ощущение, будто он смотрит на Джо сверху вниз, что совершенно не удивительно. — Поэтому ты бросил её ради всего этого дерьма? — Джо уже не контролирует себя, когда начинает короткими ноготками врезаться в поверхность стола. Резким движением толкает стол, делая шаги назад, тяжело дышит, а лицо Лукаса остается неизменно равнодушным, но в глазах что-то… Что-то блеснуло. Нехорошее. — Ты знаешь, где ребенок? — Главный щурится, а Джо пускает смешок: — Понятия не имею, я избавился от него, — отступает к двери. — Ты знаешь, где он, — Лукас еле шевелит губами, не моргает, и выглядит это устрашающе, но Джо умело сохраняет вид непоколебимого человека с сильной волей, когда неприятным смешком разбавляет тишину: — Думай, как хочешь, — берется за дверную ручку. — Ты работаешь на меня. — И мне от этого тошно. — Подчиняйся, — Главный делает шаг из-за стола, напряженно сжав пальцы в кулак. — Я убью тебя, — Джо уверенно заявляет, но шепотом, чтобы охрана за дверью не принялась его скручивать. — Прострелю твою чертову голову, — сглатывает, еле сдерживая тон голоса. — Знаешь, что я думаю? Злишься. Это так. Но проблема в том, что во всем своем дерьме виноват только ты, а ты принимаешь за виновных людей, обстоятельства, но не себя, Лукас, — шепчет тише. Эта информация больно личного характера. Псы никогда не пойдут против Хозяина, если только не найдется тот, кто сломает его, став новым вожаком. Лукас хранит молчание. Смотрит. И Джо не боится подойти ближе, чтобы плеваться в него своей злостью: — Кто тебе мешал бросить все и уехать с ней? — рычит сквозь зубы. — Кто? Только ты. Ты сделал свой выбор. Ты предал её, — смотрит в глаза. Губы Лукаса расплываются в самодовольной улыбке: — И ты заставишь меня поплатиться за это? — хочет неприятно рассмеяться, но Джо вполне серьезно заявляет: — Ты уже расплачиваешься сполна, — выпрямляется. — Ты добился, чего хотел? У тебя целая банда, вас тысяча, а может и больше, но я знаю тебя слишком хорошо, Лукас. Ты никому не говоришь свое имя, для всех ты Хозяин, потому что боишься, что кто-то узнает о твоем прошлом. О твоей другой стороне… — Неописуемое дерьмо, — Главный перебивает смешком, закатив глаза. — Ты серьезно? Говоришь со мной так, будто мы с тобой товарищи. Напоминаю, я — твой Хозяин, Джо, так что выполняй мои указания. — Город не виноват, — Джо не замолкает, и… Всё потому, что это попытки. Лукас был его лучшим другом, он был человеком. И да, Джо уже взрослый мужчина, он повидал множество бед, он знает, что мир строится не из розовых грез каких-то малолеток. Но Джо хочет верить в здравомыслие, которое, кажется, уже покинуло сознание Лукаса. — Подумай, ты хочешь… — откашливается, бросив косой взгляд на дверь. — Ты хочешь стереть Лондон, думая, что вместе с ним уйдет твое прошлое и все воспоминания. Тяжесть не пропадет. Тебе просто нужен шанс и… — Где он? — жестко. Холодно. Режет глотку. Главный врезается ледяным взглядом в глаза Джо, отчего тот наконец вспоминает, с кем говорит. Огонь уже добирается до колен. Он тонет в собственном пепле, поскольку Лукас не моргает. Он хороший психолог. Он чувствует людей. — Где ребенок, Джо? — голос въедается в мозг, стенки черепа трещат. Джо расправляет плечи, качнув головой: — После смерти Сьюзен я отнес его на одну из спальных улиц. Скорее всего, он давно уже вышел из приюта и теперь, — разводит руки в стороны. — Бродит где-то здесь, или же давно свалил из города, — возвращается к двери. — Подумай, Лукас. Я больше не стану тебе читать нотации, но… — смотрит в глаза Главного, в которых не видит ничего, кроме уже знакомой темноты. — К черту, — сдается, открывая дверь, и выходит из кабинета. К черту, Лукас.

***

Весь дом поник в темноте. Времени было мало, но они успели. До того, как Псы вошли внутрь. До того, как они обошли все этажи, проверяя на наличие «лишних людей». До того, как самые мощные по телосложению мужчины вернулись к фургону, вытащив оттуда брыкающегося человека с черным мешком на голове. Его руки завязаны за спиной, попытки выбраться, сбежать кажутся смехотворными, поэтому Псы смеются. Зло, неприятно. Ведут мужчину на кухню, со всей грубостью усаживают на стул. Он что-то мычит, старается рвануть, хоть ничего и не видит, но его удерживают за плечи. Трое мускулистых, двое чуть меньше, но никак не слабее. Один из них довольно улыбается, встав напротив похищенного, и снимает с него мешок, кивком приветствуя: — Хэ-эй, — тянет с той же немного ненормальной улыбкой. — Как самочувствие? У мужчины не заклеен рот. Он мычит, начав вертеть головой с паникой и страхом. Кровь уже высохла на губе, синяки по всему лицу разбросаны в хаотичном порядке. Он смотрит на Пса, который наклоняется, опираясь на его колени руками: — Че расскажешь? — усмехается. — На самом деле, мне не особо интересно. Ты же предатель. Странно, что тебя не смогли найти до того, как подобных тебе казнили, — выпрямляется. — Может, обсудим, по какой причине ты решил отойти от банды? — с виду молодой парень кивает второму, и тот начинает бродить по кухне в поисках предметов для операций. Пленник громко и тяжело дышит, смотрит напугано, но со злостью, продолжая дергать руками, но двое позади хорошо справляются с ним. Мускулистый, что стоит у двери, выходит, чтобы обойти территорию. Никто не должен знать, что здесь происходит. — Трой, — парень открывает шкафчик и обнаруживает режущие предметы. Этого вполне достаточно. — Как хорошо, что есть Джо, — Трой хлопает в ладони, улыбаясь предателю. — Начнем, — обращается к мужчинам. — Положите его на стол. Пленник начинает громко мычать, дергаться, толкаться, но двое мужчин без труда бросают его на поверхность стола, держа за обе руки. Парень берет все острые предметы, чтобы предоставить Трою, а тот пока обходит жертву, цокая языком с особым негодованием: — А ты ведь был хорошим товарищем, так… В чем дело? — он начинает расстегивать пуговицы на рубашке предателя. — Выглядит так, будто я домогаюсь тебя, — смеется, а все остальные остаются без эмоций. Им нельзя их проявлять. Только предводитель отдельной команды Псов может позволить себе такую роскошь по причине своей нестабильности. В таких людях Хозяин уверен на все проценты из ста. — Итак, — Трой берет у «ассистента» скальпель, поворачиваясь к столу. Предатель мычит, но уже не так сильно. Он понимает. Ему не уйти. — Лучше бы ты сдался, и тебя просто застрелили, а только потом разобрали на органы, а теперь тебе придется это терпеть, — подходит ближе, пальцами проводя по острию. — На самом деле, Хозяин так и хотел поступить, но я люблю другие методы, — улыбается. — Не волнуйся, я сделаю все, чтобы ты прожил как можно дольше, — в его голосе такое отвратительное фальшивое сочувствие. — Если ты начнешь терять сознание от болевого шока, я всеми силами приведу тебя в порядок, — подносит скальпель к коже живота. Мужчина сжимает мокрые веки, еле сдерживая слезы и горечь от осознания происходящего. — Последнее слово? — Трой смотрит жертве в глаза. — А, точно… — он довольно растягивает губы. — Ты не можешь, — вздыхает. — Мы ведь отрезали тебе язык, — у жертвы на столе начинается одышка. — Меньше сливать информации надо было, — смотрит на него, начиная давить острием на кожу. Мужчина дергает руками, но от лишних телодвижений ему только хуже, поэтому единственный выход — кричать. И он кричит. От боли. От рвущейся плоти. Глубже. Трой с удовольствием наблюдает за мучениями предателя, тихо шепча: — Чур, печень моя. Все, что они успели сделать, — это выскочить через заднюю дверь на двор. Добежать босиком по морозу до старого амбара, где раньше содержали лошадей и прочий скот. Промерзлое сено. Оно впивается в кожу. Мэй боится шевелиться, словно Псы могут спокойно обнаружить их даже на таком расстоянии. Девушка только через минут десять начала дышать без сбоя. Они разместились в самом дальнем углу старой постройки. Здесь много отделов с перегородками, скорее всего семья Джо делала большой уклон на развод именно копытных. Сидят на сене, поскольку больше негде. От холода начинает сводить конечности. Лили практически прекращает ощущать свои ноги и руки. Она так трясется, что, кажется, можно услышать, как хрустят её кости. Наверное, именно такие ситуации полностью сближают людей, поскольку все четверо буквально прижимаются друг к другу. Девушки разместились между парнями, которые всячески стараются согреть не только себя, но и их. При этом им приходится прислушиваться, постоянно выглядывать из амбара, чтобы проверять обстановку. Слышны крики. Громкие. Болезненные. Такие ненормальные, от которых сам начинаешь мычать, но уже под воздействием страха. Дейв и Дилан встают в очередной раз, чтобы выглянуть из-за дверей и понять, что происходит. Мэй с напряжением растирает свои плечи, следя взглядом за парнями, но отвлекается на Роуз, которая сжимает себя руками, трясясь от мороза. Они даже не успели захватить теплые вещи, поэтому девушка сидит в майке и джинсах. Пытается улыбнуться Харпер, но ледяные губы давно посинели от холода и шевелить ими тяжело. Пускает пар. Мэй приседает на колени, снимая с себя кофту. — Не надо, замерзнешь, — Лили еле выговаривает. Пальцами потирает больные круги под глазами. Харпер просто качает головой, набрасывая на подругу теплую вещь. В этот момент возвращаются парни. Дейв садится рядом с Роуз, притягивает к себе, начав активно растирать её руками. — Что там? — Мэй поднимает взгляд на Дилана, который стучит зубами, снимая с себя кофту: — Это просто Псы. Не гончие. Они не смогут обнаружить нас по запаху, — шепчет, вроде, успокаивая, но девушка только нервно облизывает губы, демонстрируя в своих глазах полную растерянность: — Что они здесь делают? О’Брайен протягивает Дейву свою кофту, и тот молча благодарит, сжав губы. Одевает Роуз. Девушка чувствует себя жалкой, ведь все они проявляют заботу к ней. Она — обуза, так? Ни на что не способная. Ей стыдно, поэтому Лили виновато прячет глаза, отворачивая голову от парня, который хмуро прижимает её спиной к своей груди, пытаясь согреть ладони. Такие ледяные, словно неживые пальцы. — Думаю, это те, которых мы видели на рынке, — Дилан шепчет, садится на сено, растирая ладони о колени. — Они торгуют органами, — переводит взгляд на Харпер. Та морщится с отвращением: — Не хочу знать, — прикрывает веки, отворачивая голову, и отказывается слушать. Все, хватит безумия с неё. Только не сегодня. Мэй обнимает колени, с тревогой наблюдая за Лили. В её состоянии все может произойти. Совсем не подходящее место. Кажется, и Харпер, и Дейв, и даже Дилан в эту секунду задумываются о правильном. О том, что Роуз нельзя быть с ними. Ради её же безопасности и жизни. Но на этот раз им придется обсудить сложный вопрос всем вместе, никаких секретов. Только позже. Когда Псы уйдут из дома. — У тебя сердце не болит? — Дейв спрашивает у Лили. Все они знают, что девушка скрывает свои боли в груди, чтобы не беспокоить лишний раз. Её часто тошнит. Ей нельзя находиться в такой дали от больницы. И она сама это понимает, но… Роуз поворачивает голову, улыбнувшись Фарджу. Тот не верит её улыбке, поэтому продолжает пускать пар ей на ладони. Конечно, у неё болит сердце. Ситуация слишком стрессовая. Иной реакции быть не может. О’Брайен прислушивается, хмуро шепча: — Кто-то бродит рядом, — его напряженный взгляд встречается с остальными, не менее спокойными. Они прекращают дышать полной грудью, не шевелятся. Ждут. Даже Мэй слышит хруст снега под тяжелым телом, поэтому смотрит в глаза Дилана, еле сдерживая дрожание тела. Парень кивает головой, сводя брови к переносице, и осторожно протягивает к ней руку, ладонью накрывая тыльную сторону её ладони. Они сидят не так близко, как Дейв и Лили, но Харпер все равно может ощущать намек на тепло, поэтому сжато улыбается, переплетая их пальцы. Главное, не шевелиться. Не издавать громких звуков. Тогда они переживут ночь. Сидеть. Терпеть холод. Смотреть друг на друга, иногда пытаясь выдавить подобие улыбок, которые каким-то образом помогут успокоить нервы до следующего, громкого крика со стороны дома. — Они… Ужасны, — Мэй шепчет дрожащими губами. Тихо, практически выпуская лишь пар изо рта. Смотрит на Дилана, который прекращает гладить её костяшки пальцем, никак не меняясь в лице. — Нелюди… — девушка моргает, не зная, как может позволять себе говорить подобное. — Как ты мог быть одним из них? — щурит веки, выражая полное непонимание и… Огорчение. О’Брайен не отводит взгляд. Молчит. — Мэй, — Дейв вздыхает, вступается за друга, как и за себя. — Мы многое не понимали, когда все началось закручиваться, — чувствует, как крепко сжимает его ладонь Лили. — Все делают ошибки. Харпер опускает взгляд, потом голову, и продолжает смотреть вниз, вновь уходя в себя, уносясь вперед за мыслями. Пальцы Дилана дрожат. Она чувствует это и, почему-то, уверена, что судорога вызвана далеко не холодом. Может, он сам уже давно начал порабощать себя чувством вины? У О’Брайена слишком много причин, чтобы жалеть о прошлом. И ты стала одной из них. Фотографии имеют способность окунать человека в воспоминания. Они — нить между прошлым и настоящим, которая порой может привести к унынию и апатии. Этот снимок был сделан так давно. Мятый клочок глянцевой бумаги, по краям ободранный, даже подожженный, ибо мужчина частенько, куря, подносил пламя зажигалки и сигареты к фотографии. Нельзя понять, чего он желал в этот момент, но его стеклянный взгляд был сосредоточен только на девушке. Как и сейчас. Он курит. Сидит в кабинете. Пальцами сжимает фотографию. На него смотрят три человека. Трое… Друзей? Бывших. Двое парней и девушка в центре. Для одного сестра, для другого нечто большее. Вьющиеся волосы, что вечно были в каком-то непонятном беспорядке. Светлые, зеленые глаза, именно ими она сводила с ума, хотя в целом, в ней не было ничего особенного. Но… Да, она лишала рассудка. Её голос уносил землю из-под ног. Он никогда подобного не чувствовал, наверное, поэтому выбрал иной путь. Пошел за отцом с его замашками бандита. Лукас рос в этом. И данный вид существования стал нормальным еще в раннем детстве. Да, после встречи Сьюзен, его терзали сомнения, но подобные чувства отец быстро выбивал из сына. И что теперь? Отца убили, Сьюзен мертва, его ненавидит бывший лучший друг, а сам занимает пост Хозяина. Он добился того, чего не смог бы при всем желании его отец. И что? Что теперь? Теперь в его голове только одна цель. Для чего он строил систему, к чему все идет? Ответ на поверхности. К концу.

***

С того момента, как визг колес порвал к черту ушные перепонки, прошло около двух-трех часов. Для безопасности. Возможное возвращение Псов никто не отменял, поэтому они продолжали сидеть тихо в амбаре, не разговаривая, да и говорить было не о чем. Стресс слишком серьезно задевает нервы человека, особенно не подготовленного. Парни ещё способны совладать со своим организмом, а вот девушки… Скорее, нет. Да, их нервные улыбки ещё сияют на бледных лицах с красными, больными щеками, но эту ложь легко распознать. Все комнаты старого дома погружены в темноту, но двигаться в ней гораздо легче. Учишься ориентироваться в ней первые несколько минут, после спокойно перешагиваешь разбросанные на полу вещи. Мэй идет позади, поддерживает Лили за руку, с такой же внимательностью всматривается во мрак коридора, как и Дилан с Дейвом, что шагают впереди, первыми заглядывая на кухню. И… И Фардж делает шаг назад, грубым голосом приказывая: — Идите наверх, в ванную, — намекает на то, что девушкам стоит согреться. Как-то неосторожно подталкивает Харпер за плечо, давит на спину, специально заставляя обходить Дилана, но и Лили, и Мэй всё равно поворачиваю голову, видя то, что находится на кухне: стол вымазан в крови, причем именно эта жидкость — самое темное пятно в помещении. Видны следы крови на столешницах, на режущих предметах, пятна даже на стекле окна и светлых занавесках, будто Псы не просто резали здесь человека, а еще играли с ним, давали возможность встать, пинали из стороны в сторону. Вот, почему кроме крика был слышен смех. Тело забрали, но вонь и грязь оставили. — Боже… — Лили отворачивает голову, ладонью накрыв рот, чтобы сдержать рвоту, и ускоряет шаг, начав подниматься по ступенькам. Харпер слегка замедляет шаг, чтобы взглядом ухватить все, каждую деталь, после встает на первую ступеньку, опустив свои глаза на затылок Дилана. Не поворачивается, хоть и чувствует на себе взгляд. Смотрит только на лужу крови под столом, начав нервно сжимать и разжимать пальцы. Запах металла в носу. И ты был одним из них? Нет, проблема в том, что ты ещё Пес, О’Брайен. Способен ли ты стать нормальным человеком? А был ли ты нормальным? В определенные секунды, да. А в целом — нет. — Надо все убрать, — Дейв вздыхает, оглядываясь на лестницу. Девушки ушли наверх. — Как думаешь, кого они так? — обращается к Дилану. Тот без сомнения в голосе отвечает: — Тревор. Его единственного из предателей не поймали, — проходит по кухне к столу, пальцами касается крови, пачкая. Дейв внимательно наблюдает за тем, как О’Брайен подносит ладонь к носу, вдыхая аромат крови. Кажется, Фардж уже может смириться с мыслью, что у его друга появились странные заморочки, но это не отменяет того факта, что они — самые близкие люди друг для друга. — Здесь… — Дейв с трудом принимает эту мысль. — Здесь оставаться небезопасно, — складывает руки на груди, подходя к Дилану, который опирается копчиком на край стола, встав в расслабленную позу. Сразу ясно, он часто сталкивался с подобными сценами. Возможно, когда-то он был один из тех, кто собирал органы. Фардж не может всего знать, О’Брайен многое утаивал от него. В первую очередь для безопасности. Как ещё Дилан смог из шавки стать гончим? Парень явно проходил через это все для доверия и похвалы Хозяина. — В любой момент кто-то может приехать, — Дейв встает напротив Дилана, и тот выдыхает, прекращая разглядывать свои окровавленные пальцы: — Дождемся Джо и обсудим этот вопрос, — оглядывает помещение, морщась, ведь от запаха крови начинает болеть голова. — Давай все уберем. ***

Создавалось под: Fleurie — Hurts Like Hell

Горячая вода. От неё пальцы ног начинают сильнее ныть, но не могу сделать напор несильным, ведь хочу скорее окунуться в теплоту, что сжигает кожу насквозь. Сижу на бортике ванной, ноги держу в воде, что довольно быстро набирается. Лили сидит на дне, затылком упираясь в стену. Смотрит в потолок, колено поджав к груди. Мы решили не снимать футболки, но джинсы свалили на пол. До сих пор ощущаю покалывание в ногах, поэтому не могу полностью насладиться теплом и относительным спокойствием. Оно временное. Роуз моргает, с каким-то огорчением начиная: — Что за… — шепчет, пальцами потянув намокающую футболку. — Что за хрень творится с нашей жизнью? — её карие глаза переходят на меня, но голова не двигается, не поворачивается, выражение лица застыло в безжизненности и усталости: — Что с нами не так? — Не думаю, что проблема именно в нас, — говорю с меньшей силой в голосе. — Просто, мы… — замолкаю, ведь с ужасом воспринимаю те мысли, которые хочу произнести вслух. «Мы влюбились не в тех людей». Стыдно даже думать об этом, но… Оно так и есть. На самом деле. Это не значит, что я жалею о своих чувствах к Дилану. Только принимаю правду. — Это нелюди, — Роуз сглатывает, процеживая с опаской, словно кто-то из Псов может нас услышать. — Я думаю… — смотрит в потолок, приоткрывая рот. — Я не уверена, что… — вижу, как её начинает трясти от паники. Ей сложно высказать свои мысли, поэтому протягиваю руку, ладонью накрыв её плечо, и сжимаю губы, дав понять, что она может говорить о том, что ее гложет. Лили смотрит на меня, и… В её глазах страх. — Я боюсь всего этого, Мэй, — признается, не сдерживая эмоции, отчего её глаза покрываются стеклянной жидкостью, краснеют. — Я боюсь не только того, что эти Псы найдут нас, я боюсь своего организма, — сглатывает, начав кивать головой. Внимательно, немного хмуро смотрю на неё, не перебивая. Роуз садится прямо, продолжая тянуть ткань мокрой футболки: — Мое сердце… Оно вполне способно не выдержать стресса, понимаешь? — опускает голову, будто виновато. — Я приношу только неудобства. — Лили, — не выдерживаю, начав качать головой. — Мы, скорее, просто переживаем за тебя, но не думаем, что ты мешаешь, — мнусь, ведь она вновь смотрит на меня, еле сдерживая слезы в глазах. — Ты… Ты не в том состоянии, чтобы, ну… — откашливаюсь. — Я понимаю, — её голос чуть не срывается, но она лишь шмыгает носом, кивая. — Я понимаю. Просто… — опять опускает лицо. — Я боюсь оставлять вас. Знаю, это безумие. Со мной или нет, это не имеет значения, но… — проглатывает комок в горле. — Я чувствую себя спокойнее, когда нахожусь рядом, зная, кто, где и что с тем или иным человеком. Неведение довело меня до края, — опять сглатывает. — Я не знаю, что мне делать, — поднимает взгляд, смотря на свои колени. — Не знаю, — сильнее дергает футболку. Кажется, рвет. — Мне тоже страшно, — признаюсь без заминки. — И я тоже обуза, — прикусываю губу, ведь ненавижу себя за эту дрожь в голосе. — И я знаю, что… — моргаю, поглаживая подругу по спине. — Что совсем скоро нам придется разойтись. Всем, — вижу, как по щекам Роуз текут слезы. — Точнее, Дейв останется с Диланом, но мы… Я и ты, и они, мы расстанемся. И не потому, что хладнокровно откажемся друг от друга. Нет, скорее всего, это будет очень тяжело, но так будет правильно, — не могу держать себя в руках, когда Лили начинает активно ронять слезы, дергаясь от плача, что подавляет в глотке. Мои глаза слезятся, и видеть становится сложнее, но боюсь моргать, иначе соленая жидкость начнет стекать по щекам: — Это не игра, и мы не в чертовом фильме, конец которого неизвестен. Это ведь реально происходит с нами, поэтому у нас нет семи жизней, — сжимаю её плечо, делая глубокие вдохи через рот. — Я думаю, парни тоже это понимают, и… Знаешь, им ведь тяжело. Тяжело от того, что не только они оказываются в таком положении, но и от того, что они тащат нас за собой. Им куда сложнее с нами, поэтому я не буду эгоистом. Больше, не буду, — все-таки моргаю, пальцами свободной руки вытирая слезы, и шмыгаю носом. — Не как в тот раз, в моем доме. Придет время, мы их выслушаем и… Если они потребуют, то мы разойдемся, причем без возражений, потому что так будет необходимо, — Лили мычит, морщась, и сжимает веки, скрывая лицо в ладонях. — Мы взрослые люди, верно? Мы оцениваем ситуацию здраво. Я просто хочу, чтобы мы были готовы к подобному, — признаюсь, чувствуя, как в груди болезненно ноет сердце. — Мне кажется, что все закончится уже совсем скоро. Роуз не поднимает головы. Продолжает тихо шмыгать носом. Мы все пытаемся сделать невозможное. Точнее, чего мы добиваемся в итоге? Нас четверо. И мы идем против Псов? Правда? Я не знаю, на что рассчитывала, когда оставалась в городе, видимо, тогда мною управляли только чувства к Дилану, поэтому мне не было интересно, что с нами будет потом. Я настолько поглощена своим эгоизмом, что ни на секунду не задумывалась о том, что О’Брайен отпустил меня, потому что знал, как будет тяжело двигаться вместе. Я какое-то время ненавидела его за то, что он просто… Просто был прав. Реальность заключается в том, что мы погибнем. Мы не сможем бегать от Псов вечность, скрываться, жить в тени. У нас не будет будущего, пока каким-то чудесным образом вся эта гребаная банда не сотрется с Земли. Лили плачет в голос, поэтому делаю напор воды сильнее, боясь, что кто-то услышит. Этот разговор, эти эмоции — все должно остаться между нами. Сама не могу остановить проявление своих чувств, поэтому без конца вытираю глаза, отчего те наверняка покраснеют. Придется какое-то время не выходить и остужать веки холодной водой, чтобы никто не понял, что мы… Мы плакали. Так нельзя. Нельзя осложнять кому-то жизнь своими эмоциями, а ведь парням станет от этого не лучше, так что… Всё обязано остаться здесь. В этих холодных стенах из плитки. Затеряться в шуме воды. Кухня встречает бледным светом. Пока это единственное помещение, где горит тусклая лампа. Все остальные комнаты по-прежнему погружены во мрак холодной ночи. Мои руки сложены на груди, когда медленными шагами спускаюсь вниз, чувствуя, насколько ослабло мое тело после эмоционального выплеска. Глаза горят, веки еще опухшие, а сердце… Оно такое безумное, совсем теряет контроль. Скачет, но дышу я ровно. С кухни выходит Фардж. Прижимает телефон к уху, видимо, пытается дозвониться до Джо. Тормозит, замечая меня, и бросает короткое, но важное: — Порядок? Киваю. Он продолжает идти к задней двери, чтобы выйти на улицу и поймать сигнал. Спускаюсь на этаж, направляясь на свет. Встаю на пороге помещения, изучая еще не полностью отмытые пятна крови на полу и стенах. Дилан окунает в грязную воду тряпку. Стоит у стола, боком ко мне, и мельком бросает в мою сторону взгляд, поэтому сжато и слабо улыбаюсь. — Выглядишь хреново, — парень замечает это сразу. Выжимает тряпку, подходя к столешнице, чтобы вытереть алые пятна. Прохожу к столу, взяв тряпку Фарджа, и окунаю в воду, оглядываясь. Каждое мое движение нездорово слабое. Сама замечаю эту странность. — Иди спать, — Дилан возвращается к тазу с водой, строго реагируя на то, что я хочу помочь, но в ответ пускаю смешок, хмыкнув: — Моя мама в Канаде. Я могу нарушать комендантский час, — улыбаюсь, и зря. В моей улыбке всегда читаются настоящие эмоции, поэтому парень вовсе прекращает моргать, серьезно изучая мое лицо: — Все хорошо? Еле сохраняю улыбку, оглядываясь на него: — Конечно, — подхожу к окну, начав водить тряпкой по стеклу. Чувствую его взгляд, поэтому перевожу стрелки, вздохнув: — А ты в порядке? Молчание в ответ. Моя рука замирает, прижав тряпку к стеклу, отчего вода начинает стекать по прозрачной поверхности. Моргаю, больше не улыбаясь, и оборачиваюсь, взглянув на Дилана, который молча смотрит на меня, сильно сутуля плечи, видимо, от усталости. Смотрим друг на друга. Не говорим. Пытаюсь улыбнуться. Правда, изо всех сил, что вообще каким-то образом остаются внутри меня. — Я понимаю, — говорит шепотом, и да, мне не трудно понять, что именно он имеет в виду, поэтому слегка приоткрываю рот, но ничего не говорю, только сглотнув воды. О’Брайен слишком часто пытается строить из себя сильного человека, чтобы в первую очередь самому в это поверить, поэтому сейчас он говорит нечто, что должно помочь мне. Не ему. — С тобой… — я впервые вижу, как тяжело ему шевелить языком. Парень даже прикрывает веки, прерываясь, но он не просто моргает. Всего пару секунд собирается морально, чтобы выдать кое-как уверенно: — С тобой все будет хорошо, — тихо цокает языком, не разрывая наш зрительный контакт, и повторяет так тихо, что мои дыхательные органы сворачиваются к черту. — Все будет хорошо. Опускаю руку на подоконник. Смотрю на него, зная, почему мои глаза начинают болеть. Не могу позволить себе расплакаться при нем, так что громко вдыхаю через нос, и терплю боль в груди, поворачиваясь спиной: — И ты будешь в порядке, — говорю непринужденно, будто так и будет на самом деле, и это всему миру известный факт. Продолжаю вытирать кровь. Слыша, как на кухню входит Дейв, отрезвляя Дилана: — Джо едет сюда, — оповещает, переводя на меня взгляд. — Мэй, положи тряпку, я сам, — затем обращается к другу. — Я схожу, посмотрю, как там Лили, и вернусь. Оборачиваюсь на Фарджа тогда, когда он исчезает с кухни. Надеюсь, Роуз хоть немного пришла в себя. Иначе… Что? Иначе Дейву будет тяжелее. Гораздо тяжелее. В такие моменты, в моменты появления Псов, хорошо осознаешь свое положение, думаю, поэтому Дилан садится на стул, выдыхая, и начинает растирать ладонями лицо, отбрасывая тряпку в сторону. Сидит боком, локтем одним опирается на деревянную поверхность. Смотрю на него. Вторая его рука лежит на колене, а нога нервно дергается, знаете, словно он быстро притоптывает. С тревогой наблюдаю за этим, пока парень не прекращает, ладонью сжав нижнюю часть лица. Смотрит на меня. Знаю и вижу. Он думает. И не сложно догадаться, о чем именно. Мы все к этому пришли. К одной и той же мысли о безысходности положения. Это не игра. Это наша жизнь. Мы не воскреснем, получив пулю в лоб. Опускаю взгляд, начав дергать пальцами влажную тряпку: — Думаю, нам стоит поговорить, так? — Не сейчас, — Дилан шепчет. — Хорошо, — продолжаю вытирать уже чистое стекло. Не сейчас. О’Брайен сам не готов. И я не готова. *** Стучится. Не ждет ответа, дернув ручку двери, что с легкостью поддается, поэтому Дейв заглядывает в ванную комнату, встречаясь взглядом с Роуз, и сразу понимает. Она плакала. Черт. Девушка вытирает волосы полотенцем, скованно улыбается парню, который проходит в помещение, прикрывая дверь до щелчка: — Как твое сердце? — спрашивает, подходя к стиральной машине, и садится на неё, чуть было не потеряв равновесие от слабости. Лили стоит к нему спиной, смотрит в зеркало, на выдохе шепча хриплым голосом: — Все нормально, — не сдерживает вздох. Тяжелый. А в её груди сжимается сердце. С такой силой, что девушка еле дрожит, пальцы вонзая в край раковины. Подавляет кашель, морщась от покалывания, и громко дышит. Фардж смотрит. И словно ощущает все то, что чувствует она, поэтому еле глотает кислород полной грудью: — Я… — прикусывает губу, не зная, как начать. Роуз оглядывается. Смотрит на него. Он — на неё. Молчат. Дейв сглатывает. Один раз. Второй. Третий. Тишина затягивается. Но зрительный контакт не прерывается. Девушка опирается спиной на раковину, нервно дергая себя за влажные локоны волос. Её состояние… Нельзя закрывать на такое глаза, она выглядит ужасно. Она будто ходящий мертвец и… И Фардж не может быть настолько эгоистичен по отношению к ней. Он желал, чтобы она была рядом с ним, но подобное невозможно. Почему все они начинают принимать этот факт только сейчас? Почему их сознание открылось для поглощения реальности в тот момент, когда они успели зайти так далеко? — Я хотел… — выдыхает. — Кое-что обсудить с тобой. — Подожди, — страх. Роуз шепчет с тревогой во взгляде. Смотрит на парня красными глазами, еле контролируя тон голоса, чтобы не демонстрировать свой ужас. Она держит рот приоткрытым, продолжая трясущимися руками «рвать» кончики волос: — Давай… — громко вдыхает кислород. — Еще немного… — смотрит ему в глаза. Дейв молчит, сжимая пальцы рук в кулаки. — Совсем немного времени, ладно? Парень опускает взгляд. Может показаться, что её тело дрожит от холода, но на самом деле… Это её личная ложь. Судорога вызвана спазмами в груди. Ей необходима профессиональная помощь. Она пытается кушать, верно, но этого не достаточно, чтобы поправиться. У неё, мать вашу, была остановка сердца. Это не шутки, и питьевой йогурт, кружка чая с сахаром не спасут положение. Лили Роуз больна. Лили Роуз может умереть. И вина будет на плечах Фарджа. На плечах его эгоизма. Девушка кое-как терпит желание выпустить слезы, но изо всех сил сдерживает их в глазах, отчего те покрываются соленой пеленой жидкости. Смотрит. Ждет. Дейв поднимает на неё взгляд, слабо кивнув головой: — Совсем немного, — не скрывает правду. — Совсем немного времени, Лили. Девушка сжимает губы, дрожащие, в попытке улыбнуться, но в итоге просто растягивает, вновь поворачиваясь к парню спиной, чтобы продолжить приводить себя в порядок. Или же, чтобы позволить себе немного поморщиться от горечи во рту и ненормально большого комка в горле. Влюбленные люди часто бывают эгоистичны по отношению друг к другу. Но этот вид эгоизма не несет в себе ничего темного. В точности наоборот.

***

Джо приехал к утру. Конечно, мы не ложились спать и… Практически не разговаривали. Никто из нас. Дейв иногда перебрасывался фразами с Диланом, только и всего. Сейчас за окном светло. Бледно. И пасмурно. В доме тихо. Парни вместе с Джо сидят в его кабинете, видимо, обсуждая дальнейшие действия. Они не приглашают нас, поскольку… Мы там лишние.

Создавалось под: Missio — Can I Exist

В который раз ставлю чайник нагревать воду. Стою позади Роуз, та сидит за столом, смотря куда-то перед собой, думаю, она тоже копается в себе, расставляя все по местам, взвешивая свои возможности. Я расчесываю её волосы. Девушка вовсе не сутулится, но её позвоночник, он… Так выпирает из-под тонкой бледной кожи. Моргаю, невольно проводя пальцем по его выступам на затылке. Джо привез из города витамины для Лили, сделал мне укол, чтобы я точно ничего не подхватила после укуса пса. Этот человек может и пугает меня, но без него нам было бы тяжелее. Причем, всем. Чайник кипит. Не реагирую, продолжая пальцами водить по тонким, редким волосам подруги. Её организм не в порядке, поэтому нет ничего странного в сильном выпадении волос. — Мэй, — Лили обращается ко мне шепотом. — М? — мычу, начав заплетать тонкую косичку. Она не продолжает. Словно хочет в чем-то мне признаться, но сама себя прерывает, ведь на кухню заходят Дилан с Дейвом. О’Брайен подходит к окну, чтобы проверить территорию, Фардж спешит к чайнику, снимая его с плиты. Молчим. Тишина врастает в наши тела, становится непосильным грузом, но никто не желает заговаривать первым. Все погружены в себя. Мы находимся в одном помещении, в такой близости друг к другу, но при этом мы все оторваны. Никакой моральной связи. Уверена, у них был напряженный разговор с Джо, который, к слову, длился около двух часов. Поглядываю на Дилана. Он поворачивается лицом к нам, но взгляд остается опущенным. Хмур. Ладони прячет в карманы джинсов. Опирается спиной на подоконник. Оглядываюсь на Фарджа. Тот поставил чайник на столешницу, и теперь просто пялится на него, пальцами тихо стуча по горячей поверхности. Напряжение. Натянутое и неприятное. Оставляю косичку Лили без резинки. Медленно покидаю кухню, решая немного отдохнуть от морального давления молчания. Поднимаюсь на второй этаж. В голове мысль — закрыться пока в ванной, будто проблема сама рассосется, пока буду торчать там, запертой ото всех. Иду по коридору и вовсе не торможу в страхе перед Джо, который выходит из своей комнаты. Только замедляю шаг, ведь мужчина обращается ко мне: — Подожди, — он явно уже выпил, но ещё вполне трезв. Мужчина возвращается к себе, а я встаю на пороге его кабинета, обняв себя одной рукой. С напряженным интересом ожидаю продолжения его слов. Джо ходит по комнате с бутылкой виски в руке, открывает ящики стола, шкафа. Что-то ищет, параллельно говоря со мной: — Это будет странная просьба, — предупреждает, но, думаю, ничто не способно удивить меня и лишить способности говорить, так что сохраняю спокойствие, когда мужчина открывает ящик комода, присаживаясь на одно колено. Вытаскивает какую-то небольшую бумажку. Приглядываюсь. Это фотография? Джо встает, поворачиваясь ко мне: — Я попрошу тебя, — подходит ближе. — Держать это у себя, — говорит, пока не демонстрируя мне снимок. — Но… — начинаю мяться. — Зачем? — Кто знает, что будет дальше, возможно, Главный что-то просечет и прикажет сжечь этот дом, а меня не будет здесь, чтобы забрать самое важное, — важное? Этот снимок? — Можешь, придержать его у себя? — протягивает, почему-то не смотрит мне в глаза, так что опускаю взгляд на фотографию, аккуратно взяв из его рук пальцами. Смотрю на цветной снимок. На нем довольно красивая девушка с большими светлыми глазами и вьющимися волосами. Моргаю, желая узнать: — Это… — Моя сестра, — он перебивает, делая глоток. — Я просто прошу тебя, как ответственного человека, сохранить его. Потом заберу, — Джо смотрит на меня с какой-то странной осторожностью, будто боится моего отказа, и по этой причине я чувствую себя неловко, поэтому соглашаюсь: — Конечно, — киваю, пожав плечами. — Хорошо. — Хорошо, — он повторяет за мной, вновь отпивает, поворачиваясь спиной, и идет к дивану, чтобы сесть. Я переминаюсь с ноги на ногу, немного скованно чувствую себя, когда спрашиваю: — Этот ваш Главный… — откашливаюсь, взглядом упираясь в снимок. — Он больной? — искоса смотрю на Джо, а тот таким же образом наблюдает за мной, немного крутя горлышко бутылки: — Он не всегда был таким. — Вы его знали? — Да. — Хорошо? — Достаточно хорошо, — мужчина делает глоток. — В любом случае, он отвратительный человек, — делаю вывод, сжав пальцами фотографию, и не теряюсь от пристального взгляда Джо, которым он меня награждает. — Я надеюсь, он ответит. За все. Джо усмехается: — Поверь, он уже отвечает, — потирает ладонью лоб. — Можешь, закрыть за собой дверь? — открыто намекает, что не хочет говорить. Не настаиваю. Разворачиваюсь, покидая комнату, и прикрываю дверь, оставаясь в коридоре. Рассматриваю фотографию в руках. Красивая девушка. Интересно, жива ли? Что-то мне подсказывает, что нет. Вздыхаю, опуская руки, складываю фотографию несколько раз, сунув в задний карман джинсов. Все мы кого-то теряем. Мысли о непостоянной жизни пугают, сильнее убеждая меня в том, как именно может закончиться наша игра в выживание с Псами. Все серьезно. И сложно. — Теряешь бдительность, — да, я вздрагиваю, совсем не замечая, как ко мне подходит Дилан. Давно он успел подняться сюда? Сколько по времени наблюдает за моей неподвижностью? Поднимаю на него глаза, еще не вырвавшись из мыслей о скоротечности жизни. Парень по-прежнему держит ладони в карманах, смотрит в ответ, останавливаясь рядом: — Кого выжидаешь? Никогда не знаешь, что ждет тебя завтра. Может, именно сегодня я в последний раз встречаю рассвет и глотаю морозный воздух? — Твое молчание еще хуже, чем раздраженный визг, — О’Брайен. Пытается. Шутить. Улыбаюсь, качнув головой: — Ну ты и задница, Дилан, — сую ладони в карманы кофты и поворачиваюсь к парню всем телом. О’Брайен довольно усмехается, явно стараясь скрыть усталость: — Не хочешь поспать? — предлагает, но, несмотря на бессонную ночь, мы вряд ли сможем нормально отдохнуть. — Я бы повалялась, — признаюсь. Слышим шаги, поэтому переводит свое внимание на лестницу. Дейв и Лили поднимаются на этаж, двигаясь к комнате. — Мы хотим немного посидеть, там… — Фардж нервничает. — Обсудить все дерьмо. Вы с нами, или опять будете терроризировать стиральную машинку? Я не могу не улыбаться, а Роуз, кажется, не сдерживает легкий смех. О’Брайен закатывает глаза, взглянув на меня. Поднимаю брови, кивнув головой: — Пойдем, посидим. Да, теперь молчание даже успокаивает. Оно бывает разным. Сейчас оно не давит на меня, думаю, ни на кого, кто сидит в комнате. Лили и Дейв разместились на кровати. Фардж явно клюет носом, но без остановки играет с тонкими пальцами Роуз, которая сидит между его ног, прижавшись спиной к груди. Она расслабленно наблюдает за тем, как парень мнет её ладонь, пальцы, иногда случайно сжимает, отчего они хрустят. Мы с Диланом занимаем кресло напротив. Здесь мало места, но я не против сидеть у него на колене, под боком. Парень перекидывает руку мне на плечо, пальцами водя по вьющимся волосам. Сам смотрит перед собой. Думает. Поворачиваюсь боком, щекой упираясь ему в ключицы, а согнутые колени укладываю на живот. Дилан не моргает, находится в своих мыслях, но опускает руку ниже, начав растирать мое плечо. Будто на автомате. Дейв покусывает губу, собирается с силами, чтобы начать говорить, и мы все ждем его слов. И да, каждый из нас понимает, о чем пойдет речь. — Я знаю, надо повременить, — Фардж начинает, заставляя Роуз слегка сжаться. — Но времени у нас нет, — мельком поглядывает на Дилана. — В прошлый раз мы сделали ошибку, приняв решение без вас, поэтому сейчас хочется обсудить это вместе, — оставляет ладони Лили в покое, обнимая её тело. — Я думаю, тебе будет лучше уехать из города, чтобы лечь в больницу, — парень обращается к Роуз, ненадолго сжав губы, чтобы оценить реакцию. А Лили молчит, устало смотрит в сторону окна. Я подготовила её к этому разговору, так что надеюсь на её спокойную реакцию. — Тебе требуется помощь специалистов, — Дейв словно прощупывает почву, после каждого предложения держит паузу, ожидая, что Роуз вставит свое слово, но она пока молчит. — Твое состояние не стабилизировалось. Держать тебя вне больницы, тем более в такой дальности — опасно, — парень немного мнется, когда Лили наклоняется в сторону, чтобы взглянуть ему в глаза. Смотрит в ответ. Я напряженно наблюдаю за происходящим, боясь негативной реакции со стороны подруги, но кроме грусти в её глазах нет ничего отрицательного. Девушка тяжело дышит, немного хмуря брови: — Тебе будет спокойнее, если я… Уеду и лягу в больницу? — уточняет, и мне удается услышать горечь в её голосе, поэтому носом упираюсь в шею Дилана, отводя взгляд. — Конечно, ты ведь будешь в безопасности, рядом будут врачи и твоя семья. Они позаботятся о тебе, — удивлена тому, как Дейв держится, но и ему приходится шептать, чтобы… Немного скрыть эмоции. — Я согласен, — по моей коже проходит дрожь, когда вступает Дилан. Он ровно дышит, но слышу, как часто бьется его сердце. — Ты не обуза, но с тобой нам будет тяжелее в том плане, что хер знает, когда твое сердце не выдержит или… Та же самая проблема с питанием, — О’Брайен поддерживает Фарджа, кажется, видит, что тому тяжело говорить. Откашливаюсь, немного двигаясь: — Это… Мы ведь переживаем за тебя, так что… — прикусываю губу. Лили переводит на меня взгляд, сжав губы. Опять виновато. Молчим. Ждем её слов. Девушка не нарушает тишину долгие минуты. Видимо, внутри неё борются сомнения и желания. В итоге, она выдыхает. Громко. Сама начинает дергать пальцы рук Дейва, который лицом касается её макушки. Она чувствует. Он немного дрожит. Я могу видеть, как дергаются его плечи. — Я понимаю, — Роуз кивает головой. — Я буду только лишним грузом, так что… — поглядывает на меня, и я отвечаю её зрительному контакту. — Думаю, будет правильно уехать, — шепчет, опуская глаза на руки Дейва, который поднимает голову, надавив щекой ей на висок, чтобы коснуться губами кожи. Опускаю глаза. Тяжелое решение. Но оно верное. Роуз должна лечиться. — Тогда, — поглядываю на Дилана, который подбадривает меня кивком. — Я могу еще раз связаться с твоей мамой. Попросить, чтобы она собрала вещи, купила билеты. Лучше сделать все быстро, пока Псы не начали сильнее терроризировать город, иначе попасть в самолет будет тяжелее, как и покинуть город. — Только уточни, что рейс должен быть утром, — О’Брайен напоминает о том, что банда действует в ночное время суток. Он чешет висок пальцем, поглядывая на молчаливых Роуз и Фарджа. Они оба смотрят вниз, оба ровно и тихо дышат, иногда шевеля пальцами ладоней, что цепляют в замок. С тяжестью в груди слежу за ними, понимая, что человека можно убить, даже не пропуская сквозь его голову пулю. Люди способны ранить себя сами. Словами, поступками. А еще сильнее ранит осознание верности решения. Дейв так ждал перемирия с Лили, уверена, она хотела того же с той же силой, а теперь… У них нет времени. И самое страшное, что подобное ждет меня с Диланом. Один вопрос: когда именно мы придем к этому? Когда мы будем готовы? Точно не сейчас. Сильнее прижимаюсь к нему, чувствуя, что парень крепче обнимает меня рукой. — С Джо мы обсуждали возможность переезда на другое место. Одно такое есть, поэтому, — Дилан рушит тишину, — мы можем перебраться туда сразу после того, как доставим Лили в аэропорт, — свободной ладонью стучит по моей коленке. Смотрит на Дейва. Тот только кивает, не поднимает глаза. Как и Лили. Всё. Они теперь не просто в себе. Они вместе в совершенно своем мире, в котором только и могут, что прижиматься друг к другу. Поэтому я шепотом прошу О’Брайена помолчать. Достаточно. Дилан смотрит мне в глаза, пальцами поправляя вьющиеся локоны, что лезут на лицо. Слабо улыбаюсь, что совершенно не к месту, но не хочу грузить его своим состоянием. Сегодня очень тяжелый день. В эмоциональном и физическом плане. У меня совсем нет сил. Нужно собраться, чтобы действовать дальше, так что дергаю Дилана и остальных, предлагая: — Может, все-таки пробуем поспать? — выбираюсь из объятий парня, встав на слабые, немного трясущиеся ноги. Дейв молча начинает двигаться. Роуз приседает на колени, ждет, пока Фардж откинет одеяло, чтобы потом лечь рядом. Поворачиваюсь к Дилану, протягивая к нему руку, и О’Брайен пожимает её, поднимаясь с кресла. Перед тем, как покинуть комнату, я задвигаю шторы, погружая помещение в полумрак. Дейв и Лили уже лежат. Причем спинами друг к другу. Выхожу, прикрываю дверь. Недолго остаюсь без движения. — Это правильное решение, — Дилан стоит позади, у стены. — Мы не можем помочь ей. Что, если её сердце откажет? Что, если ситуация потребует долгого пребывания в бегах? Она не выдержит, — шепчет. Киваю, разворачиваясь, чтобы продолжить идти по коридору. О’Брайен забрасывает руку мне на плечо, ладонью продолжает потирать предплечье, после чего обнимает за талию, грея кожу. Тяжело. Трудно. Сложно. Но я не хочу, чтобы с Лили что-то произошло. А так мы будем уверены, что она в порядке, что она выздоравливает. Порой верные решения приносят столько боли. Что появляется желание поступить неправильно. *** В комнате становится тихо. В холодном молчании они находятся около получаса, но ни одному не удается уснуть. Роуз еле терпит слезы, что сжигают её глаза. Она пальцами закрывает губы, старается тихо шмыгать носом и в страхе быть услышанной замирает, когда позади начинается движение. Девушка сжимает мокрые веки, всхлипывая от касания губ её плеча, щеки. В каждом действии Дейва читается усталость, сломленность, некая злость на себя. Внутри себя он знал, что его ждет подобное. Но готов все равно не был. Одной рукой опирается на кровать рядом с животом Роуз, целует шею, еле выдерживая её мычание и попытки отвернуть голову, скрыть лицо в подушке. Она хнычет, невольно пиная парня ногами. С такой же злостью, но вызванной обидой из-за безысходности. Фардж громко дышит, немного грубо сжимает её дальнее плечо, разворачивая на спину, лицом к себе. Девушка скрывает глаза под ладонью, всячески утаивает слезы от парня. Тот целует её подбородок, рукой проводит по животу, чувствуя каждый выступ костей. Черт. Девушка больно сжимает его волосы на затылке, дернув голову на себя, и приподнимается на один локоть, целуя губы. Немного неаккуратно, ведь все ещё прерывается на сдержанный плач. Судорога усиливается. У обоих. Дейв отрывается от Лили, слишком агрессивно дернув с её плеч кофту. К черту. Он зол. Не на неё. На себя. Роуз не сопротивляется. Помогает. Она поднимает руки над головой, когда Фардж стягивает с неё футболку, оголяя тело. Наклоняется, целуя, плюет на её желание сделать лишний вздох, да и она забивает на это, громко всхлипывая, когда Дейв наклоняется, оставляя поцелуй на её шее. Ниже. Пальцами мнет тонкую кожу, задевая кости таза. Губами касается ямки между ребрами, вдыхает аромат кожи, рукой поворачивая девушку немного боком, к себе, чтобы после поцеловать её талию. Лили не прекращает ронять слезы. Она мычит, смотрит в потолок, еле разбирая что-либо в своей голове. Полнейший хаос. Ладонью сжимает свои губы, подавляя желание зарыдать. К черту, мать вашу… …Совершенно никакой боли. Осторожно, медленно. Слишком нужно и необходимо. Слезы остывают в глазах девушки, которая только и может, что обнимать парня за шею, пока тот носом лицом упирается в изгиб её плеча. Тяжело дышат. Каждое движение — это дрожь. Причем сильная. Совсем ненормальная. Лили ногти впивает в кожу, с желанием разорвать спину Дейва, а тот зло мычит ей в шею, сильно толкнувшись бедрами. Роуз дергает его за волосы. Он до боли сжимает её затылок пальцами. Девушка бьет его по плечу. Парень резким движением углубляется в неё. Злость. На себя. У обоих. Лили сдается первой. Она неосторожно пальцами сжимает его лицо, заставив парня повернуть голову в ее сторону. Не сопротивляется, своим лбом уткнувшись в её. Не двигаются. Смотрят. Дышат. Слабость охватывает с новой силой. Дейв сглатывает, видя, как дрожат губы Роуз, которая вновь морщится, начав ронять слезы. Фардж целует её. Быстро. И роняет лицо в подушку рядом с её головой. Не двигается. Лили обнимает его спину, губами прижимаясь к плечу. Смотрит в пустоту комнаты, шмыгая носом. Сжимает веки, слыша, как сдержанно парень мычит в подушку. Уже не злость. Нечто, ломающее его ребра. У них одно дыхание. На двоих.