Люблю тебя

Редкое прояснение сознания вырывало меня из того сна, где я все еще была на нашем острове с маяком, с моим любимым Мануэлем. Там, где я была счастлива, купаясь в ярких солнечных лучах, согревающих бирюзовые волны прибоя. Там, где любимый крепко обнимал меня, прижимая к своей груди и даря наслаждение своими ласковыми прикосновениями, вознося до небес в моменты страсти, и медленно возвращая на землю, чтобы в тот же миг снова взлететь ввысь, доведенными нежностью существования. А что было здесь, в реальности? Пустота, одиночество и холод ненужности. Рядом не было главного в моей жизни — его. Сердце разрывалось на части, причиняя неимоверную боль. Он был нужен мне как воздух, что наполняет легкие при вдохе. Но… Каждый раз, открыв глаза, я видела только голубые льдинки, сверкающие на похудевшем лице блондина. Казалось, что он забыл обо всем, посвятив свою жизнь уходу за безнадежно больной с разбитым сердцем. Почему безнадежно? Потому что в тот момент казалось, что с уходом того, кого я любила, меня покинули остатки жизненной силы, подаренной им. Пабло заботился обо мне. Я это чувствовала. Я слышала, как он нашептывал мне на ушко о том, что он обязательно покалечит Агирре, как только найдет его, что он не хочет меня терять, и главное, что он безумно меня любит и всегда будет рядом. Возможно, он действительно верил в то, что его чувства ко мне настоящие, но в моей груди не осталось места для подобного волшебства. Там была пустота. Все произошедшее ввергло меня в полную апатию. Мне не хотелось есть, не хотелось пить, не хотелось вообще жить. Но окружающие не позволяли покинуть их, вынуждая существовать в развеявшемся воздушном замке, от которого не осталось даже руин. Открыв в очередной раз глаза и, не обнаружив на стуле напротив блондина, я вздохнула с облегчением. Впервые с момента исчезновения Ману мне позволили остаться одной. Никто не пытался впихнуть в меня еду, не доставал разговорами ни о чем и не уговаривал доверить рассыпавшееся в труху сердце чужим рукам. Впервые я ощутила свободу. Резко оторвавшись от подушки, я была вынуждена вновь лечь. Голова кружилась со скоростью света. Выждав, когда вращения прекратятся, теперь уже осторожно и медленно я поднялась на ноги. Во всем теле была слабость, и я с трудом смогла удержаться, чтобы не растянуться на полу возле кровати. Собрав остатки сил, я прошла к выходу из комнаты и приоткрыла дверь. В доме царила тишина, которая редко наступала даже ночью. Прошлепав босыми ногами к лестнице, я осторожно спустилась вниз и выскользнула на улицу. В голове билась только одна мысль — найти Мануэля. Я не могла смириться с его словами о другой, все еще надеясь, что он неудачно пошутил. Мне нужно было услышать это глядя в его теплые карие глаза, по которым я безумно соскучилась. Я шла вдоль проезжей части, босая и в ночной сорочке с изображением Микки Мауса на груди. Машины сигналили, и что-то кричали водители, опустив стекло, но я не слышала их. Кто-то останавливался и предлагал проводить домой или отвезти в больницу. Я же продолжала свой путь, вырываясь из рук самых предприимчивых. Тогда доброжелатели отставали и, покрутив пальцем у виска, снова садились в свои дорогие автомобили и с ревом шин срывались с места. Я почти дошла — вдали уже виднелось здание, в котором находилась квартира Ману, когда от усталости я не могла больше волочить ноги. Опустившись на землю и просидев почти час возле бордюра, я снова попыталась подняться. Тело категорически не соглашалось подчиняться разуму, послав все мои желания далеко и надолго. С трудом я смогла встать на четвереньки и собиралась продолжить путь, когда около меня резко затормозила очередная машина. Даже не глядя на пассажиров, я уже знала, что на этом месте мое путешествие закончится. Обливаясь горькими слезами, с сиденья водителя соскочила мама, а из-за задней двери показался Пабло, стремясь поскорее подхватить меня на руки и крепко сжать в объятиях. Глаза бешено блестели, выражая пережитый страх, руки тряслись, а дыхание было прерывистым и частым. — Что же ты делаешь, глупая? — прикрикнул он. — Зачем ушла из дома? Куда тебя понесло? Его нет! Понимаешь, нет! Смирись ты, наконец, с этим и живи дальше! В этот момент меня словно прорвало. Я разрыдалась, сильно, громко. И снова люди вокруг обращали на меня внимание, но только мне было не до них. — Все, — стоя рядом и всхлипывая, произнесла мама. — Я не могу так больше. Она отвернулась и заняла свое место в автомобиле, тогда как Пабло продолжал стоять на дороге, крепко прижимая к своей груди мое тело. Размеренное дыхание и полная антипатия к окружающему. Это действие очередного лекарственного препарата. Кто я? А может, что я? Я сама не уверена, что жива. Словно мое существование оборвалось, остановилось на полпути моей жизни. Но нет. Это не так. Достаточно взглянуть на плывущие вдаль за окном пушистые комья облаков. А жаль. За окном… Там другой мир, на который я смотрю сквозь металлические прутья решетки. Тюрьма? Нет, хуже. Психиатрическая клиника. Одна из самых фешенебельных и дорогих. Для не последних людей общества. Моя мамочка может себе это позволить. Тем более, теперь у нее есть поддержка. Смешно сказать, Соня Рэй влюбилась. В ее — то возрасте! Но она встретила достойного человека и счастлива с ним. Была бы, если бы не я. Каждый раз, навещая свою «бедную и несчастную девочку», она тихо плачет. Нет, не от боли или жалости. Просто потому, что на моих глазах слезы уже давно не просыхали. С тех пор как… Как он меня оставил. Бросил ради другой и даже не осмелился сказать об этом в лицо. Очередная порция таблеток и я вновь не выдерживаю напряжения, и снова плачу. С того момента на дороге, когда я ушла из дома, я постоянно проливаю слезы. Тогда, словно что-то пробило плотину, сломалось, и теперь я уже не могу все починить. Больно. Очень больно. Я могла бы простить измену, но молчаливый побег — нет. Или все же… Кто бы подумал, что предательство так больно ранит. Я чувствую мелкое покалывание в области лопатки. Значит, я все еще жива. Но зачем? Я не хочу. Я ведь сказала маме, что не хочу жить. Эта боль в груди мешает мне сосредоточиться. Я не могу больше ее терпеть. Но почему они меня держат? Почему просто не позволят красиво уйти? Я хочу, чтобы близкие люди помнили меня веселой и заводной, а не растоптанной и с разбитым сердцем. Взгляд скользнул по белым стенам и переместился на окно. Там лето. Солнышко весело пригревает кроны деревьев. Маленькая птичка, перескочив с ветки на ветку, с любопытством заглянула в палату, а после, испугавшись какого-то внешнего шума, вспорхнула ввысь. В такие дни чаще всего я вспоминаю, как проводила их с Мануэлем. Корзинка с легкими закусками, фрукты и, конечно же, мороженое. А еще тонкое одеяло на мягкой траве парка. Где-то рядом поют птицы, невдалеке слышны голоса отдыхающих, но нам все равно, никто не подозревает о нашем присутствии, ведь нас скрывает густая поросль кустарника. Он нежно целует меня, а я кормлю его клубникой или виноградом. Нам ничего не нужно, все необходимое уже есть. Дверь открывается, и воспоминания уплывают вслед за облаками. — Прием лекарств, сеньорита Спиритто, — говорит сестра. Но я не реагирую. Мне незачем что-то отвечать или делать. Сестра сама вытянет мою руку, подвяжет жгут и сделает укол в вену. Я не чувствую боли. Все происходит словно во сне. Но если я сплю, может, стоит самой придумать красивую сказку? Может, пока я тут, заперта в четырех стенах, Мануэль вернулся и ждет меня в своей квартире? Может, он все осознал и хочет увидеть меня, но, ему банально не сообщают о моем местонахождении? А вдруг дверь сейчас распахнется и в щель просунется не блондинистая, а темноволосая голова, сверкая глазами цвета горького кофе. Я невольно подаюсь вперед, и, с замиранием сердца, по лицу расплывается улыбка. Вот же он, мой самый любимый и долгожданный человек. Мое счастье. Моя жизнь. — Сеньорита Спиритто, с Вами все в порядке? — подозрительно спрашивает сестра, но мне плевать на ее слова. Я не слышу их. — Ману, любимый, — осипшим от долгого молчания голосом, говорю я. — Мануэль… — я протягиваю руки к двери, а он отталкивает от себя последнюю преграду и входит в комнату. — Где же ты был так долго, — голос срывается, и по лицу опять струятся слезы. Сестра в ужасе смотрит на меня, не зная, что предпринять. В итоге она кладет в карман белого халата использованный шприц и пулей вылетает из палаты, на ходу громко зовя врача. А мне все равно. Мой любимый уже приблизился ко мне и нежно обнял. Я чувствую его крепкие руки у себя за спиной, а горячее дыхание любимого обжигает кожу на шее. Я прижимаюсь к нему и утыкаюсь носом в твердую грудь. — Я так скучала… Где же ты был? Я извелась вся, — продолжаю я беседу. — Я так люблю тебя. — Сеньорита Спиритто! Прошу Вас, присядьте на койку, — дверь снова распахнулась и на пороге показался лечащий врач. — Вам нужно отдохнуть. Прошу… — Нет, я ничего не хочу. Я не отпущу тебя, любимый. Больше никогда не отпущу, — продолжаю прижиматься к сильной груди и прислушиваться к размеренному дыханию. — Сеньорита Спиритто, прошу Вас, — врач настойчиво взял меня за локоть и потянул к койке. — Идем, не переживайте, все будет хорошо. Не волнуйтесь. — Нет! Не хочу! Ману, любимый! Не отставляй меня! Не исчезай! — Сеньорита Спиритто! Успокойтесь! Вызвав медсестер на помощь, врач сжал мои плечи и все же смог уложить в кровать. Я уже не обращала внимания на то, как сестры удерживают мое исхудавшее тело, как врач делает укол в вену, приговаривая что-то успокаивающее. Все, что имело для меня значение, это неподвижный образ человека, которого я люблю всем своим сердцем. А он все так же продолжал серьезно смотреть на меня, не мигая, и больше походил на застывший фрагмент из жизни — фотографию. Сколько времени так продолжалось, я не могу сказать. Я неподвижно лежала на кровати, получая каждый час новую порцию уколов, то проваливаясь в сон без сновидений, то рассматривая образ любимого человека, который навсегда остался со мной в палате. Однажды я обратила внимание на то, что не могу вспомнить, какого цвета были у него глаза. После не смогла представить, как он улыбается или сердится. Картинка возле входной двери, начала меркнуть. Очередное утро из сотни таких же встретило меня пением птиц за окном. Открыв глаза, я потянулась, ощущая расслабленность в каждой клеточке тела. Привычно взглянув на то место, где всегда находился ОН, я уставилась на расплывшееся мутное пятно. Что это? А что именно я хотела бы увидеть? Ману? А как он должен выглядеть? Собрав все свои силы, я постаралась сосредоточиться, но так и не вспомнила заветный образ. Видимо, все ж не время, а врачи лечат последствия несчастной любви. Хотя… Этот диагноз не подвластен лечению. Да, я не могла вспомнить черты некогда родного лица, цвет глаз или улыбку, не могла вспомнить звук его голоса или смеха, но сердце все так же пропускало удар, стоило только произнести его имя или просто подумать о нем. Как бы там ни было, этот человек на протяжении десяти лет был моим ангелом — хранителем, другом и любимым. Он дарил мне радость и счастье, разукрашивал мое существование в яркие цвета и не позволял чужим черным теням омрачать мой путь. Он был, и я все еще надеюсь, что когда-нибудь он вернется. Пусть не будет все так же, как и прежде, многое изменится, главное — чтобы он жил. А я уж смогу смириться с тем, что он не выполнил своего обещания и не остался рядом до конца моих дней. Я смогу или я не Марица Пиа Спиритто! Спустя пару недель после того, как я смогла договориться сама с собой, я согласилась принять первого посетителя. Ведь с того самого срыва все встречи были прекращены и запрещены. Врачи боялись очередного эксцесса, а родные — что снова станут причиной для взрыва. Дверь открылась и в залитую полуденным солнечным светом палату неуверенно вошла Соня. Мама была очень бледной, даже слой профессиональной косметики не мог это скрыть. Она также похудела и выглядела неимоверно уставшей. Медленный шаг, еще один, за ним еще. И я не выдерживаю. — Видимо, ты совсем не скучала по своей свихнувшейся дочурке, — хрипло произношу я. — Наверно, то, что я здесь, стало лучшим избавлением от психически неуравновешенной обузы. — Марица! — взвизгнула она. — Что ты несешь? Она в два шага преодолевает оставшееся расстояние и крепко обнимает меня. Тут же по ее щекам прокладывают себе дорожку слезы. Мама целует меня, обнимает, то отстраняясь и рассматривая мое изможденное психозом тело, то вновь прижимая к своей груди. И впервые в жизни я не против таких проявлений материнских чувств. Я счастлива, что меня хоть кто-то на этом свете все так же беззаветно любит и дорожит мной. Что я все же не осталась одна. Она долго говорит обо всем, а я только слушаю. Она рассказывает о себе, о своем женихе, «потому что я решила не выходить замуж без тебя, моя девочка. Это было бы нечестно», рассказывает о том, что вскоре у меня появится сестренка. Хотя нет. Она появилась на свет уже давно, просто после заключения брака, она официально станет мне сестрой. Говорила о друзьях и знакомых: о Лухан, которая разругалась и уже помирилась со своим опекуном, о Томасе, ежедневно звонившем и спрашивающем, как у меня дела. И даже о Пабло, который буквально поселился в клинике. Он просиживал под дверью палаты все свободное время, ожидая, когда мне станет лучше, и он сможет зайти. Я слушала ее и понимала, как много времени потеряла, находясь здесь. Было горько от утраты, но и больно за себя, потому что такой незначительный урон повлек такие огромные последствия. Нет, я не перестала любить. Просто смирилась. А сердце все еще продолжало сжиматься от горечи потери. — Дорогая, если ты позволишь, то завтра я навещу тебя вместе с Франко. Я никогда не думала, что встречу человека, которому смогу довериться и полюбить. Да еще в таком возрасте, — хмыкнув, Соня смахнула очередную накатившуюся слезу. — Но Франко… Наверное, я должна благодарить тебя, что все вышло именно так. Боже, что я несу! Прости дорогая! Прости! Я сама не понимаю, что болтаю. Прости, — мама снова потянулась ко мне и, обняв, поцеловала в щеку. — Все нормально, мама. Каждый имеет право на счастье. — И от кого я это слышу? — удивленно воскликнула Соня. — Ты же категорически была против моих романов. Что изменилось? — Может, твоя дочь все же повзрослела? — неуверенно улыбнувшись, спросила я. — Я только надеюсь, что Франко действительно сделает твою жизнь ярче и счастливее. — «Как когда-то Ману мою». — Я буду рада, если завтра вы придете вместе. И прихвати несчастную Барби, послушаю последние сплетни из школы. — Конечно — конечно, дорогая. Обязательно. А ты… ты не хочешь повидать кого-нибудь еще? Если врач, конечно, разрешит. — Думаю, Лухан. Я соскучилась по своей любимой подружке. — И все? — удивленно спросила мама. — Да, пока все. Я не готова встречаться с… С Пабло, если ты о нем. — Доченька, он так тебе помогал и всегда был рядом… — Да, мама, я знаю. Но сейчас я не хотела бы его видеть. — Хорошо, — расстроенно вздохнув, Соня перевела разговор на другую тему. Проведя с мамой время почти до самого вечера, я чувствовала себя намного лучше. Возможно, мне уже и не так долго осталось здесь находиться. Этой ночью мне впервые приснился сон. Я пробиралась сквозь заросли дремучего леса. Ветки деревьев и колючих кустарников то и дело царапали мои оголенные руки и ноги. Туман окутывал плотной пелериной, не позволяя видеть дальше вытянутой руки. Страх сковывал движения и тут же подгонял скорее выбраться из этого мрака. Медленно продвигаясь, я сама не заметила, как лес закончился, а впереди расположилась залитая солнцем лужайка. Свежий воздух буквально опалил легкие после мрачного и сырого запаха леса. Счастье волной накрывало меня. Хотелось петь и танцевать, цитировать стихи, бегать по кругу, подпрыгивать. Словно я вернулась в детство, в самое беззаботное и легкое время. Мягкая зеленая трава манила коснуться ее босыми ногами, и я не сдержалась. Скинув балетки, я провела босой стопой по траве, а после, откинув все предрассудки и осторожность, пробежала по искрящемуся ковру, вдыхая сладкий аромат травы и луговых цветов. Упав на землю, я потянулась, ощущая, как легкость заполняет каждую клеточку тела. Вытянув руку, я стала перебирать травинки, пропуская сочные тонкие листья между пальцев. Совсем рядом раздалось жужжание осы, перелетающей с одного цветка на другой. Как только насекомое отлетело подальше, я дотянулась до освобожденного от пыльцы цветка и сорвала его, стремясь скорее втянуть непередаваемый аромат растения. Раскинувшись на зеленом покрывале, я смотрела в яркое голубое небо, наслаждаясь звуками природы. А проснувшись утром, я вдруг поняла, что с этого момента, наконец-то, все будет хорошо.