VIII Рутина и быт
Ульяна-большая думала, чем ей заняться после завтрака. Думала напомнить Сёмке про его обещание поводить ее по лагерю, но ее перехватила Славя. — Здравствуйте. Вы не могли бы мне помочь? Славю Ульяна-большая увидела вчера впервые в жизни и сейчас невольно сравнивала Славю и девочку, которая оказалась на ее месте в лагере бабы Глаши: «Интересно, а ведь Сашка действительно на нее очень похожа. Только лицом серьезнее и выглядит сдержанней и строже что ли. Застенчивая — от Лены набралась, и командовать она не любит — ее вообще лагерь особо не занимает. Танцы-соло на сцене — ночью, когда никто не видит; повозиться с мелкими, которых она делит с Сёмкой; и тот же Сёмка, через два цикла на третий — вот ее интересы. А здешняя Славя — нет. Славя — хозяйка, ей лагерь как дом, а все пионеры — как младшие братья и сестры. Причем сильно младшие. С которыми возиться не интересно, которыми нужно командовать и которых нужно опекать. А площадь-то она сама лично подметает, просто потому, что в доме должен быть порядок…» — Славя, давай на ты. Я тебя всего на два года старше, — сказала она почти повторив слова Семена, сказанные им — тогда еще физруком-самозванцем при появлении в лагере бабы Глаши. — И то, что в нашем лагере я начальник спорткомплекса, не делает меня еще старше. Так что ты хотела? — Хорошо — на ты. Я как раз и хотела, чтобы ты помогла мне в спорткомплексе порядок навести, раз уж вы все равно там поселились. Мы вчера с твоим Семеном начали, но не успели закончить. А четверых мальчиков из среднего отряда для помощи и переноски тяжестей, я сейчас пришлю. «… А еще она начальник по характеру, ей командовать нужно. Это не в упрек Славе, потому что хороший администратор — человек нужный. Но где ж их взять-то, хороших, да еще и с признаками совести? Вот Славя такая подрастает, но все, с Семкиных времен, никак подрасти не может. А, когда подрастет, однажды случится так, что совесть у нее вступит в противоречие с долгом администратора. Так, кажется, я начинаю зависать, как Семен. Заразилась. О чем я думаю, вообще, мне же девятнадцать лет, а настоящих воспоминаний и того меньше? Или память с предыдущей активной фазы? Или, как Сёмка говорил, есть еще и чужая память? Других двойников? Оригинала? И вот она просыпается? Бедный, как он с этим живет?» — Присылай, буду ждать. Вот так и прошел целый час в привычных уже делах начальника спорткомплекса: в перетаскивании лишних матов в кладовую, в установке на свои места брусьев и перекладины, в подвешивании к потолку колец и каната, в мытье пола и вытирании пыли, и прочая, и прочая, и прочая… Когда, кажется, все было сделано, Ульяна отпустила «добровольцев» и пошла в тренерскую разбираться с вещами. Повесить сушиться полотенца, плавки и купальник, разобрать рюкзак, чтобы через три дня сложить его по новой. Когда разбирала — из кармана в клапане выпал Выключатель. Ульяна вздрогнула и, брезгливо поморщившись, засунула его обратно — даже знать о существовании таких приборов было неприятно, не то что брать в руки. А Семён ничего: терпит и таскает с собой. Говорит: «Век бы его не видеть, но оставлять без присмотра боюсь. Вдруг найдет кто». Почему бы не отплыть на лодке подальше и не утопить прибор? Сёмки все ещё не было, а до обеда оставалась уйма времени. Ульяна достала из своей сумки рабочую тетрадь, ручку, план лагеря и окрестностей, логарифмическую линейку. Надела стеклянный бегунок на древний артефакт, действительно древний — сорок шестого года выпуска: пожелтевший целлулоид; свойства металлов и древесины и физические константы, отпечатанные на обратной стороне линейки; надпись выцарапанная под движком: «Андрейко. Г. Д.»; уже ставшая хрупкой от времени бумага методички — руководства по использованию, отпечатанной в виде небольшой брошюрки. Вспомнила слова бабы Глаши, сказанные ей при вручении линейки: «Калькулятор — хорошо, но доверять здешним калькуляторам не советую. А вот это — не подведет». И устроилась за столом, чтобы рассчитать точные место и время обратного перехода. На столе лежал журнал мод. «Советская модница», — не то, чтобы у Ульяны очень болела об этом голова, но она все же была девочкой и, отложив в сторону тетрадь, потянулась к журналу. «Спасибо, Сёмка, полистаю». Журнал раскрылся, конечно же, на тех страницах, между которыми Семён положил конверт с письмом. Да, тот самый конверт с письмом бабы Глаши. Очень давно Ульяна, не задумываясь, схватилась бы за письмо просто так — от любопытства. А сейчас — повертела конверт в руках, потом, пересилив себя, отложила его в сторону и взялась за расчеты. «Сёмка придет — спрошу. Баба Глаша не чужой мне человек». Так и провозилась до полудня, когда пришел Семен. Было слышно, как хлопнула входная дверь, как Семен не торопясь идет через зал, как он останавливается около гимнастического коня и хлопает ладонью по его дерматиновой спине. Наконец зашел, разулся, прошлепал босыми ногами по свежевымытому полу, аккуратно прислонил гитару к стене и, с видимым облегчением, лег на стопку матов. Поймал обеспокоенный взгляд Ульяны, виновато улыбнулся. — Прости, Рыжик. Виола обещала, что после второго сеанса легче будет. Так что готовься — на тебя вся надежда. — К Мику ходил? — К ней, к болтушке нашей японской. Инструмент попросил, а заодно попытался напомнить ей и Алисе наши выкрутасы на сцене. Не знаю что получилось. Может, и вспомнят потом. Попозже. — А я порядок в спортзале навела, по Славиной просьбе. Так что можно считать, участие в жизни лагеря мы приняли. Ульяна вздохнула, отложила в сторону тетрадь — по расчетам выходило, что отправляться в обратный путь в воскресенье и выходить нужно после обеда, и даже ближе к ужину. Точка перехода еще требовала уточнения, но, похоже, что приходилась на Семенову, то есть на их с Семеном поляну. «Ну хоть топать не далеко. Лишь бы сестренка не увязалась следить». — подумала она. А потом взяла в руки конверт. — Сёмк? — Да, Уля? — Ты письмо прочел? — Прочел, но, если честно, то ничего не понял. Проблема обозначена, а остальное… Написано много и со смыслом, но уже устарело на двадцать лет. Может быть, моему оригиналу это и было бы интересно… Или тому, кем был я, перед тем, как уехать из поселка. А сейчас. Ну узнал я, что баба Глаша — оригинал; наш Шурик, Толик и Виола — подлинники; я — дубликат; ты, скорее всего, копия; а Ольга или Сыроежкин и половина мелочи — миксы. Так! Я зря сейчас про копию сказал, Рыжик? Ульяна внимательно посмотрела на мужа. Улыбнулась. — Конечно зря, Сёмк. Теперь тебе придется мне объяснять — кто это такие и чем мы все друг от друга отличаемся. Это и мой мир, и я тоже хочу знать о нем всё. Но ты о письме говорил. А Семен, сбившись с мысли, молчал еще несколько минут. — В общем, главная мысль в письме та, что наш мир, в котором мы живем, нестабилен. Рано или поздно все здесь может начать сыпаться и, в конце концов, рухнет. Уже признаки есть. Помнишь совершенно осеннее дерево по дороге попалось? А ведь сейчас июнь. И причина нестабильности, вроде как, в здешних обитателях. А что делать баба Глаша не знает и уже не узнает, и оставляет решение нам троим, ну, а теперь, получается — четверым, с тобой вместе. Семен вздохнул и, с тоской в голосе, продолжил. — Может ты, Рыжик мой, что поймешь и подскажешь. Так что читай, а вечером нам нужно будет что-то промямлить. Потому что, когда еще все встретимся. Я бы… Прозвучал сигнал горна, перебив Семена. Тот, несколько театрально кряхтя, поднялся, приняв протянутую руку Ульяны. — Пойдем, продегустируем здешнее меню. Ульяна-маленькая возвращалась из Старого лагеря. Несмотря на темперамент и детскую еще нетерпеливость, девочка умела и строить планы, и выполнять их. Вот и сейчас, проведя полдня в Старом лагере и избавившись от украденной ватрушки, яблока и половины кулька конфет она шла домой и улыбалась очень собой довольная. Старый лагерь был обследован весь: от чердака, и даже от конька крыши и до бомбоубежища. Ульянка пошла бы и дальше, но не смогла открыть вторую дверь, просто не хватило сил. Но и так на первом и втором этажах были найдены пригодные для обитания комнаты, с целыми окнами и без потеков на потолке и стенах, с матрацами свернутыми в рулон, одеялами, подушками и комплектами белья, с печью-буржуйкой в одной из комнат; в бомбоубежище обнаружен целый ящик с сигнальными ракетами, несколько картонных коробок с консервами и запаянными в полиэтилен сухарям, несколько противогазов и костюмов химзащиты. Вырванные из Алисиной тетради с песнями несколько чистых страниц, сейчас все исчирканные записями, схемами и рисунками лежали в кармане, еще несколько страниц было оставлено в Старом лагере. А еще нужно было осмыслить все это найденное богатство. Спрятав в домике за шкаф остатки конфет и положив под матрас свои записи, Ульянка побежала в столовую. Перспективы на вторую половину смены были увлекательнейшие. Настолько, что даже мысли в очередной раз напугать Лену не возникло и девочка-ракета проскочила мимо Лены не останавливаясь. Лена проводила взглядом пробежавшую мимо Ульянку, закрыла книжку, заложив страницу кленовым листом, поднялась с лавочки и пошла к себе. Не стоило тащить книгу в столовую — Женя бы не перенесла следы от рассольника на переплете. И тогда до свидания, источник хороших книг. По дороге поздоровалась с Ольгой Дмитриевной, кивнула гостям. Гости шли держась за руки и им пришлось замедлить шаг и потесниться, чтобы разойтись с Леной. А Лена, пока расходились, невольно подслушала фразу Ульяны-большой: «Сёмк, а кто тогда такие дубликаты?» Что такое дубликат Лена более или менее представляла, но вот местоимение «кто», примененное к дубликату ее озадачило. Самое интересное, Лена чувствовала, что она знает ответ на этот вопрос. Точнее, когда-то знала, но успешно забыла. Так, как забывают ненужные в повседневной жизни: алгоритм нахождения корней квадратного уравнения или доказательство теоремы Пифагора, или неправильные английские глаголы — почти сразу после сдачи экзаменов. — Здравствуй, Леночка. Ты на обед сейчас или у тебя какие-то еще дела? Если на обед, то пойдем вместе? «Микс, — мелькнуло в голове у Лены, — первый удачный микс. Стоп! О чем это я?» Потом, как ни пыталась, так и не смогла вспомнить — каким словом она назвала Мику. — Да, то есть нет, Мику. Нет никаких дел, зашла только книжку положить. По пути увернулись от трех октябрят, несшихся, не разбирая дороги, к умывальникам. «Хорошо, что маленькие, а то затоптали бы». — подумала Лена. Мику рассказывала о визите Семена, о том, что он попросил гитару, о том, что он играет, конечно, средне, но терпеть можно, потом Мику перескочила на больную для нее тему, что пионеры вообще никак и ни на чем не играют и не хотят учиться. Потом опять на Семена, что он… — Мику, — мягко позвала Лена. И, дождавшись молчания подруги, продолжила — У меня такое впечатление, что Семен, как минимум, понравился всем девочкам в лагере. Начиная от Оксаны, — Лена оглянулась вслед пробежавшим октябрятам. — И заканчивая Ольгой Дмитриевной. И мы с тобой тоже в этом списке. Мику рассмеялась негромким, но мелодичным колокольчиком. — Жаль, что он так влюблен в свою рыжую. Все время ищет ее глазами. Не знаю, как у тебя, Леночка, а и у меня, и у Алисы, и у нашей Ульянки такое чувство, будто все мы его давно знаем, причем с хорошей стороны. — Потом вспомнила и добавила. — Знаешь, он, пока был у меня в кружке, все время посматривал на то место, где должна висеть пятая портьера, которой не хватает. Мне было так неудобно, будто это я виновата, что их только четыре. Ольга Дмитриевна стояла на крыльце столовой. Кивнула Виоле с подопечным Толиком, улыбнулась гостям — Семену и Ульяне-большой. — Ульяна, спасибо за помощь в спортзале. — Радастартьсятоварщвожатая! — вытянувшись во фрунт схохмила Ульяна. Потом, продолжая улыбаться, но уже нормальным голосом добавила. — Только ваши мальчики всю работу сделали, я лишь показывала: что и куда. Особенно, — Ульяна оглядела толпу у крыльца, увидела кого хотела, кивнула. — Особенно Артем. Отметьте его как-нибудь, пожалуйста. А то я только спасибо сказать могу. Ольга Дмитриевна согласно кивнула, сделав зарубку в памяти. Дождалась, когда последний пионер зайдет в столовую, и пошла к раздаче сама. Долг вожатой обязывал убедиться, что все население лагеря накормлено и уже потом обедать самой. Пятый день смены без происшествий был прожит до середины.Рутина и быт
12 сентября 2016 г. в 17:17