XII Невостребованное откровение
— Ну как успехи? — первое, что спросил Семен у Лены, столкнувшись с ней на выходе из столовой. — Много записалось? — Не очень, — Лена коротко посмотрела на Семена и опять опустила глаза. — Но достаточно. — Понятно всё. Когда репетиция? — Через час. — Ну, удачи вам тогда. Делать Семену было решительно нечего. Он без цели бродил по лагерю и не мог решить, куда ему податься. Запираться в медпункте с Виолой и Анатолием и размышлять о том, как поступить — ему не хотелось. Все-таки чувствовалась разделявшая их дистанция. Тот, произошедший много лет назад, выстрел из Выключателя, стерший Семену память, не прошел бесследно. И дело даже не в потерянных воспоминаниях, а прежде всего в установившейся дистанции. Как ни странно, но с бабой Глашей в обеих ее ипостасях такой дистанции не чувствовалось: ни как с бабой Глашей, ни как с Глафирой Денисовной. Баба Глаша, хоть и осталась человеком по происхождению, безоговорочно считала себя частью здешнего мира. Эти же обитатели медпункта, как сейчас начал понимать Семен, всегда занимали позицию внешней силы. Доброжелательно-пристрастной, охраняющей мир бесконечного лета от посторонних воздействий, но внешней. Даже не смотря на то, что они оба были, как выразилась в письме баба Глаша, «детьми тумана» — они оба сохраняли память и личности своих оригиналов-людей, и даже сами себя ощущали здесь инородными телами. И агрессивная сексуальность Виолы, и симулируемая Анатолием олигофрения были, в том числе, и способами сохранения дистанции с обитателями лагерей. «Не повезло, — мысленно посочувствовал Семен, — хотеть вернуться и не мочь. А могли бы уплыть через теплообменник, но что-то держит. Может, обязательства, может, что-то еще». «Так, я опять завис. Вернемся к реальности». Медпункт отпадал. Идти к себе в спортзал значило мешать Ульяне-большой, которая надолго застряла за работой. Еще и пожаловалась: «У бабы Глаши был Мозг, вот она все, что мне нужно, и прописала только в самом общем виде и успокоилась. Мол, дальнейшее — очевидно. А мне теперь приходится пробираться сквозь ее мысли и искать решение конкретно нашей задачи. Голова пухнет. Так что ты не мешай мне, Сёмк. Ты тоже мозг, но в этих вещах я лучше тебя разбираюсь». Здешних пионеров не хотелось смущать. Все-таки присутствие малознакомого постороннего взрослого их сковывало. Может, только кроме самых старших и самых мелких… Но у старших были свои дела, а младших Славя организованно увела на пляж. Семен еще побродил по территории, посмотрел на шестерых пионеров, играющих в футбол в одни ворота, подслушал через открытое окно музыкального кружка, как свеженабранные артисты пытаются читать «Костер», разобрав его по ролям, и уже решительно отправился в сторону пляжа. Славя. Славя почему-то стеснялась Семена. Никогда и никого в жизни не стеснялась, а тут такое неудобство. Лежала себе на пляже, попутно купание части младшего отряда (не было только Артема, он наступил на острый сучок и доктор запретила Артему сегодня лезть в воду) контролировала — сегодня Славина очередь. А тут пришел Семен, поздоровался, разделся и улегся на песок в самой верхней части пляжа, там, где на него падает тень от берез. И вроде бы и не смотрит в Славину сторону даже, больше за октябрятами следит, как будто это он здесь сегодня дежурит; или вообще глаза прикроет и дремлет; и расстояние-то до него метров двадцать, никак не меньше. А такое чувство, будто руки и ноги эластичной лентой связали и каждое движение неловким, некрасивым получается, и ощущение как будто тебе спину сверлят взглядом. Хочется сходить и окунуться, а почему-то неловко. Если неловко окунуться, то может подойти и побеседовать о чем-нибудь? Но нет, подойти тоже неловко. Вот у октябрят, у тех никаких комплексов не наблюдалось. Половина с визгом скатывается по горке в воду, а несколько человек подошли к Семену, присели рядом с ним на корточки и о чем-то с ним беседуют. Славя даже заревновала чуть-чуть. С малышней она обходиться умела и малыши ее чужой не считали, но чтобы сами, по собственной инициативе, без вопросов и просьб с ее стороны посвящали в какие-то свои дела… А тут сидят на корточках, что-то по очереди Семену объясняют, тот тоже приподнялся, сел по-турецки, взял прутик в руки и что-то говорит в ответ, рисуя прутиком на песке непонятные схемы. А октябрята его не перебивают, а внимательно слушают. Вдруг Вася — самый тихий, что-то сказал такое, что Семен аж замер на полуслове и вдруг разулыбался — рот до ушей, хлопнул ладонью по песку, ответил Васе так, что вся компания тоже заулыбалась, и пожал каждому руку. Тут Славя еще вспомнила, как Семен в первый же день пошел на стадион и два часа потратил на то, чтобы поиграть с малышней в футбол. На полном серьезе поиграть, и те его охотно приняли, что интересно. Славя все-таки пересилила себя — сходила и окунулась. Пока шла к воде — оглянулась и перехватила взгляд Семена, чувствуя, что краснеет. Тот улыбнулся извиняющейся улыбкой и пожал плечами. Как сигнал послал, что-то вроде: «Не хотел тебя смущать». Пока плавала до буйков и обратно, пока учила Оксану плавать на спине, пока выгоняла посиневшего Серегу из воды, — о Семене не вспоминала, но едва-едва на сухой песок вышла, как сразу невольно бросила взгляд на то место, где был Семен и вздохнула с облегчением — тот уже успел уйти. Славя глянула на часы. — Девочки и мальчики, младший отряд! Купание закончено! Всем из воды, всем вытереться, всем переодеться! В мокрых трусах никто с пляжа не пойдет! — У-у-у-у… — хором протянул младший отряд. — Что попало! Но, как бы то ни было, а режим есть режим и чаще добрым словом, а пару раз и мягким понуканием, но октябрята были выгнаны из воды, вытерты, переодеты, одеты и отправлены по домикам. До площади всем — и малышам и Славе было по пути, поэтому шли по главной аллее, мимо склада и столовой из которой уже вкусно пахло, не разбредаясь. — Вась, чем ты так гостя обрадовал? — почему-то Славя вспомнила этот эпизод. — А он не гость, Славя. Он же здесь жил! Я только спросил его, почему он сразу же, в первый день, не подошел и не поздоровался? — А вы разве знакомы были? Вася вздохнул и повторил еще раз, медленно и терпеливо, как умственно-отсталой. — Конечно, Славя, я же сказал, что он здесь жил. Вы, старшие, иногда не понимаете самых простых вещей. — Подожди… Они уже дошли до площади. Славя еще раз пересчитала малышей и отправила их по домикам. И только Сережа с Оксаной остались маяться поодаль, ожидая, когда помощница вожатой закончит разговор с соседом Сергея по домику. —… как вы могли быть знакомы, если ему двадцать пять, а тебе всего десять? Его даже вожатая не помнит, хотя тоже отдыхала в этом лагере, когда пионеркой была. — Забыла, — Вася пожал плечами. — Мы-то, младшие, многого не помним, а старшие вообще всегда все все забывают. Все прошлые смены, какие прожили. Ты вот тоже забыла. Славя облегченно выдохнула. Она, кажется, чего-то ждала, какой-то истины, произнесенной устами младенца, но этого не случилось. Кажется, вместо истины ей подали простые детские фантазии. — И что же я забыла? — Да всё. Ты встречала его каждую смену, когда он приезжал, а когда он уплыл от нас, ты плакала. А потом каждое воскресенье ходила к пустому автобусу. А потом стал приезжать другой пионер, тоже Семен, но другой. Такой же, как вы все — тоже ничего не помнит. Славя любила детей и любила общаться с детьми. Слушать их истории, а эта история была интересная. По крайней мере, это было что-то новое, свежее и не страшное, в отличие от слышанной уже три раза в трех вариантах «Черной вожатой» и Ульянкиного фирменного «Черного пионера». — Вот как? А этот Семен, значит, помнит? — Да, этот помнит. И Ульяна-большая тоже помнит, но еще не все, еще, бывает, что забывает. — Вы, старшие, иногда перестаете забывать и много смен все помните. А потом опять забываете. — А этот Семен, он тоже все забудет? Васины друзья устали ждать, Васиным друзьям стало интересно, и Васины друзья подошли и присоединились к беседе. Два октябренка, пионер (Васе вот-вот исполнялось десять и оказался он в малышовом отряде по той же причине, по которой Ульяна оказалась в отряде старшем — средний отряд был переполнен) и помощница вожатой отошли к ближайшей скамье. Малыши, кажется, обрадовались, что у них появился слушатель и фантазировали наперебой. — Семен ничего не забудет! — воскликнула Оксана. — Он в том своем лагере, где он сейчас физрук, должен был все забыть, но ничего не забыл! Значит, уже не забудет. — Оксана, а откуда ты знаешь, что он должен был все забыть в том лагере? — А мы, младшие, иногда меняемся лагерями и новости рассказываем. Переходим из лагеря в лагерь. Вот Артем, тот как раз из того самого лагеря, а наш Артем, тот сейчас там. — Вы, старшие, тоже иногда меняетесь лагерями, но ничего не помните, — опять влез Вася со своим «не помните», видимо, это его очень огорчало. — Для вас все лагеря одинаковыми кажутся. — Вася, не мешай, дай я еще расскажу. Жалко, что этот Семен уплыл от нас, потому что Артем рассказывал, какая у них там футбольная команда. И какой праздник Нептуна там устраивают. Славя улыбнулась про себя, стараясь, чтоб малыши не заметили. Обижать их совсем не хотелось — малыши были очень славные. Вася тот уже начинал потихоньку превращаться в подростка, а Сереже с Оксаной — двойняшкам — оставалось до той поры еще года два. Они стояли напротив Слави, и на лицах у них горела жажда поделиться знанием. Ну да, в таком возрасте охотно веришь в собственные фантазии. Славя не выдержала прилива нежности и запустила ладони в волосы близнецов, прихватила пряди и чуть подергала, не больно и не обидно, а именно так, чтобы близнецы почувствовали ласку. — Артем говорит, что Семен очень хороший. Но ты, Славя, тоже хорошая, — Призналась ей Оксана. А Сережа, тот смутился и отдернул голову. — Оксана, ты сказала, тот Артем и наш Артем. А почему никто не заметил разницы? — Потому что в каждом лагере мы одинаковые, как близнецы. — И что, в каждом лагере есть своя Оксана? — И Оксана и Вася, и ты, и вообще все есть. И даже вожатая. Пропел горн, зовущий на ужин. Жалко было отпускать ребят, но режим важен для малышей. Славя сделала себе зарубку в памяти — еще поговорить на эту тему с ребятами. Может быть, со всеми малышами разом. Уж больно фантазия была интересная, даже Славя ей увлеклась и захотелось самой пофантазировать, что где-то сейчас есть другая Славя, которая тоже сидит на лавочке и беседует с малышами. — Так, мальчики и девочка. Мы с вами еще обязательно побеседуем, а сейчас дуйте к умывальникам и на ужин! Пять минут еще у вас есть — успеете, а иначе без сладкого останетесь — друзья съедят. Встала сама и тоже пошла, но для начала в домик — повесить на веревку купальник. Если бы Славя видела сквозь деревья, то сейчас бы она смогла увидеть, как на Ульянкиной тропе столкнулись Семен, идущий из библиотеки к спортзалу, и Артем, бегущий с футбольного поля к себе в домик. Как они стояли друг напротив друга, как потом одинаковыми движениями полезли себе за воротники, и как достали оттуда висевшие у каждого на шее: Артем свисток на зеленой тесьме, а Семен двадцатикопеечную монету на витом черном капроновом шнурке. Как оба расплылись в улыбках, как подошли друг к другу и пожали руки. — Вот ты где! Я рад тебя видеть! — Ага! — Ладно, беги ужинать. Потом еще поговорим.Невостребованное откровение
2 октября 2016 г. в 17:56